Текст книги "Миры Альфреда Бестера. Том 1"
Автор книги: Альфред Бестер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Как создавалась энергия в начале времен, – бесстрастно произнес Престейн. – Через Волю и Идею.
– Уверен, что он христианин-подвальник, – тихо заметил Дагенхем Йанг-Йовилу. Он повысил голос. – Объясните.
– Через Волю и Идею, – повторил Престейн. – ПирЕ можно детонировать лишь психокинетически. Его энергия высвобождается мыслью. Нужно захотеть, чтобы он взорвался. Направленная мысль. Вот единственный способ.
– И нет никакого ключа? Никакой формулы?
– Нет. Лишь Воля и Идея.
Остекленевшие глаза Престейна закрылись.
– Боже всемогущий! – Дагенхем ошеломленно стер пот со лба. – Заставит это задуматься Внешние Спутники, Йовил?
– Это всех нас заставит подумать.
– Это дорога в ад, – прошептала Джизбелла. – Так давайте отыщем эту дорогу и сойдем с нее. У меня есть предложение, Йовил. Фойл возился с ПирЕ в своей лаборатории в соборе, пытаясь анализировать его.
– Я рассказала тебе об этом по строжайшему секрету! – гневно вспыхнула Джизбелла.
– Прости, дорогая. Теперь не время церемониться. Гляди, Йовил… какие-то остатки этого вещества должны были сохраниться, остаться вокруг нас. В растворе, как пыль… Надо детонировать эти остатки и взорвать цирк Фойла к чертовой матери.
– Зачем?
– Чтобы выманить его. Где-то же он спрятал основную массу ПирЕ… Он примчится, чтобы спасти свое сокровище.
– А если взорвется все?
– Не может быть. ПирЕ в сейфе из Инертсвинцового Изомера.
– Возможно, он не весь внутри.
– По словам Джиз – весь. Так, по крайней мере, рассказывал Фойл. Нам придется рисковать.
– Рисковать! – воскликнул Йанг-Йовил. – Мы рискуем всю Солнечную систему превратить в Сверхновую.
– А что остается делать? Выбирай любой путь… и это будет путь к уничтожению. Есть у нас выбор?
– Мы можем подождать, – предложила Джизбелла.
– Чего? Пока Фойл не взорвет нас своими экспериментами?
– Мы его предупредим.
– Нам неизвестно, где он.
– Найдем.
– Как скоро? Разве это не риск? А пылинки ПирЕ вокруг нас? Будут ждать, пока кто-нибудь не превратит их случайно в энергию? А если сейф взломают джек-джантеры в поисках добычи? Тогда уже не пыль, а двадцать фунтов будут ждать случайной мысли.
Лицо Джизбеллы покрылось смертельной белизной. Дагенхем повернулся.
– Тебе решать, Йовил. Йанг-Йовил тяжело вздохнул.
– Я боюсь… Будь прокляты все ученые… Есть еще одно обстоятельство. Внешние Спутники тоже занимаются этим. У нас имеются основания полагать, что все агенты отчаянно ищут Фойла. Если мы будем ждать, они могут добраться до него первыми. Да что там, возможно, он уже сейчас у них в лапах.
– Итак, твое решение…
– Взрывать.
– Нет! – вскричала Джизбелла.
– Как? – спросил Дагенхем, не обращая на нее внимания.
– О, у меня как раз есть человек для такой работы. Односторонний телепат по имени Робин Уэднесбери.
– Когда?
– Немедленно. Эвакуируем соседние районы. Новости будут переданы по всей системе. Если Фойл находится на Внутренних Планетах, он услышит об этом.
– Не «об этом», – отчаянно проговорила Джизбелла. – Он услышит это. Это последнее, что каждый из нас услышит.
Как всегда, возвращаясь после тяжелого, бурного, но выигранного процесса, Регис Шеффилд был доволен и благодушен, словно нахальный петух, только что победивший соперника в жестоком бою. Он остановился у Блекмана в Берлине, выпил и поболтал там о ходе военных действий. Добавил и еще поболтал в Париже. Основательно посидел в лондонском «Кожа-да-кости». И в свою нью-йоркскую контору попал уже изрядно навеселе.
Миновав узкие коридоры и внешние комнаты, он ступил в приемную, где его встретил секретарь с пригоршней бусинок-мемеографов.
– Я заткнул их за пояс! – восторженно сообщил Шеффилд. – Осуждены, плюс возмещение всех убытков.
Он взял бусинки и стал кидать в самые неподходящие места по всей комнате, включая разинутый рот секретаря.
– Как, мистер Шеффилд! Вы пили!..
– Ничего, сегодня уже работы нет. Военные новости чересчур унылые. Надо оставаться бодрым. Не поскандалить ли нам на улице?
– Мистер Шеффилд!
– Есть что-нибудь неотложное?
– Вас ждет в вашем кабинете один джентльмен.
– Ого! Ему удалось проникнуть так далеко? – Шеффилд уважительно покачал головой. – Кто он? Сам Господь бог?
– Он не представился, но дал мне это.
Секретарь протянул Шеффилду запечатанный конверт со сделанной небрежным почерком надписью «КРАЙНЕ ВАЖНО».Движимый любопытством, Шеффилд быстро его вскрыл. Внутри лежали две банкноты по 50 000 кредитов. Не говоря ни слова, Шеффилд повернулся и ворвался в кабинет.
– Они настоящие! – с порога выпалил он.
– Насколько мне известно.
– Ровно двадцать таких купюр выпущено в прошлом году. Все хранятся в Земном Казначействе. Как они к вам попали?
– Мистер Шеффилд?
– Кто же еще?… Как они к вам попали?
– Взятка.
– Зачем?
– Я полагал, они могут пригодиться.
– Для чего? Для других взяток?
– Если законную оплату считать взяткой.
– Я сам устанавливаю размер платы, – отрезал Шеффилд и кинул бумажки Фойлу. – Достанете их снова, если я решу взять ваше дело, и если я решу, что могу быть настолько вам полезен. В чем суть вашей проблемы?
– В преступлении.
– Пока не уточняйте. И…?
– Я хочу придти с повинной.
– В полицию?
– Да.
– Какое преступление?
– Преступлен-и-я.
– Назовите два.
– Грабеж и изнасилование.
– Еще два.
– Шантаж и убийство.
– Еще.
– Измена и геноцид.
– Это исчерпывает ваш реестр?
– Пожалуй. Хотя, возможно, когда мы станем уточнять, вскроется еще несколько.
– Я вижу, вы времени зря не теряли… Либо вы Принц Злодеев, либо сумасшедший.
– Я был и тем, и другим, мистер Шеффилд.
– Почему же вы решили сдаться в руки правосудия?
– Я пришел в себя, – с горечью ответил Фойл.
– Я имею в виду не это. Преступник никогда не сдается, пока его не настигли. Вас явно не настигли. В чем тогда дело?
– Произошло самое ужасное, что может случиться с человеком. Я подхватил редкое заболевание «совесть».
Шеффилд фыркнул.
– Это может плохо кончиться.
– Уже кончилось. Я понял, что вел себя, как зверь.
– И теперь желаете искупить вину?
– Нет, все не так просто, – мрачно изрек Фойл. – Собственно, поэтому я пришел к вам… для коренной переделки. Человек, который ставит свои решения выше общества, – преступник. Человек, нарушающий морфологию общества, – рак. Бывают цепные реакции. Искупить вину наказанием недостаточно. Все еще нужно расставить на свои места. Если бы положение можно было бы исправить, просто-напросто казнив меня, или отправив обратно в Жофре Мартель…
– Обратно? – быстро вставил Шеффилд.
– Уточнять?
– Пока не надо… Продолжайте. Похоже, вы мучаетесь душевной болью.
– В том-то и дело. – Фойл вскочил на ноги и зашагал по комнате, нервно сминая банкноты длинными пальцами. – Все смешалось в одну дьявольскую кашу, Шеффилд. Есть девушка, которая обязана заплатить за ужасное, тягчайшее преступление. То, что я люблю ее, впрочем, не обращайте внимания. Она – раковая опухоль. Ее необходимо вырезать… как и меня. Видимо, мне придется дополнить свой реестр. Моя личная явка с повинной, собственно, ничего не меняет.
– Черт подери, о чем вы?! Что за чушь?
Фойл поднял глаза и пристально посмотрел на Шеффилда.
– Одна из Новогодних бомб только что вошла в ваш кабинет и заявляет: «Пожалуйста, сделайте все, как было. Соберите меня снова и отправьте домой. Восстановите города, которые я стерла с лица земли, людей, которых я уничтожила». Вот зачем я хочу нанять вас. Не знаю, как ведут себя преступники, но…
– Спокойно и благоразумно, как здравомыслящий бизнесмен, которому не повезло, – с готовностью подсказал Шеффилд. – Абсолютно ясно: вы не профессионал, а любитель, если преступник вообще. Мой дорогой сэр, пожалуйста, будьте благоразумны. Вы приходите ко мне, сумасбродно и несдержанно обвиняя себя в грабеже, насилии, убийстве, геноциде, измене и еще бог весть в чем. Неужели вы ожидаете, что я всему этому поверю?
Внезапно в кабинет джантировал личный секретарь Шеффилда, Банни.
– Шеф! – возбужденно затараторил он. – Подвернулось кое-что совершенно новое. Джант-камера. Два типа подкупили кассира сфотографировать внутренние помещения Земного Кредитного… О-о, простите. Я не заметил, что у вас… – Банни неожиданно замолчал и широко раскрыл глаза. – Формайл! – воскликнул он.
– Что? Кто?
– Как, вы не знаете его, шеф? – Банни запнулся. – Это Формайл с Цереса. Гулли Фойл.
Больше года назад Региса Шеффилда, как тетиву лука, гипнотически взвели для этой минуты. Его тело было готово реагировать мгновенно. С быстротой молнии Шеффилд поразил Фойла тремя уларами: в висок, горло, пах. Заранее было решено не полагаться на оружие: его могло не оказаться под рукой.
Фойл упал. Так же мгновенно Шеффилд расправился с Банни. Затем он плюнул на ладонь. Было решено не полагаться на наркотики: их могло не оказаться под рукой. Его слюнные железы под воздействием раздражителя выделяли антиген. Шеффилд разорвал рукав Фойла, глубоко процарапал ногтем его локоть и втер в рану слюну, вызывая анафилакцию.
Странный крик сорвался с губ Фойла. На его лице выступила багровая татуировка. Прежде чем оглушенный секретарь успел пошевельнуться, Шеффилд взвалил Фойла на плечо и джантировал.
Он материализовался в самом центре Пятимильного Цирка в соборе Св. Патрика. Это был дерзкий, но рассчитанный ход. Здесь его стали бы искать в последнюю очередь, и в то же время именно здесь, скорее всего, и находился ПирЕ. Шеффилд был готов к любым встречам, но цирк оказался пуст.
Тут уже похозяйничали грабители. Гигантские шатры выглядели потускневшими и заброшенными. Шеффилд вбежал в первый попавшийся из них и очутился в походной библиотеке Формайла, наполненной сотнями книг и тысячами блестящих мемео-бусинок. Джек-джантеров не интересовала литература. Шеффилд свалил Фойла на пол, и только тогда достал из кармана пистолет.
Веки Фойла затрепетали, глаза открылись.
– Я ввел наркотик, – быстро с казал Шеффилд. – Не вздумай джантировать, не шевелись. Предупреждаю. Ты у меня в руках.
Плохо соображая, что к чему, Фойл попытался подняться. Шеффилд мгновенно выстрелил и опалил его плечо. Фойла швырнуло на каменный пол. В ушах шумело. По жилам текла отравленная кровь.
– Предупреждаю, – повторил Шеффилд. – Я готов на все.
– Что вам надо? – проговорил Фойл.
– Две вещи. Двадцать фунтов ПирЕ и тебя. Тебя самого больше всего.
– Псих! Проклятый маньяк! Я пришел к вам с повинной… сдаваться… отдать добровольно…
– Отдать ВС?
– …Чему?
– Внешним Спутникам? Произнести по буквам?
– Нет… – еле слышно пробормотал Фойл. – Мне следовало догадаться. Шеффилд… патриот… агент ВС. О-о, я болван…
– Ты самый ценный болван на свете, Фойл. Ты нужен нам еще больше, чем ПирЕ. Про ПирЕ мы мало что знаем, зато нам отлично известно, кто ты.
– О чем вы? Что вы несете?
– Господи! Ты ничего не знаешь, да? Итак, ты ничего не знаешь… и не подозреваешь…
– Что?!
– Послушай. – Шеффилд говорил громким резким голосом. – Вернемся на два года назад. Гибель «Номада». Наш крейсер снял тебя с обломков «Номада». Единственного, кто остался в живых.
– Значит, «Номад» уничтожил корабль ВС?
– Да. Не помнишь?
– Я ничего не помню об этом. Я не мог вспомнить, сколько ни пытался.
– Сейчас объясню почему. У капитана крейсера родилась идея. Тебя должны использовать… превратить в подсадную утку, понимаешь? Таким же полумертвым, как нашли, тебя выбросили в космос с работающим маяком. Ты передавал сигнал бедствия и молил о помощи на всех волнах. Согласно замыслу, крейсер подстерегал в засаде любой корабль ВП, который придет на твое спасение.
Фойл начал смеяться.
– Я встаю, – прохрипел он. – Стреляй, сволочь, я встаю.
– Он с трудом поднялся на ноги, зажимая раненное плечо. – Итак, «Ворга» все равно не мог меня спасти. – Фойл страшно оскалился. – Из меня сделали всего лишь подсадную утку. Ко мне нельзя было подходить. Я был приманкой в западне… Не правда ли, смешно. «Номад» никто не имел права спасать. Следовательно, у меня нет никакого права на месть.
– До тебя все еще не дошло? – взревел Шеффилд. – «Номада» там и в помине не было! Тебя выкинули из крейсера в шестистах тысячах миль от «Номада».
– В шестистах тысячах?!
– «Номад» находился слишком далеко от основных путей… Итак, ты оказался в космосе. Крейсер отошел назад, не спуская с тебя глаз. На скафандре мигали фонари. Ты молил о помощи на всю мощь передатчика. Затем пропал.
– Пропал?
– Исчез. Ни огней, ни сигналов. Крейсер вернулся для проверки. Ты исчез без следа. Потом мы узнали… ты вернулся на «Номад».
– Невозможно.
– Да пойми же, черт подери! – яростно прошипел Шеффилд. – Ты джантировал в космосе. Полуживой, на грани смерти, в бреду. Ты джантировал шестьсот тысяч миль в абсолютной пустоте! Сделал то, что до тебя никому не удавалось. Одному Богу известно, каким образом. Да ты сам и не знаешь как это произошло. Но мы узнаем. Я заберу тебя на Спутники. Там мы узнаем, в чем тут секрет, даже если нам придется вырывать его раскаленными клещами.
Он перебросил пистолет в левую руку, правой схватив Фойла за горло.
– Но сперва нам нужен ПирЕ. Ты отдашь его, Фойл. Не тешь себя надеждой. – Он наотмашь ударил Фойла рукояткой пистолета. – Я на все пойду. Не сомневайся. – Он снова ударил Фойла, холодно, рассчетливо. – Ты жаждал наказания? Ты его обрел!
Банни соскочил с общественной джант-площадки и помчался к главному входу нью-йоркского филиала Центральной Разведки как испуганный кролик. Проскочив через внешний кордон охраны, через защитный лабиринт он ворвался во внутренние помещения. Его преследовали по пятам. Впереди выросли мрачные фигуры… Охранники окружили его со всех сторон и спокойно ждали.
Банни начал кричать:
– Йовил! Йовил! Йовил!
Продолжая бежать, он метался между столами, опрокидывая стулья и создавая страшный шум. При этом он продолжал истошно орать:
– Йовил! Йовил!
Когда его скрутили, появился Йанг-Йовил.
– Что все это значит?! – рявкнул он. – Я приказал, чтобы мисс Уэднесбери работала в абсолютной тишине.
– Йовил! – закричал Банни.
– Кто это?
– Секретарь Шеффилда.
– Что?… Банни?
– Фойл! – взвыл Банни. – Гулли Фойл!
Йанг-Йовил покрыл разделявшие их пятьдесят футов ровно за одну и шестьдесят шесть сотых секунды.
– Что – Фойл?!
– Он у Шеффилда.
– Когда?
– Полчаса назад.
– Почему тот его сюда не привел?
– Не знаю… кажется… он агент ВС…
– Почему не пришли сразу?
– Шеффилд джантировал с Фойлом… Нокаутировал его и исчез. Я искал. Повсюду. Джантировал в пятьдесят мест за двадцать минут…
– Любитель! – презрительно воскликнул Йанг-Йовил. – Почему вы не предоставили это профессионалам?
– И все-таки я нашел их.
– Нашли! Где?
– Собор Святого Патрика. Шеффилду нужен…
Но Йанг-Йовил крутанулся на каблуках и уже бежал по коридору с криком:
– Робин! Робин! Остановись!
В этот миг его уши заложило грохотом взрыва.
Глава 8Как разбегающиеся круги на воде, распространялись Идея и Воля, ширились и ширились, выискивая, нащупывая и спуская чувствительный субатомный курок ПирЕ. Мысль находила частички, пыль, дым, пар, молекулы. Воля и Идея концентрировали их.
В Сицилии, где д-р Франко Торре до изнеможения бился, пытаясь раскрыть секрет одного кусочка ПирЕ осадки и отстой из лаборатории по дренажной трубе попадали в море. Много месяцев течения разносили их в разные стороны. В конце концов морская поверхность сгорбилась, колоссальные массы воды вознеслись на пятьдесят футов и покатили по их следам, на северо-восток к Сардинии и на юго-запад к Триполи. В микросекунду все Средиземноморье оказалось во власти гигантского водяного червя, обвившегося вокруг островов Панталлерия, Лампедуза, Линоза и Мальта.
Какие-то милиграммы были сожжены, ушли в трубу вместе с дымом и паром и продрейфовали сотни миль, прежде чем осесть. Эти частички заявили о себе в Марокко, Алжире, Ливии и Греции слепящими точечными взрывами, невероятной кратности и мощности. Другие, еще блуждающие в стратосфере, обнаружили себя, засверкав дневными звездами.
В Техасе, где над ПирЕ безрезультатно бился профессор Джон Мантли, большая часть отходов попала в выработанную нефтяную скважину, используемую для хранения радиоактивных отбросов. ПирЕ просочился в водозаборник и медленно распространился по площади около десяти квадратных миль. Десять квадратных миль техасских квартир взлетели на воздух. Большое скрытое месторождение газа нашло, наконец, выход наружу и с ревом устремилось на поверхность. Там искры от летящих камней воспламенили его и превратили в беснующийся факел в две сотни футов высотой.
Миллиграмм ПирЕ отложился на кружке фильтровальной бумаги, давным-давно смятой, выброшенной и забытой. Переработанная вместе с макулатурой, она попала в форму для гарта и уничтожила целиком вечерний тираж «Глазго Обсервер». Частичка ПирЕ осела на лабораторном халате, переработанном в тряпичную бумагу, и развеяла на молекулы благодарственную записку, написанную леди Шрапнель, а заодно и тонну ее почты.
Манжет рубашки, ненароком оказавшийся в кислотном растворе ПирЕ и много месяцев назад выкинутый хозяином вместе с рубашкой, в одно мгновение оторвал руку джек-джантера. Миллионная доля грамма ПирЕ, оставшаяся на хрустальной лабораторной посуде для выпаривания, используемой в качестве пепельницы, в мановение ока сожгла кабинет некоего Бейкера – торговца уродами и поставщика чудовищ.
По всей планете гремели взрывы, бушевали пожары, сверкали вспышки, горели метеориты в небе, узкие каналы и гигантские воронки вспахивали, вспучивали землю, как будто разгневанный Бог снова посетил свой народ с огнем и серой.
В лаборатории Формайла в соборе Св. Патрика оставалась почти десятая доля грамма ПирЕ. Остальное было заперто в сейфе из Инертсвинцового Изомера и надежно защищено от случайного или намеренного психокинетического воспламенения. Колоссальная энергия, высвободившаяся из этой десятой доли грамма, разбросала стены и расколола полы, словно в судороге землетрясения. Какое-то мгновение контрфорсы еще поддерживали колонны, затем и они рухнули. Ревущей лавиной повалились башни, шпили, устои, подпоры и крыша и застыли над зияющим кратером пола в безумно переплетенном равновесии. Дуновение ветра, слабая дрожь, – в обвал завершится, наполняя воронку камнями и размельченной пылью.
Звездная температура взрыва зажгла сотни пожаров и расплавила древнюю толстую медь обвалившейся крыши. Участвуй во взрыве еще один миллиграмм ПирЕ, и жара хватило бы, чтобы немедленно испарить металл. А пока он до бела раскалился и начал течь. Каплями, струйками и потоками расплавленная медь нащупывала путь вниз через нагромождение камней, железа, дерева и стекла, словно некий чудовищный огненный змей, ползущий сквозь дебри.
Дагенхем и Йанг-Йовил материализовались почти одновременно. Через мгновение появилась Робин Уэднесбери, затем Джизбелла Мак Куин. Прибыли дюжина оперативных работников Разведки, шесть курьеров Дагенхема, престейновская джантстража и полиция. Они оцепили полыхающие развалины, хотя любопытных почти здесь не оказалось. Нью-йоркские жители, в памяти которых осталось Новогоднее Нападение, в панике джантировали прочь.
С протяжным гулом свирепствовал огонь, пожирая зависшие в угрожающе шатком равновесии развалины. Чтобы перекрыть страшный рев приходилось кричать, хотя каждый и боялся вибрации. Йанг-Йовил наклонился к Дагенхему и проорал ему на ухо новости о Фойле и Шеффилде. Дагенхем кивнул. На его лице появилась смертельная улыбка.
– Нужно попасть внутрь, – закричал он.
– Защитные костюмы, – крикнул Йанг-Йовил.
Он исчез и материализовался с парой белых огнеупорных костюмов. При виде их Робин и Джизбелла истерически закричали. Дагенхем и Йанг-Йовил, не обращая внимания, залезли в инертизомерную броню и двинулись в горящий ад.
Гигантская сила взрыва смяла собор Святого Патрика и сложила обломки в некое подобие шатра. Сверху медленно текли языки расплавленной меди, забираясь в каждую щель, осторожно нащупывая, обходя или покрывая обугленное дерево, раздробленные камни, разбитое стекло. Тонкие струйки меди едва светились вишневым светом. Мощные потоки полыхали и разбрасывали искры раскаленного добела металла.
Под образовавшимся шатром на месте кафедрального пола зияла огромная дыра. Взрыв расколол и отбросил в сторон плиты, обнажая подвалы, погреба и хранилища. Они были заполнены каменным крошевом, балками, трубами, проволокой, остатками шатров Пятимильного Цирка и освещались неверным светом маленьких огоньков. Когда в кратер потекли первые потоки расплавленной меди, все озарилось слепящим светом.
Привлекая внимание Йанг-Йовила, Дагенхем постучал его по плечу и указал вниз. На середине склона кратера, в самой гуще каменного завала, виднелись изуродованные остатки тела Региса Шеффилда. Йанг-Йовил постучал по плечу Дагенхема и протянул в этом направлении руку. Почти на самом дне огромной воронки лежал Гулли Фойл. Вдруг сверху сорвалась струя расплавленной меди, и в свете брызг они увидели, как он шевелится. Дагенхем и Йанг-Йовил немедленно повернулись и выбрались из собора.
– Он жив.
– Невообразимо.
– Я, кажется, могу это объяснить. Заметили рядом остатки тента? Очевидно, взрыв произошел в дальнем углу собора, и шатры ослабили удар. Потом Фойл провалился под пол прежде, чем стали падать обломки.
– Что ж, похоже. Надо его вытащить. Он – единственный человек, кто знает, где находится ПирЕ.
– Разве могло остаться что-то… невзорванное?
– В сейфе из ИСИ – да. Но как нам его поднять оттуда?
– Сверху к нему не подобраться.
– Почему?
– Одно неверное движение, и все обрушится.
– Ты видел стекающую медь? Так вот, если еще десять минут он останется там, то будет плавать в пруду из расплавленного металла.
– Что же делать?
– Есть одна задумка…
– Какая?
– Подвалы здания Эр-Си-Эй так же глубоки, как собора.
– И?…
– Спустимся и попытаемся пробить ход. Может быть, доберемся до Фойла снизу.
В старое здание Эр-Си-Эй, давным-давно запертое и заброшенное, ворвался отряд. Они вломились в нижние пассажи, ветхие музеи древних розничных магазинов. Нашли грузовые шахты и спустились по ним в подвалы, заполненные электрооборудованием, обогревательными и холодильными системами. Спустились еще ниже, на уровень фундамента, по грудь в воде от ручьев доисторического острова Манхэттен, от ручьев, которые все еще текли под покрывающими их улицами.
Медленно продвигаясь по направлению собора Св. Патрика, отряд неожиданно обнаружил, что непроглядная тьма освещается огненным мерцанием. Дагенхем закричал и бросился вперед. Взрыв, открывший подвалы Св. Патрика, расколол перегородку между склепами двух зданий. Через искромсанные разрывы в земле и камне открывался вид дна ада.
В лабиринте искореженных труб, балок, камней, проволоки и металла лежал Гулли Фойл. Его освещало мерцающее сияние сверху и маленькие языки пламени вокруг. Одежда на нем горела. На его лице пылала татуировка.
– Боже мой! – воскликнул Йанг-Йовил. – Горящий Человек!
– Что?
– Горящий Человек, которого я видел на Испанской Лестнице. Впрочем, сейчас это уже неважно. Как нам быть дальше?
– Идти вперед, разумеется.
Слепящий белый плевок меди внезапно упал сверху и с громким чавканьем расплескался в десяти футах от Фойла. За ним последовал второй, третий. Начало образовываться маленькое озеро. Дагенхем и Йанг-Йовил опустили лицевые пластины своих костюмов и полезли через щель. После трех минут отчаянных попыток им стало ясно: они не смогут подобраться к Фойлу. Снаружи пройти через лабиринт оказалось невозможно. Дагенхем и Йанг-Йовил попятились назад.
– Нам к нему не подойти, – прокричал Дагенхем. – Он может выбраться сам.
– Каким образом? Он очевидно не в состоянии джантировать иначе бы его здесь не было.
– Он может ползти. Смотри. Налево, потом вверх, назад, обогнуть балку, поднырнуть под нее и выпихнуть тот спутанный клубок проволоки. Внутрь нам его не протолкнуть.
Край озера расплавленной меди медленно ползло к Фойлу.
– Если он сейчас же не вылезет оттуда, то зажарится заживо.
– Ему надо подсказать, что делать.
Они начали кричать:
– Фойл! Фойл! Фойл!
Горящий человек в лабиринте двигался еле-еле. Шипящий металл полыхал огнем.
– Фойл! Поверни влево. Ты слышишь? Фойл! Поверни влево и лезь наверх. Потом… Фойл!
– Он не слушает… Фойл! Гулли Фойл! Ты слышишь нас?
– Надо послать за Джиз. Может быть, он ее послушает.
– Нет, лучше за Робин.
– Согласится ли она? Спасти именно его?
– Ей придется. Это больше, чем ненависть. Это больше, чем все на свете. Я приведу ее.
Йанг-Йовил повернулся, но Дагенхем остановил его.
– Погоди, Йео. Взгляни на него. Он мерцает.
– Мерцает?
– Смотри! Он… исчезает и появляется. Часто-часто. Вот он есть, а вот его нет.
Фойла словно била мелкая дрожь. Он напоминал неистово трепещущего мотылька, плененного манящим огнем.
– Что это? Что он пытается сделать? Что происходит?
Он пытался спастись. Как загнанный зверь, как раненная птица, как бабочка, заманенная открытой жаровней маяка, он отчаянно бился… опаленное измученное создание, из последних сил пытающееся выжить, кидающееся в неведомое.
Звук он видел. Воспринимал его как странной формы свет. Они выкрикивали его имя. Он воспринимал яркие ритмы:
Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л
Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л
Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л
Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л
Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л Ф ОЙ Л
Движение казалось ему звуком. Он слышал корчащееся пламя, слышал водовороты дыма, мерцающие глумящиеся тени… Все обращались к нему на странных языках.
– БУРУУ ГИАР РУУАУ РЖЖИНТ? – вопрошал пар.
– Аш. Ашша. Кири-тики-зи мдик, – причитали мельтешащие тени.
– Ооох. Ааах. Хиии. Ччиии. Оооо. Аааа, – пульсировал раскаленный воздух. – Ааах. Мааа. Пааа. Лааааа!
И даже огоньки его собственной тлеющей одежды шипели какую-то белиберду в его уши:
– МАНТЕРГЕЙСТМАНН! УНТРАКИНСТЕЙН ГАНЗЕЛЬСФУРСТИН-ЛАСТЭНБРУГГ!
Цвет был болью… жаром, стужей, давлением, ощущением непереносимых высот и захватывающих дух глубин, колоссальных ускорений и убийственных сжатий.
КРАСНОЕ ОТСТУПИЛО
ЗЕЛЕНОЕ НАБРОСИЛОСЬ
ИНДИГО С ТОШНОТВОРНОЙ СКОРОСТЬЮ
ЗАСКОЛЬЗИЛО ВОЛНАМИ,
СЛОВНО СУДОРОЖНО ТРЕПЕЩУЩАЯ
ЗМЕЯ
Осязание было вкусом… прикосновение к дереву отдавало во рту кислотой и мелом. Металл был солью, камень казался кисло-сладким на ощупь, битое стекло, как приторное пирожное, вызывало у него тошноту.
Запах был прикосновением… Раскаленный камень пах как ласкающий щеку бархат. Дым и пепел терпким шероховатым вельветом терли его кожу. От расплавленного металла несло яростно колотящимся сердцем. Озонированный взрывом воздух пах как сочащаяся сквозь пальцы вода.
Фойл не был слеп, не был глух, не лишился чувств. Он ощущал мир. Но ощущения поступали профильтрованные через нервную систему исковерканную, перепутанную и короткозамкнутую. Фойл находился во власти синестезии, того редкого состояния, когда органы чувств воспринимают информацию от объективного мира и передают ее в мозг, но там все ощущения путаются и перемешиваются друг с другом. Звук выражается светом, движение – звуком, цвета кажутся болью, прикосновения – вкусом, запах – прикосновением.
Фойл не просто затерялся в адском лабиринте под собором Святого Патрика, он затерялся в калейдоскопической мешанине собственных чувств. Доведенный до отчаяния, на самой грани исчезновения, он отказался от всех порядков и привычек жизни, или, может быть, ему в них было отказано. Из сформированного опытом и окружающей средой существа Фойл превратился в зачаточное, рудиментарное создание, жаждущее спастись и выжить и делающее для этого все возможное. И снова, как и два года назад, произошло чудо. Вся энергия человеческого организма, целиком, каждой клетки, каждого нерва, мускула, фибра питала эту жажду. И Фойлу удалось-таки джантировать в космос.
Его несло по геопространственным линиям искривленной вселенной со скоростью мысли, далеко превосходящей скорость света. Пространственная скорость была столь пугающе велика, что его временная ось отошла от вертикальной линии, начертанной от Прошлого через Настоящее и Будущее. Он мчался по новой, почти горизонтальной оси, по новой геопространственной линии, движимый неисчерпаемыми возможностями человеческого мозга, не обузданного более концепциями невозможного.
Снова он достиг того, чего не смогли Гельмут Грант, Энрико Дандридж и другие экспериментаторы, так как паника заставила его забыть пространственно-временные оковы, обрекшие на неудачу все предыдущие попытки. Он джантировал не в Другое Место, а в Другое Время. Произошло самое важное. Сознание четвертого измерения, завершенная картина Стрелы Времени и своего положения на ней, которые заложены в каждом человеке, но находятся в зачаточном состоянии, подавляемые тривиальностью бытия, у Фойла выросло и окрепло. Он джантировал по пространственно-временным линиям, переводя «i» – квадратный корень из минус единицы – из мнимого числа в действительность действием воображения.
Он джантировал на борт «Номада», плывя через бездонную стужу космоса.
Он стоял у двери в никуда.
Холод казался вкусом лимона. Вакуум когтями раздирал кожу. Солнце и звезды били все тело лихорадочной дрожью.
– ГЛОММНА ФРЕДНИИТ КЛОМОХАМАГЕН-ЗИН! – ревело в его уши движение.
Фигура, обращенная к нему спиной, исчезла в конце коридора. Фигура с медным котлом, наполненным пищевыми концентратами был Гулли Фойл.
– МЕЕХАТ ДЖЕСРОТ К КРОНАГАНУ НО ФЛИМ-МКОРК, – рычало его движение.
– Ох-хо! Ах-ха! О-оооо? Соооо? Кееее. А-ахххх, – стонали завихрения света и теней.
Лимонный вкус во рту стал просто невыносим. Раздирающие тело когти мучали его.
Он джантировал.
И появился в полыхающем горниле под собором Св. Патрика всего через секунду после своего исчезновения. Его тянуло сюда, как снова и снова притягивает мотылька манящее пламя. Он выдержал в ревущей топке всего лишь миг.
И джантировал.
Он находился в глубинах Жофре Мартель.
Бархатная бездонная тьма показалась ему теперь раем, блаженством, вызывала эйфорию.
– А-ах! – облегченно выдохнул он.
– АХ! – раздалось эхо его голоса. Звук предстал ослепительно ярким узором света:
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ АХ
Горящий человек скорчился.
– Прекратите! – закричал он, ослепленный шумом. И снова донесся сверкающий рисунок эха.
И все же снова и снова он пробивался в неведомое.
Джантировал.
И оказался на пустынном австралийском побережьи.
Бурление пенящихся волн оглушало:
– ЛОГГЕРМИСТ КРОТОХАВЕН ЙАЛЛ. ЛУГГЕРМИСК МОТЕСЛАВЕН ДЖУЛЛ.
Шум пузырящегося прибоя слепил.
Рядом стояли Гулли Фойл и Робин Уэднесбери. Недвижное тело лежало на песке, отдававшем уксусом во рту Горящего Человека. Обдувавший ветер пах оберточной бумагой.
