Текст книги "Лесной фронт. Благими намерениями..."

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

  – Немцы! – в дом ворвался Филипп, который приглядывал, и как оказалось – не напрасно, за тем, что твориться на улице. – На дороге с той стороны села огни – две машины. Уже въехали в село!

  Я мгновенно вытряхнул из головы все моральные сомнения. Не до того сейчас.

  – Берем этих, – я указал на пленных, – и уходим. Быстро!

  Староста и полицаи начали отчаянно брыкаться, всячески мешая вывести их из дома. Вот сволочи! Как услышали о том, что кто-то едет, так пытаются нас всячески задержать – надеются, что им помогут? Вдобавок ко всему, староста еще и начал орать, призывая на помощь. Тут же снова заголосила за стеной его жена, но та быстро умолкла – не знаю как, но Алик, выполняя приказ, ее сразу успокоил. Зато со старостой справиться оказалось не так просто. На все угрозы и требования заткнуться он, надеясь на скорую помощь, начинал кричать еще громче.

  – Мать вашу, да заткните его кто-нибудь! – не выдержал я.

  Проблему решил Генрих. Он просто подскочил к старосте и от души двинул ему прикладом в голову. Тот сразу же обмяк и завалился на пол. Как бы Генрих не перестарался – таким ударом и убить можно. Впрочем, какая сейчас разница! Остальные пленные, увидев судьбу старосты, прекратили сопротивление – просто сжались в комок и затравленно стреляли взглядами по сторонам. Когда наконец-то наступила тишина, я расслышал слабый гул моторов. Через окно было видно, что по деревьям в саду и стене соседней хаты скользнул и остановился луч света. Я осторожно выглянул в окно – на улице стояли легковушка и грузовик. А в дверь уже стучали. Все. Тихо уйти не успеем! Снова заголосила женщина и... грохнул выстрел. Блин, Алик, сука пьяная! Женский крик захлебнулся протяжным всхлипом и умолк. На долю секунды все умолкло и нас накрыла звенящая тишина.

  – Алярм! – закричал кто-то на улице.

  – В окно! – крикнул я, тремя быстрыми выстрелами отправляя на тот свет связанных полицаев и старосту. – Через заднюю комнату! Антон, Ян, быстро на улицу – смотрите что б никто не обошел дом!

  Бойцы мигом исчезли за дверью, а мы, похватав все, успели собрать – за ними. Пробегая через комнату, которая оказалась спальней, я успел окинуть ее мимолетным взглядом. Возле большой разворошенной кровати лежало тело хозяйки, а у противоположной стены готовился прыгнуть в окно Алик. Мы последовали его примеру, и, проломившись через какие-то колючие кусты, побежали через большой сад. Сзади загудел пулемет Антона, послышались винтовочные выстрелы. Опа! А вот – знакомые звуки МП, и не одного! Это кто же к нам в гости пожаловал? Я оглянулся – Антон засел за одним углом дома, Ян – за противоположным.

  – Антон, Ян, – крикнул я, – уходите! Мы прикроем!

  Я дернул за рукав бегущего рядом Филиппа и кивнул на сарай, мимо которого мы как раз пробегали. Тот, мгновенно все поняв, нырнул за стену и выставил ствол карабина, выцеливая преследователей. Я, бросив рядом на землю свой ранец, залег за толстым стволом дерева и тоже принялся искать глазами противника. Грохнула граната, еще одна. Снова застрочил ДП. Щелчки винтовочных выстрелов, стрекотание автоматов, гудение пулемета... Все это, разбавленное гортанными криками на немецком, красными и зелеными штрихами трассеров, превратило, еще пару минут назад тихую и спокойную, ночь в какой-то филиал ада. Кто-то стал ломиться через кусты. Я перевел прицел в ту сторону, но это оказался Антон. А вот и Ян,nbsp;– В окна можэ позаглядывать... – неуверенно сказал Филипп.

движется, низко пригнувшись, перебежками от одного дерева к другому. Антон резко остановился, крутнулся вокруг себя и, припав на колено, дал длинную очередь куда-то в направлении дома. Упал на землю и откатился в сторону, а сквозь то место, где он только что находился, протянулись две яркие нити трассирующих пуль. Снова поднялся и побежал. Внезапно Ян споткнулся и, развернувшись влево, покатился по земле. Убит? Нет! Снова встал. Но уже без винтовки и бежит гораздо медленнее. За бок держится... Блин, СВТ прощелкал! – подумал я, но тут же отогнал от себя эту мысль. Главное, что живой! Кустарник за спинами бегущих товарищей снова затрещал. А вот и преследователи. Я прицелился на звук и дважды выстрелил. Врагов еще не видно, но надо выиграть хотя бы секунду, что бы мужики могли добежать до укрытия. Вот из-за угла мелькнула к кустарнику какая-то тень. Одновременно, в ствол дерева, сантиметрах в двадцати выше моей головы, ударила пуля, осыпав меня кусками коры. Какая-то крошка попала в глаз. Я спрятал голову за дерево и принялся лихорадочно протирать глаза. Слева щелкнули несколько выстрелов – Филипп включился.

  Когда я снова смог нормально видеть, первым делом взгляд выхватил Яна, ковыляющим бегом заворачивающего за стену сарая. Не успев, а может он был не в состоянии, разглядеть Лежащего в тени Филиппа, он с разбегу налетел на того и кубарем полетел на землю. Вслед ему неслись несколько очень емких слов, вырвавшихся от неожиданности у Филиппа. Ничего. Главное, что Ян уже в укрытии. А как там Антон? Я повернул голову – Антон лежал за соседним деревом и менял диск в пулемете. Увидев, что я на него смотрю, он резким ударом впечатал диск на место и махнул рукой себе за спину – уходите, мол. Я выглянул из-за ствола – а вот и немцы. Еще одна тень мелькнула и, выскочив из кустов, немец скрылся за ближайшим деревом. Я даже не успел среагировать. Вот второй ганс. Тоже выскочил, но уже из-за другого угла, и сразу же залег за какой-то растительностью. В самих кустах мелькнуло две вспышки выстрелов. Справа снова заработал пулемет Антона. Я подтянул к себе ранец и, покопавшись, нащупал две РГДэшки. Выложил их перед собой.

  – Филипп! – я повернулся к сараю. – Забирай Яна и уходите! Присмотришь что бы нас не обошли с твоей стороны!

  Так, теперь сдвинуть флажок на рукоятке гранаты, ставим на взвод... Граната полетела в кустарник. Я вжался в землю. Взрыв! Как только осколки перестали свистеть над головой, не теряя ни секунды метнул еще одну гранату. Бабах! Тут же снова высунулся, прицелился в показавшегося немца и снова два раза выстрелил. Немец упал. Попал или он просто залег?

  – Антон, гранаты есть? – не дождавшись ответа, я посмотрел на Антона, который прочесывал короткими очередями кустарник. Похоже он за грохотом пулемета меня просто не расслышал.

  – Антон!

  Наконец-то услышал. Повернулся ко мне, я повторил свой вопрос. Антон покачал головой и снова вернулся к своему занятию. Сзади раздались несколько выстрелов, протрещал автомат. Обходят! А кто-то нас прикрывает. Молодцы мужики! Не побежали без оглядки!

  – Антон, отходи! – крикнул я. – Прикрываем друг друга!

  Я выстрелил еще три раза. Вроде бы даже в кого-то попал. Антон отполз на десяток метров назад и залег за другим деревом. Ударил очередью на пять патронов по наступающим немцам. Теперь и мне пора. Последовав примеру Антона, я схватил ранец за лямки, покинул свое укрытие и пополз к стоящему сзади дереву. Над головой свистнуло две пули. Еще одна – зарылась в землю метром левее. Оказавшись в укрытии, я снова дважды выстрелил. Что-то, пролетев по воздуху, упало возле дерева, которое я только что покинул и, шипя, покатилось по земле.

  – Граната! – я сжался, стараясь как можно лучше спрятаться за стволом.

  Времени, пока горел замедлитель, хватило на то, что бы вспомнить взрыв железнодорожного моста и свои мысли по поводу того, что надо открывать рот что б не оглушило. Зажав уши руками, я широко раскрыл рот. Грохнуло... Не так сильно, как тогда, но, несмотря на открытый рот, в ушах зазвенело. Что-то свистнуло, пролетая мимо. Какой-то осколок ударил в дерево. Сквозь звон в ушах я расслышал мат Антона, сменившийся длинной очередью. Я выстрелил в первого же немца, которого выхватил взглядом. Попытался снова выстрелить, но ударник только звонко щелкнул. Сука!

  Запасных магазинов к СВТ у меня не было. Пришлось вытащить магазин из винтовки и перезаряжать его в темноте, разбавленной только вспышками из ствола ДП. Щелкнув, магазин встал на место. Я снова выглянул. Немцы, прижатые пулеметным огнем, залегли и только отстреливались. Зато стрельба сзади все разрасталась. Значит, те, которые у дома, нас здесь держат, а кто-то пытается обойти? Если бы не ребята, прикрывающие нас, все уже давно закончилось бы. Но если не поторопиться, то все закончится очень скоро. Максимум у нас – две минуты. Блин, вариантов-то все равно нет... они уже подошли почти вплотную!

  – Антон, за мной!

  Я вскочил, спрятавшись за стволом как мог, закинул ранец за спину, высунулся и дал с колена сразу пять выстрелов подряд. Петляя как заяц, бросился к какому-то строению – то ли очередной сарай, то ли коровник или свинарник. Краем сознания зафиксировав слишком пролетевшей слишком близко пули, я забежал за угол и столкнулся нос к носу с немцем. Он застыл метрах в двух от меня – видимо, как раз подкрадывался к тому углу, из-за которого я неожиданно выскочил. Почему-то мой взгляд сразу зацепился за сверкнувшие серебром в лунном свете руны на петлице... СС! Ох ты ж, мать твою так!

  Скорее рефлекторно, не соображая, что делаю я... бросил в него винтовку. Не выстрелил! Видимо какая-то часть мозга, работающая в авральном режиме и отвечающая за экстремальные ситуации, сразу оценила, что прицелиться и выстрелить я все равно не успею. И руки, повинуясь этому сигналу, швырнули СВТ в немца. Получилось удачно. Немец, как раз вышедший из ступора, в который тоже впал от неожиданности, нажал на спусковой крючок своего карабина, но в этот же момент приклад моей винтовки ударил по его стволу и пуля прошла где-то гораздо левее. А я, уже очнувшись, выхватывал из-за пояса пистолет. 'Электрик', поняв, что не успевает передернуть затвор и выстрелить снова, бросился на меня, пытаясь ударить стволом карабина, будто в штыковой атаке. Дважды хлопнул пистолет, немец споткнулся и повалился на меня, все же успев чувствительно заехать мне стволом по ребрам. Я потерял равновесие и, случайно выстрелив еще раз, повалился на землю. Тут же кто-то отбросил в сторону лежащий сверху труп и рывком поставил меня на ноги. Антон! Краем глаза я заметил, как из-за противоположного угла показался и тут же упал еще один немец. Донесся звук выстрела. Не теряя больше ни секунды, мы с Антоном перемахнули через низкий заборчик и понеслись через огород растущим за ним зарослям кустарника.

  Вы когда-нибудь бежали через полсотни метров открытого пространства под перекрестным огнем? Впереди, в кустарнике, сверкают вспышки выстрелов прикрывающих нас с Антоном товарищей, сзади гремят выстрелы преследующих нас немцев. И пули, выпущенные с обеих сторон, свистят вокруг, иногда прошивая ночную темноту штрихом трассера. И все это при свете луны, под аккомпанемент криков и команд на немецком языке и заливистого лая собак со всех дворов села. Еще и бежать пришлось не по ровной местности, а по вспаханному огороду, засаженному то ли картошкой, то ли чем-то еще. Тут бы ноги еще не сломать... Я бежал так, как никогда в жизни еще не бегал. Не знаю, поставил ли я рекорд, но на эти пятьдесят метров у меня ушло всего секунд шесть и, черт его знает сколько, ударов бешено колотящегося сердца. Каждую секунду... Нет – каждую долю секунды я ожидал удара в спину, который означал бы, что для меня эта война – закончена. Весь мир превратился только в грохот вырывающихся из раскаленных стволов пороховых газов, истошный лай собак и бешеный стук сердца. Я видел только темную, неровную стену кустарника впереди, приближающуюся, казалось, так медленно...

  – Антон! – сквозь шум в ушах я расслышал чей-то крик.

  Оглянулся – Антон падал. Тут же под ногу подвернулась какая-то неровность – вспаханная земля будто поджидала пока я отвлекусь – и я, чуть не сломав руку, растянулся во весь рост. Быстро развернувшись, я пополз назад. Антон, лежащий впереди темным холмиком, зашевелился и пополз мне навстречу. Жив, слава Богу!

  – Куда? – только и спросил я, когда подполз поближе.

  – Нога... – простонал он и, стиснув зубы, добавил еще несколько крепких словечек.

  – Доползешь? – я кивнул в сторону кустарника.

  Антон, не ответив, продолжил ползти к укрытию. Я оглянулся – до кустарника около пяти метров. Отобрал у Антона пулемет и залег, стараясь вжаться в землю. Со стороны дома продолжали стрелять. Пули, злобно повизгивая, уходили, в основном, в кустарник. Надеюсь, никого из наших там не зацепит. Я прицелился на вспышки – немцы не рисковали предпринять такой безумный бросок сквозь открытое пространство, какой только что проделали мы – и принялся короткими очередями прочесывать те места, где, как я предполагал, укрылся противник. Несмотря на яркий лунный свет, ни одна человеческая фигура в прицел не попадалась. Как только я начал стрелять, немцы тут же перенесли огонь на меня. Мимо просвистели сразу штук пять пуль, короткая автоматная очередь взрыла землю в паре метро передо мной. Я перекатился вправо и, установив пулемет, снова дал пару очередей. И снова перекатился. Еще очередь. Патроны закончились. Я оглянулся – Антон как раз достиг кустов и кто-то пытался затащить его внутрь. Пора и нам честь знать.

  Только я начал разворачиваться, что бы отползти в укрытие, левое плечо обожгло, будто раскаленным железом. Хотя, если учесть, что пуля в полете сильно раскаляется, то это и было раскаленное железо. Боль, вспыхнувшая на мгновение, тут же, задавленная диким выбросом адреналина, исчезла, сменившись онемением. Вскрикнув от неожиданности, я схватился за плечо. Рука тут же стала липкой от крови. Я чувствовал, как пропитывается влагой рукав и горячие струйки текут вниз. Пальцы ощутили хорошую такую выемку в плоти – пуля прошла по касательной, вырвав по пути кусок мяса. Но, слава Богу, кость цела. Выругавшись, я подобрал пулемет, и пополз дальше. Левая рука слушалась плохо. Снова начала возвращаться боль – нагрузка на раненую руку, похоже, была слишком сильна даже для адреналиновой блокады. Когда я наконец-то преодолел эти проклятые пять метров, кто-то схватил меня за левую руку и дернул в кусты. Я взвыл, чуть не потеряв сознание от боли.

  – Сюды, командир! – судя по голосу помогал мне Ян.

  Шипя и матерясь, я заполз в какую-то ямку и отдышался. Вокруг ничего не изменилось. Все так же вокруг гремели выстрелы и свистели пули. Некогда лежать!

  – Ян, возьми пулемет. – прохрипел я. – Семен, Филипп, останьтесь прикрывать. Через две минуты отходите в лес. Мы будем ждать вас у телеги. Остальные, берите Антона и в лес!

  Стиснув зубы, я заставил себя подняться. Мы побежали через луг к виднеющемуся метрах в трехстах лесу. Хотя, правильнее было бы сказать – поковыляли. Я, изнуренный и все еще не отдышавшийся после пробежки через огород, шел скорее быстрым шагом, чем бегом, баюкая раненую руку. Ян, держась одной рукой за бок, а второй – чуть ли не волоча за собой пулемет, хромал рядом. А сзади, следуя в паре шагов за нами, тащили шипящего и матерящегося Антона Славко, Казик и протрезвевший Алик. Последним отходил, приглядывая за тылом и флангами, будто обученный военный, а не простой учитель, Генрих. А сзади все не смолкала стрельба. Семен и Филипп, выполняя мой приказ, продолжали сдерживать немцев. Сейчас, ребята, сейчас... Вот уже прошли полпути... Вот уже дорога. Еще сотня метров – и мы в лесу. Древесные стволы, будто пришедшая нам на помощь армия, заслонили нас своими спинами. Пули уже не свистели вокруг. Лишь иногда шальная болванка с глухим стуком впивалась в какое-то дерево. В селе продолжали стрелять. Значит живы еще ребята...

  – Уходите! – попытался крикнуть я, но получилось какое-то карканье. Пересохшее горло никак не хотело издавать нормальную речь. Я прокашлялся и покачал головой.

  – Уходите! – поняв мою проблему, на помощь пришел Генрих и гаркнул во всю мощь легких. – Уходите!

  Стрельба сзади все не смолкала. Мы, шатаясь, кто – от усталости, кто – от груза, а кто – от ран, уходили все глубже в лес. Звуки позади становились все тише, приглушаемые и рассеиваемые стеной деревьев. Вот уже и совсем не слышно стрельбы. Лишь собачий лай продолжал звенеть в воздухе. Заглушив и его, прокричала какая-то ночная птица. И вот уже только скрип деревьев, шорох под ногами и редкий крик птицы звучит в предрассветном лесу.

   ****

  В лес немцы за нами не пошли. Впрочем, этого и следовало ожидать. Сколько там человек могло приехать на тех машинах? Легковушку можно не считать, а в грузовике – человек пятнадцать. Максимум – двадцать. И скольких из них мы положили? Черт его знает, но, в любом случае, сил у них явно было недостаточно для прочесывания леса. Еще и ночью, да если учесть возможную засаду... Но это ненадолго. Если у немцев есть связь, то уже сейчас полицаи, которых собрали в Коросятине на наши поиски, выдвигаются к Сенному и вскоре блокируют район. И, сомневаюсь, что сюда направят только их – даже без связи, скорее всего, услышав звуки боя, к немцам уже идут подкрепления из Тучина. А потом еще кого-то подтянут... И, через несколько часов, уходить отсюда будет уже поздно. А если связи нет? Тогда пошлют гонцов в Коросятин и в Тучин, где точно есть связь. Это даст нам лишний час – максимум. Но инстинкт самосохранения требует принять за основу худший вариант. Так оно надежнее. Мысли начали путаться, перед глазами все мерцало. Я споткнулся об некстати подвернувшийся под ногу корень и упал. Кто-то подскочил и принялся меня поднимать. Перед глазами немного прояснилось. Я мутным взглядом осмотрел свой отряд, не узнавая лиц.

  – Командир, ты ранен! – воскликнул кто-то.

  – Не я один. – голос больше походил на тихий, полузадушенный хрип.

  – Антон сознание потерял. – донеслось до меня и я провалился во тьму.

  Не знаю, сколько я был без сознания. В себя пришел уже у телеги. Хотя рассвет уже ясно чувствовался, было еще темно – значит, времени прошло немного. Если бы это была уже следующая ночь, то сильно сомневаюсь, что мы были бы еще живы и на свободе. В нос ударил резкий запах самогона. Левая рука полностью онемела. Я посмотрел на свое раненое плечо – оно было перемотано какой-то темной тряпкой, мокрой от крови и самогона, который, как я понял, кто-то использовал в качестве антисептика. Поднял голову. Рядом сидел Ян, прижимающий к правому боку еще одну окровавленную тряпку.

  – Сильно зацепило? – слабым голосом спросил я.

  Ян посмотрел на меня и улыбнулся.

  – Ничого, командир. Так, ребра трохы оцарапало.

  – Очнулся? – к нам подошел Генрих. – Как себя чувствуешь?

  – Как Антон? – вместо ответа спросил я.

  – Живой. Только без сознания. Он много крови потерял. Да и ты, командир, потерял не меньше.

  Ну и слава Богу. Пусть без сознания, но пока живой – есть надежда, что отряд все же не потерял бойца. Кстати о бойцах.

  – Семен и Филипп еще не вернулись?

  – Нет, командир. – покачал головой Генрих.

  Я вспомнил свой недавний ход мыслей об оставшемся у нас времени. Похоже, наступил тот момент, когда приходиться принимать решение, после которого чувствуешь себя последним подонком. Но принять это решение необходимо. Блин, нахрена мне это все надо? Был бы себе обычным бойцом, раз уж так 'попал'. Мне бы не высовываться вообще, а тут взял на себя ответственность за людей. Не просто за людей – за их жизни! А сейчас придется... предать! Предать веру в меня, как командира. Возможно, обречь на гибель Семена и Филиппа, если они, конечно, еще живы. Но это необходимо для того, что бы спасти остальных шестерых. Бойцов, оставшихся по моему приказу что бы прикрыть наш отход. И теперь я должен отдать приказ бросить их. Не дожидаться их возвращения. Может они сейчас бегут через лес к месту сбора. И придя сюда, не застанут никого. Но может быть они лежат в том же кустарнике, из которого прикрывали наш отход... А нам, в любом случае, надо уйти как можно дальше от этого района. До того, как его полностью блокируют. Да и зачем блокировать? От нас с Антоном остался такой кровавый след, что достаточно одной собаки... или вообще без собак – иди себе по каплям крови как по дороге! Почему? Почему это решение должен принимать я? Застонав, больше от внутренней боли, чем от боли в раненом плече, я поднял на Генриха мутный взгляд.

  – Грузите Антона на телегу и уходим.

  – А как же... – вот и Алик отозвался, сука поганая! Из-за тебя все!

  Я, с помощью Генриха, встал и, покачнувшись, ухватился за борт телеги. Похоже, не одного Антона придется везти.

  – Уходим. – повторил я, глядя в глаза Генриху пока тот не кивнул.

  Повернувшись к Алику, я неуверенно подошел к нему и застыл, глядя на бойца. Желание дать ему в морду за тот выстрел в доме было огромным. Как минимум – дать в морду... Но он же не виноват! – прошептал внутри какой-то голос, звучащий так грустно-грустно. Он же не по своей воле пил, а поддерживая разыгранный тобой спектакль. Кто его знает, чем их кормили там, на лесопилке, и в каком состоянии его организм. А тут – выпить, пусть под закуску, стакан неслабого самогона. Нет, командир, это больше твоя вина... Под моим взглядом Алик опустил глаза и, кажется, всхлипнул. Я молча хлопнул его по плечу здоровой рукой, отвернулся и залез на телегу.

  – Поехали!

  – Подождите! – вслед за произнесенными тонким голоском словами, из-за дерева выскочила давешняя девчушка. Я напрягся, припоминая ее... Лялька? Сирота, которая, по словам старосты, помогала им по хозяйству? – Подождите!

  Девчушка остановилась у телеги и захлопала глазами.

  – Вы же партизаны, да? Возьмите меня с собой!

  А в ответ – тишина. Все молчат и смотрят то на девочку, то на меня. А я просто не знаю, что сказать. Оглянувшись по сторонам в поисках помощи и не дождавшись ее, я снова посмотрел на девочку. И что с ней делать? Я только что потерял двух здоровых мужиков. А если этот ребенок погибнет в моем отряде? Я же вообще застрелюсь! Но времени на объяснения нет, а девчонка, похоже, настроена вполне серьезно. Не хватало мне еще истерики тут...

  – Садись. – я хлопнул по борту телеги. Пусть пока с нами покатается, а там – может высадим ее на каком-нибудь хуторе.

  Ляля, радостно улыбнувшись, легко запрыгнула в телегу и устроилась возле лежащего без сознания Антона. Я посмотрел на Генриха и, в ответ на его вопросительный взгляд, покачал головой.

  – Куда идем? – только и спросил он.

  – На север. – ответил я. – Где леса погуще.

  Казик взял лошадь под уздцы и мы двинулись. Впереди шли Славко и Алик, за ним вел лошадь Казик, потом – мы с Яном, бессознательным Антоном и девчонкой на телеге, а замыкал это подобие колонны Генрих. Шли медленно. Слишком медленно... Но быстрее не получалось. Телеге приходилось постоянно огибать деревья, густой кустарник и неровности почвы. Вдобавок, ощутимо трясло. То и дело телега подпрыгивала на выступающих корнях и в ямках. При некоторых, особенно сильных толчках, Антон начинал постанывать, но сразу снова затихал. Мне езда тоже не доставляла удовольствия. Приходилось крепко цепляться за борт здоровой рукой, чтобы не вылететь при особенно сильных толчках. И, при этом, беречь от резких движений раненую руку. После второго раза, как я чуть не слетел с телеги, в голову начали закрадываться мысли, что идти пешком не так уж и плохо.

  – Тебя Лялей звать? – я решил, что раз уж девчонка едет рядом, то не грех воспользоваться случаем и расспросить ее – вдруг что-то знает.

  – Лялей. – кивнула она, чуть не прикусив язык при очередном скачке телеги.

  – Ты как нас нашла?

  – Я, когда стрелять начали, за соседним домом пряталась. А потом там немцы через двор побежали. А я, как их увидела – сразу в лес. Там и пряталась пока вы мимо не прошли. Потом за вами шла.

  – Понятно. Значит, что в селе было, когда мы ушли, ты не видела?

  Ляля замотала головой. Я лишь вздохнул. Была надежда, что девчонка может пролить свет на судьбу наших товарищей. Даже если бы она сказала, что видела, как Семена с Филиппом убили – я думал, что стало бы, хоть немного, но легче. Это означало бы, что я не предал... Не бросил их на произвол судьбы... Но надежды рассеялись.

  – А за нами ты зачем увязалась? – немного помолчав, спросил я.

  – А куда мне идти? – грустно ответила девочка. – Дядю Семена вы убили. Родственников никаких у меня нет. К кому я пойду? И в селе мне оставаться нельзя. Как дядя Семен меня к себе взял, так все меня гнать начали. Ребята, вон, крысой фашистской обзывали. Они же не знали, что я там спала на подстилке в сенях и из еды мне только кусок хлеба на день давали...

  – Ладно, успокойся. – я чувствовал, что еще чуть-чуть и девчонка расплачется. – А родители твои где?

  Вопрос, похоже, я задал неудачный. Ляля таки заплакала.

  – Отец на фронте, – всхлипывая сказала она, – а маму бомбой убило еще когда немцы только пришли.

  Я вздохнул. И что здесь сказать? Куда мне ее? Остается надеяться только на то, что найдутся добрые люди, которые согласятся принять к себе эту сироту. Блин, ну не таскать же ребенка за собой по лесам и болотам! Кстати...

  – Ян, здесь есть болото неподалеку?

  – То верст двадцять до него. – Ян повернулся ко мне. – Левише только взяты надо.

  Светало. Небо уже окрасилось розовым и окружающий лес проступал вокруг все четче. Мы пересекли дорогу и, проехав пару минут по открытой местности, снова углубились в лес. Как далеко мы ушли? Вряд ли достаточно далеко, что бы не опасаться преследования. С такой скоростью, свободно вздохнуть можно будет только после обеда.

  – Командир, – идущий в арьергарде Генрих догнал телегу и пошел рядом со мной, – повозку бросать надо.

  Я непонимающе уставился на Генриха, а он, в ответ, указал на землю.

  – Мы такую колею оставляем, что и слепой за нами пойдет.

  Я посмотрел на следы, оставленные колесами. Генрих на все сто процентов прав. Но больше двадцати километров пешком? И, при этом, тащить на себе раненого Антона? Я и сам сомневаюсь, что осилю такой переход... Но, если не оставим телегу – за нами пойдут даже сотню километров.

  – Казик, тормози! – сказал я.

  Парень послушно остановился. Подошли и Славко с Аликом. Я спрыгнул с телеги и еле сохранил равновесие – шатало меня изрядно. Спрыгнул и Ян, сразу же взяв меня под руку и поддерживая, чтобы не упал.

  – Телегу бросаем. – объявил я, как только перед глазами прояснилось. – Алик, Славко, срубите две палки для носилок. Ян, ты идти сможешь?

  – Та чого нэ смогу? – Ян, казалось, даже обиделся.

  – Вот и хорошо. Подумай, из чего сделать носилки...

  – Тихо! – перебил меня Генрих.

  Я посмотрел на него и увидел, что он к чему-то прислушивается. Я тоже прислушался. От дороги, которую мы недавно пересекли, доносился слабый шум моторов.

  – Отставить носилки! – скомандовал я. – Берите Антона и уходим от телеги.

  Когда Антона снимали с телеги, тот застонал и открыл глаза. Хоть что-то хорошее за сегодня. Наконец-то пришел в сознание!

  – Антон, ты как? – я склонился над ним.

  – Живой, командир. – боец попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком вымученной. – Спать только хочется.

  – Ты потерял много крови. – пояснил я. – Ничего. Скоро устроим привал – там поспишь.

  Алик и Генрих подхватили Антона. Тот начал было протестовать, утверждая, что и сам может идти, но я тут же приказал Антону заткнуться. Мне, для того что б идти, тоже потребовалась помощь. На выручку пришел Ян. Хоть и раненый, он сам, без всяких подсказок, подставил мне плечо. Забрав с телеги вещи и оружие (хозяйственный Ян не забыл даже обрезать поводья), мы пошли дальше. Впереди – Славко, за ним шли мы с Яном, шатающиеся и в обнимку, будто парочка пьяных, потом – Генрих и Алик, тащившие шипящего и ругающегося сквозь зубы Антона, а замыкали группу Казик и Ляля. Я продолжал вслушиваться в звуки за спиной. Шум моторов все нарастал. Когда он достиг пика, сердце невольно екнуло. Худшим вариантом мне представлялось то, что этот шум вот-вот исчезнет. Это означало бы, что машины остановились. Я прямо видел, как из кузовов выскакивают фигурки во вражеской форме, выстраиваются в цепь и начинают прочесывать лес... Судя по тому, что остальные тоже время от времени озирались, подобные мысли пришли в голову не мне одному. Слава Богу, моторы продолжали реветь и затихать будто не думали. Вот шум начал удаляться. Я облегченно вздохнул. Проехали мимо. Пронесло...

  Но расслабляться, все же, не стоит. Продолжая время от времени озираться, мы шли со всей возможной в нашей ситуации скоростью. Идущий впереди Славко все время вырывался вперед, но потом останавливался и, недовольно поглядывая на отстающих, дожидался остальных. Ян, поддерживающий меня, стал все сильнее припадать на левую ногу. Ругани Антона уже не было слышно. Я оглянулся, чтобы посмотреть не потерял ли он снова сознания, споткнулся и мы с Яном чуть не покатились по земле. Все. Хватит!

  – Привал! – объявил я. – Отдыхаем десять минут.

  Все, кроме самых молодых, с облегчением попадали кто где стоял. Только Казик и Славко недовольно переглянулись, но ничего не сказали. Синхронно пожав плечами, они тоже принялись устраиваться на отдых.

  – Ребята, – поманил я их. – найдите все-таки палки для носилок. Так мы далеко Антона не унесем.

  Поглядев вслед исчезнувшим среди деревьев пацанам, я повернулся к Яну, который, тяжело дыша, сидел, привалившись к тому же дереву, что и я.

  – Врача искать надо. – сказал я. – Что бы Антону ногу посмотрел. И мою руку тоже не мешает посмотреть...

  Ян устало кивнул.

  – Есть кто-то поблизости? – не дождавшись ответа, спросил я.

  – В Тучине доктор був. – подумав, ответил Ян. – Чы жывэ там зараз – нэ знаю.

  – Адрес помнишь?

  Ян непонимающе смотрел на меня. Я пояснил:

  – Ну, или, хотя бы, объяснить как его дом найти, сможешь?

  – Зможу. – кивнул Ян.

  – Вот и хорошо. Отойдем подальше, разобьем лагерь и подумаем, как бы его сюда вызвать.

  Вернулись ребята. Быстро справились! Казик нес две длинные палки – пацаны срубили и очистили от ветвей два молодых деревца. Хорошие палки. Ровные, сантиметра три-четыре в диаметре. Как раз то, что надо! Генрих с Яном быстро смастерили носилки. В ход пошло все, что было под рукой – моя многострадальная куртка, кусок веревки, извлеченной Яном из своего мешка, обрезанные поводья... В общем, получилось не особо красиво, но свою функцию носилки исполнять могли. Когда работа была закончена, Ян снова подставил мне плечо и мы пошли дальше.

   ****

  До болота мы в тот день так и не дошли. Хорошо, если преодолели хоть полпути с нашей черепашьей скоростью. И дело здесь было не только в носилках, которые здорово замедляли нас. Сам я тоже еле шел. От сильной потери крови жутко хотелось спать. Перед глазами то темнело, то начинали плавать разноцветные круги. Несколько раз я чуть не вырубился. В общем, из-за всего этого приходилось делать останавливаться на отдых чуть ли не каждый час. Радовало одно – никаких признаков погони заметно не было. Ни лая собак, ни голосов, ни звуков стрельбы. Вокруг были слышны только обычные звуки леса да постоянный шум в ушах. Под вечер, вконец выбившись из сил, я приказал устраиваться на ночлег.