Текст книги "Повешенный. Том II (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Повешенный. Том II

Глава 1

– Очнись…

Открываю глаза и вижу, что передо мной стоит…женщина. Очень, очень странная – настолько мрачно она выглядит. Слишком бледная у нее кожа, и как-то слишком начернены ее глаза – отчего зрачков не видно, и они темными провалами на лице смотрятся. К тому же незнакомка еще и парит в воздухе.

– Кто ты? – шепчу я пересохшими губами.

– Люди называют меня Марой – слышу я женский голос, но губы ее не двигаются – ты же искал смерти? Я – Смерть.

– Искал… – офигеваю я от такого жуткого знакомства – хочешь снова наказать меня?

Попытка подняться ни к чему не приводит – я будто парализован. И вообще не очень понятно где нахожусь, кругом темнота.

– Ты уже достаточно наказан. Знаю, что смертью тебя не испугать.

– Тогда чего хочешь?

– Мне нужен жрец. Воин, не боящийся нести смерть.

Угу… бегу и падаю. Нашла кровавого маньяка! Но говорю я ей, конечно, совсем другое

– Убивать – большого ума не надо. Вопрос в другом: кого убивать? И во имя чего?

Возникла пауза, словно Мара задумалась над моими словами. И мне не понятно: то ли ей понравились они, то ли нет. Но врать, изворачиваться и лебезить не собираюсь. Тем более перед богиней.

– А кого ты сам готов убить?

Ну, и вопросы у нее… Пришлось собрать мозги в кучку, чтобы облечь свою мысль в правильные слова и не обидеть богиню

– … Тех, кто по людским законам заслуживает смерть. Врага, пришедшего с оружием на мою землю, чтобы убивать, грабить и насиловать. Или того, кто боится честно сразиться в бою, и подло гадит исподтишка, нанося удар в спину. В любом случае, решать, кого убить, буду я сам.

– Твои мысли согласуются с Правью. Это справедливо. Но у тебя ведь будут еще условия, да? Чего же хочешь ты за такую службу – золота? Власть?

А вот здесь я отвечаю, даже на секунду не задумываясь.

– Просто верни мне семью, и я стану твоим воином. Без жены и дочек мне незачем жить!

– Вижу, что не врешь. Но какую цену ты готов за это заплатить?

– Любую – снова не задумываюсь я

В ответ слышу тихий смех – будто ветер листьями прошелестел и от него холодом повеяло.

– Будь, по-твоему, воин. И возьму я с тебя по совести – за то, что не жаден душой.

Голос Мары стал отдаляться, а женская фигура медленно таять.

– Подожди! – опомнился я, еще не веря в свалившееся на меня счастье – Друга моего оставь! Пожалуйста, не забирай Петра!

– У него и без тебя заступников хватает… – и снова тихий смех, словно я что-то смешное сейчас сморозил. Вот ведь… И как я должен все это понимать?

Не успел еще отойти от общения с Марой, едва только дух перевел, а на ее месте уже новая фигура соткалась из воздуха. И тоже женская.

– Договорился с Марой? – улыбнулась мне статная светловолосая красавица с венком из полевых цветов и колосьев на голове. Так надо понимать, что это сама богиня Мокошь пожаловала, чьей жрицей является Василиса.

– Вроде как… Но Мара не сказала главного – где мне моих девочек искать⁈

– За это не беспокойся. Сердце подскажет, и дорога сама приведет к ним. Но Василису тогда не тронь.

– Я и не собирался!

– Знаю. Девочка сама тянется к тебе. Но судьба у нее другая.

Богиня помолчала, с интересом разглядывая меня

– Чем жить станешь, воин? Жену и дочек кормить ведь нужно, а ты нищий – говорит она так, будто мой договор с Марой уже заключен, и дело это решенное.

– Не пропадем! Только бы найти, а дальше я горы для них сверну.

– Горы…? Ах, да – ты же рудознатец. Что ж… тогда прими и от меня дар – отныне ты будешь чувствовать металлы и камни. На жизнь вам хватит, только лишнего у земли не бери.

– А если не для себя, а для империи? – вырвалось у меня

– Возьми, но меру все равно знай. Жадность до добра никого не доводит, помни об этом. А теперь иди и не оглядывайся! Оглянешься – вернёшься в Навь, и уже навсегда!

И эта богиня тоже начала таять в воздухе. Манера, что ли у них такая общаться с нами, смертными? Легко сказать «иди», а куда? Вокруг меня ничего нет, одна пустота.

А в следующий момент резкая боль снова скрутила меня, и сознание выбросило из этой комфортной пустоты. Где-то рядом плакал ребенок. Жалобно так… И голосок знакомый. Судорожно хватая ртом воздух, я открыл глаза и увидел перед собой заплаканное лицо Василисы

– Да, что же это такое… – причитала она, размазывая по лицу слезы – Вроде же все правильно сделала⁈ Мокошь, матушка, помоги! Не дай его забрать в Навь…!

– Уже… Не забрала – прохрипел я чужим голосом – не плачь…

Девушка уставилась на меня, открыв рот, а потом испуганно зажала его ладошкой, словно увидела привидение

– Что-то случилось? – напрягся я – С моим лицом?

Вместо ответа Василиса покачала головой, а потом вскочила и куда-то унеслась. А я, наконец, огляделся по сторонам…

Находился я в очень странном помещении, и явно под землей. Окон тут нет, пол земляной, а в той стороне, куда убежала Василиса, видны были каменные ступени, ведущие наверх. Такие же каменные столбы подпирали потолок этого…подземного зала. А как его еще назвать? Но самое интересное, что и я лежал на каменном постаменте в центре этого зала, а вокруг стояли вырезанные из дерева тотемные столбы с изображением языческих богов. Двоих из них я узнал сразу, хотя грубоватые изображения почти не передавали своеобразие лиц Мары и Мокоши. Остальных богов с мужскими лицами я просто не знал. Допустим, вот этот грозный, слева – Перун. А следующий?

На лестнице показалась Василиса с небольшим женским зеркалом в руках. Молча подошла и сунула мне его, отводя глаза

– Павел, ты только не переживай! Может, все еще потом восстановится…

Я с трудом поднял ослабевшую руку и посмотрел на свое изображение. Пипец…! Сначала мне даже показалось, что из зеркала на меня смотрит старик. Но присмотревшись повнимательнее, понял, что лицо осталось прежним, вот только волосы стали абсолютно седыми. И глаза… У Стоцкого они были серыми, а теперь карие, как у меня. Я попытался что-то сказать Василисе, но не смог. Провалился в сон.

* * *

Проснулся я с тяжелой головой – долго мучали кошмары, в которых меня преследовал какой-то урод «с улицы Вязов». Голова преследователя была скрыта капюшоном, то ли плаща, то ли хламиды, из-под которого сверкали жуткие белесые глаза. Вспомнишь – вздрогнешь.

Зато смог самостоятельно сесть и даже спустить ноги с камня. Сильно хотелось в туалет, но еще больше – узнать, что, черт побери, происходит⁈ Рядом на полу стоял высокий треножник с горящими свечами и металлический колокольчик. Ничтоже сумняшеся, я позвонил в него.

Пока ждал Василису, осмотрел себя. Ноги босые, подштанники, рубаха распахнута на груди. Звезда «сияет в ночи», ровно пульсируя в такт моему сердцу.

– Очнулся, Павел Алексеевич⁈ – радостная девушка появилась спустя пару минут.

– Очнулся. Что это вообще было⁈

– Очень сильное проклятие. И очень редкое. Счастье, что Алексей Петрович рядом оказался и вас с Петром спас. У него есть особый родар.

– А кто нас проклял?

– Инквизиторы. Алексей Петрович объяснил, что у них была частица вашего с Петром дара, который они забрали перед казнью. Вот через него и прислали.

Точно… помню я этот жуткий черный крест, и как свет в глазах поблек, стоило им приложить его к звезде.

– Но это же чистой воды колдовство! – возмутился я – И как ваш Синод на это смотрит?

– Скорее всего, руководство Синода о колдовстве даже не знает. Это забытый, запрещенный ритуал. Петру досталось меньше, чем тебе, поскольку у него дар слабее, и он уже через день в себя пришел. А ты трое суток в полном беспамятстве пролежал. Поэтому и пришлось тебя на алтарь перенести, чтобы помощи у богов просить… – Василиса запнулась – скажи, а что ты видел там, в Нави?

– Богинь ваших – вздохнул я.

Ведунья от изумления начала хватать ртом воздух.

– Богинь?!!

– Мару и Мокошь. И я честно тебе скажу: вторая мне понравилась гораздо больше.

Ой…! Как бы девушку удар не хватил от моих откровений.

– И что они тебе сказали⁈

– … А Петя, где он? – демонстративно проигнорировал вопрос Василисы и перевел разговор на Южинского. Ну, не нравится мне ее допрос, не обязан я все девчонке докладывать. А еще меня очень беспокоила возможность повторного проклятия. Ведь такое может быть?

– В комнате своей. Спит. Сейчас ночь наверху, и все спят.

Василиса помогает мне спуститься с постамента, который, наверное, правильнее назвать алтарем, и поддерживает за локоть, когда я засовываю ноги в свои башмаки. Потом ведет к ступеням. Штормит меня не по-детски, если бы не девушка, я на лестнице точно бы завалился! А может, даже не дошел бы до нее.

– Как же ты смогла дотащить меня сюда, да еще на алтарь уложить?

– Это Истислав с Алексеем Петровичем – отмахнулась Василиса – ты же наверное есть хочешь? Пойдем в горницу, я тебя покормлю, а заодно расскажу, что тут было после того, как вас с Пером проклятьем накрыло.

Мы, наконец, выбрались наверх, но сначала через потайной ход попали в просторный подвал, где хранились все съестные припасы. Вот никогда бы не подумал, что под скромным скитом расположен такой большой языческий храм. Или как его лучше назвать – капище? Страшно даже представить, какой объем земляных работ был проделан. И всё ведь вручную, без строительной техники. Но сделано на совесть, добротно.

Садиться за стол в подштаниках было неприлично, так что я сначала все-таки отправился в свою комнату, чтобы одеться. А вот умывался уже в горнице, где меня ждал кувшин с теплой водой и медный таз

– В баньку бы сейчас – размечтался я, вытирая лицо льняным полотенцем – такое ощущение, словно неделю на алтаре провалялся.

– Куда тебе сейчас в баньку…! – рассмеялась Василиса – Ты до нее даже не дойдешь. Потерпи, завтра помоешься, как следует.

– И то правда. Чем угостишь немощного, хозяюшка?

– Картошка вареная от ужина осталась и рыба жареная. Сало есть, капуста, огурцы…

Ага, вот сало – это то, что мне сейчас не хватало для заворота кишок.

– Картошку думаю, можно. И что-нибудь попить мне налей, пожалуйста – в горле пересохло.

– Немудрено…

Выставив на стол еду, Василиса села напротив меня и смотрела, как я ем, подперев кулачком щеку

– Павел, а ты, правда не расстроился, что поседел?

– Правда. Что я, красна девица из-за таких пустяков переживать? Это даже к лучшему – теперь меня точно никто не узнает.

– Ты радуешься, что стал выглядеть на десять лет старше⁈ – не поверила Василиса

– Я и в прошлой жизни был старше Стоцкого. Мне так даже привычнее. Осталось еще вес набрать и мышцы подкачать, чтобы ветром не сдувало.

– Ой, у меня же еще левашники с утра остались! – спохватилась она

– А это что такое?

– Пирожки такие жареные в масле. С вареньем малиновым.

– Отлично, их тоже тащи!

Пока ел, слушал рассказ Василисы, как они тут перепугались, когда нашли нас обоих на дворе без сознания. Проклятье-то она сразу распознала, а вот что дальше с этим делать? Первый раз она такое сильное видела. Благо у Алексея Петровича удивительный родар оказался, способный нити любых проклятий разрывать. Но нас всех он попросил об этом помалкивать, не нужно о таком никому знать.

Наевшись от пуза, я полирнул все горячим чаем с пирожками и понял, наконец-то, что сыт. Можно снова отправляться спать. Поблагодарил Василису и побрел к себе, по дороге заглянув к Пете. Мой друг, мирно посапывал в две дырки, а на меня уставилась пара зеленых глаз, светящихся в темноте. Котофей лежал у Южинского на груди, как египетский сфинкс, и неодобрительно смотрел на меня, словно я собрался нарушить покой его хозяина.

– Ухожу, не переживай – прошептал я коту и тихо прикрыл дверь.

Ну, надо же… обзавелся Петька охраной. А может, кот его так лечит? Говорят же, что они чувствуют, если у хозяина что-то болит. А вообще зря Южинский Котофея привадил – вот уйдем мы скоро отсюда, и что тогда? Кот ведь скучать без него будет. Как там у Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили?

* * *

Утро начинается с того, что кто-то тихо пререкается под моей дверью

– А я тебе сказала, не ходи и не буди его! Он только ночью очнулся.

– Да, я просто гляну одним глазком, и все. Хочу убедиться, что все с ним в порядке.

– Петя, ну, что ты, как маленький, а⁈ Кто здесь лекарь – я или ты?

Пришлось признаваться, что я уже проснулся, пока они совсем не переругались

– Заходите, я не сплю!

– Доброе утро! – влетел в комнату радостный Петька. Но наткнулся взглядом на мою седую голову и тяжело вздохнул. Ну, раз не сильно удивился, значит, уже в курсе случившегося – Как ты, Поль?

– Живой, как видишь. А ты?

– И я жив. Кажется, нас с тобой больше никакая смерть не берет.

– О смерти с этого дня говори поуважительнее, она дама серьезная и таких шуток не понимает – предостерег я друга.

Петька испуганно кивнул и замолк. Вот то-то же… а то ишь ты, раздухарился он – смерть его, видите ли, не берет! Когда возьмет, поздно будет каяться.

За завтраком собрались всей сплоченной компанией, даже Котофей удостоил нас вниманием, усевшись на скамью рядом с Петром. Размеры этого кота вполне позволяют ему наблюдать за тем, что происходит за столом – вон, как внимательно на всех смотрит, словно понимает, о чем мы говорим. Он вообще теперь постоянно крутится у петькиных ног, присматривая за ним, как за дитем малым. Видимо почувствовал проклятие своим звериным чутьем и глаз со своего хозяина больше не спускает.

Ей, богу, очень смешно наблюдать за этой парочкой! Южинский сейчас серьезно думает, что никто не видит, как он украдкой своему «тигру» лучшие кусочки на скамью кладет⁈ Мне даже интересно стало, что ему котяра сегодня на обед притащит. Только бы не змей! Василиса рассказала, Котофей и их ловит, как нечего делать.

Закончив завтрак, я со значением смотрю в глаза Романову

– Алексей Петрович, прогуляться бы нам. Давно я свежим воздухом не дышал, да и не мешало бы посекретничать.

– А я тогда помогу Истиславу с дровами для бани – понятливо кивает Петя.

Нет, ну что за молодец! Никаких обид и лишних вопросов, сразу видно что Южинский привык всецело доверять Стоцкому, признавая за ним старшинство и больший опыт в делах. Разве у меня когда-нибудь после такого язык повернется, рассказать этому славному парню о смерти его друга? Нет, точно не повернется.

Мы с Алексеем Петровичем выходим на улицу и медленно идем вдоль озера. На пробежку сил не пока не хватит. Погода сегодня просто отличная – майская. Градусов восемнадцать точно есть, вон как солнышко припекает. Подставляю лицо его лучам и довольно жмурюсь. Лепота…! Скоро уже лето. А вот, кстати…

– Не подскажите мне, какое хоть у нас сегодня число? А то я совсем со счета сбился.

– Сегодня 20 апреля. Два дня назад Пасха была.

Ага… я тут же привычно прибавляю в уме пару недель. То есть по-нашему, уже действительно начало мая, и нынешняя погода вполне соответствует природному календарю.

– Вы хотели мне какие-то вопросы задать? – спрашивает Алексей Петрович

– Хотел. Считаю, что переворот невозможен без поддержки армии. Вы уверены, что она вас поддержит? Николай ведь будет на коронации под защитой своей лейб-гвардии.

– Уверен. Конечно, плохо, что оба общества декабристов разгромлены властями, но поверьте, сторонники у нас в армии остались. И очень влиятельные.

– Например?

– Генерал Ермолов.

– Да, ладно⁈ – недоверчиво прищурился я.

Оказалось, что зря сомневался. Ермолов действительно уклонялся от участия в обществах декабристов, и как в воду глядел – сдали бы заговорщики его во время следствия, как нечего делать. Да, и с верхушкой Южного общества он по многим вопросам принципиально расходился – военная диктатура и террор претили моральным принципам порядочного генерала. Слишком свежи были в памяти французские якобинцы, и такой судьбы он своей родине не желал. Монархия, и никак иначе. А конституционная или какая другая – это уже другой вопрос.

А вот с патриархом Северного клана отношения Ермолов поддерживает довольно тесные, обещав обязательно выступить на стороне истинного Романова. Единственное неудобство – ехать к нему на Кавказ далеко и долго, да и не станет генерал разговаривать с незнакомым человеком. Так что связь с ним поддерживается только через Северный клан.

Вообще, я так понял, что если бы декабрьский переворот вдруг удался, то заговорщиков много кто в империи поддержал. Николая подданные не любят и откровенно побаиваются. Другой вопрос – силы недовольных пока разобщены. И наша первейшая задача – связать все нити в единое целое. Раньше этим занимался Волордар, а теперь придется нам.

– Алексей Петрович, а как вы себе представляете мое дальнейшее перемещение по империи? Да, я теперь выгляжу несколько иначе, но без документов меня первый же патруль задержит.

– Володар перед смертью занимался этим. Если все получится, будет у вас и новое имя, и настоящие документы.

– А поподробнее можно? – приподнимаю я бровь.

– Вы историю семьи Стоцкого хорошо знаете?

– Нет. Только в общих чертах, и со слов Петра.

Вздохнув, Алексей начал посвящать меня в семейные перипетии по линии матушки Павла – Елизаветы Александровны. Да уж… все хороши в этой семейке. А особенно дедуля Стоцкого – Александр Иванович Бекетов. Фрукт еще тот…! Я в чем-то понимаю Павла, не пожелавшего плясать под дудку деда даже ради солидного наследства. Как по мне, эта затея покойного Володара свести нас – авантюра чистой воды. Конечно, получить легальные документы и новое имя – заманчивая идея. Но какую цену мне за это придется заплатить? Я ведь тоже не готов жить по указке и под вечной угрозой, что Бекетов сдаст меня властям.

– Александр Иванович не тот станет шантажировать собственного внука. Да, он человек непростой, вспыльчивый, но глубоко порядочный. Старой закалки. Володар считал, что в нежелании мириться был скорее виноват ваш э-э… предшественник. Вы уже поняли, что характер у него тоже был весьма сложный. Так что эти двое стоили друг друга.

– Думаете, мы сможем поладить с Бекетовым?

– Вполне. Гордыни, как у Стоцкого, я в вас совсем не наблюдаю. Даже Петр сказал мне по секрету, что характер ваш значительно улучшился после потери памяти. А уж ему-то можно в этом верить.

Надо же… Петьке-то оказывается «новый» Павел больше «старого» нравится! Что ж, приятно такое слышать. Значит, имя Стоцкого я хотя бы не опозорил. Теперь бы еще встречу с его дедом пережить.

– И где мы с Александром Ивановичем должны встретиться?

– Это через несколько дней станет известно, когда из Костромы вернется его сестра – Мария Ивановна. А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Все лето у нас с вами будет в сплошных разъездах…

Глава 2

Лишь на третью ночь Николай смог нормально выспаться, не погружаясь более в ночные кошмары, где Амвросий надменно улыбаясь, показывал ему черную звезду с частицей его императорского дара. Мысль о том, что белоглазый колдун имеет теперь над ним власть, не давала покоя, император то и дело возвращался к ней.

Он застывал вдруг мраморной статуей на утреннем разводе караулов, на котором неизменно присутствовал. Не отвечал порой на вопросы, обращенные к нему, чем приводил окружающих в недоумение. Внезапно терял аппетит за столом и с хмурым видом вставал из-за него, покидая обеспокоенную императрицу и снова запираясь в своем кабинете. Там дежурный флигель-адъютант все чаще заставал царя, стоящим у окна и погруженным в тяжелые раздумья. Николай честно пытался заниматься делами, требующими неотложного внимания, но никак не мог сосредоточиться, перечитывая иные бумаги по нескольку раз, чтобы понять, о чем в них идет речь.

Покойный Александр оставил дела в запущенном состоянии. Казалось, что в последние три года он потерял всякий интерес к управлению империей и реформы откладывал в дальний ящик, надеясь, что их потом воплотит в жизнь его приемник. Бумаг после него сохранилось великое множество, и разобраться в них с помощью одного секретаря не представлялось возможным. Следовало также осмыслить некоторые документы, скопившиеся за время работы Следственного комитета по делу декабристов. Удивительно, но в речах бунтовщиков иногда встречались весьма дельные мысли.

Николая все чаще посещала мысль создать секретный Комитет для того, чтобы разобрать все эти документы и на их основе составить толковые предложения по преобразованию органов власти, крестьянскому и сословному вопросам. Но кого назначить председателем Комитета? Уж не Сперанского точно! Этот «реформатор» пусть занимается исключительно кодификацией законодательства империи.

Царь недолюбливал деятельного чиновника, хотя в целом признавал его огромные заслуги перед империей – одна деятельность Сперанского на посту Сибирского генерал-губернатора чего стоила! Ревизия Сибири принесла ошеломляющие результаты: чиновники топились и сходили с ума, бывший губернатор отстранен ото всех дел, полсотни чиновников предстали перед судом, около семисот оказались замешанными в противоправных действиях. Сумма взысканий с осужденных казнокрадов составила до трех миллионов рублей. Проведенные Сперанским реформы можно было считать не только успешными, но и образцовыми.

Но император не мог забыть, что именно Сперанского бунтовщики прочили в президенты русской республики в случае их удачного восстания. А его ближайший сподвижник по Сибирскому комитету Батеньков и сам оказался заговорщиком. К тому же Николаю донесли, что Сперанский плакал, когда Верховный суд выносил приговор декабристам, и это ставило жирный крест на его дальнейшем возвышении на ниве реформаторства.

Все вокруг словно с цепи сорвались, ведя с царем настойчивые разговоры о необходимости разнообразных реформ. Будто можно осуществить их все одним махом, по примеру Геракла, очистившего авгиевы конюшни. Николая все это страшно раздражало. Тот же Бенкендорф, ссылаясь на то, что в заговоре декабристов приняло участие немало гвардейцев, предлагал императору создать службу внешней охраны дворца и усилить его личную охрану. В качестве первой – сформировать Роту дворцовых гренадер, а второй – Собственный конвой Его императорского величества.

Николай посчитал это лишним и решительно отверг затею шефа жандармов. Прятаться от своих подданных⁈ Увольте от такого позора. Любое усиление охраны накануне коронации будет воспринято как непростительная слабость. А этого допустить нельзя. Может быть… когда-нибудь… потом. Когда все окончательно успокоится и вернется в наезженную колею. Да, и не чувствовал он больше опасности. Все бунтовщики наказаны, самозванец окончательно устранен, и в ближайшие годы неприятностей можно ожидать, если только со стороны Персии и Польши. Но против персов у Николая был грозный Ермолов, прозванный уже «проконсулом Кавказа» а в Варшаве правил Константин. С этими напастями империя, в случае чего, легко справится.

Сейчас были более насущные дела – столица с большим трудом приходила в себя после тяжелейшего наводнения. Николай тряхнул головой и откинув прочь посторонние мысли, сосредоточился на докладе главы недавно образованного Комитета о пособии разоренным наводнением жителям Петрополя.

Князь Куракин сообщал императору, что в адрес Комитета из разных областей России от обществ, собраний, купеческих гильдий и частных жертвователей начали поступать деньги, продовольствие, одежда и строительные материалы. К выделенному императором одному миллиону рублей, «от сбереженных хозяйственным устройством военных поселений», стали постепенно добавляться и другие средства.

Продолжалась важная работа по составлению и проверке списков пострадавших, с тем, чтобы начать распределять поступающую помощь. Этим занимались «частные комитеты», учрежденные поквартально во всех пострадавших частях города. Их главами назначались лица в чине тайного советника или генерала, а в состав комитетов включали местного «попечителя о бедных», старост приходских соборов, уважаемых чиновников и купцов. Объем работы предстоит колоссальный, но хвала Господу, растерянность первых дней прошла, дела сдвинулись с мертвой точки, и восстановление столицы начало набирать обороты…

* * *

Появившейся передышкой стоило воспользоваться с толком. Как я понял, минимум неделя до встречи с Бекетовым у меня точно есть. А может, и все две – время здесь течет неспешно, никто никуда особо не торопится. И поэтому я всерьез взялся за укрепление здоровья, введя для себя строгий распорядок дня и неуклонно следуя ему. Из своего прошлого опыта знал, что одного бега и утренней зарядки будет явно недостаточно. Тренировки стоило максимально разнообразить, давая мощную нагрузку на все группы мышц.

Для начала, я попросил Истислава вырезать для меня из дерева ручки для самой обычной скакалки. Дело несложное, и кусок подходящей веревки у Василисы нашелся. На следующее утро вся наша компания с интересом наблюдала, как я регулирую длину веревки под свой рост и выбираю во дворе ровную площадку для упражнений. А затем, приноровившись к веревочной скакалке, с упоением довожу себя до взмыленного состояния и гудящих ног.

Потом я продемонстрировал друзьям планку – один из самых эффективных и простых способов укрепить мышцы рук, спины и пресса. Петя самонадеянно решил повторить за мной упражнение, но не продержался и минуты. Чему сам сильно удивился – ведь внешне все это выглядело довольно легко.

– Паш, где ты такому научился⁈

– Да, бог его знает – пожал я плечами – не помню. Вероятно в армии когда-то увидел, или вообще у прусаков подсмотрел, они большие мастера по части гимнастики. Ты знаешь, что… «резваки» у них укрепляют мышцы, чтобы получить дополнительную награду? – вспомнил я правильное название своего родара.

Южинский ничего этого не знал. И не мог знать – ведь я придумал это только сейчас!

На берегу озера нашел подходящие продолговатые камни, приспособив их в качестве гантелей. А попросив у Василисы старый бурдюк, лежавший в кладовке без дела, набил его сухим песком и подвесил на крюк за баней. Там же и кожаные ремни нашел, чтобы обмотать кулаки для защиты и не сбить на них костяшки. Южинский снова вытаращил глаза, наблюдая за моими прыжками и ударами по «груше». Заметив это, я сам предупредил его расспросы

– Петь, только не говори, что ты не знаешь про такую разновидность кулачных боев! В Древней Греции этот вид спорта был олимпийским, его правила сам Геракл установил. А в Риме такими боями даже Нерон увлекался.

– Что-то такое я читал про Нерона у Светония… – задумчиво почесал затылок Петр – но не помню, чтобы древние еще и прыгали при этом.

Я ускорился, вошел в состояние скорости, нанес сразу серию быстрых ударов. И тут же вышел обратно, чтобы не растрачивать заряд звезды. У наблюдающего за моими движениями Южинского, вытянулось лицо.

– А это уже нынешний английский вариант, «бокс» называется – продолжил я впечатлять Петра – Потому что бои у них на огороженной квадратной площадке проходят.

– Поль, это же развлечение для черни! – наконец очнулся Южинский

– А мы с тобой кто? – усмехнулся я – Шпага нам теперь не положена. Как защищаться будешь, если на тебя вдруг разбойники нападут? Дрын из забора выдернешь? А если в лесу?

– Против разбойничьего кистеня и дубины кулаки не помогут.

Правильное замечание, кстати… Я уже голову сломал насчет подходящего оружия. Фехтовать я не умею – значит, шпага исключена, если даже у меня появятся документы, дающее право на ее ношение. А пистолеты здесь такие, что это одно название – пока его зарядишь, бандиты тебе уже сто раз голову проломят. Надежда только на мой дар «резвака» и прежнее умение обращаться с ножом. А его еще где-то купить надо.

Так что мысль про кистень, в принципе, довольно интересная, потому что, если я правильно помню, он сродни нунчакам, а уж с ними-то я когда-то тренировался, и навыки точно в голове остались. К тому же, за кистень жандармы сразу в кутузку загребут, а про нунчаки отбрехаться можно. Вряд ли кто-то здесь представление о них имеет. Скажу, что это цеп для обмолота зерна. Кажется, японцы-крестьяне такую легенду выкатывали самураям. И это работало.

Заметив, что я остановился и задумался, Петя подбрасывает мне еще одну ценную идею

– Лучше с Истиславом поговори. Пусть он тебе покажет, как ловко своим посохом умеет обороняться.

Бодзюцу?!!! Волхвы освоили искусство боя, сродни японскому⁈ С ума сойти…! Вот уж об этом я точно не думал, а как оказалось, зря.

Пришлось пригласить парня на спарринг. Истислав долго отнекивался, скромничал, что есть братья и посильнее его. Но результаты показал вполне приличные, заставив меня вспомнить еще одно из увлечений своей молодости. Я тогда из спортивного интереса стремился освоить все доступные на тот момент приемы самообороны – ходил и на джиу-джитсу, и на карате. А сколько лет отдал айкидо! И бодзюцу, конечно, тоже не обошел своим вниманием. Жена относилась к моим увлечениям с пониманием, а вот тесть иногда посмеивался по-доброму, говоря, что в сейфе у него лежит весомый аргумент против таких ниньзя, как я. На восемь патронов. Эх, знал бы я тогда – занимался с утроенной силой…

Тело одаренного оказалось на удивление отзывчивым к повышенным физическим нагрузкам, и восстанавливалось быстро. Мышцы к вечеру, конечно, ныли, но с утра я вставал и, как ни в чем не бывало, продолжал свои изматывающие тренировки, перемежая их с разными хозяйственными делами, типа колки дров. Погода стояла теплая, отапливать комнаты уже не требовалось, основной расход шел на печь и баню. Но здесь принято оставлять после себя достаточный запас дров для следующих постояльцев, так что топором я намахался от души, пока не заполнил дровницу под самую крышу.

С Алексеем мы каждый день вели обстоятельные беседы, пользуясь выпавшей передышкой. Романова интересовало все: как у нас устроено государственное управление, образование, промышленность, здравоохранение. Но я постоянно опускал его с небес на землю, объясняя, что в моей России и дороги совсем другие, и уровень связи иной. Не говоря уже о свободе перемещения граждан.

Вот с этого и нужно начинать – с нормальных дорог и личной свободы подданных. Иначе кто работать станет на новых фабриках и заводах? Вон, даже сибирские промышленники просят императора освободить государственных крестьян. Потому что понимают: крепостничество – это главный тормоз на пути любого прогресса. И главная мина под любым государственным устройством. Привет Емельяну Пугачеву. Которого, кстати, в этой реальности, почему-то не оказалось. Нет, самозванцы, конечно же, были. И даже один с родаром – похоже какой-то отщепенец из дворянской семьи. Но вот восстание под Оренбургом никто не поднимал.

Все переломы в истории вообще штука жестокая, но чем дольше откладываются реформы, чем больше копится проблем, тем сильнее в обществе социальное напряжение, социальная ненависть и социальный гнев. Не надо доводить до ситуации, когда революция станет единственным способом решения проблем.