Текст книги "Машина наказаний"

Автор книги: Алексей Корепанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Космические дуэлянты

Когда Сидоров вызвал Иванова на дуэль, вся западная часть Галактики пришла в недоумение. Что за кошка пробежала меж друзьями детства, встретившимися через чертову дюжину галактических месяцев после странствий в глубоком космосе?

В барах Альдебарана, за кружками старбакского пива, поговаривали разное.

Кто-то утверждал, что бывшие друзья не поделили планету для исследований (не так уж много осталось во Вселенной неисследованных планет), другой кричал о красивой девушке с Рексоны, якобы отшившей Иванова и проявившей симпатию к Сидорову; один уроженец Туманности Андромеды, основательно приняв на зоб, весьма не туманно намекал на нетрадиционную сексуальную ориентацию друзей.

Ну да ему быстро закрыли рот (вернее, клюв), потому что суровые обитатели Западной части Галактики искренне уважали Сидорова и Иванова за смелость, честность, готовность прийти на помощь.

Весть о ссоре друзей встревожила Совет Безопасности Галактики. Полпред Альдебарана призвал к созыву экстренного совещания, которое и прошло 11 апреля 4599 года. Дипломаты приняли резолюцию: выделить для дуэли пустынный участок Западной области, через который не ходит галактический автолайн.

Протест Балаклавы, считающей этот участок своей территорией, был решительно отклонен, и ее полпред в знак протеста выполз из зала заседания.

Дуэль началась 12 апреля.

Корабль Иванова, под названием «Спартак», раскрашенный в красно-белые цвета, сходу атаковал красно-синюю «стрелу» Сидорова. Сидоров ловко увернулся и увел аппарат за ближайший астероид. Заряд плазмы, выпущенный Ивановым, разнес астероид в пух и прах. А Сидоров между тем сделал мертвую петлю и зашел сзади. Тонкий лазерный луч чиркнул по обшивке корабля.

– Врешь, – сквозь зубы процедил Иванов, вдавливая кнопку «Regeneration» на панели приборов.

Корабль худо-бедно залатал дыру, и дуэль продолжалась.

Эти парни поливали друг друга огнем от заката до рассвета, уничтожив попутно сотню-другую планет, планеток и астероидов, а кроме того, они поливали друг друга грязью по радио. Самое ласковое словцо, которым Иванов угостил бывшего дружка, было «осел», а Сидоров назвал Иванова «девчонкой».

Они дрались до изнеможения; отзвуки этой битвы доносились до медвежьих углов Галактики.

Наконец, израсходовав запас энергии, Сидоров опустился на одну из уцелевших планет, чтобы подзарядить солнечную батарею. Сюда же припланетился Иванов.

Дуэлянты поприветствовали друг друга мрачными кивками. Уселись на камни. Закурили.

Молчание затянулось, и Иванов сказал, сплюнув:

– А нехило оттянулись.

– Не то слово, – с готовностью отозвался Сидоров. – Я едва не достал тебя у астероида 7 ж.

– Да ладно, – засмеялся Иванов. – Если бы ты не спрятался за 2 о, я поджарил бы тебя.

– Небось по всей Галактике болтать будут, а, Толян?

– По-любому, Серег.

Друзья засмеялись. Похоже, мир был восстановлен. Прильнувшая к телевизорам Вселенная с облегчением выдохнула.

– Да, толстячок, неплохо мы отожгли, – не мог успокоиться Иванов.

Он захлопнул рот ладошкой, но было поздно: слово – не воробей. Нахмуренный Сидоров грозно подобрал шлем и направился в сторону своего корабля. Его грузное тело покачивалось на толстых, как тумбы, ногах.

Иванов с досадой сплюнул, бросил на камни окурок и во весь дух припустил к кораблю: Сидоров уже взлетел.

Дуэль продолжилась.

На улицах старого Лондона много микробов

Вот уже целую неделю Сережа мучился одной мыслью. Мучился он ею и дома, и в метро, и в кафешке, и на улице, и даже на работе, сидя за компьютером. А мысль была такая: что подарить на Новый год своей девушке, Кате? Сережа хотел, чтобы подарок был необычным (не какие-то там духи, не смартфон, не путевка в Турцию на двоих). Сережа хотел, чтобы подарок был волшебным. Да, именно волшебным. Таким, чтобы Катя запомнила тот миг на всю жизнь.

Но какое волшебство в гудящем, как улей, предновогоднем городе? Из супермаркетов друг за другом вываливаются перегруженные покупатели. Елка на главной площади не настоящая, а металлопластиковая, а у Деда Мороза, завлекающего прохожих в новый бутик, (посмотри-ка!) отклеился ус…

А между тем, до Нового года остался один день. Один-единственный день.

Утром Сережа позавтракал, почистил зубы и стал одеваться.

– Ты куда? – спросила Катя. – Я думала, ты поможешь мне с оливье.

– Я ненадолго.

Сережа выскочил за дверь.

В торговом центре он постоял у лавочки с духами, заглянул в бутики с одеждой, телефонами, ювелирными украшениями… Все хорошо, все блестит, но… Во всех этих вещах (так Сереже казалось) нет души. Они холодные, эти вещи.

Сережа замер у книжного развала. Взял какую-то толстую книжку, полистал, положил обратно. Книжки сейчас мало кому нужны…

Встрепенулся: надо искать подарок для Кати! Пошел было к выходу из торгового центра.

– Молодой человек!

Сережа оглянулся. Из-за книжного развала виднелось лицо продавца. Белая борода, густые брови, красноватый нос. Колоритный дядька. И как это Сережа не обратил на него внимания?

– Да?

Сережа вернулся к развалу.

– Подарок для девушки ищете? – улыбнулся продавец (веселые морщинки тонкой сеткой окружили его глаза).

– Да, – кивнул Сережа.

– Книжку, как я понимаю, девушка не ждет?

Сережа замялся – не хотелось обижать продавца.

– У нее айпад, – выдавил, наконец. – Катя читает электронные книги.

– Ну, ладно, – продавец непринужденно махнул рукой. – Ты мне лучше вот что скажи: хочешь удивить свою девушку и порадовать так, чтобы она на всю жизнь запомнила?

– Конечно, хочу, – ответил Сережа и подумал:

«Странный старик, он что, мои мысли читает?».

– Я могу помочь тебе, Сережа.

– Помочь? Но как? А откуда вы знаете, как меня зовут?

Бородач рассмеялся.

– Я много чего знаю. Например, знаю, что сейчас джентльмен О"Хара взглянул на свой хронометр и сказал: «Я припозднился, однако».

– Что? – удивленно переспросил Сергей, но вдруг голова у него закружилась, и он словно бы провалился в разноцветную воронку.

Джентльмен О"Хара взглянул на свой хронометр и сказал: «Я припозднился, однако». Ускорил шаги. Когда Сергей возник посреди улицы прямо перед джентльменом, они оба вскрикнули и побежали в разные стороны. Причем джентльмен по-английски кричал: «Караул! Раздевают!».

Сергей пробежал по гулкой брусчатке мимо мрачных домов. Остановился, тяжело дыша.

«Где я? Что со мной сделал этот бородач?».

Он огляделся вокруг. Что это за улица, что за старый, грязный город? Почему тот человек кричал по-английски?

Катя ждет, скоро часы начнут бить, а у него нет подарка, и вообще он оказался заброшен колдуном неведомо куда!

Колдун! По спине Сергея пробежал холодок.

А тут еще вверх по улице, навстречу ему, шагали двое. Какие странные оборванцы!

Сережа попятился, но было поздно.

– Деньги есть? – спросил один из оборванцев по-английски.

– Есть.

Сережа дрожащими руками достал кошелек, сунул в руку бандита тысячную купюру. Тот посмотрел на нее.

– Что это? Что это за дерьмо?

Швырнул на мостовую. Ветер подхватил банкноту и, кружа, понес ввысь.

– Пошли, Джон, – подал голос второй бандит, озираясь.

Бандиты поспешно удалились. Сергей остался стоять посреди улицы, все еще не придя в себя.

Проклятый бородач! Как же быть, а?

Вдруг из переулка он услышал какой-то писк и рычание.

Сергей, сжав зубы, ступил в переулок.

Черный пес устрашающего вида бросался на хлипкое деревце, за ветки которого из последних сил держался котенок.

– Убирайся! – крикнул Сергей и тут же пожалел об этом.

Пес повернулся к нему. Вместо глаз – мерцающие угли, уши прижаты, пасть оскалена.

«Собака Баскервилей», – пронеслось в голове юноши.

Котенок мяукнул, и Сергей понял, что не отступит.

– Прощай, Катя, – шепнул он, нагнувшись в поисках булыжника.

В темной кишке переулка кто-то вдруг свистнул. Пес поджал хвост и побежал на зов.

– Убирайся, – со слезой в голосе крикнул ему вдогонку Сергей. – А вы там, надевайте намордник на свою собаку!

Юноша подошел к дереву и снял котенка, дрожащего, грязного, мокрого.

– Ну-ну, успокойся, – шепнул Сережа.

И тут опять: головокружение и разноцветная воронка.

Сережа стоял у книжного развала. Бородач разговаривал с подошедшим покупателем.

– Эй.

– Что вы хотели?

– Я только что оттуда.

– Откуда?

– Ну, из старого Лондона, куда вы меня забросили.

На лице бородача сквозила усталость и недоумение.

Мяукнул котенок.

– Вот котенок, которого я спас там.

– Старый Лондон, котенок, – бородач зевнул. – Идите домой, молодой человек. Не слишком ли рано выпили? До Нового года два часа.

«Катя!» – вспомнил Сергей и побежал к выходу, с отчаянием понимая, что так и не добыл своей девушке никакого подарка.

– Сережа, где ты был весь день? – на глазах Кати блестели слезы.

В квартире находились и Катина подруга – Лена.

– Катя, послушай, – горячо заговорил Сережа, – со мной такое приключилось!

И он рассказал все, как было.

Катя строго смотрела на него. Лена фыркнула:

– Придумал бы какую-нибудь правдоподобную отмазку.

Сережа протянул Кате котенка.

– Это… тебе, – сказал, запинаясь.

– Гадость какая, – брезгливо прокомментировала Лена.

А Катя взяла котенка. Погладила по мокрой шерстке и сказала:

– Его надо накормить и помыть, на улицах старого Лондона много микробов.

Должность

Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и

обязанность земной своей должности, потому что это

уже нам всем темно представляется, и мы едва…

Н. В. Гоголь «Мертвые души», том второй.

Глава первая Похищение ревизора

1

В тот день – кстати, жаркий до одури – давали премьеру «Ревизора» в постановке столичного щеголя Шилкишевича (большой, как раньше говорили – моветон, но это между нами). Публики, вопреки ожиданиям, собралось много – напрасно издергался антрепренер Силкин.

Я, конечно, играл Хлестакова – еще бы, прима! – и, должен заметить, не без вдохновения. Этак, знаете ли, поперло меня, и Городничему (Лукьянов) в первом действии налебезил за милую душу, и за Марией Антоновной (Шпанк), приволокнулся эффектно.

В антракте в гримерку ко мне заглянул сам Шилкишевич и, хоть и не похвалил, но и не наорал, как на того же Лукьянова.

– Тут к тебе какие-то, – сказал он между прочим. – Смотри у меня!

Привычка грозить была впитана Шилкишевичем с молоком Немировича-Данченко.

Я обернулся, накладывая грим на вспотевший лоб. Гримерша, конечно, обслуживала эту гордячку Шпанк.

Передо мной застыли два человека в черных очках и, если можно так выразиться, черных же костюмах-двойках. Можно? Ну, тогда выражусь! Похожи они были на секьюрити из ювелирного магазина.

– Что вам угодно, господа? – спросил я, вовсе не желая выходить из образа.

И тут… О боже, довольно жутко вспоминать… Впрочем, вспоминать-то особо нечего: лишь вонючий платок, подсунутый мне под нос.

Очнулся я в чем-то черном… Вообще в тот период в жизни моей превалировал черный цвет.

– Где я?

Мне показалось, что я, простите, помер.

– Не бойтесь, Сергей Леопольдович, мы не сделаем вам ровным счетом ничего плохого.

Голос мягкий, а все же было в нем что-то тигриное.

«А кривым счетом?» – испугался я и повернулся. Оказалось, что я еду в таком, знаете ли, черном лимузине и из окна мелькают незнакомые мне, но весьма солидные с виду здания. Я, признаться, никогда не покидал родной Ж…

У тигриного голоса оказалась очень даже не тигриная внешность: ласковые голубоватые глаза, беспомощно-розовая лысина и бородавка на щеке, похожая, тысяча извинений, на махонькую какашку.

– Театр, «Ревизор», – пролепетал я, чувствуя, что сердце срывается с привязи.

– Какой ревизор, Сергей Леопольдович? – протянул бородавка и зачмокал губами. Он нажал какую-то кнопочку и – к изумлению моему – из спинки сиденья выскочили два бокала с искрящейся жидкостью.

– Забыл, пардон, представиться. Семен Никитич. А вы?

– Сергей Леопольдович.

От неопределенности фортуны на меня напала икота.

– Ну, вот и замечательно, милейший Сергей Леопольдович. Выпейте, друг мой ситный, икота и пройдет.

«Отравят», – могильно решил я, но бокал взял. Шампанское, надо признать, было отменным, – да чего там! – сроду такого не пил. Хорошо, если б всех таким травили.

– Вот и славно, – сказал Семен Никитич, глядя, как двигается мой кадык, – Вы, мне думается, хотели бы знать, с чем связана такая наша… беседа.

Он легонько дотронулся до моей одежды. Боже свят, я же в костюме Хлестакова! Знаете, курточка еще туда-сюда, но панталоны довольно-таки легкомысленного свойства. Боюсь, обыватель не поймет.

В панике я посмотрел в голубые моря Семен Никитича.

– Да, признаться, хотелось бы знать…

– Не волнуйтесь, на месте мы вас приоденем, – смеясь, промолвил Семен Никитич и тут же посерьезнел, – У меня – то есть у страны – есть для вас работа.

– Какая? – испугался я, вообразив, что меня собираются отправить шпионом в Англию.

– О, очень интересная и творческая, – заокал Семен Никитич, поглаживая рукой мою коленку. – Ведь вы творческий человек?

– В – вероятно.

– Ну-ну, не скромничайте…

Тем временем лимузин подъехал к настоящему имению – постриженные лужайки, фонтанчики, золотые оградки. А дом! То не дом был – дворец!

– Тут вы теперь будете жить, любезный мой Сергей Леопольдович.

Ответить я, как вы понимаете, не смог.

2

– О, какой сон! Эй, Машка?

– Машку привезем потом, Сергей Леопольдович.

Семен Никитич. Так это был не сон! Я огляделся, продирая спросонья глаза: святые отцы, какая это была спальня! Да в эту спальню поместился бы весь театр Ж… со всеми пристройками, надстройками и конем на крыше!

Золото так и слепит очи. Зеркала, тончайшие занавески, ажурная лепнина на потолке. А простыни! Да я б душу продал, чтоб хоть на полчаса прикорнуть на этих простынях!

– Сергей Леопольдович, вы уж не гневайтесь, – говорил между тем Семен Никитич, – Вчера мы дали вам немножечко снотворного, чтоб вы как следует отдохнули.

Он стоял, одетый в смокинг с жилетом. Рядом с ним маячила – о! прэлестное создание: глаза – океаны, плечи, что сахар, ну и все прилагающееся.

– Да, кстати, ваша горничная, Степанида.

Имечко, конечно, бугристое, но не в имечке, как говорится, клад зарыт!

– Жду внизу, – коротко бросил Семен Никитич и откланялся.

– Вот ваш костюм, Сергей Леопольдович,

Костюм был весьма и весьма, ничем не хуже семеникитичского, но, знаете ли, я не спешил покидать сладкий плен простыней – признаться, я довольно стеснителен, а тут, как назло, на мне довольно-таки древние трусы. Эпохи, скажем, праотца Адама.

– Я отвернусь, Сергей Леопольдович, – засмеялась Степанида.

О, ангел!

Костюмчик сидел на мне как влитой. Степанида глянула и ахнула.

– Какой вы красавец, Сергей Леопольдович.

Краска удовольствия залила мне лицо, шею, и полилась куда-то вниз.

– Спасибо, Степанида.

– Называйте меня Степа, – разрешила девушка.

Ну что ж, Степа, так Степа, а то и вправду язык сломать можно.

Я спустился по мраморной лестнице, мимо портретов незнакомых мне представительных людей в париках, наверное, королей либо графов. Они смотрели на меня доброжелательно, должно быть, принимая за своего потомка. А чем я не потомок? Спина моя сама собою распрямилась, а грудь сделалась колесом – эх, хорошо!

Внизу был стол, накрытый скатертью, а на нем… Столько жратвы я отроду не видел. Это, кажись, расстегаи, вот осетр с яблоком в пасти, вот ананасы вареные в мадагаскарском роме, вот швейцарский чиз, вот голландская пастила, вот французские паштет, вино, устрицы, а это, наверное, икра… Хотя нет, икра – она красная, мелкая, а эта отчего-то черная и с горошину.

– Присаживайтесь, Сергей Леопольдович!

Семен Никитич слился с этим изобилием: я, грешным делом, принял его за фаршированного поросенка.

Робость одолела меня, и была б здесь табуретка, сел бы на нее…

– Ну что вы, Сергей Леопольдович, – негодуя, воскликнул Семен Никитич, – Мы у вас в гостях.

И выскочив из-за осетра, он усадил меня во главе стола на витой венский стул рядом с маринованным тайваньским пандою.

«Мы?» – я огляделся, и во рту у слегка провяленного никарагуанского зулуса увидел невысокого щупленького мужичка с большим, как у сома, ртом и выпученными глазами.

– Олег Власыч, – представил Семен Никитич, уплетая, между прочим, паштет, – Начальник вашего предвыборного штаба.

– Очень тронут, – пропищал Олег Власыч, налегая, кстати, на черные горошинки.

Я решил не удивляться и отдал должное своему измученному «Дошираком» желудку.

3

После завтрака, который стоил многих обедов, мы сидели на обдуваемом зефирами балконе и, пардон, ослабив ремни на брюках, курили кубинские сигары, пуская благородный дым в небо отменной голубизны.

Семен Никитич вдруг закашлял и сказал:

– Теперь поговорим о деле.

Я насторожился: хотелось верить, что речь пойдет не об оплате вышеуписанного банкета: наличных денег у меня был ноль, а безналичных и того меньше.

– Нужно обсудить предвыборную платформу Сергея Леопольдовича, – произнес Сергей Никитич.

Мне были до люстры, что пред -, что после – выборная платформы.

Олег Власыч слегка рыгнул, невинно прикрыв ладошкой рот, и вдруг понес такую ахинею, что впору было заткнуть уши и закричать «Караул!»: какой-то электорат – что это за птица? – куда – то нужно завлечь, а чтоб его завлечь, нужно провести грамотный пиар, а затем нужен некий компромат, дискредитация и прочая и прочая… Но Семен Никитич делал вид, что ему интересно, даже поддакивал, и я решил не отставать – чем я хуже, я все-таки прима!

Но как я ни старался «соответствовать», словесный поток Олега Власыча придавил меня и, видимо, взгляд мой несколько осоловел, так что Семен Никитич поспешил заметить:

– Да что ж мы Сергея Леопольдовича – то грузим? Ему все это знать вовсе ни к чему. Работа Сергея Леопольдовича начнется завтра.

Брови мои поднялись на небывалую высоту, но, слава создателю, за сигарным дымом никто этого не разглядел.

– А пока, – продолжал Семен Никитич ангельским голосом, – я советовал бы вам, Сергей Леопольдович, пойти соснуть часок-другой, а затем, будьте уж так добры, вызубрите назубок вот этот текст. Это, позвольте заметить, ваша роль.

Он протянул мне листок, отпечатанный на гербовой бумаге и, признаться, поверг в уныние: целых три абзаца!

– Ну что ж, позвольте откланяться, – уныло сказал я и, швырнув недокуренную сигару с балкона, оставил их наедине с электоратом.

– Назубок, Сергей Леопольдович, – бросил мне вслед Семен Никитич.

Я поднялся по мраморной лестнице, невесело поглядывая на своих предков. Некоторые из них сочувственно кивали головами.

Степанида стирала пыль с зеркал, и когда я сказал, что желал бы вздремнуть часок, то кивнула красивою своей головой и тихо вышла вон. Ну, чистый ангел!

Я прилег, не раздеваясь, расширившимися ноздрями ощущая божественный запах постели – простыни, похоже, здесь меняют каждый день. Глаза мои сомкнулись, и я провалился в Ж…, то есть в сон.

Мне снится Ж…, мое детство.

– Тупица, – зовут меня играть мальчишки, но я не выхожу, потому что знаю – играть со мной не будут, а будут мучить.

– Это лимонад, Тупица.

Я все-таки во дворе, и в руке у меня бутылка с желтой, пенящейся, так соблазнительно похожей на лимонад, жидкостью. Вокруг мальчишки: стриженые и вихрастые, белобрысые и черные, загорелые и бледные, имен я их не знаю. А вот того, что дал мне бутылку, толстого и розового, зовут Жирдяй. Он самый главный во дворе.

– Пей, не ссы, – говорит Жирдяй, – Я те отвечаю – лимонад. Только что в магазин бегал. Правда, ребзо?

«Ребзо» кивают головами, а сами потихоньку прыскают со смеху.

Я смотрю на бутылочку – о, какой восхитительно-волнующий цвет! Жара, так хочется лимонаду!

«Понюхай, понюхай», – это уже я, теперешний, кричу во сне себе, тамошнему, но Тупица не слышит…

Лимонад сверкает на солнце. Благодарно посмотрев на Жирдяя, я делаю громадный глоток, и до самого нутра продирает меня вонючей горечью…

Тупица, тупица,

Ссаками упился!

Поют мальчишки и хохочут, физиономия Жирдяя расплывается и вдруг становится лицом директора нашего театра Килкиным…

– А – а – а!

Шелк простынь был все таким же прохладным, но я весь вспотел: привидится ж такое! Я сел на кровати и вспомнил: «Назубок» – липкий такой, тигриный голос. Зубы мои застучали: в спальне-то было уже темно.

Нащупав руками включатель от лампы, я нажал кнопочку. Лампа загорелась, лия на постель мою аристократический свет голландского абажура.

Листок с ролью лежал рядом. Я взял его слегка дрожащей рукой. Вот что там было написано:

– Уважаемые граждане! Дорогие мои, горячо любимые! Предыдущая администрация, коррумпированная и безжалостная, погрязшая в пороке и жажде наживы, ровным счетом ничего не сделала для простого труженика! Уверяю вас, что ничего не сделает и мой так называемый конкурент – Алильханов. Напротив, станет в тысячу раз хуже. Продажные шкуры из окружения Алильханова только и ждут, чтобы, дорвавшись до казны, разворовать то, что еще не разворовано Кизляковым! А что оставляют вам? Продукты дорожают, страна сидит на нефтяной игле, девальвация, коррупция!

Но есть выход! Где он? – спросите вы. И я отвечу. Выход – это я, Антушкин Сергей Леопольдович. Я, в противоположность моему сопернику, молод и энергичен. Я и моя команда – честные, справедливые люди, не дадим бюрократам и политическим проституткам безнаказанно угнетать народ. Мы положим конец беспределу! Вы спросите – кто я, и я отвечу: я – это вы! Я – человек из народа, простой рабочий Нилиманского нефтеперерабатывающего завода, ваши беды живут в моем сердце! Алильханов хочет устроить войну, бойню, есть неопровержимые доказательства его связей с ЦРУ и Моссадом! Но вместе мы не дадим ему осуществить эти черные планы!

Я, Антушкин Сергей Леопольдович, со всей полнотой ответственности заявляю вам – я не дам развалить то, что еще не развалено, и построю новое, доброе, вечное! Я, Антушкин Сергей Леопольдович, – ваш кандидат!

Я схватился за голову: какая несусветная галиматья! Да по сравнению с этим даже «Фигаро» покажется легкой прогулкой. И зачем – то все время упоминается мое имя – какой-то, прости господи, катехизис.

Повздыхав, я принялся заучивать и, к своему удивлению, довольно быстро и сносно вызубрил все. Правда, вместо слова «коррупция» язык мой норовил произнести «копупция», а «бюрократам» – «пюрекратам», но зато слово «проституткам» я выучил очень даже легко. Должно, сказалась актерская закалка, хотя того же Хлестакова я запоминал – дай бог памяти – пять недель, и все равно без суфлера никогда не обходился…

Ну да ладно! Признаться, я был доволен собой и, выключив голландскую лампу, совершенно как-то по-русски захрапел.