Текст книги "С ярмарки (Жизнеописание)"

Автор книги: Алейхем Шолом-

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

5
КЛАДЫ
^{Что такое клад. – Легенда времен Хмельницкого. – Чудодейственные камни}

Что в нашем местечке действительно находится клад, не могло быть никакого сомнения.

Откуда он взялся? Это Хмельницкий... Хмельницкий зарыл его здесь в давние времена. Тысячи лет люди копили и копили богатства, пока не пришел Хмельницкий и не припрятал их.

– А кто такой Хмельницкий?

– Не знаешь Хмельницкого? Глупый ты! Хмельницкий... Он был очень злой. Он был еще до времен Хмельницкого... Это ведь и маленькие дети знают. И вот Хмельницкий забрал у тогдашних помещиков и у богатых евреев милли... миллионы золота и привез к нам сюда, в Воронку, и здесь однажды ночью при свете луны зарыл по ту сторону синагоги, глубоко, глубоко в землю. И это место травой заросло и заклятьем заклято, чтобы никто из рода человеческого его не нашел.

– И все добро пропало навсегда, на веки веков?

– Кто тебе сказал, что навсегда, на веки веков? А зачем тогда бог создал каббалу? Каббалисты, глупенький, знают такое средство.

– Какое средство?

– Они уж знают! Они знают такое слово, и стих такой есть в псалмах, который нужно произнести сорок раз по сорок.

– Какой стих?

– Э, глупенький, если б я знал этот стих! Да и знай я его – это тоже не так просто. Нужно сорок дней не есть и не пить, и каждый день читать по сорок глав из псалмов, а на сорок первый день, сразу же после того как солнце сядет, выскользнуть из дому. Да так ловко, чтобы никто тебя не приметил, потому что если кто-нибудь, не дай бог, увидит, то нужно будет начинать все сначала – опять не есть и не пить сорок дней. И только тогда, если тебе повезет и никто тебя не встретит, ты должен пойти темной ночью в начале месяца на склон горы, по ту сторону синагоги, и там простоять сорок минут на одной ноге, считая сорок раз по сорок, и, если не ошибешься в счете, клад тебе сам откроется.

И сирота Шмулик вполне серьезно поверяет своему товарищу Шолому тайну клада, и голос его становится все тише, тише, и говорит он, точно читает по книге, не останавливаясь ни на мгновение:

– И откроется тебе клад огоньком, малюсеньким огоньком. И, когда огонек покажется, ты должен сразу подойти к нему, только не бойся обжечься, – огонек этот светит, но не жжет, и тебе останется только нагнуться и загребать полными пригоршнями. – Шмулик показывает обеими руками, как нужно загребать золото, и серебро, и алмазы, и брильянты, и камни, такие, которые носят название "Кадкод"[7]7
  «Кадкод» (рубин, карбункул), «яшпе» (яспис, яшма) – драгоценные камни, упоминаемые в библии.


[Закрыть], и такие, которые называются «Яшпе».

– А какая между ними разница?

– Э, глупенький, большая разница! "Кадкод" – это такой камень, который светит в темноте, как "стриновая" свеча, а "Яшпе" все может; "Яшпе" превращает черное в белое, красное – в желтое, зеленое – в синее, делает мокрое сухим, голодного – сытым, старого – молодым, мертвого – живым... Нужно только потереть им правый лацкан и сказать: "Пусть явится, пусть явится предо мной хороший завтрак!" И появится перед тобой серебряный поднос, а на подносе две пары жареных голубей и свеженькие лепешки из крупчатки первый сорт. Или же сказать: "Пусть явится, пусть явится предо мной хороший обед!" И появится перед тобой золотой поднос с царской едой – всевозможные кушанья: жареные языки, фаршированные шейки; их вкусный запах приятно щекочет ноздри. Перед твоими глазами вырастут свежие поджаристые плетеные калачи и вина, сколько хочешь, самых лучших сортов, и орешки, и рожки, и конфет много, так много, ешь – не хочу!

Шмулик отворачивается и сплевывает. И Шолом видит по его пересохшим губам, по его бледному лицу, что он не отказался бы отведать ломтик жареного языка, фаршированной шейки или хотя бы кусочек калача... И Шолом дает себе слово завтра же вынести ему в кармане несколько орехов, рожков и конфету, которые он попросту стащит у матери в лавке. А пока он просит Шмулика рассказывать еще и еще. И Шмулик не заставляет себя просить, он отирает губы и рассказывает дальше.

– ...И когда ты насытишься всеми этими яствами и запьешь их лучшими винами, ты потрешь камешком свой лацкан и скажешь: "Пусть явится, пусть явится предо мной мягкая постель!" И вот уже стоит кровать из слоновой кости, украшенная золотом, с мягкой постелью и шелковыми подушками, накрытая атласным одеялом. Ты растянешься на ней и уснешь. И приснятся тебе ангелы, херувимы и серафимы, верхний и нижний рай...[8]8
  Верхний и нижний рай – рай небесный (по религиозному поверью) и рай земной (по библейской мифологии).


[Закрыть] Или же потрешь камешком лацкан и поднимешься высоко-высоко, до самых облаков, и полетишь, как орел, высоко-высоко! Далеко-далеко!..

Отразились ли когда-нибудь удивительные сказки бедного сироты на произведениях его друга Шолома, когда Шолом, сын Нохума Вевикова, стал Шолом-Алейхемом, – трудно сказать. Одно ясно. Шмулик обогатил его фантазию, расширил кругозор. Грезы и мечты Шмулика о кладах, о чудодейственных камнях и тому подобных прекрасных вещах и до сих пор дороги его сердцу. Возможно, в другой форме, в других образах, но они живут в нем и по нынешний день.

6
РАВВИН В РАЮ
<sup>Дружба Давида и Ионафана[9]9
  Дружба Давида и Ионафана – синоним преданной бескорыстной дружбы; основано на библейском сказании о дружбе Давида, зятя царя Саула (ставшего впоследствии царем) со своим шурином, престолонаследником Ионафаном.


[Закрыть]. – Рыба Левиафан и бык-великан[10]10
  Левиафан и бык-великан – мифологическая рыба огромных размеров и легендарный дикий бык. По еврейскому религиозному суеверию, праведники на том свете, в раю, вкушают мясо левиафана и быка – великана и запивают его легендарным «заветным вином».


[Закрыть]. – Как выглядят праведники на том свете</sup>

Прекрасные, чудесные сказки сироты Шмулика совершенно очаровали его юного друга и привели к тому, что принцы и принцессы являлись ему по ночам, будили, тянули его за рукав, звали: «Вставай, Шолом, одевайся, идем с нами!..» Однако не только во сне – и наяву он теперь почти все время пребывал среди принцев и принцесс... Где-нибудь в хрустальном дворце, или на Ледовитом океане, или на острове, населенном дикарями. А то оказывался в нижнем раю, где двенадцать колодцев с живым серебром[11]11
   Живое серебро – старинное название ртути.


[Закрыть] и тринадцать шафрановых садов, а серебро и золото валяются, точно мусор; или же он вдруг поднимался с помощью камешка «Яшпе» высоко за облака... Дело зашло так далеко, что он начал бредить, видел все это на каждом шагу.

Нескольких сложенных во дворе бревен было достаточно, чтобы он, взобравшись на них, вообразил себя на острове; сам он принц, гуси и утки, разгуливающие по двору, – дикари – людоеды, и он над ними владыка, волен гнать их куда угодно, делать с ними что угодно, потому что они его подданные... Случайно найденный осколок стекла его воображение превращало в чудодейственный камень "Кадкод"... Простой камешек, подобранный с земли, заставлял задуматься: а не "Яшпе" ли это? Он потихоньку натирал камешком правый лацкан и говорил, как Шмулик: "Пусть явится, пусть явится..."

Однако самое сильное впечатление производили на Шолома сказки Шмулика о кладах. Шолом был более чем уверен, что не сегодня – завтра клад ему откроется. Все золото он, конечно, отдаст отцу и матери. Отец не будет тогда так озабочен и поглощен делами. Матери не придется мерзнуть по целым дням в лавке. Силою камня "Яшпе" он построит им хрустальный дворец, окруженный шафрановым садом. А посреди сада он выроет колодец с живым серебром. Ученая собака будет охранять вход, чудовище – пипернотер, лешие и дикие кошки будут лазить по деревьям. А он сам – принц – станет щедрой рукой раздавать милостыню воронковским беднякам: большое подаяние, маленькое подаяние, – каждому такое, какое он заслужил.

Трудно было себе представить, что два таких любящих друга, как Шолом, сын Нохума Вевикова, и сирота Шмулик должны будут расстаться навеки... Во-первых, с какой стати друзьям вообще разлучаться? Кроме того, они ведь поклялись перед богом, целовали цицес, что один без другого никогда никуда не уедет и что бы с каждым из них ни случилось, куда бы их ни забросило, они будут всегда жить душа в душу. Это была дружба Давида с Ионафаном. Но кто мог предположить, что раввин, правда уже глубокий старик лет семидесяти, вдруг ни с того ни с сего ляжет и помрет и сирота Шмулик уедет со вдовой раввина в какое-то местечко, бог весть куда, в Херсонокую губернию, и бесследно исчезнет, точно никогда никакого Шмулика и на свете не было.

Однако то, что говорится, не так просто делается. Вы думаете, так просто равнин ложится и помирает? Наш раввин, который всегда был хилым, болезненным от постоянных постов и воздержаний, на старости лет слег в постель, пролежал больше года парализованный, без еды и питья, все время читал священные книги, молился и боролся с ангелом смерти. Шмулик рассказывал своему товарищу и клялся при этом всевозможными клятвами, что каждый день в сумерки, между предвечерней и вечерней молитвами, влетает через щель в окне черный ангел, становится у раввина в изголовье и ждет, не перестанет ли он молиться, тогда он ему сделает "хик!". Но раввин хитрей его; он ни на секунду не перестает молиться: либо молится, либо читает священную книгу.

– Как же он выглядит?

– Кто?

– Ангел смерти.

– Откуда мне знать?

– Ты ведь говоришь, что он приходит, значит, ты его видел.

– Глупый ты, кто видит ангела смерти, тот не жилец на свете. Как же я мог его видеть!

– Откуда же ты знаешь, что он приходит?

– Вот тебе раз! А как же! Он, думаешь, станет ждать приглашения?

Смерть раввина превратилась в праздник для наших друзей. Похороны были такие пышные, какие может себе позволить только раввин в маленьком местечке. Лавки были закрыты, хедеры распущены, и весь "город" пошел его провожать.

На обратном пути наши задушевные друзья – Давид и Ионафан – оказались в хвосте. Взявшись за руки, они шли не спеша, чтобы вдоволь наговориться. А поговорить было о чем: о смерти раввина, о том, как он явится на тот свет, как его там встретят у врат рая, как примут и кто выйдет почтить его прибытие.

Шмулик знал все, даже то, что делается "там". И обо всем говорил так, словно собственными глазами видел. Выходило, что раввин вовсе не умер, он только перенесся в другой мир, в лучший мир, где его ждали – с рыбой Левиафаном, с быком – великаном, с заветным вином и со всей райской благодатью.

О, там он узнает настоящую жизнь, новую, счастливую жизнь в великолепных райских садах вместе с такими вельможами, как Авраам, Исаак и Иаков[12]12
  Авраам, Исаак (Ицхак), Иаков (Яков) – библейские патриархи (праотцы), от которых зародился еврейский народ.


[Закрыть], Иосиф – прекрасный, Моисей[13]13
  Моисей – легендарный еврейский пророк, герой, праведник, выведший еврейский народ из Египта.


[Закрыть] и Аарон, царь Давид, царь Соломон, пророк Илья и Маймонид[14]14
  Маймонид (Рамбам) – Рамбам – аббревиатура имени и отчества средневекового еврейского философа и раввина – ученого, известного также под именем Маймонид (1135 – 1204).


[Закрыть], Бал-Шем-Тов[15]15
  Бал-Шем-Тов Израиль (ок. 1700 – 1760) – основатель хасидизма (течение в иудаизме).
  (Примечания отредактированы Б. А. Бердичевским).


[Закрыть], ружинский чудотворец[16]16
  Ружанский цадик – считавшийся святым, духовный руководитель «хасидов» из местечка Ружин (бывш. Киевской губ.).


[Закрыть]. Как живых изобразил их Шмулик, как живые стояли они перед глазами – у каждого свое лицо и свой облик: праотец Авраам – старец с седой бородой, Исаак – длинный и худой, праотец Иаков – болезненный и сутуловатый, Иосиф – «красавец», пророк Моисей – низкорослый, но зато широколобый, первосвященник Аарон – высокий, с длинным посохом из бамбука в руках, царь Давид – со скрипкой, царь Соломон – в золотой короне, Илья-пророк – бедный еврей, Маймонид – франтоватый мужчина с круглой бородой, Бал-Шем-Тов – обыкновенный человек с обыкновенной палкой, ружинский чудотворец – почтенный человек в шелковом кафтане.

Разбирало желание повидаться со всеми этими лицами. Очень хотелось побыть с ними там, в раю, отведать хоть кусочек Левиафана или быка – великана, выпить хоть глоток заветного вина. Можно было позавидовать раввину, который живет там в свое удовольствие. Мы совсем забыли, что его только что опустили в тесную, холодную могилу, засыпали липкой черной землей, заровняли могилу деревянными лопатами, и сам Шмулик прочел над ним поминальную молитву, потому что раввин был бездетным, да минует такая беда и вас и всякого.

7
ШМУЛИК ИСЧЕЗАЕТ
^{«Давид и Ионафан» разлучаются навеки. – Тайна клада. – Потеря товарища}

Все семь дней траура, которые справляла раввинша, Шмулик бродил в одиночестве по городу с видом сироты, вторично осиротевшего. Он с нетерпением ждал вечера, когда детей распускают из хедеров, – тогда уж он сможет повидаться со своим товарищем Шоломом, еще больше привязавшимся к нему с тех пор, как скончался раввин. Оба друга как бы инстинктивно чувствовали, что вскоре им придется расстаться. Как это случится, они еще сами не знали, да и не хотели знать. Поэтому они старались все вечера проводить вместе, быть как можно ближе друг к другу.

К счастью, время стояло летнее. А летом в хедере по вечерам не учатся. Можно забраться вдвоем в сад Нохума Вевикова и просидеть там под грушей, беседуя, и час, и два, и три. Можно и за город пройтись, далеко-далеко за мельницы, только бы не встретились им крестьянские ребятишки и не натравили на них собак.

Там, за мельницами, приятели могли наговориться вдоволь. А поговорить было о чем. Обоих интересовало одно: что будет, если Шмулику придется уехать. Шмулик слышал, что вдова раввина собирается куда-то далеко, в Херсонскую губернию. У нее там сестра, которая пишет, чтобы она приехала. А раз едет вдова раввина, значит и Шмулик едет. Что он здесь будет делать один? Ему даже негде голову приклонить.

Он, разумеется, едет ненадолго и во всяком случае не навсегда. Как только приедет на место, сразу сядет за изучение "каббалы". Постигнув тайну тайн, он вернется в Воронку и примется за дело – станет искать клад. Он не будет ни есть, ни пить сорок дней, каждый день будет читать по сорок глав из псалмов, а на сорок первый день тайком выберется из дому так, чтобы никто не заметил, отсчитает сорок раз по сорок, стоя на одной ноге сорок минут по часам.

– А откуда у тебя часы?

– Теперь их у меня нет, а тогда будут.

– Где ж ты их возьмешь?

– Где я их возьму? Украду. Какое тебе до этого дело?

Шолом заглядывает своему товарищу в глаза. Шолом боится, не обидел ли он его, не сердится ли он. Но Шмулик не такой товарищ, которого можно потерять из-за одного слова. И Шмулик не перестает рассказывать о том, что будет, когда они вырастут и станут взрослыми. Чего только не сделают они в этом городе, как осчастливят они воронковцев! Речь его льется, как масло, и тянется, словно сладчайший мед. И не хочется уходить домой в эту теплую летнюю, чарующую ночь. Но уходить нужно, нужно идти домой спать, иначе влетит. И друзья прощаются до завтра.

Но прошло одно завтра, и второе завтра, и еще одно – а Шмулика нет! Где же он? Уехал вместе со вдовой раввина в Херсонскую губернию. Когда? Каким образом? Даже не простившись?!

Растерянный, ошеломленный, остался Шолом один, один как перст. Уехал лучший друг, самый любимый, самый дорогой. Уехал! Почернел белый свет. Опустела жизнь: к чему жить, если нет Шмулика! Оставленный друг почувствовал странное стеснение в горле, защемило в груди. Забившись в угол, он долго-долго плакал.

Как вы думаете: жив ли еще этот занятный паренек с мечтательными глазами, с милой чарующей речью, которая льется, как масло, и тянется, как сладчайший мед? Где он теперь и кто он такой? Проповедник? Раввин? Меламед? Купец? Лавочник? Маклер? Или просто бедняк, нищий и убогий? А может быть, его занесло в страну золота, в Америку, где он "делает жизнь". Или, быть может, он уже покоится там, где все мы будем покоиться через сто лет на радость червям.

Кто знает, кто слышал что-нибудь о нем – откликнитесь!

8
МЕЕР ИЗ МЕДВЕДЕВКИ
^{Новый приятель, умеющий петь. – Проказники – мальчишки из хедера играют в «театр». – Из босоногого сорванца вырастает знаменитый артист}

Долго печалиться и оплакивать своего утерянного друга Шолому не пришлось. Бог вознаградил его и вскоре послал нового товарища.

Случилось это так: поскольку старый раввин умер и местечко осталось без раввина, Нохум Вевиков бросил все дела и отправился в соседнее местечко Ракитное, в котором жил раввин – знаменитость, по имени Хаим из Медведевки. Его-то Нохум Вевиков и привез в Воронку. Новый раввин привел в восторг все местечко. Ибо, помимо того что он был ученым талмудистом, богобоязненным человеком и сведущим в пении, он был еще и большим бедняком, а поэтому попутно взялся обучать старших детей уважаемых горожан.

Тем не менее старому меламеду Зораху не отказывали – упаси бог! Как можно ни с того ни с сего отнять у человека хлеб? И Зорах остался учителем библии и письма (еврейского, русского, немецкого, французского и латинского, хотя ни сам учитель, ни дети не имели никакого представления о всех этих языках). Талмуду же обучались у нового раввина. И хотя Шолом, сын Нохума Вевикова, этот "бездельник", упорно не хотел расти, его все же приняли в старшую группу. Новый раввин, испытав его в Пятикнижии и в толкованиях к нему, потрепал Шолома по щеке и сказал: "Молодец парнишка". Отцу же он заявил, что грешно держать такого малого на сухой библии, нужно засадить его за талмуд[17]17
  Талмуд (учение) – многотомный памятник еврейской религиозной и правовой литературы, сложившийся за период от III в. до н. э. до V в. н. э. Помимо свода правил и предписаний, регламентирующих религиозно – правовые отношения и быт верующих евреев, в талмуде имеется много материалов самого разнообразного характера (толкование библии, легенды, изустные предания, пословицы, афоризмы, назидательные сказания, сведения по математике, астрономии, медицине, географии, истории того времени). По форме изложения талмуд отличается бессистемностью, авторитарностью и схоластичностью. В еврейской религиозной школе талмуд служил средством воспитания молодого поколения в религиозно – националистическом духе. После библии талмуд считается у религиозных евреев самой священной книгой.
  Настоящий комментарий приведен полностью, без купюр, хотя он достаточно тенденциозен (время написания – 1960 год) и содержит путаницу, поскольку под библией следует понимать ТАНАХ. (Примечание Б. А. Бердичевского).


[Закрыть]. «Ничего, ему не повредит!»

Отец, понятно, был весьма горд этим, но малый радовался не столько талмуду, сколько тому, что сидит вместе со старшими. Он важничал и задирал нос.

Реб Хаим, раввин из Ракитного, приехал не один, с ним было два сына. Первый, Авремл, уже женатый молодой человек с большим кадыком, обладал хорошим голосом и умел петь у аналоя; у второго, Меера, тоже был приятный голосок и большой кадык, но что касается учения – не голова, а кочан капусты. Впрочем, он был не столько туп, как большой бездельник. С ним-то вскоре и подружился наш Шолом. Мальчик из Ракитного, да еще сын раввина, – это ведь не шутка! К тому же Меер обладал талантом: он пел песенки, да еще какие! Однако был у него и недостаток – свойство настоящего артиста: он не любил петь бесплатно. Хотите слушать пение – будьте любезны, платите! По грошу за песню. Нет денег – и яблоко сойдет, по нужде – и пол-яблока, несколько слив, кусок конфеты – только не бесплатно! Зато пел он такие песни, таким чудесным голосом и с таким чувством, – честное слово, куда там Собинову, Карузо, Шаляпину, Сироте[18]18
  Сирота – знаменитый кантор.


[Закрыть] и всем прочим знаменитостям!

 
Выхожу я па Виленскую улицу,
Слышу крик и шум,
Ох, ох,
Плач и вздох!..
 

Мальчишки слушали, изумлялись, таяли от удовольствия – а он хоть бы что! Настоящий Иоселе-соловей[19]19
  Иоселе-соловей – певец, герой одноименного романа Шолом-Алейхема.


[Закрыть]. А как он пел молитвы! Однажды, когда учитель, отец его, раввин реб Хаим вышел на минутку из комнаты, Меер стал лицом к стене, накинул на себя вместо талеса скатерть и, ухватившись рукой за кадык, совсем как кантор, начал выкрикивать скороговоркой слова молитвы «Царь всевышний восседает», а затем закончил во весь голос: «Именем бога воззвал!» Тут-то и появился учитель:

– Это что за конторские штучки? А ну-ка, выродок, ложись на скамейку, вот так!..

И началась экзекуция.

Но Меер из Медведевки отличался не только в пении, у него была еще одна страсть – представлять, играть комедии. Он изображал "Продажу Иосифа", "Исход из Египта"[20]20
  «Продажа Иосифа», «Исход из Египта»... и др. – библейские легенды.


[Закрыть], «Десять казней», «Пророк Моисей со скрижалями» и тому подобное.

Вот он босой, с подвернутыми штанами, заткнув кухонный нож за отцовский кушак, изображает разбойника с большущей дубиной в руке. А глаза! Господи создатель – совсем как у разбойника! А Шолом играл бедного еврея. Опираясь на толстую палку с заменяющей горб подушкой на спине, в шапке, вывернутой наизнанку, пошел он, бедняга, просить милостыню и заблудился в лесу. Лес – это ребята. И Шолом-нищий ходит между деревьями, опираясь на свою палку, ищет дорогу и встречается с разбойником – Меером. Разбойник выхватывает из-за кушака нож и подступает к нему, распевая по-русски.

 
Давай де-е-ньги!
Давай де-е-ньги!
 

Бедняк – Шолом слезно просит его сжалиться если не над ним, так над его женой и детьми. Она останется вдовой, а дети – сиротами. Разбойник Меер хватает его за горло, кидает на землю. Но тут приходит учитель – и начинается:

– Ну, положим, этот, – он показывает на своего собственного сына, так ведь он негодяй, бездельник, богоотступник. Но ты, сын Нохума Вевикова, разве он тебе ровня, этот выкрест!

Наш учитель, раввин реб Хаим, был в какой-то степени провидцем: много лет спустя его сын, Меер из Медведевки, ставший знаменитым артистом Медведевым, действительно переменил веру. Впрочем, нужно сказать, что заповедь: "Чти отца своего", – он выполнял, как добрый еврей, самым достойным образом: он купил дом в Ракитном для своего старого бедняка отца, "осыпал старика золотом", приезжал к нему каждое лето, привозил подарки для всей родни. И раввин реб Хаим, не знавший, что сотворил его сын, для того чтобы называться "артистом императорских театров", имел счастливую старость. Но возвращаемся снова к детству, когда Меер из Медведевки еще не предполагал, даже во сне не видел, что он будет когда-нибудь называться Михаилом Ефимовичем Медведевым и прославится на весь мир.

9
ПОТЕРЯН ЕЩЕ ОДИН ТОВАРИЩ
<sup>Трясем грушу – получаем розги. – Учимся воровать. – Тышебов[21]21
  Тышебов (иврит: тэша бэ-ав) – национальный день траура еврейского народа. В этот день по еврейскому календарю (примерно в августе по гражданскому календарю) были разрушены и первый и второй Храмы в Иерусалиме, а также произошли другие несчастья с еврейским народом.
  В этот день по традиции постятся, громко плачут, рвут на себе одежду и скорбят. (Примечание Б. А. Бердичевского).


[Закрыть] у попа в саду. – Экзекуция</sup>

Не удивительно, что приятели, Меер и Шолом, сильно привязались друг к другу. Между ними возникло некоторое родство душ, словно они предчувствовали общность своей судьбы. И предчувствие их не совсем обмануло. Лет двадцать спустя, когда они встретились (это было в Белой Церкви, Киевской губернии, как это мы дальше увидим), один из них был уже знаменитым артистом Медведевым, а другой писал фельетоны в журнале «Идишес фолксблат» под псевдонимом «Шолом-Алейхем».

Но возвратимся снова к их детству, когда один из них назывался Меер из Медведевки, а другой – Шолом, сын Нохума Вевикова, и оба они бегали босиком по воронковским улицам вместе с другими детьми. Нужно сказать правду, друзья не проявляли большого рвения ни к науке, которую раввин Хаим из Медведевки вколачивал им а головы, ни к благочестию, которое он им прививал. Их больше привлекали иные занятия. Например, обрывать зеленый крыжовник, трясти грушу или сливу, пусть даже в собственном саду. Это доставляло им гораздо больше удовольствия, чем корпеть над талмудом, с усердием молиться или читать псалмы, чего требовал от своих учеников раввин Хаим.

– Талмуд – не коза, никуда не убежит! Пропустишь молитву – бог простит, ну, а псалмы пусть читают старики.

Так наставлял Меер из Медведевки своего приятеля, Шолома, и обучал его, как взобраться одним махом на самое высокое дерево или как подпрыгнуть и схватить вишневую ветку так, чтобы вишни сами в рот полезли. А если губы почернеют и по кончикам пальцев видно будет, что вы рвали вишни, – ну что ж! Высекут – только и всего.

Быть высеченным в хедере было так обычно для ребят, что они даже не чувствовали никакого стыда, о боли и говорить нечего! Что за беда, если ты получишь от учителя порцию "макарон"! До свадьбы заживет. Стыдно было только тому, кто уже был женихом. Да и то боялся он лишь одного, как бы об этом не проведала невеста; и не столько невеста, как ее подружки, которые потом будут дразнить: "Жених с поротым... извините!"

Меер еще не был женихом и ничего не боялся. Поэтому он и вел своего товарища по "праведному пути": учил его комкать молитвы, таскать в лавке из-под носа у матери рожки, конфеты, деревенские пряники и другие лакомства. Это не называлось, упаси бог, воровать, а только "брать", – за это на том свете не карают...

Все, вероятно, сошло бы гладко, если бы с Меером не стряслась беда: бедняжка, одолев забор, забрался в поповский сад и насовал за пазуху груш. Но тут его увидела в окно поповна. Выскочил поп с собакой и поймал его. Собака порвала Мееру, простите за выражение, штаны, а поп сорвал с него шапку, затем отпустил на все четыре стороны.

И это было бы небольшим несчастьем, не случись оно в тышебов. Как! Все евреи ходят разутые, в одних чулках, рыдают, оплакивают разрушение храма, а он, сынок раввина Хаима, разгуливает без шапки и в разодранных штанах!

Экзекуция, которую выдержал бедняга, не поддается описанию в наш век чистого прогресса. Но это бы с полбеды. Главное, что Шолома забрали из хедера, а глядя на Нохума Вевикова, и другие отцы забрали своих детей. И бедняга раввин остался без приработка. Профессии же раввина и кантора приносили малый доход. Таким образом он был вынужден возвратиться в Ракитное. Местечко снова осталось без раввина.

Однако не беспокойтесь – ненадолго. Нохум Вевиков привез из Борисполя нового раввина, молодого, по имени Шумел-Эля, который тоже был человеком знающим, хорошо пел и к тому же мастерски играл в шахматы. Одним лишь недостатком обладал этот Шумел-Эля. Он был немного интриганом и льстецом, к тому же любил, когда никто не видит, поболтать с молоденькой женщиной.

Вот так наш герой потерял второго товарища.