Текст книги "Смоленское направление. Книга 2"

Автор книги: Алексей Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 5.
На страже земель Новгородских

Наступившие холода принесли с собой не только снег, Орден начал полномасштабное наступление на земли, входящие в зону интересов Новгорода. И тут оказалось, что защищать веси и погосты – некому. Версия о кратковременном набеге приказала долго жить, когда выяснилось, что в Изборске и Пскове уже хозяйничает временная администрация из местных, а в помощь им приданы отряды рыцарей. Известие из Копорья, о начале строительства крепости заставило задуматься даже прозападно настроенных бояр. Одно дело Псков, с его вечным недовольством доминированием Новгорода, а вот Копорье – это уже под носом. Сначала острог, там глядишь, и замок уже стал, а если ничего не делать, то через пару лет появится крепость и немцев оттуда будет не выгнать. Почему так рьяно Орден пытался продвигаться на северо-восток? Дело в том, что обширные территории были слабо заселены. Достаточно подчинить себе небольшой городишко, как область превращалась, чуть ли не в княжество, сопоставимое с Сицилийским королевством по площади. С Невой вообще отдельная история. Новгород был удовлетворён своим геополитическим положением вплоть до этого времени, пока свеи не дали ясно понять: перекроем речку – вам капец. Именно попытка возвести военное сооружение в Копорье, стала новой вехой в начавшейся войне. До этого момента финансовым потокам прямой угрозы не было. По идее, следующим шагом должен был стать ультиматум, вернее требование об оплате по защите западных рубежей. Не хотите содержать свою армию – кормите чужую. Прозападные бояре с этим бы согласились, да только никаких грамот не было, а все попытки начать переговоры – провалились. Новгородских послов выслушивали, интересовались, чьи интересы представляют и – просили обождать. Создавалось впечатление, что новгородцев не принимали всерьёз: вы там пока работайте, тешьте себя иллюзиями, а мы тут уже всё давно обсудили. Последней надеждой был Андрей, точнее армия Ярослава, но папаша не спешил на помощь сыночку, когда силы были нужны на южных рубежах. Кочевники подходили к Киеву, и вот-вот будет решена судьба Киевского престола. А кто побеждает в престолонаследии? Правильно, тот, у кого сила больше.

– Вы бояре захотели на двух лодьях устоять. Смотрите, не потоните. Изгнали Александра, Пахома Ильича, что Неву оберегал – заклевали. Немец Водь под себя подмял, на Тесово уже рыбки спокойно не половить, через каждые пять аршин рыцарь с крестом и удой сидит. Опомнитесь, падите в ноги и зовите Александра назад. – Сбыслав Якунович закончил свою речь, и в палатах посадника на минуту воцарилась тишина.

Больше не было смешков и упрёков, мол, дружка своего поддерживает. Всё, о чём предупреждали Сбыслав с Гаврилой – свершилось. А собрался боярский совет, вот по какому поводу. Два дня назад к воротам города подъехал рыцарь с отрядом из восьми кнехтов, почитай целое копьё. В принципе – рядовое событие, да только за въезд платить отказался, и случай был не единственный.

– Стражник! Ты что, ополоумел? Или мёда опился? Новгород принадлежит Ордену, какая-такая плата за проезд с брата-рыцаря? – Тевтонец говорил вполне серьёзно, и чуть было не затоптал конём караульного.

Спустя час к этим же воротам подошла шайка монахов, совсем непотребного вида. Выяснив, что призошла ошибка, латиняне не ушли. Наоборот, стали возле ворот и начали читать проповеди, иногда прерываясь на пение псалмов нестройным хором. В довершении к утренним событиям подкатил ещё один немец, ведя на верёвке пленного жителя окрестностей Новгорода. Его-то стражники чуть не прибили, когда опознали в полонянине смерда, что каждую неделю возил яйцо в столицу. Сумасшедший немец интересовался, где можно выгоднее сбыть раба.

– Если мы не ответим немцу, то решат, что Новгород – трухлявое дерево. Будут нас давить и шпынять во всех местах, пока не изведут совсем. Надо собирать рать и выжечь осиное гнездо, пока не расплодились схизматики. По уму, суздальцев кликнуть в помощь надо, да только Ярослав не придёт, пусть хотя бы сына своего, Лександра пришлёт. Сбыслава пошлём в Переяславль. Падай ему в ноги, моли, упрашивай, обещай всё, что хочешь …, войско только приведи. – Михалко Сытиныч отвязал от пояса кошель и бросил на стол пред посадником. – Серебро, пусть как виру примет, за скудоумие наше.

После этих слов на стол посыпались кошели. Бросали не все, преданные Строгану бояре – отказались, но их было явное меньшинство. Они даже в кучку сбились.

– Строган, когда у тебя немец гривны отымать будет, смотри, не пожалей, что для общего дела не пожертвовал. – Посадник как в воду глядел. Спустя два дня, после отъезда посольского каравана в Переяславль, олигарха ограбили. Вынесли всё: мягкую рухлядь, гривны, долговые расписки, купчие на землю. Оставили только сундук с перепиской, который был спрятан у Строгана под полатями, на которых он почивал. Дворня проснулась с первыми петухами и стала заниматься своими делами. Будить хозяина, спровадившего на днях жену с дочерьми по святым местам – никто не рискнул. Вечером было слишком шумно от девичьего визга, мёд и вино лились рекой, так что все понимали: боярин после праведных дел устал и отдыхает. Сам же Строган, проспал сутки, так и не вспомнив, что он такое пил, отчего его так быстро сморило в сон.

По прибытию в Новгород, братья Гриммы внимательнейшим образом изучили странного вида рисунок, с изображением усадьбы хлебного олигарха. Справа протекал Фёдоровский ручей, напротив крепкого забора в два аршина высотой – Волхов. Маленький деревянный замок, с окованными железом воротами и двумя башенками. Из светлицы хором вид на кремль. Во дворе ухоженный сад с яблонями, даже часовенка личная была в наличии. И если б не подземный ход, прорытый ещё при отце боярина, то попасть внутрь не представляло возможным.

Якоб переоделся рыцарем, представившись братом Ульриха, служившего у фон Виде секретарём. С собой у него было послание в виде небольшого золотого католического креста и несколько слов, сказанные боярину на ухо: – Мы помним о тебе.

За столом Гримм рассказал о Хайнрике, не упустив несколько пикантных историй, которые могло знать только приближённое к будущему магистру лицо, чем и расположил к себе Строгана. Разговор незаметно перешёл на финансовое благополучие. Якоб посетовал, что Устав запрещает личные накопления, и единственное, что ему нравится в Новгороде, так это то, что знатные люди могут иметь собственное серебро, хранить его дома и не сдавать в общую казну.

– Я свои гривны никому не отдам. Вообще-то …, сплю на них. Хе-хе. – Олигарх незаметно для себя выдал тайну.

Якобу потребовалось полчаса, дабы вычислить местоположение скотницы. Она находилась как раз, под покоями Строгана, имела дубовую дверь и два люка: первый на потолке, сообщаясь с опочивальней боярина, а второй прикрывал отверстие лаза, ведущий в подземный ход. В самом подземелье была вырыта волчья яма, и если б не опыт Карла, проверяющего каждый метр пути щупом, то затея закончилась бы плачевно.

Снотворное было всыпано в очередной кубок, девки – изгнаны, а сам Якоб, демонстративно зевая, отправился в свою комнату, чтобы в час ночи предстать перед дверью скотницы. С замками Гриммы дружили, особенно, с немецкими. Имея в наличии набор великолепных отмычек, запоры поддалась за считанные секунды. Остальное был тяжкий физический труд. Награбленное имущество перекладывалось в мешки и скидывалось в подземелье, где Карл перетаскивал их к телеге. Начало светать, когда Снорька закрепил пятую крышку гроба. Скорбный поезд тронулся в сторону городского кладбища, везя гробы, за которыми шли два убитых горем человека.

– Ты крест забрал?

– Конечно, ещё когда за столом сидели. Знаешь, Карл, служить колдуну не так и плохо. Жаль, что из города уезжаем. – Якоб погладил внутренний карман овчинного полушубка, где помимо креста лежал золотой самородок, весом не менее фунта.

– Если не спросят, отдавать не будем. Пусть на память лежит. – Карл немного сбавил шаг, дабы возничий не слышал их разговора.

– Эй! Что вы там бормочете? – Снорька обернулся, потянул на себя возжи, и практически остановил кобылу.

– Молимся святому Христофору[34]34
  Образки с его изображением итальянские 'благочестивые' воры носят и в наше время. В качестве талисмана,– на шее или прикрепляют к связкам своих отмычек.


[Закрыть]. Мы что, уже на месте? – Карл с удивлением посмотрел на свея, ответа не услышал, и троица снова двинулась в путь.

Телега, миновав поворот, ведущий на кладбище, с каждой минутой приближалась к причалам. Нисим был тут как тут. Ранее утро, самое время для отхода. Вскоре Волхов покроется льдом, и мытарь будет считать дни, когда возобновится навигация, а значит, вновь пойдут поступления в казну.

– Бедные яблоньки, как вы переживёте зиму без своего удобрения? – Мысли мытаря прервал стук лошадиных копыт. – Странно, телега совсем не скрипит.

Снорька намотал поводья на оглоблю и, взяв кобылку под уздцы, направился к ладье, где его уже ожидали Лексей с Ефремом. Шапка-ушанка на голове свея была с опущенными отложными ушами. Это был знак, что всё прошло успешно. Телега не стала въезжать на мостки, а остановилась рядом, возле причала.

– Что везём? – Нисим встал между Снорькой и Ефремом.

– Сходи, да сам посмотри. Не до тебя сейчас, Нисим. Горе у нас, в Юрьевский монастырь отправляемся. – Приказчик Ильича, всегда весёлый и радостный, был на этот раз мрачнее тучи.

– Посмотрю, работа у меня такая. Ой, прости Господи. – Мытарь замер, попытался было перекреститься, да в правой руке дощечка восковая. – Это ж сколько людей Богу душу отдало?

– Считай, за это тоже мыто положено? – Ефрем посмотрел на Нисима взглядом полным ненависти.

– Тут лучше до греха не доводить. – Решил чиновник, но руки так и чесались открыть крышку гроба, когда ящик проносили мимо его.

– Постойте! А здесь что?

– Свечи, одежда переодеть. Ты что, не в курсе, что для таких случаев с собой берут?

– Слава Богу, все живы и здоровы. – Самоуверенный Нисим как-то сник. Смерть проходила рядом с ним, было неуютно и немного страшно.

– На, помяни. – Ефрем протянул мытарю кувшин с вином, а кого помянуть так и не сказал. Телегу уводил сынишка смотрителя кладбища, радуясь целой куне и смазанным осям батькиного транспорта.

– Вот так, жил человек – и нету. – Нисим провожал взглядом, уходившую набойную ладью, держа в левой руке глиняную бутыль с ручкой. – С драной овцы – хоть шерсти клок.

Добыча была знатная, особенно свечи. Строган прятал золотые монеты в воске. Кому придёт в голову проверять свечки? Изготовить недолго и везти безопасно. Якоб ещё в скотнице обратил внимание на необычайно тяжёлые изделия, и каким-то шестым чувством понял – надо брать.

Вечером, в преступном мире Новгорода обсуждался лишь один вопрос. Кто обчистил закрома хлебного олигарха? Строган побоялся вести официальное расследование. Из богатейшего боярина города он превратился в нищего. За польский хлеб платить было нечем. Торговая империя – рухнула. Попытка выяснить у местных татей судьбу похищенного имущества – ни к чему не привела. Рыцарь исчез, в галерее подземного хода никаких следов, а ведь, если бы зажигали факелы, то спалили б паутину на потолке, гнилая солома на волчьей яме не тронута.

– Господи, за что? – И тут Строган призадумался. В чудеса он не верил, значит, кто-то из своих, тот, кто знал про лаз и про золото в свечах. – Неужели жена? Убью тварь!

В монастыре всё шло своим чередом. Военное положение введено не было, однако всё чаще можно было заметить вооружённых воинов, присланных состоятельными людьми для оберегания сокровищ, свозимых в обитель как в банк. Официально, процентов за 'депозитные ячейки' не требовали, так, скромное пожертвование, соизмеримое с вкладом. Зато и гарантия давалась весомая – защита свыше, и что не маловажно, крепкие каменные стены. Не каждый предводитель враждебной армии рискнёт грабить храм Господень, тать – так и подавно. Но, в данный момент, вероисповедание противника не препятствовало разбойным действиям. В приграничных областях, православные священники договаривались с католиками о нейтралитете некоторых церквей. Например, как в Пскове. Неофициально, конечно, что давало возможность не только сохранить произведения зодчества, но и скромные накопления властей предержащих. Всё изменилось с момента создания банков. Ростовщики, ссужавшие деньги на содержание войск, требовали погашения долгов, а где взять серебро, чтобы быстро и сразу? Запылали православные храмы, под предлогом искоренения ненавистной веры. В разграбленном Константинополе ослы падали с ног, из-за тяжести вывозимого груза. Вот и не противился настоятель присутствию вооружённых лиц.

Гаврила Алексич привёз своему двоюродному брату три десятка дружинников. За себя и за Сбыслава, с радостью встречая нас, думая, что подвезли подкрепление. Орденские шайки стали замечать в тридцати верстах от монастыря, а сил на ответную вылазку было недостаточно. За час до нашего приезда прибежал смерд из близлежащей деревеньки, поведавший, что жителей вяжут, а домишки – скоро придадут огню.

– Лошадей нет, так бы выбили немца. – Алексич ходил по келье, нервно сжимая кулаки.

– За гребцов говорить не буду, но со мной восемь бойцов. – Ефрем в это время сдавал очищенное от воска золото и взвешивал серебро. Расчитывать можно было только на охранников, нанятых для сопровождения каравана в Смоленск, ещё летом.

– Схизматиков пять десятков, твои восемь, да мои …, одолеем. Пошли, смерда расспросим, должен же он скрытые подходы к деревне знать. – Гаврюша перекрестился на образ и скорым шагом направился во двор, где отпаивали, горячим сбитнем гонца.

Рассказ смерда особо не удивил. Рано утром деревню окружили, жителей согнали к дому старосты, и начался грабёж. Странно было лишь то, что на запястьях гонца ссадины, как будто связан он был.

– А как сумел улизнуть, если деревню окружили? – Вопрос задал Гаврила.

– Сам не знаю, пока бежал всё молитву читал. Господь и подсобил. – Однако креститься гонец не стал.

– Значит, в полоне ты не был? – Сомнения в правдивости смерда начали нарастать.

– Нет. Сказал же, убежал я. – Глазки сельского жителя забегали.

– Гаврила Алексич, ты на руки его посмотри. Ничего не замечаешь? – Сабля выскочила из ножен, и остриё клинка коснулось шеи гонца. Шапка слетела с головы смерда, на макушке был виден отчётливый след запекшейся крови.

– Христом Богом прошу! Простите православные. Заставили меня. Жена и пятеро детишек у них. Убить грозились, если в монастырь за подмогой не побегу. – Смерд упал на колени, сабля лишь чиркнула по бороде, однако раскаявшийся крестьянин не обратил на это внимания.

– Детишки говоришь. А если б мы на засаду напоролись? Ты о детишках моих воев подумал? Мразь! – Гаврила выхватил меч и чуть не снёс голову предателю.

– Стой Гаврила! Не здесь! – Настоятель спустился во двор и слышал всю нашу беседу.

– Простите, простите… – Скулил гонец.

– Как звать тебя? – Священник подошёл вплотную к смерду и опустил на его голову ладонь.

– Ре… Резун, отче.

– Что тебе пообещали схизматики Резун?

– Телушку и назначить старостой … дети у них. – Хотел было напомнить о заложниках гонец.

– Тебя обманули, Резун. На таких, как ты, немец и держится. Великий грех совершил, но то, что покаялся – зачтётся. Поведай воям, где враг лютый их поджидает. – Настоятель убрал ладонь и отошёл в сторону.

– За холмом, где дорога от оврага сворачивает. Простите, всю жизнь о корове мечтал.

Из новых данных выходило, что орденский отряд разбился на две части. Пятьдесят человек находились в засаде, а тридцать непосредственно в самой деревне. Немцы рассчитывали пропустить русскую рать по дороге и ударить в тыл одновременно с выступившим войском из посёлка. Овраг справа и густой лес слева не давали возможности для манёвра. Даже, если бы все русичи были конные, преимущество кавалерии сводилось на нет. Место для засады было идеальным. После истребления воинов монастыря можно было приступать к основной задаче – сама обитель. Нелепо направлять почти сотню кнехтов на разграбление одной деревеньки, справился бы и десяток.

– Гаврила Алексич, я со своими обойду населённый пункт слева и затаюсь, ты подходи к холму, но дальше не иди, жди сигнала.

– Населённый пункт. Странное словечко, а сдюжишь? Орденцев там три десятка, почитай один к трём выходит. – Гаврюша засомневался, но смотрел с улыбкой.

– У меня все стрелки, из лука бьют метко, только Снорька с арбалетом, но он не промахнётся. Не переживай, всё будет тихо и без пыли. – Надежды на меткость стрелков у меня не было, но одна винтовка стоила десятерых.

– Какой сигнал будет? Как я пойму, что всё получилось.

– Трррр! – Звук свистка был очень резким, и спутать его с каким-либо другим было невозможно. – Три раза просвищу, значит, пора в атаку. Мы ударим навстречу.

Через час, девять одетых в бронежилеты человек вышли за стены монастыря. Впереди шёл монах, показывая дорогу. Уверенности в том, что за обителью не следят – не было, посему пошли немного в обход. Деревня в пяти верстах. Если двигаться по дороге, то за полтора часа можно дойти. У нас получилось в два раза дольше, но оно того стоило. Как только мы приблизились к опушке, моя догадка подтвердилась. Крестьянин, одетый в тулуп, с кнутом в руке, по-немецки докладывал об отряде, вышедшим из монастыря. Снорька, спрятавшийся со мной за деревом переводил.

– Руссов столько, сколько веточек, командует рыцарь, все мечники.

– Молодец Ганс. Ты выберешь себе любую девку, если переживёшь бой.

– Снорька, незаметно, проберись к нашим. Я подкрадусь вон к тому дому, как только махну рукой, выбегаете из леса и пускаете стрелы. Ты оберегай монаха, стреляй, по необходимости. Понял?

– Да Алексий. По взмаху руки атакуем, беречь монаха.

– Умничка, действуй.

Осень не лучшее время для скрадывания. Зимой, оделся в белый балахон, и ты слился со снегом. Летом помогает листва, ну а сейчас, ползти и надеяться, что Русская земля поможет. Огород, отделявший меня от стены дома, преодолел без помех. Немчура стоит возле колодца, командиру подводят коня. Всадников больше нет. Ну что ж, с тебя и начнём.

Человек, попавший под внезапный град, старается найти укрытие. Крупные градины лупят будь здоров. Расстреляв магазин, я даже забыл махнуть рукой, а сообразил, когда закончился второй. Как только всадник свалился с лошади, к нему сразу бросилось несколько человек, а как попадали и они, орденцы стали смотреть на небо, но оно было чисто, а смерть всё прилетала. Прятаться никто не стал, наоборот, сбились в кучу, думая, что в строю под щитами безопасней.

– Что там Алексий делает? Почему не подаёт сигнал? – Расспрашивал монах Снорьку.

– Не мешай, святой отец. Сам не знаю.

– Снорри, он дал отмашку! – Монах дёрнул Снорьку за руку и от неожиданности свей выстрелил.

Наблюдавшие за Снорри воины, увидя, что выстрел сделан, высыпали из леса, и побежали к домам. Бой закончился в три минуты. Раненые кнехты выли от боли. В доме старосты послышался шум, стали выбегать женщины.

– Родненькие, немцы к оврагу пошли, тикайте! – Молоденькая девушка в разорванной на груди рубахе, вцепилась в Снорьку и показывала рукой в сторону холма.

– Мужики где? – Спросил у пробегающей возле меня женщины.

– В том доме заперты. Спалить грозились изверги, если весь хлеб не отдадим. А что отдавать-то? Самим еле хватает. Уходите, мало вас. Мы уж как-нибудь сами, перетерпим. – Тётка подхватила валяющийся на земле топор и с размаху вогнала в спину стонущему немцу. Что творили оккупанты с женщинами – я не знал, но видимо сострадания к раненым это не прибавило.

– Все ко мне! – Визг и шум стал разноситься по округе. Бывших насильников лишали жизни.

Гаврила Алексич вывел отряд, чуть ли не под барабанный бой. Подумаешь, идут медленно и не в ногу, зато красиво, хоть песню запевай.

– Как войдём в лес, что б ни звука, у холма остановимся. – Гаврюша потрогал ремень щита, оглянулся на воинов и покачал головой. Всего пятеро имели бронь, остальные так, до первого раза. Внутри раздался голос зависти. – Это ж какие деньжища Ильич имеет, если смог снарядить столько людей?

Со стороны деревни раздались крики, затем вой и женский визг. Кнехты сидели между деревьев в растерянности. Дружина монастыря остановилась у холма и не сделала ни шагу по направлению к своей смерти. Оставшиеся в деревне, наверное, снова принялись за девок. Где справедливость? Зигфрид руководил засадой и кусал губы, всё шло совершенно не по намеченному плану.

Справедливость появилась в виде стрел, сопровождающихся трелью свистка. Восемь войнов, по четыре в ряду, прикрывшись щитами, двигались прямо на полусотенный отряд. За ними следовал ещё один, без щита с кривым мечом на поясе и какой-то дубинкой в руках. Вдруг, последний остановился, прислоняя палку к голове.

– Безумец! Разве можно этим напугать? – Зигфрид почувствовал тупой удар в грудь, внутри что-то разорвалось, стало нестерпимо больно, а затем наступило облегчение. Всё вокруг завертелось, голубое небо и прекрасные берёзы, устремившие свои ветви вверх. Два арбалетчика, так и не успевшими сделать ни одного выстрела рухнули рядом, вместе со своими щитоносцами.

Строй руссов остановился. Первый ряд присел на колено, давая возможность стрелкам второго выпустить стрелы. Сто шагов для стрелы с наконечником на бронь – убойная дистанция. Немцы не выдержали и бросились на смельчаков, нахально бьющих кнехтов как уток. В этот момент отряд Гаврилы обошёл холм и ударил во фланг. Копейщиков в засаде не было, все остались в деревне, противопоставить было нечего. Два арбалетчика и четыре стрелка с луками уже валялись на земле, вместе с командиром. Русская дружина стала окружать немцев как стадо баранов. Бежавшие впереди убиты, стрелы бьют в упор, а со стороны деревни уже тишина. Вырывшие яму в неё же и угодили. Орденцы остановились, спешо выстраиваясь в круг. Кто-то наиболее сообразительный оценил количество нападаюших, сравнил с численностью своего отряда, и понял, что силы равны.

– Вятко, Микола! Толкайте меня. – Гаврюша почувствовал руки своих бронированных воинов за своей спиной и на полном ходу врезался в строй кнехтов. Микола был левша и заслонял щитом правый бок боярина, Вятко – левый. Остановить такой таран могут только копейщики, да и то, не всегда. На таран посыпался град ударов, но в тесном строю размахнуться сложно. Получив пару синяков, Алексич резанул мечом по ближайшему кнехту, вжал голову в плечи и пырнул влево, не глядя. Главное не рассыпаться, выдержать пару секунд, покуда задние, окончательно не разобьют строй. Что значит боевой опыт и тренировки. Новгородцы стали теснить немцев, и противник побежал, кто куда может.

– Wir bitten um Gnade![35]35
  Пощадите!


[Закрыть]– Кричали выжившие. Их было ровно двадцать один.

Монастырская рать потеряла шестерых, восемь было ранено, но не смертельно. В деревню вошли спустя час после боя – дух переводили, да орденцев вязали. На площади, возле дома старосты валялись раздетые тела, многие изуродованы. Несколько сельчан бродили среди трупов, внимательно осматривая землю в поисках любой железки.

– Православные! Староста где? – Гаврила Алексич спросил у ближнего к нему смерда.

– Аа, защитнички явились. Где ж вы раньше были, когда мою дочку сильничали?

– Тимофей, уймись. Они живота своего не жалели, неужто не видишь? Я староста. – Второй крестьянин подошел к Тимофею, что-то сказал ему на ухо, повернулся к Гавриле лицом, снял шапку и поклонился в ноги. – Спасибо.

– Звать как? Где оружие убитых?

– Никифор. – Староста выпрямился, но продолжал смотреть под ноги. – Боярин, ты не серчай, жёнки сейчас сготовят что-нибудь, накормим вас, напоим, только обождите чуток.

Трофеев в деревне мы больше не увидели. Забрать удалось боевого коня, да доспехи рыцаря. Крестьяне одолжили две телеги для раненых и убитых, после чего деревня словно вымерла. Женщины попрятались по домам, а мужики отправились рыть могилу у холма.

– Напуганы они Гаврила Алексич. Пошли отсюда, монастырь совсем без охраны, не дай Бог ещё один отряд поблизости. – Мне захотелось скорее покинуть это место. Убогость и нищета страшная, как поведал староста: – два топора на пять домов.

– Да Лексей, надо поспешать. – Гаврюша и сам был немного расстроен. Населённый пункт принадлежал монастырю, а качать права в вотчине двоюродного брата было несерьёзно. Полон взяли, кое-какое барахлишко, и то – хорошо.

– У меня тут предложение к тебе есть. Мы как к обители подходить будем, неплохо было б, чтоб впереди воиска полководец на коне ехал. Настоятелю сейчас, помимо веры в Господа, вера в ратников Русских нужна.

– Нет у меня коня. У Сбыслава есть, а у меня – нету. – Бробормотал Алексич.

– Можно на рыцарского сесть. Как раз он белой масти, ещё б накидку красную. – Размышлял вслух, так, чтобы Гаврюше было слышно.

– У меня щит красной кожей обтянут, а налатник цвета вишни. – Обронил боярин еле слышно.

Победители въезжали в монастырь с триумфом. За Гаврилой Алексичем следовали связанные кнехты, за ними остатки рати, телеги плелись чуть позади, с прикреплёнными волокушами, на которые были сложены немногочисленные трофеи. Боярин быстро подружился с конём, подарив тому краюху хлеба, так что, дестриэ вёл себя прилично, не брыкался и не упрямился. Выездке лошадку не обучали, но пиаффе[36]36
  Одно из основных упражнений высшей школы верховой езды, крайне укороченная, собранная, высокая и ритмичная рысь на месте. При выполнении П. спина лошади мягко колеблется, круп слегка опущен, задние конечности активны и хорошо подведены под корпус, обеспечивая всему переду лошадки очень большую легкость, свободу и подвижность


[Закрыть] у самых ворот получилось, что вызвало ликование зрителей.

– С победой! – Настоятель приветствовал воиско. – Это ты правильно придумал. Торжественно и величаво в обитель войти.

– Это не я, это…

– Знаю, сам догодался. Не это главное, мирян к нам сбежалось со всей округи, пусть видят, что есть сила, способная их оборонить. – Священник посмотрел на полон, скривился, задумался и сквозь зубы высказал: – Этих, в обитель православную не пущу.

– Мы их на ладью справадим, а завтра Лексей их в Новгород отвезёт. Потери у нас, брат. Шесть воев Богу душу отдали, посечённых целый возок. – Гаврила слез с лошади, торжественная часть закончилась, настало время заняться делами.

– Усопшим воздадим, отпевание с утра будет, а пораненных – выходим. – Настоятель перекрестился и тихонечко, почти в ухо Гаврилы произнёс: – Воеводу немецкого полонили?

– Нет. Лексей его убил.

– Как с полоном разберёшься, зайди ко мне, поговорить надо, и Алексия прихвати. – Священник дал указания лекарям-монахам и направился в свою келью.

На протяжении трёх недель, за стены Юрьевского монастыря свезли утварь и серебро почти со всех окрестных храмов. Приблезительная сумма оценки сокровищ составляла более восьмидесяти тысяч новгородских гривен. За возможность получить подобный куш, орденцы могли устроить бойню. Настоятель был уверен, что информация о богатстве просочилась. Необходим был отвлекающий манёвр, дабы сохранить репутацию и отвести неминуемый удар.

– Думаю, это был передовой отряд какого-то выскочки, что будет дальше – одному Богу известно. Надо что-то придумать. – Настоятель подвёл итог своих размышлений.

– Может в Новгород переправить? – Предложил Гаврила.

– Исключено. Обратно потом вернётся треть, это в лучшем случае, промашку Саввы я допустить не могу[37]37
  в 1230 г. Савву лишили игуменства и посадили в келье. Арсений занял его место, не без помощи боярского лобби.


[Закрыть]. Если б безопасней было хранить в столице, сюда бы – не возили.

– На Ореховом острове, Пахом Ильич почти закончил строительство крепости. Гарнизон две сотни. Если повезём ящики с камнями, так, что б многие видели, то сокровища можно оставить здесь. Кому нужна пустая скотница? И ещё, Резуна отпустите, пусть подсмотрит. Чую, душонка у него подлая. – Не успел я досказать своё предложение, как Настоятель подскочил с лавки.

– Ну и хитрохвостый ты никеец, прости Господи. Быть посему. Каменья сыщем, с коробами неувязка, но, что-нибудь придумаем. А согласится ли Пахом Ильич? Тяжко ему придётся.

– Пахомка удачлив, и не из таких бед выворачивался, дай Бог пронесёт. – Гаврила посмотрел на меня, мол, иного выхода нет.

Пленных пришлось отвозить немедля. Снорька разместил немцев в трюме ладьи и вечером был уже в Новгороде, где сдал кнехтов Ефрему. Корсты[38]38
  гробы


[Закрыть] пришлось использовать по назначению, два монаха простояли возле усопших всю ночь, читая молитвы и заменяя свечи перед алтарём.

– Резун, ходь сюды, будешь грехи свои отрабатывать. Вот тебе топор, помогай короба сколачивать. И смотри мне, чтоб на совесть делал, глаза мои тебя б не видели. – Алексич протянул плотницкий топор смерду и показал в сторону хозяйственного двора, где четверо монахов готовили доски.

К обедне Снорька с ладьёй был уже в обители. Деревенские телеги еле ползли под тяжестью груза. После пятой ходки, из щели между досок выскочил серебряный прутик. Резун, управлявший второй лошадью, случайно споткнулся, тут же поднялся, кашлянул и незаметно от всех спрятал находку за щекой. При погрузке на ладью, Снорька обмолвился с гребцами, что надо спешить к Неве, на Ореховый остров, пока река не встала.

– И в крепость успеем, и обратно в Новгород. Не переживай, Снорри. – Строгий кормчий рукой показывал куда, какие ящики ставить, болтая одновременно, со свеем и с командой.

Когда последняя телега была разгружена, настало время возвращать крестьянское добро хозяевам. Резун был тут как тут. Умудрился привязать второго коня к первой телеге и тронулся в сторону родной деревни. По прибытию на место, придумал про какое-то указание монахов, оставив жену и пятерых детей, дунул на Запад, в поисках новой жизни. В Пскове, к Дитриху Гронингемскому оборванного смерда с телегой даже близко не подпустили, зато его выслушал Ульрих, а вскоре и Фон Виде.

– Далековато казну отвезли. До начала зимы можно не дёргаться. Ульрих, достань подробную карту местности. Торгаши шастают там круглый год, поспрашивай у местных. Если не выйдет, используй Твердилу, но, в самом крайнем случае. – Хайнрик почувствовал запах денег.

Серебро можно было превратить в замки, новых кнехтов, жадных наёмников. Помимо этого, деньги давали право на власть. Рыцарям, безвозмездно оберегающим паломников, место только в песенках трубадуров, ну, может ещё в пустых головах молоденьких сопляков, мечтающих о славе. Настоящие воины Христа дерутся за нечто другое, более осязаемое. Земли захватили много, теперь нужно серебро. Фон Виде мог привлечь под знамёна Ордена около шестисот воинов и десять братьев-рыцарей. На большее рассчитывать не приходилось. Покорённые язычники бунтовали, поговаривали о широкомасштабном восстании в Пруссии. Вармии, Натангии и Барты подчинили свои области Ордену, однако без вооружённого отряда в местные леса лучше не соваться. Святополк Поморский набирал силу, замки Висенбург, Резель, Брунсберг и Хейльсберг ещё не были достроены, и там приходилось держать крупные отряды. Оплотом оставался Бартенштейн, но из его гарнизона не выдавить и солдата, три сотни кнехтов в Копорье, из которых можно привлечь две, двести пятьдесят собственных, остальные наёмники. В принципе – сил достаточно. Оставалось прояснить серьёзность штурмуемого укрепления, а дальше дело техники. Через полторы недели был составлен план кампании. По рассказам купцов, недавно вернувшихся с Ладоги, на острове возвели несколько башен, обнесли периметр деревянными щитами и заняты внутренними постройками. Больше пятидесяти человек одновременно замечено не было. Способный к рисованию ганзеец, даже намалевал картинку, посмотрев на которую, Хайнрик только усмехнулся: – Русские совсем не разбираются в фортификации. Захватим за день, а потом, всё достроим по уму.