Текст книги "Идеальный парень"

Автор книги: Алексис Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 2

Зря надеялся – еще как обернулось!

И кошмар этот начался с оповещений «Гугла», от которых телефон вибрировал так, что едва не свалился с прикроватной тумбочки. Конечно, за тем, что пишут о них в интернете, следят только мудаки, нарциссы и нарциссические мудаки, но на собственном горьком опыте я уже убедился, что лучше быть в курсе происходящего. Я промазал, и вибрирующий – ах, эти прекрасные технологии для жаждущих испытать более изощренные удовольствия! – телефон, сделав сальто, полетел на пол. Пошарив рукой, я наконец нащупал его с нерасторопностью подростка на первом свидании.

Смотреть на экран не хотелось. Но было понятно, что если я этого не сделаю, то снова увязну в липком страхе, смешанном с надеждой и неуверенностью, от которых внутри у меня все словно плавилось и превращалось в пюре. Ведь была вероятность, что все не так уж и страшно. Чаще всего моя паника оказывалась беспочвенной. Но случалось и обратное. Я прищурился, словно ребенок, который рискнул посмотреть одну из серий «Доктора Кто», прячась за подушками дивана, и прочитал уведомление.

Можно было выдохнуть. Ничего страшного не случилось. Хотя очевидно, что в идеальном мире фотографию, на которой я запечатлен валяющимся лицом в канаве, с кроличьими ушками на голове, рядом с клубом «Подвал» вряд ли стали бы публиковать на первой странице третьесортных сайтов о знаменитостях, начиная с Celebitchy и заканчивая Yeeeah. И уж в совершенно идеальном мире я не стал бы говорить «ничего страшного» про такое дно. Но моя жизнь давно уже превратилась в череду бесконечных неудач, поэтому я серьезным образом пересмотрел свои взгляды по поводу масштабов происходивших со мной катастроф. По крайней мере, на фото я был полностью одет и не пытался у кого-нибудь отсосать. Так что, да, это была полная победа.

Сегодняшний гвоздь в крышку гроба моей сетевой репутации явно вбивался под песенку «Яблоко от яблоньки», ведь Джон Флеминг тоже частенько попадал на первые полосы газет в совершенно идиотском виде. Да и заголовок «Скандальный сынок Плохого парня Джонни валяется на улице в пьяно-наркотическом бреду после секс-вечеринки» звучал точно лучше, чем: «Человек споткнулся и упал». Вздохнув, я выпустил из руки телефон, и он со стуком упал на пол. Оказывается, иметь знаменитого отца, который угробил свою карьеру со скоростью пробки, вылетающей из бутылки шампанского, еще не так страшно. Намного хуже, если твой некогда знаменитый папаша, будь он неладен, решает вернуться в строй.

Я только-только привык к тому, что меня постоянно сравнивали с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я совсем не знал. Но теперь, когда он решил взяться за ум и по воскресеньям изо всех сил играл роль умудренного жизнью наставника на канале Ай-ти-ви, это сравнение с моим безрассудным, склонным к саморазрушению отцом, которого я никогда не знал, было уже не в мою пользу. И я оказался не готов к такому дерьму. Наверное, мне не стоило читать все эти дурацкие комментарии, но взгляд невольно упал на сообщение от пользователя с ником «нутаквот69», который активно предлагал снять реалити-шоу, где Джон Флеминг попытается наставить на путь истинный своего сынка-наркомана. А некая «ещеоднаджиллизпекхама» заявила, что готова смотреть такое шоу день и ночь.

Я понимал, что, по большому счету, все это было полной чушью. Интернет теперь с нами навсегда, мы никуда от него не денемся, но завтра или послезавтра эта статья переползет на вторую полосу или как там называется аналог второй полосы у электронной прессы? И совсем скоро про меня забудут до тех пор, пока у кого-нибудь опять не возникнет желания вспомнить про Джона Флеминга. Но все равно на душе у меня было паршиво, и чем дольше я валялся в кровати, тем отвратнее себя чувствовал.

Я попытался утешить себя тем, что, по крайней мере, Кэм не включил меня в какую-нибудь подборку вроде «Двенадцать придурков, с которыми не стоит знакомиться в ночных клубах». Но это было слабое, я бы даже сказал, никудышное утешение. По правде говоря, я никогда не умел утешать себя. Заниматься самобичеванием – это да. Ненавидеть себя – всегда пожалуйста, хоть во сне. Именно поэтому у меня – двадцативосьмилетнего мужика – возникла острая необходимость срочно позвонить матери, потому что мне было ужасно грустно.

Ведь помимо знаменитого отца у меня еще была мать – тоже довольно известная личность. При желании можно почитать о ней в «Википедии», а если коротко – в восьмидесятые она была почти точной копией Адель, только с более пышной шевелюрой и с французско-ирландскими корнями. И пока группа Bros ждала, когда к ним придет слава, а Клифф Ричард заполнял рождественские эфиры песней «Омела и вино», мама с папой переживали бурный роман, где было место и любви, и ненависти и за время которого они успели выпустить в свет два совместных альбома, один сольный и меня.

Точнее, я появился раньше, чем вышел сольный альбом. Именно тогда папа понял, что хочет стать знаменитым и слишком много своего драгоценного времени тратит на нас. «Добро пожаловать, призрак» – последний альбом, записанный мамой, но, честно говоря, большего было и не нужно. С тех пор почти каждый год Би-би-си, Ай-ти-ви или какая-нибудь киностудия использовала песни из него в качестве саундтрека для очередной грустной сцены или для каких-то совсем уж неуместных моментов, зато мы регулярно получали от них деньги.

Я с трудом выбрался из кровати и скрючился, словно Квазимодо, – давняя привычка, но если у тебя рост выше 170 см и ты не хочешь удариться головой о потолок, то иначе передвигаться по моей квартире невозможно. Мой рост – 193, и жить здесь для меня все равно что ездить на «Мини-Купере». Я арендовал эту квартиру вместе с Майлзом – моим бывшим, – когда еще считалось романтичным жить в мансарде в районе Шеппердс-Буш. Но теперь все изменилось и выглядело ужасно жалко: одиночка, вкалывающий на совершенно бесперспективной работе и до сих пор не заработавший себе на жилье получше, чем эта квартирка на чердаке. Хотя, если бы я немного прибрался тут, возможно, мое жилище приобрело бы более приятный вид.

Я смахнул с дивана кучу носков, уселся на него и включил видеосвязь.

– Allô, Luc, mon caneton[5]5
  Алло, Люк, мой утенок (фр.).


[Закрыть], – сказала мама. – Ты смотрел вчера вечером папиного идеального кандидата?

Я ужаснулся и только потом вспомнил, что «Идеальным кандидатом» называлось то глупое телешоу, в котором он участвовал.

– Нет. Я вчера был с друзьями.

– Жаль, что ты не видел. Но, думаю, его повторят.

– Не хочу я это смотреть.

Она развела руки и пожала плечами – очень французский жест. Уверен, что она специально изображала из себя француженку. Хотя, с другой стороны, я не могу ее ни в чем винить, ведь от своего отца она унаследовала только фамилию. Но бледнолицая Сьюзи Сью[6]6
  Сьюзи Сью – вокалистка групп Siouxsie and the Banshees и The Creatures.


[Закрыть] даже этому могла бы позавидовать. Как бы там ни было, похоже, что отцы-беглецы – наша семейная традиция.

– Знаешь, – заявила она. – Твой отец не слишком удачно состарился.

– Рад слышать.

– У него голова лысая, как яйцо, и к тому же очень странной формы. Он похож на того учителя химии, у которого нашли рак.

Я слышал об этом впервые. Хотя, с другой стороны, меня никогда не интересовали новости о бывшей школе. Честно говоря, я вообще не пытался поддерживать связь с людьми, жившими за пределами Лондона.

– У мистера Бизла рак?

– Не у него. У другого.

Еще одной особенностью моей мамы были весьма своеобразные отношения с действительностью. И это еще мягко сказано.

– Ты про Уолтера Уайта[7]7
  Персонаж сериала «Во все тяжкие».


[Закрыть]?

– Oui-oui[8]8
  Да-да (фр.).


[Закрыть]. И знаешь, мне кажется, он уже староват для того, чтобы скакать с флейтой наперевес.

– Так. Ты сейчас про папу? Потому что в последних сезонах сериала «Во все тяжкие» тоже творилось много всякой дичи.

– Разумеется, про твоего отца. Он так может и ногу сломать.

– Ну, – усмехнулся я, – будем надеяться.

– Он хотел взять к себе в команду юную леди, которая играла на губной гармошке, – и это был хороший выбор, потому что эта девушка одна из самых талантливых в шоу, но она предпочла парня из группы Blue. Как же я была рада!

Если маму не остановить, она может до бесконечности разговаривать о телешоу. К сожалению, тот тип под ником «нутаквот69» и его друзья из интернета никак не хотели уходить из моей головы и засели там, словно назойливые мухи, поэтому я вынужден был остановить поток маминых мыслей не самым приятным известием:

– Вчера меня опять сняли папарацци.

– Ох, малыш! Опять? Мне так жаль.

Я пожал плечами, но просто, без французских изысков.

– Ты же понимаешь, как это бывает. – В ее голосе появилась нежность, она явно пыталась приободрить меня. – Но это всего лишь буря в… маленькой рюмочке.

Эти слова заставили меня улыбнуться. Она умела насмешить.

– Знаю. Но каждый раз, когда такое происходит, даже если речь идет о каком-нибудь пустяке… мне это напоминает кое о чем.

– Ты же понимаешь, что не виноват в случившемся. То, что сделал Майлз… тут дело было даже не в тебе.

Я усмехнулся.

– Да нет, дело было исключительно во мне.

– Да, конечно, чужие поступки могут затронуть и тебя. Но то, как поступают люди, – это их выбор, и прежде всего – в отношении самих себя.

Мы оба какое-то время молчали.

– Скажи, когда-нибудь… это перестанет причинять мне боль?

– Non[9]9
  Нет (фр.).


[Закрыть]. – Мама покачала головой. – Но ты уже не будешь придавать этому значение.

Мне хотелось поверить ей, очень хотелось. В конце концов, она была живым доказательством этих слов.

– Может, приедешь к нам в гости, mon caneton?

До ее дома было всего около часа пути, если мама или Джуди согласятся подбросить меня от центрального вокзала Эпсома (комфорт которого «Гугл» оценил аж в 1,6 звезды). Но дело было в другом: я еще мог оправдать свои звонки матери, когда со мной случалось очередное несчастье, но если бы я, в прямом смысле слова, убежал к ней под крылышко, то окончательно потерял бы уважение к самому себе.

– Нам с Джуди нравится одно новое шоу, – сказала мама таким тоном, словно хотела уговорить меня тоже присоединиться к просмотру.

– Правда?

– Да. Очень интригующее. Называется «Королевские гонки Ру Пола». Не слышал о таком? Сначала мы решили, что оно нам не понравится, так как думали, что это будут гонки на огромных грузовиках. И представь, как мы обрадовались, когда узнали, что там участвуют мужчины, которые переодеваются женщинами… почему ты смеешься?

– Потому что я люблю тебя. Очень сильно.

– Не надо так смеяться, Люк. Тебе может понравиться. Даже мы иногда поражаемся их элегантности. Ты знаешь, это…

– Я знаю немного про «Королевские гонки». Возможно, даже больше, чем ты. – Наверное, так всегда бывает, когда выигрываешь «Эмми». И твоей аудиторией становятся мамы твоих обычных зрителей.

– Тогда обязательно приезжай, mon cher[10]10
  Мой дорогой (фр.).


[Закрыть].

Мама жила в крохотной деревеньке Паклтруп-ин-Волд – такие часто изображают на коробках шоколадных конфет. Там прошло мое детство. А теперь мама коротала там дни со своей лучшей подругой – Джудит Чолмондли-Пфафль.

– Я… – если я останусь дома, то могу попытаться заняться взрослыми делами: помыть посуду, постирать одежду. Хотя на самом деле, скорее всего, буду до посинения отслеживать все гугловские оповещения по поводу своей персоны.

– Я приготовлю карри.

Ну все, хватит.

– Нет, на хрен.

– Люк, почему ты так грубо отзываешься о моем фирменном карри?

– Потому что твое карри спалит меня до самой задницы.

Мама надула губы.

– Для гея ты слишком переживаешь за свою задницу.

– Давай больше не будем об этом?

– Ты сам начал. И кстати, Джуди нравится, как я его готовлю.

Иногда мне казалось, что Джуди просто любила маму. Потому что я не видел другой причины, по которой кто-то стал бы хвалить ее стряпню.

– Возможно, это все потому, что ты в течение двадцати пяти лет планомерно уничтожала ее вкусовые рецепторы.

– Если передумаешь, ты знаешь, где нас найти.

– Спасибо, мама. До скорого.

– Allez, милый. Bises[11]11
  Ну ладно… целую (фр.).


[Закрыть].

Без маминой болтовни о реалити-шоу в квартире стало на удивление тихо, и впереди меня ждал… судя по всему, очень длинный день.

В перерывах между работой, общением с друзьями и знакомыми и внезапными лихорадочными попытками найти себе партнеров на одну ночь эта квартира была для меня чем-то вроде слишком дорогого, но неуютного номера в отеле. Я возвращалсяя в нее, чтобы поспать, и покидал рано утром.

И так продолжалось всю неделю, но не в воскресенье. Воскресенья всегда таили в себе какой-то подвох. Особенно это стало заметно в последние годы. Когда я учился в университете, воскресенья уходили на то, чтобы встать к полудню, перекусить где-нибудь, посокрушаться о том, что натворил в субботу, и провести в полудреме остаток дня. Затем одного за другим я растерял всех своих прежних друзей, теперь они предпочитали обедать с родственниками своих вторых половинок, обставляли детские комнаты или просто наслаждались выходными в кругу семьи.

Конечно, я не винил их в том, что они поменяли стиль жизни. Но сам я такой жизни не хотел. Я просто не был создан для нее. Когда мы с Майлзом стали жить вместе, наши воскресенья постепенно превратились из нескончаемого секс-марафона в тихое соревнование по взаимным обидам. И я стал чувствовать себя примерно как сейчас, когда весь мой мир сконцентрировался вокруг этих телефонных оповещений.

Оповещений, которые я изо всех сил старался игнорировать. Ведь я знал, что мама была права: главное – пережить этот день, а на следующий – все забудется.

Но, как выяснилось, мы заблуждались.

Очень, очень сильно заблуждались.

Глава 3

Понедельник начался как обычно – я опоздал на работу, но никто не обратил на это внимания, потому что такой вот у нас был офис. То есть я так говорю – «офис», а на самом деле благотворительная организация, в которой я работал, занимала добрую половину дома в районе Саутуарк. И между прочим, это была единственная благотворительная организация, да что там, вообще единственная организация, которая решилась взять меня на работу.

Она была гениальной идеей пожилого графа, питающего большой интерес к агрокультуре, и энтомолога с кембриджским образованием. Порой мне казалось, что на самом деле он мог быть инопланетным искусственным интеллектом, присланным сюда из будущего. Миссия организации? Спасение жуков-навозников. А я, занимающийся сбором средств, должен убеждать людей, чтобы они жертвовали деньги не на сирот, панд или, прости господи, в «Комик-релиф»[12]12
  Благотворительная организация, основанная артистами-комиками.


[Закрыть], а отдавали бы их на спасение жуков, которые едят навоз. Я мог бы сказать, что хорошо в этом поднаторел, но, к сожалению, не нахожу критериев для оценки своей деятельности. По крайней мере, по миру мы пока еще не пошли. И как я обычно говорил во время собеседований на другие вакансии, куда меня в итоге не брали, мне не было известно ни одной другой благотворительной организации, занимающейся проблемами утилизации навоза, которая собирала бы больше средств, чем наша.

Кстати, наш проект называется «Научный анализ всестороннего обеспечения защиты жуков». А сокращенно его следует произносить как «ЭНАВЭОЗЕЖЕ». А вовсе не НАВОЗЖ.

У работы в НАВОЗЖе есть ряд недостатков: летом батареи шпарят на полную мощность, зато зимой они отключены; офис-менеджер ни на что не разрешает тратить деньги, компьютеры настолько стары, что на них до сих пор стоит та версия Windows, где указан год ее выпуска, и уж нет смысла говорить о том, что здесь я каждый день ощущаю, во что превратилась моя жизнь. Но есть и некоторые плюсы. Кофе здесь весьма недурен, потому что доктора Фэрклаф заботят только две вещи на свете: кофеин и беспозвоночные. А еще каждое утро, пока загружается мой допотопный комп, мы с Алексом Тводдлом травим анекдоты. Точнее, я рассказываю анекдоты Алексу Тводдлу, а Алекс Тводдл смотрит на меня и моргает.

Я мало что о нем знаю, и уж точно мне ничего не известно о том, как он попал сюда на работу, но вроде бы он секретарь-референт доктора Фэрклаф. Кто-то говорил мне, что он с отличием окончил вуз. Но какой именно и по какой специальности, мне неизвестно.

– Так вот, – начал я, – встречаются в одном баре два куска трассы…

Алекс моргнул.

– Куски трассы?

– Ну да.

– Ты уверен? По-моему, это какая-то бессмыслица.

– Забей. В общем, один кусок говорит другому: «Я такой крутой, такой прочный, по мне грузовики ездят, а я вообще ничего не чувствую». Только он замолчал, как в бар входит разделитель. И тогда первый кусок асфальта вскакивает и прячется в углу. Его приятель подходит к нему и спрашивает: «Ты чего? Ты же говорил, что весь из себя такой крутой и прочный?» А первый кусок отвечает ему: «Да, так и есть, только тот парень – разделитель».

Повисла долгая пауза.

Алекс снова моргнул.

– И что такого страшного в разделителе? В него кто-то врезался?

– Да нет, просто один парень крутой. А тот, другой… разделитель.

– Да, но почему его нужно бояться?

Честно говоря, не понимаю, чем это было больше, хобби или наказанием – рассказывать Алексу смысл анекдотов.

– Нет, Алекс, это такая игра слов. Потому что если сказать «разделитель» на диалекте кокни, глотая буквы, то получится слово, похожее на «расчленитель».

– А. – Алекс задумался на пару минут, а потом выдал: – Вообще-то, у меня не получается.

– Ты прав, Алекс. В следующий раз придумаю что-нибудь получше.

– Кстати, – заметил он, – у тебя встреча с доктором Фэрклаф в половине десятого.

Это был недобрый знак.

– Скажи, а ты не знаешь, – начал я, заранее готовясь услышать отрицательный ответ, – что ей от меня нужно?

Он улыбнулся.

– Понятия не имею.

– Ладно, счастливо тебе поработать.

Я спустился в свой кабинет. Перспектива беседы с доктором Фэрклаф нависла надо мной, как мультяшная грозовая туча. Нет, не поймите меня превратно. Я очень уважаю ее, и если у меня возникнут какие-нибудь затруднения, связанные с жуками, то в первую очередь обращусь именно к ней, но я понятия не имел, как с ней разговаривать. И, если уж быть до конца честным, она тоже не знала, как разговаривать со мной. А возможно, и с другими людьми. Но разница была в том, что ее это совсем не тревожило.

Пока я шел по коридору, а половицы весело скрипели под ногами, неожиданно послышался голос:

– Люк, это ты?

Увы, отпираться было бесполезно.

– Да, я.

– Заглянешь ко мне на минуточку? У нас тут возникла щекотливая ситуация, связанная с «Твиттером».

Как и полагается душе коллектива, я, разумеется, заглянул. Риз Джонс Боуэн – наш спец по работе с волонтерами и главный SMM-щик – согнулся над своим компьютером и тыкал одним пальцем в клавиатуру.

– Тебе ведь, – начал он, – хочется, чтобы я рассказал всем про «Жучиные бега»?

«Жучиными бегами» у нас называли ежегодный благотворительный ужин с танцами, во время которого собирались средства для нашего фонда. Последние три года я занимался его организацией, и, собственно, это была одна из важнейших моих должностных обязанностей. В какой-то степени от этого мероприятия зависела вся моя работа.

Я ответил, стараясь говорить безразличным тоном:

– Да, кажется, я упоминал об этом в прошлом месяце.

– Видишь ли, в чем дело. Я забыл пароль и запросил новый на почтовый ящик, который использовал при регистрации аккаунта. Но оказалось, что и от этого почтового ящика я тоже забыл пароль.

– Теперь я понимаю, в чем проблема.

– Я помню, что записал пароль на стикере и приклеил его внутри книги, чтобы не потерять. И совершенно точно у книги была синяя обложка. Но вот как она называлась, кто ее написал и вообще о чем она, – это все полностью вылетело у меня из головы.

– А ты не пробовал, – осторожно начал я, – просто восстановить пароль от почтового ящика?

– Знаешь, я был слишком напуган и не знал, как далеко меня это может завести, поэтому даже не стал пробовать.

Честно говоря, подобные происшествия случались у нас постоянно. Я не имею в виду, что именно такие в точности, но нечто подобное. И я бы переживал намного сильнее, если бы у нашего аккаунта в «Твиттере» было больше 137 подписчиков.

– Да не волнуйся ты так.

Он поднял руку, жестом показывая, чтобы я тоже не психовал.

– Все в прядке. Видишь ли, я вспомнил, что всегда беру с собой какую-нибудь книгу, если иду в туалет. Я даже оставил там парочку на всякий случай – вдруг забуду взять. И вот, когда я пошел туда в очередной раз, то увидел книгу в синей обложке на подоконнике, открыл ее и обнаружил там стикер. Ты не представляешь, какое облегчение я испытал. Во всех смыслах этого слова.

– Что ж, тебе повезло. Во всех смыслах слова. – И чтобы отойти поскорее от туалетной тематики, я продолжил: – Значит, ты нашел пароль, в чем же проблема?

– Понимаешь, я никак не могу придумать, что мне написать.

– Я отправлял тебе письмо, там все подробно расписано.

– Да, но потом я услышал про такие штуки, которые называются хэштегами. И, похоже, их очень важно использовать, чтобы люди могли легко находить твои сообщения в «Твиттере».

Честно говоря, он был прав. С другой стороны, я не особенно верил в то, что Риз Джонс Боуэн сможет организовать нам успешное продвижение в соцсетях.

– Хорошо. И что с того?

– Я пораскинул мозгами, сгенерировал разные идеи и думаю, что в этом хэштеге отразил все, чего мы пытаемся достичь мероприятием под названием «Жучиные бега».

С победоносным видом он протянул мне лист бумаги, на котором аккуратно от руки было написано:

#ЕжегодныйБлаготворительныйВечерСТанцамиИТихимАукциономЭнтомологическихОбразцовИзвестныйТакжеКакЖучиныеБегаИПроводимыйФондомНаучныйАнализВсестороннегоОбеспеченияЗащитыЖуковСостоитсяВОтелеРоялАмбассадорсКоторыйВМарилебонеАНеВЭдинбургеБилетыМожноПриобрестиНаНашемСайте

– И теперь, – продолжил он, – у меня осталось всего сорок два символа, из которых я должен составить пост для «Твиттера».

Знаю, когда-то у меня был шанс сделать неплохую карьеру. В конце концов, не зря же я получил степень МВА. Я работал на одно из крупнейших PR-агентств в городе. А теперь тратил свои дни на то, чтобы рассказывать про хэштеги этому кельтскому недоумку.

Или не тратил?

– Можно добавить график, – предложил я.

Риз заметно оживился.

– А в «Твиттере» можно постить картинки? Я читал, что люди хорошо реагируют на картинки. Потому что это наглядный пример!

– Думаю, к ланчу ты с этим управишься.

Завершив диалог, я отправился к себе в кабинет, компьютер уже загрузился и начал работать, похрипывая, как тираннозавр-астматик. Я проверил почту и с досадой узнал, что некоторые наши спонсоры, причем довольно авторитетные, отказались принимать участие в «Жучиных бегах». Конечно, люди порой ведут себя странно, особенно когда ты просишь их пожертвовать деньги на благотворительность, и уж тем более если просишь пожертвовать на спасение навозных жуков. Но все равно я почему-то испытал неприятную тревогу. Возможно, это была всего лишь случайность. Только вот почему-то мне так не показалось.

Я быстро проверил, не взломал ли в очередной раз наш сайт какой-нибудь порнограф-любитель. И когда не обнаружил ничего, что могло бы вызвать беспокойство (или хоть какой-нибудь интерес), стал собирать в интернете информацию об этих отказниках, словно парень из «Игр разума», в попытке выяснить, есть ли между ними какие-нибудь связи. Никаких связей мне найти не удалось. Но все они были богатыми белыми людьми, придерживавшимися консервативных политических и социальных взглядов. Как и большинство наших спонсоров.

Я не хочу сказать, что навозные жуки ничего в нашей жизни не значат – доктор Фэрклаф несколько раз подробно рассказывала мне о том, почему они так важны. Это было как-то связано с аэрацией почвы и содержанием в ней органических веществ. Но все же ты должен занимать достаточно привилегированное положение, чтобы вкладывать серьезные деньги в исследования о жуках, а, скажем, не в борьбу с противопехотными минами или строительство приютов для бездомных. Разумеется, большинство из нас считает, что бездомные – тоже люди и к ним нужно относиться по-человечески, но доктор Фэрклаф придерживается иного мнения. Она думает, что раз бездомные – люди, а людей на планете и так слишком много, то, с точки зрения экологии, они ничего не значат, более того, могут даже представлять вред для окружающей среды. А вот навозные жуки – совсем другое дело, их невозможно заменить. Вот почему она занимается только сбором статистики, а с прессой общаюсь я.