Текст книги "Адмирал Макаров. Помни войну"

Автор книги: Алексей Шишов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

– Все, что я вам здесь изложил, принадлежит не мне, а целиком взято из ряда статей «Морского сборника», охватывающих тридцать лет; эти статьи подписаны так: мичман Степан Макаров, лейтенант Степан Макаров, флигель-адъютант Степан Макаров, контр-адмирал Макаров и, наконец, недавно вышедшая носит подпись вице-адмирал Макаров.

Зал Кронштадтского морского собрания взорвался аплодисментами. Тогда Крылов произнес последнюю фразу:

– Его превосходительство Степан Осипович – вот кто истинный основатель учения о непотопляемости судов.

Слова Крылова не были просто данью уважения к заслугам великого моряка-ученого в адмиральских эполетах. Это было выражением признательности ученого мира России и всей флотской общественности.

...Время службы в Кронштадте летело незаметно. Степан Осипович продолжает, выкраивая обычно по ночам час-другой, работать над другими своими трудами. В апреле и июле 1903 года публикуются еще две научные работы – «Броненосцы или безбронные суда?» и «Без парусов». Они вызвали немало дискуссий на русском флоте и профессиональную заинтересованность за рубежом.

– Адмирал Макаров опять ратует за развитие минного оружия на флоте.

– Он утверждает, что бронирование корабля и его высокобортность несовместимы.

– Макаров считает, что высокие борта есть серьезный недостаток всякого военного судна.

– В труде предлагается не строить броненосцы и крейсера большого тоннажа...

– Русский губернатор морской крепости призывает строить малые небронированные корабли?!

Работа «Броненосцы или безбронные суда?» стала веским словом в защиту минного оружия. Говоря о его перспективности в сравнении с корабельной артиллерией, автор (он назвал свою книгу из скромности статьей) одним из первых теоретиков эпохи броненосного флота подал голос против строительства огромных кораблей, закованных в броню и ощетинившихся орудиями крупного калибра. Для тех лет это было смелым заявлением, поскольку Россия вступила в гонку кораблестроительных программ стран Европы, Японии и Соединенных Штатов. Там уповали на мощь эскадренных броненосцев и крейсеров первого ранга. Существовало мнение, что именно такие броненосные суда будут решать судьбу войн на море «сегодня, завтра и в обозримом будущем».

Степан Осипович начал работу с традиционного для всех прочих его трудов эпиграфа «Помни войну». О смелости его взглядов на будущее броненосного флота говорят уже первые страницы:

«Цель настоящей войны не критика деятелей кораблестроения у нас, ибо мы строим то же, что и все нации, следовательно, высказываемые здесь взгляды не должны задевать чье-то самолюбие.

Собственно судостроение в русском флоте во многих случаях избегало тех колебаний, которые были за границею. Так, по отношению к наибольшему калибру орудий, мы не изменяли принятому решению с 1873 г., т.е. с постройки броненосца «Петр Великий», на котором поставлены были 12-д. орудия. То же можно сказать и о калибре средней артиллерии в 6 д. и о диаметре мин – от принятого раз размера мы не отступили. По части непотопляемости в нашем флоте сделано больше, чем где-нибудь и в настоящее время обращено большое внимание на придание водонепроницаемым переборкам должной крепости и соответствия своему назначению.

Всем этим я хочу сказать, что, высказывая свои взгляды на целесообразность тех или других типов, я говорю объективно, а не субъективно, и кроме того о деле, а не о лицах.

Я считаю, что надо строить для боя малые безбронные суда, а господствующее мнение – что нужно строить для этой цели большие броненосцы...

Отсюда выходит, что мои мнения никому не должны быть обидны...»

Степан Осипович, внимательно следивший за ходом реализации национальных кораблестроительных программ, целесообразность многих ставил под большое сомнение и задавал вопросы:

– В настоящее время в Соединенных Штатах строятся броненосные крейсеры до 16 тысяч тонн водоизмещением. Неужели эти суда назначаются для разведки, а не для боя?

– Латиноамериканские страны Чили и Перу заказывают для себя тяжелые броненосные крейсера. Но им же для войны между собой нужны крейсера легкие...

Макаров, разбирая классическое предназначение крейсеров для ведения разведки в море и рейдов на неприятельских коммуникациях, предлагает следующее:

«...Не лучше ли разведку производить такими судами, которые строятся для артиллерийского и минного боя, а в решительном сражении могут драться в линии со всеми ос-тальными». То есть с эскадренными броненосцами и тяжелыми броненосными крейсерами.

Великий мыслитель военного дела опережает развитие теории военного флота. Он выступает с идеей строительства унифицированных, многоцелевых кораблей:

«Последнее решение мне представляется рациональным, и я бы составил флот исключительно из безбронных малых боевых судов с сильною артиллерией. Разведки ближние должны производиться теми же судами поочередно, с таким расположением промежуточных судов, чтобы они были в пределах беспроволочных сигналов (радиосигналов, как тогда говорили – сигналов искровых станций. – А. Ш.)и могли быть в решительную минуту стянуты к главным силам и вступить в бой совместно с ними. Летучие разведки могут возлагать на 27-узл. миноносцы в 200 т или на отряды тех же безбронных боевых судов, строя их всех по одному типу».

Макаровым предлагается при создании национальных кораблестроительных программ (подразумевается Россия. – А. Ш.)исходить из особенностей возможного театра войны на море. Речь, разумеется, шла в первую очередь о Балтике:

– Строить ли большие броненосцы или безбронные суда малого размера?

В работе «Броненосцы или безбронные суда?» поражает взгляд Макарова на проблему ожидавшегося военного конфликта на Дальнем Востоке между Россией и Японией. Автор не говорит прямо о нем и в то же время на примерах показывает, как милитаристски настроенная Страна восходящего солнца исподволь готовится к нему. Поражает сам приведенный пример, который говорит и о военно-дипломатических перипетиях начала XX столетия:

«... Лучший тип небольшого боевого судна представляет «Эсмеральда», построенная в 1883 г. заводом Армстронга. Судно это было заказано чилийцами под впечатлением войны ихней с Перу. У чилийцев в это время были свежи воспоминания войны, и они опасались новых столкновений. Вот почему в этом судне первое место отведено боевым качествам.

«Эсмеральда» при водоизмещении в 3000 т имела два 10-д. орудия (в 25 т) и шесть 6-д. (в 4 т). Ход 18,3 узла и запас угля в 600 т. Машины и котлы прикрыты легкою карапасною палубой. При своем низком борте и всех вышеприведенных боевых элементах «Эсмеральда» представляла прекрасную боевую машину. Единственный ее недостаток – это низкий нос, который не позволяет держать хорошего хода, идя против волны. Обстоятельство весьма важное.

Покойный лорд Армстронг был защитником боевых судов малого размера, и его фирма после «Эсмеральды» построила еще много других боевых безбронных судов почти того же водоизмещения. Все сражение при реке Ялу было японцами выиграно (у китайцев. – А. Ш.)при участии таких судов.

Заслуживает большого внимания, что, под угрозой войны, люди яснее видят боевые потребности и лучше отличают хорошее от дурного. Как только в 1894 г. японцы объявили войну Китаю, то сейчас же купили у чилийцев «Эсмераль-ду», которая в то время была уже далеко не новым судном, в особенности по отношению к артиллерии».

Степан Осипович словно риторически ставит вопрос перед своими читателями и оппонентами:

– С началом войны с Китаем Япония не стала закупать новейшие большие броненосные суда. Она купила старую и, как казалось, морально устаревшую безбронную «Эсмеральду». А война в Желтом море показала, что ей цены нет.

Рассматривается история бронирования, которую автор «статьи» или, вернее, книги знает досконально. Он пишет, оглядываясь на полвека назад:

«Действительно, броня дает такие огромные преимущества, что их нельзя не видеть. Броня в первый раз употреблена была во время Крымской войны при бомбардировке Кинбурнских укреплений. Французский флот имел три бронированные плавучие батареи. Преимущество брони, однако же, не высказалось с должной ясностью, а потому бронирование судов как во французском, так и в английском флоте шло очень медленно. Покрывали бронею некоторую часть больших деревянных фрегатов и проектировали новые суда с частным броневым прикрытием по бортам.

Толчок в деле бронирования дали Соединенные Штаты, где во время междоусобной войны южане построили «Мерримас», который 8 марта 1862 г. явился на Хамптон Роудс и утопил фрегаты «Камберленд» и «Конгресс»...»

Макаров разбирает качества современных броненосцев. Он делает при этом вывод, который привел в замешательство многих отечественных и иностранных специалистов военно-морского дела:

– Высокобортность военного судна и броня несовместимы между собой.

В статье детально разбирается наступательное и оборонительное морское оружие. При всех достоинствах корабельной артиллерии Макаров старается доказать, что будущее не у нее, а у минного оружия, которое становится все более разнообразным. Он вновь и вновь обращает внимание на торпедное оружие – самодвижущиеся мины Уайтхеда. Использовать их с наибольшей эффективностью могли только небольшие низкобортные суда, обладающие большой скоростью хода и маневренностью. Утверждается следующее:

– Повышение дальности стрельбы самодвижущимися минами даст огромное преимущество небольшим миноносцам перед кораблями с артиллерийским вооружением.

Действительно, пройдет немного времени, и перед Второй мировой войной многие противоборствующие государства в Европе создадут многочисленный «москитный» флот. Его основой станут легкие, небронированные торпедные катера. Их будет воевать сотни и сотни единиц самых различных модификаций. Не говоря уже о множестве сотен торпедных дизельных подводных лодках.

Какие же выводы (сразу оговоримся – они во многом спорны и сейчас) делает вице-адмирал Степан Осипович Макаров в своей нашумевшей книге? Они даны за его подписью в «Заключении»:

«В настоящем труде я защищаю следующие положения:

1) Бронирование и высокобортность несовместимы.

2) Высокобортность есть недостаток в боевом отношении, и нужно по возможности понижать надводный борт боевых судов.

3) Тонкий борт, не защищая находившихся за ним пушек и людей, причиняет разрыв неприятельских снарядов. Артиллерия и мины будут в большей безопасности на верхней палубе без бортов, чем за тонким бортом.

4) Каждое судно должно иметь полное сетевое заграждение, ибо это есть единственное средство против мин.

5) При минах – величина судна не есть сила.

6) Современные суда не испытаны в целом на стойкость и живучесть, а потому нет достаточно основания строить дорогостоящие большие суда. Можно иметь более обеспеченный успех с малыми судами при большом числе их.

7) Судно в 3000 т по ходу, району действия и силе наступательных и оборонительных средств наилучшим образом отвечает требованиям боевого корабля.

Чтобы принять выше перечисленные положения, надо коренным образом перестроить мысль. Мне это пришлось сделать после особого изучения и расследования наступательных и оборонительных средств судов («Морск. сборн.» 1894 г., № 6).

Было бы, однако же, крупным успехом, если бы сделаны были хоть некоторые шаги в указываемом мною направлении, а именно —

1) Уменьшить размер броненосцев до 9000 т, понизив борт настолько, насколько это практически окажется возможным, и оставив принятый эскадренный ход.

2) Уменьшить размер броненосных крейсеров до 6000 т, употребив броню лишь для прикрытия некоторых пушек и уменьшив высоту надводного борта насколько это возможно.

3) Усилить артиллерию на легких крейсерах в 3000 т., понизив их надводный борт и увеличив число их.

4) На всех 3 родах судов артиллерию ставить или за броней достаточной толщины или на верхней палубе.

5) Всякое военное судно строить для войны и боя. Проектируя его, надо прежде всего иметь в виду эту цель, а потом уже все остальные качества, в том числе и комфорт, которому теперь отводится неподобающее место».

Высказывая свои взгляды на современную войну на море на страницах популярного «Морского сборника», выступая с докладами перед флотскими офицерами в Кронштадте, составляя на этот счет докладные записки наверх, Степан Осипович Макаров не забывал о науке. В те годы для него главным становится исследование Северного Ледовитого океана. Делаются новые попытки достичь реально неосуществимой тогда цели Северного полюса и водрузить на «глобусной макушке» планеты Земля российский флаг.

В мае 1901 года ледокол «Ермак» совершает третий арктический поход. Степан Осипович вновь руководит полярной экспедицией. Только маршрут ее теперь совсем иной, не к Северному полюсу. Предстояло пройти мимо северной оконечности Новой Земли и далее через Карское море к устью Енисея и обратно.

Маршрут проходил по тяжелым ледовым полям, еще не тронутым теплым временем года. Исследователи по сей день гадают, почему Макаров оставил перед началом нового похода «Ермака» в Арктику секретную записку на имя императора Николая П. Что заставило его пойти на такой шаг? Попытка ли оправдаться за возможную неудачу арктической экспедиции? Забота ли о будущем исследовании Арктики?

Записка на пяти страницах была вложена в запечатанный конверт и передана адмиралу Месснеру. Автор просил передать ее государю императору только в одном случае:

– Если к 15 октября 1901 года никаких известий о благополучном возвращении «Ермака» получено не будет.

Эта макаровская записка хранится в Центральном военно-морском архиве. Степан Осипович писал в ней следующее:

«Ваше императорское величество...

...Теперь предстоит плавание в Ледовитый океан. Вся ответственность, как за мою мысль, так и за ее исполнение лежит на мне одном; и если на «Ермаке» что-нибудь не сделано, то виноваты не те, которые сумели помешать, а я, который не сумел это отвратить. Мною сделано все, что оказалось в данных условиях возможным».

Далее следует просьба адмирала к императору:

«...Приступить тотчас же к постройке второго ледокола».

Просьбу сопровождало пояснение:

«Казалось бы, что если застрянет «Ермак», то надо послать ледокол еще более сильный; в действительности это не так: в Северном Ледовитом океане не столько нужна сила, сколько крепость и наклон бортов. Также весьма важно, чтобы было жидкое топливо, которое при том же весе дает более полезного действия...

Прилагаемые чертежи представляют выработанный мною полтора года назад проект ледокола для арктической экспедиции. Ледокол этот будет вполне подходить под условия плавания в Северном Ледовитом океане. Он по водоизмещению в два раза меньше, чем ледокол «Ермак», и имеет одну машину... но винт его хорошо защищен самим корпусом, а гребные валы можно сделать гораздо крепче, чем на «Ермаке»...

Машина для ледокола может быть взята та, которую сняли с ледокола «Ермак» и которая теперь хранится у Армстронга. Если дело это передать в комиссию, то прой дет столько времени, что постройка станет излишней».

Записка, о содержании которой императору Николаю II так и не стало известно, заканчивалась следующими словами:

«Прошу великодушно простить мне, ибо единственное побуждение, которое толкает меня на Север, есть любовь к науке и желание раскрыть те тайны, которые природа скрывает от нас за тяжелыми ледяными преградами».

Но экспедиции вновь не повезло. Ледовая обстановка в районе Новой Земли оказалась необыкновенно тяжелой, хотя в это время северная часть Баренцева моря обычно очищалась ото льда. Макаров приказывает пробивать ледяной панцирь «с набега». Но такой прием не дает желанного эффекта: «Ермак» с трудом осиливает одну милю за другой. Адмирал настаивает:

– Только вперед! Каждая миля к Северному полюсу есть вклад в копилку отечественной науки.

Начальник экспедиции пробует для продвижения ледокола вперед все, порой даже немыслимые, средства. На лед льют горячую воду. Забивают якорь на впереди лежащую льдину и подтягивают судно вперед на канате. Вручную ломами и кирками ломают лед и растаскивают его в стороны, когда требуется развернуть «Ермак». В работах участвует вся команда, ученые и даже сам адмирал.

О том, как экипаж ледокольного судна вел поединок с Арктикой, лучше всего говорят дневниковые записи руководителя экспедиции:

«24 июля

Проснулся в 4 с половиной часа и до утра не мог заснуть. Мысль, что мы совершенно во власти природы, меня страшно гнетет. Если льдины раздвинутся, мы можем выйти, а если нет – мы останемся и зазимуем. Мы находимся в тористом поле. Все усилия повернуть лед оказались напрасными.

Ледокол крошил лед, образовывал ледяную кашу, которая под действием воды и ночного мороза смерзалась. Все это производило весьма неблагоприятное впечатление, и чтобы занять всех общей работой, я решил попробовать руками растащить часть льда. Все, начиная от меня, вышли на работу с ломами, кирками и прочими инструментами...

...Работы усиленно продолжались до вечера. Потом, поднявшись на ледокол, я увидел, какую ничтожную часть работы мы произвели. Очевидно, руками в Ледовитом океане многого не сделаешь!..»

Затем в дневнике следует краткая запись:

«...Мы остановились на сутки. Кругом опять были торосы».

«28 июля

После обеда пошли на лед. Лед оказался с проталинами, так что я два раза провалился...

Что это такое – я решительно не могу понять. 28 июля – между тем холодно, а все ветры только сжимают лед. Какое заколдованное место! Я сильно опасаюсь, что нам не удастся выбраться отсюда».

Начальник экспедиции, ее люди старались всячески вырваться из ледового плена. Как это сделать вернее – они не знали. Слишком мало историй арктических эпопей было известно миру во всех своих подробностях. Но экипажу было ясно, что корпус «Ермака» абсолютно надежен.

Как относились моряки к возможной зимовке в полярных льдах? Об этом рассказал старший механик «Ермака» М. А. Улашевич:

«Никто из экипажа ни разу не подал вида неудовольствия, упрека или какого-либо намека ни адмиралу, ни командиру. Все, начиная с «Ученого Штаба» и кончая кочегаром, совершенно спокойно относились к своему положению, так как видели, что ледокол несокрушим, а если напор льда увеличился бы снизу, то судно благодаря своим обводам было бы выперто на лед. Разумеется, все находились под впечатлением возможности провести полярную зиму на ледоколе, но все имели достаточно характера не высказывать каких-либо жалоб или упреков ».

Все попытки людей вырвать «Ермак» из объятий Арктики оказались тщетными. Ледокол запирали сплошные ледяные поля, и он попал в нешуточный плен. Начинается дрейф «Ермака», продолжавшийся больше месяца. Опасность зимовки в белой пустыне становилась реальностью. Пришлось уменьшить суточный рацион. Начали беречь уголь для топок.

Но тут экипажу «Ермака» откровенно повезло. В начале августа ветер вдруг переменился, и среди ледовых полей образовались большие полыньи. Ледокол после 28 суток арктического плена вышел на чистую воду Карского моря.

Экспедиционный ботаник Н. В. Палибин рассказывал о дне 6 августа так. К Палибину, стоявшему на вахте, явился другой вахтенный – Лавров и сообщил радостную весть о том, что лед как будто начинает расходиться.

«Через четверть часа я вышел и убедился, что веревка туго натянулась. Я немедленно разбудил командира, который, осмотрев лед, тотчас послал будить команду и приказал приготовить левую машину...

Выйдя утром наверх, я уже видел, что «Ермак» шел хорошим ходом среди льдов... и в 9 ч. 30 м. увидели впереди открытое море. День этот был праздником для всех после 28-дневного сидения во льдах. Завтрак прошел с оживленными тостами. Адмирал пил за здоровье механиков с Улашевичем во главе, говорил, шутя:

– Все старания были приложены, чтобы сломать машины, но эти старания не увенчались успехом!»

Маршрут арктической экспедиции пришлось изменить. Путь к устью Енисея надежно сторожили непроходимые для «Ермака» льды. Макаров приказал взять курс к Земле Франца-Иосифа, пустынному и малоизученному арктическому архипелагу. Туда никогда еще не заходил ни один русский пароход. Затем судно прибыло в норвежский порт Тромсе. Оттуда Макаров телеграфировал в Россию:

«...Северная часть Новой Земли была обложена тяжелыми прибрежными льдами...» поэтому после ледового плена программу арктической экспедиции пришлось сократить.

С тяжелым сердцем возвращался Степан Осипович в Кронштадт. Он был готов принять все неудачи арктической экспедиции на себя. И хотя ледокол «Ермак» полностью оправдал свое предназначение, правительство императора Николая II приняло решение с освоением северных территорий России... обождать. Равно как и с освоением Северного морского пути.

В октябре 1901 года Министерство финансов распоря-дилось ограничить деятельность ледокола «Ермак» про-водкою судов в Балтийском море, прежде всего в замерза-ющем Финском заливе. Ледокол передали в ведение Комитета по портовым делам с освобождением вице-адмира-ла С. О. Макарова от лежащих на нем ныне обязанностей в отношении к опытным плаваниям во льдах.

Об этом Степан Осипович получил уведомление официальным письмом. В нем говорилось:

«Государь император, по всеподданнейшему докладу министра финансов... высочайше повелеть соизволил:

1) Ограничить деятельность ледокола «Ермак» проводкой судов в портах Балтийского моря и

2) Передать ледокол в ведение Комитета по портовым делам, с освобождением вашего превосходительства от лежащих на вас ныне обязанностей по отношению к опытовым плаваниям во льдах, и ближайшее заведование работами ледокола возложить на Отдел торгового мореплавания».

Флотоводец не проиграл, как тогда казалось его недоброжелателям и, что греха таить, многим сторонникам, «арктическую битву» за Северный полюс. Он стал отечественным пионером в поисках путей к нему, получив в мировой истории освоения Северного Ледовитого океана всеобщее признание.

Ледокол «Ермак» – любимое детище флотоводца Макарова – войдет славной страницей в отечественную историю, как подлинный корабль-герой. Под красным флагом он примет в 1918 году участие в знаменитом Ледовом переходе, проводя сквозь льды корабли Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт, чтобы они не достались германским войскам, появившимся в Финляндии.

В 1938 году «Ермак» снимет со льдины экипаж первой в мировой истории полярной научно-исследовательской станции «Северный полюс». Имя «Ермака» и его создателя еще раз обойдут страницы многих газет самых разных стран.

В годы Великой Отечественной войны ветеран ледокольного флота встанет на защиту советского Заполярья в составе Северного флота.

В 1949 году страна отмечала два юбилея: 100-летие со дня рождения флотоводца Степана Осиповича Макарова и 50-летие спуска на воду «Ермака». Заслуги перед Родиной старейшего советского ледокола были отмечены высшей государственной наградой Советского Союза – орденом Ленина...