Текст книги "Смоленское направление. Книга 2"

Автор книги: Алексей Борисов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

За завтраком Пахом Ильич поведал о новом пленнике, чем-то напоминавшем того немца, коего Новгородец высматривал в бинокль в устье Ижоры.

– Гюнтер Штауфен его зовут. Меша просил сменять на одного свея, ну, с той шнеки, где посол до князя был. – Ильич ел яичницу прямо со сковороды, заботливо собирая хлебом жирок, от растопленного сала.

– Ты сказал Штауфен? Пахом, мне надо срочно увидеть пленного. Ты по-немецки хорошо говоришь? – Фамилия была очень знакома, и если моя догадка подтвердится, то в конюшне находился самый настоящий принц.

– Не-а. Дети ему еду носили, надо у них спросить. – Пахом запил завтрак морсом, намеренно вытер рот салфеткой и громко отрыгнул. – Ильюша, ты по-немецки шпрехаешь?

– Немного, у Филина выучился, батька его, к ним товар возит. – Сын Пахома отложил ложку в сторону, предчувствуя важность задания.

– Сходи с дядей Лексем к пленному, переводить будешь.

– Так он по-нашему может. Нюрка … он всё понимает и говорит. – Ильюша немного сморщился, получив удар ногой под столом от сестры.

Закончив завтрак, Илья проводил меня до конюшни, откинул засов, распахнул двери, пропуская внутрь.

– Guten Morgen! Sprechen Sie russisch?[19]19
  Доброе утро! Вы говорите по-русски?


[Закрыть]

– Да говорю. У меня был прекрасный русский учитель, мой друг. – Гюнтер привстал, стряхивая с грязных портков прилипшие сено, пытаясь рассмотреть вошедшего.

– Имена Фридрих или Генрих для Вас, что-нибудь значат?

– Первый мой отец, второй сводный брат. – Штауфен сразу понял мой вопрос. Не так давно, пять лет назад, сводный брат попытался возглавить мятеж против отца. Гюнтер его не поддержал, но завистники, считавшие бастарда угрозой для своих делишек, оболгали юношу, представив его чуть не главой восстания горожан и министериалов. После этих событий Гюнтера попытались убить, а после неудачи, выпихнули на вольные хлеба.

Наступила пауза. Моя догадка, относительно знатности пленника подтверждалась. В Германии, после смерти Фридриха II, появилась куча самозванцев, выдававших себя – то за сына императора, то за самого властителя. И если с первыми было сложно разобраться, любил Фридрих женщин; то, со вторыми – было полегче, император знал множество языков и был образован, большинство, не выдерживало проверок. До смерти Фридриха оставалось более десяти лет, следовательно, немец мог и не лгать.

– С какой целью Вы отправились в Ижору? Своего королевства захотелось? – Штауфен, как родственник Фридриха, при удачных для себя обстоятельствах, вполне мог заявить свои права на княжение захваченной земли, и возможно, даже получил бы поддержку.

– Молодость, она идёт рядом с глупостью. Меня пригласили в крестовый поход, деваться было некуда – традиция. – Гюнтер стал пешкой в руках опытных интриганов. Соглашаясь на авантюру, он даже не представлял, как его собираются использовать.

– О каком крестовом походе Вы говорите? Что за чушь? – В устье Ижоры не было ни одного крестоносца, если конечно, не считать Штауфена, а если и были, то я их не заметил.

– Я и сам понял, что всё это враньё, но, увы, слишком поздно. – Немец развёл руками, показывая, что всё, что у него осталось – только на нём.

– Вам принесут одежду и будут достойно обращаться, но не забывайте, Вы в плену. Беседу продолжим позже. – Я попрощался и вышел наружу. Либо немец хитрит, либо на самом деле ничего не знает. Мне показалось, что он был со мной откровенен.

– Ну что? Поговорил? – Пахом уже был одет, явно готовясь куда-то слинять.

– Поговорил. Да только после разговора, вопросов стало больше, чем ответов. Пойдём, посоветуемся.

Мы поднялись в кабинет. Ильич достал початую бутылку коньяка и выставил на стол.

– Пить не будем. Нужна трезвая голова. Знаешь, кто у тебя в конюшне сидит?

– Знаю, я ж тебе сам сказал. – Пахом откинулся на спинку кресла.

– Ильич, у тебя в плену Гюнтер Штауфен, внебрачный сын императора Римской империи Фридриха второго. – Новость ввергла Новгородца в ступор.

– Что ж с ним делать? – Еле вымолвил купец.

– Пока не знаю. Думаю, для начала, его надо переодеть и поселить где-нибудь в доме, но на улицу не выпускать. Тут, что-то не так. Похоже, мы вляпались в какую-то грязную игру, где нашим противником может оказаться Ломбардская лига[20]20
  Попытка императора Фридриха II подчинить Северную Италию своей неограниченной власти побудила ряд городов (Болонью, Брешу, Мантую, Бергамо, Турин, Виченцу, Падую, Тревизо) во главе с Миланом в марте 1226 возродить (на 25 лет) Ломбардскую лигу (так называемая 2-я Ломбардская лига), в которую вскоре вступили и другие итальянские коммуны


[Закрыть], и дай Бог, чтобы нам хватило сил. Хотя, людям свойственно ошибаться. Наливай Ильич, без ста грамм не разобраться.

В полдень, Пахом Ильич избавился от своего полона, за исключением Грота, которого держали в пыточной избе посадника, слишком велики были его 'заслуги' перед Новгородом, да Гюнтера. На Готландском дворе была целая контора по перепродаже пленников, этакий прообраз Красного креста. Платили немного, но деньги давали сразу. Иноземные купцы, проживающие в Новгороде, помимо добровольного налога на укрепление стен подворья, жертвовали на выкуп соотечественников. И получилось так, что некоторые торговые гости, что везли продовольствие вместе с караваном Фаси, опознали участников похода в доставленных пленниках. Разговоров было много, кое-кто радовался, что не стал задерживаться в устье Ижоры, а кое-кто откровенно подсчитывал убытки, надеясь навариться на доставке сопутствующих материалов для строительства крепости. К последним, и заглянул Пахом Ильич, предложив выкупить двух каменных дел мастеров за треть стоимости. Работники, умеющие строить каменные здания, в Новгороде были, но драли они за своё мастерство – просто безбожно. Основными заказчиками были монастыри, и гильдия в двенадцать человек, в дополнительных приработках не нуждалась. Заказы были расписаны на три года вперёд, а там, как обычно начиналось: доделка, усушка, утряска, отсутствие совести и многое другое, связанное со строительством.

Мастера были иудеи, сбежавшие не то из монгольского плена, не то от долговых обязательств, но, по каким-то своим причинам, отказывались называть место, откуда были родом. По-русски говорили с трудом, свеев – вообще не понимали. Зато, у каждого с собой был отвес, фартук, и что-то наподобие мастерка. Шведу их продал какой-то проныра, запудрив купцу мозги низкой стоимостью рабов.

– Какая встреча! Хлёд, ты ли это? – Ильич увидел старого знакомого по Бирке.

– Пахом! Сколько лет, сколько зим! Как здоровье Марфы? Почему сына с собой не взял? – Свейский купец искренне обрадовался встрече, развязал мешочек на шее и достал небольшой кусочек янтаря с двумя щепочками внутри в виде креста. – Смотри, до сих пор с собой ношу. Удачу приносит.

Пахом Ильич подарил редкий камень на память, о давних событиях, когда Хлёд помогал Новгородцу тайно вывезти медь. Сколько тогда Пахом страху натерпелся – не передать.

Друзья вспомнили былые времена, Хлёд обозвал последними словами Ульфа. Про своё участие в походе, просто развёл руками, мол, ничего личного, торговля – есть торговля, и уступил рабов за маленькое зеркальце.

Снорри и Микула стояли у Фёдоровского ручья, запуская гладкую гальку по водной глади.

–Куда теперь, Снорька? – Спросил ушкуйник у своего освобождённого друга.

– Кому я нужен? Землю обрабатывать уже разучился, наёмник из меня никакой вышел, в монахи пойти, так ты ж знаешь, не люблю я их. Истории буду сочинять, да людям рассказывать. – Снорька присел на корточки, скоро третий десяток пойдёт, а в жизни, ничего путного не сделал.

– Пахом Ильич людей собирает, для чего не говорит, но я с Сенькой с утра разговаривал, говорит, платят хорошо. На купеческом причале, с утра быть надобно, может, к нему? А там, серебра подкопишь, а с гривной, оно определиться полегче будет, нежели без неё. – Микула присел рядом и положил руку на плечо друга.

В Смоленск уходили три ладьи. Ильич отдал мне своё судно с командой, нанял ещё два со своими кормчими и гребцами, усилив их восемью охранниками, нанятыми перед отплытием. Груза практически не брали, только провиант.

– Не задерживайся Лексей. Времени в обрез. Ваня с Ефремом уже отправились к смердам, будут покупать за серебро, но, его мало, сам знаешь. – Напутствовал меня перед отплытием Пахом.

Скорость, вот что решало судьбу нашего мероприятия. Гребцы Пахома Ильича были в курсе, для чего был снаряжён караван.

– Ребятки. Вы идёте в Смоленск, чтобы забрать плуги и бороны для наших кормильцев. Не на князе с его дружиной держится земля наша, а на смердах, что хлеб выращивают. Лихая година ждёт впереди, жёны и дети будут молиться, успейте в срок. – Пахом Ильич собрал свою команду за полчаса до отхода, отвёл в сторонку и воодушевил их своей речью.

Флагман пересёк Ильмень-озеро под парусом за сутки, остальные две ладьи, словно приняв вызов, не отставали ни на кабельтов. Попутный ветер благоприятствовал, двигались без задержек, Ловать поддалась за трое, волок прошли почти влёт, бурлаки чуть ли не на плечах перенесли порожние лодки. Куны с премиальными стимулировали не хуже личного примера, там, где надо, сами помогали, где не надо – стояли в сторонке, наблюдая за работой профессионалов. Ровно двадцать один день длился наш поход. Савелий, встречавший меня в воротах, не поверил, насколько быстро мы добрались.

– А где Елена? Почему не слышно детского голоса? – По всем срокам, ребёнок у них должен был родиться в начале лета.

– Жена в Смоленске, гостит у сестры Рысёнка, там тоже двое новорождённых. – Сотник улыбнулся, и было видно, насколько он доволен своей супругой.

– Назвали-то как? – Нет, чтобы спросить, кто родился?

– Ростиславом. – Мне в Смоленск нельзя, вот и маюсь. То к Свиртилу наведаюсь, поохотиться, то здесь обитаю. Да что встали-то, пошли в терем, баню сейчас приготовят. – Савелий по-хозяйски проводил меня до двери. – Ну, тут всё по-прежнему, я скоро.

Вот и камень, это ж, сколько меня не было дома? С начала весны, время-то как летит, не угнаться. Хотя почему? Угнаться как раз можно, где мой ключик?

Неделю мы провели с Полиной на море. Купались, загорали, навещали родителей и веселились от души. Но с каждым днём отпуска, я стал замечать, что меня постоянно тянет назад, будто всё, что меня окружает – не моё, чужое. И сам я не на своём месте. К концу отдыха меня начали раздражать многие вещи: – хамство официантки, враньё менеджера в банке, набожность гаишника, принявшего взятку от пьяного водителя, и перекрестившегося после отъезда нарушителя. В конце концов, у нас с Полиной произошёл скандал, после которого я плюнул на всё, и вернулся в Хиславичи.

Через два дня привезли первую партию плугов, а вслед за ней, меня навестил налоговый инспектор, поинтересовавшись, куда делась крупа, закупленная мною в огромных количествах. Пришлось проводить его к реке, показать на воду и объяснить: – Рыб хотел разводить, да видно не по вкусу пришлась. Покрутив пальцем у виска, инспектор уехал, но обещал всевозможные кары и санкции, особенно тем, кто не хочет оплатить установку кондиционеров в их здании. Я даже не стал объяснять, что прописан в совершенно другом городе, даже в другой стране. Спас меня от нервного срыва звонок Борис Борисовича.

– Как дела Алёша? – Голос Левина был гипнотическим, каким-то успокаивающим и мне стало немного легче.

– Если честно…, то на букву Х, но русские – не сдаются.

– Адаптация, не переживай, это скоро пройдёт. Главное, ты жив и здоров, береги себя. – Борис прервал разговор.

– К чему адаптация? Что за чушь? Всего неделю в Крыму провёл, блин…, он всё знает, но как? – Мысли молнией промелькнули в моей голове.

После этого разговора прошло пять дней. К этому времени весь мой заказ на сельскохозяйственное оборудование был выполнен и доставлен. Помимо прочего были подготовлены к отправке пятьсот кос и три дюжины мясорубок, две тонны специй, семьсот заготовок для мечей, листовая сталь и проволока. Шесть часов, я не отходил от машины перехода, перетаскивая товар. Восемь охранников получили новую экипировку, взамен примитивной старой, оставалось выяснить прогноз на урожай в княжестве, и можно было отправляться обратно.

На следующее утро, пока крепость видела последние сны, прискакал староста из деревеньки Свиртила, вместе со своим сыном.

– Будем корчевать лес, на той стороне реки. Земля там ровная, холмов почти нет, так что, на будущий год станем продавать рожь. Кузнец в прошлом месяце из-под Владимира пришёл, остаться у нас решил, неспокойно у них, степняк озорничает. – Поведал староста.

Посевная, с его слов прошла на ура. Предприимчивый смерд умудрился вспахать не только поля своей деревеньки, но и помочь двум соседним, когда они прослышали про новый плуг.

– Колбасу делать умеют у вас? – Поинтересовался у крестьянина. Продукцию местного приготовления я видел только один раз, когда Степанида умудрилась изготовить две дюжины из одного кабанчика.

– Серафима умеет, только …, травы специальные нужны, а у неё их нет. Вот мамка её, тёща моя, вот она славно делала, как вспомню…. – Староста поведал, как тёща подчевала его вкусностями, не в пример матери жены сына.

– Сделаем так. Отправь сына домой, пусть, как можно скорее привезёт сюда Серафиму, и несколько девушек, способных к готовке. Будут учиться колбасному делу. А потом, все вместе уедете. – Староста согласился, отправив сына кивком головы.

– Я чего спросить хотел, свадьбы у нас скоро играть будут, а весной ты пообещал…. – Староста немного замялся.

– Помню, инструмент, полотно, зерно и посуда. Сколько свадеб-то будет? – Дружинники Свиртила время даром не теряли.

Староста стал загибать пальцы на руках, что-то подсчитывая в уме. – Дюжина точно, может, ещё один, с тем, пока неясно. – Хитро улыбнулся мужичок.

– Телега есть?

– Сын на телеге приедет, мамку привезёт, а что не поместится…, в руках понесём. – Смерд улыбнулся, обрадовавшись, что все его просьбы выполнены.

Демонстрацию по изготовлению колбасы устроили после обеда. Перед летней кухней поставили стол, на нем закрепил мясорубку, выложил на стол заранее купленное мясо и охлаждённое сало, шприц и эмалированный таз в стороне. Восемь фунтов говядины, столько же свинины и семь с половиной фунтов сала, растёртый сушёный чеснок, чёрный и душистый перец десять золотников, пол стакана сахарного песка. Мясо нарезал кусками и посолил.

– Надо выдержать седьмицу в холодном погребе, но времени у нас нет, буду показывать дальше, как будто оно уже пролежало там. – Объяснил женщинам.

Посоленные куски измельчил на мясорубке. Сало нарезал ножом на маленькие кусочки, размером с пол фаланги мизинца. Мясной фарш смешал с пряностями, добавляя туда кусочки сала.

– Всё это надо на сутки в погреб, пусть постоит. Всем понятно? – Крестьянки кивнули, явно желая что-то сказать, но промолчали.

С помощью шприца начинил оболочку фаршем, плотно, без пустот и завязал шпагатом.

– Теперь, каждая из вас попробует изготовить самостоятельно. Как сделаете, покажу, каким образом разбирается мясорубка, моется и снова собирается. – Дамы принялись по очереди начинять шприцем оболочку.

– Начиненные колбасы подвесить на седьмицу в погребе, смотрите, сухо там должно быть. Ну, а затем коптите холодным копчением трое суток, с 'сухим' дымом. Как сделаете, повесьте в тёмном месте, чтоб кот не упёр, где-то на месяц. Да проветривайте почаще. – Ликбез был завершён, мне оставалось только наглядно продемонстрировать разборку мясорубки.

– Перца у нас нет, да песку этого, как его…, сладкий который. – Серафима оценила механизм, но скептически отнеслась к технологии. Видимо, были какие-то свои, более предпочтительные рецепты.

Пока я ходил за сахаром и специями, со стола всё убрали, поместив почему-то на телегу эмалированный таз с остатками фарша и стакан. Потом, уже в Новгороде, мне рассказали, что крестьяне предпочитали заготовлять мясо впрок, делая банальную тушёнку, используя вместо жестяных банок глиняные горшки.

Утром, догрузившись ходовым товаром, для лавок Пахома Ильича и подарками, мы отплыли в Смоленск. Сутки, проведённые в столице, были насыщены визитами. Помимо Евстафия, который прикупил дом, рядышком с теремом Савелия, навестил боярина Рысёнка, поздравил Елену с первенцем, подарил соску-пустышку, передал привет от мужа и направился на аудиенцию к Ермогену. О состоянии урожая, лучше церкви не знал никто.

– Проходи, присаживайся, сын мой. – Епископ здорово сдал, за последние полгода, но харизма – только возросла.

– Ваше преосвященство, благословите, отче. – Я низко поклонился, коснувшись рукой пола.

– Вижу смирение в тебе, да и загорел изрядно, дома побывал? – Ермоген привстал с лавки и подошёл ко мне, крестя и протягивая крест для поцелуя.

– Пришлось, отче.

– Как там? Скоро ль Царьград возвернут, за грехи наши, латинянам отданный? – Епископ показал рукой, куда можно присесть.

– Преосвященнейший Владыка, есть мнение, что только через двадцать один год. Многие его не разделяют, но всё идёт к тому. – Ермоген лишь поморщился, услышав ответ.

– Рассказывай, что привело, надолго ли, кстати, церковь, в деревне, где литвины живут, так и не начали строить. Плохо это.

– К концу года всё будет готово. Фрол у Евстафия ожидает священника, дабы место выбрать. – Немного слукавил я. Бригадир плотницкой артели действительно находился в лавке Евстафия, и мы обсуждали с ним вопрос строительства, но пока не сошлись в цене.

– Я пошлю кого-нибудь, хотя, пусть Серафим посмотрит, ему там дальше жить, заодно с мирянами познакомится.

В итоге нашей беседы я получил благословение и был отправлен к Иннокентию, который на вопрос о предполагаемом урожае ответил кратко: – Будет как в прошлом году, может чуток лучше. Из-за голода посеяли мало, с хлебом останется Киев. Смоляне закупать на стороне не будут, но и продавать тоже.

В Полоцке была похожая ситуация, только для себя. Надо было спешить. К середине сентября, опоздав к собранному последнему зёрнышку, мы причалили к Новгородской пристани.

Пахома Ильича в городе не было, Марфа подсказала, что муж где-то в районе Ладоги, спупустил все гривны и сидит на коробах с зерном, отгоняя мышей.

– То, что на коробах – это хорошо, раз сам, значит не на кого оставить. Марфа, а где мне найти Сбыслава Якуновича или Гаврилу Алексича? – Ситуация была скверная, без Ильича, не зная никого в городе – полный завал.

– Господи! Эти два оболтуса, вместе с ним. С виду уважаемые люди, а всё туда же. – Марфа была не в духе. Спокойная, всегда вежливая женщина, напоминала котёл с перегретым паром. Ещё чуть-чуть и…

Причину её состояния я узнал позже, когда увидел Гюнтера, щебетавшего с Нюрой во дворе дома. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – молодые были влюблены. Девушка кокетничала, просила Штауфена подержать зеркало, хотя дома висело большое, во весь рост и даже предложила посидеть в крытом возке, что стоял рядом с конюшней. Гюнтер ходил за ней, как нитка за иголкой.

Выручил меня Ильюша. Мальчик отвёл меня на торг, в лавку, где торговал приказчик Ильича – Ваня.

– Пятьдесят сотен кадей скупили. Последний раз, когда я там был, места уже не было, куда короба ставить. Бояре ругают князя, на чём свет стоит, к свеям ни одной ладьи не ушло, цены поднялись в два раза. – Иван сидел в лавке с дубинкой в руках.

– Оружие зачем? – Вооружённый продавец в лавке как-то не увязывался с торговлей.

– Чувствую, бить скоро будут. Ефрем тут неподалёку, с ним Ждан и Сеня, если что – подсобят.

– Неужели так всё серьёзно? – Своей акцией мы, конечно же, перешли границы честной торговли, используя административный ресурс, но угрозы физической расправы я не ожидал.

– На торгу поговаривают, что скоро будут вече собирать. Строган пронюхал, что Пахом Ильич скупил хлеб, а где его хранит, пока не знает. – Ваня вдруг встал, поправил пояс и улыбнулся. За моей спиной стоял покупатель.

Вороватого вида мужичок недобро оскалился, пострелял глазками по сторонам, посмотрел на себя в зеркало и вышел вон. Зачем приходил – непонятно.

– Это уже третий, за сегодня. Глазеет, лыбится и уходит.

– Срочно зови Ефрема. – Сказал Ване, наблюдая за вышедшим мужичком.

Приказчик дёрнул за шнурок и над лавкой купца взметнулся красный флажок. Сигнализация примитивная, но действенная. Через тридцать секунд в лавку вбежали люди.

– О, Лексей. Уже тута, заждался тебя Пахом Ильич. – Ефрем попытался рассказать о переживания Ильича, по поводу моего отсутствия, но сразу умолк, когда увидел, как я прислонил указательный палец руки к губам.

– Из лавки, только что вышел мужичок, видели его?

– Да, вон он стоит, треплется с кем-то. Это Строгана человечек, мразь ещё та. Я ему морду в прошлом году набил, свинчатку он в рукавичке прятал, не по правилам то. – Всё стало ясно. Пахома элементарно выслеживали, надеясь застать в лавке, видимо узнали, что пришли корабли.

– Ефрем, надо возок к князю отправить, прямо сейчас. Поможешь? – Для начала я решил передать взятку Александру в размере пятидесяти мечей.

– Это можно, откуда везти? – Приказчик повернулся к охране. – Сеня, останься в лавке.

– На ладье всё, ещё даже не разгружали, сам знаешь, как груз на причале – плати пошлину. – Мне хотелось скорее отправиться на Ореховй остров, надо было начинать продажу инструментов крестьянам, пока те, не спустили всё серебро, вырученное за урожай.

По дороге к пристани, Ефрем поведал: – Половину ржи продал Юрьев монастырь, Гаврила Алексич туда ездил, Сбыслав договорился с Ладогой, у него там, куда не плюнь – на родича попадёшь, ну а мы с Ванькой, уже тут, по окрестностям шныряли.

– И как успехи? – Приказчик был очень весёлый человек, из разряда тех, кто, наступивши в коровью лепёшку – обратит это в шутку.

– Семь сотен кадей за нами. Огнищанин один помог, странный.

– Чем странный? – Так называли путешественников, или людей, которые не могли подолгу жить на одном месте. Крупный землевладелец и одновременно турист, это было неожиданно.

– Землю всё подходящую ищет, сажает что-то, записывает на бересте, в общем, не по-нашему. Семь сыновей у него, все такие же. Так вот, четыре сотни кадей нам продал, я такой ржи в жизнь не видывал.

– Интересно, а далеко усадьба его? – Местный агроном заинтересовал меня.

– Отсюда три дня пути, только, зачем тебе, Лексей? Он вчера к нам в лавку заходил, зеркало ему понравилось, постой… он сегодня будет маленькое зеркальце для дочки своей покупать. – Ефрем замер у колодца.

– Сделаем так, до причала я дорогу найду, мы у самого края, как обычно лодки поставили, приведи мне его туда, очень прошу. С возком опосля разберёмся. – Приказчик кивнул головой, развернулся и поспешил обратно, в лавку. В пятидесяти шагах от нас, засуетился мужичок, не зная за кем идти.

– Вяйнямёйнен из Корелы. – Представился агроном.

– Алексей. – Ответил я и протянул руку для пожатия.

Ефрем, приведший огнищанина, постоял с минуту и полез на ладью, посмотреть привезённый товар. С лодки раздался восхищённый свист, не то бочонки с вином увидел, не то сложенные мечи без рукоятей.

– Мне сказали, что урожай знатный собрали в этом году, хотите собирать больше? – Начал разговор с карелом.

– Да какой там урожай, так, чуток. – Поскромничал агроном.

Я достал из планшета рисунки с изображение плуга и бороны, показал их корелу, после чего, пригласил на ладью посмотреть и дать оценку. К моему сожалению, огнищанин, восторга Ефрема не разделил. Землю обрабатывали при помощи сохи, она не переворачивала пласт земли, а лишь отваливала его в сторону. И вся загвоздка заключалась в почве – слишком тонкий плодородный слой.

– На этом плуге можно регулировать глубину вспашки. – Возразил агроному.

– Железный плуг тяжёл, лошадь быстро устанет, хотя … я попробую, что ещё есть? – Огнищанин стоял на палубе, ожидая, пока из трюма вынесут серп и косу.

Час мы обсуждали с Вяйнямёйненом тонкости обработки земли. Удобрений не хватало, погодные условия – суровые, но, тем не менее, хлеб растить было можно: – Немного любви и много знаний,– примерно так выразился корел.

– Ефрем рассказал, что ты делаешь записи, если не секрет, для чего? – Мы сидели на лавочке, возле причала, под деревом, потягивая сухое вино. Торговые дела были завершены, и теперь, можно было поговорить по-душам.

– Не секрет, я хочу вырастить вишню, и знаешь, что я обнаружил … если за год до посадки в землю, на склоне, где садится солнце закопать золу, то дерево растёт лучше, а если сразу с золой сажать, то может и погибнуть. – Вяйнямёйнен посмотрел на меня, как будто сделал важное открытие и теперь, обнародовал его.

– Попробуй использовать склон вот под таким углом. – Я нарисовал карелу холмик со склоном в двенадцать градусов.

– Попробую. Приходи в гости на будущий год, вместе посадим.

Огнищанин купил плуг, борону, шесть кос, столько же серпов и меч для старшего сына. Последнее, скорее для повышения статуса, нежели для дела. Затраченное серебро стало возвращаться.

За то время, пока мы беседовали с корелом, Ефрем сбегал к княжьим хоромам и упросил Якова выделить пятерых дружинников с телегой, сославшись на Пахома Ильича.

– Подарки прибыли для князя. На причале дожидаются, сам бы привёз, да больно дорог груз. – Ефрем сэкономил на ввозной пошлине, то, что касалось грузов для князя, налогами не облагалось.

Уже к обеду, Александр оценивал взятку, пригласив к себе новгородского кузнеца, обслуживающего нужды дружинников.

– Я не знаю, из какого железа это сделано, работа ни на что не похожа. – Оружейник внимательно рассматривал клинок, пытаясь проследить шов сварки между железом и сталью.

– Мне всё равно, из чего они выкованы, как думаешь, сколько он может стоить? – Князь держал в руках точную копию клинка, что была на ладонях у оружейника.

– Рукоять надо доделать, кожей … не, тут две дырочки, как раз можно две пластинки из кости или дерева. – Начал размышлять мастер.

– Симеон, сколько стоит вот это? То, что можно сделать, пусть дружинники беспокоятся, у меня только треть с мечами, да и то…, ты ответишь на мой вопрос, или мне другого позвать? – Александр вспылил. Мастера больше интересовал сам клинок, а князя материальная составляющая.

– Надо испробовать, нельзя просто так, сказать, сколько он стоит. – Симеон был непреклонен. Предварительную стоимость он мог бы назвать, только посмотрев на изделие, но точную …, слишком уважал себя оружейник, чтобы бросаться словами.

– Яков! Принеси мой старый щит, с которого умбон сняли. – Потребовал князь.

– Мечом рубить щит? – Удивился Симеон. – Это ж не секира.

Александр надел рукавицу, вытащил из телеги первый попавшийся меч под руку, оценил балансировку и резко рубанул наискось, по краю, приставленного к возку щита.

– Шшхх. – Только ветер пронёсся. Щит развалился окончательно, доски держались только на кожаной обивке, край с медной окантовкой срезало.

– Пятнадцать гривен, а если доделать, по уму, то все двадцать. – Выдал окончательную стоимость подарка мастер.

– Слышал, Яков? А ты Пахома Ильича хаял, я за год столько не имею, сколько в этом возке. – Князь был доволен.

– Сядь в Суздале, и будешь иметь в десять раз больше. – Возразил ловчий.

– Суздаль, что мне один Суздаль, вот стать Великим князем, да чтоб все у меня в кулаке сидели, от Киева до Новгорода. – Подумал про себя Александр, сжимая стальную рукоять меча.

В это время мытарь пытался определить размер пошлины, которую следовало уплатить со стальных листов. В обширном перечне, листовая сталь размером аршин на аршин не значилась. Нисим пытался вспомнить, когда последний раз, за долгое время его службы, подобное привозили в Новгород, но, толи старческая память подводила, толи кислое молоко, выпитое дома, рядом с причалами, не давало сосредоточиться.

– Можно записать, что привезено железо в крицах, только … – Мытарь сделал паузу.

– В расплющенных крицах. – Подсказал Нисиму один из вариантов.

– Точно, как я не догадался. Дом мой, вон там, возле двух яблонь. Разница между оружейным железом и крицами, для ста привезённых пудов будет составлять … семь гривен. Две можно оставить под яблоней, а с тебя, за всё железо, сплющенное … семь да семь, да ещё сбор – Пятнадцать гривен. – Выдал расчёт налогового сбора портовый чиновник.

– Нисим, побойся Бога. – Ефрем не выдержал и встрял в разговор. – Это ладьи Пахома Ильича, и груз – его, когда это новгородские купцы пошлину как торговые гости платили?

– Пахома Ильича хорошо знаю, и отца его знал. Тут, я его не вижу. Не хотите платить – воля ваша. Только разгружать ладью не дам, на моей стороне стража и Закон. – Мытарь гордо приподнял подбородок. Абы кого, на его место не поставят, свою работу он знал досконально. И сколько тысяцкому надо отнести, и сколько стражникам отсыпать. Иначе, когда тяжело станет ходить, своего сына, Яакова, на эту должность не утвердят.

– Три гривны под яблоню и три в казну. – Предложил я.

– Ефрем, ты б объяснил, на досуге, своему дружку, как дела делаются. Четыре под яблоню, а три в казну за три десятка пудов сплющенных криц. – С налоговыми отчислениями было покончено.

Налоги в Новгороде, как и на всей Руси – драли безбожно. Доходило до сумасбродства, требовали оплату за проезд по мосту, этакий прообраз дорожного мыта. Взимался подоходный налог 'с сохи' или 'от дыма', церковная десятина и многое другое. Все договора, составленные после военных действий, включали в себя обязательный пункт:– льготное налогообложение купцов победившей стороны. Средневековым миром правили деньги.

Освободив ладью Ильича от груза, мы немедленно отплыли в сторону Ладоги. Отправившись вечером, вопреки всем правилам и приметам, тем самым спасли свои жизни. На Волхове, в десяти верстах от Новгорода, на нас готовили засаду. Строган считал, что на ладье Пахома вполне нормальные люди, посему и предупредил своих разбойников, чтобы готовились с утра перехватывать ладью, выкрашенную дикой краской[21]21
  'Шара' – дикая краска (у маляров), изготовлялась из белил, мела и сажи.


[Закрыть], мышиного цвета.

Так и проскочили, минуя отдыхающих татей, слишком поздно сообразивших, что добыча ушла, и догнать ладью не представляется возможным. Боярин, когда узнал о провале своей затеи, самолично порол кнутом гонца, принесшего известие. После экзекуции, Строган навестил своего знакомого, Михайло Сытинича, внука знаменитого боярина Сотко, который оплатил строительство каменного Борисоглебского храма.

– Подлый купчишка Пахом Ильич, перебил мне всю торговлю со свеями, по миру пустить захотел. – Жаловался боярин.

– Шутишь? Один купец, пусть зело удачливый, и перебил всю торговлю – не может быть. – Михайло пребывал в прекрасном расположении духа, Сбыслав Якунович давал в приданное, за свою Анисью триста гривен[22]22
  Для примера, годовой доход в Германии с лена составлял 5 кёльнских марок. 1 марка Кельна =233,855 г. серебра. Грубо, 1,2 кг. серебра в год. Сбыслав даёт 61,2 кг. серебра, т.е. доход за 51 год, что равносильно пожизненному обеспечению невесты.


[Закрыть].

– Ну, не совсем один. Кабы не Сбыслав с Гаврилой, в жизнь бы ему не управиться, гаду ползучему. – Какой такой Сбыслав? – Сытинич спросил, явно заинтересовавшись именем.

– Сбыслав Якунович, ну ты должен его помнить, здоровый такой, ни одной драки не пропускал, а Гаврила Алексич – сосед его. – Строган, напомнил Михайле, как много лет назад он, будучи совсем молодыми, со своими дружками, ходили стенка на стенку, лупцуя молодцов в Людиного конца. Сам же Строган, всегда стоял в сторонке, считая игрища – бестолковой затеей.