Текст книги "Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение"

Автор книги: Алексей Юрчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

«Чистая проформа» и «работа со смыслом»

Андрей, сектретарь комитета комсомола одного из ленинградских НИИ, о котором речь шла выше, постепенно усвоил из опыта своей комсомольской деятельности, что множество «бессмысленных» бюрократических процедур, которые он терпеть не мог, но в которых был вынужден участвовать, в действительности несло и некий положительный смысл – в контексте этой бесконечной рутины, и даже благодаря ей, могло быть организовано и множество положительных и важных, с точки зрения Андрея, сторон советской жизни. В качестве примера он называет «особую этику» отношений, существовавшую в среде его молодых коллег, для которых важными ценностями были социальное обеспечение, бесплатное образование, поддержка молодежи в ее профессиональной деятельности и «вообще, вполне реальная забота о будущем». Андрей научился разделять комсомольскую деятельность, которую ему приходилось организовывать, на два типа. Первый тип деятельности можно было выполнять, не вдаваясь слишком подробно в ее буквальный смысл. Ее Андрей называл «чистой проформой» или «идеологической шелухой» и занимался ею формально, для отчетности. Второй тип деятельности был прямой противоположностью первого. Андрей называл его «работой со смыслом», считал по-настоящему важным и общественно полезным, проявлял повышенное внимание именно к его буквальному смыслу и занимался им с удовольствием и вполне творчески. Временами эта «работа со смыслом» совпадала с буквальным смыслом провозглашенных идеологических задач комсомольской организации, а временами нет.

«Чистая проформа» включала в себя рутинные задания, «спущенные» из райкома, формальные выступления на собраниях, проведение ленинских зачетов, всевозможные проверки, составление отчетов об этой деятельности и так далее. Эта работа ни у кого не вызывала особого энтузиазма и в принципе сводилась к воспроизводству формы авторитетного дискурса в отчетах и выступлениях, без особого внимания к констатирующему смыслу этих документов и практик. Однако неверно было бы рассматривать эту формальную деятельность как бессмыслицу. Скорее, она приобрела в повседневном существовании новое важное значение, заключавшееся в создании необходимого контекста, внутри которого могла формироваться иная, «нормальная» жизнь – то есть жизнь относительно свободная от идеологии и государственного контроля, которая при этом совсем не обязательно воспринималась как противопоставление социализму или государству.

На практике, чистая проформа и работа со смыслом создавали условия друг для друга, и подчас их было непросто разделить. Андрей, как и комсорг Маша из предыдущей части, прекрасно понимал, что заниматься работой со смыслом можно только при условии, что выполняется чистая проформа, то есть произносятся стандартные речи, распределяется полуфиктивная общественная нагрузка, составляются отчеты о непроведенных политинформациях, на собраниях звучат заранее подготовленные «спонтанные» реплики из зала, принимаются заранее подготовленные решения и тому подобное248248
  Система, согласно которой решения собраний заготавливались заранее, повторялась и на других уровнях комсомольской иерархии, включая пленумы ЦК (см., например: Solnick 1998: 85).


[Закрыть]. Андрей научился сводить чисто формальную деятельность до возможного минимума, так чтобы она продолжала создавать необходимые условия для занятий работой со смыслом, не отнимая при этом слишком много времени и сил.

Из вышесказанного следует двоякий вывод. С одной стороны, понимание Андреем задач и ценностей комсомольской организации подчас сильно отличалось от того смысла, который официально в них вкладывался. С другой стороны, то, что идеологическая деятельность Андрея приобретала новый неожиданный смысл, совсем не означало, что он саботировал коммунистические идеалы как таковые или отрицательно относился к Советскому государству. Напротив, как парадоксально это ни звучало бы сегодня, для Андрея «идеологическая шелуха» и «работа со смыслом» были двумя сторонами одной медали – вещами не просто неразделимыми, но взаимообразующими. Именно в совокупности чисто формального отношения к одному виду деятельности и увлеченного занятия другим и состоял, по мнению Андрея, непростой процесс диалектического развития – процесс, который, несмотря на обилие бюрократической шелухи и проформы, все же шел, по его тогдашнему мнению, более-менее верно, в соответствии с тем, что он считал положительными моральными принципами, и в сторону правильного будущего.

В чем же именно заключалась для Андрея «работа со смыслом» и как она велась? К этой работе, объясняет он, относились, в первую очередь, различные виды профессиональной и общественной деятельности. Например, «система наставничества», которую комитет комсомола НИИ организовал по инициативе Андрея:

Когда на работу принимался новый молодой сотрудник, мы через комитет комсомола прикрепляли к нему наставника из числа людей с бóльшим опытом работы, который передавал ему свои профессиональные знания и навыки… чтобы новичок не терялся и не чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. Эта система неплохо работала и пользовалась успехом в институте.

К «работе со смыслом» также относилось регулярное проведение конкурсов профессионального мастерства среди разных категорий молодых сотрудников – рабочих, проектировщиков, инженеров, научных работников. Андрей участвовал в организации этих конкурсов с удовольствием, и они, по его словам, «вызывали большой интерес в институте» и «были полезны и по делу». Особым примером «работы со смыслом» для Андрея было создание музея, посвященного участию института в Великой Отечественной войне. Для этой задачи Андрей организовал группу молодых сотрудников, которые занимались сбором материала для музея, устройством экспозиций к праздникам и приглашением ветеранов института на встречи, где те рассказывали о фронтовом опыте, и так далее. «Иногда эти встречи были скучными, а иногда очень живыми и интересными», – вспоминает Андрей. Ему также нравилось решать социальные проблемы и организовывать то, что он называет «нормальной жизнью»: например, помогать молодым семьям устраивать детей в детские сады, организовывать работу молодежи института по благоустройству институтского пионерлагеря, проводить субботники по уборке территории института, подбирать людей для осенних поездок в подшефный колхоз для помощи в сборе овощей, проводить спортивные состязания среди молодых сотрудников института, устраивать празднования юбилеев, профессиональных праздников, Нового года, организовывать совместные походы, поэтические вечера, дискотеки и даже концерты любительских рок-групп.

Все это Андрей делал не просто как хороший организатор, а именно как секретарь комитета комсомола, оформляя эту деятельность в документах и отчетах как «комсомольско-молодежную работу» среди молодых сотрудников института и используя для нее ресурсы комсомола. Райком отметил эту деятельность Андрея несколькими почетными грамотами – «За активную работу по коммунистическому воспитанию молодежи» и «За успехи в комсомольско-молодежной работе». Этими грамотами Андрей искренне гордился. Когда он работал в институте, грамоты висели на стене комитета комсомола, а после его ухода из института, в конце 1980-х годов, он повесил их над письменным столом у себя дома, где они продолжали висеть в середине 1990-х годов (когда автор встречался с ним для интервью). Для Андрея эти грамоты были не пустыми идеологическими символами, полученными за никому не нужную деятельность, а знаками признания его организаторского таланта, творческих заслуг и искренней заботы об общем благе.

Способность Андрея отличать работу со смыслом от чистой проформы не ограничивалась конкретными делами. По словам Андрея, в те годы он «верил в саму идею» коммунизма, которую для него олицетворял Ленин, но при этом «ненавидел притворный формализм», в который эта идея постоянно облекалась. Он считал, что необходимо было освободить ленинские идеи от этого формализма и что такое освобождение не только возможно, но и неизбежно. Когда это произойдет, думал он, все наладится. Андрей вспоминает:

Мы воспитывались с сознанием того, что Ленин был чем-то святым. Ленин был символом чистоты, искренности, мудрости. Без вопросов. Мне казалось, что все проблемы в нашей жизни были вызваны более поздними искажениями изначальных ленинских принципов, порочным и кровавым режимом Сталина, этим умалишенным Брежневым и так далее. Я был уверен, что, если мы вернемся к истинным идеям Ленина, все снова встанет на свои места. В те годы [конец 1970-х – начало 1980-х] многие думали, что, если бы Ленин был жив, он бы исправил все то плохое, что происходило249249
  Так размышляли и Горбачев, начиная в середине 1980-х перестроечные реформы, и большинство советских людей того времени (см.: Юрчак 2007, Yurchak 2007).


[Закрыть].

В этих словах Андрея вновь проявляется особая роль символа «Ленин», как господствующего означающего советского авторитетного дискурса – означающего, которое находится «за пределами» этого дискурса, выполняя по отношению к нему роль внешней объективной истины, независимой точки отсчета, посредством которой легитимируются все остальные символы и понятия этого дискурса (см. главу 2).

Позднее, в середине 1980-х годов, когда Адрей стал членом КПСС, он стал различать два значения понятия партия, – подобно тому, как ранее, в своей комсомольской деятельности, он отличал работу со смыслом от чистой проформы. Андрей объясняет:

Я безусловно верил в то, что партия – это единственная организация, которая действительно знает, что надо делать. Но при этом я разделял партию на простых людей и партийный аппарат.

Первая группа (простые люди) включала большинство людей, которые, по словам Андрея, «честно работали и были хорошими, умными и душевными». Ко второй группе относилась инертная бюрократическая группа аппаратчиков из райкомов и горкомов – люди, «прогнившие изнутри и искажавшие хорошие идеи и принципы». Андрей был убежден, что «если бы мы избавились от этих аппаратчиков или как-то уменьшили их влияние, тогда партия естественным путем стала бы работать намного лучше»250250
  Авторское интервью, 1995 год.


[Закрыть].

Разнообразная деятельность и взгляды Андрея указывают на одну важную черту идеологической системы, которая сформировалась в период позднего социализма – идеи и отношения, которые с первого взгляда могли бы показаться взаимоисключающими, в действительности были способны сосуществовать как единое целое. Например, явное отчуждение от однообразной идеологической деятельности, бессмысленной коммунистической риторики и прогнившей партийной бюрократии вполне могло сочетаться в одном человеке с верой в коммунистические идеалы и искренней вовлеченностью в деятельность, которая воспринималась как способ их достижения. Своими взглядами и деятельностью Андрей, скорее всего, отличался от большинства молодежи. Но он не был и абсолютным исключением.

Другим представителем этого поколения, который был моложе Андрея, но во многом похож на него, был Игорь Р. Игорь родился в 1960 году в городе Советске, Калининградской области. После окончания школы в Советске в 1977 году Игорь уехал учиться в технический вуз в Ленинграде. В старших классах школы Игорь в течение нескольких лет подряд занимал пост комсорга класса. На этой работе он, как и Андрей, научился проводить различие между работой со смыслом и идеологической проформой, и у него тоже выработалось двоякое отношение к комсомольской деятельности. Презирая ее нудный и бессмысленный формализм, он, в то же время, со страстью отдавался той части этой деятельности, которая, по его мнению, была пронизана духом коллективизма и заботой об общем благе. Вспоминая о крупных комсольских собраниях в ленинградском вузе, Игорь говорит: «Как я ненавидел эти комсомольские собрания за их бесконечный формализм и скуку!»251251
  Авторское интервью, 1995 год, Санкт-Петербург.


[Закрыть] Подобно большинству своих товарищей, сидевших в зале, он старался обращать как можно меньше внимания на происходящее, придумывая для себя другие занятия:

Если это было большое собрание [школы, института или факультета], на котором присутствовало человек сто или больше, я всегда брал с собой книгу – какой-нибудь учебник или словарь или что-то в этом роде. Во время собрания я читал или занимался. Мне было совершенно не важно, какие решения принимались на собрании, потому что, как и все, я прекрасно понимал, что эти решения были приняты заранее. Собрание нужно было просто «отсидеть». …Разговаривать во время его было сложно, тебе могли сделать замечание, поэтому лучше всего было читать. Все читали. Абсолютно все. Выглядело это смешно – как только начиналось собрание, головы в зале опускались и все начинали читать. Кто-то даже засыпал. Но если надо было проголосовать, головы тут же поднимались. Когда ты слышал вопрос «Кто за?», у тебя в голове срабатывал какой-то датчик и ты автоматически поднимал руку252252
  Там же.


[Закрыть].

Рис. 7. Комсомольское собрание в актовом зале школы, 1983 г.

Из личной коллекции Сергея Лахно

Рис. 8. То же происходило и на больших партсобраниях.

На фото – партсобрание представителей райкомов и парткомов предприятий города в актовом зале Смольного дворца. Ленинград, 1 января 1980 г. На переднем плане человек, читающий журнал или книгу.

© РИА «Новости»/МИА «Россия сегодня»

И все же, несмотря на то что Игорь чувствовал явное отчуждение от скучного формализма собраний, выступлений и голосований, потерявших буквальный смысл в глазах участников, он оставался в душе верен многим идеалам и ценностям социализма, олицетворением которых для него, как ни парадоксально, оставался комсомол. Игорь, как и Андрей, интуитивно понимал, что участие в чисто формальных и, казалось бы, бессмысленных ритуалах все же имело определенный важный смысл, поскольку оно создавало условия для существования других, положительных и творческих аспектов советской реальности. В то же время, подобно Андрею, он сознавал, что надо сводить эти бессмысленные идеологические формальности к минимуму и в конце концов избавиться от них вообще, сохранив при этом положительные ценности советской жизни. «Работа со смыслом» для Игоря, как и для Андрея, имела отношение именно к этим положительным чертам реальности. Она могла включать в себя, по его словам, самые разные общие виды деятельности: организацию политинформаций, литературных вечеров, диспутов на морально-философские темы, системы помощи пенсионерам и так далее. Именно ради этой работы он несколько лет подряд добровольно выдвигал свою кандидатуру на пост комсорга сначала в школе, а затем в институте. Взгляды Игоря могут показаться еще более идеалистическими и, возможно, провинциальными, чем взгляды Андрея. Однако ни Игорь, ни Андрей не были абсолютными исключениями. Позже, в постсоветские годы, Игорь объяснял те идеалы и то понимание жизни, которые у него были в советский период, своим семейным воспитанием. Он вспоминал:

Я был активным комсомольцем, потому что я хотел быть в авангарде молодежи, который пытался улучшить жизнь… Мне казалось, что если ты следуешь верной схеме – школа, институт, работа – у тебя все будет в порядке. …Лично я был уверен, что руководство страны проводит в общем верную политику. Для меня она состояла в заботе о людях, в обеспечении бесплатных больниц и хорошего образования. Пример моего отца подтверждал это. Он был главным врачом района [в Советске, Калининградской области] и много делал для улучшения медицинского обслуживания людей. Моя мать тоже работала доктором в местной больнице и всегда подходила к своей работе с большой ответственностью. У нас была хорошая государственная квартира. И так далее253253
  Там же.


[Закрыть].

Другой представитель этого поколения, тоже активно участвовавший в комсомольской деятельности, Михаил К., 1958 года рождения, в конце 1970-х – начале 1980-х годов был комсоргом сначала в старших классах школы, а затем в студенческой группе ленинградского вуза. Позже, в середине 1990-х годов, Михаил анализировал отношение к советской реальности, которое было у него до перестройки, как явно парадоксальное и идеалистическое. Его понимание советской действительности постепенно менялось в годы перестройки и к 1990 году изменилось совсем. Именно тогда, говорит он,

…я пришел к невероятному осознанию того, что со мной происходило раньше [до перестройки]. Мне вдруг стало ясно, что, в общем-то, я всегда сознавал, что часть партийной верхушки была глубоко прогнившей. Хотя я и был комсоргом в школе, не могу сказать, что комсомол меня сильно увлекал. Речи Брежнева по телевизору меня смешили так же, как и всех, а иногда вызывали отвращение. Как и все, я рассказывал политические анекдоты. И я, естественно, понимал, что Сталин – это плохо. И тем не менее, несмотря на все это, у меня всю жизнь, начиная, наверное, с детского сада, было четкое убеждение, что социализм и коммунизм – это хорошо и правильно. …Я всегда верил, что сама идея глубоко верна и что так и должно быть. Конечно, я понимал, что были искажения и наслоения. Но мне казалось, что если нам удастся от них избавиться, то все будет хорошо. …В какой-то момент [до 1985 года] у меня появилась уверенность, что я все понял про жизнь и что мое мнение больше не может измениться254254
  Авторское интервью, 1995 год, Санкт-Петербург.


[Закрыть].

Рядовые комсомольцы

Мы рассматривали до сих пор активных комсоргов и секретарей комитетов комсомола – то есть руководителей нижнего звена ВЛКСМ. А как относились к идеологической стороне советской жизни рядовые члены комсомольской организации, никогда не занимавшие руководящих постов? Кое-что об этом мы уже услышали от Игоря, описавшего атмосферу на больших комсомольских собраниях. Рассмотрим еще несколько примеров. Тоня Б., 1966 года рождения255255
  Мы встречались с ней в начале главы 1.


[Закрыть], как и подавляющее большинство ее ровесников в начале 1980-х годов, была рядовым членом ВЛКСМ. Она не относилась к активной части комсомольской молодежи и как могла старалась избегать комсомольских поручений. И тем не менее то, как Тоня описывает свое отношение к идеологическим аспектам повседневности, во многом напоминает отношение людей, с которыми мы уже столкнулись. Как и эти люди, Тоня проводила различие между моральными ценностями повседневного социализма, которые она в общем-то считала серьезными и правильными, и бесконечной рутиной и фикцией собраний и речей, которые вызывали у нее отчуждение и неприязнь. С одной стороны, вспоминает Тоня, она видела, насколько искажены были многие идеалы, с другой – она видела множество примеров подлинного воплощения этих идеалов в жизнь, и у нее всегда «оставалось ощущение того, что мы живем в лучшей стране мира»256256
  Авторское интервью, 1994 год, Санкт-Петербург.


[Закрыть]. Как и большинство ее сверстников, Тоня слушала и рассказывала анекдоты, многие из которых комментировали советскую реальность не в лучшем свете. При этом важно, что, хотя большинство анекдотов вызывало у нее смех, были и такие, которые оставляли неприятный осадок. Некоторые из них она даже могла слушать, но рассказывать их самой ей было неприятно. Причем дело было не в страхе перед системой, а в ощущении внутреннего морального дискомфорта, который некоторые анекдоты у нее вызывали. Например, Тоне казалось абсолютно нормальным слушать или повторять анекдоты, в которых с издевкой говорилось о советском политическом руководстве тех лет. Однако рассказывать анекдоты про Ленина – точнее, те анекдоты про Ленина, в которых он сам был объектом насмешки, – ей было неприятно. Тоня вспоминает: «Когда я заканчивала школу [в 1983 году], мой младший брат был еще маленьким и не понимал многих вещей. Как-то он рассказал мне анекдот про Ленина. Я была ошарашена и сказала ему: “Знаешь что, можно, конечно, смеяться над Брежневым, но вот над Лениным смеяться нехорошо”»257257
  Там же.


[Закрыть].

Последняя реплика вновь напоминает замечание из более ранних примеров, когда школьные учителя рисования объясняли своим ученикам, что непрофессиональные портреты Ленина, в отличие от других портретов, неприемлемы именно с моральной точки зрения. Это отношение Тони к «Ленину» не обязательно означало, что она положительно относилась ко всем идеологическим высказываниям или проявлениям советской жизни. Она, как Андрей и Игорь, относилась негативно ко многим сторонам идеологической жизни, не распространяя, тем не менее, это отношение на Ленина. Руководство партии, аппаратчики, райкомовские бюрократы, Брежнев воспринимались этими людьми как исказители чистых моральных принципов, а Ленин при этом воспринимался как олицетворение этих принципов. Неудивительно поэтому, что, хотя политические анекдоты про Ленина имели хождение в те годы, их было значительно меньше и рассказывали их значительно реже, чем анекдоты про других политических деятелей и персонажей258258
  См. подробнее об этом в главе 7.


[Закрыть].

При этом Тоня вспоминает, что под влиянием родителей и особенно своего критически настроенного родственника, дяди Коли, у нее со школьных лет выработалось осознание того, что в «идеях, выражавшихся партийным языком, была заключена некая лживость». Тоня недолюбливала свою школьную учительницу истории за то, что та, по словам Тони, слишком усердно использовала партийную фразеологию и слишком восторженно относилась «к нормам коммунистической морали»259259
  Авторское интервью, 1994 год, Санкт-Петербург.


[Закрыть] – Тоня сознательно использует штамп авторитетного дискурса, чтобы подчеркнуть формализм подобных высказываний, создававший впечатление, что учительница либо кривит душой, либо не слишком умна. Согласно тогдашнему пониманию Тони, честный человек мог верить в коммунизм, но должен был быть критически настроен по отношению к партийным бюрократам и приспособленцам, которые рьяно и бездумно повторяли лозунги и следовали правилам, таким образом, по ее словам, «искажая саму идею».