Текст книги "Терроризм. Война без правил"
Автор книги: Алексей Щербаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Но вернемся к Дегаеву. Теперь причины его деятельности становятся понятнее. Почему бы и не поучаствовать в заговоре? Дело, конечно, рискованное, зато при успехе… Он оставался посредником между террористами и офицерами. Однако в святая святых – в Исполнительный комитет его не допускали. Попал Дегаев в него лишь в 1882 году – то есть после того, как жандармы народовольцев изрядно прорядили. Тут особо выбирать не приходилось. Да и вообще, новых террористов набирали с бору по сосенки. Этим занималась Вера Фигнер, которая совершенно не разбиралась в людях. Да и организатором была тем еще…
Дегаев не занимался непосредственно террористической деятельностью. Основной его задачей было создание подпольных типографий, где в том числе предполагалось выпускать издания, ориентированные на офицеров.
На этом 18 декабря 1882 года и попался. Арестовал его подполковник Георгий Порфирьевич Судейкин. Об этом человеке будет рассказано ниже. Пока что стоит отметить, что подполковник, лучший сыскарь того времени, взял Дегаева в оборот. Он действовал по схеме, которая впоследствии станет классической.
Так, Судейкин говорил:
«Вы сами знаете, как слаба теперь партия: с каждым днем она теряет все более и более своих талантливых членов; вот и вы погибнете, а с вашим умом и способностями до чего вы могли бы дойти, если бы решились – действовать не против правительства, а с ним заодно…»
Дегаев подумал и согласился. А что ему оставалось? На каторгу ему явно не хотелось.
Разумеется, он стал действовать «заодно с правительством» не бесплатно.
С. П. Дегаев, прошение, 10 февраля 1883 года:
«Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения, его благородию господину Г. П. Судейкину от потомственного дворянина, штабс-капитана в отставке Дегаева Сергея Петровича, 1857 года рождения, прошение. Покорнейше прошу, Ваше благородие, дать распоряжение о зачислении меня на службу в Санкт-Петербургское охранное отделение с окладом 300 рублей в месяц».
Как видим по датам, особо долго Дегаева уговаривать не пришлось. Со времени его ареста прошло меньше двух месяцев. Кстати, 300 рублей по тому времени – это больше жалования полковника[20]20
Когда речь идет о ценах и зарплатах, стоит помнить, что рубль довольно быстро обесценивался. Росли как цены, так и заработки. Так что 80-е годы ХIX века – это не 10-е годы ХХ.
[Закрыть].
И Дегаев начал свое жалование добросовестно отрабатывать. Прежде всего, он стал «косить» под дурака и труса. К примеру, он постоянно предлагал совершенно нереализуемые планы. Впрочем, это никого не удивляло – вспомним «копательный синдром» народовольцев. Одновременно Дегаев проявлял сверхосторожность, что тоже мешало террористам что-либо учинить. И, разумеется, сдавал всех. Именно переданные им сведения легли в основу уже упоминавшегося «процесса 14-ти». И все бы ничего, так как это обычное дело там, где играют в террористические игры, но куратор Дегаева, подполковник Судейкин, являлся такой интересной личностью, что оторопь берет…
Необычной биография Судейкина становится с самого его вступления во взрослую жизнь. Сразу после окончания кадетского корпуса он добился зачисления в Отдельный корпус жандармов. Необычность заключается вот в чем. С одной стороны, жандармы стремились привлекать в свои ряды более зрелых людей, прежде всего – офицеров, имеющих стаж службы. С другой – служить жандармом в Российской империи, мягко говоря, было не слишком почетно. К примеру, офицеру было «западло» пожать жандарму руку. Чистоплюи-с… В молодости подобные вещи воспринимаются очень болезненно. Только с возрастом одни проникались сознанием необходимости этой грязной работы, по принципу «если не я, то кто же?», других же вынуждали материальные причины – жандармам платили гораздо больше. Однако Судейкин являлся сыскарем по призванию. Этот человек не только отличался выдающимися способностями в деле розыска, но и получал удовольствие от самого процесса. При том, что, как уже говорилось, средний уровень политической полиции был в 70–80-е годы чрезвычайно низким.
«Судейкин был выдающаяся из общего уровня личность, он нес жандармскую службу не по обязанности, а по убеждению, по охоте. Война с нигилистами была для него нечто вроде охоты со всеми сопровождающими ее впечатлениями. Борьба в искусстве и ловкости, риск, удовольствие от удачи – все это играло большое значение в поисках Судейкина и поисках, сопровождающихся за последнее время чрезмерным успехом».
(А. А. Половцев, член Государственного совета)
Да и внешне Судейкин был ничего себе мужчина.
«…Господин импозантной наружности. Большого роста, атлетически сложенный, широкоплечий, с выей крупного вола, красивым лицом, быстрыми черными глазами, весьма развязными манерами выправленного фельдфебеля – все это вместе роднило его с хорошо упитанным и выхоленным жеребцом».
(П. С. Ивановская, революционерка)
Что удивляться, что карьера Судейкина была весьма успешной? Так, работая в жандармском управлении Киева, он в 1879 году раскрыл местную организацию «Народной воли». Именно раскрыл, а не арестовал отдельных членов, как это обычно тогда делали. Неудивительно, что Судейкин в 1881 году оказался в столице и возглавил Санкт-Петербургское охранное отделение. Кроме того, он стал доверенным лицом министра внутренних дел Д. А. Толстого и директора департамента государственной полиции В. К. Плеве. В 1882 году Судейкин занял пост инспектора тайной полиции. Эта должность была создана специально под него – Судейкин являлся первым и последним инспектором.
Методы у Судейкина были своеобразные. Он был убежденным сторонником провокации.
Отступление. Провокация как она есть
Но тут необходимо, как говорят ученые, определиться с терминами, потому что слово «провокация» будет встречаться на протяжении всей книги.
В революционной и либеральной среде «провокатором» называли любого агента полиции, внедрившегося в ряды оппозиции.
Да и вообще – это слово имеет явно негативный смысл. Но если присмотреться…
Этот термин пришел из военного дела. В чем суть провокации? В том, чтобы, обманув противника, подвигнуть того на неправильные действия. В качестве примера можно привести тактический прием, известный с незапамятных времен, – ложное бегство. Это когда воины изображали паническое отступление. Противники, ломая боевые порядки, азартно бросались их преследовать и нарывались на какой-нибудь засадный полк или на засевших стрелков…
Другой типичный пример провокации – разведка боем. Бойцы изображают атаку для того, чтобы выявить замаскированные огневые точки врага.
Война, как известно – двигатель прогресса. Поэтому провокация распространилась и на другие области человеческой деятельности. На бизнес, политику и, разумеется, на игры спецслужб. Интересно, что о провокации обычно говорят те, кто на нее поддались. Противоположная сторона предпочитает употреблять термины «военная хитрость», «удачная оперативная работа» и так далее.
Из этого следует, что агент спецслужб, внедренный к экстремистам и сливающий информацию, провокатором не является. Информатор (или, если хотите, стукач) – он и есть информатор. Не более.
* * *
Но вернемся к Судейкину. Он-то как раз был сторонником полицейской провокации как метода борьбы с революционерами. Вот что писал подполковник о том, чем, по его мнению, должен заниматься агент полиции:
«Полицейский агент должен быть готов выполнять две главные функции. Первая – информационная: проникать на все собрания революционеров, выявлять их конспиративные квартиры, стремиться быть полностью в курсе деятельности революционных организаций и отдельных революционеров и систематически правдиво информировать обо всем этом охранное отделение. Вторая – активная: проникнув в революционные организации, подстрекать к осуществлению крайних мер, желательно откровенно анархистского порядка, как-то бунт, когда бы разбивались и разграблялись магазины и торговые склады, поджигались дома жителей, открывалась беспорядочная стрельба по представителям полиции, бросались бомбы, и т. п.».
Логика очевидна. Террористы, совершая подобные акции, «раскрываются»: вылезают из подполья, совершают бессмысленные действия – и ловят на этом себе смертные приговоры.
Конечно, провоцировать террористов гораздо удобнее, чем заниматься следовательской работой, которую к тому же толком никто и не умел делать. Так проще – расставил сети и лови… К тому же беспредельные действия не добавляют популярности террористам.
Так-то оно так. Да только провокация – штука опасная. Вспомним про ложное отступление. Ведь много раз случалось, что бегущие не могли вовремя остановиться… А терроризм – куда более сложное явление, тенденции его развития предсказать очень трудно. Так что подобные размашистые провокаторские действия могли привести к чему угодно.
Однако Судейкину не было никакого дела до возможных последствий. Его интересовал сам процесс. Более того – со временем подполковник стал играть уже в собственную игру…
Дело в том, что Судейкин считал себя обойденным, и обойденным в карьерном плане. Хотя, если честно, в 32 года он занимал очень высокую должность. Особенно для государства с устоявшейся бюрократической структурой – тут выскочек сильно не любят. Но Судейкин смотрел на мир так, как он смотрел.
«Нужно заметить, что отношения выскочки-сыщика к верхним правительственным сферам, вообще, не отличались особенным дружелюбием. Он и пугал их и внушал им отвращение. Судейкин – плебей; он происхождения дворянского, но из семьи бедной, совершенно захудалой. Образование получил самое скудное, а воспитание и того хуже. Его невежество, не прикрытое никаким светским лоском, его казарменные манеры, самый, наконец, род службы, на которой он прославился, все шокировало верхние сферы и заставляло их с отвращением отталкивать от себя мысль, что этот человек может когда-нибудь сделаться “особой”. А, между тем, перспектива казалась неизбежной. В сравнении с массой наших государственных людей, Судейкин производил впечатление блестящего таланта».
(Л. Тихомиров)
Некоторые основания к такому взгляду на мир имелись. Так, должность начальника Охранного отделения – полковничья, а Судейкин так и оставался подполковником. Его явно тормозили, чтобы не слишком много о себе мнил. Такое положение дел обидно любому, кто носит погоны, – будь он военный или полицейский. А в Российской империи, где существовал Табель о рангах, определявший социальный статус[21]21
Примечательно, что тогда даже купцы-миллионеры, которым, казалось бы, с их деньгами на всех наплевать, изо всех сил старались получить классный чин.
[Закрыть], – было обидно вдвойне.
Так или иначе, у Судейкина развился комплекс «меня не ценят». В этом нет ничего необычного. Я думаю, каждый сталкивался с подобными людьми. Другое дело, что обычно такие персонажи ограничиваются жалобами на жизнь после пары рюмок. Но не тем человеком был подполковник. Если не ценят – так заставим. Оценят, куда они денутся…
Уже вербуя Дегаева, Судейкин говорил ему следующие слова:
«Правительство, с одной стороны, будет запугано удачными покушениями, которые я помогу вам устроить, а с другой – я сумею кого следует убедить в своей необходимости и представлю вас, как своего помощника, Государю, там уже вы сами будете действовать».
Конечно, это можно списать на оперативные игры – вроде тех, которые велись с Гольденбергом. Но… С другими арестованными террористами Судейкин разговаривал еще более весело.
Народоволец М. Р. Попов вспоминал его слова: «Я, господа, не идеалист и на все смотрю с точки зрения выгоды. Располагай русская революционная партия такими же средствами для вознаграждения, я так же верно служил бы ей».
Уже интересно? Дело в том, что Судейкин задумал грандиозную провокацию. Только она была направлена не против революционеров. Она, по замыслу подполковника, должна была послужить его личной карьере.
План подполковника был следующий. Он громит существующее террористическое подполье, а на его обломках создает новое, подконтрольное. Причем подконтрольное не власти, а именно ему. Дальше Судейкин под благовидным предлогом должен был уйти в тень.
Из обвинительного акта: «По плану Судейкина Дегаев должен был выстрелить Судейкину в левую руку во время прогулки его в Петровском парке и скрыться на лошади, приготовленной заранее самим же Судейкиным; а во время болезни последнего от этой раны должно было последовать, согласно замыслу Судейкина и Дегаева, убийство министра внутренних дел, графа Толстого».
Смысл этой комбинации двойной. Судейкин полагал, что именно Толстой мешает ему жить. Возможно, так оно и было. Многие сановники с большим подозрением смотрели на усиление тайной полиции, справедливо полагая, что контролировать ее они не смогут. (Как мы увидим дальше – и не смогли.) Но самое главное, по замыслу Судейкина должна была складываться такая картина: когда его нет на боевом посту, в стране начинает твориться черт те что… Что дальше – понятно. Высшая власть осознает незаменимость подполковника – и тут появляется он в белом мундире и на белом коне…
Такой метод называется «лес поджечь, чтобы прикурить». В истории очень многие пытались выращивать террористов, надеясь использовать их в своих целях. Если их удавалось вырастить, результат был всегда одинаковым – террористы выходили из-под контроля. К примеру, Усаму бен Ладена ЦРУ выращивало для борьбы с СССР. Вырастило…
Понимал ли это Судейкин? Возможно, что нет. Если уж ребята из Лэнгли[22]22
В городе Лэнгли, штат Вирджиния, находится штаб-квартира ЦРУ.
[Закрыть] не понимали! А у них-то там аналитиков как грязи… Но ведь все считают себя самыми умными…
В любом случае, подталкивать убежденных врагов режима на убийство ради собственной карьеры – замысел интересный. Так что в темной возне вокруг Азефа, которая началась спустя 20 лет, не было ничего принципиально нового.
Однако грандиозным планам Судейкина не удалось свершиться. Дегаева вычислили революционеры. Есть версия, что это произошло не просто так. Дескать, у графа Толстого имелись свои источники информации. Впрочем, обоснование этой версии сводится лишь к тому, что Дегаева разоблачили как-то уж очень вовремя. Но подобных совпадений в истории хватает. По-моему, там, где можно обойтись без конспирологии, стоит без нее обходиться…
Так или иначе, народовольцы «кинули предъяву» Дегаеву. Террористов оставалось очень немного. Но он неплохо знал эту среду и понимал: оставшихся хватит, чтобы кто-нибудь нанес ему в темном переулке удар ножом. В деле преследования предателей народовольцы были куда упорнее своих последователей-эсеров. Эсеры-то воспринимали стукачей как неизбежное зло, а народовольцы верили, что можно очистить от них мир.
Террористы сделали Дегаеву предложение, от которого невозможно было отказаться, – искупить предательство кровью. Не своей, чужой. Ему предложили убить Судейкина. Что тот и сделал 16 декабря 1883 года.
«Решив заманить Судейкина для того, чтобы убить его, Сергей сообщил ему, что в такой-то день ожидает к себе на квартиру барыню из провинции с очень важными документами. Судейкин и раньше бывал у Сергея, поэтому не было ничего странного в том, что Сергей просил его присутствовать лично при свидании с приезжей из провинции. Между тем, Сергей спрятал у себя на квартире двух террористов, а сам должен был встретить Судейкина и подать знак к нападению выстрелом. Судейкин явился с племянником. “А где же ваша барыня, Сергей Петрович?” – спросил он Сергея. Сергей что-то отвечал ему и повел в заднюю комнату. Когда они сели у стола, Сергей выхватил револьвер и выстрелом ранил Судейкина. “Дегаев! Что вы делаете?!” – закричал тот и бросился в переднюю, где в то время уже убивали его племянника. Сергей вместе с другими участниками бил Судейкина во время борьбы в ватерклозете… Затем, так как дело было кончено, он надел пальто и медленно спустился по лестнице. В ушах у него все время стоял страшный крик Судейкина, но на лице, вероятно, не отражались ни ужас, ни растерянность, так как, когда ему пришлось проходить мимо швейцара, тот, по обыкновению, встал, поклонился ему и пропустил мимо, не заметив в нем ничего особенного.
На границе ему пришлось прожить два дня в ожидании, когда привезут ему паспорт. Затем он отправился в Париж на суд своих бывших товарищей. Надо прибавить одну черту: жена Дегаева жила в это время в Париже и каждый день ходила обедать к Л. Тихомирову.
Сергей пришел тоже к Тихомирову и, сообщив о смерти Судейки-на, предложил самому привести над собой в исполнение смертный приговор, если народовольцы сочтут это действие полезным для партии. Л. Тихомиров обещал переговорить с другими членами “Народной воли” (имена их я не могу припомнить) и сообщить Сергею решение суда. Сергей ждал 3 дня… “Если бы тебе вынесли смертный приговор, ты бы исполнил его?” – спросила я. “Разумеется”, – отвечал он без малейшего колебания.
Но приговор ему вынесли другой; имя его было предано бесчестью, он был изгнан из партии, и ему было запрещено когда бы то ни было, под страхом смерти, принимать участие в политической деятельности партии».
(Н. П. Маклецова (Дегаева))
Дегаев уехал в Северо-Американские Соединенные Штаты. Там он начал с работы грузчика, а после дорос до профессора математики. Он проживал в городе Вермингтоне под именем Александера Пэлла.
«В доме “мистера Пэлла” никогда никто не употреблял ни одного русского слова. Интереса к своему бывшему отечеству “профессор Пэлл” никогда ни в чем не проявлял, если не считать двух следующих случаев. Во время русско-японской войны Дегаев определенно высказывался за победу Японии, а значительно позже (в 1918 г.), сейчас же вслед за началом красного террора (после покушения на Ленина), он в одном своем письме, написанном, как и все его письма, по-английски, вставил следующую фразу по-русски: “проклятая Россия, даже освободясь, она не дает жить человеку”… В этих словах Дегаев выразил свое крайнее озлобление против большевизма.
В 1920 г. мистер “Алегзендер Пэлл” умер, имея 66 лет от роду. При этом даже наиболее близко к нему стоявшие коллеги по университету и обыватели города Верминион (Вермингтон) никогда не догадывались, кем в свое время был этот совершенно американизировавшийся и вечно в себе замкнутый профессор математики».
(И. Генкин, журналист)
Если разом все перечеркнуть…В 80-х годах XIX века было предпринято несколько попыток реанимировать «Народную волю». До конкретных дел – взрывов и выстрелов – не дошло. Из всех этих попыток более всего интересна «Террористическая фракция “Народной воли”». Дело не в том, что руководитель этой структуры, Александр Ильич Ульянов, являлся старшим братом будущего «вождя мирового пролетариата». Дело именно в его личности. Его путь в террористы был весьма нетипичным.
Александр Ульянов не принадлежал к представителям революционной молодежи. Он был подающим надежды ученым-естественником. (Тогда еще в науке не существовало узких специализаций.) Ульянов занимался в первую очередь биологией. Я интересовался мнением специалистов в этой области. Так вот, профессор Юрий Полянский утверждал, что Ульянов был серьезным и талантливым молодым ученым.
К революционерам Ульянов относился без особой симпатии. Он полагал: каждый должен добросовестно делать свое дело на своем месте. Правда, он увлекался марксизмом, но тогда это отнюдь не свидетельствовало о симпатии к революции, тем более – к терроризму. Скорее, наоборот. Марксизм был моден среди интеллектуалов. Они рассматривали учение Карла Маркса как продвинутую теорию, объясняющую нашу жизнь. Революционные выводы из нее в России пока еще никто не делал, это случится несколько позже. К тому же народники терпеть не могли марксистов. Их считали «бухгалтерами», которые, дескать, повязнув в своих экономических выкладках, не воспринимают истинно революционного духа…
То есть, по современным представлениям, Александр Ульянов был вполне успешным человеком, который занимался любимым делом[23]23
Заметим, семья Ульяновых являлась дворянами и, пусть не очень богатыми, но все-таки помещиками.
[Закрыть]. Да, был не слишком доволен существовавшей властью – так в среде молодых интеллигентов ее критиковали чуть ли не все поголовно… Обычное дело. Но вот вдруг Ульянова переклинило…
«Точкой поворота» послужило следующее событие. 17 ноября 1886 года студенты решили отметить 25-летие смерти критика и публициста Н. А. Добролюбова, еще одной культовой фигуры народников. Дабы возложить венок на могилу своего кумира, около полутора тысяч человек организованной толпой двинулись к Волковскому кладбищу. Среди студентов был и Александр Ульянов.
Власти знали, что будет дальше. Начнутся речи – и, понятное дело, отнюдь не верноподданнические. Поэтому полиция блокировала подходы к кладбищу. Однако начальство разрывалось между двумя установками: «не допущать» и «не обострять». Поэтому полицейские предложили компромиссный вариант: группа студентов прошла к могиле и возложила венок.
Однако большинство собравшихся подобный расклад не устраивал. Стоило ради эдакой малости тащиться на край города! (Волковское кладбище являлось глухой окраиной.) Так что студенты решили, распевая революционные песни, двинуться к Казанскому собору. И двинулись. Далеко, правда, не ушли. На перекрестке Расстанной улицы и Лиговского проспекта дорогу им перегородили казаки. Они окружили толпу, и подоспевшие жандармы начали «фильтрацию» прямо на месте. Процедура неприятная. К тому же пошел дождь… В итоге около 40 человек было выслано из города. Но главным было совсем иное. У тогдашних студентов было своеобразное чувство собственного достоинства. Они считали совершенно нормальным публично унижать профессоров, подвергая их обструкции (то есть, попросту – освистывая), но вот к себе требовали исключительно джентльменского отношения. Так что тогда они были страшно оскорблены.
На следующий день в университете появилась выполненная на гектографе[24]24
Гектограф – наиболее распространенный в те времена способ изготовления нелегальных печатных изданий. Для этого не требуется никаких специальных приспособлений. Надо сварить нечто вроде студня из глицерина и желатина и залить в металлический ящик. После этого рукопись пишется на листе бумаге анилиновыми чернилами (глицерин продавался в аптеках, анилиновые чернила – в канцелярских лавках, о желатине и говорить нечего) и прикладывается к студню. Дальше можно снимать оттиски. Хватает примерно на 30–50 экземпляров, потом текст начинает расплываться. Надо писать снова. Автор с приятелями в молодости пробовал. Вполне работает. Правда, вид печатной продукции непрезентабельный. Но ведь для «крамольных» листовок это и не важно…
[Закрыть] листовка:
«У нас на памяти немало других таких же фактов, где правительство ясно показывало свою враждебность самым общекультурным стремлениям общества… Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности».
Заметим, к реальным действиям листовка не призывает. Обычная болтовня. Но…
Данное событие произвело большое впечатление на Александра Ульянова. Так бывает и сейчас. Когда человек ни с того ни с сего вдруг бросает налаженную жизнь и ввязывается в какую-нибудь авантюру, значит, что-то в душе копилось… Возможно, и для Ульянова этот не слишком серьезный эпизод стал решающим…
Так или иначе, но переход от аполитичности к реальной террористической деятельности занял у Александра Ильича всего два месяца. Для сравнения. Желябов, до того как податься в террор, девять лет занимался менее крутой революционной деятельностью, из них три года сидел в тюрьме. А пребывание за решеткой (тем более что в итоге он был оправдан) не добавляет гуманизма.
Так или иначе, в конце 1886 года Ульянов примкнул с созданной студентами Петром Шевыревым и Орестом Говорухином «Террористической фракции партии “Народная воля”». Довольно быстро «по факту» Александр Ильич стал лидером. Видимо, организаторские способности были в их семье фамильной чертой… Интересно, что среди людей, причастных к организации, был будущий диктатор Польши Юзеф Пилсудский. А его старший брат Бронислав играл очень активную роль.
Именно Ульянов написал программу. В ней явно видны его марксистские взгляды:
«Признавая главное значение террора как средства вынуждения у правительства уступок путем систематической его дезорганизации, мы нисколько не умаляем и других его полезных сторон. Он поднимает революционный дух народа; дает непрерывное доказательство возможности борьбы, подрывая обаяние правительственной силы; он действует сильно пропагандистским образом на массы. Поэтому мы считаем полезной не только террористическую борьбу с центральным правительством, но и местные террористические протесты против административного гнета».
Кроме того, Александр Ильич изготовил бомбы. Благо, естественник – это и химик.
Террористы планировали убить Александра III, когда тот 1 марта 1887 года поедет в Петропавловскую крепость на панихиду по отцу.
Затея была обречена. Организация попала под контроль полиции с самого начала. Более того. Один из террористов от «большого» ума много чего написал в письме своему приятелю… Так что Охранное отделение довольно быстро узнало место и время теракта, что позволило повязать бомбистов с поличным.
В результате были повешены боевики, а также лидеры – Александр Ульянов и Петр Шевырев.
На некоторое время все затихло. Но именно – на некоторое время.
История «Народной воли» на этом закончилась. Были попытки ее возродить, но об этом будет рассказано дальше. Нам же пора вспомнить, что террористы имелись не только в Российской империи…
