Текст книги "Человек с железного острова"

Автор книги: Алексей Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

А рядом со мной стоит Анлен, лицо у нее усталое и счастливое. Потом она нежно снимает с меня звезду и отдает ее эльфу – а где же его кандалы и цепи? Весь мир вокруг потихоньку бледнеет и исчезает, и я снова вижу только стены и железную дверь. Анлен берет меня за руку и по неожиданно короткой лестнице выводит на воздух – маленькая площадка среди самых обыкновенных скал.

– Ну вот, – говорит она, – и пригодился Восточный Подарок, звезда эльфов помогла высвободить наконец то, что было когда-то предназначено для борьбы с одним злом, а победило другое. Смотри, уже утро!

На востоке горит ослепительная полоска, и она освещает нормальные человеческие горы. О том, что здесь творилось, напоминает лишь овал темного стекла у подножья скалы. А еще – все тело болит, каждый мускул устал и истерзан, как будто я камни ворочал, честное слово. Я прислоняюсь к стене и, глядя на показавшийся над изломанным горизонтом краешек солнца, подвожу итог:

– Ну что ж, неплохо, в общем, получилось. Но все же… В гробе я видел такие развлечения!

Часть четвертая
В КРУГУ ДРУЗЕЙ…

В гробе я видал такие развлечения – опять подняли раньше срока. Кто поднял – поди разберись теперь, да и незачем это в общем-то, не скандал же поднимать. На часах – без двадцати прибытие, так что снова засыпать толку нету, а посему выправляю кресло и как следует протираю глаза – умыться бы надо. Вопреки ожиданиям никто к иллюминаторам не липнет, а все поголовно столпились впереди и смотрят на экран, по которому бегают и прыгают неизменные Том и Джерри.

Пока то да се, кино кончается, и когда возвращаюсь, бравые ребята уже чинно сидят каждый на своем месте. Моя дорога теперь уже в кабину, и приходится как сквозь строй пройти – взглядов да подмигиваний. Ладно, стерпим. Я б тоже на такого поглазел, если бы столько всего слыхал, да еще так перевранного да приукрашенного. Обрываю дверцей эти любопытствования и подбираюсь к боковому пульту. Оператор сообщает:

– Пять минут и мы на месте! – сам вижу, без подсказки. – Нас там уже встречают, погода хорошая, даром что осень.

Ему явно хочется поговорить со свежим человеком, с пилотом наверное уже все темы обсосаны по восемь раз.

– Да, – говорю, – осень здесь обычно не балует. Я так понимаю, что под штиль мы и на берег вылезем?

– А как же. Зачем же зря время тратить на перевалку, тем более там выход просто прекрасный, одно слово, старая работа.

– Ну давайте, я пошел.

Пилот, так слова и не сказавший, кивает головой, и аудиенция закончена. В салоне объявляю: «Сейчас наш полет будет закончен. Прошу проверить снаряжение и ручной груз.» Зашевелилось воинство. Затягиваются, застегиваются, тянут из боковых отсеков свои мешки и заплечные винтовки. Ну а я, как неподвластный, занимаю место у окошка и принимаюсь следить за внешним миром. Теперь ясно, почему никто в окна не смотрел. Мы все еще идем на экране, и за стеклом только и видно, что сливающиеся в сплошняковую серую муть волны и пена на них. Правда, на горизонте видна полоска земли, но вот и она уплывает из глаз – мы разворачиваемся носом к ней. Тон гула винтов меняется, становится выше и натужней, что ли. Скашиваю глаза назад – широкое, опущенное обратной чайкой крыло медленно сжимается, а затем изящным жестом выгибается вверх – и вот уже «чайка» настоящая.

Вода начинает уходить вниз, и вскоре уже можно различить отдельные валы – и первые, и девятые. Мелькает белая полоска прибоя, и самолет начинает маневрировать, выходя на прямую снижения. Скорость ощутимо падает, и теперь земля уже просто ползет под нами, даром что высота невелика. Темные пятна сосняков и ельников, грязно-коричневые полоски озимых, желто-серые травы. Пыльная ниточка дороги, небольшая деревушка с таким густым пучком дымных веревок, что кажется – горит, а потом светло-коричневые скалы – ага, это уже близко. Скалы обрываются в залив, и машина проваливается вниз до тех пор, пока не бухается в воду, подняв тучу брызг. Волнение и вправду несильное, но все же неприятное, и наверное пилот немало нервов потратил, чтобы без повторов выйти к нужному месту на берегу. Мой отряд уже у двери стоит, не терпится, видать, и когда колеса касаются земли, удар чуть не валит всех на пол. Винты снова взревывают, вытаскивая тушу самолета из воды, а потом облегченно стихают и дверь с тихим сипением отъезжает в сторону. Меня пропускают первым – ну спасибо! – первым начинаю мокнуть под дождем. Наш транспорт стоит на широкой, выложенной плитняком дороге, одним концом полого уходящей в море, а другим через сотню метров упирающейся в довольно странное строение – две высоких каменных стены и балки для крыши. А дальше вдоль берега еще несколько таких дорог и зданий, но размером поменьше, на те подъемчики мы бы не влезли. Около плит на песке стоит телега с прицепом, вроде той, что в свое время нас на бербазе была. Возле нее средних лет мужчина в самом что ни на есть прозаическом плаще с капюшоном, а в телеге за рулем сидит еще один – вообще лица не разобрать. Стоящий делает широкую улыбку:

– Ну как добрались?

– Да ничего, неплохо. Мы с собой тут кое-что притащили, вы лучше подгоните телегу к правому люку, у нас все там.

Водитель трогает с места в обход, за ним цепочкой и мой народ.

Контраст со встречающими плащами разительный: пятнистая серо-зеленоватая маскировка, кармашки, вздутия там, где проложена витая кольчуга, шлемы с пелеринами – орлы, хоть сейчас в огонь и драку, хотя лучше бы обойтись без нее. Встречающий представляется: «Леший, помощник старшего поста, историк.»

Жму руку:

– Алек, командир спецотряда, водитель.

Леший скептически усмехается – слыхал он про меня все, наверное, кроме того, что я и вправду танк водил.

– Не веришь, – говорю, – сам телегу поведу.

Леший никак не решит, как себя вести, надо бы его расшевелить, а то мало удовольствия жить этакой заезжей шишкой.

– Слушай, – обвожу рукой берег, – эти сараи каменные, полоса эта – дело рук эльфов? А я слыхал, что они и сами здесь еще живут?

Леший собирается с мыслями и поясняет:

– Это не та Гавань, та немного северней, километров тридцать. Там да, еще живут. А это Старая Пристань, они здесь сто с лишним лет назад строили корабли, как филиал это был. Мы сюда стараемся особо не ходить. Вот я ваш самолет вижу, и до того он дико выглядит…

Леший осекается и соображает, то ли он сказал.

А телега уже просела под тяжестью контейнеров, да и прицеп наполняется, и когда мы подходим, самолетные манипуляторы выкладывают из темноты люка последнюю колбу с коллоидом, а следом в прицеп грузится и моя великолепная пятерка. Я сажусь спереди, Леший вручает мне водительское место и второй в плаще молча лезет назад. Рычаги знакомые, туда-сюда шуранул и пожалуйста – веду транспорт, а Леший дорогу показывает. Сзади слышно, как самолет сползает в воду, разворачивается и уходит в небо, растворяя жужжащий грохот винтов в промозглом небе.

Дорога сворачивает в лес и идет между редких, но матерых елей. Дождик потихоньку набирает силу и его дробь по моему шлему заглушает шорох песка под колесами. Дорога малозаезженная – как когда-то проложили просеку да прошлись по грунту стоп-насадкой, так до сих пор все и есть, даже колея не заметна. Путь ведет вверх, и Леший по собственному почину объясняет:

– Сейчас пара поворотов, ручей и мы дома.

Я киваю и наддаю газу насколько это можно, а когда после помянутых поворотов начинается поле, снова торможу – и со скоростью почтенной кобылы въезжаю в деревню. Непривычного конечно вида деревушка, но все же побольше сходства с нашими, не то что приморянские колеса или вахлаковские каменные шалаши. А тут – нормальные домишки с огородами и сараями, тропинки натоптаны.

Дорога идет вдоль поселения – оно слева а поле справа, и сейчас нам путь пересекает лошадь, запряженная в широкую арбу, на которой сидит толстый краснощекий пейзанин. Завидев нас он останавливается, ждет пока мы поравняемся, а затем громко окликает:

– Здравствуйте, господин Леший! Здравствуйте, господин Андас и господа незнакомые.

– Здравствуй Бэл, как дела? – Леший отвечает с деревенской дружелюбностью, в тон, видимо пообвык.

– Дела, господин Леший, разные, и я бы попросил вас немного остановиться.

– А может, в другой раз?

– Да нет, в другой не получится, сейчас нужно.

Леший кивает – останавливаюсь, а Бэл подтаскивается поближе.

– Был сегодня утром у нас посланник, не простой, а с печатью королевской. И слова передал: с сегодняшнего дня с вашим народом никаких дел не иметь, товары не продавать, в дома не пускать, разговоров не говорить. И что кто ослушается, наказан будет строго, и с этим на пути сюда уже десяток королевских всадников. И еще сказал: ежели же кто-нибудь вам вред причинит или неудобство какое, напротив, отмечен будет. Такие вот у нас дела. Я-то, конечно, не рад, да и никто особо, но найдутся такие, что потом пальцем укажут. Так что вы уж, господин Леший, если что надо будет от меня, находите способ без лишних глаз говорить, да и я тоже постараюсь, а пока прощаюсь я, и так небось уже за окнами пялятся.

Бэл нахлестывает свою животину, арба скрипло удаляется в глубь дворов, а я сижу без движения. Леший вздыхает:

– Поехали, что ли… Вот тебе и на, хотя к этому мы в общем-то и шли.

Еще один вздох и сзади ко мне лезет второй – как там его, Андас? Уступаю место и дальше еду уже пассажиром. За деревней опять поле, по нему дорога серо-желтой лентой поднимается к бахроме елового леса – это уже почти гребень холма, и всю дорогу до него Леший молчит. Я тоже рта не раскрываю, и все вместе напомнило бы похоронную процессию, если бы не веселые голоса с прицепа – ребятушки явно не расслышали разговора. Когда мимо проплывают первые разлапистые деревья, Леший снова оживает. В полном отрыве от темы он начинает выспрашивать базовские новости. Я вкратце докладываю – так мол и так, живем помаленьку. Лодка идет вдоль восточных заливов, там уже есть несколько контактов и, видимо, в одном из них будет поставлен форт-пост. На базе построили новое здание для техники и сейчас настраивают слуховую аппаратуру, вроде той, что здесь. Вроде бы кто-то из захребетья напал на след Серчо, но ничего определенного не известно. Старик Маршал в знак вечного мира снял ворота со стены, правда, саму стену оставил. Пресноморская вольница опять сожгла наш склад в устье – сто тонн керосина коту под хвост. И на саму бербазу уже раза три пытались набежать какие-то неясные, Маршал открещивается и клянет неизвестных на чем свет стоит. Погода последний год плохая, штормит раза в два против прежнего. Ну, что еще? Говорят, скоро будут менять все старые самолеты и вертолеты, теперь все будет только на лучевых реакторах, новая модель и по мощности и по весу подходит, хватит воздух травить. Ах, да!

Кун-младший получил наконец свой заказ, и теперь в Круглом ракет будет хватать в самые тяжелые времена. На это Леший замечает:

– А что ракеты типа куновских сейчас и орки освоили, это известно?

– Известно, но у них дыму много, а толку мало. Не умеют делать!

– Могут и научиться.

– Ну, знаешь, если так рассуждать… А без огня и пороха Кун не выдержит и год против степняков, а держаться ему надо.

– Да, конечно, – и Леший замолкает вновь.

Поворот – и впереди открывается широкая поляна, а на ней слева направо: две полукруглых крыши складов, полоса выложена желтенькой плиткой, приземистый ангар, чуть дальше – жилой корпус с колодцем, лавочкой под окнами, газончиком и цветником, и наконец рабочий корпус с двумя яркими красными колпаками на крыше и еще двумя – на бетонном фундаменте рядом. Приглядевшись, можно заметить что поляна по краям обнесена забором из колючки, а в удобных местах есть небольшие холмики и в самом ближнем можно разглядеть плотно сомкнутые створки. Андас подгоняет телегу сразу к складам, а Леший предлагает заходить в дом – разгрузят сами, хозяева как-никак! Из склада выходят четверо, принимаются за разгрузку. Никаких тебе приветов и улыбок. Еще один такой же, неведомым горем убитый бородач, появившийся из-за ангара, приглашает «добро пожаловать» и молча ведет за собою в корпус.

Леший вертит головой, но помалкивает. В раздевалке есть свободные отсеки, и наши мокрые доспехи размещаются в них. У Лешего и Андаса под плащами оказываются у одного длинноствольная патронная «Беретта», а у другого современный ПКМ с прицельным блоком и два запасных магазина. И еще маленькие шарики шок-гранат штук по шесть у каждого, и я решаю так: вообще такое снаряжение означает, что либо человек пижон, либо серьезно готов дать отпор не шибко настойчивым гостям. Пижонов здесь не держат – их и на базе то не так уж много. Значит…

– Леший, а зачем тебе это?

– Да так, знаешь… знаете…

– Да говори на ты, чего там!

– Ходят здесь разные. Раз двадцать, наверное, уже – то через проволоку полезут, то телегу стрелами обкидают. И даже неясно, кто. С местными мы до сего дня уживались хорошо, а кто еще бродит вокруг – сказать трудно… Ну пошли официально представляться нашему шефу.

Шефом оказывается тот самый неулыбчивый бородач – кстати его так и звать, Брада. Он нерадостно и без интереса выслушивает мое представление по полному титулу, а дальше перебивает:

– Знаю, знаю, идете вытаскивать архив Старикашки, хотите, чтоб я вас через Долину кинул, так?

– Да, так.

– И чтоб король, или кто сейчас там, дали проводника и все такое прочее.

Я просто киваю.

– Так вот, придется тебе планы чуть-чуть поменять. Леший, Андас, вы тоже слушайте, вас это касается больше. Был здесь час назад человек от короля – от самого короля, и передал на словах и на бумаге такую вещь: с этого дня он рвет договор, и прекращает всякие дружеские связи с нами. Повод – смехотворный, некие сведения о нашем покушении на его кресло. Он гордо отказывается пользоваться связью, нашими самолетами и аннулирует свой ключ к информбанку. А мы, соответственно, лишаемся права на передвижение по его территории и ведения дел с населением и силами, а плюс к тому он намекнул, дескать и посты придется скоро убрать, что отсюда, что с юга. Гонец держался очень надменно и не сказал ни слова свыше того, что есть в бумаге. Думай, Алек, что делать будешь, а вы думайте, что придется делать нам.

В ответ Леший с нерадостной ухмылкой делает сообщение про деревенские дела, а потом с Брадой и Андасом вполголоса начинают что-то обсуждать, ну а я, как и предложено, думаю. С чего это вдруг господин властитель полез в бутылку? Кто приписывает нам потуги на дворцовый переворот? Да еще так обосновано, что он поверил и готов рвать все в это сложное время. У нас ведь на бербазе, когда приходили все новые и новые сообщения о драках на северной границе, думали что не сегодня-завтра он попросит поддержки типа той, что мы Куну оказываем. Уже думали, что ему дать и как перевезти, а тут – на тебе! Конечно, политика сейчас не мое дело, и надо о задании думать. Итак: без посадки в Долине мы в предгорья может быть и доберемся, но без проводника будет плохо. Да и опять же – возможна стычка не только с орками из Херут-Гоблина, но уже и с королевскими всадниками. Это если не свяжемся с кем-нибудь из сильных, тут уж без знатока полная гибель. А может быть, король просто под горячую руку все сотворил, а теперь жалеет? Да, пожалуй, так оно и есть. Хотя по слухам это не тот человек, которого можно вывести из себя, но со всяким бывает. Решение есть, и я объявляю его Браде, прервав его совещание.

– Тогда так. В Долине я все равно садится буду, и попробую разнюхать что к чему на самых высоких уровнях. Мое имя это сделать позволит. Если удастся уладить дело – значит все хорошо, если нет, то все равно высадимся у гор на свой риск, ибо дело важное.

– Да. Хорошо. Когда хочешь вылететь?

– Завтра, отдохнуть надо.

– Идет. Мы твою команду уже поселили – в тесноте, да не в обиде, а аппарат к утру – это уже на мне.

Я киваю и Андас ведет в «необидную тесноту». Трехместная комнатка, – ничего, потерпим. Ребята все в кают-компании вместе с местным населением глядят по сотому разу привезенные записи «хроника важнейших событий». До остального здесь, конечно, еще доберутся, а пока и те кто привез, и те, кому привезли, смотрят «хронику» – традиция, а я ее нарушаю, – сижу и прикидываю как быть в самом худшем варианте. В команде среди прочих есть, конечно, и ученик чародея бербазовского розлива, Хао Шэн, рыжий такой парень, на китайца похожий, как я на краболова. Он в общем-то способен дверь не сильно запечатанную вскрыть, оборотня почуять и приструнить, от порчи защитить, но этого ой мало! Да и карты, которые у нас есть: – краденая показывает только место захоронения, а наша спутниковая кроме рельефа ничего не дает. Трудно будет, ну да ладно. Игра свеч стоит. Архив Старикашки – это целая связка ключей и отмычек ко многим событиям недавней войны, и ко многим тайнам Совета Светлых Сил, ведь он там чуть ли не первую скрипку играл одно время…

А вот и ребята вернулись, ну я вас сейчас обрадую! Реакция, как я и ожидал, слабая. Подумаешь, мы и сами с усами. Ну и ладно, спокойней спать. Это им, а мне до отбоя предстоит еще длинный разговор с бербазой, после которого я долго и сосредоточено омываю лицо холодной водой, соскребая усталость и отупение после часового спора, с применением демагогии, угроз и нереальных обещаний.

Разрешение-то я получил, но сколько крови себе попортил! На дворе уже ночь стоит, тусклая и беззвездная, прожектора заливают светом поляну. Вот прошли двое – на ночные наблюдения, наверное, и снова безлюдно. Дождя нет, и я решил выйти посидеть на воздухе перед сном. Лавочка холодная, но это даже приятно. Сижу и мыслю о том, о сем, спокойно да лениво, и сначала даже не вздрагиваю, когда рядом в землю врезается камень. Большой, с футбольный мяч, и летел он со большою скоростью, не отскочил только потому, что в намокшую рыхлость клумбы попал. Следующим номером программы оказывается небольшой град из пяти-шести булыжников, который стучит по окну и стене. Летели они, видать, с западной стороны, и рассудив так я кидаюсь вперед – под прикрытие ангара. А небо уже рассекает ком огня – попадание в крышу, огонь растекается по ней и копоть щедро срывается с оранжевых языков. Прожектора разворачиваются, и теперь западная часть поляны освещена прекрасно, но до леса на ней пусто.

Я прячусь под стеной ангара, и наблюдаю, как как еще один большой снаряд крошит в щепу скамейку, на которой я только что идиллически сидел. Костер на крыше уже выглядит целым пожаром, но я знаю, что ей ничего не будет, и спокойно смотрю на буянящее пламя. В ангаре жужжит мотор, и в проеме появляется легкий гусеничный транспортер с пулеметом в башенке, и я прыгаю на него, пока он еще не разогнался. На мой стук люк открывается, и я валюсь вниз, глотнув напоследок горелого керосину. В транспортере сидят трое местных и двое моих – в кольчугах и шлемах, успели облачиться, а я к примеру как был – в рубашке и брюках, правда при пистолете на боку. Водитель забирает безумную скорость, вылетает с поляны, и сразу сворачивает на еле заметную просеку – сквозь стеклоблоки видно, как по бортам вездехода колотят ветки. Один из нашей команды, Длинный, советует по-простецки, забыв в азарте обо всем:

– Алек, ты без панциря, лезь в башню, эй, кто там, дай место!

Из башни выпрастывается некто в легком жилете, а я, улучив момент между бросками машины, втискиваюсь между фиксирующими досками. Ну-ка? Ничего особенно сложного. Нашлемный прицел, и механизм башни с ним связан, оптики почти нет – справлюсь. Впереди скачет пятно света от прожектора, а вон и огонек мелькнул, на него берем. Итак, на прорехе в плотной лесной заросли стоят две свежесрубленных катапульты, одна из них изготовлена к выстрелу, и в лапе пылает очередная зажигательная бомба, рядом костерчик, еще несколько глиняных горшков и кучка камней. Ни одной живой души. Десант спешивается, и чуть потоптавшись, решительно устремляется в темноту, а в машине остаюсь один лишь я. В наступившей тишине пламя клубится особенно зловеще, тут явно и смола, и сера и еще что-нибудь.

Пока суть да дело, разбираюсь с управлением, и довольно скоро уже можно глядеть на местность в тепловом, или А-спектре, чем и занимаюсь весь следующий час, пока охотники не возвращаются, и не просто, а с добычей возвращаются. Связаны руки, ноги спутаны, как у коня какого, идет-бредет диверсант, совсем пацан однако. Бледный, злой, и хромает – нога видать растянута, так что путы пожалуй здесь и лишни. Одет он с головы до ног в серую рванину, хотя нет, на ногах у него неожиданно хорошие сапоги красуются. Его впихивают через кормовой люк, и мы отправляемся в обратный путь, только сначала водитель таранит и размочаливает гусеницами обе катапульты, и еще долго на траках вертятся и мелькают горящие ошметки.

Мой предшественник по башне уже снимает показания, а верней пытается снимать – пацан молчит, и это продолжается до конца дороги, до ангара то есть. Первые звуки пленник издает, когда его ведут по подземной галерее в жилой корпус – задев больной ногой за угол коротко и недовольно стонет, а в это время между хозяевами идет спор, где разместить добычу, карцера в здании не предусмотрено. Брада решает отвести парня в обычную гостевую комнату, и пока местный доктор занимается растянутой ногой, все присутствующие выслушивают историю поимки – в общем ничего особенного. Эсте – один из моей команды – углядел следы, а дальше сложности никакой не было. При поимке парень сопротивлялся «навроде кошки в ванной», а потом утих вдруг.

– Так, – тянет Брада, – размещать его погодим, а пусть сначала с ним побеседует Леший и…

– А может я? – перебиваю, – опыт есть, да и вообще, пойму его лучше.

Леший соглашается, и парня ведут в приемную, а мне по дороге Леший объясняет:

– Запись, анализ и прочее нас не касается. Ты главное на экранчик поглядывай, остальная публика в кабинете засядет, может вопрос какой подкинут, или что сообщить захотят.

Приемная – стол, стулья, и маленький черный прямоугольничек экрана – я его вижу, а посетитель нет. Леший усаживается в центральное кресло, ждет, когда я притулюсь сбоку, а затем говорит в пространство: «Ну что, давайте сюда этого сопляка.» Еще минута – дверь открывается, и сопляк входит. Ох ты! Серые лохмотья с него сняты, и под ними оказалась снежной белизны тонкая рубаха с золотыми загогулинками по краям, и штаны хорошей темно-красной ткани. На сапожки я уже обращал внимание, а теперь все вместе образует высокородного аристократа. Смотрит презрительно – «ерунда, таких я не боюсь». Леший заводит беседу: – мол так и так, никто пока тебя, мальчуган, не трогает, и вообще никакой гадости не замышлялось ни против кого, ты бы уж объяснил в чем дело, а потом вместе покумекаем, как уладить. Лицо у парня все презрительней, хотя сейчас, кажется, он себя уже искусственно распаляет. На этом его, пожалуй, можно и поймать.

– Ладно, Леший, он тебя понимать не хочет. Дай-ка я займусь. Эй, ты, молокосос! (Насколько он меня младше, если по внешности, то лет на пять-шесть). Теперь слушай меня. Ваши выходки мешают нам спокойно жить – это надоедает. Пожалуй, уже надоело. И скоро такими как ты займутся всерьез. Я вижу, ты не из простых, тем хуже. Мы найдем и твою семью, и сообщников, и заставим горько пожалеть о своей наглости. Вы еще не чувствуете на себе и сотой доли могущества людей железных островов! А с тобой мы поступим просто – заставим проглотить порошочек, после которого все слова, которые есть в твоей птичьей головенке полетят, как пчелы из улья, толкаясь и толпясь у выхода!

Я делаю театральную паузу перед новой порцией похвальбы и угроз, но парнишка горда отвечает:

– Ты меня очень напугал, уртаз! Я готов упасть перед тобой на колени и плакать, просить помилования. Наверное, тебя испугается и Верховный Король, который только и заботится о том, чтобы оградить ваш поселок от бед и напастей.

Хохочу:

– Король! Да что же это за король, который не может выразить свою волю иначе, чем послав шайку бродяг в компании с расфранченным сопляком кинуть несколько камней – словно в деревне склочный сосед ночью мажет соседям двери грязью, трясясь от злобы и страха!

– Я… Мы… От таких сопляков как я ты скоро будешь убегать и прятаться, а Верховный Король всегда знает, что делает. Он еще не брался за вас серьезно! – парень уже распалился, орет в азарте не тише, чем я свою грозную говорил, верит дурачок, что я тоже его ненавижу. Ну, а что теперь ты на такое ответишь?

– Ну и правильно, а что за нас браться. Мы условия соблюдаем, так что же ваш благородный правитель гневаться изволит, да еще таким базарным способом?

– Унглинги всегда идут впереди короля, а о благородстве не уртазам судить.

На экране появляется надпись «Хватит, он и вправду ничего дельного не знает. Кончай ругань.»

– Ладно, – говорю я уже нормальны голосом. – Как тебя хоть зовут? Не век же друг на друга рычать будем.

Парнишка явно опешил, не хотел наверное, а вот отвечает тоже вполне мирно «Ингельс», а потом спохватывается:

– Но разговаривать мне с вами больше не придется. Хватит того, что уже сказано.

– Иди, Ингельс, поспи, подумай – над тем, что тебе спокойно говорили, а крики не в счет, это я тебя нарочно распалял.

Спокойной ночи – хотя ночи-то уже и немного осталось.

Входит конвой, это на редкость мирного вида дядя с пистолетом и ножом на поясе для внушительности, и уводит пленника, а мы с Лешим идем к Браде – у него сидят еще трое, а остальные разошлись – моих ни одного нету. Брада подводит черту под допросом:

– Все ясно. Унглинги – слово знакомое, это будущая опора трона. Этакая комплексная программа воспитания – тут и управление, и военное дело, и умение ладить с остальными расами. Они подчинены королю напрямую, и самовольства у них не приняты. Все, что сказал пацан, пожалуй, правда, и выводы такие: во-первых, за нас действительно серьезно еще не взялись. Второе: разрыв отношений был решен уже давно – если еще месяца три назад нас начали использовать как учебное пособие по методам ведения партизанской войны. Третье – в скором времени надо ожидать нажима, а посему с завтрашнего утра ввожу режим «угроза-3».

Голос с места:

– А что с пацаном делать?

У меня мысль уже созрела, предлагаю:

– А не взять ли его с собою, подарком королю? Авось смягчится.

– Заложник что ли нужен?

– Не заложник, а залог успешной беседы, благо в Долине не нужно играть истерику, до последнего дня верховный король был способен рассуждать здраво. И на нас он, мягко выражаясь, обиделся не сгоряча, как я раньше думал. Ну а пока – пора расходится, я бы пару часиков поспать не прочь.

Намерение благородное, но будят меня лишь в восемь утра. Помылся, оделся, выхожу – а на полосе уже самолет стоит, моя команда бродит и Ингельс больную ногу в сторону отставил, скособочился, бедняга.

– Это что же, меня ждете?

– Ага!

Ну, тут уж никакая ругань на ум не приходит – такая, чтоб выразить мои чувства. Я с ними как с людьми, а они со мной как с барином каким! Ой, доиграются ребята, ой допресмыкаются, ой долюбезничают, лакеи чертовы! Ну что теперь делать?

– Вы бы, робяты, меня не будили, а так спящим в машину и внесли, а то чего зря беспокоить было? И дальше так – я б себе паланкин заказал. Все хоть погрузили? Ну поехали тогда, чего ждать, моя сиятельная особа явилась…

И команда лезет в самолет, передо мной лестницу одолевает Ингельс – безо всякого страха, да и в кабине себя ведет как бывалый пассажир – занимает кресло у окошка и сразу включает вентиляцию.

Эсте замечает:

– Не иначе летал, и не раз.

В пилотскую кабину уходит Март, самый старший из нашей группы. Он по профессии летчик, и летчик хороший. Я уже в который раз зацепляюсь взглядом за характерный шрам от уха до скулы, снова припоминаю его ухватки и словечки, и опять ловлю себя на мысли – сколько у него на счету «МИГов», а может и «Лакфайтеров»? А хотя какая разница – главное, что он лучше всех знает нашу технику, да и повезет нас до места он, а обратно машину поведет уже постовский летчик – вон он уже угнездился в кресле и наушники надел – спать будет. Раздаются хлопки, шипение, а затем нарастает могучий звенящий вой. Гремят турбины ужасно, вон лодка в пять раз больше, а шумит только от винтов да от потока. За окошком машут руками провожающие, они страгиваются с места и отплывают назад вместе с дорогой. Самолет разбегается очень резко, и через несколько секунд уже отрывается от полосы всеми четырьмя колесами. Осенние краски земли уходят вниз и скоро сливаются в сплошной ковер мыслимых и немыслимых оттенков серого, желтого, коричневого и темно-зеленого. Март старается не залезать высоко, и облака почти не закрывают картину, которая быстро ползет под ногами, но по однообразию своему кажется застывшей. Пожалуй, надо бы поспать – день и вечер будет тяжелый – и, устроившись на кожухе фотоаппарата, торчащего прямо здесь же, в кабине, я сплю до посадки, – а на нее меня исправно будит Хао Шэн. Первое, что замечаю – солнечно, толстые лучи через иллюминатор пятнают пол и кресла веселыми бликами. Март маневрирует, выходя на маяк долинской полосы, и в стекле – то ясное осеннее небо, то земля с поблескивающими озерами и речками. Вот наконец курс найден, и мы идем по пологой глиссаде, скоро будем на месте. Сзади Длинный торопливо завершает экскурс в историю:

– Ну вот, так значит нынешний король исполнил условие, пришел сюда уже как хозяин объединенного государства Севера и Юга. И получилось, что одному из легендарнейших эльфов – пришлось отдать свою дочь в жены смертному, хотя бы и долголетнему на удивление. Сам он ушел, а дом и кой-кто из свиты остались, временно, конечно. И теперь здесь королевская резиденция, одно из любимых мест короля. Так что тут мы, наверное, многих повстречаем. Я, к примеру, живого эльфа еще не встречал.

Эсте задумчиво добавляет:

– Ну я не видал тоже, так и что? Не в зоопарке мы ведь.

Студент сбоку вворачивает:

– Да уж коль на то пошло, это они нас в клетках на потеху держать должны, как диковин заморских.

Толчок, и колеса гремят по стыкам плит. В конце полосы Март сразу разворачивает машину на взлет и глушит движки. Командую:

– Хао, Студент – со мной, Март, Длинный – организовать заправку, Эсте – подключись к местной системе и веди нас покуда возможно, ну а в случае чего по обстановке. Ингельс, пошли, предстанешь пред светлые очи повелителя.

На воздухе прохладно, но не более, приятный тихий ветерок еле шевелит золотую листву кленов у конца полосы и липкая паутинка с налету задевает ресницы. Прямо из-под ног уходит небольшая дорожка, она петляет между деревьями и скрывается из виду за стволами. Я здесь, конечно, не бывал, но план помню хорошо, да и ребята тоже – судя по тому как без колебаний они нацеливаются на нее. Ингельс уже меньше хромает, и скоро аэропорт с мельтешащими Мартом и Длинным теряется за сеткой ветвей и листьев. Идем долго, и первым не выдерживает Студент: