Текст книги "Кровь износа (СИ)"

Автор книги: Алексей Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 12. Тьма сгущается, дорога расступается

...На чем я остановился? Да, как мы переехали мост... Ржали еще, как безумные. Не знаю, как проф или Катя – а лично я так впервые в жизни побывал под настоящим обстрелом. Всякое бывало в карьере пиарщика, и от бандитов приходилось бегать, и от ментов прятаться – но чтоб вот так в тебя стреляли, из калашей, настоящими, мать их, пулями! Меня всего малость трясло на этом заднем сиденье.

Катя тоже привстала и осторожно глазела по сторонам. И тут я ощутил, что машина останавливается... на светофоре. Да-да!! Который прекрасно работал и горел красным. Профессор, показавший себя отчаянным водителем, послушно затормозил на широком и пустом перекрестке.

Мы как будто переехали через Волгу в другую реальность ... или, точнее, вырвались из потустороннего зыбкого кошмара в нашу, родную и обычную действительность. Там была темень – тут спокойно горели уличные фонари; там все рушилось и взрывалось – тут было тихо, и на холодно поблескивающую, широкую мостовую, кружась, ложился вполне себе рождественский снежок. Справа и слева, как положено, светились окна добротных многоэтажек. Мы были в обычном советском городе! В домах пьют и закусывают, а в телевизоре как раз бенефис Урганта...

Машин, правда, было что-то подозрительно мало, как и прохожих на улице – в Москве такое безлюдье можно увидеть разве что под утро. А тут, по моим подсчетам, был еще ранний вечер!

– А в Заволжском-то все зашибись, – вдруг услышал я удивленный голос Кати. Я повернулся к ней – она все еще с явной опаской, видимо, опасаясь выстрелов, едва-едва приподняла голову над задним сиденьем и изумленно вглядывалась в мирный пейзаж родного Заволжского района. Стекла разглядывать не мешали, поскольку их не было.

– Да, – рассеянно ответил профессор со своего водительского сиденья. Его пальцы нервно били по рулевому колесу. – Здесь полный... мир. Странно только, что машин нет. И... властей.

Говорил он с легкими странными паузами.

– Да какие вам власти еще нужны? – спросил я с сарказмом. – На совершенно пустом перекрестке ночью стоите на светофоре! В провинции раньше таким образом шпионов определяли.

Профессор как-то сжался впереди, но ничего не сказал, а Катя несмело хихикнула. И тут случилось еще одно «вдруг». Зазвонил телефон! Никто даже не понял сначала, что произошло, а проф резко обернулся.

Телефон звонил и трясся у меня в кармане рубашки. Я и забыл совсем про эту примету цивилизации! Что делать – надо ответить.

«Алё!»

– Здравствуйте, Дмитрий, – сказала трубка строго. – Это Рахиль. Тимофей Петрович очень волнуется – вы уже взяли интервью?

Катя и «Александр Глебыч» недоуменно смотрели на меня. Сквозь выбитые пулями окна задувала пурга, и снежинки, не тая, кружились по салону автомобиля.

– Какое интервью?

– Вы что, пьяны? – взвизгнула трубка.

– Да нет, тут просто все перекрыто...У нас военное положение! – попытался я объяснить.

(Да, пьян)– сказала она кому-то в сторону, видимо, дражайшему Тимофею. И уже громче, мне:

– У нас работает радио, "Эхо Радонежа". Никакого военного положения нигде нет! Я вас очень прошу прийти в себя, Аркадий. Я поверила вам! МЫ вам поверили!

– Да я что... Я уже рядом... Я...

– Как только получите запись – сразу пересылайте. Час интервью, не больше! И учтите, если не справитесь – никакого гонорара!

– Да в задницу ваш гонорар! – взорвался я. – Тупая курица! Вы даже не понимаете...

Тут телефончик мой жалобно пискнул, экран его потемнел. Кажется, я забыл его зарядить перед поездкой...

– Кто это был? – с чем-то вроде ревности в голосе поинтересовалась Катя.

– Да так, – сказал я раздраженно. – Вообще, вам не кажется, что красный горит чересчур долго? Сколько мы уже тут стоим?

– Кажется, – ответил он. – Я думал, тут такой обычай...

Он осекся. Охнула рядом Катя.

Далеко впереди на пустой улице показался огромный черный автомобиль, из тех, что называются по-современному «лимузин», а по-старому «членовоз». Он быстро приближался к нам по встречке. И одновременно повсюду погас свет. Разом – как будто повернули какой-то гигантский рубильник. Потухли фонари, погасли окна в домах, пропал и красный глаз светофора. Все погрузилось в уже знакомую по той стороне реки серую мглу. Опять мертвенный пейзаж освещала лишь луна, которая временами растерянно выглядывала из-за смутного марева наверху в небе, похожего на смог. Или на дым каких-то гигантских пожаров? Черное авто на встречке было уже неподалеку.

Дальше начался очередной калейдоскоп. Проф хлопнул себя по лбу, обернулся, дико вращая глазами, и сказал:

– Волна идет волнами!

– Чего?? – спросил я.

– Волна идет волнами! Как я не догадался!

Я не успел ничего ответить на эту белиберду – потому что наш автомобиль вдруг ощутимо накренился вперед. Ни с того ни с сего, стоя на месте! Проф заорал, одновременно распахивая свою дверцу:

– Все из машины!! Быстро! Пошли!

Честно говоря, все эти внезапные приключения уже начали меня утомлять. Но спорить явно было не время: проклиная всё, я подхватил недоумевающую Катю в охапку и – уже в который раз! – выпал с нею из салона на мокрую и скользкую мостовую. Проф выскочил чуть раньше.

И очень даже вовремя! Потому что здоровенный кусок мостовой у самого перекрестка, включая ту часть, что под передними колесами, вдруг со странным скрежетом ухнул куда-то вниз, увлекая за собой и наш изрядно покоцанный драндулет, бывшее свежеиспеченное изделие Волжского автозавода имени какого-то патриарха, гордость шофера Сереги.

Я лежал на мостовой, придавив Катю, и, забыв пошевелиться, смотрел и не верил своим глазам – буквально в метре от меня ставший дыбом асфальт проваливался в ЯМУ – и в ней же исчезала «Лада»! «А как же проф?!» – пронзила меня мысль.

Тут послышался визг тормозов – это черный членовоз безуспешно пытался остановиться перед страшным провалом, вдруг возникшим буквально из ниоткуда. Возможно, тормоза бы сработали, несмотря на скользкую мостовую – но яма продолжала стремительно расширяться, куски асфальта трескались и проваливались – так, словно под ними ничего давно не было, словно они давно уже висели над пустотой!

Тяжелый лимузин, ставший внезапно катафалком (украшенный по всем правилам – с бело-сине-красным флажком на капоте, черно-желтыми ленточками по обеим боковым зеркалам и иконой Георгия Победоносца посреди лобового стекла) прошел юзом с десяток метров и тоже ухнул в то, что уже напоминало овраг посреди перекрестка. Вместо ожидаемого грохота я услышал странный всплеск.

По счастью, проф не пострадал в этом странном происшествии – я понял это, когда на самом краю ЯМЫ зашевелилась темная куча и послышался его голос:

– Вы живы?!

– Да, мы здесь.

Я вскочил и помог встать Кате. Профессор уже тоже стоял на ногах, почему-то покачиваясь. Мы с ужасом смотрели в провал, поглотивший оба автомобиля на наших глазах. Это была не просто яма: она буквально на наших глазах заполнялась водой... и от воды шел пар!

– Не подходите к краю! – крикнул профессор. – Обвал может продолжиться!

Сам он при этом именно к самому краю и подошел. Я сделал Кате знак оставаться на месте и с легкой опаской подошел к нему.

– Откуда пар? – задал я вопрос, прекрасно понимая нелепость своего любопытства.

– Это промоина, – вдруг услышал я сзади голос Кати. Чертовка, естественно, не стала меня слушать и тоже встала рядом.

– Промоина?? – удивился я.

– Да, я читал об этом, – с трудом сказал проф. – Подземные коммуникации изношены, трубы лопаются, размывают грунт под дорогами, поэтому периодически происходят провалы... Так во многих городах вашей... нашей страны.

Я заметил эту оговорку.

– У нас на Советской в прошлом году грузовик провалился, – подтвердила Катя. – И на Урицкого была яма, я помню. Но, конечно, таких огромных никогда не было!

– Я понимаю, что промоина, – сказал я с досадой. – Но пар-то откуда??

Ответить мне не успели. Катя взвизгнула, и мы увидели, что в мутной луже... плывет человек. Видимо, только что вынырнувший на поверхность.

– Вот он! – закричал проф. – Помогайте!!

Мы вместе вытянули пловца на берег. Это оказался шофер лимузина. В черном же фраке и в доску пьяный. Ехал он, как выяснилось, с закрытой вечеринки, на которой «гуляли» (его выражение) все «отцы города» во главе, понятно, с партбоссами «Священной державы». Гуляла вся эта «элита» чуть ли не с самого Нового года.

– Постойте, да вы что ж, не знали, что в городе ЧП? – спросил я.

– Я ничего не знаю, – отвечал шофер, назвавшийся Степой. Вообще он был изрядно раздражен, все твердил, что у него «отпуск до 11-го» и что ехать он никуда не собирался, его заставили. Заставил сын второго секретаря по НПИ, которому, вишь ли, «приспичило» именно сегодня лететь в Милан.

(– Что такое НПИ? – шепотом спросил меня профессор.

– Национально-православная, она же национально-патриотическая идеология, – ответил я тоже шепотом, больше не удивляясь полному невежеству этого странного человека).

– Какой еще Милан?? – удивился проф уже громко. – Зачем Милан?

Сынок, однако, хотел именно в Милан («у этого падлы билет на пятое» – сказал со злобой шофер) – и вот он повез его в аэропорт. А такси не взяли, потому что «береговая линия оцеплена» – вот и решили взять папашин черный лимузин со всеми «вездеходами».

– Так вот почему, профессор, здесь никаких авто не было, кроме нас! – повернулся я к Иноземцеву. – Мост развалился, а там дальше, видимо, тоже блокпост! Мы бы прямо на них выехали!

– Погодите, – вдруг в чрезвычайном волнении перебила меня Катя, – это что ж, в машине – пассажир?!

– У вас в машине пассажир? – спросил я водилу и для убедительности взял его за мокрые лацканы пиджака.

– Да, – пьяно улыбнулся он. – Веньямин Алексеич. Как всегда – нажрался и спит на заднем сиденье.

Я оттолкнул пьяную скотину, и мы все уставились в мрачный провал. Пара уже почти не было – вода, видимо, быстро остывала. Черная жидкость вообще мало походила на обычную воду – она казалась какой-то чересчур плотной, грязной и жирной. Ни малейшего следа потонувших автомобилей не было видно.

– Блин, какая ж тут глубина?! – вырвалось у меня.

На поверхности рядом с нами стали появляться странные маленькие кругляши. С тихим шелестением они поднимались откуда-то из глубины и матово поблескивали в неверном свете луны. Профессор наклонился и поднял один из воды. Поднес к глазам и близоруко прищурился.

На поверхности рядом с нами стали появляться странные маленькие кругляши. С тихим шелестением они поднимались откуда-то из глубины и матово поблескивали в неверном свете луны. Профессор наклонился и поднял один из воды. Поднес к глазам и близоруко прищурился.

– Это яблоки, – сказал он через пару секунд. – Обыкновенная антоновка.

– Откуда в яме яблоки?? – поразился я.

– Видите? Некоторые как будто разгрызены? Это следы от пуль. Видимо, несколько мешков яблок лежали в багажнике утонувшей «Лады». От удара багажник раскрылся – и вот... А иначе как бы вам удалось выжить на заднем сиденье под огнем трех автоматов...

– Да что вы все болтаете?? – вскричала Катя. – Там человек в машине! Понимаете – человек! Его надо спасти!! Аркадий! Александр Глебыч!! Что же вы стоите?

– Слушайте, ну почему мы? – возразил я. Признаться, нырять в черную воду мне совершенно не хотелось. – Да вот – у нас есть шофер Степан. Это, в конце концов, его подопечный. Степан! – позвал я. – А кто будет вытаскивать вашего... Веньямина Алексеича?

– Да я что, нанялся? – пробурчал шофер. – Я и не вытащу этого жирдяя. Пошел он... Я вообще в отпуске до 11-го. Мне обсохнуть надо!

И, махнув рукой, Степан неверным шагом побрел к обочине – туда, где угадывались в ночи смутные подъезды жилого дома.

– Стойте, куда же вы! – закричала ему вслед Катя. Бросилась сначала за ним, потом в отчаянии снова к нам. Выглядело это смешно – как потерявшая хозяина маленькая собачка, ей-богу.– Мужчины! Ну он же захлебнется!

– Я – пас! – сказал я твердо. Плавал я даже в нормальной воде плохо, нырял еще хуже, а уж моржеванием заниматься – слуга покорный. – Вытаскивать какого-то барчука мне гуманизма не хватает!

Проф, правда, оказался более податлив. – Сейчас! Я сейчас, я его достану! – сказал он, повернулся к нам спиной и стянул с себя куртку, собираясь, видимо, раздеться до трусов.

И тут мы увидели чуть пониже его левого плеча, на свитере явственное красное пятно.

– Что это у вас?! – закричали мы с ней одновременно.

Профессор повернулся; такое же красное пятно – и отчетливая дырка! – были у него и на груди. Он охнул, колени его подогнулись – и он бессильно опустился на землю.

– Вы что, ранены? – сказал я, не веря своим глазам. В глазах у меня помутилось, и я, похоже, на время тоже отключился.

Глава 13. Отряд на грани распада

Очнулся я оттого, что меня довольно грубо трясли и, кажется, били по щекам.

– Что такое?

И я над собой увидел озабоченное лицо Кати.

Видимо, я пролежал в отключке довольно долго, пока Катя занималась профессором: у нее в сумке обнаружились ватные тампоны и офисный скотч (!), она задрала ему одежду, наложила тампоны на спине и груди, раны заклеила. Крови, впрочем, по их словам было немного (при этом известии мне чуть снова не стало дурно, но я героически удержался в рамках реальности).

Вдалеке – там, откуда прикатил лимузин – послышались сирены. Возможно, кто-то каким-то образом сумел вызвать пожарных или полицию.

Я поднялся и безнадежно спросил, как бы продолжая невзначай прерванный разговор:

– Ну как – будете теперь нырять за пассажиром?

Катя смерила меня презрительным взглядом и явно хотела отпустить что-то уничижительное, но проф вдруг встревожился:

– Думаю, нам надо уходить отсюда. В городе, похоже, комендантский час, нас могут задержать. Уходим!

– А пассажир? – спросил я с настойчивостью, удивившей меня самого.

– Да какой пассажир! – нервно сказал проф. – Он там уже четверть часа плавает. Поздно, раньше надо было! Вы не забыли? Нам надо к Гордееву, срочно!

И он поспешно натянул на себя куртку.

– Какие вы... – зло сказала Катя. – Идите к черту!

И она, не оглядываясь, зашагала куда-то влево с перекрестка.

Профессор бросился за ней.

– Катя! Катя! Куда же вы? Вы нам нужны!

Немного подумав, я пошел за ними. Сирены звучали все ближе. В голове у меня что-то звенело и перекатывалось. Дойдя вслед за этой парочкой до подъезда многоэтажного дома, я сел на скамейку, достал диктофон и вкратце описал в него очередную порцию своих сегодняшних приключений. Это оказалось вдвойне полезно – я успокоился, звон в голове почти утих. Все это время проф в чем-то убеждал Катю под покосившимся грибком детской песочницы.

Глава 14. Волна идет волнами

Я как раз заканчивал рассказывать последние события хитрой машинке, когда профессор тоже прекратил что-то втолковывать нашей, в сущности, случайной попутчице, приобнял ее напоследок за плечи, что-то спросил, она кивнула – и он повернулся ко мне, явно повеселевший:

– Все в порядке, Аркадий! Она согласна!

– На что? – спросил я, вставая.

– Провести нас к Гордееву, понятно, – сердито объяснил мой второй случайный попутчик. – Вы что, хорошо здесь ориентируетесь? Лично у меня не работает навигатор, а карты остались в номере!

– Идемте скорее, – сухо сказала Катя. На меня она старалась не смотреть. – И учтите – я вам помогаю только ради Гордеева. Если он и правда может чем-то помочь. А с ВАМИ (тут она особо выразительно посмотрела в мою сторону) я бы здесь уже ни минуты не осталась.

И она действительно быстро повела нас куда-то безлюдными дворами, мимо темных и зловещих в ночи многоэтажек. Я только понимал, что мы постепенно вроде бы возвращаемся к Волге, по какой-то широкой дуге. Катя шагала впереди, стараясь держаться поближе к профессору. Наш «раненый», только что едва не лишившийся чувств от потери крови, наяривал на удивление шустро. Честно говоря, меня это все задевало. Противно было смотреть, как они спелись – и это после того, как я дважды спас ее почти от верной смерти!

Пробираться за этой парочкой по заснеженным буеракам, кое-как освещаемым луной, во взятом ими хорошем темпе – было нелегко. Я с ненавистью глядел в широкую спину профессора, с небольшой дырочкой повыше лопатки, старался не упасть в своей скользкой обуви – и делал вид, что меня все устраивает.

– Кстати, а что это вы такое кричали, когда прыгали из машины – «Волна идет волнами»? – спросил я, стараясь сохранять ровное дыхание. – Это что, какая-то мантра?

– Просто теория Гордеева находит все больше подтверждений! – проорал в ответ проф, не оборачиваясь. – Разве вы не поняли? Мы увидели, что Волна Синхронизации бьет не в одночасье, разом, а как бы поэтапно: удар – и падают изношенные самолеты; удар – и взрываются изношенные газопроводы; удар – и взрываются котлы на тех ТЭЦ, до которых не дошли первые мини-волны. Понимаете?

– Вы хотите сказать, что именно поэтому на правом берегу еще был свет и работали светофоры, когда уже на левом творился полный... э-ээ... конец, да?!

– Примерно так! – кивнул проф, по-прежнему не оборачиваясь.

– И сколько еще будет ударов? Или этих... миниволн??

– Кто ж знает! Гордеев рассчитал только время, когда, как он считал, «волна наиболее вероятна» – 5-6 января. Но он, конечно, не мог знать, что в этот период будет не один мощный удар, а серия мелких миниволн, которые добьют все, чей срок уже подошел!

– Что же еще-то может быть? – в недоумении, рассуждая вслух, сказал я. – Электричество отказало, газ уже взрывался, дорожное полотно, вон, на наших глазах провалилось...

Мы шли в этот момент сквозь стройку. На пустыре над рекой, видимо, решили возводить затейливую многоэтажку – но кризис помешал. Решили да и бросили. Стройка производила впечатление заброшенной. Хотя, может, это только казалось? Во всяком случае, громадный кран, чья стрела едва виднелась где-то почти над нашими головами, убеждал в обратном.

Мне этот кран почему-то очень не понравился. Мысленно я сто раз проклял шуструю Катю, которая решила вести нас через стройку. И так-то не видно ни зги, скользко – так еще и пробираться по каким-то, как у нас водится, разбросанным там и сям бетонным блокам и прочим стройматериалам. Тут и ноги поломать недолго! Хорошо Кате – она видит, похоже, в темноте как кошка. Откуда свалилась на нашу голову эта, блин, «работница индустрии гостеприимства» (как вы понимаете, я все это наговариваю сейчас прямо в микрофончик, подключенный к заветному диктофону – собственности газеты «Час Икс»).

А тут еще эта стрела нависает – на нервы действует! С детства ведь помню лозунг «Не стой под стрелой!»

Каким-то чудом, ничего не поломав, мы благополучно пересекли этот пустырь – сладкая парочка впереди, я, как уж сложилось, в арьегарде.

– Ну долго еще?! – спросил я, задыхаясь. И простонал: Не бегите так!

– Ничего! Мы уже почти пришли! – Катя остановилась, и в ее голосе я услышал нотки сочувствия. – Сейчас перейдем вон там, налево – и будет улица Речников!

– Давайте прибавим!

Профессор тоже, наконец, обернулся. Даже в лунном свете я поразился, насколько бледным было его лицо.

И тут что-то дернуло меня обернуться. НА КРАН. Будь я проклят – он падал!!

Падал, как все в эту бесовскую ночь – почти беззвучно. Как во сне. Он просто начал вдруг стремительно увеличиваться в размерах. «О, проклятая Волна!!» – мелькнуло у меня в голове.

В следующую секунду я уже каким-то немыслимым образом сгреб в охапку разом и Катю, и профессора – и вместе с ними прыгнул в сторону. Скорее всего, нас бы это не спасло – но, по счастью, слева оказался склон, что-то вроде детской горки – и мы кубарем покатились по нему, что-то крича и, наверно, подвывая от ужаса.

Кран рухнул страшно, с диким грохотом и скрежетом. Я явственно ощутил, как земля содрогнулась, а мимо явно просвистели какие-то железяки. От стремительного падения я разбил нос, ушиб локоть и расцарапал ладони. Попутчики мои тоже, как я понял, приложились знатно – но вроде бы ничего себе не сломали.

– У вас опять кровь из носа, Аркадий! – сказала Катя. У нее у самой на лбу вскочила явственная шишка, а под глазом наливался лиловый, почти черный в ночи фингал – но она, похоже, этого не замечала.

Я набрал снега и приложил к больной физиономии. Со стоном поднялся профессор – он отделался, пожалуй, хуже всех: голова его была вся в крови.

В общем, Катерине пришлось опять доставать тампоны и скотч.

И вот как раз тогда, когда я безразлично и вяло наблюдал за ее заботливыми манипуляциями над головой профессора – я вдруг ВСПОМНИЛ.

– Скажи-ка, профессор ... Что вы такое произнесли, когда мы падали со склона?

– А что я произнес? – так же вяло спросил он.

– Не помните?

– Нет.

– А я помню: вы орали «Ферфлюхтер!»

– А я ничего не заметила, – сказала Катя, не отрываясь от работы.

Я продолжил в азарте:

– Зато я заметил! Вы орали "ферфлюхтер" – немецкое ругательство. Что-то вроде "черт возьми", если я не ошибаюсь. И уже не в первый раз!

– Ну и что? – так же вяло отвечал «Александр Глебович» – Это обычное ругательство...

– Обычное?! В нем нет ничего обычного ДЛЯ РОССИИ. И мне, знаете, очень интересно узнать – почему вы в критических ситуациях постоянно переходите на немецкие проклятия?? А? Ответьте, пожалуйста!

– Вы же знаете, что я приехал из Калининграда...

Профессор отвечал мне с каким-то удивительным безразличием.

– Да какой Калининград, – напирал я. – Все знают, что там давно нет никаких немцев. Кому вы заливаете?! Мне б давно надо было догадаться: с чего б вдруг инженер из Поволжья стал писать какому-то профессору в Калининградскую область? Это ж полный бред! Если б он куда и написал, то в Москву! Или там в Нью-Йорк, в ООН! Отвечайте – откуда вы о нем вообще узнали?! И КТО ВЫ ВООБЩЕ ТАКОЙ??

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – так же вяло и тускло отвечал мне профессор. – Я – известный калининградский ученый. Мои предки были немцами. Я ищу инженера Гордеева.

Голос его звучал, как заезженная пластинка.

Катя приклеила последний тампон и с удивлением воззрилась на меня.

– Аркадий, о чем ты? Что вы тут устроили? Какая разница, кто что кричал?

– Да то, дорогая Катя, – сказал я с торжеством, – что наш «профессор» совсем не тот, за кого он себя выдает. Ни из какого Калининграда он не приезжал! Знаешь, кто он? Он – шпион! Да-да, признайтесь: Вы – шпион? Отвечайте! Зачем вам Гордеев??

– Господа, да что с вами такое? – всплеснула руками Катя. – Мальчики...

Она беспомощно переводила взгляд с него на меня и обратно.

Наверно, со стороны мы смотрелись дико: все в синяках и пластырях, в порванной одежде, сидим в ложбине возле упавшего крана и ведем какие-то разборки посреди ночи. Но мне очень хотелось узнать, наконец, правду!

А лже-проф неожиданно сдался.

– Хорошо, Аркадий, я скажу! – сказал он. – У меня прекрасные документы, к которым вы никогда в жизни не придеретесь, но я скажу вам правду. Только при условии, что после этого мы встанем и пойдем туда, куда мы стремились – и вы мне поможете!

– Я посмотрю сначала, что вам нужно от нашего инженера, – сказал я непримиримо.

И он рассказал. По его словам выходило, что сам он – из семьи русских эмигрантов «первой волны», в семье все старались не забывать русский язык, но его родной – все ж, понятно, немецкий. Жил он в Швейцарии и сотрудничал с международной организацией «Ученые за мир», со штаб-квартирой как раз в Цюрихе. Вот туда и пришла бандероль со странной рукописью на русском языке, которой никто не придал серьезного значения, и в конце концов она попала к нему как «любителю всего русского» – такая у него была репутация в организации.

Выкладки Гордеева никто всерьез и проверять не стал, и только наш «Иноземцев» увлекся идеями Гордеева всерьез, тем более, что сам «Иноземцев» по образованию химик. В итоге он решил, как он заявил – «приехать и спасти Гордеева», то есть – вывезти его из страны. «Гордеев – гений», уверял он нас, когда мы уже поднялись и, поминутно охая, двинулись в путь. «А гениев, русских гениев! – надо спасать. Русские гении освещают путь всему человечеству!!» Было даже забавно смотреть, сколько, оказывается, пафоса помещалось в этом смешном израненном человеке, который шел прихрамывая на обе ноги, с пластырями на голове, груди и спине.

– И все ж вы ни хрена меня не убедили, товарищ Левинштейн... – начал я.

– Мальчики! – строго прикрикнула на нас Катя. – Что вы как дети? Вот ваш дом, успокойтесь.

Мы в самом деле пришли! Вот он: мы стояли возле занюханной пятиэтажки в окружении других таких же пятиэтажек. «Улица Речников, 25». Тишина. Света нигде нет. В отдалении чуть слышно воют какие-то сирены и слышны хлопки – видимо, выстрелы. И ощутимо тянет сыростью – знак, что река близко.

Оказавшись у самой цели, я немного оробел и как-то враз растерял весь кураж. Судя по всему, что-то подобное испытали и мои спутники.

– Наверно, зря мы сюда пришли, – сказал дрогнувшим голосом тот, кого я привык называть «профессор». – Наверняка никакого Гордеева здесь нет. Что ему оставаться? На его месте я и сам бы постарался перебраться как можно дальше от катаклизма, который я же и предсказал.

– Мне нужно всего лишь взять интервью, – сказал я. – Если Гордеева не окажется, деньги я все равно выбью. Но лучше бы он был дома, конечно... Получу какую-нибудь вашу Пулитцеровскую премию.

Вдруг послышались звуки гармошки и расстроенной гитары. Они приближались – и вот мимо с веселым повизгиванием прошла через двор небольшая толпа, человек 10 – в явно праздничном настроении и навеселе. Гармонист наяривал вовсю, ражие тетки в тулупах и шубах приплясывали. Среди мужской части процессии выделялся абсолютно бухой парень, голый по пояс. Именно он громче всех горланил «Виновата ли я, виновата ли я, что люблю», дурашливо и абсолютно счастливо улыбаясь.

Наша троица смотрела на странную процессию в немом изумлении. Когда они подошли, самая веселая девица игриво обратилась к нам, сверкая не совсем ровными зубами:

– Ой, а вы часом не террористы?

И не дожидаясь ответа, медленно закружилась на ходу, томно приговаривая:

– А то, говорят, сейчас одни террористы кругом...

Вышла луна, и осветила их всех. Полуголый парень, проходя, явственно подмигнул мне, указал на Катю и поднял большой палец.

– Террорист! – ласково позвала меня та самая девица, отойдя уже довольно порядочно.

– Машка! – крикнули ей. – Не отставай, мы на речку!

И вся процессия скрылась за углом соседней "хрущевки".

– Гордеев! – чуть слышно сказал сам себе профессор, выйдя из ступора. Это прозвучало как пароль и как девиз одновременно.

Входить в черный зев подъезда не хотелось. Преодолев непонятную робость, мы все ж поднялись на 2 этаж; я шел буквально на ощупь, держась одной рукой за стены, а другой придерживая Катю. Лже-профессор тяжело тащился следом.

В мутном лунном свете мы еле-еле разглядели на лестничной площадке дверь с номером 5. Поперек двери, прямо по черной обшарпанной клеенке кто-то старательно вывел большими неровными буквами (видимо, белой краской) – ЧМО.

Проф недоуменно крякнул, Катя ойкнула, а я сказал как можно более бодро:

– Ну вот видите – наш инженер определенно местная знаменитость!

И надавил на звонок (тишина), и потому еще для верности стал колотить в дверь руками и ногой. Довольно долго ничего не происходило, и я уже почти отчаялся – когда вдруг из-за двери послышалось слабое "кто там?" И сразу же – звук отпираемого замка.