Текст книги "Щедрый жар. Очерки о русской бане и ее близких и дальних родичах"

Автор книги: Алексей Галицкий

Живой след

В «Оде русскому огороду» Виктор Астафьев, который тоже сообщил мне в письмах немало интересных «банных» подробностей, достоверно передал первые ощущения деревенского мальчика в бане. Вот фрагменты из этой повести.

Вместе с автором мы попадаем в обычную деревенскую баню, каких тысячи и тысячи в русских селениях… За огородом еще огороды. Дома, роняющие тусклый свет в реку, люди, неторопливые, умиротворенные субботней баней. Громко разговаривает в бане, стегая себя веником, повизгивает истомно женский род.

Там, в бане, две родные тетки, замужние, еще три девки соседские затесались туда же. У соседей есть своя баня, но девки-хитрованки под видом – ближе, мол, воду таскать – сбиваются в крайнюю баню. И двойной, если не тройной, умысел у девок, набившихся в баню вместе с замужними бабами: выведать секретности про семейную жизнь…

Банный жар – непривычный, ошеломляющий – потряс мальчика. Голова и размягчившееся тело остывают, укрепляются. Увядшее от жары сознание начинает править на свою дорогу; шея, спина и руки, сделавшиеся упругими, снова чувствуют жесткие рубцы холщовой рубахи, плотно облепившей тело, чисто и ненасытно дыша всеми порами. Он даже рассмеялся и освобожденно выдохнул из себя разом все обиды и неудовольствия. Губы меж тем сосали воздух, будто сладкий леденец, и мальчик чувствовал, как нутро его наполнялось душистой прохладой, настоянной на всех запахах, кружащих над огородом… А ведь совсем недавно, какие-нибудь минуты назад, подходил конец свету. Взят он был в такой оборот, ну ни дыхнуть тебе, ни охнуть. Одна тетка на каменку сдает, другая шайку водой наполняет, девки, халды толстоляхие, одежонку с него срывают, в шайку макают и долбят окаменелым обмылком куда попало. Еще и штаны до конца не сняты, еще и с духом человек не собрался, но уже началось, успевай поворачивайся и главное дело – крепко-накрепко зажмуривай глаза. Да как он ни зажмуривался, мыло все-таки попало под веки, и глаза полезли на лоб… Вырываясь из крепких сердитых рук, ослепший, оглохший, орал мальчик на всю баню, на весь огород и даже дальше; пробовал бежать, но запнулся за шайку, упал, ушибся… Тетки вертели, бросали друг дружке мальчика и скребли, так больно скребли!.. На приступок полка завалили и давай охаживать тем, про что бабка загадку складную сказывала: «В поле, в покате, в каменной палате сидит молодец, играет в щелкунец. Всех перебил и царю не спустил!» Царю! А он что? Хлещите… В какой-то момент стало легче дышать… Старшая тетка обдала надоедного племяша с головы до ног дряблой водой, пахнувшей березовым листом, приговаривая, как положено: «С гуся вода, с лебедя вода, с малого сиротки худоба…» И от присказки у самой обмякла душа, и она, черпая ладонью из старой, сожженной по краям кадки, еще и холодяночкой освежила лицо малому, промыла глаза, примирительно воркуя. «Вот и все! Будет реветь-то, будет! А то услышат сороки-вороны и унесут тебя в лес, такого чистого и пригожего».

…Под хохот и шуточки девки незаметно всунули мальчика в штаны, в рубаху и последним, как бы завершающим все дела хлопком по заду вышибли его в предбанник… Такая тишина, такая благость вокруг, что не может мальчик уйти из огорода сразу же, и пьянея от густого воздуха и со всех сторон обступившей его огородной жизни, стоит он, размягченно впитывая и эту беспредельную тишь, и тайно свершающуюся жизнь природы… Пройдет много вечеров, много лет, поблекнут детские обиды, смешными сделаются в сравнении с обидами и бедами настоящими, и банные субботние вечера сольются и останутся в памяти дивными видениями.

«Вы думаете, Ваня – банщик и точка?»

А теперь фрагменты из сценария кинокомедии Григория Горина и Александра Серого «Ты – мне, я – тебе».

…Через минуту мужчина уже лежал на лавке, а Кашкин священнодействовал над его спиной. Делал он это мастерски – мял кожу, бил по ней ребром ладони, легкими движениями массировал затылок, отчего мужчина крякал и стонал от удовольствия.

…Кашкин вернулся в парную, с улыбкой оглядел раскрасневшихся клиентов, глянул на градусник: «Замерзли, ребятишки?»

Налив в шайку воды, он накапал туда несколько капель из маленького пузырька и плеснул на каменку. Клубы пара взъерошили воздух. Здоровенный футболист застонал и бросился с полка вниз.

– Сидеть! – крикнул Кашкин. – Мы с тобой про футбол не договорили! – Он взмахнул веником, словно саблей, и пошел на клиента.

Монолог Ивана Кашкина:

– Вы думаете, Ваня – банщик и точка? Нет, дорогие мои, ошибаетесь! Кашкин – маэстро массажа! Создатель здоровой духовной жизни через здоровое тело. Вот приходит ко мне, скажем, писатель. Жалуется, не пишется. Ездил на стройки, на Чукотку, в Париж – не помогает! Тут я его беру (Кашкин в возбуждении поискал глазами какой-нибудь предмет, чтобы сделать рассказ более убедительным, схватил подушку положил перед собой). Я его, стало быть, беру, кладу, сейчас, говорю, мы тебя настроим! Сейчас мы тебя направим… И! (Кашкин бросился на подушку, стал ее мять, щипать, ударять по ней ребром ладони) И так! И вот так! И веничком… И еще! И писатель на моих глазах преображается, вдохновляется и, как говорится, создает произведения, достойные своей эпохи! (Кашкин последний раз со всей силы стукнул по подушке, и перья полетели в разные стороны).

Ей возносится хвала

Не только в прозе, но и в поэзии «возносится хвала» русской бане.

Как не вспомнить знаменитый «Мойдодыр» Корнея Ивановича Чуковского, на котором воспитывалось не одно поколение! Гимн чистоте!

 
Давайте же мыться плескаться.
Купаться, нырять, кувыркаться
В ушате, в корыте, в лохани,
В реке, в ручейке, в океане.
И в ванне, и в бане.
Всегда и везде —
Вечная слава воде!
 

Одно из стихотворении Петруся Бровки так и называется – «Баня».

 
От села и до села
Ей возносится хвала.
Смыть усталость пыль и пот
В баню тянется народ.
Шайку в руки – и давай!
Мыло хлещет через край
Грязь и копоть без следа
Смоет щедрая вода
Взявши веник, на полок
Заберись под потолок.
Охлестнись разок другой,
– С легким паром, дорогой!
Верьте мне и млад и стар
Всем полезен этот пар.
 

В «Василии Теркине» Александра Твардовского есть глава под названием «В бане». Вот строки:

 
На околице войны —
В глубине Германии —
Баня! Что там Сандуны
С остальными банями!
 

Советские солдаты-победители соорудили вдали от Родины русскую баню. Запоминаются строки: «Пар бодает в потолок ну-ка, с ходу на полок!» А далее четверостишие:

 
В жизни мирной или бранной,
У любого рубежа,
Благодарны ласке банной
Наше тело и душа.
 

Поэт живописует «пар, на славу молодецкий», русскую удаль, закалку:

 
На полке, полке, что тесан
Мастерами на войне,
Ходит веник жарким чесом
По малиновой спине.
Человек поет и стонет,
Просит:
– Гуще нагнетай. —
Стонет, стонет, а не донят:
– Дай! Дай! Дай! Дай!
 

И завершение главы:

 
Пропотел солдат на славу,
Кость прогрел, разгладил швы,
Новый с ног до головы.
 

«Песня про баню» – так назвал С. Я. Маршак свое произведение.

 
Спасибо, спасибо тому, кто строил баню,
Кто печку топит в бане и греет воду в чане,
Еще тому спасибо, кто поддает нем жару,
Кто поддает нам жару и не жалеет пару!
 
 
Спасибо, спасибо заботливой хозяйке.
Спасибо спасибо тому, кто сделал шайки.
Гладко выстругал полок, вправил в печку котелок,
Кто дровишек нам припас, вяжет веники для нас.
 
 
Спасибо, спасибо!
 

В поэзии Николая Асеева мы тоже находим строки, посвященные русской бане:

 
Зеленый веник терпкий банный дух
«Поддать, поддать!» – кричу я
                                               с верхней полки,
А в теле раскаленные иголки,
И, жаркой не выдерживая порки,
Как черт от ладана бежит недуг.
 

А вот стихотворение Андрея Вознесенского «Сибирские бани»:

 
Бани! Бани! Двери – хлоп!
Бабы прыгают в сугроб.
Прямо с пылу прямо с жару —
Ну и ну!
Слабовато Ренуару
До таких сибирских «ню»!
Что мадонны! Эти плечи,
Эти спины наповал,
Будто доменною печью
Запрокинутый металл.
Задыхаясь от разбега
Здесь на «ты», на «ты», на «ты»
Чистота огня и снега
С чистотою наготы.
 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
о том, что за чистоту приходилось бороться и что у русской бани есть близкие и дальние родичи – финская сауна, японское фуро, турецкий хамам и другие

Чистота под запретом

Четвертый век нашего летосчисления Древний Рим – «вечный город», столица мировой державы – пал под натиском вестготов. Великолепные дворцы храмы, термы превратились в груду развалин. На улицах, поросших бурьяном паслись коровы.

Ранние христиане, которых римские правители жестоко преследовали решительно отвергали как греховное бесовское все, что было связано с обычаями «вечного города». Помышляя о спасении души, пренебрегали телом, его здоровьем и красотой. Проповедовали аскетизм, отречение от наслаждений, самоистязания, умерщвление плоти. Тело упрятывали в плотные, длинные, громоздкие одежды.

В Месопотамии распространилась секта под названием «пасущиеся». Члены этой секты не имели постоянных жилищ, не ели хлеба и овощей, а скитались по горам и питались травой. Чистоту тела «пасущиеся» считали загрязнением души. Особым почетом окружали тех, кто ходил в грязных рубищах и никогда не мылся. Их называли святыми… Святой Антоний, которого нарекли отцом монашества, гордился тем, что воду только пьет и никогда не пользуется ею для мытья.

Один из столпов раннего христианства карфагенский священник Тертуллиан, живший на рубеже II и III веков ополчался на «непотребные бесовские» стадионы и термы. Ведь римляне зачастую использовали арены стадионов для расправы со сторонниками новой веры! В одном из своих сочинений Тертуллиан осуждает женщин-христианок, которые, подобно римлянкам, заботятся о телесной красоте, холят себя, моют, делают прически и носят украшения.

«Вы мажете себе в бане волосы, – пишет Тертуллиан, – чтобы сделаться белее, но для настоящего христианина вы становитесь безобразными».

Другой карфагенскии епископ, Киприан (первая половина III века) говорил в проповедях о том что обезображенные, измаранные, немытые, не знающие бани тела настоящих христиан духовно омываются внутри. Епископ призывал следовать примеру святого Якова, которого он называл братом бога и восторгался им за то, что он никогда не ходил в баню. Особенно гневно Киприан осуждал женщин, которые ходят в баню. «Это место более постыдное чем театр. Сбросив одежды, вы отказываетесь от телесной чести».

…Орды Тамерлана (1333–1405) завоевали чуть ли не полмира. На захваченные земли они несли смерть, разрушения и страшные болезни. Завоеватели не имели и малейшего понятия о гигиене: персы называли их неумытыми сатрапами. Тамерлан пощадил Тавриз за то, что местные лекари готовили для его войска снадобья, благодаря которым «неумытые завоеватели» избавлялись от насекомых, кишевших на их грязных телах и одеждах.

Опустошающие эпидемии охватили Европу. В 1347–1350 годах эпидемия чумы – черная смерть – унесла 25 миллионов жизней. Одну четвертую часть населения континента! Дочь одного из французских королей погибла от вшивости.

Венецианский путешественник XIII века Марко Поло о нравах средневековой Венеции. Мылись немногие, скорее в виде исключения… Белье считалось такой роскошью, что некая вдова София Банбариго оставила по завещанию «одну из своих новых рубашек донне Рени и одну донне Донаде».

…Королева Испании Изабелла Кастильская (конец XV в.) признавалась, что за всю свою жизнь мылась всего два раза – при рождении и в день свадьбы. Сейчас это кажется невероятным, но это исторический факт. Речь идет об эдикте французского короля Людовика XIV, в котором говорилось, что при посещении двора следует не жалеть крепких духов, чтобы их аромат заглушал зловоние от тел и одежд.

Герцог Норфолк, читаем мы у английской писательницы и историка Эдит Ситуэлл, отказывался мыться якобы из религиозных убеждений. Его тело покрылось гнойниками. Тогда слуги дождались, когда его светлость напьется мертвецки пьяным и еле-еле отмыли.

Прошли столетия, прежде чем человечество снова подружилось с водой и вспомнило о пользе мытья в бане. Когда эпидемии холеры унесли больше жизней, чем многочисленные войны, в европейских странах осознали, что чистое белье и тщательное мытье тела – лучшие предохранительные средства от повальных болезней. Английский парламент даже издал специальный билль о постройке бань, прачечных и об удешевлении стоимости воды.

Рыцари чистоты

Пять лет назад весь мир отметил тысячелетие со дня рождения гениального ученого-энциклопедиста, врача, естествоиспытателя философа и поэта Абу Али аль Хусейн ибн аль Хасан ибн Али ибн Сина, известного под латинизированным именем Авиценна (980–1037). На Руси этого врача знали уже в XV веке и называли Ависьен, о чем свидетельствуют «травники» и «лечебники» того времени, в которых упоминаются советы великого врача. Авиценна родился в селении Афшана, близ Бухары. Уже в 18 лет он пользовался славой искусного врача. Главный его труд «Канон врачебной науки» (всего Авиценна создал 270 произведении до нас дошло свыше 160), не раз издававшийся в нашей стране, – своеобразная энциклопедия, которая много веков была обязательным руководством для врачей различных стран, в том числе европейских.

Великий врач считал себя продолжателем Аристотеля, Гиппократа и Галена. Авиценну преследовали мракобесы, требовавшие расправы над гением и упрямо твердившие: «Его рукой водит дьявол». Но ученый был еще и человеком большого мужества, который не боялся открывать людям истины. Авиценна доказал, что чума не дьявольское наваждение, а инфекционная болезнь, против которой следует бороться строжайшими гигиеническими мерами.

Пристальное внимание врач уделял здоровому образу жизни, лечению болезней природными факторами физическими упражнениями. «Если заниматься физическими упражнениями и вести здоровый образ жизни, – писал ученый, – нет никакой нужды в употреблении лекарств». Или вот такое высказывание Авиценны, которое будто сказано сегодня, когда нам стал угрожать дефицит движений, так называемая гиподинамия. «Бросивший заниматься физическими упражнениями зачастую чахнет, ибо сила его органов слабеет вследствие отказа от движений». А эти слова наверняка порадуют нынешних любителей «бега трусцой»: «Если ты не бегаешь, пока здоров, придется побегать по врачам, когда заболеешь».

«Различные упражнения, водные процедуры, – писал Авиценна, – улучшают кровообращение, налаживают дыхание и обмен веществ, что весьма влияет на общее оздоровление» В «Каноне» много полезных советов по уходу за кожей, ценнейшие косметические рецепты. Авиценна был горячим сторонником бани, считая ее прекрасным гигиеническим и оздоровительным средством. Он рекомендует баню при многих заболеваниях, например при мигрени. Умеренное пользование баней, считал Авиценна, помогает при нервных расстройствах, бессоннице. Врач прописывал баню «при параличе, спазмах всего тела и даже после похмелья» Советовал пропотеть в бане для предупреждения катара верхних дыхательных путей, осиплости и глухоте голоса и, как пишет Авиценна, «усталости гортани». Полезна баня, по мнению медика, больным плевритом и при заболеваниях желудка – несварении и слабости пищеварения, потере аппетита поносе и икоте. Сухая баня приносит облегчение больным водянкой и тем у кого «ломит» в суставах. Для заболевшего желтухой «частое купание в бане – основа всего лечения». Помогает баня при болях в мочевом пузыре, затруднении мочеиспускания общем упадке сил.

Омар Хайям (ок. 1048 – ок. 1123) – гений таджикской и персидской культуры умер склонившись над трактатами Ибн Сины, своего сородича.

Один из последователей Авиценны Исмаил Джурджани развивая мысли учителя стремился внедрять различные физические упражнения и наладил лечебные бани. В своей книге «Сокровище хорезмского шаха» Джурджани писал: «Запомни! Главное сокровище жизни на земле не богатства, которые у тебя в сундуках, не женщины, которые у тебя в гареме, а здоровье, которое надо охранять и постоянно накапливать».

В IX веке в Салерно, маленьком городке близ Неаполя, возникла так называемая гиппократова община. Группа медиков разных национальностей отважилась во мраке средневековья зажечь факел оздоровительных идей Гиппократа, Галена, Авиценны. «Салернский кодекс здоровья», изложенный стихами (его автор – испанский медик химик, физик и философ Арнольд из Виллановы) и в наши дни не потерял своей актуальности, особенно в том, что касается гигиены и диеты.

Быть ты желаешь здоровым, лицо мой чаще и руки…

Мы воспринимаем такой совет как само собой разумеющийся, хотя и в наши дни не перевелись неряхи, которым следует напомнить эту, казалось бы, прописную истину. Но в те годы, когда чистота была под запретом и торжествовало мракобесие, призывы мыть тело, содержать жилище в опрятности, избегать обжорства («ужин чрезмерный отнюдь не полезен для наших желудков»), отрешиться от злобности, нетерпимости, быть веселым и жизнерадостным («если ты хочешь здоровье вернуть и не ведать болезней, – считай недостойным сердиться») звучали смело, как откровение.

Впоследствии идеи Салернской школы подхватил итальянский педагог Витторио де Фельтре (1378–1446). Он создал в Мантуе так называемый Дом радости. Здесь в просторных, светлых, хорошо проветриваемых залах ученики не только постигали различные научные дисциплины, но и приобщались к увлекательным физическим упражнениям, усваивали «кодекс гигиены», учились заботиться о чистоте тела, занимались плаванием, принимали водные процедуры.

Леонардо да Винчи (1452–1519), по словам одного из его биографов, природа одарила не только гением художника и ученого, но и телесной красотой: никто не мог сравниться с ним благородством внешности и изяществом. «Человек античного телосложения, победитель турниров по фехтованию и конной езде, прекрасный пловец и искуснейший гимнаст». Современники с восхищением вспоминают, что он без особого напряжения сгибал подкову.

Найденные недавно рукописи Леонардо, так называемый «Атлантический кодекс», свидетельствуют о том, что великий флорентиец предвосхитил создание велосипеда, аэроплана и водных лыж – «способ хождения по воде» Этот величайший гений мечтал о поколении гармоничных людей – творцов овеянных светлой мыслью, совершенных физически. Леонардо проповедовал чистоту разума и тела. Ратуя за возрождение гигиены по образу античных времен, он участвовал в сооружении водопроводов и сточных труб в Милане, помогал строить плавательные бассейны, обращался к «сильным мира сего» с остроумными проектами восстановления терм, предлагал снабдить их механической вентиляцией.

Франсуа Рабле (1494–1553), создатель «Гаргантюа и Пантагрюэля», имевший, кстати медицинское образование, приложил много усилий, чтобы возродить традиции античных времен – любовь к гимнастике бегу, прыжкам метаниям, плаванию, борьбе, игре в мяч. Рабле высмеивал грязнуль, скрывающих под пышными дорогими одеждами жалкое убожество немытых тел.

Спустя полвека после Рабле выступил со своими «Опытами» французский философ Мишель Монтень (1533–1592). Для Л. Н. Толстого это была настольная книга. Монтень как бы заново открыл великие достижения античной мысли, противопоставив ее убожеству, неподвижности, предрассудкам средневековых догм.

Философ утверждал что здоровье – драгоценность и притом единственная, ради которой действительно стоит не только не жалеть времени, сил трудов и всяких благ, но и пожертвовать ради него частицей самой жизни, поскольку жизнь без него становится нестерпимой и унизительной. Монтень больше всего ценил естественные способы оздоровления. Он писал о том что природа – руководитель кроткий, но разумный и справедливый, и надо идти по ее следу который мы, к сожалению запутали искусственно протоптанными тропинками. Монтень высмеивал тех, кто ищет каких-то сверхъестественных способов оздоровления и не доверяет тому, что просто понятно и не требует больших затрат. Такие скептики по словам философа, выражают свое пренебрежительное отношение к водолечению из-за того, что вода всегда у нас под рукой, а дорогие лекарства зачастую привозятся из дальних заморских стран. Во время своих путешествий по Европе Монтень познакомился почти со всеми известными в ту пору целебными источниками, пришедшими в запустение в годы мрачного средневековья. Философ стал убежденным сторонником водолечения, «всевозможных водных воздействий и бань».

«Я сам стал прибегать к водолечению, – пишет Монтень, – ибо считаю что ванны оказывают целебное действие, и мы я думаю немало теряем от того что перестаем пользоваться ими так как это практиковалось в старину почти у всех народов. Я не могу себе представить, чтобы для нас было полезно когда поры наши закупорены и на теле образуется корка».