Текст книги "Я Распутинъ. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

А я вдруг понял, что нет, нельзя пацанам доверять такое производство. Вон, доказательство стоит – эмоции и драка из-за пустяка. А ну как такое учудят там, где с гремучей ртутью да бертолетовой солью работают? Так и до большой беды недалеко. Нет уж, пусть лучше, как макаренковские воспитанники, оптикой занимаются. А на капсюли надо баб нанимать, как сам советовал.

На выходе со стрельбища меня дожидался Шацкий – он привез ребят на стрельбы, но в самом процессе демонстративно не участвовал, ибо полагал эту затею вредной из соображений скорее пацифистских, нежели воспитательных. Вот и драка на стрельбище ему лишний повод выступить против. Всем хороши здешние – и надежны, и порядочны, но вот если им в голову какая идея втемяшится, то сливай воду. И чтобы не впрягаться в бессмысленный спор, да еще и при мальчишках, у которых глаза горят от того, что им дали пострелять! из настоящих! винтовок! то есть прилюдно ронять авторитет руководителя колоний, я сразу сказал, что решение принято, обсуждению не подлежит и будьте добры выполнять. Станислав Теофилович недобро посмотрел на меня исподлобья, но смирился и перешел к другим делам.

Другие дела выглядели неплохо – вовсю работали колонии в Москве, Питере, Туле, Кинешме, набирали воспитанников в Астрахани, Саратове, Киеве, Одессе, Харькове, Витебске, Риге… Но для них позарез нужно дополнительные средства, всего сто шестьдесят пять тысяч рублей. Шацких только собрался расписать, на что, но увидел мой недовольный взгляд и осекся.

– Станислав Теофилович, а сколько заработали колонии за последний месяц?

– Простите, Григорий Ефимович, но я же воспитатель, а не бухгалтер, я не веду такой учет…

Ну вот что ты будешь делать? А другого нет.

– Мы когда говорили о колониях, какие цели ставили в первую голову? – крепко взял я его за локоть. – Я напомню, самоуправление, самообеспечение и самоокупаемость. И одно связано с другим. Да, ваша цель – воспитание, но воспитание не отвлеченное, а трудовое, в полезной работе. Каждый, понимаете, каждый мальчишка или девчонка должны видеть, что они сами зарабатывают деньги и сами их расходуют. В идеале все эти сто шестьдесят пять тысяч они должны заработать сами.

– Но цели педагогики…

– Забудьте. Наша цель – образованный, обученный, самостоятельный, думающий рабочий.

Да, надо ему в помощь искать человека, который может поставить производство. А то пока это все на уровне уроков труда в моей школе – сегодня, дети, мы сделаем коробочку. С тем и уехал со стрельбища, коим с нами «поделились» лейб-гренадеры, на Мойку. Где и озадачил Лену по самое не могу – ехать в Сызрань, вербовать работниц.

– Так у них же семьи, дети! – возразила соратница не очень воодушевленная тем, что ее отрывают от светской жизни. Во вкус которой она только-только вошла. Балы, приемы…

– Правильно, потому сразу подбирай место для ясель, этого, как его бишь, киндергартена, чтобы пока работают, дети под присмотром были. И столовую, причем с раздачей на вынос, – предупредил я следующее возражение.

Такая постановка дела не была чем-то революционным, в Европе и тем более Америке к ней понемногу приходили, но для патриархальной России это могло стать прорывом. На что я и упирал, уговаривая Лену стать первопроходцем. Или первопроходицей? В конце концов, женской фракции самое подходящее дело.

– Представь, что ты стала первой в России женщиной – директором оборонного завода! Этож какая известность будет!

– Ну да, и потом с этими чурбанами-военными общаться!

– Чурбаны-военные, между прочим, крайне падки на женскую красоту, а тут ты у нас вне сравнения.

Заулыбалась, даже зарумянилась. Видно, представила ошеломительные перспективы и штабеля генералов да полковников у ног. «Они будут на четвереньках ползать, а мы на них плевать!», ага. Распутин-то жениться не может – имеет супругу. А устраиваться в жизни все-таки надо.

Сразу в Сызрань Лена не поехала, решила дождаться Стольникова, а тем временем ознакомится с прогрессивным зарубежным опытом, для чего все дни пропадала в библиотеках и читальнях. А там и капитан вернулся, с первичным докладом. Сели в малом кабинете, в парадном, с его колоннами и портретом государя императора, можно было только важных визитеров принимать да фотографам позировать.

– Место хорошее, важное – мост через Волгу железнодорожные, пристани, нефтяные склады Нобелей. Под застройку пустырей сколь угодно…

– Откуда такое счастье?

– Несчастье, Григорий Ефимович, истинное несчастье. О прошлом годе Сызрань горела страшно, почитай, две трети на дым ушло, только опознанных погибших полиция сотню насчитала, а неопознанных так и до тысячи…

Стольников перекрестился, я на автомате сделал то же самое. И даже свободомыслящая Лена повторила такой естественный перед лицом трагедии жест.

– Так что городская дума за наше предложение ухватилась с радостью – стройка, работа, деньги… Площадок дали на выбор полдесятка, но я так думаю, строится надо чуть на север от станции, чтобы к чугунке поближе.

– А к пристаням?

– Полверсты будет.

Дальше Никодим Николаевич обстоятельно рассказал про город – про большие мукомольные производства купцов Перегожина, Ильина, Стерлядкина, Чернухина. Последнего, Мартеньяна Васильевича, весьма нахваливал – многолетний гласный городской думы, до недавнего времени так и головой был, управой руководил, много для Сызрани сделал. С продуктами хорошо, своя бойня, винный склад, кондитерская фабричка. Восстанавливают после пожара активно, на стройках полно пришлых рабочих. Благоустраиваются – водопровод провели, улицы асфальтовыми плитами мостят.

– Еще на том месте хорошо, что оно примыкает к владениям графа Орлова-Давыдова…

– Что же тут хорошего? – я отошел от окна, откуда слушал доклад Стольникова. Эх, сейчас бы на Неву, кататься на кораблике… а не думать, как уламывать графа.

– Крупный землевладелец, ему сотню-другую десятин продать как нечего делать, а человек образованный, на идею взять можно.

Я подивился такой деловой циничности капитана, но про себя отметил, что он прав. Чуть позже к нам присоединился Варженевский и к вечеру мы набросали «техническое задание» на создание в Сызрани наукограда или технополиса, короче, базы концерна «Распутин, сыновья и примкнувшие товарищи». Вроде все учли, вплоть до создания потребкооперации, чтобы рабочим сделать жизнь подешевле. Строить жилье постановили прямо сейчас, а заводы – с весны, как и принято в России, а пока набирать и учить людей. На мое пожелание построить образцовые предприятия, чтоб «Европа обзавидовалась» поначалу с сомнением предложили подрядить кого из немцев или англичан, а потом Сергей Алексеевич вспомнил про знаменитую московскую контору Бари и работавшего в ней инженера Шухова. Ну, эту фамилию я точно знал, а коли инженера и через сто лет помнят, это круче любой рекомендации. Вот Варженевского к нему и отрядили – инициатива имеет инициатора, все как обычно.

* * *

Первым посетителем моей картинной «недогоаллереи» стал… немецкий посол. Сам Фридрих Пурталес. Тот самый дипломат, который вручит нашему министру иностранных дел ноту о начале войны с Германией, после чего отойдет к окну и заплачет.

Мне же Фридрих плаксой не показался. Стройный, подтянутый, можно сказать красавчик. С очень аккуратными усиками – безо всех этих отечественных «мочалок» на лице.

Встречи со мной добивался аккуратно, не светился. Сначала с посыльным передал записку. Договорился о встрече. Приехал поздно, коляску оставил за углом, прошел пешочком «с черного хода».

– Я знаю, у вас есть некоторая договоренность с нашим общим другом – издалека, на хорошем русском, начал Пурталес – Я бы хотел узнать о прогрессе в этом деле…

Немцам приспичило. Англичане подняли скандал из-за Дредноута, в Европе все напряглись в ожидании войны. Друзьям-австриякам стало не так комфортно с аннексией Боснии – а ну как британцы впишутся?. В такой ситуации стало особенно важен нейтралитет России в Балканском вопросе.

– Ни слова больше – я подал Пурталесу копии писем сербского посла, что мне на днях вручил Зубатов – Ознакомьтесь.

Фридрих отошел к светильнику, быстро прочитал бумаги. Лицо его посветлело.

– Да, это решение проблемы! Что вы планируете с ними делать?

«Взрывать бомбу» в России я не хотел. После скандала с министром финансов, вторая склока в верхах со своим участием – мне была не нужна. Еще не хватало появление «анти-распутинской» партии при дворе. Которую, кстати, уже и так пытается активно склепать Феофан. С Дэмчи не удалось, начал подговаривать против меня вдовствующую императрицу. Благо та не отвалила в Данию, а задержалась в Питере.

– По некоторым причинам, публикация писем в прессе в России нежелательна. Было бы лучше, если это случилось в какой-нибудь нейтральной стране.

– Бельгия подойдет? – деловитым тоном поинтересовался немецкий посол, разглядывая «Ярмарку» Кустодиева. Да, картин в галерее прибавилось – особенно отечественных художников.

– Вполне.

– Тогда позвольте откланяться.

Все. Можно считать, что «черногорки» по второму кругу утоплены, можно двигаться дальше. Я тяжело вздохнул. Боже, как меня достали эти дворцовые дрязги, предательства, коллаборационизм! Царская семья, чем дальше, тем больше висела гирями на ногах, отвлекала, забирала такое ценное время. Я буквально кожей ощущал, как тикают часики истории. И скоро зазвенит очень громкий звонок будильника. Что же все-таки делать с Николаем?

Глава 18

Следующие два месяца я только и делал, что раздавал «лохтинские» деньги. Сначала Менделееву и Мантышеву на вторую экспериментальную колонну в Баку и на опыты по каучуку. Потом Вернадский выбил из меня средства на экспедицию в Джезказган. Кто-то из его учеников согласился отправиться по «степям». В общинах иоаннитов открывали стрелковые клубы – это тоже потребовало значительных расходов. А еще специальной «проповеди», которую пришлось даже напечатать в типографии «Слова» и разослать по всей стране. В ней я напоминал «пацифистам от христианства», что апостол Петр явился в Гефсиманский сад с мечом и даже отсек ухо рабу первосвященника. Да, Христос остановил его, но заповедь про «подставить щеку» – она про духовное прощение. А со злом надо бороться вполне материальным методами. Пулями там, можно шрапнелью… «Не мир я принес, но меч» – кто сказал? То-то.

Партия «небесников» также приняла на этот счет специальный декрет и даже кто-то придумал слоган «Одна мишень – много призов». Пришлось выделять деньги на серебряные кубки, а потом и вовсе народ загорелся всероссийским соревнованием. Благо я подкинул идею стрельбы по «летающим тарелочкам». А что? Стендовая стрельба уже была на Олимпиаде в Париже семь лет назад, построить будки на стрельбище и сделать простенький механизм выкидывание прессованных из битума тарелок – труда не составило. И все это под флагом предвыборной кампании. Хочешь в наши тиры и на наши стрельбища? Вступай в Небесную Россию. Это нашло очень хороший отклик в душах многочисленных российских охотников. Численность партии перевалил за двести тысяч, что стало большим сюрпризом для властей и для «конкурентов». Милюков на последнем съезде хвастал, что кадетов в стране уже семьдесят тысяч – ну так мы меньше чем за год обошли в три раза.

Коалиционные переговоры сразу же ускорились и мы приблизились к подписанию конкретных документов. Тут тоже пришлось потратится. Напрямую взятки я, разумеется, главным октябристам и кадетам из ЦК не давал, но банкет за банкетом и прием за приемом шли исключительно за мой счет.

На фоне этого почти незамеченным прошел суд над Коковцевым и скандал с «черногорками». Последних уже выслали не просто от двора, а из страны – с запретом въезда. Ну как говорится, бабы с возу – кобыле легче.

Я и правда все больше и больше ощущал себя эдакой кобылой, впряженный в неподъемный воз. Тащишь, тащишь, а толку нет. То Николай напивается и лыка не вяжет перед важной встречей с австрийским послом. То Аликс впадает в очередной мистический экстаз, ни на секунду не отпускает меня от себя, заставляет читать Библию и не просто Писание, а самую мрачную часть – Екклесиаста. Думаешь, удрал из Царского, отдохнуть бы – зовут в Зимний. Столыпину не нравится кандидатура Янжула. Тот «слишком независим». Начинает мотать нервы. Опять приходится убеждать, пугать, проталкивать. Круглое носи, квадратное катай, бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит.

Разве что ближе к сентябрю стало полегче с деньгами. Во-первых, еврейские банкиры просчитали наш рывок – передали через Полякова триста тысяч «пожертвований». Под благое дело отмены черты оседлости. Ну от обещал – никто не обнищал, правильно? Пообещал, как Дума соберется – сразу запустить законопроект в дело. Тут же зашевелились старообрядцы. Причем почему-то их женская часть. Несколько купчих-вдов из первой сотни собрали сто пятьдесят тысяч, торжественно вручили прямо в моем новом дворце. Не поленились приехать в Питер! Уж очень большое впечатление на них произвела женская фракция. Которая прямо сказать поредела. Елена в Сызрани, Лохтина так и вовсе покинула партию…

Спасло мое сладкоголосье. Про святых великомучениц, про право голоса для прекрасного пола. Где капитал – там всегда желание власти. А идея выборов все больше и больше проникали в сознание масс.

Наконец, пришел перевод выигрыша Щекина в казино Монте-Карло – в пересчете больше трех миллионов золотых рублей. О нем написали все газеты – отечественные и европейские, в княжество тут же началось паломничество игроков со всего света. Георгий Спиридонович же сразу выбился в главные русские «тузы» – я щедро поделился с ним капиталом. Кроме денег – дал долю в «Военпроме» и «Распутин и сыновья». Варженевского поощрил процентом в ЦРБ.

Приближалась дата выборов, эсеры объявили бойкот, накал борьбы за Думу все нарастал и нарастал. В Охранном отделении тоже шла возня за пост начальника. И в этот ответственный момент заявляется капитан:

– Надо ехать в Сызрань! Срочно. Рабочие бастуют.

– Хватай мешки, вокзал отходит. Нет, давай-ка, Никодим Николаевич, распиши мне подробненько, что да как. С чего они бастуют?

Капитан только руками развел. Информацию и него как клещами тянул, что для Стольникова было весьма необычно. И только под конец всплыло, почему он так себя вел – он все передавал со слов Лены.

А Лена, столкнувшись с первым, так сказать, организованным выступлением пролетариата, запаниковала. И вместо того, чтобы приструнить горлопанов и договориться с лидерами, попыталась горлопанов задобрить, а лидеров изолировать. Но ввиду бездействия уездной полиции не вышло, так что лидеры только обозлились, а горлопаны почуяли слабину. Вот все и пошло по нарастающей, эдак они мне сроки пуска заводов сорвут.

– Так, Николаич, давай-ка зазря полошиться не будем. Первым делом отправим в Сызрань Илью с Андреем, потом отобьем телеграммы в Сызрань, кое за какие ниточки дернем, подготовимся и только тогда поедем.

Первую послал Лене – пусть объявит, что разбирать заваруху приедет сам хозяин. Так скать, «ждать царева возвращенья для законнова решенья». Самой закрыться, с рабочими и властями не общаться, в тихую собирать информацию, боевикам помогать.

Вторую – Ксенофонту Виноградову, самому толковому из иоаннитов. Поглядел он на меня, походил рядом и, похоже, твердо решил стать «небесником». А раз так – пусть впрягается, возьмет пяток своих людей, да едет «наниматься» на стройку. Причем засланцы должны налево и направо хвастаться, что раньше работали на меня, а на расспросы отвечать, что хозяин суров, но справедлив. Пустой бузы не терпит, но о рабочих заботу имеет, да получше многих.

Третью – Мартеньяну Чернухину, местной власти. Со всем вежеством, с просьбой уделить часок-другой для беседы. По хорошему, с этого и надо было начинать, да все на бегу, наскоком, давай-давай…

После чего помчался к Столыпину, вытрясать из него самую главную бумагу. Он же у нас, помимо премьерства, еще и министр внутренних дел? Вот пусть и отпишет своему подчиненному, уездному исправнику.

Петр Аркадьевич даже не упирался – я сразу с козырей зашел. Моторы, радиозавод, химзавод, оптическое и капсюльное производство под угрозой! Намекнул на долю в прибыли, но больше давил на важность дела для державы.

– Смотри, Григорий! не запустишь свой «Военпром» в срок – получишь в моем лице большого врага.

Оппаньки, а с чего это Петру Аркадьевичу так «Военпром» сдался? неужто ставку на него какую сделал? Нет, это неплохо, надо бы его посильнее привязать… Ладно, пойдет продукция и прибыля – впишем в долю, а сейчас низко кланяемся, хватаем бумагу и бегом на вокзал.

Бумагу Столыпин выправил – загляденье. Не ришельевское «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства», но близко. Вполне хватит исправника урезонить. Вот с ней, а еще с группой поддержки в виде нескольких новообращенных небесников, я и тронулся в Сызрань. По дороге распределили роли – в основном, местный бомонд уговаривать. Потому я и сопровождение выбрал в основном, по солидному внешнему виду. Кое-кто ехать не хотел, но раз партия сказала «Надо!», то надлежит ответить «Есть!»

– Считайте, господа, что это первое ваше партийное поручение. И своего рода испытание. Просто числиться в «Небесной России» ни у кого не выйдет, нужно работать и приносить пользу. А уж как вы ее приносить будете – посмотрим. Кто участием, кто поддержкой, а кто и на разных постах.

По приезду сразу отправился к Чернухину и, несмотря на то, что внутри аж свербело от желания закончить все побыстрее, неторопливо и обстоятельно беседовал с ним аж четыре часа. С перерывом на обед – купец сподобился пригласить меня домой. Рассказал я и о «небесной России», и о «Военпроме», и даже на вопросы его жены об императорской семье ответил. Если уж взялся оказывать уважение, то приходится.

– Как хотите, Григорий Ефимович, а зря вы тут заводы затеяли. Город у нас тихий, провинциальный, стоит на зерне да мельницах, а вы его перебаламутили.

Обедали мы степенно, как полагается купцам. Из закусок подавались икру, сардинки, семгу, копченый сиг, колбасус языком и селедка с луком. Разумеется пудовые пироги с капустой и яйцами. Куда же без них? На второе слуги притащили запеченного целиком поросенка с яблоком в пасти и длинного осетра. Так сказать на выбор – мясное или рыбное. Осетр был обложен грудой горячих пунцовых раков. И как это все съесть? Даже попробовать – уже проблема. А не попробуешь – обидишь хозяев.

– Не я, так другой кто, Мартеньян Васильевич! Уж больно у вас место удобное, Волга да мост железнодорожный. Вон, Нобель свои склады построил – думаете, он на этом остановится? Не-ет, будет и переработка.

Лидер местного бизнес-сообщества только крякнул.

– Можно, конечно, сычами по домам забиться, – продолжил я увещевания, – все «по старине» делать, да смотреть, как другие новые заводы ставят и прибыля увеличивают. А можно и самим в эту струю влиться. Тем более, что вам, почитай, весь город после пожара заново строить надо. Весь мир, Мартеньян Васильевич, меняется, нельзя сиднями сидеть – обгонят, да еще и затоптать могут!

Рассказал я о чудесах техники, виденных в Европе, о телефонах, о беспроволочном телеграфе. Младшее поколение Чернухиных впилось в меня с вопросами о полете через Ла-Манш – ну что же, рассказал и об этом. И о друзьях в высших сферах. И о многом другом.

Две вещи сыграли больше всего – то, что новое дело отечеству на пользу, а затеявшим на выгоду. Причем не просто стырить с казенного подряда в карман, а построить действительно нужные и важные заводы. И что я, который за ручку с императорами здоровается, прямо скажем, к отнюдь не первого ряда купцу, отнесся со всем уважением и на равных.

– Вот если бы вы, Григорий Ефимович, с этого начали… Уж больно у нас нравы старинные, без уважения никак нельзя. А смутьянов ваших приструним, приструним…

– Все на бегу, времени в обрез, столько всего успеть надо. А насчет смутьянов – так они тоже уважения желают. Сколько бунтов началось когда с рабочими обращались по-свински? Вот то-то. Порой и денег не надо, только веди себя с людьми по-людски.

Мысль эта, похоже, была для Чернухина внове, задумался он сильно. И даже на последующем банкете для столпов местного общества сидел молча, в своих мыслях. А мне подходили объясняться в любви, уважении и вечной дружбе, даром что целоваться не лезли. Впрочем, цена этой дружбе – цена банкета, завтра будут за спиной шептаться, а то и вслед плевать. Но без того, чтобы «проставиться» тоже нельзя.

Вечером мы собрались «узким кругом» в снятом Леной доме. Она все больше молчала, изредка подавая реплики и дулась. Ну ясное дело, кто виноват? Не тот, кто ситуацию упустил, а тот, кто послал руководить. Не без этого, конечно, но сама-то она куда смотрела?

Аронов с Дрюней доложили первые результаты – работяг науськивают мелкие лавочники, причем не всех, а зачинщиков. Стали искать в чем их интерес и почти сразу вышли на «кооперативную» торговлю. При нашем строительстве я приказал завести не «заводскую лавку», а именно что «кооперативную» – членам дешевле. Рабочие же пока к такой заботе непривычные, вступают в кооператив медленно, а назначенные рулить «кооператоры» сразу размахнулись на весь списочный состав. Вот и начудили, не имея опыта – яиц, например, запасли «на всех», а покупателей оказалось втрое меньше, чем рассчитывали. Ну и «выкинули» яйца, пока не протухли, на городской рынок чуть ли не по закупочной цене. И так с несколькими продуктами – то сало, то мясо. Понятное дело, как это лихорадило городскую торговлю. Понятное дело, что все это устоится, но пока это как в болото здоровенный булыжник кинули, вот местные лягушки и заквакали.

– Ладно, голуби, понял. Выясняйте, кто у лавочников застрельщиком, кто остальных подбивал и кто больше всего рабочих соблазнял. Потом подумаем, что с ними делать. Завтра же будем с людьми говорить, потому готовьте одежду победнее.

Соратники криво усмехнулись.

– И рожи тож сделайте попроще!

И люди потянутся, да. Я тоже не стал фигурять в синем-шелковом, крестом светить и черными очками пялиться, оделся обычно и поутру собрал в избе при строительстве «лидеров общественного мнения» – мужиков, что верховодили на стройке. Нет, не тех, что орали и требовали, а уважаемых, рассудительных, по чьему слову все и будет. Полчаса рассказывал что да как мы делаем и для чего. Какие перспективы ждут их самих и, в особенности, детей – мужики вряд ли на радиотехников, да мотористов выучатся, а вот сыновья-дочери запросто. По ходу подумал, что надо бы листовку с содержанием нашей беседы сделать, и для строителей. и для городских, чтобы каждому не объяснять. А чуть позже и газету при заводах затеять. Как там бишь они при советской власти назывались? Многотиражки? Вот ее. Пусть Сызрань собственной газетой гордится.

С мужиками договорились быстро – на уступки я не шел, сразу сказал, что дурацкие требования на ровном месте, а вот нужные вещи сделаю с удовольствием. Объяснил про штрафы – только и исключительно за производственные косяки, и все штрафные деньги в больничную кассу. Себе Военпром ни рубля не возьмет.

– А за церковь или шум в казарме штрафовать будут? – недоверчиво спросил кряжистый мужик с ладонями-лопатами, покрытыми костяной крепости мозолями.

– А это вы сами разберитесь, – улыбнулся я.

– Как сами? – оторопело собрание.

Ну да, везде, где им раньше доводилось работать, никакого самоуправления не было и в помине, и каждый хозяйчик норовил содрать штрафами побольше.

– А вот так. Мне неважно, в какую церковь вы ходите и ходите ли вообще, лишь бы дело делали. А в колониях моих дети малые сами определяют, кто сегодня на кухню, кто полы моет, распорядок устанавливают и вообще всю свою жизнь. Нешто вы, взрослые мужики, не справитесь? – вывалил им на голову и добавил: – Через месяц чтобы в кооперативе, то есть артельной лавке, сами все решали. Дело начальства – стройка и завод, а уж как вне этого жизнь налаживать, смотрите сами. Только чтобы никакого попустительства лентяям и пьяницам! За вшей и прочую живность також буду жестко рублем карать.

Мужики довольно загомонили, возможность приструнить буйных и бестолковых им понравилось. Против санитарии тоже никто не выступил. Да и почуяли, что будут лидерами не только неформальными, но и формальными.

– Бабу, бабу из правления уберите – вперед вылез плюгавый мужичок.

Я нахмурился. Лена и правда занималась не только вербовкой работниц, но и лезла в дела других заводов. Девушка она была активная, а Сотников появлялся в Сызрани наездами, за всем уследить не мог. Вот поди, теперь пройди между «Сциллой и Харибдой». Снимешь Елену – обидится и я потеряю ценного, активного, а главное мотивированного работника. Не снимешь – мужики буянить будут. Патриархат!

– Давай так – решился я – Ежели за Еленой Александровной какие оплошности или просчеты будут на ваш счет – пишите мне в столицу. По-перву оштрафую ее. Ежели повторно негодна будет – сниму и другого к вам пришлю. В штанах.

Народ засмеялся, напряжение окончательно спало. Я же себе сделал заметку – поговорить с Еленой. Пусть подберет помощников в «штанах» – проще руководить будет. Вот хотя бы из возрастных детей Чернухина. Два сынка у него прям на выданье – кровь с молоком.

И тут нас всех арестовали. Так сказать, картина Репина «Не ждали» – ввалился уездный исправник со своими орлами и всех разом повинтил, незаконное сборище, смутьяны и заговорщики и все такое. Я только успел боевикам махнуть, чтобы ни-ни, а пока нас выталкивали наружу, шепнул Дрюне, чтобы метнулся за Леной, дал знать Чернухину да принес из моих бумаг индульгенцию от Столыпина. В сенях нарочито споткнулся, повалился, уронил соседа, в дверях образовалась куча мала, вот парень и смылся, да так ловко, что городовые и не заметили.

Привели нас в городской участок, рассадили в обезьяннике и полицейское начальство принялось на нас орать. Я же только посмеивался – ну который раз уже, то в Шуе, то вот в Сызрани, – чем еще больше бесил исправника. Как же, смерд, холоп, мужик сиволапый смеет лыбиться на речи персоны седьмого класса! И совсем было дело у нас до конфликта дошло, как примчался Дрюня, да не один, а с бледным Чернухиным, что сразу сбило градус. А уж бумага от Петра Аркадьевича вообще произвела волшебный эффект. Так что когда я заявил, что мы с подачи начальника Охранного отделения Зубатова еще и профсоюз намерены создать, исправник даром что не козырнул и вообще являл собой другую картину Репина – «Приплыли».

Но мало-помалу пришел в себя, и, направляемый Чернухиным, выдал второй слой заварухи. Боевики только всякую мелочь успели раскопать, а исправник, так сказать, держал руку на пульсе. Город-то после пожара все отстраивался, бревна-доски-кирпичи вздорожали, а тут некий хрен с горы заводы ставит. Вот и родилось грамотное управленческое решение – хрена, то есть меня, вытолкать, а стройматериалы потом по дешевке выкупить. Или вообще расхитить.

Вот трое местных тузов и стакнулись. Ну чисто московские старообрядцы, что недавнюю революцию спонсировали – заварим кашу и в мутной воде рыбки наловим.

Ничего, устрою вам рыбку. Надо только дела на стройке в порядок привести и дождаться, когда колония местная в полную силу заработает. Там у нас сотня пацанов планировалась, а цветы жизни это страшная сила, если подсказать да направить – весь город по кирпичику разнесут. Будет и у меня кнут на «тузов», не только пряник.