Текст книги "Сввпсу-"Ю". Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Кулецкий Алексей Николаевич
Сввпсу-"Ю" Часть 2

И снова – здравствуйте!

(Практически не предисловие)

С годами дни становятся короче,

Н е сбывшееся вяжется узлом,

И полнятся томительные ночи

П ленительными снами о былом.

(Игорь Губерман)

Едва была сверстана первая часть воспоминаний о нашей училищной молодости, как-то вдруг почувствовалось, что тема эта абсолютно не исчерпана и рассказать есть еще много чего, а фотографий с тех славных времен у моих товарищей имеется еще великое множество, решил приступить к части второй. При этом как мог, старался избегать различных отсылок к части первой, а так же – повторений. То есть – сделать данную книгу вещью абсолютно самостоятельной единицей и опять же, никак не позиционировать ее как некую «вторую часть». Разве что на обложке и титульном листе.

Не мне Вам, мой уважаемый Читатель, рассказывать, что вторая часть как правило, выходит хуже первой, выходя эдаким "поскребышем", когда самые убийственные моменты и истории уже рассказаны. Хотя и имеются счастливые исключения из правил. Я не буду приводить в пример другие примеры творчества скажем, фильмы, в которых вторая часть получилась даже лучше, чем первая, вы их можете вспомнить и сами. Будем надеяться, что и в данном случае получилось нормально, во всяком случае – не хуже.

Училищная молодость была порой трудной, жесткой, порой и жестокой, но, несомненно – увлекательной. В эту книгу вошли рассказы о событиях, не вошедших по разным причинам в первый сборник. Каким причинам? Да просто вспомнились немного позже. А снова вставлять их в уже отредактированный текст, с уже помещенными туда фотографиями и образцами литературного творчества наших друзей – это было бы слишком трудоемко. Тем более, что материала уже тогда, было набрано предостаточно. Или рассказаны эти истории были уже другими людьми и в другой обстановке. Хотя при их письменном изложении на этих страницах, я снова старался следовать тому же, проверенному хронологическому порядку – от первого курса к выпуску.

И еще один нюанс – я намеренно отдал инициативу в изложении воспоминаний своим друзьям – однокурсникам и однокашникам. А сам сидел в это время с диктофоном в руке и записывал текст от первого лица, приводя его здесь в редакции, максимально соответствующей авторской. От своего имени можно описывать события, в которых либо сам принимал участие, либо был, что называется, в теме. Но... быть сразу везде, в одно и то же время – невозможно физически. И в курсе всего на свете – тоже. Такие лица, как правило, говорят все время, но, по сути, не знают ничего конкретного. К тому же, даже одни и те же события воспринимаются разными людьми совершенно по-разному, что тоже весьма ценно.

А уж сколько при этом было выпито водки и съедено различной закуски во время наших предыдущих встреч – лучше не вспоминать! Да и порой, вспоминается с трудом. Остается только диву даваться скрытым возможностям наших желудков, печени и почек! Военный желудок, если он не испорчен гастритом, или язвой – то он способен переваривать гвозди! Однако, обросши прожитыми годами и жировой прослойкой, душой мы пока еще не стареем и это хорошо! И это – главное! И до сих пор, несмотря на прожитые годы – нам есть о чем поговорить и есть, что вспомнить. Надеюсь, что с этой непростой задачей мне и моим соавторам удалось успешно справиться.

Пережито было немало. И хорошего и плохого. Распад страны, постепенное умирание Училища, развал службы, массовые отчисления, холод в караулках, заступление в наряд всем батальоном, столовская еда, которую можно было есть только с дикой голодухи и идейной убежденностью в наступлении светлого будущего, стипендия, которой не хватало даже на пачку приличных сигарет... Все это было. Но, все равно, хорошего было больше. Хорошее – это друзья, которых ты обрел там, в Училище. С которыми ты сперва был готов дойти до драки, но потом – тайком курил ночью на посту и грыз кусок сахара. С которыми ты пил водку в казарме и ходил "по бабам".

Такова уж наша память, по мере сил, вытесняющая все плохое. Но и его тоже нужно помнить. Чтобы понимать, что такое хорошее. Чтобы до конца прочувствовать разницу. К примеру – между трудным, но довольно благополучным первым курсом и беспредельным третьим. К сожалению, при каждой следующей встрече, нам приходится вспоминать все больше наших друзей и знакомых, которых увы, больше с нами нет... Но мы пока еще есть, как таковые и есть память. Память о том незабываемом времени в самом начале девяностых годов, которые потом назовут "лихими".

Но – нам тогда было все равно. Мы были молоды и, по этой причине не понимали масштаба и трагичности происходящих вокруг нас перемен. А поняли его уже много лет спустя, оттого и нашу молодость тоже можно назвать "лихой". Мы окунулись в новый для себя мир – мир военного училища. Мир, доступный и понятный далеко не всем. И "хавали" его полными ложками через край, давясь, чавкая и понемногу взрослея... А потом – выплеснулись после выпуска в армии уже разных стран, тоже переживавшие не лучшие времена... Если обратиться к классикам, то примерное представление о нем, том мире, можно составить, прочитав роман "Юнкера", принадлежащий перу А.И. Куприна, который в пору юности тоже проходил эту сложную, но увлекательную школу.

И все снится... снится... И снова лето, жара, дрожащее марево над ставшим мягким асфальтом училищного плаца. Ты снова поступил и ожидаешь выдачи обмундирования, а пока стоишь в подменном. Только с той лишь разницей, что теперь ты – уже не первый год, как пенсионер в звании майора, но наш старшина, несравненный Виктор Николаевич Иванченко, снова выдал тебе новые "керзачи" и хэ-бэ, сказав, что "Вы, жертвы, сами будете рожать, если про.бете ротное имущество..." И ты снова стоишь на плацу, в своем втором отделении третьего взвода, пока еще в бэушном обмундировании, в котором кто-то "умирал" до тебя, в точности, как тогда... Недоуменно разглядывая рядом с тобой стоящего такого же друга, пенсионера – подполковника, обреченно морщащегося при словах – "Значит обезьяны, напоминаю..." – "Уй бля... опять, старшина..."

Фрейд бы озолотился на таком материале. А пока... давайте вновь приедем в солнечный Симферополь и пройдемся по местам "боевой славы". Обойдем Училище по кругу, пройдем вокруг озера, посетим спортгородок, прогуляемся по "Пушкарю" и "Салгирке". А затем – заглянем в гости "на хату" к каждому из нас – в районе консервного завода, на "Нахаловке", Москольце и прочих значимых и знаковых для нас местах. В путь! Зайдите на по пути еще и сюда: samlib.ru/k/kuleckij_a_n, а теперь – только вперед!

Парни, вспомним это время с памятью об ушедших!

Кулецкий Алексей Николаевич

майор, выпуск 1994 г., 23 рота 3 взвод.

Абитура-90.

Еще недавно, еще какой-то год назад, абитура проходила в полевом лагере Перевальное, где она и проходила много лет подряд. В 1990 году, первые в Училищной истории, абитура, или сборы вновь поступающих, проходила в стенах родной alma mater. Получив из военкомата необходимые документы, мы, в назначенное время, прибыли в расположение Училища. На КПП уже было не пройти от скопившегося народа. Не зная толком, куда идти, мы, как слепые котята тыкались по территории. Затем, кто-то показал нам нашу будущую казарму. На КПП, попрощавшись с отцом, познакомился с пареньком из Джанкоя, таким же будущим курсантом – Серегой Запорожцевым. Вместе с ним, мы прошли к казарме и поднялись, еще ничего не зная, на пятый этаж. Двадцать вторая рота...

В большом спортзале нас распределяли по подразделениям. Наконец-то встретил своих, с кем проходил сложный путь от медкомиссии в городском военкомате и до училищного КПП. Саня, Серега, Борис и Андрюха уже стояли распределенные. Алуштинцы сразу же стали проситься в двадцать третью роту, основываясь на рассказах "бывалых". Настал мой черед. Была вероятность очутиться в доблестной двадцать второй, этажом выше – "Ты ё.нулся! Какая нах, двадцать вторая?!" "Товарищ капитан" – обратился Саня к стоявшему рядом усатому, широкоплечему капитану, – "Можно и его к нам, в двадцать третью?" Капитан посмотрел на меня – "Ну... я так понял, Алушта в сборе..." – и что-то шепнул своему коллеге, сидевшему за заваленным бумагами большим столом. "Два – двадцать три!" – сказал распределявший нас капитан за столом. "Ну что?" – спросил Саня. "Два-двадцать три" – ответил я, – "И что?" "Да нормально. Все зОебись!" – довольно произнес он свою коронную фразу – "Всё, мы все вместе! Второй взвод двадцать третьей роты!"

Нас поставили на довольствие и отвели в ротное помещение. Мы расположились в комнате на десять человек. Вокруг – такие же ошалевшие абитуриенты из числа "гражданской молодежи". На стене нашей комнаты – огромная карта СССР с обозначением тех мест, в которые забросила судьба наших предшественников. Затем – строем на обед. Строем – мягко сказано. Скорее – толпой, построенной в колонну по шесть. Первый обед в настоящей военной столовой. Ух ты! Есть можно. Гороховый суп, пшенная каша с тушенкой и чай.

А пока – посмотрим на окружающую обстановку. Все – новое и непривычное. Наконец, тупо рассматривать училищные стены нам надоело. Решив про себя, что за четыре года еще на них насмотримся, мы, прихватив с собой Олежку Игнатова, с которым познакомились в этот же день и попавшего в наше отделение, сели в троллейбус и убыли в город-герой Алушту на море и в гости к Сане, всей толпой. Проведя весьма содержательно день и даже, немного обгорев, вернулись обратно в Училище, никем не востребованные и не потревоженные. Хорошо! Если так будет продолжаться и дальше – жить можно!

Нам представили наших командиров – тех, кто будет нами руководить все предстоящие четыре года. Представлял комбат, подполковник Коровянко. Вывел офицеров рот на ступеньку крыльца, чтобы всем было видно лучше. На одного из них, капитана Щенникова из двадцать второй роты, рыкнул, приказав немедленно привести форму в порядок – убрать цепочку от часов. "Бля... вот это нам повезло с комбатом... Раз он так офицеров е.ет... Что же с нами тогда будет... Говорили – "дизельный" комбат... Ну вот оно и... " – стали шептаться в строю. Не забыли представить и четверых курсантов – стажеров, проходивших войсковую стажировку не в войсках, а в родном училище, в должности командиров взводов. Ну что же, пусть покомандуют какое-то время.

Первое впечатление от комбата оказалось самое сильное. Страху он умел нагнать всегда. Я думаю, Вам не нужно рассказывать, какое прозвище он получил среди курсантов, которые его откровенно побаивались. Но чтобы вызвать такую панику... Однажды, уже будучи новоиспеченными курсантами первого курса, в свободное время, в воскресенье, мы слиняли из лагеря и расположились в районе КПП, под грушевыми деревьями. Кто-то начинал дремать в тишине, на свежем воздухе, кто-то читал, кто-то тихонько наигрывал немудреную мелодию на гитаре... Вдруг один из курсантов, приподняв голову, тревожно проговорил, приподнимаясь с земли и глядя куда-то в сторону лагеря – "Пацаны, корова!"

Сна и расслабленности у пацанов как не бывало. Все тут же приняли позы для быстрого старта с места, с максимальной скоростью передвижения в сторону ближайших кустов, – "Блять, где корова?" А корова... корова рыже-белой масти, мирно шла прямо на нас, меланхолично щипая выгоревшую на беспощадном Солнце траву и совершенно не подозревая о наших нездоровых ассоциациях. Увидев наши резкие движения, сорвала очередной пучок травы, мотнула головой, отгоняя насекомых и все так же флегматично двигая челюстью, повернула в сторону, цепляя разбухшее вымя задними ногами.

"Ну ты бля, урод!" – высказались пацаны, с которых при слове "корова", слетел всякий сон. "Ну а кто это, страус, что ли?" – парировал виновник торжества, – "Парни, я же правду сказал..." "Да иди ты в жопу со своей правдой! Я чуть ежа не родил, против шерсти, первым делом подумал, что Коровянко сюда прется за каким-то хером..." – высказался наш гитарист, – "А тут всего лишь эта скотина рогатая чавкает..." Отдых наш продолжился, но уже без прежней сонливой расслабленности.

Первая вечерняя поверка. Непривычная к новому жизненному укладу толпа вылезла на "взлетку" и построилась как бы в две шеренги. Стажер – старший сержант Магомедов, с планками правительственных наград на парадной форме, скомандовал "Равняйсь! Смирно!" Его как будто никто не слышал. Он повторил громче, потом – просто рявкнул на всю роту. Толпа несколько затихла, но скорее – из любопытства – "Кто там такой борзый орёт?" "Слушай список вечерней поверки!" – продолжил сержант уже спокойнее.

Назывались фамилии по списку. Иногда, от незнания и без злого умысла, фамилии коверкались, к неудовольствию обладателей, под шуточки и смех окружающих. Сержант понемногу начинал выходить из себя. "Равняйсь! Смирно!" – вдруг скомандовал он, дойдя уже до четвертого взвода и начал весь список заново. "Эй, какого х.я? Мы так не договаривались!" – по строю пробежал недовольный ропот. Так повторилось еще пару раз, пока на первый раз "Гоги", как его уже успели прозвать будущие военные до мозга костей, не удовлетворился уровнем тишины в помещении.

Наконец, список был дочитан до конца. Наступило время объявлений. "Нэкоторые лица виглядывают на улицу и вэдут сэбя, как обезьяны!" – с легким акцентом объявил наш командир, – "Начинают даставать дэвушек дурацкими вихадками..." "Э... кито хочэт трахаться, падхади ко мне, я вас так трахну!..." – закончил он свой пассаж в отношении тех, кто жил в комнатах, окна которых выходили в сторону площади у Центрального рынка и провожавших проходящих лиц, женского пола улюлюканьем и непристойными шутками. Рота взорвалась хохотом – "Как же, конечно подойдем! Очко вазелином намажем – и, как пить дать, подойдем!" Сразу вспомнили прямо в строю все анекдоты про сексуальные подвиги грузинов и, с этого момента, если заходил разговор о женщинах, то незамедлительно следовал совет где-нибудь в укромном месте "передернуть", или обратиться за помощью к нашему бравому командиру.

Потянулись дни самостоятельной подготовки и сдачи экзаменов. Абитуриенты из числа гражданской молодежи стадом шатались по территории Училища под восторженные взгляды курсантов старших курсов – "Вот духи... ох.ели совсем..." Да... наверное было с чего. Подъем, зарядка, утренний туалет, затем уборка помещений и, после импровизированного развода во дворе казармы, все дружно убывают на самостоятельную подготовку. Понемногу вживаемся в училищный распорядок.

В двадцать четвертой роте, располагавшейся под нами, жили абитуриенты из числа тех, кто поступал из войск. Народ там был собран бывалый, собранный из таких злачных мест, как например, космодром Байконур и БАМ. И порядки там были несколько иные. Армейские. Жесткие. Кто-то кому-то дал в морду, об этом узнал комбат. Вывел из строя виновника торжества, объявил, что дело будет передано в прокуратуру, а пока – будут подготавливаться документы на отчисление. Народ стал переглядываться – "Ну них.я себе! За "дал в морду" – сразу в прокуратуру..."

Сидим в классе, что-то пытаемся учить, а чаще – народ просто занимается разной херней. Нет, учим конечно, не без этого, но основная масса народа занимается всем, чем угодно, только не подготовкой. Наблюдаем например, за училищным повседневным бытом. Примерно то же самое нас ожидает через некоторое время. Увиделся с парнями, с которыми поступал годом ранее. Их разбросали из тринадцатой роты по всему курсу. Однажды нас поставили в общий училищный строй на большой развод. "О, бля, почти как взрослые!" – произнес кто-то. После чего, пропустив впереди себя уже действующие подразделения, под музыку военного оркестра, улыбочки и смех старших товарищей, прошлись как бы строевым шагом. Со стороны это выглядело наверное, как прохождение колонны военнопленных.

Сходили на обед. Если с мясокомбината не налетает облако со специфическим запахом, все сидят спокойно и едят. Но вот облачко налетело... У народа резко начинает портиться аппетит. "Фу-у-у... Ёпт... Ну и вонь..." – кто-то откладывал ложку в сторону. Ничего, потом привыкли – "О! Запахло чем-то родным..." И аппетит больше не портился. Все чавкают, как ни в чем не бывало. И даже потом, уже выпустившись и разъехавшись по местам службы, многие выпускники еще долго ловили носом воздух в поисках знакомого запаха.

После обеда как правило, основная масса абитуриентов шла на стадион, где ожесточенно рубилась в футбол с курсантами и между собой. А если играть было лень – то через ближайшую дыру в заборе, надо же когда-нибудь осваивать скрытые способы передвижения, убывали на прогулку в город Симферополь. Иногда шли на КПП, потому что приезжали родственники и знакомые, или встречались со знакомыми курсантами, который посвящали нас в тонкости жизни в условиях военного училища. И – так до ужина. Вечер – тоже был в нашем распоряжении. Занимались кто чем. В основном – ели. Жрать с непривычки хотелось постоянно. "Ну что, нехватка по.бывает?" – участливо спрашивали наши знакомые старшекурсники.

Накануне экзаменов как правило, начинали судорожно готовиться. Расположившись в одной из многочисленных аудиторий, усиленно что-то повторяли. А если надоедало сидеть в классе, то пользуясь тем, что мы еще здесь собственно, еще никто – уходили на стадион, где готовились на Солнышке на трибунах. Проходил очередной экзамен – "Ну, слава Богу, еще один сдали..." Теперь уже вместе с курсантами – стажерами, выполнение распорядка дня порой контролировали офицеры роты. Мы познакомились поближе с капитаном Гармидером, капитаном Потоцким и старшим лейтенантом Кожевниковым – "М-да... веселые они ребята... эти отцы-командиры..."

Конкурс был невелик, учитывая то, что и сама армия не пользовалась в массах особой популярностью. Хотя худшие времена еще были впереди. Однако, все равно, кто-то отсеивался. Таковым, если мне не изменяет память, предоставлялась альтернатива – ехать учиться в Таллин, в практически аналогичное училище. Откуда через некоторое время пошел обратный поток, снова в Симферополь.

Наконец, прошел последний экзамен. Снова сдали. Помня прошлогодний отрицательный опыт, как мог, избегал надевания курсантской формы. Во время абитуры – 89, имел неосторожность надеть подменное х/б, еще не будучи курсантом. Срезался на последнем экзамене. было конечно, обидно, но, ничего не поделаешь. Выводы однако, для себя на ближайшую перспективу сделал. Теперь же – шарахался от нее, в смысле – от не своей формы, как черт от ладана. Пусть уж лучше пострадает моя "спортивка", но форму преждевременно я больше не надену!

После последнего экзамена нас вновь построили на плацу и стали зачитывать списки зачисленных. Вся наша банда оказалась там. Ура! Наставало новое время – время формирования нового подразделения. К нам влились армейцы из двадцать четвертой роты, а часть наших – ушла этажом ниже. Нашу алуштинскую пятерку разбили. Саня отправился в первый взвод, Андрюха, Серега и Борис в первое отделение взвода третьего, а я в тот же взвод, но – во второе отделение. Теперь у нас впереди замаячили четыре содержательных и увлекательных года, которые забыть будет просто невозможно.

Кизил, как средство от запоров.

Байка-быль.

Богата крымская природа, ох, как богата! Если мы с Вами поднимемся к тому месту, где до сих пор располагается свинарник, то мы увидим уходящую в сторону Симферополя роскошную долину, частично используемую под войсковой полигон. В отрогах Долгоруковской яйлы видны красноватые обрывы Красных же, пещер. Картина – просто заглядеться и не оторваться. А ближе к нам, на соседнем скальном выступе, еще видны остатки когда-то белых квадратов, служивших мишенями для спаренной пулеметной установки, располагавшейся на стрельбище, неподалеку от нашего лагеря. Помните два мертвый вертолета на пригорке? Ну вот там.

Полигон жил своей повседневной жизнью. Трещали выстрелы из различной мелочевки, вроде пистолетов и автоматов. Иногда что-то увесисто бухало, и тогда, казалось бы, сотрясался сам окружающий воздух, слышался лязг гусеничных траков. Это нормально. Полигон и должен был грохотать! Круглосуточно. Порой, на общем трескучем фоне, начинала солировать своим солидным грохотом, та самая пулеметная установка. Наши друзья из социалистических стран Ближнего Востока, Африки и Юго-Восточной Азии, учились военному делу самым настоящим образом.

Но иногда, на полигоне наступало тревожное затишье, после которого стрельба возобновлялась если не с удвоенной силой, то не менее интенсивно. Часто грохотало даже по ночам. В одно из таких дневных затиший, старый комбат, полковник Осипенко, проведя общий развод, распорядился назначить особо доверенных людей для сбора кизила, в изобилии росшего неподалеку от лагеря.

Помните, как в песне у Высоцкого – "... а на нейтральной полосе цветы – необычайной красоты!" Так вот, кизил особо обильно рос именно в районе стрельбища. Дураков из числа туристов, лазить там под дружественным огнем не находилось. До поры. До той поры, пока лагерь не наполнялся суетой и движением очередного курса молодого бойца, или полевого выхода более старших курсов. Сидеть целыми днями в окружении однообразных палаток, в ожидании очередной "припашки" находилось мало. Посему, подобному выходу, лица причастные радовались нешуточно. Лишь бы в лагере не сидеть.

Итак, очередная экспедиция для сбора прекрасных, слегка терпких ягод, была назначена, проинструктирована на предмет времени возвращения в лагерь и отправлена в нужном направлении. Группа в составе примерно человек десяти, под руководством сержантов – армейцев, вооружившись целлофановыми пакетами, пройдя мимо офицерского общежития вверх по дороге, мимо летних классов, в сторону свинарника, растворилась в кустах у подножия ближайших скальных выступов.

Лагерь так же жил своей повседневной жизнью. Шли занятия, выполнялся распорядок дня, заступал и сменялся суточный наряд. На горячем от Солнца плацу, кто-то отрабатывал движение строевым шагом и строевые приемы. Все куда-то перемещались, никто не сидел без дела. О тех, кто ушел в горы за кизилом, все как-то благополучно забыли. Пока они сами о себе не напомнили. Как обычно, затишье было прервано самым безжалостным образом. Загрохотали пулеметы, затем затрещали автоматные очереди. Потом, в лагере, можно было услышать что-то вроде:

*****

Бля... комбат нас проинструктировал и отправил. Мы сперва прошлись по кустам над хлоратором, однако там все было ободрано. Решили пройтись мимо заброшенного сада внизу свинарника, к горам. Там – клево! Народу, судя по всему, там бывает немного. Погодка отличная, воздух свежий, мы забрались в кусты. А кизила бля... – хоть жопой жуй! Тьма! Спелый весь, дерево тряхни – так и сыплется. И сладкий! Обобрали все, что было, сами нажрались до оскомины и пошли дальше.

Сперва не вкурили – что это за маленькие парашютики с тросиками на ветках иногда попадаются. Потом доперло – от ракет! Точно! По вечерам же их частенько полпотовцы пуляли. Потом смотрим – что-то далековато мы зашли. Однако ладно, тишина, можно и побродить. На полянке посидели, хлеба с тушняком проглотили. Хорошо, что фляжки с собой взяли, там воды нет. Набрали дофигища! Не знаю уже, сколько мы бродили, но ушли довольно далеко. И тут, эти ё.анные братья по оружию, как начали садить из всего, что у них есть! А потом еще из "спарки" начали гасить.

Мы бошки поднимаем, – "Е.учий случай! А мишени-то, на скалах нарисованные – во они, прямо над нами! Вся эта херь крупнокалиберная, у нас над головами шуршит! Чуть ниже – и вот они, мы..." Ну, а мы – руки в ноги и давай когти оттуда рвать. Да еще и с полными пакетами! Хорошо, на обед не ходили, не то бы точно усрались! Очко родное – сам понимаешь, оно ведь не стальное! В себя пришли только в грушевом саду, там, где мы окопы рыли. Охереть и не встать! Сходили блять, за кизилом...

Комбат, старый полковник потом, на вечернем построении сержантам по пять суток отпуска объявил. А остальным – по благодарности...

Ночной самоход.

Уже с утра, еще в кровати,

я говорю несчетный раз,

что всех на свете виноватей –

Господь, на труд обрекший нас.

(Игорь Губерман)

Спасибо руководству Вооруженных Сил СССР за то, что полевой лагерь новообразованного Симферопольского Училища, разместили в таком месте! Место было воистину дивное – в непосредственной близости от отрогов Долгоруковской яйлы с шикарными видами на Главную гряду Крымских гор и долину, уходящую в направлении Симферополя, со скалистыми утесами Красных пещер.

Первый курс набора 1990 года, прибыл в полевой лагерь для прохождения программы "курса молодого бойца". Тихий до этого военный городок, наполнился шумом и суетой. Открыты двери запертых на протяжении года складов и на свет божий извлечены пропахшие сыростью старые палатки. Спешно приведены в порядок бетонные основания, квадратами белевшие среди прошлогодней травы.

Старшины рот извлекли свои запасы строительных материалов и шанцевого инструмента. Клумбы "подрубались", дорожки выкладывались набранным в Малиновом ручье и побеленными камнями, старый отсев на пешеходных дорожках, разглаживался граблями, а проросшая сквозь него трава безжалостно выдиралась вместе с корнями.

Периодически снаряжались масштабные экспедиции по ближайшим горкам, где заготавливались в большом количестве пышные веники. Лагерь преображался буквально на глазах. Когда случалось ненадолго покидать палаточный городок, некоторая часть училищного люда, мечтательно засматривалась на окрестные небольшие вершины гор – "Эх... занятно было бы туда сбегать... посмотреть оттуда на все это бл.дство..."

И ходили. Потом рассказывая о чудесных видах, открывавшихся сверху и вводя в соблазн авантюр все новых и новых новоиспеченных военных. Частенько на ближайших горках, бывали замечаемы маленькие фигурки в военной форме, ползающие по скалам. А в один прекрасный день, на одной из горок, над лагерем взмыл в воздух флаг Советского Союза.

Что ни говори, ближайшие окрестности исследовались весьма активно. С утра и до вечера. Утром довольно большая часть курсантов, уходила умываться после зарядки на ручей, чтобы не толкаться возле общего умывальника в ожидании своей порции довольно сильно пахнущей хлоркой воды. Сначала – все морщились, потом привыкли. Дизентерией никто заболеть не хотел. В условиях полевого лагеря это было бы практически смертельно. Днем – роты уходили в сторону полигона, где и проводили время на занятиях. После занятий – наступала очередь различных хозработ и сбора кизила с шиповником для любимых начальников.

Окрестные вершины между тем, призывно маячили в синеватой дали. "Тихон, может быть, куда-нибудь сбегаем по-тихому?" – спросил комода Юра, вдоволь наслушавшись от него забавных историй из сурового туристического быта. "Нужно будет прикинуть хер к носу... может как-нибудь и сбегаем..." – задумчиво отвечал Вова, глядя куда-то вдаль.

Время шло, погода пока что радовала Солнцем и теплом. В один прекрасный день Вовочка дал задание как-нибудь добыть пару нарезанных буханок хлеба. "Есть одна идея!" – заговорщицки подмигнув, сказал он. "Вован, куда пойдем?" – нас буквально раздирало любопытство, однако все нужно было держать в строжайшей тайне, во избежание дальнейших неприятностей. "Блять, достаньте хлеба и ждите три зеленых свистка! В горы пойдем! Хорош тупые вопросы задавать!" – огрызался Володя.

Вечерело... Жаркий день мирно догорал теплым и тихим красным закатом. Луна, ставши почти круглой, красно – оранжевым диском лениво выползала откуда-то из-за гор, за которыми синей громадой раскинулось море... "Сегодня после отбоя – выдвигаемся..." – тихонько сказал после ужина Володя, – "Только не протормозите, ради Бога..." Вид его был задумчив и сосредоточен. Вовочка готовился к выходу серьезно.

В горах темнеет быстро. В стороне Симферополя над горизонтом еще догорала красная полоса, а лагерь погружался в темноту, нарушаемую лишь светом фонарей. Полная Луна, взошедши на небосвод, заливала окрестности лимонно-желтым неярким серебрящимся светом. Рота построилась на вечернюю поверку. "Равняйсь! Смирно! Слушай список вечерней поверки!" – скомандовал проводящий поверку замкомвзвод четвертого взвода сержант Володя Гарбар. Я! Я! Я! – уже привычно отзывался строй.

Настало время объявлений от командиров отделений. Сержанты, в числе которых был и наш Вовочка, вышли из строя. "Так, сейчас типа отбиваемся, а об остальном – я скажу отдельно" – буднично, не привлекая ничьего внимания, сказал он. Отделение стояло не шелохнувшись, душой все уже были на горной тропе. Затягивать вечернюю поверку не хотелось никому. Наконец, последовала команда – "Вольно! Разойдись!" Народ пошел умываться перед сном, а заодно – и освежиться после жаркого и содержательного дня. Часть однако же, сразу завалилась на матрасы в ожидании дальнейших указаний нашего доблестного сержанта.

*****

«Эй, ну-ка держитесь! Я вас тут будить по одному не собираюсь! Скоро выходим!» – прошипел Володя. Народ потихоньку зашевелился, сворачивая рулонами шинели и засовывая их под одеяла, имитируя свернувшихся под ними курсантов. Серега Максимов, и Володя Сизов не захотев идти не пойми куда на ночь глядя, решили остаться в палатке. «Будем вас отмазывать, если что...» – сказал Чиж, тихо хохотнув, – «Если спросят, где вы, скажу – пошли посрать и провалились... Мне что-то влом идти... буду спать...» Оба наших коллеги были людьми надежными, и поэтому был оставлены на месте без колебаний.

"Так, чуваки, собираемся возле большого туалета, а туда выходим по одному и по сторонам смотрим, чтобы не спалиться ненароком..." – Вовочка уже постепенно входил в роль командира нашей спецгруппы – "Идите в направлении тропы к ручью. Я выхожу отсюда последним. Давайте, первый пошел!" Эдик Ищенко высунул голову из палатки и исчез. Послышались тихие шаги на фоне доносящегося из соседней палатки храпа и сопения. Суточный наряд в это время наводил порядок в расположении и на идущего в сторону туалета одинокого курсанта никто не обратил внимания.

За ним из палатки в крымскую ночь по очереди шмыгнули Дима, Серега, Андрей, Юра, Рома и я. На нас никто не обратил внимания. Ну отлить народ идет среди ночи на окраину лагеря и что? После того, как комбат Осипенко на общем построении вывел из строя и поставил на парапет трибуны троих курсантов из двадцать четвертой роты, пойманных за оправлением малой нужды возле учебных классов, желающих обсыкать летние учебные аудитории не находилось. Виновные были тут же отправлены после этого наводить лоск на тот самый большой туалет, с которым было связано немало легенд "Писять надо там!" – глубокомысленно и громко, а главное – внезапно изрек полковник, показывая, сродни Владимиру Ильичу на центральной площади Симферополя, верную дорогу массам. Массы поняли все без лишних объяснений и теперь на блуждающие в ночи тени, одетые по "форме три", никто внимания не обращал.