Текст книги "Я Распутинъ. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Алексей Вязовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Какими силами я удержал аэроплан и не дал ему свалится – не знаю. Но до лужаек я дотянул и даже сел почти штатно, сломав лишь правое колесо.

Встречали меня овцы, сперва шарахнувшиеся от неведомой дряни, упавшей с небес, а потом подходившие щипать травку все ближе и ближе. А я все сидел, не замечая впившихся в зад реек и приходил в себя. Минут через пять или сколько там прошло я лениво подумал, что надо бы слезть и посмотреть двигатель, но дрожь в ногах говорила о том, что я не сделаю и шагу. Дым из мотора все истончался, пожар мне не грозил, значит, сижу, пока не отдышусь.

Я задрал очки на лоб и запрокинул голову. Хорошо… Овцы блеют, трава на ветру шуршит, движок тарахтит… Не сдох, значит, крутится… Как не сдох? Я повернул голову и уставился на неподвижный пропеллер, недоумевая, отчего звук мотора с каждой секундой все громче. Надо все-таки слезть и посмотреть.

Чуть не упал, но наконец-то понял и чуть на рассмеялся – от деревушки слева катился автомобиль. Ноги подкосились и я сел на траву, упираясь рукой в землю. Так меня и застал водитель – классический английский спортсмэн в клетчатых кепке, пиджаке и бриджах.

– Mister Raspoutine, I suppose?

– Yes, sir. And who do I enjoy talking to?? – ответил я на языке родных чертополохов. Спасибо маме с папой – не жалели на репетиторов.

– Oh, you speak English! What a surprise! – восхитился автомобилист и тут же представился. – Я Кристиан Фергюсон, вон там, за рощей – мое поместье. Я читал о вашем дерзновенном плане и верил, что человек способен совершить задуманное! Рад, что не ошибся!

Понимал я его с пятого на десятое – языки с разницей в сто лет сильно отличались, да еще это произношение, – но все-таки понимал. И он меня тоже.

– Приглашаю вас в мой дом.

– Мне бы в Дувр, – протянул я, – туда мои товарищи приедут.

– О, не беспокойтесь! – по лошадиному широко улыбнулся англичанин, – пока они доберутся до Кале, пока переправятся в Англию, у нас есть как минимум два часа. По дороге мы дадим телеграмму моему человеку в городе, он встретит ваших спутников, а вы тем временем приведете себя в порядок.

Так и вышло. Кристиан для начала налил мне стакан чистого виски и я его со спокойной душой хлопнул залпом – знай наших. На это хозяин отреагировал разве что поднятой бровью. Потом я плескался в ванной и через час снова стал похож на человека – чист, причесан, руки-ноги не дрожат, в глазах блеск и сумасшедшинка. И мы поехали в Дувр.

Человек Кристиана не только встретил нашу авиаделегацию, но и арендовал зал в гостинице, и назвал газетчиков (кое-кого успел вызвать аж из Лондона), и даже собрал небольшую толпу «восторженных поклонников и поклонниц» у входа в отель, с цветами и даже бело-сине-красными лентами. Я уже начал подозревать, что здесь что-то не так, но потом сообразил, что на всех фото рядом со мной стоял Фергюсон. Красавчик, что и говорить – урвал кусок славы. Но ведь встретил, приветил, обласкал – так что не жалко, пусть радуется. К тому же, он твердо взял в руки организацию общения с прессой и нашу первую блиц-конференцию закруглил буквально через пятнадцать минут, объявив, что основная будет в Лондоне завтра.

На следующее утро, Стольников с Дрюней и приехавшим с опозданием Габриэлем пошли смотреть мотор самолета, а Фергюсон повез меня поездом в Лондон. Сельская пастораль промелькнула – не успел заметить. Все отвечал и отвечал на вопросы Кристиана, даже нарисовал схему биплана, который сейчас строит второй Вуазен под Парижем.

– Это гениально! Я хочу, просто обязан быть частью всего этого.

Порасспросив Фергюсона я узнаю, что тот уже летал на воздушном шаре, влюбился в небо, но будучи единственным сыном крупного английского землевладельца – был вынужден заниматься поместьем.

– А кто у нас отец? – поинтересовался я.

– Сэр Фергюсон! Член палаты общин.

Как там было в «Обыкновенном чуде»? «Предупреждать надо». С депутатом надо бы познакомиться и наладить связи, но по приезду в Лондон нас закрутила суета. Уже на вокзале поезд встречала огромная толпа. Ее сдерживало всего несколько полицейских «бобби» в смешных касках. Столичные жители, впрочем, вели себя вежливо, насколько это можно, но когда я появился в дверях вагона – многие закричали «Спич!». То бишь хотят речь.

Опять вспыхнули магниевые вспышки, репортеры, работая локтями, полезли вперед.

– Откуда только узнали? – я повернулся к Кристиану, который стоял позади меня.

– Я дал телеграмму знакомым. Утренние газеты вышли уже с новостью.

Вот же ухарь! Точно хочет проехаться на моей славе.

– Речь, речь! – жители Лондона не скандировали, но похоже, были готовы к этому.

– Есть такие, кто сомневается, что я перелетел Канал? – крикнул я громко в толпу.

– Ну вот я, например, – вперед вылез толстый бородатый мужик весь в черном. Даже котелок у него на голове был темных тонов, чем-то обсыпанный. Да это сажа! Трубочист. Давно позабытая профессия.

– Звать тебя как?

– Стив О'Доннелл, сэр.

– Приходите, Стив, через два дня к поместью Кристиана Фергюсона, что рядом с Дувром. Полечу обратно во Францию. И вы все, кто сомневается, приходите!

Рисковал я? Безусловно. Но Вуазен привез с собой второй мотор – переставить его на самолет за два дня, да еще с помощниками – было вполне возможно. А эффект перелета надо было закрепить. Да и сомневающихся высокомерных лягушатников хорошо бы было «макнуть».

Впрочем, высокомерия и недоверия я сполна хлебнул на встрече с английскими журналистами в отеле Rubens at the Palace. Даже импровизированный фуршет не помог. Хорошо хоть Фергюсон с нами был, а то сожрали бы начисто, так что бог с ним, с куском славы.

На сцене, а точнее на небольшом подиуме в зале отеля стоял длинный стол, все вокруг было убрано розетками и лентами бело-сине-красных цветов, позади воткнули три флага – российский в центре и по бокам английский и французский.

Распопов уже профессионально хлопнул пробкой шампанского, разлил по бокалам, мы чокнулись на камеру… и началось.

– Дэйли Мэйл, – поднял карандаш живой как ртуть толстяк. – Мистер Распутин, вы утверждаете, что пересекли Дуврский пролив за тридцать минут на аэроплане?

– Именно так.

– А позвольте спросить, где ваш аэроплан?

– Аэроплан находится у меня в поместье, – отсек сомнения Кристиан, – желающие могут с ним ознакомится.

– Манчестер Гардиан! Показать конструкцию недостаточно! Кто может подтвердить факт перелета?

Я кивнул Щекину. Тот начал на французском, к неудовольствиею хозяев – нелюбовь к французам никуда не делась. Еще бы, ближайшие соседи и соперники – читал, что Англия с Францией воевали шестьдесят четыре, что ли, раза. А неча тут, сами построить не смогли, так терпите.

– У нас имеются фотографии взлета и заверенное нотариусом свидетельство, – Щекин пустил по рукам заранее напечатанные снимки.

– О! Как мы можем их получить? Прошу прощения, Иллюстрайтед Лондон Ньюс.

Но деловой разговор прервал дедок лет за шестьдесят, воинственно потрясавший нашим фото.

– Это невозможно! Я научно доказал, что крыло должно быть маршевым! Ваш самолет не мог продержаться в воздухе более пяти минут!

Вот только безумного изобретателя нам и не хватало. Впрочем, его, похоже, тут знали – Кристиан шепнул мне, что мистер Филлипс давно пытается построить самолет, похожий на жалюзи, но все время что-то идет не так.

– Билл Прауди, Таймс, – представился крупный мужчина с мясистым носом и маленькими злыми глазами. – Фотографии это прекрасно, но их можно сделать и за амбаром.

Сентенция вызвала предсказуемые смешки среди недоверчиво настроенных журналистов, а вот простая публика отозвалась недовольным шумом.

– Сейчас две киномастерские в Лондоне срочно размножают киноленту, снятую на старте. Завтра она будет показана в нескольких синематографах, – уперся я в Билла фирменным «распутинским» взглядом. – Кроме того, мой полет видели рыбаки и моряки в Ла-манше. Если вашей национальной гордости не претит, вы вполне можете опросить их. Полагаю, не каждый день над ними летают подданные русского царя. Вашего союзника, кстати.

И тут публика взорвалась. Вперед выскочили два совсем молодых парня, лет по двадцати, не больше.

– Это позор, господа! На наших глазах совершено выдающееся деяние! А вы, с вашими мелочными придирками, ставите под сомнение величайшее достижение в авиации!

– А вы кто такой, молодой человек? – саркастически осведомился Прауди.

– Барон Джон Мур-Барбазон, к вашим услугам.

Вторым парнем оказался автомобильный предприниматель по имени Томас и по такой знакомой авиаторам фамилии Сопвич. С ними, оказывается. пришла вся «авиатусовка» Лондона.

– Я Эллиот Вердон Ро, вы должны меня помнить, – обратился к корреспонденту Дэйли Мэйл улыбчивый англичанин с носом картошкой, – я недавно выиграл приз вашей газеты за постройку летающей модели аэроплана. Еще вчера, как только я получил известие о перелете, я помчался в поместье сэра Фергюсона и всем своим опытом и знаниями я подтверждаю все тут сказанное – мистер Распутин перелетел пролив!

Кристиан загадочно улыбался, похоже, и тут без него не обошлось. Ну и славно – общественность живо затоптала скепсис журналюг и дальше прессуха шла по нарастающей. А не страшно летать? А как там ветер? А наверху холодно? А у вас есть дети? А что скажет царь на ваш перелет? А вы полетите через Атлантику? А бога сверху видно?

Но Билл Прауди держал козырь про запас и в последний момент выложил его:

– Мистер Распутин, а откуда вы знаете английский??

Тут я поперхнулся, но быстро сообразил:

– От бога снизошло на меня, не иначе. Взлетал с молитвою, а как в горние выси поднялся, в душе такой простор и мир открылись, благодать истинная! За что я горячо возблагодарил господа, так с молитвой и долетел, тем только и не убился. И как сэр Фергюсон подъехал, вдруг стал разуметь его.

Народ начал недоверчиво перешептываться. Кристиан же таинственно улыбнувшись, пытался закруглил наше общение, но не тут-то было. Английские фанаты авиации взяли меня в кольцо, Сопвич представил американца Самюэла Коди, строителя дирижаблей, который и выдвинул идею «авиационного банкета». Оглянулся я на Фергюсона, на пиар-менеджера нашего, так он головой так закивал, что мало не отвалилась. А Джон Мур очень сетовал, что не смог приехать еще один поклонник авиации – Хайрем Стивенс Максим. Тот самый, Whatever happens, we have got the Maxim gun, and they have not.

А Коди, послушав меня, заявил, что мой английский – даже не американский. Слишком много словечек иных, да и фразу я строю иначе. Ну, это как раз неудивительно, языком я владею «в объеме университетского курса», а вовсе не свободно. Тут то материалисты и побледнели. А ну и правда «святой старец» из Сибири получил знание английского свыше?

Последним же меня выловил сухощавый длинномордый англичанин с горбатым шнобелем на пол-лица. А вот представился он Александром Бенкендорфом, гофмейстером двора и послом Его Величества в Лондоне. По русски он говорил с пятого на десятое, отвык, видать, в здешних палестинах, но дал понять, что недоволен моей самодеятельностью – такую пресс-конференцию надо было делать в посольстве, к вящей славе империи.

А где ты был, такой умный, когда Фергюсон меня встречал? И какой империи, если самолет – французский, двигатель – французский, один летчик сибирский? Ну не хватать же за грудки, как его коллегу в Париже? Прощелкал, так пусть сам отдувается, и я проигнорировав посла, двинулся на выход. И там попал в женскую засаду.

На меня набросились английские суфражистки. Целый выводок разновозрастных женщины в белых шляпах, с зонтиками… В буквальном смысле набросились, схватили за руки, нацепили на сюртук фиолетовые розочки.

– Мистер РаспутИн! Спасибо от лица всех британских женщин!

– Неужели даже в России женщины будут избираться в Парламент?!?

– Ура, ура РаспутИну!

Дамы галдели, просили посетить их ближайший митинг. А я делал вид, что плохо понимаю по-английски и остро жалел, что Сотников не привез из Парижа Елену. Вот бы кого отправить к суфражисткам. Налаживать контакт. Но какую женщину можно просто так вытащить из Парижа? Нет таких.

Из этого водоворота, на который уже нехорошо поглядывал местный «бобби», меня выдернул высокий спокойный англичанин в простом с виду костюме. А когда он вставил в глаз монокль, я чуть не расхохотался – вылитый Майкрофт Холмс в исполнении Клюева.

– Мистер Распутин, позвольте представиться. Исаак Элиас. У нас с вами есть общий знакомый. Господин Поляков.

Я оглядел Исаака. Вот совсем он не походил на еврея. Не чернявый, нос обычный, одет… ну в Лондоне все деловые люди одеты в костюм с галстуком и котелком…

– Чем могу быть полезен? – вежливо ответил я.

– Я был на вашей встрече с журналистами. Правильно ли я понял, что два дня вы еще планируете находиться в Великобритании.

– Совершенно верно.

– Тогда вот, извольте – Элиас протянул мне запечатанный конверт с неизвестной монограммой.

– Что это?

– Приглашение на встречу в Артс Клаб. С вами желают познакомиться весьма высокопоставленные люди.

Насколько я помнил, в Артс Клаб собирались сливки общества – старая аристократия, чиновники. Неужели со мной хочет познакомиться сам король? Я задумался. Вряд ли… Тогда бы меня дернули к Эдуарду прямо в Букингемский дворец. Нет, тут что-то более тонкое.

– Хорошо, я буду.

Исаак вежливо приподнял котелок, слегка поклонился. И был таков.

* * *

– Уиски пойдем пить?

Кто о чем, а Распопов о бухлишке. Шурин вместе с Ароновым намылились идти в паб и звали меня с собой.

– Там еще говорят какой-то эль есть. Не знаешь, Гриша, что за эль?

– Не Гриша, а Григорий Ефимович, дурень! – осадил я Колю – Я так-то именной дворянин!

– Ой, да ладно… а что все-таки за эль?

– Как тебе объяснить? Густое пиво.

– Шибает с ног то?

– Смотря сколько выпить. И вот что… хватит пьянствовать! Поехали смотреть на Дредноут.

– Что за зверь? – оживился Аронов.

– Увидите.

Три часа на поезде – и мы в Портсмуте. Вход в знаменитые верфи охраняется, но я слегка подучив английским словам, посылаю Распопова к докерам, что идут со смены. И тот, перемигнувшись с ними, узнает об «альтернативном входе». При этом вворачивает в речь пару немецких – «я, я» и «натюрлих». Все, как просил.

По дороге в лавке тот же Распопов покупает подержанную робу и три кепки, что носят докеры.

«Альтернативный вход» – это просто сильно заросший кустарником пролом в заборе. Но судя по натоптанной тропинке – ходят тут часто.

Идем, глазеем.

– Богато живут – вздыхает Аронов – Вон сколько кораблей.

И правда, с полсотни стапелей, краны, между ними железная дорога, по которой суетливо снуют паровозы с платформами.

Военная часть верфи вообще не охраняется. Небольшой заборчик, проходная… Военных моряков много – но они все при делах.

Мы забираемся на небольшой пригорок, раскладываем на траве нехитрую снедь – булку хлеба, вареное мясо со специями, овощи. Попытку достать бутылку я мигом пресекаю.

– После выпьем. Ежели дело выгорит.

– Какое дело? – интересуется Аронов.

– А вот какое – я достаю из сумки цейсовский бинокль, что мне привез Щекин из Оберкохена. Разглядываю Неустрашимого. Хорош! Гигантский, доминирующей над всей верфью корабль, аж с пятью орудийными башнями, Дредноут подавляет своей мощью.

– Вот же махина! – Распопов забирает у меня бинокль, любуется кораблем.

– Сто шестьдесят метров, пятнадцать тысяч тонн – я отламываю хлеб, делаю бутерброд. Не зря по дороге читал бумаги морского ведомства. Что-то в память да запало.

– В пудах это сколько? – бинокль переходит к Аронову.

– Без малого, почти мильон пудов – вздыхаю я – Самый большой корабль в мире.

Шурин присвистывает, тоже делает себе бутерброд на манер моего.

– А рядом что за зверя строят?

– Беллерофон. Еще один линкор.

У соседней причальной стенки стоял недостроенный «товарищ» Дредноута – более бронированный, более быстрый.

– Ежели такая монстра начнет стрелять из всех пушек… допустим, возле Питера…

– Снесет все к хренам – закончил я мысль Аронова – Каждый снаряд по двадцать пудов. Почти тысяча штук в казематах.

Сам Дредноут к началу Первой мировой устареет. А вот Беллерофон повоюет, в Ютландском сражении хорошо так врежет немцам.

Я задумался. Для России выгодно, если война между союзниками и Германией затянется. Францию с Англией немцы, может, и побьют, но если к ним присоединяются Штаты, то победа у Антанты, считай, в кармане. Даже без участия России. А это значит, что делить и перекраивать Европу будут в Лондоне и Париже.

Мне предстояло принять тяжелое решение. Я опять взял бинокль, еще поразглядывал суету возле Дредноута. На него шла погрузка сразу с двух широких трапов. Их охраняли морские пехотинцы с винтовками, но на докеров они внимания не обращали. Так стояли, для вида…

Что выгодно России? Очевидно, чтобы Англия, Франция и Германия максимально ослабили друг друга в предстоящей войне. Решено.

– Робу давай, – потребовал я у Николая.

Переоделся, нащупал в сумке динамитные шашки – остатки эсеровских бомб, достал их. В одну засунул длинный бикфордов шнур. Пока все это тащил через границы – семь потов сошло. Шашки так и вовсе пришлось в штанины прятать – благо лично не досматривали. Шнур ехал вместе с тифлисскими деньгами. Вот и пригодилось.

– Гриша, что ты?! – испугался Распопов. У Аронова в руке сломался огурец.

– Тута меня ждите! – я сложил все в котомку, накинул на себя робу шурина – И цыц мне! Ни слова никому! Прокляну.

На подрагивающих ногах я направился к Дредноуту. Влился в толпу рабочих, пониже натянул кепи. Потом подхватил какой-то ящик и, глядя в землю, пошел к трапу. Если остановят, то придется бежать. И очень быстро. Надо было предупредить сибиряков, но кто же думал, что тут такой бардак. Хотел просто изучить гавань, поразведывать… Впрочем, наглость – второе счастье.

Тяжело вздохнув, шагнул на трап. Ну что… посчитаемся за Орджоникидзе. Как раз через 50 лет, тут же, в Портсмуте, англичане попробуют заминировать корабль Хрущева. А заодно за Императрицу Марию и Севастополь. Эти взорвали немцы с итальянцами, но и англичане не чужды диверсиям. Пусть на собственной шкуре почувствуют…

Морские пехотинцы даже не взглянули на меня. Я спокойно поднялся на палубу и… растерялся. Огромный «аэродром» со спешащими людьми, грохот кувалды, дым из трубы – Дредноут прогревал турбину. Двинулся к носовой башне. Люк в нее был открыт, мимо, толкнув меня, проскользнул матрос.

– Не стой на дороге, осел!

Я посторонился, начал спускаться в казематы. Первый уровень, второй… Хватит мне времени уйти? Шнур был длинный, десятиминутный. Тлеть будет долго.

Наконец, я спустился в снарядный погреб. Заглянул осторожно внутрь. Пусто. На стеллажах лежат огромные, двадцатипудовые снаряды. Видимо, Дредноут недавно вернулся из похода – еще не рагрузили. Ну что ж… Придется за разгильдяйство ответить. Бросив коробку, я прошел в самый конец погреба, приладил шашки позади последнего снаряда. Перекрестился, зажег спичкой бикфордов шнур. И тут же рванул обратно.

Лишь бы не упасть! Ноги сами несли меня вверх по лестнице, потом по палубе. Я считал про себя – десять, двадцать, тридцать. Прошла первая минута, вторая. С трапа я спускался спокойно, шагом. Потом опять прибавил ход. Меня кто-то окликнул, но я даже не обернулся. У пригорка уже почти бежал:

– Ходу!

Распопов попытался собрать снедь, но я лишь толкнул его вперед.

Втроем, сопя и хекая, мы добежали до пролома и тут первый раз громыхнуло. Взрывной волной нас кинул на землю, я тут же вскочил, дернул за шкирку Аронова:

– Давай, давай, валим!

Мы выбежали с территории верфи и тут жахнуло второй раз. Более мощно. Взрывной волны не почувствовал – но заложило уши.

– Быстро на вокзал! Может, успеем на пятичасовой поезд.

Скорым шагом, выкинув кепи, мы пошли на север. Сзади безостановочно бумкало. Я обернулся – над портом поднималось красное зарево.

– Господа, что происходит? – какая-то дама, обмахиваясь веером, смотрела в сторону верфей. На улицу из домов выходили встревоженные портсмутцы.

– Взрывы, мэм, – нейтрально ответил я, прибавляя шаг.

Через полчаса мы были на вокзале, а за спиной громыхало все громче, зарево разгоралось, и я испугался, что железнодорожное сообщение остановят. Но нет, лондонский поезд прибыл по расписанию, лишь кондуктор вагона попытался вызнать у Аронова ситуацию. Я опять пришел на помощь:

– В гавани военный корабль горит.

– А почему слышны взрывы?

Я пожал плечами, прошел в вагон.

Рядом сел Распопов.

– Токма сейчас понял, зачем ты меня заставил немецкие фразы учить. На германца подумают англичашки?

– Есть шанс.

Поезд дал гудок, вагоны залязгали сцепками.

В Лондон прибыли без опоздания и я даже успел заехать в гостиницу, помыться перед раутом. Там нас поймал встревоженный Стольников:

– Вы где были??

– А что случилось? – я зевнул, прикрывая рот ладонью.

– В Портсмуте Дредноут взорвался. Военный броненосец.

– Ходили Биг-Бену смотреть, в пабах были – я строго посмотрел на сибиряков, те согласно кивнули – Никодим, ты пил местною уиски? Очень даже ничего…

– Какое тут виски – капитан вздохнул – Несчастье-то какое на верфях… Телеграфом сообщают, что взрывы на Дредноуте, пожары, поврежден Беллерофон. Это еще один строящийся броненосец.

– А что же Бесстрашный?

– Затонул. Верфи разрушены, есть попадания разлетевшихся снарядов в городские здания.

– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовался я, цепляя поверх сюртука «обер-прокурорский» серебряный крест.

– Мы с Дрюней, Вуазеном и Кристианом переставляли мотор на планере, когда сэру Фергюсону телефонировал его отец. Он все и рассказал. Я сразу направился к вам в Лондон. Перелет завтра под вопросом.

– Вовсе нет – помотал головой я. – Лечу обязательно, а вы прямо сейчас уезжаете обратно во Францию.

– Отчего такая спешка? Мотор надо опробовать перед вылетом.

– Сам все сделаю. Идите, собирайте вещи.

Удивленный капитан ушел, я махнул рукой «сибирякам»:

– Вы тоже собирайтесь. И никаких уиски! Слышишь, Коля? – мне пришлось «включить» знаменитый распутинский взгляд – Знаю я вас. Выпьете, начнете болтать…

– Могила! – Аронов прихватил шурина, сжал того руками – Прослежу!