Текст книги "Лесной фронт. Благими намерениями..."

Автор книги: Алексей Замковой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

  Утром оказалось, что продолжать путь мы не сможем. Еще до света меня разбудили крики. Антон лежал на своих носилках и бредил.

  – Командир, – шептал он и тут же шепот переходил в крик, потом снова шепот – танки!!! Танки!!! Синявина убило... Олег, гранату...

  Судя по крупным каплям пота, стекавшим по его лицу, у бойца был сильный жар. Прикосновение ко горячему лбу подтвердило мои догадки.

  – Лихорадит. – просто сказала Ляля, которая, судя по всему, всю ночь не отходила от раненого. – Я ему лицо всю ночь водой протирала. А он все бредит...

  Одобрительно кивнув девчонке, которая, без всяких просьб и напоминаний, сама взяла на себя заботу о раненом, я принялся размышлять, что же делать дальше. Продолжать путь мы явно не сможем. Сомневаюсь, что и сам я дойду, а то, что Антон дороги не перенесет – это точно. Но как быть с погоней? Может по нашим следам кто-то уже идет и мы не замечаем этого только потому, что вырвались вперед? Тогда надо, невзирая ни на что, идти дальше. И загубить Антона? Хватит! Двоих я уже потерял. Хотя здравый смысл подсказывал, что оставшись на месте я могу потерять и всех остальных бойцов отряда, обречь на смерть еще и Антона было выше моих сил. Что ж... Придется рискнуть и надеяться, что и на этот раз удача не отвернется.

  – Казик, Славко! – позвал я.

  Ребята, простоявшие половину ночи в карауле, лишь заворочались во сне. Пришлось повторить погромче. Вот они проснулись, непонимающе захлопали глазами. Наконец-то до них дошло, что их зовет командир и, стряхивая остатки сна, пацаны вытянулись передо мной.

  – Чего тянетесь? Садитесь давайте. Разговор есть. – подождав, пока ребята усядутся на землю рядом, я продолжил. – С Антоном беда. Ян говорил, что в Тучине, вроде бы, врач был. Надо сходить туда и, если он еще там, привести этого врача. Справитесь?

  Переглянувшись, пацаны кивнули.

  – Нэ пэрэжывай, командир, прывэдэмо доктора.

  Я кликнул Яна.

  – Ребята пойдут в Тучин, – когда Ян подошел, я принялся вводить его в курс дела. – Объяснишь им как найти врача.

  Ян, услышав о предстоящем его племянникам задании, резко помрачнел.

  – Чого дитэй посылать? – он глянул на ребят, потом на меня, – Куды их прямо до германцив? Давай...

  – Без 'давай'! – я говорил спокойно, но твердо. – Кого ты предлагаешь послать? Наших евреев к немцам послать? Или сам, раненый, пойдешь?

  – Так то ж диты... – пытался настоять на своем Ян, но я не дал ему договорить.

  – Ян, я знаю, что это дети. Но сейчас война. И, поверь, там, в Сенном, им было гораздо опаснее, чем будет в Тучине. Они – бойцы! Я бы никогда не послал их туда, будь у меня выбор. Подумай сам. Я ранен. Ты ранен. Здоровых бойцов у нас – Генрих, Алик, Славко и Казик. Генриха и Алика я послать туда не могу. Они – евреи. Понимаешь? Если их остановят и проверят, то считай, что мы их просто послали на смерть. В любом случае, два взрослых мужика привлекут внимание гораздо сильнее, чем два пацана. Остаются только Славко и Казик. Даже если их остановят, то они смогут попытаться как-то обмануть немцев. Тем более, они – местные. Давай лучше подумаем, как им выполнить задание так, что бы было без большого риска.

  Яна я все же убедил. Но он все равно опасался за жизнь своих родственников. Поэтому, в обсуждении предстоящего похода за врачом Ян принимал самое деятельное участие. После долгих обсуждений, мы решили, что не стоит пытаться искать врача днем. Ян дал весьма подробное описание дома врача и рассказал как его найти. К нему, услышав о чем мы говорим, подключился и Генрих. Оказалось, что он до войны был хорошо знаком с врачом, которого звали Максим Сигизмундович, и который, судя по отзывам Генриха, был неплохим человеком – в помощи никому не отказывал и цену за свои услуги никогда не ломил. Ребята должны были прокрасться к его дому ночью, огородами. Идти по улицам, опасаясь немецких патрулей, я им строго настрого запретил. Найдя искомый дом, Славко с Казиком должны будут, по обстоятельствам, или как-то вызвать врача во двор, или прокрасться внутрь и говорить с ним уже в доме. Одним из главных условий, которое мы с Яном наперебой повторяли несколько раз, стараясь крепко вбить его в головы юных бойцов, было то, чтобы они не рисковали понапрасну. Из оружия Славко и Казик должны были взять с собой только наганы. Я особо предупредил, что бы, в случае чего, ребята постарались незаметно скинуть револьверы и притвориться дурочками. Мол, ходим в лесу – грибы собираем... А если поймают в самом селе, то пусть скажут, что они с какого-нибудь хутора, которые в бесчисленном множестве имелись в окрестных лесах, и пришли сюда в поисках работы. В бой пацанам я разрешил вступать только в случае, если этого избежать будет невозможно. И то – стараться скрыться, а не перебить побольше врагов. И напоследок, мы договорились о месте встречи. Оставаться на этом месте после того как уйдут в набитое немцами село Славко и Казик, я счел слишком опасным. Мало ли – вдруг они, все же, попадутся. В способностях соответствующих специалистов гестапо выбить любую информацию даже из крепкого мужика, не то что из этих ребятишек, я не сомневался. Поэтому, как только Славко и Казик отправятся в путь, мы решили перейти на другое место, а ребят, на обратном пути, кто-то встретит и проводит в новый лагерь. Ехеть обратно они должны будут по дороге к одному, названому Яном, хутору. Вот там-то их и будут ждать.

  – Постарайтесь поскорее вернуться. Ждать вас будем четыре дня. Если к этому времени не вернетесь... – я не стал продолжать, а просто крепко пожал на прощание пацанам руки.

  Славко и Казик исчезли среди деревьев. Снова подал голос мечущийся в бреду Антон и залепетала что-то успокаивающее так сидящая над ним Ляля. Когда Антон успокоился, я позвал девочку и протянул ей захваченный из дома старосты кусок колбасы. Ляля набросилась на еду с такой жадностью, что мне стало просто страшно. Это ж до чего надо довести ребенка?!! Поев сам, я обратил внимание на сидящего чуть в стороне от остальных Генриха. Подошел к нему и присел рядом.

  – Чего грустишь? – спросил я.

  – Филиппа жалко... – пожал плечами Генрих. – Хороший парень был...

  – Ты же понимаешь, – начал оправдываться я, – что у нас не было другого выхода. Ждать там мы больше...

  – Не переживай, Алексей, – Генрих повернулся ко мне и попытался улыбнуться, – я все понимаю. Ты правильно сделал, что не стал дожидаться. Просто Филипп спас меня там, на лесопилке. В первый день, когда нас только туда привезли, я, увидев ту миску помоев, которую нам дали вместо ужина после целого дня работы... В общем, я не стал это есть. Тогда полицаи начали меня бить. А Филипп бросился на помощь и полицаи, оставив меня переключились на него. Чуть до смерти не забили. Я потом его три дня выхаживал – он и на ногах-то еле стоял, работать совсем не мог. Вот так... А теперь...

  – А теперь, – перебил я его, – он спас тебя снова. И не только тебя. К тому же, никто ж их с Семеном мертвыми не видел. Но, если они все же убиты, мы за них отомстим.

  Мы посидели немного молча, а потом, голосом в котором зазвенела злость, я продолжил:

  – Жестко отомстим. – я повысил голос, чтобы слышали все. – За каждого убитого нашего, мы будем убивать по два... Нет – по десять немцев. И убивать так, что бы остальные потом боялись даже собственной тени. Террор я им обеспечу!

   ****

  Славко и Казик вернулись через три дня. За это время мы уже успели перейти на новое место и даже немного там обжиться. Новый лагерь был разбит на небольшой, заросшей лесом, возвышенности, у подножия которой журчал ручей. Все то время, пока мы ждали врача, Ляля ни на шаг не отходила от Антона, ставя ему компрессы и успокаивая, когда тот начинал особенно сильно метаться в бреду. Она же всем нам, кто был ранен, меняла повязки и вообще – взяла на себя обязанности медсестры. Глядя как она хлопочет над Антоном, или на то, с каким серьезным лицом она перематывает мою раненую руку чистой тряпкой, даже не верилось, что девочке всего двенадцать. Похоже, война, продлившая пока еще лишь несколько месяцев, и все перенесенные тяготы, заставили этого ребенка повзрослеть раньше срока. Ей бы в куклы играть, а не возиться с окровавленными тряпками...

  Как бы там ни было, но под конец третьего дня, Алик и Ян, посланные встречать возвращающихся ребят, вернулись в лагерь не одни. Позади них спокойно шел лысый человек с пышными усами, среднего роста, одетый в абсолютно дико смотревшийся в этих лесах костюм с тонким галстуком, поблекшие от дорожной пыли туфли и с небольшим саквояжем в руках. За ним гордо вышагивали выполнившие свое задание Славко и Казик.

  – Алексей. – я пожал руку человеку в костюме и, заметив, что он как-то неодобрительно кривиться, переводя взгляд с меня на все суетившуюся возле Антона девочку, пояснил. – О перестрелке в Сенном слышали? Она у старосты там в прислуге была. А потом за нами увязалась...

  – Конечно слышав. – взгляд пришедшего немного потеплел. – Последние дни только про то все и говорят. Меня звать Максим Сигизмундович.

  – Как поживает уважаемая Яся Ярославовна? – из-за дерева вышел Генрих, сияя улыбкой, будто новенький червонец.

  – Генрих Герхардович! – просиял доктор. – Все добрэ. Жывы-здоровы. Очень рад вас видеть, хоч хотилось бы встретиться в другом месте и не при таких обстоятельствах...

  – Ну, извиняйте, Максим Сигизмундович. – развел руками Генрих. – Как все это закончится, буду рад встретиться с вами в более подходящей обстановке.

  – Ловлю вас на слови, Генрих Герхардович. – улыбнулся врач, повернулся ко мне и указал на Антона. – Я так понимаю, то и есть мой пациент?

  Мы подошли к Антону. Ляля, все это время следившая за Максимом Сигизмудновичем, робко встала и отошла на шаг назад. Врач, улыбнувшись девочке, присел рядом с раненым и принялся аккуратно снимать повязку.

  – Принесите воды. – попросил он, не отрываясь от своего занятия.

  Славко, которому объяснили как добраться до ручья, схватил котелок и мигом исчез из виду. Вернулся он спустя минуту и застыл, не зная что делать с водой дальше. Максим Сигизмундович, справившись наконец с повязками, все сидел на корточках и изучал ногу Антона. Я тоже посмотрел и увиденное мне очень не понравилось. Кожа вокруг раны сильно покраснела и распухла, а из-под сорванной вместе с повязкой корочки проступили белесые капли гноя. Заражение – налицо. И смачивание самогоном повязки, судя по всему, не помогло совсем. Как бы Антон без ноги не остался...

  – Его надо в больницу. – задумчиво произнес врач, глядя на рану. – Давно он так?

  – В Сенном ранили. – ответил я. – Без сознания уже около четырех дней. Только, вы же понимаете, что в больницу определить никак не можем...

  – Сделаю, шо змогу. – вздохнул Максим Сигизмундович и, уже другим тоном, приказал. – Принэсить щэ воды и вскипятить.

  Пока вода закипала, врач копался в своем саквояже, что-то шепча под нос. Потом он начал вынимать оттуда блестящие инструменты, кое-какие отправляя в бурлящую воду, а какие-то бросая обратно.

  – Надо руки вымыты. – сказал он, вытаскивая из саквояжа завернутый в тряпочку кусок мыла. – Генрих Герхардович, поможэтэ? Тоже руки вымыйтэ.

  Славко слил воды из фляги сначала на руки врача, потом помог Генриху.

  – Ничого не касайтэсь. – предупредил Генриха Максим Сигизмундович и принялся, указывая на инструменты в котелке, говорить Генриху их названия.

  Я еще немного понаблюдал за подготовкой к операции и, поскольку все равно ничем не мог помочь, отошел к Казику, который стоял чуть в стороне и наблюдал за действиями врача.

  – Как сходили? – спросил я его.

  – Всэ добрэ. – вытянувшись, отрапортовал Казик. Но потом он расслабился и начал рассказывать уже другим, каким-то хвастливым тоном. Ей Богу – мальчишка! Куда ему воевать... – Вночи, как приказали, зайшлы в село. Хату найшлы одразу. Славко в окна позаглядав, а я его прыкрывав. А потом, як Славко рукою махнув, постукалы в двери. Хозяин выдкрыв и, як мы розказалы про все, нэ хотив з нами иты. Я уже думав револьвэра дистати, а тут Славко про Германа сказав. Так Максим Сигизмундович сразу сказав, шо з нами, як разсвите, за селом встретится...

  Подошел Славко, в помощи которого Максим Сигизмундович больше, вроде бы, не нуждался. Слушая рассказ Казика, он время от времени вставлял свои замечания или дополнял его. Я задал еще пару вопросов и, получив ответы, дальше слушал вполуха. Основное я уже понял, а подробности – главное, что закончилось все благополучно. Вскоре к нам присоединился Ян. Увидев нового слушателя, ребята начали свой рассказ с начала, а я снова подошел к врачу.

  С Антоном Максим Сигизмундович провозился почти два часа. Наконец, наложив новую повязку, он устало разогнулся и попросил снова слить воды на руки.

  – Пулю я вытяг, – намыливая руки, произнес он, – и рану почыстыв. Дальше всэ только в його руках. Организм крепкий – должен выжыты. Только кормыты його добрэ надо – крови много потеряв.

  Максим Сигизмундович вытер руки и, отметая мои слова благодарности, протянул мне извлеченный из саквояжа бумажный сверток.

  – Тут порошок. Сыпьтэ на рану, как повязку менять будете. – тут его взгляд упал на мою повязку. – Вы, смотрю, тож ранены. Давайте я посмотрю.

  – Да вы хоть отдохните, Максим Сигизмундович! – я отступил на шаг назад. – Два часа с Антоном провозились! Давайте хоть поедим сначала...

  – Не люблю работу оставляты на потом. – отмел все мои возражения врач, уверено разматывая тряпку с моего плеча. – От с Антоном тем. Щэ день-два, и була бы гангрена. Так шо показуйтэ свою руку.

  Сняв повязку и не обращая внимания на мое шипение – тряпка пристала к ране и пришлось ее отрывать – Максим Сигизмундович осмотрел мое плечо и поцокал языком.

  – Вы тоже, як будете перевязуваты, сыпьте той порошок. – сказал он. – Рано чуть воспалилась, но заражения вроде нэма.

  Он немного поковырялся в ране, вызвав новые вспышки боли и тихий мат с моей стороны. Сам же посыпал на рану порошок и перебинтовал чистой тряпкой.

  – За мисяць будэ як нова. – сказал врач, закончив с моим плечом. – Только старайтесь шоб грязь нэ попала.

  Дальше он осмотрел рану Яну, которому сказал, что ничего страшного в ней нет и тоже порекомендовал следить, чтобы туда не попадала грязь. После того как осмотр закончился, мы наконец-то сели перекусить. Поскольку, в нашем отряде был гость, который, к тому же, сделал все, чтобы спасти нашего товарища от смерти, мы расщедрились и выложили на 'стол' чуть ли не все припасы. Как же – не отблагодарить такого гостя!

  – У вас не будет проблем из-за того, что вы так надолго ушли из села? – спросил я после того, как с трапезой было покончено.

  – Ничого. – покачал головой Максим Сигизмундович. – Я ж тех шуцманив тоже лечу. Воны мэнэ и не трогають.

  – А немцы?

  – А шо немцы? Староста мэни дав таку характеристику, шо я чуть ли не 'особа, лояльна до Рейха'. А спросят, де був – скажу з хутора вызывалы до больного.

  – Ну, если так... Но, вы все же смотрите – если понадобится помощь...

  – Добрэ. – кивнул врач. – Только помощь сейчас вам самим нужна.

  – Нужна. – согласился я. – Расскажите о последних новостях.

  Максим Сигизмундович рассказал все, что знал. Из его слов мы узнали, что в Тучине расквартировано больше сотни немцев. На мой вопрос, он уточнил, что там стоят солдаты вермахта – эсэсовцы в селе бывают только проездом, как в тот день, когда мы столкнулись с ними в Сенном. Также мы узнали и о судьбе наших пропавших товарищей. Максим Сигизмундович сам слышал, как один из немецких офицеров рассказывал другому о той ночи. Оказалось, что мы столкнулись со взводом СС, который сопровождал представителей гестапо для руководства операцией по уничтожению 'бандитов', и который должен был, в случае необходимости, прийти на усиление полицаям. В Сенном они оказались проездом и, поскольку время было позднее – хотели остановиться на ночлег. Именно поэтому машины остановились у дома старосты, который должен был расквартировать солдат по домам. Но... В доме старосты оказалась засада. 'Бандиты' (судя по слухам – не меньше нескольких десятков), вооруженные пулеметами, автоматическим оружием и гранатами, напали на не ожидающих того эсэсовцев, но, не выдержав боя, вынуждены были отступить в лес. Эсэсовцы же, уничтожив часть нападавших (хотя было обнаружено всего два трупа, но все были уверены, что потери с нашей стороны гораздо большие), не преследовали отступающих бандитов из-за своей малочисленности. Командовавший отрядом СС решил дождаться подкрепления. На мой вопрос о потерях со стороны противника Максим Сигизмундович ответил, что точно не знает, но говорили, будто убитыми и раненными эсэсовцы потеряли чуть ли не половину. А наутро началась операция по поиску нашего отряда. Спешно выехавшее из Тучина еще при первых звуках боя подкрепление подоспело когда все уже было закончено. Сразу же был отдан приказ перебросить в Сенное собравшихся в Коросятине полицаев. Были заблокированы дороги... Единственное, что спасло нас – это то, что, отходя, мы свернули на запад – в сторону Тучина. Немцы такого совсем не ожидали и поиски 'бандитов' вели севернее и восточнее Сенного. К слову, максим Сигизмундович заметил, что операция до сих пор не завершена и через Тучин к Сенному идут все новые силы. Когда врач закончил, мы стали прощаться. День клонился к вечеру и, по прикидкам, Максим Сигизмундович вернется домой только к середине ночи – и то, если выйдет прямо сейчас. Пожав всем руки, врач вдруг отвел меня в сторону.

  – Я поняв, шо ты тут командуеш? – дождавшись подтверждения, он продолжил. – Уходить вам надо. Идить на хутор Чеславин и скажить, шо вы от меня. Только вси на сам хутор не заходьтэ – один кто хай заходит. Скажете, шо я просыв передаты – печинка находится справа. Запомнив?

  Я кивнул, глядя в глаза доктора, в которых мелькали веселые искорки.

  – Запомнил. Вы, Максим Сигизмундович, тоже аккуратнее. Если почувствуете неладное – сразу же собирайтесь и уходите в лес. Если вы так доверяете хозяевам того хутора, то раз в неделю там будет появляться наш человек. Оставьте для него весточку. Но, все же, лучше не дожидайтесь пока за вами придут немцы. Решайтесь. Рано или поздно, кто-то сообразит, что вы – единственный врач в округе и к вам должны приходить, как они нас называют – 'бандиты'.

  Врач пообещал, что подумает и, еще раз напомнил о том, что бы мы обязательно заглянули на тот хутор. Что нас там ожидает, я не спрашивал – если бы Максим Сигизмундович хотел сказать, он бы сказал сам.

  – Может Лялю с собой возьмете? – предложил я. – Человек вы, я вижу, хороший. Девчонке в куклы играть надо, а не по лесам...

  – Конечно визьму! – согласился врач, но тут же сзади зазвенел голосок самой девочки.

  – Нет! – выкрикнула Ляля и отступила назад.

  – Чому нет? – Максим Сигизмундович подошел к девочке и присел перед ней на корточки. – Жене моей по хозяйству допоможеш. З моими Славиком и Машкой граты будэш. Еды у нас достатньо, места много. А щэ будэш помогаты мне с пациентами. Настоящей медсестрой будэш!

  Думаю, то, что девчонку мы в конце концов уболтали – главная заслуга в этом именно перспективы стать медсестрой. А еще лучше – врачом. Постепенно, под напором уговоров всех членов отряда, кроме лежащего без сознания Антона, Ляля согласилась пойти с Максимом Сигизмундовичем. На радостях, я даже пообещал заходить время от времени в гости.

  Попрощавшись еще раз, врач с Лялей, в сопровождении Славко и Казика, отправился в обратный путь.

   ****

  Сразу же, после ухода врача, мы свернули лагерь и перешли на другое место. Недалеко – километров на пять. Но и при таком, относительно небольшом, расстоянии, 'переезд' закончился только к середине ночи. Не буду подробно описывать все прелести перехода по ночному лесу. Скажу лишь, что наш отряд, сильно потрепанный в прошлом бою и отягощенный несколькими ранеными, один из которых был лежачим, кое-как преодолел эти трудности и, остановившись на более-менее подходящем месте, без сил завалился спать.

  Утром, когда я все же смог открыть глаза, сразу же вспомнилась настойчивая просьба Максима Сигизмундовича обязательно посетить хутор Чеславин. Что такого в том хуторе, что врач предложил туда сходить? Причем – повторил свою просьбу несколько раз. Мыслей о ловушке или прочем предательстве со стороны врача не возникало. Максим Сигизмундович слишком много для нас сделал, что бы вот так отправить в лапы врага. И впечатление он произвел самое лучше... Конечно, согласиться помочь раненым он мог из-за того, что другого выхода не было, но... Не верится в это! Значит, на хутор действительно надо заглянуть. Не просто так врач дал такой совет. Сейчас позавтракаем и отправимся.

  Но вначале я решил посмотреть, как там Антон. Поднявшись, я подошел к носилкам. Боец мирно спал. Не метался в бреду, не истекал потом в лихорадке. Просто спал, тихо посапывая. Проверил температуру – лоб теплый и не обжигает ладонь, как вчера. Помог все-таки врач! Даст Бог – Антон скоро и на ноги встанет.

  Все остальные тоже уже проснулись. Славко и Казик о чем-то перешептывались, Ян, нахмурив брови, копался в мешках, Генрих сидел и, с философским выражением лица, разглядывал, плывущие в небесной дали по своим делам легкие облачка, Алик крутил в руках винтовочный затвор... Просто идиллия – туристы на отдыхе. Если бы не раненый и не оружие.

  – Что там у нас? – я подошел к Яну.

  – Продуктив мало. – тот отвлекся от своего мешка и посмотрел на меня. – На сьогодни хватыть, а потим...

  – Понятно. – вздохнул я. Вот и еще одна головная боль. Нет, пора уже хорошенько подумать над организацией нашего отряда. Причем, давно пора. – Ты хутор Чеславин знаешь?

  – Знаю. – кивнул Ян. – Там Сидорчуки до вийны жылы. А шо там сайчас...

  – Вот и проверим. – подытожил я. – Поедим, и пойдем.

  После завтрака, за которым мы таки покончили с остатками запасов продовольствия, я выставил посты, оставил Генриха за старшего и, в сопровождении Яна, двинулся к хутору Чеславин. По пути вспомнилась мысль, что пора уже прекращать метаться туда-сюда и начинать действовать организовано. А то, сколько можно проводить операции, полагаясь на удачу и случайную информацию? Нет, пора выстраивать систему – хозчасть, разведка... Может это, в отношении нашего маленького отряда, половина бойцов в котором ранена, и звучит смешно, но начинать с чего-то все равно надо. Я решил, что в первую очередь следует решить вопрос с подходящим местом для постоянного лагеря. В самом деле – сколько можно вот так кочевать по лесу и спать на голой земле? Хотя бы шалашики какие-то надо сделать для начала. А потом, когда раненые вернутся в строй, можно подумать и о более капитальном жилье – землянках, например. Ответственным за этот вопрос я решил назначить Яна. Мужик он – хозяйственный. Кроме того, как местный житель, окрестные леса должен, хотя бы в общих чертах, знать. Вот пусть и отвечает за поиск подходящего места и строительство лагеря. Вторым вопросом на повестке дня стояла проблема снабжения. До сих пор, мы питались исключительно тем, что находили в местах проведения операций. Но ведь эти операции не были нацелены именно на добычу припасов – просто нам, пока что, везло. Разжились едой на лесопилке, забрали продукты со стола в доме у старосты... А если в следующий раз с продуктами не сложиться? Голодать будем? Нет, здесь нужен системный подход. Только кого здесь назначить ответственным? В принципе, выбор не велик. Антон пока что нетрудоспособен, Славко и Казик – слишком малы, кандидатуру Алика, вспомнив, что именно из-за него мы тогда так прокололись в Сенном, я тоже не видел на ответственной должности. Остается только Генрих. Его же, как знающего немецкий язык и, поскольку в процессе выполнения задач по снабжению он будет сталкиваться как с немцами, так и с местным населением, пока что сделаем и ответственным за разведку. А дальше – посмотрим.

  А ты сам? – шепнул внутренний голос. – Сам ты за что отвечать будешь? За все! – ответил я ему. Как командир, я в любом случае, отвечаю за все, независимо от того, есть кто-то отвечающий за отдельное направление или нет. И за лагерь, и за продовольствие, и за разведку, и за планирование любых операций, и за их осуществление... И за гибель бойцов. За все отвечаю я. Особенно – за последнее.

  К хутору мы вышли где-то к середине дня. Солнце высоко стояло в зените, пуская сквозь густую листву золотистые лучики. Щебетали птицы, жужжали какие-то мошки... Хорошо в лесу! Сейчас бы шашлычки... Или с металлоискателем побродить... Последняя мысль вызвала горькую улыбку. Какой металлоискатель? Я сейчас сам – ходячий склад железа, найти которое был бы не против любой копатель. Причем, это железо не ржавое-трухлявое, а вполне работоспособное. 'Парабеллум', штык-нож, фляга, зажигалка... Что мне искать? Тем более, что сейчас все мое снаряжение, в будущем годное лишь для того, что бы служить антуражным украшением на полке, нужно мне, в первую очередь, для того, что бы сохранить себе жизнь. И не только себе.

  Сразу на хутор мы решили не заходить. Даже не так – мы ничего не решали. Чисто автоматически, не сговариваясь, мы подкрались к хутору со стороны леса и залегли, наблюдая за происходящим там. Из кустов нам открывался прекрасный вид на небольшой, но ладный бревенчатый домик под двускатной, крытой дранкой, крышей, скаты которой спускались до самой земли. Первой мыслью, которая пришла мне в голову, было то, что этот хутор идеально подошел бы в качестве декорации к какой-нибудь сказке. Например, 'Маша и медведи'. Просто идеальное жилище для медведей! Никакого забора вокруг дома не было. Дом просто стоял на небольшой полянке, а из леса в 'озеро' утоптанной земли перед его дверью вливалась 'река' дороги. Наша позиция располагалась напротив правого угла домика и с нее просматривалась входная дверь и правая стена, а точнее – правый скат крыши. Сколоченная из толстых досок дверь дома была низкой – войти можно только пригнувшись. Крыльца перед ней не было – только невысокий порожек. Справа от двери просматривалось небольшое окошко, больше похожее на бойницу. Вот, в принципе и все, что мы разглядели в самом доме. Слева от дома, оставляя между ни и собой лишь небольшую дорожку, стоял большой сарай, который по размерам мог вполне конкурировать с самим жилищем. С другой стороны, виднелся какой-то навес...

  – Ян, обойди вокруг.

  Когда Ян уполз, я вернулся к наблюдению. Никаких признаков жизни не видно. Стоит себе хутор, будто брошенный. Через подобие окна тоже, конечно, ничего не разглядеть. Более того, я подумал, что даже не стоит пытаться заглядывать в это окно – голова подглядывающего тут же перекроет его полностью, перекроет поток света и подскажет каждому, кто есть в доме, что за ними наблюдают. И все же – есть кто дома или нет? Есть! Дверь открылась и из дома вышел старик. Хорошо хоть – не медведь, подумал я и улыбнулся. Старик был низкого роста, крепкий. Седая, практически белая, лохматая шевелюра, такая же белая борода. Из одежды на нем была серая рубаха до колен, штаны и... снова лапти? Никогда не думал, что в середине двадцатого века эта обувь еще пользовалась такой популярностью! А ведь это уже второй 'лапотник', встреченный мной за последние несколько дней. Старик исчез за углом с противоположной стороны дома и снова хутор принял нежилой вид. Я продолжал наблюдать. Старик вернулся через пару минут, неся деревянное ведро. Снова скрылся в доме. А еще через несколько минут появился Ян.

  – Ничого. – коротко сообщил он. – Позаду дома колодязь, дрова и всэ.

  Я кивнул. Мы продолжали наблюдать еще около часа. Два раза появлялся тот же старик, но оба раза он отлучался из дома не более чем на несколько минут. В конце концов, лежать в кустах совсем надоело.

  – Следи за домом. Если что – стреляй.

  Ян кивнул и поудобнее устроил перед собой свой карабин, а я отполз назад в лес и, поднявшись, пошел к дороге. Не доходя до хутора, осмотрел себя. Непрезентабельно. Рзагрузка из мешковины, окровавленная порванная рубашка, драные штаны... И перебинтованная рука. Кто такого пустит в дом? Да мне в таком виде даже не откроют! Я кое-как попытался привести свой внешний вид в хоть какое-то подобие порядка. С одеждой, конечно, ничего не поделаешь. Даже возвращаться и одолжить что-то из одежды у Яна не имеет смысла – его одежда выглядит не лучше. Единственное, что я смог сделать – это снять разгрузку (из-за раненой руки процедура была очень неудобной и болезненной) и спрятать ее в ближайших кустах, снять с ремня штык-нож, который я, немного подумав, засунул в сапог, стараясь пристроить его так, что бы не сильно мешал при ходьбе, и, выпустив немного рубашку, прикрыть пистолет за поясом. Снова оценил свой внешний вид – из лесного разбойника я превратился в более-менее мирно выглядящего бомжа.

  – Есть кто дома? – я постучал в дверь. Вблизи хутор выглядел немного похуже чем издалека. Бревна, из которых он состоял, растрескались. Кое-где между бревнами просматривались широкие щели, которые, впрочем, были аккуратно заткнуты мхом. Дверь оказалась сколоченной из неструганных досок, которые соединялись двумя поржавевшими железными полосами. Окошко, вместо стекла, было затянуто чем-то мутным, полупрозрачным – бычий пузырь, что ли? Хотя, а что я ожидал увидеть? Новенький коттедж?

  На мой стук никто не отозвался. Я снова постучал. И, подождав, еще раз.

  – Шо надо? – в конце концов раздался с обратной стороны двери скрипучий голос.

  – Открывай, хозяин! Разговор есть.

  Дверь открылась когда я уже начал сомневаться в этом.

  – А хто тебе сказал, шо у меня к тебе разговор есть? – тот самый старик, которого я уже видел, сделал особое ударение на слове 'меня'.

  Вблизи, в отличии от дома, хозяин выглядел гораздо лучше чем издалека. Не такой уж он и старик, собственно... Да, седой. Но, при этом, лицо его было каким-то... молодым? Нет, я не хочу сказать, что заподозрил хозяина в каком-то маскараде – волосы и борода были его собственными, а не накладными. Просто выражение лица, глаза... Будто это лицо сняли с человека, лет на двадцать моложе его, и приклеили на голову старика. И осанка тоже. Стоял он ровно, ничего не опасаясь. Самое подходящее слово – 'беззаботно'. Будто и не идет вокруг война, и не стучится в дверь его дома, находящегося глубоко на оккупированной территории, непонятный мужик бомжеватого вида.

  – Максим Сигизмундович сказал. – ответил я. – Очень рекомендовал мне к вам зайти.

  – Какой-такой Сигизмундович? – несмотря на вопрос, по глазам хозяина я понял, что наш врач ему знаком.