Текст книги "Паханы"
Автор книги: Алексей Тарабрин
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Понимаешь, – убеждал Токарев. – Мне он их может не отдать. Тебе отдаст обязательно. А уже ты отдашь мне.
– С какой стати, если это картины отца?
– С той самой, что они ворованные и на самом деле принадлежат коллекционеру Магидсу…
В тот же день, созвонившись с Лехом, Фельдман-младший и Токарев отправились за коллекцией. И до места добрались на такси. Лех жил недалеко, в районе Ленинградского проспекта. И вот здесь бывший мент совершил очень любопытный финт. Прежде всего он позаботился о том, чтобы у старого папиного приятеля сложилось впечатление, что за картинами сын приезжал один. Он поднялся с Фельдманом-младшим до самой двери, нажал на кнопку звонка, но сам встал так, чтобы его не было видно.
Лех открыл дверь. Сын сказал ему, что приехал за вещами отца.
– Проходи, – пригласил тот.
– На самом деле, – уточнил Фельдман-младший, – эти картины не отца, а другого человека и их надо вернуть.
– Это только твое дело. Ты – наследник, тебе и ответ держать. – Хозяин посторонился, пропуская гостя, указал на комнату. – Вещи там, в стенке. Сам справишься?
– Постараюсь.
– Тогда действуй, а у меня тут дело срочное. – Он повернулся и ушел на кухню.
Токарева Лех так и не заметил. Потому, опрошенный позже в качестве свидетеля, он с полной уверенностью заявил: картины забирал только сын.
Вытащив тюки из шкафа, Фельдман-младший и Токарев переложили все в коробки, которые принесли с собой. Картин и икон было много, около полусотни. Но действовали они быстро. Не прошло и десяти минут, как все упаковали. Тут бывший мент опять проявил предусмотрительность.
– Пока я выношу коробки, – предложил он, – сходи на Ленинградку и поймай тачку.
– Но нас ждет машина, – возразил Фельдман-младший.
– Ну ты и даешь! Ты что, дурак? А конспирация? Надо обязательно другую машину взять. Менты как на хвост сядут, водителя пытать станут. Он все и выложит. Не, тачку надо сменить.
– Наверное, ты прав.
– Он еще сомневается. Отец бы твой только так и поступил.
Фельдман-младший вышел на улицу. Водитель «Волги», на которой они приехали, все еще был внизу, и словно ждал кого-то. Когда, поймав такси, Фельдман вернулся, то у подъезда не было ни машины, ни Токарева с коробками. Вот тут он понял, что бывший мент отослал его ловить тачку, чтобы смыться без помех.
– Ну и гад! – не сдержался Фельдман-младший.
– Что? – не понял таксист.
– Извините, я не вам. Должен был приятеля здесь забрать, а он не дождался.
– Бывает. Торопился, наверное.
– А может, это и к лучшему…
На следующий день Фельдман-младший позвонил Токареву:
– Почему не дождался?
– А я кого-то ждать был должен?
– Ну ты и гад!
– Вот что сынок. Эти вещи мои и твоего отца. Так?
– Так.
– Твой отец умер, значит, эти вещи мои. Но если я их продам, я тебе чуть-чуть денег дам.
– Ну ты, Евген, даешь…
– Лучше не дергайся, если неприятностей не хочешь.
Так закончился этот разговор еще вчера достаточно близких людей, которые, казалось, дружили, и не один год.
Из рассказа наследника:
В ноябре 1990 года возвращался из ресторана, – можно прочитать в свидетельских показаниях Фельдмана-младшего. – В подъезде я встретил двух странных типов. Они пристально посмотрели на меня, переглянулись, кивнув друг другу. Это мне показалось подозрительным. Зашел к соседям и от них позвонил Буторину Сергею. Он приехал через полчаса, но в подъезде уже никого не было.
В качестве охранника Сергей прожил у меня на квартире около четырех месяцев. Я же не стал испытывать судьбу и уехал к родственникам в Германию. Оттуда, на машине, которую подарил дядя, совершил вояж в Грузию. И только в марте 1991 года вернулся в Москву.
Где-то числа 12-го ремонтировал замок в своей квартире. И тут на лестнице опять появились двое подозрительных мужчин. Один из них был черноволосый, похож на кавказца, другой – украинец. «Это помою душу!» – понял я. Попытался закрыть дверь, но получил ножом в живот. Они ворвались в квартиру. Прибавив громкость в телевизоре, кавказец ударил кулаком в лицо. Дальше не помню. Да, у второго, украинца, был пистолет. Уже в больнице от врачей узнал, что мне стреляли в рот и прострелили обе щеки.
Кто были нападавшие?
Не знаю. Могу только предполагать, что они имели какое-то отношение к хозяину картин или к тому, кто хотел стать их хозяином.
Выписавшись из больницы, сразу уехал к жене в Грузию.
Фельдман-младший признался следователю, что, до того как попасть в больницу, он позвонил Токареву. Разговор шел о похищенной коллекции.
– Вы с отцом украли эти картины, – начал он, – где мой интерес, как наследника?
– Ты, сынок, мне должен сказать спасибо, что еще живой.
Это была неприкрытая угроза. Приехав в Грузию, Фельдман-младший обратился к ворам в законе, мол, оградите от происков и угроз бывшего мента, а за это забирайте отцовское наследство – картины, все, что осталось от коллекции, которая стоила 4 миллиона долларов, а может, и гораздо больше. За такой куш новые защитники обещали ему сделать все. Попросили только об одном – организовать им встречу с этим самым бывшим ментом.
Такая встреча произошла в сентябре – октябре 1992 года, в Москве. Заступничество законников подействовало. Токарев прекратил угрожать. А потом как-то позвонил и сообщил, что остатки коллекции отдал какому-то Яну Красному из Сухуми, якобы давнему другу отца. Фельдман-младший связался со своими грузинскими защитниками, и они подтвердили: действительно, все так и было, так и задумано.
О подробностях сговорчивости Токарева стало известно несколько позже. Оказалось, что расставание с картинами далось ему тяжело. Грузинские гонцы не церемонились, а сразу взяли в заложники его жену и ребенка. За них он и отдал остатки коллекции. На этом след коллекции, казалось, оборвался навсегда. Но нет…
Из сообщения Интерпола:
В результате обмена информацией между Бюро: Интерпол-Лондон и Интерпол-Висбаден, Земельным управлением уголовной полиции города Штутгарт установлено, что в начале июля 1991 года в Афинах гражданин Германии Ханс Уильрих Шпрингер получил предложение от Стилидиса Васиолиса, с которым у него ранее уже были деловые отношения, купить «русскую коллекцию». Шпрингер согласился на покупку 14 миниатюр и 4 картин и выписал чек на 100 тыс. долларов США в качестве задатка.
Установление преступников и поиск коллекции Магидса с самого начала как бы разбились на два параллельных направления. Первое – активные действия в Москве, внутри страны. Второе – бдительный погранично-таможенный контроль и обмен информацией по всем имеющимся внешним каналам. Потому еще летом и осенью 1990 года были предприняты меры по пресечению вывоза из России даже отдельных экспонатов. В правоохранительных органах не исключали такой возможности, даже склонялись к тому, что коллекция будет сбываться по частям. Полученная через год по каналам Интерпола информация о некоем подданном Германии, пожелавшем приобрести несколько русских картин и миниатюр, утвердила в этом мнении.
Первой ласточкой стало известие о том, что экспонаты «русской коллекции» продаются на аукционе Сотби в Лондоне. Их выставила некая мадам Розвита Неннманн из Германии. Она и картины были задержаны английской уголовной полицией. На первом же допросе эта дама показала, что товар, выставленный ею на аукционе, принадлежит ее знакомому.
Так соединились два звена в этой криминальной цепочке: греческие антикварщики с чеком на 100 тыс. долларов, выписанным им Хансом Уильрихом Шпрингером, и аукцион Сотби, на котором выставила картины «русской коллекции» мадам Розвита Неннманн, знакомая Шпрингера.
Но, как выяснилось, женщина не знала, откуда у ее друга эти антикварные вещи. Однако она догадывалась, что они из России.
– Этот «русский товар», – призналась Неннманн, – в первый раз я увидела в июле или в августе. Его привез Шпрингер. Где он его купил, я не интересовалась. Предложил его продать. Сделка сулила неплохую прибыль, и я не стала отказываться…
А всего же госпожой Неннманн для продажи на аукционе Сотби предоставлялось 7 предметов, из которых 6 оказались из «русской коллекции».
В июле 1994 года, по запросу из Москвы, прокуратурой немецкого города Штутгарт были подготовлены документы на Шпрингера и Неннманн, обвиняемых в незаконном завладении и сбыте отдельных экспонатов «русской коллекции». Таким образом, следствие стало располагать новым материалом, который позволил целенаправленно проводить дальнейший поиск. Столичные сыщики получили от зарубежных коллег материалы расследования, допросы обвиняемых, а также фотографии предметов искусства, изъятых у Шпрингера и, что немаловажно, оставшихся у Стилидиса.
Из штутгартского пакета документов:
Обвиняемый Шпрингер показал, что подтверждает показания Неннманн. Товар, выставленный на Сотби, принадлежит ему. Выставлялось шесть предметов. Появление этих предметов у себя он объяснил следующим образом. Одна из икон была приобретена в Мюнхене на базаре. Остальные предметы относятся к коллекции, которую он купил в Афинах у грека по имени Васиолис Стилидис. С ним он познакомился через своего знакомого по имени Шандор. Стилидис был представлен ему как человек, у которого можно приобрести хороший товар.
Примерно в мае – июне 1991 года, в Афинах, Стилидис предложил ему целую коллекцию. Эта коллекция состояла примерно из 12 картин, 40 миниатюр и нескольких небольших предметов. Большинство предметов он сфотографировал. Из предложенной коллекции он приобрел около 17 небольших предметов и 3 картины. В качестве залога он оставил чек на сумму 100 тыс. долларов США. Впоследствии он оплатил еще чек на сумму 20 тыс. долларов США.
Но здесь прослеживается небольшая неувязочка. Одна из купленных им картин, «Возвращение Тобиаса», принадлежащая кисти ученика Рембрандта – Виллемса де Вита, была изъята английской полицией с аукциона только потому, что значилась в каталоге Интерпола как похищенная в России. Она принадлежала к коллекции московского антиквара Магидса. Получалось, что почти за год, к маю – июню 1991-го, она перебралась из Москвы в Афины. Уж не приложила ли к этому руку нечистая сила? Как иначе-то она могла оказаться в Греции?
Частично ответы на эти вопросы дает дальнейшая переписка между сыщиками Англии, Германии и России. Основываясь на оперативных ориентировках, докладных записках и справках, анализируя эти, как принято говорить у работников следствия, вновь открывшиеся обстоятельства, можно построить свою версию не только дальнейшей судьбы «русской коллекции» после похищения ее из московской квартиры антиквара Магидса, но и много раньше.
Из сообщения Интерпола:
Передается в порядке обмена информацией между Интерпол-Афины и Интерпол-Москва. Интересующий вас, Васиолис Стилидис, въехал в страну (Грецию) из России в 1988 году. В 1989 году официально покинул Грецию, и установить его местонахождение не представляется возможным. Фирма Стилидиса, занимавшаяся торговлей антиквариат, принадлежит также греку русского происхождения Саккасу Димостенису, родственнику Стилидиса, прибывшему из России. В конце февраля 1992 года эта фирма прекратила свое существование.
Из материалов уголовного дела:
Накануне проведения психиатрической экспертизы подозреваемый Токарев Е.М. дал показания о том, что Ян Фельдман долгое время был знаком с Яном Красным. Кроме того, он (Токарев) несколько раз видел в квартире Фельдмана человека, которого называли Вася Грек. Оба представлялись как коммерсанты из Сухуми, говорили, что у них есть свой корабль.
Еще до отъезда в Бельгию Ян Фельдман и он (Токарев) отвезли несколько картин Красному и Греку в Сухуми. Там они их купили. Ознакомившись с фотографиями похищенных предметов, подшитыми в уголовном деле, Токарев заявил, что на них имеются картины, проданные в Сухуми.
Учитывая показания Токарева, а также свидетелей, о характере взаимоотношений Яна Фельдмана с Яном Красным и Васей Греком, с учетом сообщения Интерпола Греции о том, что Васиолис Стилидис является выходцем из СССР, следствие делает вывод: Вася Грек и Васиолис Стилидис одно и то же лицо. Именно Вася Грек вывез на своем корабле часть коллекции Магидса В.Е. в Грецию, а затем продал ее Шпрингеру.
В оперативной терминологии есть такое понятие, как использование преступниками того или иного человека втемную, то есть без его знания о преступном умысле и т. п. Чаще всего этот прием используют маститые воры в законе. Таким образом жертва или сообщник проверяется или даже вербуется. Потом эти темные дела будут его держать на нужной дистанции крепче, чем корабельные канаты. Но в нашем случае, с «русской коллекцией», никакой вербовки не было. Зато просматриваются многоходовые комбинации, которыми очень удачно руководит незримый до поры режиссер.
Вспомним, как планировал и проводил налет на квартиру антиквара погибший в Бельгии Фельдман-старший. Он точно рассчитал: всю грязную работу сделали чужие руки. Вот он почерк или стиль настоящего матерого законника. А как известно из биографии этого человека, он отбывал довольно длительный срок в разных колониях. Здесь судьба свела его с представителями высшей касты российских зон и тюрем – ворами в законе. Что такая связь существовала, подтверждается и тем, что его сын и наследник, доведенный до отчаяния бывшим ментом, за помощью обратился не в милицию, а к сухумским ворам в законе, конечно же, папиным знакомым и даже друзьям, к коммерсантам Красному и Греку.
Как известно из истории воровского движения, кавказские, или трефовые, законники одними из первых отошли от той воровской идеологии, которая отрицала стяжательство, наживу, богатство. Кто он, истинный законник? Это арестант-честняга, праведный бродяга, который и ворует не для себя, а для братвы, для общака. Такое его поведение сложилось не без влияния главной в XX веке в нашей стране идеологии социализма, которая насаждалась почти целое столетие.
Так было. А как стало? Демократия, рыночные отношения развеяли эту иллюзию. Деньги стали главным мерилом жизни. В коммерцию ринулись все – от государственных чиновников до воров в законе.
– Мы не стали досконально копать под Грека и Красного, – поделился Петрович. – Такой задачи просто не стояло. Эти фигуранты с самого начала оказались вне нашей досягаемости, перебравшись на постоянное место жительства в Грецию. Что касается формальной стороны вопроса, то все положенные запросы были посланы, в том числе и через Интерпол. Потому все розыскные рычаги оказались задействованными. Заниматься самодеятельностью, как это показывают в кино о милиции, не стали. На это нет времени, да и сил не остается…
Так, в конце концов, следствие второй раз вышло на версию, что похищение частной коллекции Магидса с самого начала проходило под патронажем сухумских законников. Но опять все было как бы вскользь. Хотя косвенно указывало на то, что они первыми узнали о ней, о ее стоимости. Но им самим лезть в пекло как-то не по рангу. Значит, надо найти исполнителя. Вот здесь фигура антиквара-любителя Фельдмана, проверенного еще в период отбывания им наказания, подходила как нельзя кстати. Ему дали наводку на квартиру, пообещали помочь с реализацией похищенного за определенные комиссионные. Но, заполучив коллекцию, оценив ее, Фельдман-старший решает разыграть свою партию. Почему? Возможно, сухумские друзья назвали ему слишком низкий гонорар за его труды. Взвесив все «за» и «против», он понял, что сможет сорвать куш в несколько раз больший.
Как известно, блеск злата ослепляет, а алчность губит и более устойчивые души. Прихватив несколько образцов из коллекции, Фельдман-старший отправляется в Европу, чтобы выгодно их там продать и заполучить новые заказы на остальное. Отправляясь в зарубежье, он радостно делится с сыном новостью: «Теперь мы с тобой богаты…»
Но Фельдман-старший не учитывает одного: собственной игры партнеры, а точнее, режиссеры этого криминального спектакля ему не простят. Так и получилось. Он нашел свою смерть сразу, как только отступил от назначенной ему роли.
Дальше совершенно некстати в раздел богатого наследства вмешивается бывший мент. Он развивает активную деятельность. Ему до поры это разрешают, контролируя ситуацию. Это происходит, скорее всего, потому, что Фельдман-старший так и не сказал своим убийцам, где спрятана основная часть коллекции. Значит, ее надо найти. Но зачем это делать самим? Грязную работу пусть делают грязные людишки. Для выхода на тайник сына трогать не стали по той причине, что, хорошо зная характер своего почившего партнера, предполагали – он в это дело не посвящен.
Инициатива поиска, даже без ведома самого инициатора, была отдана Токареву. Но как только он прибрал коллекцию, незримые режиссеры вмешались, переключив все на себя. Для этого разыграли еще одно действие с обращением к ним за помощью наследника, то есть Фельдмана-младшего. При этом продемонстрировали себя благородными борцами за справедливость, а на бывшего мента спустили всю грязь.
Хотя, если разобраться, еще неизвестно, кто на самом деле окажется чище. Так или иначе, но Токареву пришлось с коллекцией расстаться. Со всей или нет? Этого сегодня никто не скажет. Полного бухгалтерского учета в этом криминальном деле о «русской коллекции», пожалуй, никто не вел. Узнать бы об этом у самого бывшего мента, но теперь сделать этого нельзя. Он пропал без вести. Но об этом чуть позже.
– Что касается дальнейшей судьбы похищенных антикварных раритетов, которые всю свою жизнь собирал Магидс, – как бы подвел итог Петрович, – то здесь можно сказать следующее. Как выяснилось, знакомясь с «русской коллекцией» в Греции, Шпрингер сфотографировал и другие предметы, предлагавшиеся к продаже. Эти снимки, а также присланные в материалах от германских и английских правоохранительных органов потом как-то следователь показал потерпевшему Магидсу. Ознакомившись с ними, тот подтвердил, что на всех фотографиях, за исключением двух, изображены картины и предметы мелкой пластики из его коллекции. Он с уверенностью опознал свои вещи.
Магидс также признал экспонаты из своей коллекции в фотоальбоме Интерпола Англии: пять из шести предъявленных. Эти вещи ему возвратили, и он продал их через аукцион Сотби. После оценки предметов их продажная цена была определена в 45 тысяч немецких марок. Общая же стоимость «русской коллекции», по оценке специалистов Интерпола, повторим, составляла около 5 миллионов долларов США. Отыскать их все так и не удалось.
Как это ни горестно констатировать, но блеск злата, события, развернувшиеся вокруг него, принесли еще немало трагедий. В качестве одной из первых можно считать странную смерть переводчика и приятеля Фельдмана, с которым он ездил в Бельгию. Вернувшись из загранпоездки, он вскоре исчез. Специалисты сделали вывод, что его убрали, как ненужного и, возможно, опасного свидетеля. Так, видимо, и получилось. Ни через год, ни через два он не объявился. Ничего не известно об этом человеке и через десять лет с того трагического летнего дня, когда на квартиру антиквара было совершено разбойное нападение, а уникальная коллекция похищена.
Затем смерть настигла использовавшегося втемную извозчика, того самого водителя «шестерки», одного из главных свидетелей по уголовному делу № 32010. После ареста в 1994 году Токарева и Буторина – как было установлено, основных фигурантов и обвиняемых – расследование о похищении коллекции Магидса продолжилось уже в новом, более конкретном направлении. Водитель «шестерки» Степан дал чистосердечные признания и этим подписал себе смертный приговор. Его застрелили возле подъезда собственного дома на Амстердамской улице, как только начались судебные слушания по делу.
Следующий роковой виток унес сразу несколько жизней. Произошло это во время суда, погибли два сотрудника уголовного розыска. Они проходили по делу как свидетели обвинения. Оба активно работали по розыску экспонатов коллекции Магидса, в частности расследовали эпизод по задержанию на Флотской «мерседеса», который увязали с захватом торговцев оружием на даче поселка Раниз. Именно они соединили несколько разрозненных нитей, завязав в один узелок преступления по антиквариату и оружию.
Сыщики следовали по Садовому кольцу на частном автомобиле марки «Таврия». Из-за недостатка служебного транспорта отечественные детективы часто используют личные средства передвижения. Ехали к коллегам в отдел уголовного розыска на Юго-Западе Москвы. Как теперь можно только предположить, хотели уточнить недостающие детали для дальнейшего уличения Буторина. Не успели этого сделать. В подземном путепроводе под площадью Маяковского малолитражку нагнал на большой скорости тяжелый джип. Он протаранил легковушку, размазав ее по стене туннеля. За рулем машины-убийцы был солнцевский бандит.
Надо сказать, что эти две смерти фактически спровоцированы той устоявшейся правоприменительной практикой, которая сложилась в последнее время. Водитель машины-убийцы был арестован на даче поселка Раниз. Ему тогда предъявили обвинение в незаконном хранении оружия. Факты преступления были, что называется, налицо. Взяли его с поличным. Но потом фигуранта вдруг отпустили под подписку о невыезде. Гуманность по отношению к преступнику обернулась трагедией, которой могло и не быть.
Утверждать, что наезд на «Таврию» был спланирован опять тем же неизвестным режиссером с Кавказа, конечно, нельзя. Но предположить можно. Основание для этого есть. По оперативной информации одним из ведущих консультантов солнцевских авторитетов был и остается грузинский вор в законе Джамал. Это достаточно известная личность. Он знаком с Япончиком и вместе с ним входит в пресловутую семью одиннадцати наиболее влиятельных крестных отцов отечественного криминалитета. Так не за этой ли фигурой скрывается главный режиссер драмы?
Однако вернемся от предположений к конкретным личностям. Необходимо сказать, что же стало с Токаревым и Буториным. Последний по приговору суда получил восемь лет с конфискацией имущества и отправился в места не столь отдаленные. Там пока его след и затерялся. С Токаревым все сложилось много таинственнее. Суд признал его невменяемым. Стоит напомнить, что опыта для подобного диагноза данному фигуранту было не занимать. Именно в психушке он познакомился со своим будущим компаньоном. Именно туда отправился по решению суда. Вот только задержался там недолго. Сбежал. С тех пор числится в розыске или среди без вести пропавших.
Комментируя ситуацию с бывшим ментом, мой консультант уверенно высказал предположение: мол, побег из психушки ему организовали. Одному такое совершить сложно. А помогли ему в этом неизвестные доброжелатели только с одной целью – чтобы потом забыть о нем навсегда: нет человека – нет проблемы.