Текст книги "Домой не возвращайся!"

Автор книги: Алексей Витаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 27

Глеб Сергеевич Горелый, сделав, как всегда, утреннюю пробежку – никакого артрита у него на самом деле не было, и приняв горячий душ, по обыкновению шел завтракать в кафешку дома напротив: так начинался для подполковника каждый новый день. Пока официант шел выполнять заказ, он просматривал свежий номер «Ведомостей». Известие о кончине Подлипкина хоть и больно укололо под сердце, но не шокировало. Старый сыскарь знал, что после убийства Белоцерковского должна последовать череда смертей. Вопрос был только в том, за кем следующим придет Костлявая в лице омаровских убийц? Поэтому даже на пробежку брал с собой табельный пистолет, а квартиру на ночь запирал на оба замка, безусловно, понимая, что подобные средства самозащиты могут скорее рассмешить, чем обезопасить. А вот плотные гардины на окнах и перемещенное к двери спальное место – куда более эффективный способ оттянуть встречу с лучшим миром. Он даже поменял в кафе привычный столик: отсел от окна подальше в глубь помещения. Покончив с омлетом, не торопясь, выпил черный кофе под пошехонский сыр и, собираясь вернуть чашку на блюдце, вдруг обнаружил на дне обломок бритвы. Первым желанием было позвать официанта, но еще на миг раньше взгляд поймал в стеклянных дверях метнувшегося на улицу человека в сером плаще. Автоматически бросив на столик деньги, Горелый рванулся вслед за человеком, опрокидывая нехитрую, легковесную мебель недорогого заведения. Убегающий был явно разрядником по легкой атлетике, потому что бежал играючи, то и дело оборачиваясь назад, словно боялся, что преследователь не дай Бог отстанет. Полы длинного плаща двойным шлейфом текли по воздуху, принимая на себя брызги, летевшие из-под подошв. Одна рука прижимала к голове такого же цвета шляпу, другая, согнутая в локте, двигалась в такт бегу легко и непринужденно. Старый подполковник понимал, что перед ним явная наживка и поэтому лихорадочно соображал, как быть дальше. С одной стороны не хотелось упустить, с другой – что предпринять, если вдруг на его пути вырастут подельники этого легкоатлета… Неужели они нас вычислили? Или просто тупо убирают всех по одному, как говорится, для острастки? Где был допущен прокол, а самое главное, когда?… Убегавший вильнул между припаркованными машинами и перебежал на противоположную сторону улицы. Горелый свернул следом. Неожиданно на пути у подполковника выросла высокая дверь джипа. Он с размаху налетел лбом на острый край металлической поверхности и опрокинулся на спину. Тут же сильные руки придавили к асфальту, скрутили и, ударив несколько раз по голове, втащили в салон автомобиля. В нос ударил запах эфира, и Горелый провалился в сон.

– Да что ты, Скорпион, у него даже взять нечего! Старый, как моя седая спина и жизнью изрядно потрепанный, – бухал над изголовьем подполковника голос. Глеб Сергеевич медленно приходил в себя, но глаза не открывал, делая вид, что находится без сознания.

– Называй меня Евгением Семеновичем, про Скорпиона забудь. Сколько раз уже просил. Когда он очнется?

– Пора будить нашего мальчика. Эй, дружочек, времечко приспело: просыпаемся, просыпаемся. – Врач узкой ладонью похлопал по щекам Горелого: – Ну, вот и молодца, ай, молодца!

Подполковник увидел прямо перед собой смуглое, точеное лицо с гусиными лапками морщин, ледяные карие глаза с едким прищуром, заглянув в которые, Горелый оцепенел, светлые, наполовину седые волосы.

– Если захотите обратиться ко мне, называйте Евгением Семеновичем. Можете молчать – дело ваше, все равно умрете весьма мучительной смертью. Это наш доктор, Борис Михайлович. Уверяет, что из вашего тела взять абсолютно нечего. А мы, все равно, возьмем и, заметьте, без всякого наркоза: сможете собственными глазами лицезреть свои же потроха. Ну, для начала: бритву Бальзамову дали вы?

– Да.

– Могли бы не отвечать. Мы поговорили с дежурным, и он рассказал, что в тот день товарищ подполковник попросил его сбегать за лекарствами. Правда, пришлось слегка надавить: сразу не хотел сознаваться. Жаль, что Садыков сам этого не сделал раньше. За такую провинность, Глеб Сергеевич, полагается смертная казнь. Причем, обоим. Дежурный уже там. – Скорпион ткнул пальцем в потолок: – Очередь за вами. Для того, чтобы отправить вас на тот свет, сами понимаете, не обязательно было привозить сюда. Достаточно спускового крючка снайпера. Вы меня очень огорчили тем, что передали бритву: сорвали операцию, не дали мне насладиться страданиями этого писателя, пришлось срочно искать другого лоха.

– Зачем тебе его страдания?

– Мы перешли на ты? Отвечаю: мы раньше уже встречались, и я ему сохранил жизнь, чтобы кто-то мог вызвать вертушки. Он меня не видел, операция была стремительной и безупречной. Мы его оглушили, а остальных вырезали: пробовали на практике перерезать яремные вены.

– Ты самый настоящий маньяк.

– Я – воин. Так вот, слетал наш герой в отпуск, на психологическую реабилитацию, и вернулся, да не просто вернулся, а начал воевать аки зверь. Казалось бы, что такое срочник? Оказывается, русские очень быстро адаптируются на войне. Американские психологи не зря говорили. А потом начинают заболевать войной: оглоблей не вышибешь. Попортили они нам нервы прилично. И вот, приезжаю я в Москву, и на тебе, тут он голубчик. Засосало у меня в груди, даже сон потерял на какое-то время. Писатель, аспирант, какие люди, подумать только! А гнить на зоне петухом не хочешь, дорогой писатель? А тут случай подвернулся – надо было одну бригаду наркодельцов засадить, убивать не хотелось, к тому же Садыкову для отчетности надо. Все шло, как по маслу: Бальзамов признается во всех тяжких и едет в места не столь отдаленные, где ему уже заранее уготована райская жизнь; бригада полностью ликвидируется. И тут ты, товарищ неполный полкан, вмешиваешься очень некстати. Тебе не случайно кусок бритвы в кофе подбросили, чтобы вспомнил, где и когда обидел честных бизнесменов. Сильно хотел я тебе этот кусок в глотку затолкать, но урезонил эмоции. Прагматизм взял вверх до поры, до времени.

– Давай ближе к теме, Скорпион. Зачем я здесь?

– Ну, ближе, так ближе. Хотя люблю на досуге с жертвой, понимаешь, потрепаться, молодею, прилив сил испытываю. У господина Подлипкина, орденоносца краснознаменного тюремного труда, сердечко слишком слабым оказалось: перестарались немного мои ребята – не специалисты. Борис Михайлович куда бы тоньше сработал. Хорошо, ты у нас в запасе имеешься, но тобой рисковать уже не будем: велика может оказаться потеря. Так вот, я хочу знать, кому еще, кроме тебя, Белоцерковского, Подлипкина и Бальзамова известно о моем бизнесе? Надеюсь, ты понимаешь меня? И насколько глубоко вы чего-то нарыли и как? Страшно предположить, что у вас были свои люди в моем деле. Но ведь как-то вы догадались. Я хочу знать все. Что это за организация «Честь имею», список членов, адресов, явок. Хочу понять, скольких мне придется убрать. Слишком серьезные контракты заключены с ведущими западными фирмами на поставку трансплантантов. Срыв поставок означает крах всему тому, что было создано таким невероятным трудом. Не скрою, хотел начать с Белоцерковского. Даже более, мечтал увидеть его на этом столе в адовых корчах. Но по полученной информации – это сущий дъявол, полковник морской пехоты, а терять людей не входит в мои планы. Хорош, говорят, был в рукопашном бою, да и ты в молодости славился. Кстати, сожженный джип с водителем и собакой твоя работа?

– Моя, Скорпион. Очень сожалею, что не успели мы расширить организацию. Создана в конце восьмидесятых, о численности ничего не знаю: не один ты конспиратор. Не веришь, можешь пытать, наслаждаться муками старого сыскаря, но я говорю правду.

– Дальше, говори дальше. Бальзамов – с боку припека?

– Нет. Он должен был стать членом организации. Хороший парень. Побольше бы таких. Глядишь, и повывели бы вас, мразей.

– Кому еще известно о схеме моего бизнеса? И насколько?

– К сожалению, мы сами толком ничего не знали, только догадывались. Действовали, где интуитивно, где нахрапом. Если бы Садыков не раскис в бане, вообще нитей никаких бы не было. Профессиональная у тебя бригада, ничего не скажешь. Особенно потряс водитель джипа: вот это самоубийство.

– Сила убеждения, плюс склонность данного индивида к религиозному самопожертвованию. А ведь ты бы мог соврать мне, товарищ подполковник, мол, да, информация пущена во все инстанции, письма необходимые написаны на тот случай, если со мной что-нибудь произойдет, отряды людей в масках готовы в любой момент оцепить здание и прочую ерунду. Не стал. Вижу, не врешь. Значит, остался только Бальзамов, которого в милиции никто слушать не будет: над его имиджем мои люди работают. Да и среди мусоров неподкупных нет. Есть несоответствующие статусу и запросам суммы. Что касается Бальзамова, он здесь будет очень даже скоро. И я лично прослежу за тем, как ему будут оказаны соответствующие экзекуторские почести. Умирать, поверь, этот новоявленный Бальзак будет чрезвычайно долго, к тому же он молод, здоров, а, значит, пригодится для бизнеса, точнее его внутренности.

– Я бы очень хотел, чтобы на этом столе оказался ты, Скорпион, и надеюсь, что недолго ты еще будешь отравлять этот воздух парами своей ядовитой плоти. О душе не говорю, для тебя это пустое.

– Верно ты говоришь, действительно, пустое. Разрешаю тебе побыть напоследок эмоциональным. Расценю, как последнее желание. Вопросы есть? Можешь задавать, сейчас на многое отвечу.

– Есть. Кто этот Саид Омаров и существует ли он, или вся ваша кодла взяла себе такой псевдоним?

– Ну, зачем так грубо? Какая еще кодла? Солидная фирма, занимающаяся урогенитальными проблемами. Это официально. А неофициально, ты сам знаешь – продажей трансплантантов. Саид Шухратович Омаров, наш незримый хозяин. Руководит делами из-за границы. Он слишком большой босс, чтобы думать о таких, как ты, Горелый. – Скорпион понес явную чушь. Спас звонок мобильника: – Да.

– Скорпион, фирмачи приехали. Просят тебя на сделку, – раздалось на другом конце связи.

– Иду, – щелкнул сложенный аппарат телефона: – Жаль, наступило время прощаться. К сожалению, Глеб Сергеевич, я вам помочь уже ничем не могу. Всецело отдаю вас в заботливые руки Бориса Михайловича. А вы, док, делайте, что считаете нужным. Полная свобода действий. Потом расскажете, как держался наш подопечный.

– Огромное спасибо, Евгений Семенович, – ответил хирург, потирая руки.

Уже в дверях Скорпион услышал, как заплечных дел мастер говорил Горелому: – Любезный Глеб Сергеевич, сейчас мы кое-что сделаем вот этими щипчиками. А дальше, поглядим.

ГЛАВА 28

Капитан милиции Алексей Мохов проснулся в ту субботу от настойчивого телефонного сигнала. Звонил начальник:

– Все еще спишь?

– Так ведь суббота, Владимир Лексаныч.

– У тебя нет выходных. Два трупа за одну неделю в одной общаге. Живо на планерку.

Алексей, приподняв одеяло, невольно залюбовался обнаженной фигурой спящей жены. Наклонился, чмокнул в ягодицу и соскользнул с кровати.

– Алеша, ты снова на работу? – сонно протянула Настя.

– Спи, сказка моя. Наша служба и опасна и трудна.

Алексей Мохов был абсолютно счастлив в браке. Как сказали бы люди искушенные жизнью: большая редкость в наше время. Настя по возрасту чуть опережала своего мужа. Но это обстоятельство его только еще больше распаляло и заводило. Со школьной скамьи Мохову нравились девчонки из старших классов. Нередко из-за этого приходилось получать по физиономии от их одноклассников. Но Алексей был по-петушиному настойчив, а в драках неуступчив и смел. Учась на последнем курсе юридического, влюбился в молоденькую преподавательницу, за которой ухлестывал первый проректор, и блестяще выиграл затяжную войну за обладание Анастасией, тогда еще Лапиной.

– Спи, малыш. Ох, что будет, когда вернусь: съем до последней косточки.

Отжавшись пятьдесят раз от пола, капитан принял ледяной душ, проглотил завтрак и вышел из дому.

Через час, выслушав от багрового начальника все, что тот думает, сыскарь Мохов отправился на объект.

После убийства Белоцерковского были опрошены все жители дома напротив и самого общежития. Никто ничего не видел. Мохов укрепился в выводе, что стрелял с крыши противоположного дома профессионал экстра-класса, наверняка на излете «часа быка», когда сон у «жаворонков» наиболее крепок, а у «сов» еще не открылось «второе дыхание». В Москве начался очередной сезон охоты, иначе не назовешь. На соседнем участке обнаружен джип «Лексус» с двумя обгоревшими трупами: собаки и человека. Капитан закурил, прислонившись спиной к старому тополю… Интересно, этот сгоревший джип как-то связан с убийством Белоцерковского? И еще, действительно очень странная смерть этого журналиста. Любит, конечно, их брат злоупотреблять спиртным, но не до такой же степени. Зря, я думаю, уголовное дело закрыли, что-то тут не чисто. А несколько дней назад еще два трупа нашли в бане – какой-то закон парных случаев. Очень интересно: кто же откопал томогавк войны? Кому наступил на мозоль Белоцерковский? Начальник намекнул, дескать, не против, если дело будет переведено в разряд нераскрываемых, то есть – висяк. Но при этом настойчиво заставляет пошерстить торговцев наркотиками в студенческой и общежитской среде. А я нюхом чую, не там искать треба, здесь рыбы куда крупнее плавают… Мохов увидел странную пару, бредущую по парку – два бомжа: старик и молодой. Старик передвигался размашисто, широкими шагами, молодой семенил следом. Через каждые восемь-десять метров они останавливались, и старик выдергивал из ствола нож. Алексея заинтересовали необычные бродяги, решил подойти:

– Эй, уважаемые, почему это мы деревья портим? Документов, понятное дело, при себе не имеем?

– А ви имэй дакумэт. Сначала ти должэн паказать. Сказать званые и фамилий, если ти мэнт. Бэз форма как понять тэбя?

– Капитан милиции Мохов. Всё, дальше вопросы задаю только я. Понятно?

– Тэк точна, понятна. Зачэм ми тэбэ нужэн?

– Вы, молодой человек, пока помолчите. Первые вопросы – старшему.

Филипп Васильевич скосил взгляд на капитана и, размахнувшись из-за плеча, метнул снаряд в кривой ствол липы. Нож с глухим чмоком впился в дерево, мелко задрожав рукояткой: – Ну, чего, отберешь что ли? Этим, брат ты мой, деревья не попортишь. Говорю, как человек, лес знающий.

– Вы давно здесь обитаете? – капитан кивнул в сторону общежития.

– Да пару недель, точно, будет, – Кондаков говорил нехотя.

– Сами откуда?

– В двух словах, мил человек, не скажешь. Мой адрес не дом и не улица.

– Хорошо. Вы ничего странного за это время не видели?

– Смотря, что ты имеешь ввиду. Для меня тут все странное.

– В этом общежитии произошло убийство. – Капитан замялся: – Может, видели подозрительных личностей или слышали выстрел?

– Канэчна выдел, как нэ видэл. Две драка была, – затараторил Мустафа: – Адын раз студэнт дрался, за него сабак большой заступился, патом старый с молодым возле джип дрался. Сабак сидэл тиха. Патом оба уехал и джип уехал. Болше не приезжал никогда ни джип, ни эти. Сабак пэрвый раз сильна людэй парвал: студэнта спасал.

Мохов насторожился: вспомнил про соседний участок, где нашли сгоревшую машину и два трупа в ней:

– А что вы можете добавить? – обратился капитан к Кондакову.

– Все верно Мустафа обрисовал. – Старику понравился молодой капитан, на вид тридцати с небольшим лет, голубоглазый, с открытым русским лицом. В какой-то момент захотелось даже рассказать, почему он здесь. Но осек себя, вдруг ошибается, внешность бывает обманчивой… Даже если порядочный человек, все равно может сгубить дело. Рано еще…

– А что за студент? Описать внешние данные можете?

– Студент как студент, чокнутый немного. Каждое утро о мою палку спотыкается. И сегодня тоже. Идет, шары к небу закатив, под ноги не смотрит, вечно о чем-то думает.

– Ну выглядит он как? Приметы особые, может, имеются?

– Длинноволосый такой. Росту среднего. В пальто длинном почти всегда.

– Да нэт. Нэ так нада. Сабак у нэго маленькый, кудрявый эсть. Каждый утро с нэй гуляет. Этот сабак, кагда его нэт дома, иногда так жалко лаэт и лаэт на сэдьмой этаж, внызу слышна. Вон его окно. – Мустафа показал пальцем на окно седьмого этажа. – А еще этат студэнт па веревка в чужой окно ходит.

– К девчонкам что ли? – Капитан улыбнулся.

– Цыц, Мустафа! – Филипп Васильевич наступил на ногу азиату: – Несешь, что надо и не надо.

– Личные дела меня не интересуют, если они не имеют отношения к данному событию. – Мохов щелчком отправил окурок в урну.

– Та, эсли бы дэвчонка. А то, ну это как его…

– Цыц, я тебе говорю, птица-говорун. Раскудахтался. Пойдешь в баках свой обед добывать.

Мустафа испуганно вжал голову в плечи и слегка попятился.

– На всякий случай оставлю вам номер своего телефона. Позвонить сможете? Есть откуда? И адрес отделения. Запомните – капитан Мохов.

– Отчего ж не позвонить, позвоним, как только заметим вас что-нибудь интересующее. – Кондаков бережно убрал визитку во внутренний карман плаща.

Алексей козырнул двумя пальцами и вбежал по ступенькам общежитского крыльца. Поднялся на седьмой этаж и сразу же по заливистому лаю определил дверь нужной комнаты. Негромко постучал и услышал.

– Кого там бесы приволокли? Гречихин, ты что ли?

В замке со скрежетом заворочался ключ, дверь распахнулась, выпустив спертый воздух, и Мохов увидел лохматого, длинноволосого человека.

– Капитан милиции Мохов, – представился Алексей, доставая из нагрудного кармана красные милицейские корочки: – Я войду?

– Бальзамов Вячеслав Иванович. Одну секунду. У меня здесь кое-кто туалет на полу устроил. Дейка, зараза, марш под кровать. Входите, капитан. Только за беспорядок не обессудьте.

– Ничего, ничего, мы разное на своем веку видали. Не волнуйтесь. Я, собственно, вот по какому делу. – Алексей удобно расположился на стуле: – Вам известно имя Белоцерковский Марат Гаврилович? Что вы о нем могли бы сказать.

– Ну, имя, безусловно, известно. Сказать могу не больше, чем кто-то другой. Нелюдимым он был очень. – Вячеслав весь подобрался, твердо решив молчать. Разговор с Вадимом окончательно разрушил веру в тех, кто призван защищать и отстаивать права обычных людей. К тому же боялся, что перед ним подставное лицо.

– Может, слышали выстрел, другие подозрительные звуки, например звон стекла, или видели кого-нибудь?

– Ничем не могу вам помочь, товарищ капитан. С радостью бы выполнил перед отечеством долг добросовестного гражданина, но – увы.

– Хорошо. А что за драка произошла несколько дней назад перед входом в общежитие? – Мохов увидел, как после вопроса допрашиваемый сжался.

«Что я должен ему сказать? – лихорадочно соображал Бальзамов: – О какой драке он спрашивает? С моим участием, где ротвейлер поработал или где Горелый? Вряд ли поединок Горелого с водителем наделал много шуму. Скорее всего, речь идет именно обо мне. Рисковать или нет насчет Омарова и доноров? Если да, то как сказать? Ведь не скажешь, что единственная ниточка – это признание Садыкова под пыткой. Сразу спросит: кто пытал? Черт, как все запутано. Интересно: жив или нет Горелый? Подлипкину уже все равно, а подполковника раскрывать нельзя. Что ты интересно за фрукт, капитан Мохов?

– История, в общем, самая банальная. Познакомился в кафе с девушкой, оказалась замужем. Ревнивый муж с друзьями и бейсбольными битами нагрянул сюда. Я как раз с Дейкой прогуливался, а у ней – течка. Это я к тому, что в джипе, стоявшем у подъезда, находился ротвейлер, кобель. Машина оказалась не заперта: ну, я и воспользовался услугами пса, который под давлением собственного инстинкта ринулся защищать сучку. Возможно, покалечил, я не знаю. Вам лучше знать, поступали жалобы или нет. Вот, собственно, и все.

– На ваше счастье, жалоб не поступало. А то отвечать бы пришлось. А вы, мне сказали, человек отчаянный, по веревкам в чужие окна лазите. Ну, это я так, к слову, не мое, конечно, дело. Если прекрасному полу нравится, чего не сделаешь!

У Бальзамова от последних слов капитана сердце чуть не промерзло до дна. Мохов, слава Богу, ничего не почувствовал.

– Я вам оставлю свои координаты, если вдруг что-нибудь вспомните, пожалуйста, позвоните.

– Всенепременно, товарищ капитан. – У Вячеслава с души глыба скатилась. Но ненадолго, выхода из кошмарного лабиринта он по-прежнему не видел, и все больше хотел одного: забрать Александру и свалить в какой-нибудь таежный тупик, где, кроме леса и медведей с волками, больше никого.

Не успел Алексей спуститься со ступеней подъезда, как зазвонил мобильный телефон, поэтому он не обратил внимания на то, что справа, прислонясь к липе, в трех метрах от него стоят те самые два бомжа, которых допрашивал полчаса назад.

– Мохов?

– Да, Владимир Лексаныч.

– Ты знаком был с подполковником Горелым? Ну, с картотетчиком нашим, он до пенсии в органах досиживал?

– Да, Глеб Сергеевич. А почему был?

– Полчаса назад его труп из Яузы выловили. Вот такие у нас новости. Слушай, Алексей, давай бросай это дело с убийством Белоцерковского, все равно – висяк, кожей чую. Тут другая запарка: похоже, что мужик тещу убил стамеской…

– Товарищ полковник, но я кое– что нащупывать начал, приеду, расскажу.

– А я тебе говорю, оставь. У меня штат не резиновый.

– Но на бытовое убийство помоложе опера есть. Здесь такой клубок интересный может получиться. Очень интересный фрукт студент Бальзамов, наверняка что-то знает.

– Выполняй приказ, товарищ капитан! Насчет Бальзамова я тебе скажу: больной на всю голову, руки себе так изрезал, изображая партизана, что еле потом заштопали. Всё, смена объекта. Понятно? Мне раскрываемость нужна, а не приключенческие похождения новоявленного Шерлока Холмса.

– Так точно. – Мохов захлопнул раскладушку мобильника и с досадой сплюнул под ноги: «Чем больше в органах дубов, тем веселее криминалу».