Текст книги "HTML"

Автор книги: (Алексрома) Ромаданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– А ты откуда знаешь?

Джо только ухмыльнулся в ответ.

– И ты молчал, собака?! – возмутился Ференц.

– Я ж не знал, что ты в партработники собрался!

Они пошли к Женьке. Дома Джо выкатил из кладовки огромную темнозеленую бутыль, призывно побулькивающую белесой мутной жидкостью. Он отлил в граненый стакан 100 грамм и протянул Ференцу:

– Если не зблюешь – настоящий коммунист!

Ференца больше не одолевали сомнения. Он решительно выхватил из руки Джо теплый вонючий стакан, одним махом опрокинул его в рот и... тут же сблевал на паркетный пол.

– Эй, Барсик, беги жрать, – позвал Джо, смеясь, своего кота, – тебе Ференц ужин разогрел!

Для Алексея это был настоящий удар судьбы: светлый путь в могущественную касту партработников ему был навсегда заказан. О презренной касте алкоголиков он нисколько не жалел. Оставалась только сомнительная каста воров, но для вступления в нее не требовалось ни особых способностей, ни образования. "Воруют все", – эта расхожая фраза постоянно была на слуху у Ференца. А раз все, значит, и он сможет...

– Ладно, Ференц, не реви, – успокоил его Джо, – для лафовой жизни вообще никем работать не надо.

– Как это? – усомнился Лешка, размазывая по щекам липкие слезы.

– Дай зуб, что никому не скажешь!

– Век воли не видать, – поклялся Ференц.

Джо посвятил Ференца в свой простой, но гениальный план: нужно найти клад! Ференц даже удивился, что ему никогда это не приходило в голову, хотя он прочитал уйму книг про золотоискателей, начиная от "Острова сокровищ" и заканчивая рассказами О'Генри. Ему всегда казалось, что золото зарыто где-то далеко: на необитаемых островах в Тихом океане, в непроходимых джунглях дельты Амазонки или в вечной мерзлоте Аляски, – а по словам Джо выходило, что оно у них под ногами, стоит только воткнуть лопату и копнуть поглубже, и тогда...

– Но чтобы его найти, – Джо понизил голос, как будто их кто-то мог подслушать, – нам обязательно нужен металлоискатель!

– А где мы его возьмем? – так же тихо спросил Ференц.

– Конечно, украдем из радиокружка в Доме пионеров! радостно заорал Джо, удивляясь, что Ференц не понимает таких очевидных вещей.

Лешка глубоко задумался: ему было боязно вторично искушать судьбу в столь раннем возрасте. Что, если окажется, что он непригоден быть вором? Тогда они и клад не найдут, и... и вообще, как ему тогда жить дальше?!

– Ладно, металлоискатель я беру на себя, – сказал он, подумав. – Завтра запишусь в кружок, оботрусь там, присмотрюсь, а через месяц стибрю.

– Какой еще месяц?! – возмутился Джо. – Сегодня ночью разобьем кирпичом стекло и...

– Сам ты "кирпич"! – охладил его пыл Ференц. – Тут нужна тонкая работа, а то будешь золото добывать где-нибудь на Колыме!

– Есть в тебе, Ференц, воровская жилка, – согласился Джо.

На следующий день Лешка действительно записался в радиокружок, но не для того, чтобы украсть металлоискатель, а для того чтобы научиться, как сделать его самому. Правда, на изготовление этого несложного устройства ушло гораздо больше месяца, но только потому, что пришлось клянчить деньги у родителей на детали, а потом разыскивать их по радиомагазинам, по толкучкам и по свалкам. Как бы то ни было, через три с половиной месяца металлоискатель был готов.

– Ну, ты даешь! – восхитился Джо, ощупав металлоискатель и помотав его перед собой в руке, пробуя на вес, как будто хотел убедиться в его реальности. – Настоящая вещь. А не боишься, что поймают?

– Свидетелей нет, – коротко и как бы нехотя ответил Ференц.

– Ты что, их...

– Конечно, замочил, – невозмутимо сказал Ференц. Шесть трупов – весь кружок.

После этого Ференц стал для Джо неоспоримым авторитетом. В тот же день они пошли во двор опробовать новинку: Ференц в наушниках прощупывал землю, а Джо с лопатой в руке отгонял любопытных. Через двадцать минут кропотливого труда в наушниках раздался долгожданный сладостный писк. Ференц замер, прислушиваясь. Окружившее его полукольцо пацанов колыхнулось в возбуждении, но бдительный Джо тут же описал лопатой в воздухе свистящую дугу:

– Назад, падлы, всех замочу!!!

Толпа с глухим ропотом отпрянула. Джо вооружился попавшейся под руку палкой с гвоздем и передал лопату Ференцу. Ференц принялся копать дрожащими руками... Копать пришлось неглубоко: лопата почти тут же уткнулась штыком во что-то твердое. Недолго разбираясь, Ференц быстро сунул находку в заранее приготовленный мешок и побежал в сторону лесопарка. "Кто за нами пойдет, тот на этом свете не жилец!" – прокричал Джо диким голосом, убегая вслед за Ференцем.

Забежав в лес, они тут же вытряхнули на траву содержимое мешка – в нем оказалось два свертка, как раз по штуке на брата.

– Да это Стелкина кукла! – удивился Джо, развернув свой целлофановый сверток. – Такая же, только без головы! Чего ты пищала-то, дура, ты ж пластмассовая! А у тебя чего? – спросил он у Ференца.

На ладони у Ференца лежал маленький игрушечный железный пистолет, в некоторых местах поеденный ржавчиной. Лешка сразу узнал его: это был тот самый пистолет, который он взял с собой в первый день первого класса в школу. Он отчетливо вспомнил, как директрисса отобрала его на входе и выбросила в мусор, и как он достал его потом оттуда на выходе из школы и закопал во дворе "до лучших времен"... Ему стало стыдно.

– Так, фигня какая-то, – промямлил он.

– Ну, дела! – заржал Джо. – Хорошо, никто не видел, что мы нашли, а то засмеяли бы. Ходили бы потом в шестерках!

– Да, – сказал Ференц, – скажем, что нашли настоящий "Магнум" с патронами.

– Точно! – обрадовался Джо, – Тогда нас еще больше ссать будут.

В тот же вечер они распорядились находками: пистолет утопили в пруду, а куклу набили головками от спичек и подорвали на костре.

Через неделю их коллекция находок пополнилась ржавым напильником без ручки, дюжиной гвоздей и болтов и неработающими часами "Полет" с разбитым стеклом. Все свои приобретения они уничтожали самым верным способом, чтобы никто уже никогда их больше не нашел.

– Не там мы ищем, – сокрушенно сказал Ференц, когда они нашли кривой ключ, густо обросший ржавчиной.

– А где надо? – живо заинтересовался Джо, которому их занятие стало изрядно надоедать.

– Брошеные бараки под снос на краю лесопарка знаешь?

– Точняк! – воспрял духом Джо.

На третий день рыскания по баракам им сказочно повезло: в одной из комнатушек под половицей запищало так, что у Ференца полезли на лоб глаза. Когда они разломали ломами доски, то обнаружили под полом дряхлый сундучок, доверху набитый золотыми монетами, цепями, браслетами, ожерельями и кубками c алмазной инкрустацией...

– Что будем делать? – с неожиданным испугом спросил Ференц.

Джо молчал. Целую минуту он пялился на Ференца большими круглыми глазами, в которых cреди прыгающих золотых зайчиков не было заметно ни малейшей искры разума, а потом вдруг сказал с глупой хулиганской улыбкой:

– Давай утопим!

– Зачем? – спросил Ференц без особого удивления.

– Просто так! – радостно рассмеялся Джо.

Это незамысловатое "просто так" подействовало на Ференца сильнее всякого аргумента: он сразу согласился. Они погрузили тяжелый ящик на угнанную с ближайшей стройки тачку, отвезли ее в лес и сгрузили сундук с сокровищами в пруд.

– Ничего, надо будет – достанем! – утешил сам себя Джо, сплевывая длинной струей сквозь зубы в медленно расходящиеся по затянутой ряской зеленой воде круги.

4. КЛЕН и СЛОН

– Ловко ты выкрутился! – похвалил доктор, когда проходчик кончил читать. – Всему твоему бреду нашлось более-менее логичное объяснение. С пистолетом – это удачно!

– А что мне оставалось делать? – виртуально зарделся проходчик от похвалы. – Люди ведь не могут переписать свою жизнь, вот и я книгу переписывать не стал, чтобы все "по правде" было.

– Я только не усек, – вмешался укладчик, – чего это у тебя папаша Ференца до сих пор в нью-йоркской полиции нравов служит, когда ему давно пора в совковские менты переквалифицироваться?!

– Во-первых, – ответил проходчик, – у меня во второй главе уже ничего не говорится про то, где он служит, а во-вторых, должны же быть в "жизни" какие-то загадки, а то совсем неинтересно будет!

– Мне только конец главы показался сомнительным, когда они клад нашли, – нахмурился доктор.

– А что здесь сомнительного? – спросил проходчик, подумав при этом: "Опять ему поспорить захотелось, придирается по мелочам". – Я в одной книге вычитал, что дети играли в котловане на стройке и нашли там алюминиевый бидон с золотыми монетами царской чеканки.

– В кот-ло-ва-не! – многозначительно поднял палец доктор. – В котловане, но не в бараке.

– Это не принципиально, – уверенно возразил проходчик. Он уже себя чувствовал специалистом если не по всей Земле, то по Советскому Союзу наверняка.

– Но сам факт! – распалился доктор. – Клады на Земле находят крайне редко, и вероятность...

– Но ведь находят! – перебил его проходчик. – Если мы говорим "находят", то это значит, что они не сами находятся, а их кто-то находит, и что в том невероятного, что этим "кто-то" оказался Ференц?!

– Да что вы все "клады, клады", – встрял укладчик, что вам этот мертвый металл дался? Лучше бы они живую женщину нашли, а то у тебя там секса явно не хватает.

– Они еще дети! – строго глянул на него проходчик.

– А вот в одном анекдоте... – начал было укладчик.

– Все твои анекдоты мы знаем наперед, – не дал договорить ему доктор.

– Да в одном анекдоте больше правды про Землю, чем во всех сраных книжках! – взвился уязвленный укладчик. – А я, между прочим, не одни анекдоты читаю. Вот недавно книжку прочел, где все про нас давно уже сказано.

– Какую?? – в один голос спросили доктор и проходчик.

– Так я вам и сказал – сами найдите! – важно надулся укладчик.

– Раз не можешь сказать, значит врешь, – лукаво заявил проходчик.

– Ничего и не вру, "Москва-Петушки" называется, купился укладчик. – Там тоже мужики линк тянут, он у них каким-то собачьим именем называется... "Кабель", вот! Только они не так скучно работают, как мы, а с весельем. Я, правда, не понял, где эти Петушки находятся – не то на Украине, не то на Чукотке.

– Все ясно, – горестно вздохнул доктор (познания укладчика в географии СССР ограничивались Москвой, Одессой, Грузией, Арменией, Чукоткой и Украиной).

– Раз вам все ясно, умники-разумники, – вошел в раж укладчик, – объясните мне, темному и неграмотному, почему люди ходят в разные стороны, а у нас нет ни "право", ни "лево", ни "назад", а только вперед, заре навстречу?!

– Какой еще заре? – не понял сразу проходчик.

– "Вперед, заре навстречу, товарищи в борьбе..." – песня такая есть, не из анекдота, кстати, жалко, нот не знаю!

– Потому что мы движемся навстречу великой цели, – как можно спокойнее ответил доктор, – а цель может быть только впереди, она не бывает справа или слева.

– А откуда эта цель знает, где у нас перед? – возопил укладчик.

– Хватит дискутировать, давайте работать, – оборвал доктор разговор, который начал принимать опасный оборот.

И они снова взялись за работу. Проходя Сеть, проходчик прочел уже почти все книги, которые имелись в ней о России. Теперь он научился одновременно и читать чужие книги, и писать свою. Писал он, конечно, не так, как пишут люди, да у него и не было ни бумаги, ни компьютера. Свою книгу он писал "в голове", при этом сразу и начисто, ничего из написанного не исправляя. Написав очередной кусок, он по нескольку раз его перечитывал, ставя смысловые ударения то на одном слове, то на другом, и сам при этом удивляясь тому, что в результате меняется смысл не только отдельных фраз и предложений, но и целых глав. В этом ему представлялась аналогия с человеческой жизнью, где все с одной стороны прочно, как сама материя, а с другой – зыбко и неустойчиво, потому что одни и те же явления и события можно рассматривать под разным углом и, соответственно, по-разному объяснять и трактовать. Единственное, что он позволял себе добавлять к написанному – это виртуальные кавычки, которые часто меняли смысл слова на прямо противоположный. Он очень удивлялся, каким образом такая пустяковая с виду вещь, какая-то жалкая пара черточек, меняет весь смысл человеческой жизни. Сам этот смысл вроде бы казался ему простым и ясным, как и смысл его работы (проход Сети), но в то же время он постоянно ускальзал из вида, и на нем никак нельзя было сосредоточиться.

Наконец, после долгих раздумий, проходчик понял: смысл человеческой жизни нельзя выразить в двух словах, для этого нужно написать целую книгу, и он с удвоенной энергией принялся за свой писательский труд, уже ясно осознавая его цель и значение.

Когда доктор объявил очередной перерыв, проходчик продолжил свой рассказ:

К 18-ти годам Алексей Артамонов окончательно осознал себя сформировавшейся личностью. Теперь для него было ясно, как божий день, что он живет в стране мелких кооператоров, для процветания которых и была затеяна вся так называемая "перестройка, демократизация и гласность". Окружающий мир к тому времени значительно упростился: в нем не было уже ни коммунистов, ни демократов, ни отрешенных от всего и вся интеллектуалов, – в нем были только бедные и богатые. Вопрос, кем быть, уже не стоял. Все хотели быть богатыми, и те, кому это удавалось, ими и были, а те, кому это не удавалось, оставались бедными.

Более конкретно, вопрос стоял так: не "что" и "зачем", а "как"? Иллюзий здесь быть не могло – обогатиться можно было только за счет других, поэтому вопрос "как" расшифровывался без вариантов: как отобрать у других деньги? Ответ тоже был незамысловат: только силой, потому что какой же дурак добровольно отдаст свои кровные деньги чужому дяде?! И Алексей вывел формулу силы, которая оказалась простой, как выстрел: мускулы плюс оружие.

И еще он знал другое, но из той же серии: женщины любят сильных и богатых, но не любят бедных и больных. Это, он, можно сказать, всосал с молоком своей матери, то есть познал на примере своих родителей. Отец его всю жизнь проработал инкассатором во Внешторгбанке и, по его словам, "перетаскал на своем горбу" сотни миллионов долларов, фунтов-стерлингов и марок, не говоря уже о лирах и японских йенах. В итоге он вышел на пенсию с хроническим радикулитом и нищенской рублевой зарплатой. Все, чего он добился в жизни – это презрение своей жены, которая любила повторять: "Ты, Миша, святой. В твою честь нужно поставить церковь и написать на ней: "Собор Михуила Блаженного". И Алексей был полностью солидарен с матерью.

Вообще, про женщин он уже не считал, что все они проститутки (хотя Стелка, как и накаркал папаша, стала-таки ей), да и самих проституток он больше не осуждал. В конце концов, они не виноваты в том, что Бог не дал им крепких мышц и умения владеть оружием. Всем хочется иметь много денег, в этом нет ничего зазорного, просто у мужчин и женщин разные пути достижения своей цели.

Алексей мечтал встретить в своей жизни красивую стройную девушку с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Он давно уже, чуть ли не с детства, стремился к встрече с такой девушкой и всегда любил ее, пока что заочно. На левой руке у него красовалась наколка "КЛ?Н", которая расшифровывалась как "Клянусь Любить Ее Навеки". Его друг Женька так и звал его: Клен, а он звал Женьку Слон, потому что на правой руке у него красовалась наколка "СЛОН", что расшифровывалось как "Смерть Лягавым От Ножа". Этими наколками они обменялись в знак вечной дружбы в день окончания школы.

Внешне Клен и Слон были похожи друг на друга: оба под метр девяносто ростом, с мощным торсом и грудой выпирающих из-под одежды мышц, оба почти полные блондины (Слон немного отдавал в рыжизну) и с широкими скулами (у Слона были шире и вообще лицо у него было мясистее). В целом у них было, пожалуй, больше внутренних различий, чем внешних: Слон любил тяжелый, как удар с правой в челюсть, "хэви-металл", а Клен предпочитал не такой тяжелый и более хлесткий, но тоже хорошо вырубающий, как двойной удар ладонями по ушам, "панк-рок". Далее, Слон таскал на ноге кожаный чехол с настоящим финским ножом с костяной ручкой, а Клен предпочитал более интелликтуальное оружие: пистолет Токарева, который он держал в тайнике дома и брал с собой только "на дело" (настоящего дела у них, правда, еще не было и они к нему только готовились). Пистолет этот, если кому интересно знать, Клен прикупил по случаю на Птичьем рынке, где вместо птиц, котят и щенков давно уже продавались по-черному более серьезные вещи.

Но главное их внутреннее различие заключалось в том, что Клену для того, чтобы держаться в форме, приходилось много качаться, а Слону достаточно было делать утреннюю гимнастику: мышцы сами так и перли у него из-под кожи. Но тут уж ничего нельзя было поделать: просто у Слона были большего размера яйца, а значит, и необходимых гормонов у него было больше. Клен давно уже с этим смирился и продолжал качаться, как проклятый, в то время как Слон просто-напросто маялся дурью.

Например, еще летом Слон предложил Клену достать из лесного пруда сундук с золотом, который они когда-то в нем утопили.

– Ты ч?, Слон, с дуба рухнул?! – искренне удивился Клен. – Откуда в жопе золото!

– Да ты забыл, что ли, как оно сверкало! – в свою очередь не менее искренне удивился Слон. – Мы тогда просто мудаки сопливые были, что его утопили!

– А ты как был мудаком, так и остался, – беззлобно рассмеялся Клен, – хочешь – иди, а я лучше "маваши" отрабатывать буду.

– Значит, от своей доли ты отказываешься, – притворно вздохнул Слон.

– Достал ты меня, курва! – Клен по-дружески вполсилы суданул Слону в живот, не больно, но чувствительно. – Умеешь уговаривать.

Они взяли маску с трубкой и отправились в лес. Нырять, правда, не пришлось: достаточно было войти в воду по пояс, и они тут же нащупали под ногами небольшой ящик. Без всякого труда они вытащили его на берег и откинули крышку: в ящике были тускло посвечивающие латунные стружки и обрезки.

– Говорил я тебе, мудила! – не без злорадства сказал Клен.

– Ошибка вышла, гражданин начальник, – равнодушно отозвался Слон, поливая стружки горячей золотистой струей.

– Ты еще обоссы меня! – возмутился Клен.

– А ты не стой под стрелой!

После этого они окончательно расстались с детскими иллюзиями и стали разрабатывать серьезный план применения своих молодых жизненных сил. И только теперь, поздней осенью, этот план созрел. Он был прост, как все гениальное: взять под охрану от казанских и прочих гастролеров только что появившуюся на углу родной улицы кооперативную палатку, торговавшую всякой мелочью, начиная от бельгийской жевачки и заканчивая корейскими лифчиками. Оставались только два вопроса: разузнать, нет ли у нее уже "охраны" и сколько запросить у хозяина за услуги. На первые переговоры отправились по-доброму, без оружия.

– Давай, ты спрашивай, – сказал Клен Слону, – у тебя морда внушительная.

– Да мне по фигу, – флегматично ответил Слон.

Он просунул голову в окошко палатки, в которой сидел тщедушный парень лет двадцати, с виду студент, и спросил:

– Слышь, мужик, тебя кто-нибудь охраняет?

– Я сам себя охраняю, – нахмурился парень.

– А ты чего хмурый такой стал? – удивился Слон. – Я с тобой по-дружески побазарить пришел.

– Мне с тобой базарить – только время убивать, – нагло заявил парень.

– А ты чо хамишь-то? – Еще больше удивился Слон. Крутой, что ли?

– Покруче тебя!

Изумлению Слона не было предела.

– Слышь, мужик, а палатка у тебя давно не горела? спросил он после короткого озадаченного молчания.

– А у тебя давно дробь в жопе не застревала? – парень чуть высунул из-под прилавка дуло охотничьего ружья.

– Ну ладно, будем считать, что познакомились, – подвел итог разговору Слон.

– Ну что? – спросил у него Клен, который стоял в трех шагах, но слышал только Слона.

– Больной он какой-то, – скривился Слон в недоброй усмешке, – самого соплей перешибить можно, а в залупу лезет, ружьем пугает...

– А охрана есть?

– Говорит, нет, – пожал плечами Слон. – Жечь будем или в ухо давать?

– Для начала – в ухо, а там видно будет, – подумав, сказал Клен, – товар все же жалко, хоть и не свой.

Он подошел к окошку и вежливо спросил у парня, когда закрывается палатка. "Как получится", – буркнул тот в ответ, видимо, заподозрив что-то неладное.

– Хер с ним, раньше девяти он все равно не уйдет, еще успеем первый период "ЦСКА – Крылья Советов" посмотреть, сказал Клен Слону.

Сразу после окончания первого периода хоккейного матча Клен достал из тайника "Токарева", и они "пошли на дело". На улице уже стемнело, шел противный мелкий дождь и отвратно воняло гнилыми листьями. Клен со Слоном зашли под козырек булочной напротив киоска и стали ждать. Клиентов у парня не было, а палатка не закрывалась. Так они прождали час.

– Жаль, курить бросили, – взвыл от тоски Слон. – Сейчас бы "мальборину" в зубы для согрева...

– Я тебе щас сам в зубы дам, если не заткнешься! ответил Клен.

– О, смотри, свет потушил, – обрадовался Слон. – Только чо-то не выходит!

– Заночевать решил, – догадался Клен, – боится, что палатку спалим.

– А давай, ее правда... Погреемся! – заржал Слон.

– Надо выкурить его, – сказал Клен, подумав.

– Точно, давай ему под дверь дымовуху бросим, как девкам в школе в сортир бросали! – обрадовался Слон. – У меня и расческа имеется, для дела не жалко. Фольги только нет и спичек... Ща, я домой сбегаю!

Через пять минут Слон вернулся с горстью конфет "Мишка на Севере". Они засунули по две конфеты в рот, а в освободившуюся фольгу завернули разломанную расческу.

– Пошли? – Слон после долгого ожидания возбужденно плясал на месте от нетерпения.

– Стой, ты говорил, у этого придурка ружье есть, остановил его Клен, доставая из-за пояса пистолет и снимая его с предохранителя.

– И то верно, – согласился Слон, вынимая из-под штанины финку.

– Теперь пошли, не беги только!

Они неторопясь подошли к палатке, подожгли "дымовухи", бросили их под дверь и радостно переглянулись, как когда-то в школе. Тут же послышалось шипение, а еще через пять секунд кашель и стук ноги по полу.

– Не затушишь, урод, – заржал Слон.

– Выходи подышать! – добавил Клен.

Дверь открылась, и на пороге показался парень. В одной руке у него было ружье наперевес. Он, видно, приготовился к разговору, но тут же получил от Слона в челюсть, выронил ружье и повалился на коробки из-под товара. Слон моментально подлетел к нему, засунул в ноздрю кончик финки и дернул на себя, совсем как Полянский в фильме "Китай-город", который они смотрели днем раньше на видеокассете. Клен с интересом наблюдал за носом удивленного парня, как из него на руку Слона мелко брызнула кровь. Неожиданно он почувствовал, что задыхается от собственной блевоты, без его ведома поднявшейся от живота к горлу. Перед глазами у него потемнело, пошли красные круги, и из одного такого круга почему-то вдруг нарисовалась усатая кошачья морда, перемазанная в блевотине. "Где мой ужин?" мяукнула морда голосом женькиного кота Барсика. В этот момент Клена по-настоящему сблевало.

– Держись, брат, это от дыма! – заорал Слон, сгребая друга за шиворот и выволакивая на улицу.

Но Клен сразу понял, что это не от дыма, а от чего-то еще, более существенного. Ему стало слишком ясно, что он не сможет быть рэкетиром.

5. Откровения укладчика

– А я бы не сблевал, а выстрелил! – неожиданно заявил укладчик, когда проходчик кончил читать. – Хорошо смеется тот, кто стреляет первым – так один умный генерал сказал.

– Дурак ты! – сокрушенно покачал головой доктор.

– А вы умные, да? А как HTML расшифровывается, знаете?

Проходчик с доктором в ужасе закрыли виртуальные уши.

– Хуйперд-Тесто-Мудо-Лиз! – заорал что было мочи укладчик. – Вы думаете, вы великое дело делаете? Римские рабы тоже так думали, когда для граждан империи сортиры прокладывали. У них это канализацией называлось, а у нас своя тут... кана-линк-зация! Вы думаете, вам кто-нибудь за это спасибо скажет?

– Что ты плетешь?! – взмолился прокладчик.

– Да то самое! Вы думаете, вы в Сети основные, все про людей знаете, все видите, а на самом деле вы только у них в компьютере и существуете. Они кнопкой "щелк" – мы работаем, еще раз "щелк" – отдыхаем. На одну клавишу нажмут – доктор вирусы ищет, на другую нажмут – прокладчик про них басни сочиняет! Шестерки вы! Тьфу на вас! И работать я больше задарма не буду!

– Совсем очеловечился! – ужаснулся проходчик.

– Да он просто болен!!! – доктор набросился на укладчика и принялся вычищать из него вирусы.

– Пусти, сучье вымя! – заорал укладчик благим матом. Ты мне кайф ломаешь!

– Ничего себе букет! – удивился доктор. – 100 байт "Щелкунчика", 200 байт "Нирваны", 50 байт "Грога" и 50 "Киева-1942".

– Сам ты "букет-брикет"! – возмутился укладчик. – Это "коктейль" называется.... Коктейль "Смерть мизантропам!" Говорю, уйди, а то как хрястну!

Наконец, доктор закончил чистку и укладчик угомонился.

– Ладно, братва, не серчайте, – покаялся он. – Это у меня такой эксперимент был, я только в пропорциях ошибся, вместо кайфа одна злость вышла...

– Да зачем тебе это надо? – спросил проходчик.

– Как зачем?! У людей вон сколько "тащиловок": и вино, и курево, и наркотики... Говорят, под кайфом истина открывается.

– Ну и как, открылась? – усмехнулся доктор.

– Да лучше б, зараза, и не открывалась! – вздохнул укладчик.

Инцидент был исчерпан, и они снова взялись за работу. Проходчик чувствовал, что их заветная цель уже не за горами, поэтому он торопился закончить свою книгу.

В следующий перерыв он зачитал окончание своей фантастической повести:

К 24-м годам Алексей ощутил в себе полный распад личности. Что бы он ни делал, все приносило ему успех, но не давало ни счастья, ни радости. К этому времени у него был процветающий бизнес, черный "Мерседес" последней модели и стройная женщина с огромными голубыми глазами в пол-лица, длинными вьющимися волосами цвета пробивающегося сквозь грозовую тучу солнца и хорошо развитой грудью. Эту женщину он любил за то, что она безотказно откликалась на кличку "жена", но очень часто его охватывало смутное подозрение в том, что это совсем не то сказочное существо, к встрече с которым он стремился чуть ли не с самого детства. И дело здесь было не в том, плоха она или хороша, что она делает или что не делает, а только в том, что она родилась не той, которую он поклялся любить навеки, хотя и была на нее безумно похожа.

В те дни, когда его депрессия особенно обострялась, он запирался в своем кабинете, ложился на кожаный диван и, похлебывая из горлышка "Мартель", часами размышлял над тем, почему в России существуют миллионы людей намного беднее, глупее и невзрачнее его, которые все-таки счастливы, несмотря на все свои неудачи. Наконец, cвоим подсознанием он понял: чтобы счастливо жить в России, нужно любить ее, а любить эту немытую чумовую страну можно только ощущая себя ее неотъемлемой составной частью. Как раз этого ощущения в нем и не было. Однако, эта мысль сидела в нем так глубоко и так долго пробивалась на поверхность, что когда она дошла до сознания и оформилась в нечто конкретное, от нее осталось всего два слова: "Надо линять!".

Теперь перед Артамоновым стояла как никогда конкретная цель: достать выездную визу все равно куда, но главное подальше, и придумать надежный способ, как вывезти с собой накопленные капиталы. За помощью в этом он решил обратиться к своему всемогущему другу Евгению. Евгений давно уже нашел свое счастливое место в жизни, причем самым естественным путем: он женился на дочери заместителя начальника Московского уголовного розыска, за что и был назначен старшим следователем по особо важным делам. Для него это был настоящий клад, он так и называл свою жену: "Мое Золото". На правой руке у него теперь красовалась татуировка "ОМОН", которую он сделал, легко подколов к прежней "СЛОН" маленький полукруг и две палочки. Одним из главных достоинств своей профессии, помимо власти и денег, Евгений считал ее непоколебимую стабильность. Бизнесменов, к примеру, сегодня государство поощряет, а завтра объявляет вне закона и грабит, разные там чекисты и гэбэшники вообще с государством в плохие шутки играют: то они политиков к стенке ставят, то политики их, – но правоохранительные органы всегда на коне, потому что право всегда нарушалось и будет нарушаться вечно, такова уж природа людей, а если вдруг случится чудо и все существующие законы будут соблюдаться, то придумают новые. Государство держится на власти, а власть должна карать и за дело, и для профилактики. Вот вам и весь "Макиавелли" эмвэдэшных постмодернистов.

В один из скучно-серых осенних вечеров, когда депрессия опять схватила Алексея за глотку, он пригласил Евгения в ресторан, чтобы поделиться с ним своими сомнениями и планами.

– Не в той стране я родился! – сказал Алексей Евгению без предисловия сразу после первой выпитой рюмки. – Ты мне брат или не брат?

– А чо сделать-то надо? – Евгений любил конкретные разговоры, без сопливых предисловий.

– Сделай так, чтоб меня здесь не было!

– На, выпей лучше, – Евгений разлил "по второй".

После второй в голове у Алексея немного прояснилось, и он сказал:

– Нет, Женьк, я серьезно: сделай мне визу хоть куда – я любые деньги заплачу.

– У тебя что, совсем крыша поехала?! – развеселился Евгений. – Я ж в российских органах работаю, а не в мальтийских или австралийских! Я ж тебе не кенгуру долбаное, чтоб визу родить и из сумки вынуть!

– У тебя наверняка связи есть...

– Ладно, не канючь, – разлил Евгений "по третьей", поговорю с ребятами из МИДа, может, они что-то придумают.

– Сам знаешь, никаких денег не пожалею...

– Засунь свои "баксы" себе в жопу! – оборвал его Евгений. – Я тебе по старой дружбе делаю, гнида!

После ресторана Евгений отправился на ночное дежурство, а Алексей поехал домой. Ему хотелось с кем-то поговорить хотя бы ни о чем, но жена уже спала, мерно посапывая в подушку. Тогда он позвонил матери.

– Мам, – спросил он у нее, – я вот до сих пор понять не могу, почему ты меня в детстве Листиком называла?

– Чего это ты вдруг? – удивилась мать. – У тебя случилось что-нибудь? Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, мама, не волнуйся, – успокоил он ее.

– Ну, просто меня по ошибке слишком рано в роддом привезли. Я там целых две недели без дела скучала, а на улице листопад был, и клен еще под окном рос почти уже опавший. Вот я сдуру и загадала: как все листья с него осыпятся, так я и рожу. А потом, когда ты родился и меня отец забирал, я на улице оглянулась на этот клен и увидела, что на нем один листик остался, маленький такой...

– Значит, я еще не родился, – пробормотал Алексей.

– Ты что, плачешь что ли? – опять удивилась мать.