Текст книги "Видение Нагуаля"
Автор книги: Алексей Ксендзюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
Здесь все обстоит так же, как с антропным принципом (о котором я сейчас скажу): если уж мы есть, то получим свои маленькие капризы. Забавно, что абсолютное большинство людей даже не догадается, что возможно Иное.
И это уже – забота тоналя.
Картина воспринимаемого мира, которую предлагает нашему осознанию тональ, отличается совершенством и самодостаточностью. Мы получаем крайне мало свидетельств того, что воспринимаемое сильно отличается от Реальности-вне-интерпретации, что мы живем в непостижимом океане энергий, законы движения которого не укладываются ни в какое человеческое представление, в Мире, где никогда не прекращает рваться во все просторы странный ветер Нагуаля – чарующий и изменчивый блеск подлинной Реальности.
Законы тоналя так обусловливают диапазон восприятия, внутри которого мы создаем описание мира, что возникает безусловная иллюзия такого порядка, где Мир и Человек гармонично дополняют друг друга, функционируют в иллюзорном согласии. Здесь нет и не может быть места чужеродным человеку структурам и объектам, здесь все законы и физические константы беспрекословно утверждают целесообразность Вселенной с человеческой точки зрения.
В прошлом столетии этот странный и, казалось бы, необъяснимый без привлечения антропоморфных и религиозных идей феномен был экспериментально зафиксирован физиками. Он получил название антропный принцип и до сих пор остается предметом научного недоумения и полемики.
С одной стороны, это действительно странная штука, с другой – вполне закономерная и даже тривиальная. С нашей точки зрения, антропный принцип относится к разряду неминуемо возникающих на определенном этапе познания парадоксов. О нем до сих пор много говорят. Я же решил коротко высказаться по этому поводу в связи с тем, что нахожу в кастанедовской парадигме удовлетворительное разрешение как этого парадокса, так и ряда других.
Нагуалистский подход к Реальности подразумевает, что восприятие является фактом энергетическим, а не информационным. Непроизвольное восприятие отражает тип энергообмена между существом и внешним полем. Произвольное восприятие, соответственно, может менять характер энергообмена, и на это предположение опирается идея самотрансформации человеческой природы.
Обратите внимание, как эта позиция расставляет по своим местам представления вроде антропного принципа. Начиная с квантовых парадоксов, как, например (цитирую научно-популярную статью "Вселенная для человека", опубликованную совсем недавно):
"Выяснилось, что многие качества, считавшиеся "объективно существующими", представляют собою результат взаимодействия наблюдателя с исследуемой реальностью".
А как же может быть иначе? Если все, нами воспринимаемое, есть результат энергообмена, то вообще нет и не может быть никаких «качеств», существующих в тонале (т. е. "пузыре восприятия"), которые не были бы результатом такого взаимодействия. Воспринимаемая нами область Реальности именно такова, какова должна быть для нашего в ней существования. В иных областях мы не существуем и не воспринимаем. Как вы понимаете, это вовсе не значит, что воспринимаемая нами Вселенная была СОЗДАНА специально для нас. Скорее, это та область Реальности, где мы и Мир существуем друг для друга. Любые характеристики Мира, который мы воспринимаем, точно соответствуют нам, а мы – им. Таким образом, антропный принцип – это еще одно выражение работы тоналя. Однако без верного понимания концепции тональ-нагуаль (т. е. понимания не только в рамках определенной теории механизма восприятия, но и как соотношения онтологического, Реального) оно вводит в недоумение и порождает мыслительные спекуляции.
Например, такого рода:
"Таким образом, наблюдатель, по мысли Уилера, в определенном смысле участвует в творении Вселенной, оказывается со-творцом Творца, со-работником Божиим" (там же. – А. К.).
Тональ, как справедливо отмечено у Кастанеды, ничего не творит. Однако производит такое впечатление, что творит все, поскольку творит законы, по которым воспринимает Реальность. Наблюдатель ничего не творит, он просто часть гармоничной энергообменной системы "субъект – объект".
Реальность не ограничивается данной системой координат. Если мы кардинально меняем режим восприятия, то, соответственно, меняем тип энергообмена с внешним полем (нагуалем) и тип собственной энергетической конституции. В этом случае мы начинаем воспринимать как бы «иную» Вселенную, но в ней мы сами трансформируемся так, что опять же гармонично соответствуем диапазону воспринимаемого. И вновь «открываем» антропный принцип, только сам «антропос» при этом изменился.
Чтобы получить хотя бы некоторое представление о том, откуда берутся подобные сбивающие с толку парадоксы, надо четко понимать фундаментальные принципы работы тоналя. Каким образом Мир, в котором так мало собственно человеческого, предстает перед нами в виде грандиозной, но в конечном итоге постигаемой структуры, где главной точкой отсчета удивительным образом оказывается сам Человек (воспринимающее существо, Наблюдатель)
Тональ держится на трех важнейших "опорах":
1. Сенсориум (совокупный объем сенсорных сигналов, достигающих осознания).
2. Схема распределения внимания.
3. Способ интерпретации воспринимаемого.
1. Пункт первый – наиважнейший. Он задает диапазон перцептивному аппарату и обусловливает степень свободы для осуществления второго и третьего пунктов. Он связан с процессами, никогда не являвшимися предметом произвольного выбора или сознательных манипуляций. Лишь толтекская дисциплина посягнула на незыблемую и неприкосновенную почву самого описания мира.
Сенсориум обусловлен позицией точки сборки, а позиция точки сборки обусловлена, в первую очередь, энергетической конституцией самого воспринимающего существа. Все вышесказанное определяет доминирующий тип энергообмена с внешним полем – тип, очевидно, выработанный эволюционным механизмом с целью обеспечить максимальную выживаемость вида. Этот гомеостазис, в основном, сформировался еще до того, как человек стал существом рефлексирующим и социальным. Поначалу он давал возможность воспринимать больший объем (точка сборки колебалась, отбирая сенсорные пучки в зависимости от степени неопределенности самой ситуации реагирования), но всегда – в некотором диапазоне, свойственном конституции человека., Даже тогда, пребывая в полуживотном состоянии, наше восприятие было сковано биологией, необходимостью эффективного энергетического резонанса с окружающей средой.
В этом смысле, путь толтеков – это даже не возвращение к некогда утраченной свободе. Это революционный путь такого изменения собственной природы, какого человек вообще никогда не знал.
Рефлексия и социальность закрепили точку сборки в единственной позиции и этим сделали доступный сенсориум жестким, однозначным, практически исключающим любое более широкое видение. Даже в зоне биологически доступного (т. е. обусловленного конституцией) восприятия энергообмен сосредоточился на нескольких "магистральных линиях", резко сузив объем осознания. И сегодня этот объем незаметно продолжает сокращаться пропорционально совершенствованию рефлексии и детализации описания мира.
2. Внутри данного тоналем воспринимаемого поля действует мощный ограничивающий фактор, уже в большей степени имеющий отношение к истории формирования рефлексирующего понимания, – это схема распределения внимания. Она является итогом совместной работы внимания произвольного и непроизвольного.
Любопытно, что подлинно непроизвольное (бессознательное) внимание принимает не столь уж значительное участие в реализации этой схемы. Есть лишь несколько паттернов бессознательного внимания, которые уцелели в изначальном виде и не были модифицированы развитым внутренним диалогом. Это – привлечение внимания к самым сильным сенсорным сигналам, ориентировочный рефлекс и исследовательский рефлекс.
Данные паттерны внимания ярко выражены у всех высших млекопитающих. Но даже здесь, на уровне ориентации и исследования, то и дело сказывается произвольность сосредоточения, обусловленная подспудным участием в работе внимания инвентаризационного списка (результата способа интерпретации, о чем ниже).
Значительную роль в работе схемы внимания принимает тот тип сосредоточения, который только кажется бессознательным, а на деле является послепроизвольным. Понятно, что этот тип внимания является результатом социального научения и принятия определенной картины мира. Как только работа внимания, обусловленная описанием, превращается в автоматизм (основные автоматизмы такого рода формируются еще в раннем детстве), это внимание выходит из области сознательного контроля и становится послепроизвольным. Именно оно непрерывно генерирует в воспринимаемом поле выученную сетку координат (например, "верх – низ", чем мешает распознаванию объектов в перевернутом виде и т. п.), влияет на силу впечатления от сенсорного пучка в зависимости от придаваемой воспринимаемому объекту значимости и регулирует множество других параметров, неминуемо искажая перцептивную картину.
Наиболее явная, осознаваемая нами работа (своеобразная вершина перцептивного айсберга") здесь принадлежит вниманию произвольному. Это самое непосредственное влияние описания мира на восприятие. Идеи, ценности, интересы, содержания эго – вот главные рычаги произвольного внимания. Это динамическая область, где в первую очередь происходит сужение воспринимаемого и осознаваемого поля. Если же не забывать о том, что значительная часть произвольного внимания на протяжении жизни автоматизируется и становится послепроизвольным, то становится понятным, что именно здесь мы строим клетку для самих себя – клетку, из которой потом так трудно выбраться.
3. Способ интерпретации воспринимаемого – это тот слой тоналя, где царствуют значения и смыслы. Объект отделяется от фона, деталь от целого, тени, блики и отражения уходят на второй план.
В информационном отношении это наиболее динамичная область. Она же обусловливает тип реагирования (поведенческого, эмоционального и т. п.) и этим делает наш мир окончательно "человеческим".
Приведенное здесь описание тоналя имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Движение к нагуалю как истинной Реальности есть не что иное, как движение вспять по тем же ступеням. Толтекская дисциплина руководствуется этим алгоритмом, не прибегая к специальным концептуализациям.
Фундамент нагуализма – безупречность и, следом за ней, сталкинг – это работа по дезавтоматизации и восстановлению гибкости интерпретации воспринимаемого ("очистка тоналя").
Не-делание, созерцание, делание (вплоть до остановки внутреннего диалога) – следующий этап, связанный с изменением схемы распределения внимания.
И наконец, сновидение (ведущее на практике к включению второго внимания и видения) – изменение и расширение самого сенсориума.
Именно второе внимание и видение, с одной стороны, позволяют накопить достаточно различных взглядов на нагуаль (Реальность-вне-интерпретации), чем положить начало бесконечному приближению к Непостижимому.
Всюду в толтекской магии так или иначе, явно или подспудно указывается на наличие пропасти между тоналем (перцептивной картиной мира, обработанной воспринимающим аппаратом человека) и нагуалем – подлинной Реальностью, недоступной привычному способу осознавания. На этой идее базируется мировоззрение безупречности в целом и фундаментальный дон-хуановский принцип "воин верит не веря". Скептики (в особенности, стихийные материалисты) полагают, что здесь имеет место по меньшей мере изрядное преувеличение. Они никак не могут согласиться с тем, что словно бы противоречит всему многотысячелетнему опыту человеческого вида. И действительно, как мир, с которым мы непрерывно имеем дело, на который вроде бы влияем, переделываем по своему усмотрению, мир, в целом ряде областей почти полностью подчиненный хитроумными орудиями нашего интеллекта, может быть непостижимым и бесконечно далеким от наших представлений полем энергетических потоков, где даже пространство и время отсутствуют, где любые взаимодействия невообразимым образом выходят за рамки фундаментальных законов, приписываемых нами окружающему бытию?
На самом деле такое «безумное» положение вещей во многих своих аспектах подтверждается вполне ортодоксальными, академическими исследованиями в области психологии восприятия – исследованиями, ставшими уже классическими и ни у кого в научном мире не вызывающими серьезных сомнений. Современной науке, возможно, не хватает смелости сделать из этих исследований окончательные выводы, несмотря на то, что все предпосылки к принятию толтекского видения Реальности давно признаны и утверждены.
Стоит внимательно ознакомиться с трудами Джерома Брунера – подлинно выдающегося американского психолога середины ХХ века, посвятившего много лет изучению механизмов человеческого восприятия, а также с целым рядом трудов его коллег во всем мире. Думаю, несколько красноречивых цитат заставят призадуматься наших рационалистов. Например:
"Прежде всего существуют факты "сенсорного обусловливания" – термин, впервые использованный Кейзоном. Начиная с работы Перки 1910 г. (!) было неоднократно показано Брауном, Эллсоном, Коффином и другими, что испытуемого можно заставить видеть какой-то объект и слышать какой-то звук в точности так же, как можно вызвать у него коленный рефлекс, мигание или слюноотделение. Предъявите испытуемому достаточное число раз определенный звук в паре с некоторым зрительным изображением, затем прекратите предъявление изображения всякий раз, когда он услышит данный звук. Каждый специалист по внушению независимо от того, изучил ли он исчерпывающую библиографию вопроса, составленную Бердом, или нет, знает это. Мне скажут, что это не восприятие. А почему бы и нет? Испытуемый видит то, о чем он сообщает, так же отчетливо, как он воспринимает «фи-феномен», феномен кажущегося движения (Дж. Брунер. Психология познания) (курсив мой. – А. К.).
Иными словами, воспринимаемая нами картина мира вовсе не является отражением внешней Реальности, а обусловлена рефлексами, выработанными в процессе научения. Это и есть то, что превращает нагуаль – подлинный Мир-снаружи – в нечто нам совершенно неведомое. Поскольку "сенсорное обусловливание" распространяется абсолютно на все факты перцепции. Любой образ вычленяется и узнается, наделяется смыслом и оценивается лишь благодаря выработанной системе перцептивных рефлексов, сложившейся в период первичной адаптации субъекта к среде по принятым в социуме законам.
Воспринимающий аппарат при любом контакте с внешней средой производит собственную продукцию, а не автоматическое отражение поступающих сигналов. Это положение настолько универсально, что легло в основу нейрофизиологической концепции восприятия вообще. Брунер в уже цитируемой книге писал об этом следующим образом:
"В работе нейрофизиологов содержались, по существу, две главные идеи. Первая состоит в том, что существуют кортикофугальные импульсы, идущие от коры головного мозга через ретикулярную формацию и программирующие избирательность перцептивной информации через посредство органов сенсорной системы – действуя каждый раз через периферические элементы, такие, как соединительные волокна сетчатки или кортиев орган слуха. Другая идея состоит в том, что центростремительные импульсы неспецифического типа поступают в соответствующие зоны коры головного мозга через восходящую ретикулярную систему и вызывают усиление или ослабление сенсорных сообщений… Восходящая система и ее сигналы усиления, по-видимому, программируются в отношении избирательности в соответствии с общей активностью или деятельностью организма, которая имеет место в момент прихода специфических сигналов" (там же) (курсив вновь мой. – А. К.).
Если выразиться проще и не вдаваться в анатомические тонкости, речь идет о том, что наш мозг (психика, осознание) заранее программирует, что именно из внешнего мира будет воспринято, а что нет, что из воспринятого будет интерпретироваться как сильный сигнал и что – как слабый. Вдумайтесь в сказанное. Ведь в данном случае речь идет ни много ни мало как об основных параметрах той картины мира, что оказывается доступна нашему сознанию. Области мира, нами не воспринимаемые, для нас не существуют. Сильный сигнал привлекает к себе большее внимание и имеет большее значение для воспринимающего, чем слабый. На этом строится мир, "данный нам в ощущениях". Когда мы полагаем, что восприятие адекватно Реальности, мы игнорируем сам принцип работы нашей психики. Что же в таком случае остается незыблемым? Наука либо хранит по этому поводу многозначительное молчание, либо рассуждает весьма туманно и неубедительно, пытаясь сохранить привычную концепцию мира, несмотря на ею же самой обнаруженные явления.
Ибо открыто признать наличие пропасти между Реальностью и ее восприятием – значит посягнуть на сам фундамент нашей познавательной парадигмы, загнать себя в гносеологический тупик, из которого рационалистское мышление не способно найти выход. А вот толтекская мыслительная парадигма, опирающаяся на практику целенаправленного управления восприятием, никакого тупика здесь не находит. Человек, принявший "истинную пару" нагуализма – тональ и нагуаль, даже в этой сложной ситуации сохраняет потенциальную возможность бесконечно познавать подлинную Реальность, приближаться к истине и расширять свои возможности восприятия и действия.
Можно ли называть опыт, получаемый таким образом, «мистическим»? Сохраняет ли здесь свою актуальность привычное разделение на научное и оккультное знание? Не думаю. Поскольку вся разница здесь заключена лишь в неспособности человеческого разума традиционным образом формально описывать получаемую благодаря толтекской практике информацию, а это, разумеется, не имеет никакого отношения к вопросу о реальности или нереальности сенсорных впечатлений.
Последним и единственно решающим критерием здесь оказывается практический эффект. Только так возможно подходить к любой работе с нагуалем. До Кастанеды европейское мышление никогда не связывало тесно прагматизм и мистическое учение. Эти понятия, скорее, являлись антонимами, чем-то полностью противоположными друг другу. Мистики витали в облаках, а прагматики, как им казалось, занимались реальными вещами. Теперь ситуация изменилась окончательно, и мы вполне можем предположить, что именно «мистический» путь познания обеспечит человеку подлинный прогресс и бесценные, вполне осязаемые перспективы.
Если нагуаль – это истинная Реальность, полноту которой мы никогда не в состоянии воспринять по причине своей ограниченной природы, то тональ – это наша упорядочивающая часть, это мир нашего восприятия и действия, это та область, где мы можем оставаться ограниченными существами с бесконечной перспективой развития, где мир не только познается и принимается нами, но и используется. Тональ – это место нашей вечной эволюции, нашего вечного изменения, и в то же время – наш неизменный фундамент.
Это "место Человека" перед лицом Бесконечной и Непостижимой Реальности. Сохранить это плодотворное равновесие так, чтобы здесь больше не было препятствий и клеток, – задача нового Человека, поставившего все силы своего осознания на достижение реализаций всех способностей своей (я верю!) неисчерпаемой природы. С тоналя (его упорядочивания, трансформации, "чистки") начинается путь "человека знания" к нагуалю. Это наша опора, стартовая площадка – недопустимо относиться к тоналю пренебрежительно. "Земля – Его опора", – сказано в одной из древних Упанишад о свободно трансформирующемся духе (осознании). Так что мы просто обязаны хотя бы вкратце рассмотреть те аспекты функционирования тоналя, что еще не были освещены нами в предыдущих книгах.
Заметьте, мы получаем исчерпывающую сенсорную информацию только из очень ограниченной области перцептивного поля – из центра, где сосредоточено произвольное внимание. (Тут и происходит самый плотный и эффективный энергообмен.) Периферийная область «достраивается» галлюцинаторным аппаратом – тем интенсивнее, чем дальше находится источник сигнала от фокуса внимания. Даже такие, казалось бы, фундаментальные феномены, как пространство и время, по большей части не воспринимаются нами, а именно галлюцинируются. Это невозможно эмпирически испытать без многократных смещений точки сборки, так как не с чем сравнивать. Иллюзии, в которых мы: живем, не мешают эффективно действовать в этом мире и потому никогда не осознаются.
Примеров здесь слишком много – от самого простого до очень сложного. В самом простом случае, например, восприятие уровня освещенности объекта в большинстве случаев не соответствует реальному – на периферии мир темнее, чем в центре. (Но кто из нас на это обращает внимание? Дело не в сниженной чувствительности периферии сетчатки, как считают некоторые. Мы просто следуем привычной схеме распределения интенсивности сенсорных сигналов и «гасим», окраины зрительного поля, что, в свою очередь, вызывает снижение: чувствительности соответствующих тканей.) То же касается формы, цвета, размеров, расстояния – всего. На самом деле мы всегда галлюцинируем до тех пор, пока не займемся специальным осознанным исследованием и измерением.
Почему я называю это галлюцинацией, а не искажением? Потому что наше восприятие бессознательно репродуцирует некоторую модель (шаблон), имеющую внутреннее происхождение.
Хочу подчеркнуть: Реальность не имеет ничего общего с тем "пузырем восприятия", который мы бессознательно построили вокруг себя. «Пузырь» имеет центр и периферию, он имеет законы группирования и рассеивания сенсорных сигналов (о чем ниже). И главное – он во всем следует законам работы нашего внимания. Можно даже сказать, что воспринимаемое поле – это в первую очередь результат работы нашего личного внимания (его манифестация). Отдельно надо рассматривать другой важный вопрос – почему и как сформировался именно этот способ реализации внимания, но это тема для целой монографии, которую еще напишут, возможно.
А в основе этой огромной массы мелких и как бы безобидных галлюцинаций внимания лежит самая фундаментальная – то, что центр нашего осознания находится в голове (где и помещается бессознательная точка отсчета для всякого восприятия), в то время как на самом деле восприятие собирается за спиной.
О том, как мы галлюцинируем пространство, нас окружающее, можно было бы написать целую монографию (кстати, это особенно интересно в связи с построением пространства в сновидении, и я еще коснусь этой темы в соответствующей главе).
Обращали ли вы внимание, что мы не способны увидеть темноту как таковую? (Я, например, впервые понял, что такое «реальная» темнота, только после пары сеансов видения.) Мы всегда видим некое темное пространство, которого на самом деле нет. Полежите в темноте с закрытыми глазами хотя бы десять минут и обратите на это внимание. Это галлюцинация, которая всегда с нами, а мы о ней и не подозреваем. В сновидении она и порождает чаще всего пейзажи. Она строит линию горизонта, небо, горы, леса, моря и т. д. и т. п. Это своего рода шаблон, который нуждается в иллюзорном наполнении, когда внешних сигналов критически мало.
Существует целая система паттернов, конфигурирующих и группирующих зрительное поле. Одна из этих систем контролирует центр зрительного поля, другая – "ориентировочную ось" (когда мы стоим, она пролегает от пространства перед ступнями ног до горизонта и чуть выше – я говорю здесь об «оси» визуального поля, хотя такую же «ось» имеют все сенсорные каналы человека), третья – "исследуемое пространство", четвертая – "периферию".
Это очень интересно для психологов, занимающихся теорией восприятия и, казалось бы, совершенно бесполезно для толтеков – практиков исследования иных режимов восприятия. Но это впечатление ошибочно.
Каждый из четырех паттернов по-своему транслирует осознанию, содержание нового режима восприятия (а в конечном итоге, нагуаля). Их взаимодействия иногда определяет возникновение трансперцептивных феноменов, отражающих либо сигнал принципиально иного содержания, либо сигнал нулевой, т. е. его отсутствие.
Конечно, все эти тонкости открываются лишь при восприятии в ситуациях, когда диапазон доступных сигналов значительно смещен (это может быть сновидение, второе внимание, сновидение-наяву или видение).
Например, работа в толтекском сновидении на ранних этапах часто сопровождается так называемым "туннельным зрением". Это и есть манифестация "ориентировочной оси" – паттерна, определяющего степень интенсивности и организованности зрительных впечатлений. (Об этом см. ниже в главе "Сновидение".) Мы можем отталкиваться от "ориентировочной оси" и использовать часть упорядоченного внимания, присутствующего здесь, в своих исследовательских интересах.
Не стоит, однако, думать, будто "ориентировочная ось" имеет отношение только к визуальности. На самом деле паттерн в не меньшей мере относится к слуху и даже к осязанию. Проблема заключена в том, что мы как в сновидении, так и наяву не уделяем достаточного внимания этим сенсорным каналам.
"Туннельный слух", например, распространяется на область между ушами за затылком. Разумеется, это атавизм, доставшийся нам от первобытных предков. Именно позади таилась опасность, именно со спины на них нападали многочисленные хищники и собственные собрать с каменными топорами в руках.
То же самое можно обнаружить, пристально исследуя осязание. Если мы попробуем описать "туннельное осязание" (термин, конечно, неуклюжий, но вполне адекватный), то выяснится, что автоматическая концентрация осязания почти всегда распределена между конечностями, причем львиная доля внимания уделяется рукам, и особенно – кистям рук. Следом за ними идут ноги, а потом – нет, не туловище и не голова. Третья по важности система в "туннельном осязании" – это вестибулярная система, определяющая положение тела в пространстве относительно главных осей координат, которые, в свою очередь, детерминированы гравитационным полем планеты. Все остальные сенсорные данные, получаемые от перечисленных органов чувств, второстепенны. Они относятся либо к "исследуемому пространству", либо к "периферии".
Именно на базе "ориентировочной оси" тонального внимания строится основная масса галлюцинаций нашего тоналя, которые мы привыкли считать отражением Внешнего (Большого) Мира, действительно существующего вокруг нас. Более того, не следует забывать, что "ориентировочная ось" – это интегральное образование, отвечающее за наше выживание, и потому крайне ригидно. Сенсорные данные, из которых состоит «ось», должны согласовываться друг с другом, хотя и здесь допустимы конвенциональности (условности), особенно между зрением и слухом. (Кстати, именно поэтому "голос эмиссара" в сновидении проникает в наше осознание через слух, как через наиболее «соглашающийся» канал, а психиатры вам подтвердят, что слуховые галлюцинации статистически встречаются чаще, чем зрительные.)
Слух занимает несколько обособленное положение и легче других сенсорных каналов допускает конвенциональности (т. е. условные сигналы, реальность которых принимается по договоренности с другими членами социума). Это связано с самой природой аудиального канала – мы не так уж редко слышим звуки, удаленные от нас и не способные причинить нам вред. Включая любимую музыкальную запись и надевая наушники, вы сталкиваетесь с настолько мимолетным сопротивлением тоналя, что никогда не замечаете его. Мы привыкли слышать то, что не имеет для нас жизненного значения.
Совсем другое дело, если вы беретесь за целенаправленное разрушение самой "ориентировочной оси" слуха, то есть направляете внимание на те области, которые для описания мира не существуют – скажем, область внутри собственной головы. Техника "слушания внутреннего звука" (известная многим медитативным и йогическим школам) заставляет тональ цепенеть. По этой причине данный прием вполне можно назвать «не-деланием» слуха.
Дон Хуан использовал еще один экзотический способ работы со слухом, и вы наверняка его помните. Он заставлял Карлоса, накурившегося псилоцибиновых грибов, искать «провалы» среди звуков. Суть этого метода ничем, кроме внешней «зацепки», не отличается от "слушания внутреннего звука". Цель у них одна – услышать то, чего нет и быть не может.
С точки зрения основополагающих структур внимания, с помощью которых тональ «закрывает» себя от Реальности (нагуаля), смысл техник сводится к одному – к разрушению "ориентировочной оси". На это же, по сути, нацелены все известные методы сенсорной депривации.
Различным школам медитативно-йогического просветления хорошо известны способы разрушения "ориентировочной оси" тоналя в отношении тактильного канала (осязания). Любая техника сосредоточения на какой-либо точке туловища (а особенно – головы) неплохо справляется с этой задачей. Проблема лишь в том, что медитаторы обычно не знают, зачем они это делают и что делать потом с обретенными достижениями.
Концентрация на чакре – это всегда галлюцинаторная осязательная конструкция. Лишь впоследствии эта конструкция получает дополнение в виде визуальных (порой – даже слуховых) сигналов. Согласно принятой терминологии, мы называем подобные техники "перцептивным деланием".
Как я уже сказал, "ориентировочная ось" тоналя – одна из самых ригидных его структур. Если «ось» разрушена, тональ приостанавливает свое функционирование. И тогда сквозь «пузырь» описания начинает просачиваться нагуал ь. Что может быть бессмысленней, с точки зрения тоналя, чем длительная фиксация произвольного внимания на макушке головы, межбровье или солнечном сплетении? Оттуда не поступает, никаких сигналов, они удалены от "ориентировочной оси" и не имеют отношения к выживанию субъекта в динамичной среде. Тональ в недоумении. Его автоматизмы дезориентированы и, вместе с практикой, замирают один за другим. Еще бы! Тактильность должна быть сфокусирована на конечностях и на вестибулярном аппарате – мы ходим, бегаем, ползаем, определяем свое положение в пространстве по отношению к поверхности Земли, чтобы уберечься от всевозможных опасностей. Разве может тональ – наш вечный, неусыпный страж – исполнять, свои функции при таком бессмысленном и нарушающем все законы его же собственного порядка произволе?
Чем более размытой, неопределенной становится "ориентировочная ось" (которая в обычном режиме тональной перцепции поглощает до 90 процентов внимания), тем шире раскрывается "щель между мирами", тем ощутимее и ярче блеск нагуаля, не имеющего отношения к нынешнему человеку. Тем чаще останавливается внутренний диалог – опора и движитель тоналя.