Текст книги "Идеальный парень"
Автор книги: Алексис Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Алексис Холл
Идеальный парень
Alexis Hall
BOYFRIEND MATERIAL
Copyright © 2020 by Alexis Hall.
© Наталия Нестерова, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2021
© Никита Малахов, иллюстрация
* * *
Посвящается КМК
Глава 1
Я никогда не видел смысла в костюмированных вечеринках. На таких мероприятиях приходится выбирать: либо лезть из кожи вон, чтобы потом выглядеть как полное чмо, либо забить на все и просто выглядеть таковым. Проблема лишь в том, что, как обычно, я не знал, какой вариант предпочесть.
По душе мне был скорее второй – не люблю особо напрягаться. Но в последнюю минуту я запаниковал, ринулся лихорадочно искать, где все же продают костюмы, и оказался в одном из тех секс-шопов на оживленной улице, где умудряются впаривать красное нижнее белье и розовые дилдо даже тем, кто не питает ни малейшего интереса ни к одному, ни к другому.
Вот почему в итоге я завалился на вечеринку, когда там было уже слишком душно, шумно и многолюдно, с довольно сомнительными в своей сексуализированности черными кружевными кроличьими ушками на голове. Честное слово, раньше такие штуки у меня проходили на ура. Но я точно потерял сноровку, и ради триумфального возвращения на сцену можно было придумать что-нибудь поудачнее образа второсортного мальчика по вызову, да к тому же специализирующегося на очень своеобразном фетише. Хуже того, я приехал так поздно, что все прочие одиночки с дерьмовым характером давно уже разошлись по домам.
Где-то посреди этого колодца, полного всполохов огней, пульсирующей музыки и запаха пота, находились мои друзья. Я знал об этом благодаря нашей группе в вотсапе – в тот момент она называлась «А вот и солнце, квиры»[1]1
Отсылка к песне группы Queen «Here comes the sun».
[Закрыть], – и сейчас она была завалена сообщениями с различными версиями относительно того, «куда запропастился этот гребаный Люк». Но пока мне попадались только люди, которые, возможно, водили поверхностное знакомство с людьми, поверхностно знавшими меня.
Протискиваясь к барной стойке, я обнаружил меловую доску с перечислением коктейлей, придуманных специально для этой вечеринки, и в итоге выбрал «Медленную приятную беседу о местоимениях в уютном уголке у стены». Показалось, что коктейль должен быть неплох на вкус, а его название довольно точно определяло мои шансы на перепих в тот вечер. Да и не только в тот.
Мне, наверное, стоило бы объяснить, почему я заказал себе напиток с таким небинарным названием и надел самую популярную у представителей среднего класса пародию на фетишный прикид в клуб, находившийся в подвале Шордича[2]2
Модный арт-район, популярный у творческой молодежи и представителей ЛГБТ+ сообщества. – Здесь и далее – прим. пер.
[Закрыть]. Но, если честно, я сам только начал задаваться этим вопросом. В общем, есть парень по имени Малькольм. Я его знаю, потому что Малькольма знают все. Кажется, он работает брокером или где-то в банке, но вечерами, то есть в отдельные вечера, а точнее – один вечер в неделю, он диджеит в ночном клубе для трансгендеров и гендерфлюидов, а называется этот клуб «Подвал с угощениями на любой вкус». И сегодня он устроил тут «Чайную вечеринку». Точнее, «Чайную вечеринку Безумного Шляпника». В этом весь Малькольм.
Тогда он стоял за пультом в глубине зала в фиолетовом цилиндре, полосатом фраке и кожаных штанах на голое тело и воспроизводил то, что считалось «крутыми ритмами». А может, и не считалось. Может, никто никогда их так не называл. В то время, когда я регулярно зависал в клубах, я никогда не интересовался даже именами своих дружков на одну ночь, не говоря уж о том, чтобы выяснять всякую терминологию.
Я вздохнул и посмотрел на свой коктейль «Приятное отсутствие личной жизни». Должно же существовать какое-то слово, чтобы назвать ощущение, которое возникает, когда ты делаешь то, чего тебе совсем не хочется, пытаешься поддержать кого-нибудь, а потом понимаешь, что ты им и не нужен вовсе, и если бы ты весь вечер сидел дома в пижаме и жрал «Нутеллу» прямо из банки, никто не заметил бы твоего отсутствия. Как бы там ни было, но именно такие мысли посетили меня в тот момент. И, возможно, мне стоило сразу уйти, но тогда я превратился бы в засранца, который приперся на вечеринку Малькольма, даже не потрудившись придумать себе костюм, выпил одну восьмую коктейля, а потом свалил, не перекинувшись ни с кем и парой слов.
Я достал телефон и послал жалобное сообщение «Я на месте, а вы где?», как тут же напротив него появились предательские часы. С какой стати я решил, что здесь, в подвале, в окружении бетонных стен будет нормальная мобильная связь?
– Ты хотя бы понимаешь, – чье-то теплое дыхание коснулось моей щеки, – что эти ушки даже не белые?
Я обернулся и увидел перед собой незнакомого парня. Довольно симпатичного, с заостренной мордашкой, похожей чем-то на лисью, – как ни странно, но такой типаж мне всегда нравился.
– Ага. Ну, я просто опоздал, а вот у тебя вообще нет костюма.
Он усмехнулся, при этом черты его лица заострились еще больше, и сходство с лисом стало совсем уже явным. Меня это окончательно покорило. Он отогнул лацкан пиджака и продемонстрировал стикер с надписью «Никто».
– Боюсь, я не совсем понимаю, к чему эта отсылка.
– «Мне бы такое зрение, – заметил с досадой король, – увидеть Никого!»[3]3
Цитата из повести Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье».
[Закрыть]
– Ну и сноб же ты!
Мои слова вызвали у него смех.
– Костюмированные вечеринки пробуждают мои худшие качества.
Нельзя сказать, что это был мой самый длинный диалог с парнем, который я не угробил с самого начала, но он явно мог войти в число лидеров. Самое интересное, что я не паниковал, не пытался защищаться, изображая из себя конченого идиота или прожженного плейбоя.
– Боюсь представить, что пробуждает в тебе лучшие качества.
– А, ну, – снова улыбка, обнажающая белые зубы, – к примеру, Малькольм.
– Да, Малькольм умеет пробудить хорошее в людях. Он может устроить праздник даже по случаю покупки пластикового пакета за десять пенсов.
– Только не подсказывай ему эту идею. Кстати… – Он слегка наклонился ко мне. – Я – Кэм. Но ты все равно вряд ли расслышал мое имя, так что я готов откликаться на любое, главное, чтобы в нем был только один слог, а посередине – гласная.
– Приятно познакомиться, Боб.
– Ну и сноб же ты!
Несмотря на яркие мигающие вспышки, я уловил блеск его глаз. Мне стало интересно, какого цвета они на самом деле, но из-за полумрака и искусственного разноцветья танцпола понять это было невозможно. Плохой знак. Еще чуть-чуть, и он мог мне понравиться. А ни к чему хорошему это бы не привело.
– Ты ведь Люк Флеминг, правда? – спросил он.
Здрасьте, приехали. А я все думал, когда же ты выложишь все карты на стол. Будь ты неладен.
– Вообще-то, – я решил воспользоваться стандартным для таких случаев ответом, – я Люк О’Доннелл.
– Но ты – сын Джона Флеминга?
– А тебе-то что с этого?
Он моргнул.
– Да так, ничего. Но когда я спросил у Энджи, – это девушка Малькольма, и сейчас она была в очень подходящем ей костюме Алисы, – кто этот горячий сердитый парень, она ответила: «А, да это же Люк. Сын Джона Флеминга».
Мне не нравится, когда меня обсуждают. Но, с другой стороны, выбора у меня не было. Это Люк, спустивший свою карьеру в сортир? Это Люк, у которого за последние пять лет ни с кем не было постоянных отношений? Это Люк, у которого все не так, как надо?
– Да, это я.
Кэм положил локти на барную стойку.
– Как интересно. Никогда раньше не встречал знаменитостей. Мне притвориться, что я обожаю твоего отца или что я его ненавижу?
– Я его никогда толком не видел. – Чтобы убедиться в правоте моих слов, достаточно было заглянуть в «Гугл». В общем, никаких особых секретов я не выдал. – Так что мне все равно.
– Может, оно и к лучшему, потому что я помню от силы одну его песню. Кажется, что-то про зеленую ленту на его шляпе.
– Нет, это песня другой группы – Steeleye Span.
– Подожди, как же называлась группа Джона Флеминга? А, вспомнил – «Права человека».
– Да, но я понимаю, почему ты их перепутал.
Он пристально посмотрел на меня.
– Но ведь они совсем не похожи, правда?
– Ну, есть парочка небольших различий. «Стилаи» – это скорее фолк-рок, а «Права человека» – ближе к прогрессив-року. «Стилаи» больше используют скрипки, «ПЧ» – флейту. А еще лидер у «Стилаев» – женщина.
– Ну хорошо, – он снова улыбнулся мне безо всякой робости, хотя я на его месте смутился бы намного больше, – значит, я просто не знаю, о чем говорю. Но мой отец был большим фанатом такой музыки. Собирал все альбомы. Он хранил их на чердаке вместе со своими брюками клёш, в которые не мог влезть с 1979-го.
Ну все, Кэм начал вспоминать стародавние времена, а он ведь описал меня как горячего и сердитого парня. Хотя сейчас соотношение было где-то 80/20 в пользу сердитого.
– Смотрю, у всех отцы были фанатами моего отца.
– Тебя это, наверное, бесит?
– Немного.
– А телевидение только подливает масла в огонь.
– Ну да. – Я с безучастным видом ковырял соломинкой в коктейле. – Меня стали чаще узнавать на улице. Но знаешь, все эти: «Слушай, твой отец – это тот мужик на шоу талантов?» все же лучше, чем: «Слушай, твой отец – это тот мужик, которого показывали в новостях на прошлой неделе, когда он ударил полицейского головой в живот, а затем его стошнило на судью после того, как он перебрал героина напополам с “туалетным утенком”».
– По крайней мере, это интересно. Самая скандальная выходка моего отца за всю его жизнь случилась, когда он решил потрясти бутылку с кетчупом, забыв, что на ней не было крышки.
Я невольно рассмеялся.
– Поверить не могу, что ты хихикаешь над моей детской травмой. Кухня выглядела как в фильме про Ганнибала Лектера. Мама до сих пор вспоминает об этом, когда сердится. Даже если она сердится не на отца.
– Да, моя мама тоже постоянно вспоминает отца, когда я ее разозлю. Только она говорит не что-то вроде: «Это как в тот раз, когда твой отец залил кетчупом всю кухню», а скорее: «Это как в тот раз, когда твой отец сказал, что вернется домой на мой день рождения, а вместо этого остался в Лос-Анджелесе и снюхивал кокс с грудей проститутки».
Кэм посмотрел на меня с удивлением.
– Ну и ну.
Черт. Половина коктейля и хорошенькая улыбка, и вот я уже запел как влюбленный оборванец на французских баррикадах. Такая история могла обернуться очередным громким заголовком в газетах. «Еще один кокаиновый секрет Джона Флеминга». Или, может: «Яблоко от яблони. Отпрыск Джона Флеминга стал достойным продолжателем дела отца – любителя наркотических загулов». Или хуже того: «Прошлое не забыто. Одиллия О’Доннелл до сих пор вымещает злобу на сыне из-за попоек Флеминга с проститутками в восьмидесятые». Вот почему мне вообще не стоит выходить из дома. И заговаривать с людьми. В особенности с людьми, которым я хочу понравиться.
– Послушай, – сказал я, стараясь сохранять невозмутимость, хотя и понимал, как плохо все это могло закончиться, – моя мама на самом деле хорошая, она воспитала меня одна, и ей много пришлось пережить, так что… давай… давай забудем то, что я сейчас сказал?
Он посмотрел на меня так, будто теперь в его глазах я был уже не столько привлекательным, сколько странноватым типом.
– Я ей ничего не скажу. Я ее даже не знаю. Нет, я, конечно, мог бы приударить за тобой, но мы пока что не в тех отношениях, чтобы знакомиться с родителями друг друга.
– Прости, прости. Я лишь… пытаюсь защитить ее.
– Ты думаешь, ее нужно защищать от первого встречного парня, с которым ты познакомился в баре?
Ну вот, я все испортил. Потому что правильным ответом было бы: «Да, если ты расскажешь об этом в прессе, потому что со мной такое уже случалось», – но я не мог ему этого сказать, так как не хотел подавать такую идею. Если, конечно, она уже не пришла ему в голову и он не пытался играть на моих чувствах, как на флейте или на скрипке, в зависимости от того, в какой, по его мнению, группе я мог бы выступать в семидесятые. Так что оставалось только перейти к варианту Б: позволить этому забавному сексуальному парню, с которым мне хотелось провести хотя бы одну ночь, поверить в то, что я просто конченый параноик, постоянно думающий о своей матери.
– Мм, – промычал я, чувствуя, что выгляжу примерно так же соблазнительно, как сэндвич с мясом сбитого на дороге животного. – Может, поговорим по поводу того, что ты был бы не против приударить за мной?
Повисла долгая и не особенно приятная пауза. Потом Кэм улыбнулся, но его улыбка была настороженной.
– Конечно.
Снова пауза.
– Так вот, – предпринял я еще одну попытку, – по поводу твоего желания приударить за мной. Должен признать, что ты пока приложил минимум усилий.
– Что ж, сначала у меня был такой план: попытаться разговорить тебя немного, посмотреть, как пойдет дело, потом постараться поцеловать и все такое. Но ты порушил мне всю стратегию. И я теперь не знаю, что мне делать.
Я даже расстроился.
– Прости, я же не делал ничего плохого. Но у меня так плохо получается… – Я пытался подобрать слова, чтобы охарактеризовать мои попытки наладить личную жизнь: – …все.
Возможно, у меня просто разыгралось воображение, но мне показалось, что Кэм раздумывал о том, стоит ли ему замутить со мной или нет. Удивительно, но он, похоже, все-таки решил рискнуть.
– Все? – повторил он и слегка дернул меня за кроличье ухо. Я воспринял этот жест как попытку приободрить меня.
Ведь это же был хороший знак, правда? Наверняка это было хороший знак. А вдруг, наоборот, плохой? Что с ним вообще не так? Почему он не убежал прочь с дикими криками? Ну ладно. Нет. Это все мое воображение. Это все творится только у меня в голове. А моя голова – самое ужасное место на свете, особенно для меня. Нужно было сказать что-нибудь веселое, игривое. Прямо, черт возьми, сразу.
– Я бы не стал возражать против поцелуя.
– Хмм. – Кэм наклонился еще ближе ко мне. Ни фига себе, он и правда сейчас сделает это? – Не думаю, что тебе стоит верить на слово. Возможно, я должен сам во всем убедиться.
– Ну, попробуй.
Итак, он убедился сам. И я не возражал против поцелуя. То есть я был даже за. Надеюсь, я его не разочаровал.
– Ну что? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, весело и в нем не было слышно отчаяния и неуверенности.
Его лицо было совсем близко, и я смог рассмотреть все соблазнительные детали: густые ресницы, легкую щетину на подбородке и маленькие морщинки в уголках губ.
– Не уверен, что могу сделать вывод на основе всего одного-единственного эксперимента.
– О. Звучит научно.
Он повторил свой эксперимент. И когда мы закончили, он прижимал меня к краю барной стойки, а я запустил ему руки в карманы, с трудом сдерживаясь, чтобы не облапать его всего. И тут я вспомнил, что он знал мое имя, имя моего отца, а возможно, и матери, а также все, что обо мне писала пресса, мне же о нем было известно лишь то, что его зовут Кэм и он неплохо целуется.
– А ты что, ученый? – спросил я, с трудом переводя дух. А когда он в замешательстве посмотрел на меня, добавил: – Ну да, говоришь ты как ученый, только на ученого не очень похож.
– О нет. – Он усмехнулся лукавой довольной улыбкой. – Это было лишь предлогом, чтобы еще раз поцеловать тебя.
– Чем же ты тогда занимаешься?
– Я фрилансер, пишу для разных сайтов, которые пытаются составить конкуренцию BuzzFeed.
Так я и знал. Так я, черт возьми, и знал! Слишком уж он старательно пытался не обращать внимания на мои многочисленные недостатки.
– Значит, ты журналист?
– Это слишком громко сказано. Я пишу статейки вроде: Х фактов, которые вы хотели узнать про Y, где факту Z вы точно не поверите. Их все терпеть не могут, но все равно читают с удовольствием.
Двенадцать фактов, которые вы не знали о Люке О’Доннелле. Номер восемь вас точно шокирует!
– А иногда я придумываю всякие тесты. Например, нужно выбрать из восьми фотографий котят одну, и мы скажем вам, на кого из персонажей Джона Хьюза вы похожи.
Здравомыслящий Люк из параллельной вселенной, в которой мой отец не был знаменитым засранцем, а бывший парень не продавал мои секреты Пирсу Моргану[4]4
Пирс Морган – британский журналист и телеведущий. Был редактором нескольких газет, включая The Sun, The Dayly Mirror и News of the world. В настоящее время работает в США.
[Закрыть], пытался сказать мне, что зря я так паникую. К сожалению, я его не послушал.
Кэм в недоумении наклонил голову набок.
– Что-то не так? Послушай, это не самая привлекательная работа, и я не стану утешать себя словами вроде «Кто-то же должен этим заниматься», потому что нет, не должен. Но ты опять ведешь себя очень странно.
– Прости. Это все… очень сложно.
– Сложное может быть интересным. – Он поднялся на цыпочки и заправил прядь волос мне за ухо. – С поцелуями мы разобрались. Теперь перейдем к следующему пункту – разговор.
Я улыбнулся в надежде что улыбка окажется не слишком безрадостной.
– Я бы предпочел заниматься тем, что у меня выходит лучше всего.
– Слушай, я сейчас буду задавать тебе вопросы, и за каждый ответ, который мне понравится, ты получишь поцелуй в награду.
– Кхм. Я не уверен…
– Начнем с малого. Ты знаешь, чем занимаюсь я. А что насчет тебя?
Мое сердце бешено билось. Ничего веселого в этом не было. Но, с другой стороны, вопрос звучал совершенно безобидно, ведь так? Эта информация давно была известна всему интернету.
– Работаю в благотворительной организации.
– Ух ты. Это вызывает уважение. Знаешь, всегда хотел заниматься чем-то подобным, но я слишком легкомысленный. – Он поднял ко мне лицо, и я взволнованно поцеловал его. – Любимое мороженое?
– Мятное с шоколадной крошкой.
Еще один поцелуй.
– Какую книгу прочитали почти все, кроме тебя?
– Да все книги.
Он отстранился.
– За это я тебя целовать не буду. Это просто отговорка.
– Нет, серьезно. Все: «Убить пересмешника», «Над пропастью во ржи», любую книгу, написанную Диккенсом, «На западном фронте без перемен», тот роман про жену путешественника во времени, Гарри Поттер…
– Ты прямо гордишься тем, что ничего не читал?
– Ага. Даже подумываю перебраться в Америку и баллотироваться там на какой-нибудь государственный пост.
Он рассмеялся и снова поцеловал меня. На этот раз он крепко прижался ко мне, и его дыхание обожгло мне кожу.
– Ладно. Самое странное место, где тебе приходилось заниматься сексом?
– Это для восьмого пункта? – спросил я с глупым смешком, пытаясь показать этим свою крутизну и безразличие.
– Какого еще восьмого пункта?
– Ну как какого? Двенадцать детей знаменитостей, которые любят заниматься сексом в необычных местах. Номер восемь шокирует вас.
– Подожди. – Он замер. – Ты правда считаешь, что я целовал тебя ради статьи?
– Нет. Я просто… нет. Нет.
Он уставился на меня. Повисла долгая ужасная пауза.
– Ведь так?
– Я же сказал тебе, что все очень сложно.
– Это не сложности, это оскорбление.
– Я… то есть… – Мне уже удалось разубедить его однажды. Получится и еще раз. – Я ничего такого не имел в виду. Дело не в тебе.
Но в этот раз он не стал трогать меня за ухо.
– Как это не во мне, если ты явно переживаешь из-за того, что я могу сделать?
– Просто мне нужно соблюдать осторожность. – И между прочим, я произнес эти слова с большим достоинством. И вовсе не казался жалким.
– Да что я, черт побери, могу о тебе такого написать? «Как я встретил на вечеринке сына вышедшей в тираж звезды»? «Сын знаменитого певца – гей и шокирует всех своим поведением»?
– Похоже, это будет шагом вперед в сравнении с тем, что ты обычно пишешь.
Он удивленно открыл рот, и я понял, что зашел чуть дальше, чем следовало бы.
– Ого! А я только хотел сказать, что не знаю, кто из нас двоих больший засранец. Спасибо, что прояснил ситуацию.
– Нет, нет, – быстро сказал я, – это всегда я. Уж поверь, я это знаю.
– Боюсь, мне это не поможет. То есть я даже не знаю, что хуже. То, что я, по твоему мнению, готов переспать с любой мелкой знаменитостью ради своей карьеры. Или то, что я решусь на такой омерзительный поступок именно с тобой.
Я проглотил обиду.
– Оба варианта зашибись! Лучше не придумаешь.
– Иди-ка ты знаешь куда? Зря я не послушал Энджи. Ты – ничтожество.
Он исчез в толпе. Вероятно, пошел искать кого-нибудь не столь замороченного. А я остался в одиночестве с моими кроличьими ушками набекрень и ощущением полного провала. Итак, достижения сегодняшнего вечера: я успешно продемонстрировал поддержку человеку, которому она совершенно была не нужна, и наконец-то, окончательно и бесповоротно доказал, что никто в здравом уме не станет со мной встречаться. Я всего лишь замкнутый несдержанный параноик, который не способен на нормальное человеческое общение.
Я облокотился о барную стойку и уставился на происходящее в подвале, переполненном незнакомыми людьми, которым было намного веселее, чем мне. Особенно тем двоим, которые, возможно, именно сейчас рассуждали о том, как я ужасен. Мне виделось два варианта дальнейшего развития событий. Я мог проглотить обиду и поступить как взрослый человек: найти своих друзей и попытаться хорошо провести вечер. Или же – убежать домой, напиться в одиночестве, и тогда в длинном списке поступков, которые я безуспешно пытался забыть и притворяться, что их никогда не было, добавился бы еще один пункт.
Через две секунды я был уже на лестнице.
Через восемь – на улице.
Через девятнадцать – я споткнулся о свою собственную ногу и упал лицом в канаву.
Согласитесь, более достойного завершения вечера невозможно было себе представить. Это стало жемчужиной в моей кособокой короне наследного гамбургского принца вечеринок. Только бы все это не обернулось для меня впоследствии кошмаром.
