Текст книги "Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение"
Автор книги: Алексей Юрчак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Неосвобожденный секретарь
Руководителями первичных организаций ВЛКСМ, то есть самого нижнего уровня комсомольской иерархии, были сотни тысяч «неосвобожденных» секретарей и комсоргов – обычных школьников, студентов, рабочих, служащих, которые совмещали свои занятия в институте или работу на предприятии с выборной должностью в комсомоле. В отличие от «освобожденных» сектретарей райкомов или крупных производств руководители этого нижнего уровня не получали зарплаты за свою идеологическую деятельность и не имели специального идеологического образования. Навыки по написанию идеологических текстов и организации идеологических мероприятий они приобретали в основном в процессе самой комсомольской деятельности и иногда из небольших семинаров и конференций при райкомах. Обычно эти люди довольно быстро усваивали, что при точном воспроизводстве формальной стороны авторитетного дискурса и идеологических ритуалов у них появлялась возможность, по словам одного секретаря комитета комсомола229229
Которого звали Андреем – см. ниже.
[Закрыть], заниматься не только «чисто идеологическими мероприятиями», но и «осмысленной деятельностью». Осмысленная деятельность отличалась от бессмысленной и бесполезной тем, что ее смысл не обязательно соответствовал официально заявленной интерпретации комсомольских задач. Именно благодаря деятельности этих комсомольских руководителей – через посредство текстов, которые они составляли, и мероприятий, которыми они руководили, – миллионы молодых людей, рядовых комсомольцев и некомсомольцев, вовлекались в реально существующую практику советской идеологии.
Рассмотрим несколько примеров деятельности руководителей этого нижнего звена ВЛКСМ. Андрей К., 1954 года рождения, работал инженером в том же ленинградском НИИ, что и Александр, о котором мы только что писали. В течение нескольких лет Андрей занимал пост комсорга одного из научных отделов института, а затем стал членом институтского комитета комсомола, который в то время возглавлял Александр. В 1981 году, как мы видели выше, Александр перешел на профессиональную работу в райком комсомола, а на освободившееся с его уходом место секретаря комитета был избран Андрей. Когда Александр начал работать инструктором райкома (после его учебы в ВПШ), в его обязанности входило курирование комитетов комсомола нескольких местных предприятий, включая комитет его бывшего НИИ. До ухода в райком Александр проработал с членами этого комитета несколько лет и со многими сохранил дружеские отношения. Иногда он приходил в свой бывший НИИ пообщаться с ними или дать совет. А порой малоопытный Андрей, ставший новым секретарем комитета, сам звонил Александру и просил его совета по организации какого-то мероприятия или написанию какого-то выступления. Андрей вспоминает:
Когда я обращался к Саше за помощью в составлении какого-нибудь идеологического текста, он сначала долго отшучивался и тянул. Но потом садился, откашливался, говорил четким голосом: «Ну ладно, приступим» и начинал диктовать целые параграфы гладких фраз. Это, конечно, был не Лев Толстой или что-то в этом роде. Это был обычный комсомольско-партийный язык, которым Саша владел в совершенстве230230
Авторское интервью, Санкт-Петербург, 1995 год.
[Закрыть].
В ноябре 1982 года, по истечении года работы на посту сектретаря комитета, Андрей должен был сделать свое первое серьезное выступление на большом ежегодном отчетно-перевыборном собрании комсомольской организации института. Аудитория таких собраний превышала 400 человек, рядовых комсомольцев института. Обычно на отчетно-перевыборном собрании присутствовали представители райкома ВЛКСМ, а также партийного комитета института. Выступление секретаря комитета комсомола должно было быть длинным и обстоятельным, и Андрей, естественно, волновался. Из редких семинаров при райкоме Андрей в принципе знал общую структуру таких выступлений. Он знал, что в общей части выступления необходимо было коснуться стандартных тем – о ценностях социализма, о роли партии, об обязанностях членов ВЛКСМ, об идеологическом воспитании молодежи, о противостоянии коммунистической и буржуазных идеологий и так далее. Затем он должен был упомянуть текущие решения партии и правительства, связать их с текущей работой их НИИ, остановиться на достижениях и недостатках в работе комсомольской организации института, отметить работу конкретных комсоргов и комсомольских групп некоторых отделов, изложить планы комитета на будущий год и так далее231231
Там же.
[Закрыть]. Написать все это было непросто, тем более что писать надо было в жанре авторитетного языка, с использованием стандартных фраз, выражений и грамматических конструкций. Не имея опыта подобного сочинительства, Андрей обратился за помощью к Александру, позвонив ему в райком. Александр ответил ему по телефону: «Слушай, не ломай голову. Найди мой старый текст в архиве комитета и возьми его за основу. Что-то можешь оттуда скопировать. Остальное напишешь сам. Будут проблемы, я помогу»232232
Там же.
[Закрыть]. Андрей так и поступил, взяв за основу своего первого выступления (1982 года) речь Александра, произнесенную им в 1978 году. По словам Андрея, «с тех пор я писал все свои тексты именно так. И все, кто писал после меня, делали то же самое».
Слушатели Андрея не могли заметить, что часть его выступления является почти полным повторением конкретного выступления, прозвучавшего на аналогичном собрании несколькими годами раньше. Ведь одной из главных черт авторитетного дискурса была его ярко выраженная цитируемость и интертекстуальность вообще, а значит, похожесть фраз, выражений и целых кусков текста и так всеми ожидалась. Конечно, Андрей не мог просто скопировать весь текст Александра, ведь от него требовалось упомянуть новый пленум ЦК, недавние партийные инициативы, текущие события в деятельности института и так далее. Текст должен был звучать согласно фиксированному стандарту авторитетного дискурса, но при этом быть связан с текущим моментом и контекстом. Необходимо было балансировать между стандартной формой и конкретными фактами. Как же Андрей подошел к решению этой задачи?
Для ответа на этот вопрос сравним несколько фрагментов из выступлений Андрея и Александра, а также сравним их с другими авторитетными текстами того периода, которые широко циркулировали в советской печати. В следующих отрывках совпадающие места подчеркнуты233233
Оба текста взяты из домашнего архива Андрея К. и использованы с его разрешения. Андрей прокомментировал их во время авторского интервью с ним.
[Закрыть]:
Из выступления Александра, 1978 год:
Одна из главных задач комсомола – идейно-политическое воспитание молодежи. Основным средством ее решения является всесоюзный ленинский зачет и система комсомольского политпросвещения.
Из выступления Андрея, 1982 год:
Одним из важнейших направлений работы комсомола является идейно-политическое воспитание молодежи. Формирование марксистско-ленинского мировоззрения, непримиримого отношения к буржуазной идеологии и морали, воспитание юношей и девушек в духе советского патриотизма и социалистического интернационализма – вот первейшие задачи, стоящие перед идеологическим активом нашей комсомольской организации. Основными средствами решения задач идейно-политического воспитания молодежи являются всесоюзный Ленинский зачет и система комсомольского политического просвещения.
В этом параграфе, как и во всей речи, объясняет Андрей, он сначала скопировал у Александра общую структуру и некоторые выражения, после чего отдельные фразы он слегка изменил и добавил несколько новых фраз, «чтобы не чувствовать себя попугаем»234234
Там же.
[Закрыть]. В приведенном отрывке Андрей заменил слово «задач» на слово «направлений» и заменил именительный падеж творительным. В итоге «одна из задач» стала «одним из направлений». Фраза осталась в рамках стандарта, а дословный смысл ее не изменился. Далее, составное существительное «политпросвещения» он заменил на его развернутую форму «политического просвещения». Поскольку между двумя предложениями в отрывке Александра Андрей вставил новое предложение (начинающееся словом «формирование»), ему пришлось изменить третью фразу в своем отрывке, добавив к ней «задач идейно-политического воспитания молодежи», что позволило вновь связать текст с «задачами» («направлениями»), упомянутыми выше.
Новых предложений (типа предложения, начинающегося со слова «формирование») Андрей вставил в свой текст немало, напоминая самому себе, что он сделал часть работы сам. Насколько оригинальными были эти добавления? Легко показать, что абсолютно каждое из добавленных предложений в очень близкой форме встречается в многочисленных текстах авторитетного жанра того времени, и Андрей мог без труда найти их в газетах и партийных бюллетенях. Например, в новом предложении Андрея в вышеприведенном отрывке содержится фраза «непримиримого отношения к буржуазной идеологии и морали». Эта фраза является очевидным штампом авторитетного дискурса тех лет, который повторяется в различных, близких по форме вариантах в многочисленных газетных статьях. Случайным примером может служить передовица «Правды» за 1977 год, которую мы разбирали в главе 2. Фраза из параграфа 9 того текста гласит: «непримиримое отношение к любым проявлениям буржуазной идеологии, политического неблагоразумия и самодовольства». Другая фраза, которую Андрей добавил сам, – «образование юношей и девушек в духе советского патриотизма и социалистического интернационализма» – тоже имеет массу аналогов в публикациях тех лет. Например, в книге о комсомоле, упомянутой в главе 2, эта фраза звучит так: «образование молодежи в духе коммунистической идеологии, советского патриотизма, интернационализма»235235
Andreyev 1980.
[Закрыть].
Очевидно, что в процессе подготовки своей речи Андрей старался максимально воспроизвести распространенные формы авторитетного языка. Для этого он копировал целые куски из речи Александра, добавлял к ним стандартную фразеологию из партийных публикаций и печати и составлял свои собственные новые фразы, руководствуясь стандартными лингвистическими приемами этого языка. Андрей прекрасно понимал, что он должен следовать стандартной и неизменной форме на всех уровнях текста, от общей нарративной структуры до грамматики и фразеологии отдельных предложений. Оставаясь личным текстом Андрея, это выступление должно было как можно меньше походить на уникальный продукт индивидуального творчества.
Школьные комсорги и секретари комитетов
Низшую ступень в иерархии комсомольского руководства занимали комсорги и секретари комитетов малых организаций района – например, средних школ. Кто и как становился комсоргом? Такой человек совсем не обязательно проявлял какую-то выдающуюся идеологическую активность или «благонадежность» в глазах руководства. Часто им становился хороший ученик, или просто человек, который любил заниматься организацией всевозможных мероприятий, или человек, которого учителя и товарищи по классу воспринимали как безотказного. Большинство учащихся пыталось избежать должности комсорга. Хотя эта должность давала определенные преимущества (комсорг мог пользоваться особым расположением учителей и уважением учеников, хотя и не гарантированно), она предполагала и массу неприятных обязанностей и последствий – повышенную ответственность, подчас за действия других, однообразную рутинную работу и так далее. Неудивительно поэтому, что обычно один и тот же человек переизбирался на пост комсорга из года в год.
Марина, 1968 года рождения (Ленинград), начала свою политическую карьеру в начальных классах школы, сначала в качестве звеньевой октябрятской звездочки, а позже – председателя пионерского отряда класса236236
В организацию октябрят входили дети от 7 до 10 лет; в пионерскую организацию – дети от 10 до 14 лет. Членами ВЛКСМ могли быть люди от 14 до 28 лет.
[Закрыть]. В возрасте 12 лет, когда Марину и большинство ее одноклассников приняли в комсомол, один из преподавателей, одновременно являвшийся классным руководителем класса, в котором училась Марина, предложил ее на должность комсорга, и ученики ее единогласно выбрали. Этот выбор был очевиден для всех: Марина уже давно была вовлечена в подобную работу, неплохо с ней справлялась и явно ее любила, а других желающих стать комсоргом не было. Сама Марина считает, что подходящим кандидатом на этот пост она оказалась благодаря некоторым особенностям своего характера: «Я существо общественное и не люблю оставаться одна», – говорит она, и: «Мне кажется, что я всегда производила впечатление человека, который подходит для такой работы, человека надежного и имеющего склонность заниматься общественной жизнью»237237
Авторское интервью, Санкт-Петербург, 1995 год.
[Закрыть].
Люба была на десять лет старше Марины. Она родилась в 1958 году и окончила ленинградскую школу в середине 1970-х. В школе Люба занимала пост комсорга в девятом и десятом классах, и это повлияло на ее избрание комсоргом группы на первом курсе вуза, в который она поступила после школы. По словам Любы, «если ты когда-то работал комсоргом, то на тебе было клеймо человека, который воспитан определенным образом, вхож во все дела и, так сказать, понимает, что к чему». Когда Люба поступила в институт, руководитель ее студенческой группы (один из преподавателей), узнав о ее школьном опыте комсорга из ее личного дела, «сразу сказал мне, что он рассчитывает на мое участие в комсомольской жизни группы. На первом собрании группы он предложил меня на пост комсорга, и, разумеется, меня тут же выбрали»238238
Авторское интервью, Санкт-Петербург, 1994 год.
[Закрыть].
Подобный опыт комсомольской работы и ее преемственности, естественно, не ограничивался Ленинградом, а повторялся по всей стране. Маша родилась в 1970 году в Калининграде, где и окончила школу. В восьмом классе школы ее выбрали комсоргом класса, а уже в девятом классе она заняла более высокий пост, войдя в комсомольский комитет школы. Маша, как и Андрей, упоминавшийся выше, быстро поняла из практики комсомольской работы, насколько важным в этой работе является точное воспроизводство формы авторитетного дискурса. Первый урок этого она получила довольно рано, еще в возрасте 10 лет, когда весь ее класс готовился к церемонии вступления в пионерскую организацию. Ученикам дали задание оформить личную «пионерскую книжку» – ученический альбом, в который надо было скопировать текст пионерской клятвы и который надо было по своему усмотрению оформить рисунками и изображениями советской символики (красными флагами, звездами, серпами и молотами и так далее). Мать одного из одноклассников Маши, профессиональная художница, нарисовала в пионерской книжке своего сына красивый портрет Ленина в круглой золотой рамке, окруженный пшеничными колосьями и красными знаменами. Маша вспоминает:
Мне так понравился этот рисунок, что я попросила у этого мальчика разрешения его перерисовать. Я взяла его тетрадь домой и рисовала целый день. Самым трудным было нарисовать лицо Ленина. Я рисовала, стирала, опять рисовала, и так много раз… Наконец я закончила и раскрасила свой рисунок. Мне казалось, что он получился очень красивым. На следующий день была торжественная церемония [принятия в пионеры], и все ребята принесли в школу свои книжки. Когда учительница посмотрела на мой рисунок, она вдруг сказала при всех: «Маша, если ты не уверена, что умеешь рисовать портреты, то лучше не трогай Ленина. Можешь пробовать нарисовать кого-то другого, но Ленина не надо». Мне было очень стыдно239239
Авторское интервью, Санкт-Петербург, 1996 год.
[Закрыть].
Рис. 6. Комсомольское собрание группы в вузе.
© РИА «Новости» /МИА «Россия сегодня»
Люба, о которой говорилось выше, была старше Маши на 12 лет и жила в другом городе. Но урок, который она однажды получила от своего учителя рисования, был удивительно похож:
Я неплохо рисовала в школе и всегда получала хорошие отметки по рисованию. Однажды для выставки, посвященной юбилею пионерской организации, я нарисовала портрет Ленина в красном пионерском галстуке. Мне хотелось, чтобы мою работу повесили на выставку, но учитель рисования, к моему удивлению, сказал: «Я поставлю тебе отлично, но на выставку давать твой рисунок мы не будем. И не показывай его никому. Только настоящие художники могут рисовать Ленина. Его надо рисовать очень хорошо»240240
Авторское интервью, 1994 год.
[Закрыть].
Для Маши и Любы слова учителей стали неожиданностью, и они их запомнили надолго. Они думали, что, нарисовав портреты Ленина, они проявили уважение и верность его заветам. Но учителей волновало другое – они не хотели, чтобы ленинские изображения, нарисованные детьми с неизбежными искажениями, были выставлены на всеобщее обозрение. Из учительских комментариев видно, что проблема была не в том, что дети не умели профессионально рисовать портреты вообще, а в том, что это неумение проявилось именно в портрете Ленина. Возможно, учителя боялись, что подобные рисунки, выполненные их учениками, могли быть поняты как проявление идеологической невнимательности, а может и неблагонадежности, самих учителей. Но этими опасениями реакция учителей не исчерпывалась. Было еще и ощущение того, что изображения Ленина – это нечто особенное, нечто выпадающее из ряда других идеологических символов советской системы. Ленина, в отличие от других символов, нельзя было искажать, поскольку в этом проявлялись не просто невнимательность или неумение, а некое особенное кощунство, нарушающее общий порядок вещей.
Что касается учеников, то они впервые столкнулись в этих случаях с важнейшим принципом советской идеологической системы, согласно которому «Ленин» функционировал в этой системе не просто как один из идеологических символов, а как ее основной, организующий символ, стоящий над всеми другими символами и высказываниями. Этот «господствующий символ» (master signifier) не мог быть поставлен под сомнение в рамках советского авторитетного дискурса. Напротив, любое высказывание на этом дискурсе могло рассматриваться как легитимное только при условии, что оно строилось на основе ленинского учения или функционировало как цитата из его высказываний. То есть любое авторитетное высказывание в советском идеологическом пространстве было, по определению, вторично по отношению к символической фигуре «Ленин». Поэтому образы Ленина, как и цитаты из его текстов и выступлений, не могли быть представлены как личная интерпретация художника или писателя. Их нельзя было изображать в форме, которая случайным образом отличается от зафиксированного стандарта. Напротив, образы «Ленина» должны были функционировать как непосредственные, прямые отпечатки с оригинала. Именно поэтому только официально санкционированные художники могли работать над изображениями Ленина, используя для этой работы его посмертную маску или слепок головы – прямые материальные продолжения его реального, физически воплощенного «я»241241
Подробнее о роли «Ленина» как господствующего означающего авторитетного дискурса см. в главе 2.
[Закрыть].
Вернемся к комсоргу Маше из Калининграда. В девятом классе Маша стала членом комсомольского комитета школы, возглавив в нем работу по учету успеваемости. К ее новым обязанностям добавилась необходимость выступать на общих комсомольских собраниях школы. Составляя тексты для этих выступлений, Маша впервые близко столкнулась со структурными особенностями авторитетного дискурса и усвоила, насколько важно было четко воспроизводить его форму. Маша рассказывает о том, как она готовила тексты на этом языке: «Закончив писать свой текст, я бы не могла его пересказать своими словами. Но я чувствовала, как и все, что он звучит правильно. Вообще звучание этого языка меня впечатляло с детства; он звучал серьезно и непонятно»242242
Авторское интервью, 1996 год.
[Закрыть].
Инцидент с портретом Ленина, вызвавший ощущение стыда перед другими, а затем и опыт работы комсоргом класса все больше уверяли Машу в том, что для написания текстов в авторитетном жанре, по ее словам, «нельзя заниматься сочинительством». Вместо этого надо уметь воспроизводить стандартные термины и формулировки, большинство из которых нетрудно найти в печати. Работая над своими выступлениями, объясняет Маша, она «сначала копировала несколько предложений из какой-нибудь газетной статьи на подходящую тему… переписывала ключевые фразы, которые могли мне пригодиться. А затем на их основе выстраивала свой текст»243243
Там же.
[Закрыть]. Приобретя опыт такого письма, Маша могла воспроизводить множество примеров особой терминологии, фразеологии и конструкций этого языка по памяти, не обращаясь к печатной продукции. Она даже выработала для себя довольно подробные грамматические приемы, позволяющие создавать новые фразы на этом языке. Хотя Маша рассматривала их как свои личные хитрости, эти приемы были удивительно похожи на общие принципы авторитетного дискурса, рассмотренные в главе 2, – они позволяли Маше скрывать свой авторский голос, кодировать новую информацию через устойчивые формы, менять темпоральность высказываний на прошедшую и так далее.
По словам Маши, в своих текстах она предпочитала заменять обычные выражения повседневной речи на «особые конструкции». Например, вместо конструкций «революция, которую совершили…» или «совершенная революция» она предпочитала фразу «свершившаяся революция», объясняя, что «так лучше звучало». Это благозвучие, однако, было вызвано тем, что во фразе свершившаяся революция революция описывается как событие, произошедшее само собой, по объективным законам истории, а не задуманное и совершенное какими-то конкретными людьми. Люди, делавшие революцию, предстают здесь, в лучшем случае, как посредники исторической необходимости, а не создатели исторической случайности. Важно, однако, что подобные языковые формы превращают голос пишущего из голоса автора, который формулирует собственные субъективные тезисы, создавая новую информацию, в голос ретранслятора, который повторяет некие «объективные» факты, общеизвестные еще до момента высказывания (см. главу 2).
Такое преобразование авторского голоса Маши в голос ретранслятора происходило и благодаря применению других принципов – например, замены простых определений на сложные или использования сравнительной или превосходной степени244244
См. подробный анализ этого принципа в главе 2.
[Закрыть]. Маша вспоминает примеры особых фраз, которые она научилась использовать вместо обычных фраз: например, «глубинный смысл» вместо «глубокий смысл» или «непреходящее значение» вместо «большое значение». В первой фразе определение «глубинный», в отличие от «глубокий», подчеркивает не только факт глубины, но и ее особую степень (глубинный относится к наиболее глубоким частям глубокого). Определение «непреходящее», в отличие от «большого», не просто утверждает важность значения, но говорит об этой важности как о чем-то давно и неизменно существующем (непреходящее относится к чему-то постоянному, бесконечному, а значит, существующему до момента высказывания). Использование подобных специальных определений способствует созданию пресуппозиций – идей о том, что «глубина» и «значимость» события являются общеизвестными, априори существующими фактами, а не чьим-то личным мнением (подробнее см. главу 2).
Маша применяла и другие приемы, дающие аналогичные результаты. Например, она образовывала существительные из глаголов, заменяя обычные глагольные фразы на необычные номинативные. Кроме того, она выстраивала эти номинативы в длинные цепочки. Эти приемы, как мы видели в главе 2, также способствовали представлению новой информации в виде ранее известных фактов и изменению роли автора из создателя новой в ретранслятора известной информации. Маша приводит примеры фраз, которые она придумывала таким образом:
Непреходящее значение победы рабочего класса в Великой Октябрьской социалистической революции невозможно переоценить.
Часть предложения перед словом «невозможно» представляет собой цепочку номинативных фраз, каждой из которых соответствует следующая базовая глагольная фраза, в которой содержится изначальный тезис: рабочий класс одержал победу; победа имеет значение; это значение является непреходящим; и так далее. Как было показано в главе 2, такой перевод глагольных фраз в номинативные приводит к созданию пресуппозиций. Если в глагольной фразе «рабочий класс одержал победу» факт победы заявляется как новый, субъективный и потому оспариваемый тезис, то в номинативной фразе «победа рабочего класса» факт победы представлен как объективный, всем известный и не поддающийся оспариванию факт.
Когда такие пресуппозиции выстраиваются в длинную цепочку – то есть ставятся в зависимость друг от друга, – это ведет к тому, что вся система темпоральности авторитетного дискурса не просто сдвигается в сторону прошедшего времени, а сдвигается одновременно на несколько различных ступеней прошлого. А такой многоступенчатый сдвиг в прошлое значительно увеличивает способность этого дискурса представлять любые, даже самые неожиданные, заявления как общеизвестные факты (см. анализ в главе 2).
Маша усвоила и множество других приемов авторитетного языка. Например, выступления на общешкольных собраниях по случаю какого-нибудь государственного праздника, по ее словам, желательно было начинать с длинного перечня успехов и достижений, которыми страна встречала этот праздник. И лучше было не использовать союз «и» перед последним элементом этого перечня, поскольку, объясняет Маша, «тогда возникало ощущение бесконечности списка достижений, что увеличивало его важность». Маша приводит пример:
Советские люди в едином трудовом порыве встречают годовщину Великого Октября новыми достижениями в промышленности, сельском хозяйстве, в науке, культуре, образовании.
Эти примеры показывают, что Маша довольно успешно воспроизводила форму авторитетного дискурса на всех уровнях языковой структуры – в лексике, фразеологии и грамматических конструкциях, в организации темпоральности и репрезентации авторского голоса. Как уже говорилось, настолько четкое следование форме авторитетного дискурса не было лишено смысла: оно давало говорящему доступ к тому, что Пьер Бурдье назвал «делегированной властью», которую некий институт делегирует официальному представителю, говорящему от его имени245245
Bourdieu 1991: 107.
[Закрыть]. Чем в большей степени язык текстов и докладов Маши соответствовал форме авторитетного дискурса, тем в большей степени она оказывалась в позиции уполномоченного представителя государственного института, комсомола и тем большей делегированной властью этого интститута она наделялась. Это не только давало Маше определенные преимущества в системе государственных властных отношений, например, потенциально повышая шанс ее поступления после школы в вуз, но, что немаловажно, также повышало ее относительную независимость от контроля учителей. Делегированная власть идеологических институтов государства (таких, как комсомол или партия) могла в некоторой степени освобождать человека от контроля со стороны других, неидеологических государственных институтов (мы увидим примеры этой динамики властных отношений ниже). Как вспоминает Маша, «я старалась использовать как можно больше избитых идеологических фраз. Тогда учителя меня реже критиковали за недочеты в моей деятельности» (на посту секретаря по успеваемости)246246
Авторское интервью, 1996 год.
[Закрыть].
Маша достигла высокого мастерства в воспроизводстве стандартной, гипернормализованной формы авторитетного языка. Фиксированность форм этого языка позволяла им вырываться из исходного контекста, открывая тем самым пространство для создания новых непредсказуемых смыслов247247
См. главы 1, 2.
[Закрыть], а значит, для личного творчества и воображения. Благодаря этой черте авторитетного дискурса Маша имела возможность наделять свою комсомольскую деятельность идеями, которые отличались от официально заявленных в комсомольских высказываниях и правилах. Хотя эти новые смыслы комсомольской деятельности обычно не противоречили коммунистическим ценностям и идеалам вообще, они, тем не менее, могли не совпадать со стандартной интерпретацией этих ценностей и идеалов.
Например, в обязанность Маши как члена комсомольского комитета входила организация системы шефства, в рамках которой те ученики, которые лучше других успевали по какому-то предмету, помогали отстающим. Для начала Маша по собственной инициативе решила организовать общешкольную систему сбора информации об успеваемости учеников разных классов по разным предметам. Получив доступ к классным журналам учителей, она построила сводную школьную таблицу успеваемости по всем предметам за несколько прошедших четвертей, что дало ей возможность проводить сравнительный анализ между классами, предметами и учителями и выявлять скрытые тенденции. Поначалу эта деятельность выглядела скучной формальностью, нужной только для отчетности и ни на что конкретное не влияющей. Но вскоре оказалась, что сводный анализ, проводимый Машей, имел неожиданно полезные результаты, поскольку благодаря ему удалось запустить более-менее работающую систему шефства между учениками школы и тем самым повысить общую успеваемость. Маша воспринимала эту работу как «важную и осмысленную» по крайней мере по двум причинам: во-первых, она действительно имела вполне осязаемый положительный результат и, во-вторых, благодаря ей Маша получила определенную степень независимости от учителей и уважение в их глазах. Она вспоминает:
В конце каждой четверти я садилась с классными журналами, выводила средний балл по оценкам, подсчитывала процентное соотношение, а затем писала общий отчет с анализом успеваемости учащихся по школе в целом. Мне это делать нравилось, и в школе мою работу начали признавать и уважать. Копию моего отчета отдавали директору школы… У меня сложились хорошие отношения с учителями. Иногда они просили меня посмотреть какой-нибудь результат в моем архиве… Вообще, эта работа пошла на пользу образовательному процессу.
