355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Миллер » «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.) » Текст книги (страница 5)
«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.)
  • Текст добавлен: 13 мая 2017, 00:00

Текст книги "«Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIХ в.)"


Автор книги: Алексей Миллер


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
Первые годы царствования Александра II.
«Скрытая» стадия активизации украинофильства

Уже первые шаги по либерализации режима в начале царствования Александра II затронули и положение активистов украинского национального движения, репрессированных по делу Кирилло-Мефодиевского братства. Запрет на публикацию их произведений был снят. Костомаров был возвращен из провинции и получил место профессора. Его появление в Петербургском университете было поистине триумфальным – после первой лекции из аудитории его вынесли на руках. У Кулиша вскоре появилась собственная типография в Петербурге [144]144
  За 1860—1862 гг. типография Кулиша издала в серии «Сельская библиотека» 39 различных брошюр на украинском, что равняется числу украинских книг, изданных за предыдущие 40 лет. См.: Дей О. I. Книга і друкарство на Україні з 60-х років XIX ст. до Великого Жовтня // П. М. Попов (ред.). Книга і друкарство на Україні. Київ, 1964. С. 129.


[Закрыть]
. В 1858 г. вернулся в столицу и Шевченко. Вообще Петербург в то время становится центром довольно многочисленного и активного украинофильского кружка. «Жаль мне, что Вы находитесь так далеко от родины и от Петербурга, который, по множеству проживающих здесь украинцев, заменяет нам отчасти родину»,– писал Кулиш одному из своих корреспондентов-украинцев в 1861 г. [145]145
  П. А. Кулиш – В. П. Маслову, 7 декабря 1861 г. ОР РГБ, ф. 418, к. 1, ед. хр. 15. Л. 1. Некоторые подробности о жизни петербургского кружка украинофилов см. в: Пантелеев Л. Ф. Воспоминания. М., 1958; Недоборовский З. Мои воспоминания. // Киевская старина. Февраль 1893. Грушевский впоследствии заметил: «Самый факт, что центром украинского движения конца 50-х и начала 60-х годов сделался Петербург – правительственный центр, расположенный в 1500 верстах от украинской территории, показывает, как слабо было еще это движение, как связано с деятельностью немногих единиц». (Грушевский М. Очерк истории украинского народа. СПб., 1904. С. 352.)


[Закрыть]

Бдительность властей по отношению к украинофильству практически сошла на нет. Только некоторые рядовые чиновники, еще помнившие порядки прежнего царствования, временами беспокоили начальство. В 1857 г. петербургский цензор Лажечников, обнаружив в предисловии Кулиша к его исторической хронике «Черная рада» «рас|64суждения о внесении примирительного начала между двух племен, связанных материально и отчасти духовно, но разрозненных старыми недоразумениями и недостатками взаимной оценки», счел, что «столь важный предмет требует рассмотрения его высшею Цензурою», а потому обратился с запросом в Главное Управление по делам цензуры (далее – ГУЦ) [146]146
  РГИА, ф. 772, оп. 1, ед. хр. 4027. Л. 1—1 об. Письмо от 4 января 1857 г.


[Закрыть]
. Последнее от бдительного цензора отмахнулось, предложив рассмотреть вопрос «согласно общих правил» [147]147
  Там же. Л. 8. Заключение ГУЦ от 12 января 1857 г.


[Закрыть]
.

Уже в 1860 г. петербургский цензор В. Бекетов, при рассмотрении очередного произведения Кулиша под названием «Хмельниччина», не найдя в книге «ничего предосудительного, кроме некоторых слов, намекающих на стеснительное положение Малороссии при завладению ею русскими», тем не менее усомнился, «может ли вообще быть допущена история Малороссии, в чем как бы высказывается самостоятельность этого края» [148]148
  РГИА, ф. 772, оп. 1, ед. хр. 5536. Л. 1—1 об. Запрос от 7 декабря 1861 г.


[Закрыть]
. И вновь ГУЦ не нашел резонов трактовать украинский вопрос вне «общих правил»: «Цензура вообще не может и не должна препятствовать обнародованию специальных сочинений, касающихся истории разных областей империи, бывших некогда отдельными и ныне составляющих с ней одно целое, если только сочинения эти написаны с чисто ученою целью, без всякой мысли о возможности самостоятельного существования тех областей и без всяких сепаратических учений и настроений» [149]149
  Там же. Л. 4—4 об. Письмо члена ГУЦ Н. Муханова от 22 февраля 1861 г.


[Закрыть]
. Не обнаружив, по наивности, таковых в сочинении Кулиша, ГУЦ разрешил публикацию «Хмельниччины».

Где правительство проявляло жесткость и быстроту реакции, так это в пресечении весьма энергичных в то время попыток поляков распространять в Западном крае книги на местных языках, печатанные латиницей [150]150
  См. статью В. Ламанского в № 2 «Дня» от 21 октября 1861 г. С. 16.


[Закрыть]
. Активные усилия по переводу на латиницу письменности тамошних русинов предпринимались в это время в Габсбургской монархии. В мае 1858 г. в Галиции по указанию наместника провинции гр. А. Голуховского была создана специальная комиссия по переводу галицийских русинов с кириллицы на латиницу. Другой проект такого рода был подготовлен с благословения австрийских властей чехом Й. Иречеком, занимавшим важный пост в австрийском Министерстве просвещения [151]151
  См.: Мойсеенко В. Про одну спробу латинизації україньского письма // «І»: незалежний культурологічний часопис. Львів, 1997. № 9. С. 140—147.


[Закрыть]
. Реализовать эти проекты не удалось из-за отчаянного сопротивления галицийских русинов.|65

Уже в 1859 г. «печатание азбук, содержащих в себе применение польского алфавита к русскому языку», в России было запрещено. В этой связи было указано «постановить правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, собственно для распространения между простым народом (а это как раз не возбранялось.– А. М.), печатались не иначе как русскими буквами» [152]152
  РГИА, ф. 772, оп. 1, часть 2, ед. хр. 4840.


[Закрыть]
. Аналогичное решение вскоре последовало и в отношении белорусского языка [153]153
  РГИА, ф. 772, оп. 1, часть 2, ед. хр. 4950. Замечательно, что B. Дунину-Марцинкевичу, издателю конфискованного в результате этого решения перевода «Пана Тадеуша» А. Мицкевича, были возмещены убытки.


[Закрыть]
. Таким образом, белорусский и малорусский трактовались как наречия русского языка. В целом эти решения продолжали политику, принятую после восстания 1830—1831 гг., которая, по меткому определению французского историка Даниэля Бовуа, признавала крестьян Западного края экономической собственностью польских землевладельцев, но отказывалась считать их польской культурной и национальной собственностью [154]154
  Beauvois D. Polacy na Ukraine 1831—1863. Paryż, 1987. S. 31.


[Закрыть]
.

Накануне отмены крепостного права правительство и общественное мнение были озабочены развитием начального образования для крестьян. И здесь особой чуткости к угрозе украинского национализма, а также жесткости ассимиляторской политики не проявлялось. Специальный Комитет, рассматривавший этот вопрос в 1861 г., пришел к заключению, что в первые два года – а к этому, собственно, и сводилось начальное образование во многих областях империи, в том числе и на Украине, вплоть до начала XX в.– преподавание должно вестись на местных наречиях «в тех местностях, где родной язык не есть язык велико-российский», и только на более высоких ступенях языком обучения должен становиться русский [155]155
  См. РГИА, ф. 775, оп. 1, ед. хр. 188. Л. 9—9 об. (Справка для Валуева о решениях по этому вопросу.)


[Закрыть]
. (Фактически это решение повторяло нормы Устава 1804 г., предполагавшего преподавание и русской, и местной грамматики.) Замечателен в этой связи рассказ члена Полтавской громады Д. Пильчикова о том, как в 1861 г. в ходе конфликта украинофилов и местных помещиков о языке преподавания в местной воскресной школе «какой-то петербургский генерал зашел в школу, принял к великому нашему удивлению нашу сторону, находил наше притязание вполне законным и – хамократия (так Пильчиков неизменно называет местных помещиков.– А. М.) замолчала» [156]156
  Дудко В. Полтавська Громада початку 1860-х pp. у листах Дмитра Пильчикова до Василя Білозерського // Київська Старовина. 1998. № 2. C. 162.


[Закрыть]
.

В начале 1862 г. в Петербурге и Москве можно было свободно купить шесть (!) украинских букварей разных авторов, в том числе |66Кулиша и Шевченко [157]157
  См.: Основа. 1862. № 1. С. 108. Остальные авторы – Л. Ященко, Н. Гатцук, И. Деркач, К. Шейковский. Были и разошедшиеся к тому времени издания, например М. Максимовича.


[Закрыть]
. В 1862 г. стараниями минского маршалка (предводителя дворянства) А. Аскерка был напечатан и белорусский букварь [158]158
  Церашкович П. У. Беларусы. Энцыклапедыя Гісторыі Беларусі. Мінск, 1993. С. 471.


[Закрыть]
. Отметим предписание цензурным комитетам от 1858 г. в случае переиздания «Граматки» Кулиша, впервые напечатанной в Петербурге в 1857 г., исключить из нее статьи, «проникнутые национальным украинским духом» [159]159
  РГИА, ф. 772, оп. 1, часть 2, ед. хр. 4503.


[Закрыть]
. Цензурным властям просто не приходило в голову, что само издание украинских букварей гораздо более важно для развития украинского национализма, чем несколько высказанных в них сепаратистских идей! Другая претензия властей к «Граматке» Кулиша, вытекавшая, собственно, из первой, была связана с помещением в ней статей, вызывающих враждебность к полякам. Киевский генерал-губернатор кн. И. И. Васильчиков под влиянием жалоб местных помещиков обращался в 1858 г. к министру народного просвещения с просьбой запретить именно по этой причине продавать «Граматку» во вверенных ему губерниях, а в последующих изданиях эти статьи изъять [160]160
  РГИА, ф. 772, оп. 1, д. 4503. Л. 1.


[Закрыть]
.

Власти не только не чинили препятствий для издания украинских букварей, но ассигновали через МНП 500 рублей для издания украинских учебников для народных школ [161]161
  См.: Фабрикант Н. Краткий очерк из истории отношений русских цензурных законов к украинской литературе // Русская мысль. 1905 Кн. III. С. 131.


[Закрыть]
.

Украинские активисты даже попытались использовать церковные структуры для распространения букваря Шевченко в народных школах. В начале 1861 г. группа харьковских украинофилов отправила 6000 экземпляров букваря Шевченко киевскому митрополиту Арсению для использования их в народных школах. Сам факт, что организаторы этой акции не запросили Арсения о готовности принять книгу, но сразу послали ему такое огромное число экземпляров, войдя в весьма серьезные расходы, говорит о том, что они не ожидали встретить какие-либо препятствия с его стороны. Митрополит, однако, проявил осторожность и 19 апреля отправил обер-прокурору Святейшего Синода А. П. Толстому запрос о том, стоит ли ему принимать этот дар и вообще о мнении правительства насчет использования малорусских букварей в народных школах [162]162
  См.: Бородін В. С. Т. Г. Шевченко і царська цензура. Дослідження та документи. 1840—1862 роки. Київ, 1969. С. 75. (Бородин опубликовал в приложении все документы, касающиеся этой истории.) К запросу в адрес Толстого Арсений приложил письмо от дарителей, но просил его вернуть, что Толстой, вероятно, и сделал, поэтому установить имена харьковских активистов на основании материалов дела невозможно.


[Закрыть]
. Толстой 20 июня переадресовал |67запрос Арсения начальнику III отделения В. А. Долгорукову [163]163
  Там же. С. 154.


[Закрыть]
. Долгоруков в свою очередь тут же передал письмо Толстого министру народного просвещения Е. В. Путятину, который запросил справку от подчиненного ему Главного управления цензуры. Последнее сообщило, что «по цензуре нет распоряжения, чтобы не дозволять печатать буквари на малороссийском языке. Только постановлено правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, писанные собственно для распространения их между простым народом, печатались не иначе как русскими буквами, и чтобы подобные народные книги, печатанные за границею польским шрифтом, не были допускаемы ко ввозу в Россию». В канцелярии Путятина на этом документе была сделана приписка: «Главное управление цензуры постановило: препятствовать нет законных оснований, но лучше не поощрять наречий, разъединяющих два племени. Представить подробнее рассмотреть г. т{айному} с{оветнику} Тройницкому. 8 июля 1861 г.» [164]164
  Там же. С. 154—155.


[Закрыть]
Таким образом, в середине 1861 г. ни Синод, ни III отделение, ни МНП не имели сколько-нибудь ясной позиции по вопросу о допущении в начальную школу украинских учебников.

Член Главного управления цензуры А. Тройницкий представил свой отзыв через неделю – 14 июля. Он начал записку с подтверждения вывода ГУЦ, что нет никаких законных оснований для препятствий к публикации этой книги, но тут же оговорился, что «покровительствовать от имени правительства распространению ее в Малороссии, в виде народного учебника, едва ли было бы уместно». Аргументация Тройницкого выглядела следующим образом: «Издание как этой книжки, так и других, ей подобных, т. е. составляемых для простонародья в Малороссии, на малороссийском языке, хотя и печатаемых русскими буквами, обнаруживает намерение вызвать снова к отдельной жизни малороссийскую народность, которой постепенное и прочное слияние в одно неразрывное целое с народностью великорускою должно, по моему мнению, быть предмет ненасильственных, но тем не менее постоянных стремлений правительства. Религия, исповедуемая нами, одна и та же; высшие классы малороссийского населения, благодаря Бога, уже значительно сблизились и слились с такими же классами великороссийского племени в общественном и служебном быту; простой народ составляет значительную часть русского войска, его интересы, земледельческие, промышленные и торговые, могут только выиграть и развиться через взаимное обобщение с подобными интересами всего русского государства; различаются и разделяются еще отчасти великорусский и малороссийский простой народ |68особенными наречиями одного и того же языка и некоторыми местными обычаями. Невозможно и не следует искоренять этих различий насильственными мерами, как, например, запрещением вообще печатания малороссийских книг, и сближение их следует предоставить времени; но никак не следует и препятствовать естественному ходу времени и новым оживлением малороссийской речи и малороссийской литературы содействовать, от имени или влиянием правительственных властей, возникновению вновь в будущем того разделения между родственными племенами, которое некогда было так губительно для обоих и которое было бы даже опасно для целости государства. Позволяю себе присовокупить, что такому направлению следовали и главнейше, может быть, обязаны своим нынешним могуществом Англия и Франция, державы, собравшиеся первоначально из частей, более разнородных, нежели наше общее отечество – Россия» [165]165
  Бородін В. С. Т. Г. Шевченко і царска цензура… С. 155—156.


[Закрыть]
.

В своей интерпретации различий между малороссами и великороссами Тройницкий следует за Венелиным. Его предложения относительно неуместности цензурных запретов предвосхищают, как увидим, позицию большей части русской прессы, как она была выражена в публикациях осени 1861 г. Тройницкий оказался первым сановником, который ясно сформулировал в бюрократическом документе ассимиляторский подход, основанный на проекте большой русской нации, и прямо провел аналогию между этим проектом и опытом Англии и Франции. Однако никакой программы ассимиляторского давлений Тройницкий не предлагал, полагаясь лишь на «естественный ход времени».

Разумеется, после этой записки митрополиту Арсению было рекомендовано «принятие и раздачу южнорусского букваря отклонить» [166]166
  Там же. С. 156.


[Закрыть]
. Неверно было бы, однако, думать, что перелом в политике властей произошел уже в середине 1861 г. Так, в 1862 г. одна из украинских книжек для народного чтения – «Сказки» Л. Глебова – была издана на казенный счет [167]167
  Дей О. I. Книга і друкарство на Україні з 60-х років XIX ст. до Великого Жовтня… С. 308.


[Закрыть]
. Также терпимую позицию продолжал занимать и Святейший Синод, цензуре которого подлежали все книги религиозного содержания. Предназначенное для народа и напечатанное на собранные Костомаровым добровольные пожертвования издание «Священной истории» отца Степана Опатовича на украинском не встретило препятствий в 1862 г. [168]168
  Служивший в Петербурге на Смоленском кладбище Степан Иванович Опатович был близок с Костомаровым и другими петербургскими украинофилами. См.: Недоборовский З. Мои воспоминания // Киевская старина. 1893. № 2. С. 201—202.


[Закрыть]
Как увидим далее, Синод в это время вполне |69допускал и возможность издания на украинском Священного Писания. В стремлении довести свои решения до крестьян власти, если действительно были этим озабочены, не останавливались перед тем, чтобы обратиться к ним на украинском языке. В 1861 г. не кому иному, как Кулишу официально было предложено перевести на украинский Положение о крестьянах [169]169
  Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб., 1910. С. 14.


[Закрыть]
. Перевод не был напечатан из-за того, что государственный секретарь В. П. Бутков требовал от Кулиша приблизить его к языку малороссийского крестьянина, а Кулиш отказался вносить поправки, поскольку видел свою главную задачу в стандартизации языка [170]170
  Дудко В. Полтавська Громада початку 1860-х рр… С. 176. Отметим, что с Бутковым был солидарен и полтавский украинофил Д. Пильчиков, писавший о тексте Кулиша, что «такой перевод будет бесполезен для народа» (Там же. С. 163).


[Закрыть]
. В 1862 г. киевский гражданский губернатор Н. П. Гессе, совершая поездку по вверенной ему губернии с целью убеждения крестьян в необходимости составления уставных грамот, имел с собой чиновника, который повторял его речь «на малороссийском языке» и раздавал затем печатные экземпляры этого украинского текста собранным старшинам [171]171
  28Шевелів Б. Петиціі українских громад до петербурзьского комітету грамотности з р. 1862 // За сто літ. 1928. № 3. Харків; Київ. С. 14. См. также: Современная летопись «Русского вестника». 1862. № 4.


[Закрыть]
.

Таким образом, даже после появления записки Тройницкого, сформулировавшего проблему достаточно ясно, власти, как мы увидим, еще довольно продолжительное время не выработали четкой единой позиции в вопросе о языке преподавания и не проявляли особой чувствительности к проблемам идентичности, что явно свидетельствует о запаздывании самодержавия по крайней мере на несколько десятилетий в усвоении националистических принципов политики, уже вполне утвердившихся к тому времени в западноевропейских странах.


* * *

Во второй половине 50-х гг. своеобразной прелюдией к грядущему обострению украинского вопроса стала полемика двух весьма известных в тогдашней России ученых мужей – академика Михаила Погодина и бывшего ректора Киевского университета Михаила Максимовича, выступавшего от имени «малорусского народа» [172]172
  Малороссийский патриотизм Максимовича не стоял в непримиримом конфликте с его общероссийской идентичностью. До конца жизни Максимович так и не стал украинским националистом, то есть единство Южной и Северной Руси никогда не ставилось им под сомнение, даже в отдаленной перспективе. Он просто не мыслил еще националистическими категориями. Объясняя, почему заведомо любит Киев больше Погодина, Максимович ссылается на то, что «питая к нему любовь общерусскую, и ближайшую к нему любовь – малороссийскую,– я люблю его еще как родину моего рода», оперируя ценностями потомственного дворянина (Максимович М. Ответные письма М. П. Погодину. Русская беседа, 1857. Кн. 2. С. 85). О Максимовиче см. также: Пыпин А. Н. История русской этнографии. Т. 3. Этнография малорусская. СПб., 1891. С. 15—37; Драгоманов М. М. А. Максимович. Его литературное и общественное значение. Некролог // Вестник Европы. 1874. Март. С. 442—453.


[Закрыть]
. Суть спора, |70проходившего в течение 1856—1857 гг. на страницах славянофильского журнала «Русская беседа», сводилась к тому, кто (великороссы или малороссы) имеет больше прав на наследие Киевской Руси. Максимович начал полемику «Филологическими письмами» к Погодину, возражая против его теории, согласно которой население Киевской Руси до татарского нашествия было великорусским, а малороссы заняли эту территорию лишь в XIV—XV вв. после ухода великороссов на север. (О. Андриевски считает, что Погодин начал формулировать эти идеи под впечатлением от дела Кирилло-Мефодиевского общества [173]173
  Andriewsky О. Becoming Invisible: Ukrainians in the Rhetoric of Empire in the 19th Century Russia. Доклад на конференции «Shaping identities in the borderlands: Ukraine, Belarus, and Lithuania in the Nineteenth Century» CEU. Budapest, March 4—6, 1999.


[Закрыть]
.)

Подчеркивая малороссийский характер культуры Киевской Руси, Максимович оговаривался, что «Малороссийское и Великороссийское наречие, или, говоря полнее и точнее, Южнорусский и Северорусский языки – родные братья, сыновья одной русской речи… должны быть непременно вместе, в одной системе» [174]174
  Максимович M. Филологические письма к M. П. Погодину // Русская беседа. 1856. Кн. 3. С. 84—85.


[Закрыть]
. И далее, говоря о языке, Максимович дает вполне систематическое изложение концепции «большой» русской общности: «Великороссийское наречие состоит в ближайшем сродстве с белорусским, и составляют они одну речь, или язык севернорусский, который, вместе с южнорусским языком или речью (состоящею в двух главных наречиях – малороссийском и червонорусском), образует одну великую речь восточнославянскую, или русскую» [175]175
  Максимович М. Ответные письма М. П. Погодину // Русская беседа. 1857. Кн. 2. С. 87.


[Закрыть]
. В ответ Погодин обвинил своего старого приятеля (весь спор проходил в достаточно благожелательной атмосфере, и полемисты обращались друг к другу на «ты») в «жаре местного пристрастия» [176]176
  Погодин М. Ответ на филологические письма М. А. Максимовича // Русская беседа. 1856. Кн. 4. С. 124.


[Закрыть]
. Характерно, что Погодин возражал против объявления «Малороссийским того, что принадлежит нам (т. е. Великоруссам) искони» [177]177
  Там же. С. 137.


[Закрыть]
. Тем самым он, сознательно или нет, признавал саму возможность такого дележа и отрицал, по сути, концепцию безусловного |71единства «трех русских племен». В его трактовке наследие Киевской Руси из материала, в высшей степени удобного для создания исторического мифа, обслуживающего идею единства, становилось предметом «имущественной тяжбы».

Фактически мы имеем здесь дело с весьма типичным для романтического этапа развития националистического конфликта спором о дележе истории, с поиском исторических аргументов для обоснования прав на ту или иную территорию и для установления того или иного варианта этнической иерархии. Из рассуждений Погодина вытекала идея «старшинства» и доминации великорусского элемента, Максимович же отстаивал их равенство, но само единство сомнению не подвергал [178]178
  Вполне логично, что Максимович впоследствии не поддержал «Основу», в программе которой делался акцент на национальной проблеме. См.: Бернштейн М. Д. Журнал «Основа» і український літературний процес кінця 50—60-х років в XIX ст. Київ, 1959. С. 34.


[Закрыть]
. Происходила постепенная «национализация патриотизма», хотя модерная националистическая идеология оставалась чужда обоим участникам полемики до конца их жизни [179]179
  Понятие «национализация патриотизма» предложено и проанализировано на западноевропейском материале в кн.: Viroli М. For Love of Country. An Essay on Patriotism and Nationalism. Claredon Press, Oxford, 1995. P. 140—160.


[Закрыть]
.

Форма полемики, с обилием ученой терминологии, подробным обсуждением лингвистических частностей, делала для читателей вычленение идеологической сути спора задачей весьма трудоемкой и заведомо исключала возможность превращения этих публикаций в предмет широкого общественного интереса.

Однако, дошедшие до нас фрагменты частной переписки конца 50-х гг. показывают, что уже тогда шло активное обсуждение тех вопросов, которым предстояло стать предметом острой публичной полемики в начале 60-х гг. В 1857 г. Кулиш начал искать деньги на издание украинского журнала. «Если бы был журнал, то есть деньги на него, то можно б и найти дельных ребят, которые поняли бы, что нам нужно, и создали бы свой язык не хуже чехов и сербов»,– писал Кулиш богатому помещику Г. П. Галагану, который симпатизировал украинофилам [180]180
  Киевская старина. Сентябрь 1899. С. 349. «Частная переписка Г. П. Галагана. Письма П. А. Кулиша».


[Закрыть]
. (Если образы, символы и тексты часто заимствовались украинофилами у поляков, то стратегия движения формулировалась в опоре на чешский образец, который больше соответствовал характеру проблем культурной и языковой эмансипации, стоявших перед украинским национальным движением.) Кулиш совершенно точно определял суть задачи – литературный язык еще предстояло создавать [181]181
  Именно поколение Кулиша и Шевченко заложило основы этого процесса, который не был вполне завершен даже к середине XX в. См.: Shevelov G. Y. Evolution of the Ukrainian Literary Language // Ivan L. Rudnytsky (ed.). Rethinking Ukrainian History. Edmonton, 1981. P. 224—227.


[Закрыть]
. Впрочем, он и сам не собирался оставаться в |72стороне от дела: «Мы обогатили московскую речь словами, которых, при их научной темноте, у москалей не было. Теперь надо взять своё назад с лихвой, не обращая внимания на то, что хозяйствовал на нашей собственности Пушкин и другие. Вот я, отдыхаючи, перевел по-нашему первую песню Чайлд Гарольда так, будто и нет на свете московской речи, а только английская и наша» [182]182
  Киевская старина. Сентябрь 1899. С. 349. «Частная переписка Г. П. Галагана. Письма П. А. Кулиша».


[Закрыть]
.

Кулиш, при всей его очевидной тенденциозности, был ближе к исторической правде в описании характера взаимодействия малорусской и великорусской культуры в XVII и XVIII вв., чем Белинский [183]183
  См.: Saunders D. Ukrainian Impact on Russian Culture 1750—1850. Edmonton, 1985.


[Закрыть]
. Поляки, если бы их пригласили к участию в этой дискуссии, разумеется, предложили бы свою трактовку того, откуда взялись у малороссов «ученые слова». Далее слово следовало бы передать немцам…

В конце 1858 г. планы создания журнала стали предметом оживленной полемики Кулиша со славянофилом С. Т. Аксаковым. В октябре 1858 г. Кулиш писал С. Аксакову следующее: «Слова мои кажутся иногда резким криком потому, что им не предшествовали свободные объяснения с читающим обществом; что свободы слова мы, Малороссияне, лишены более, нежели какая-либо народность в Русской Империи; что мы поем свою песню на земле чуждей… Мы имеем против себя не одно Правительство, но и ваше общественное мнение. Мы имеем против себя даже собственных земляков-недоумков. Нас горсточка, хранящих веру в свою будущность, которая, по нашему глубокому убеждению, не может быть одинакова с будущностию Великорусского народа. Между нами и вами лежит такая же бездна, как между драмой и эпосом: и то и другое великие создания божественного гения, но странно желать, чтобы они слились в один род! А ваше общество этого желает и в это слепо верует. Ваше общество думает, что для нас клином сошлась земля в Московском царстве, что мы созданы для Московского царства, а пожалуй, что Московское царство создаст нашу будущность. Мы это видим и чувствуем беспрестанно и, не имея возможности писать за себя так, как пишут дома, изредка только нарушаем свое молчание…

Да если б можно было писать по-искендеровски, то каждая оскорбляющая вас фраза превратилась бы в биографический, этнографический или социальный трактат, и целая литература образовалась бы из нашего несогласного с вашим воззрения на то, что теперь обсуживается в назидание всей Русской земли по-Московски и Петербургски. Это время настанет-таки, но настанет тогда, когда нас не будет уже на свете. И пускай доказательством будет то, что в период высшего |73развития вашей письменности существуют люди, негодующие на ее односторонность и нетерпимость. Мы не домогаемся от Правительства и вашего общества невозможного покамест, но мы храним завет свободы нашего самостоятельного развития…» [184]184
  ГАРФ, ф. 109, Секретный архив, оп. 1, ед. хр. 1762. Л. 1—2.


[Закрыть]

Кулиш выступает здесь как убежденный украинский националист именно сепаратистского толка, то есть ясно определяющий Москву и русскую культуру как «чуждые», а конечную цель как отделение Украины. Обратим внимание на то, что Кулиш вполне доверяет своему адресату в том смысле, что тот не сделает письмо достоянием гласности. Далее мы увидим, что в начале 60-х подавляющее большинство великорусских оппонентов украинофилов последовательно предвосхищало логику Ф. М. Достоевского и А. С. Суворина из известного эпизода 1881 г., рассказанного последним в его «Дневнике», где они говорят о невозможности донести на заговорщиков [185]185
  Дневник А. С. Суворина. М.; Пг., 1923. С. 15.


[Закрыть]
. Речь, конечно, идет не о сравнении украинофилов с террористами «Народной воли», а о том, что многие либерально настроенные противники украинофилов не только на них не доносили, но и самой открытой полемики с ними длительное время вынужденно избегали, поскольку в условиях полицейского режима это с большой долей вероятности могло иметь последствия, равнозначные доносу. Далее мы увидим, что эта весьма актуальная для России даже в XX в. тема трактовки либеральной этики в условиях полицейского режима будет не раз возникать в полемиках об украинофильстве.

Впрочем, в Петербурге многие сознательно поддерживали украинофильство. Тот же Кулиш с укором писал С. Аксакову в ноябре 1858 г.: «Петербургские русские позволяют существовать малороссийской народности и хлопочут о ней, как свойственно истинно просвещенным людям нашего времени» [186]186
  Цит. по: Берншейн М. Д. Журнал «Основа» і український літературний процес кінця 50—60-х років XIX ст. Київ, 1959.


[Закрыть]
.

В переписке конца 50-х уже обозначился и конфликт, которому впоследствии предстояло сыграть важную роль в судьбе украинофильства в России, а именно конфликт между украинофилами и теми малороссами (было бы неверно называть их украинцами), которые считали благом для Украины единство с Россией. Вот что писал такой малоросс С. С. Гогоцкий, профессор педагогики Киевского университета, отцу В. В. Гречулевичу, автору одного из многих появившихся в то время украинских букварей, в Петербург в декабре 1859 г.: «В букваре своем вы прекрасно сделали, что напомнили народу его же понятиями о всех подлостях Ляхов. Это необходимо, потому что, повторяю, и теперь эта пропаганда только выжидает случая для действия против нас. В мыслях своих она уже уничтожила нас. Солтык |74в Париже напечатал, что Малороссия обитает от Днепра до Волги, а о том, что нас не менее 6-ти миллионов по правую сторону Днепра – ни гугу. Но мне кажется вы не приняли во внимание обстоятельств всей Малороссии, когда а) намекаете народу о какой-то самостойкости. (Самостойкость нас убила бы в один год.) б) Хотя не прямо, но косвенно, молчанием проводите разделение между нами и Великоруссами, тогда как именно нужно внушить нашему народу крепко, что наше благо только и только в единстве всех Русских племен. Поверьте, что это единственный компетентный молот против этой пропаганды, которую я отлично вижу и понимаю, как она прячется. Я заметил, что Восточные Малороссы совсем забыли о нас… в) Вообще в вашем букваре вы, заметно, желаете поставить наш народ во враждебное отношение к России и напрасно устранили употребление литературного русского языка, хотя в некоторых статьях. Этим вы, даже если судить по расчету, поступили неловко, потому что вы накликаете нам вместо одного врага – Ляха, двух: Ляха и Русского. Понять не могу, каким же образом мы удержимся при двух врагах, когда нас держит единственно Русское Правительство.

Мои выводы следующие: а) Мы должны теперь же озаботиться о обучении народа по обеим сторонам Днепра, б) Поддерживать впредь мысль о единстве трех племен Русских; без этого единства мы погибнем и очень скоро, в) Литературный русский язык должен быть всем общий в букварях. Вера и язык должны быть связующими элементами. Но не мешает привести что-нибудь и на простом языке нашем. г) отнюдь не внушать разлада между Великороссиею и нами. Можно выражать желания перемен другим способом. Не забывайте, что враги наши: Ляхи и Рим!» [187]187
  ГАРФ, ф. 109, Секретный архив, оп. 1, ед. хр. 1763. Л. 3—4 об. Выписка из письма С. Гогоцкого из Киева от 19 декабря 1859 г., к отцу В. В. Гречулевичу, в СПб. Сохранена пунктуация и орфография оригинала.


[Закрыть]

Цитированное ранее замечание Кулиша о «земляках-недоумках», которые выступают против украинофилов, говорит о том, что Гогоцкий был в своих взглядах не одинок. Председатель киевской Комиссии для разбора древних актов М. В. Юзефович тогда же старался убедить Кулиша, что задача состоит в «воздействии друг на друга двух коренных русских наречий, из общего источника которых {…} должен вылиться великолепный, образцовый наш литературный язык» [188]188
  Киевская старина. Март 1899. С. 324.


[Закрыть]
. Юзефович давал Кулишу деньги, и потому последний писал «земляку-недоумку»: «Хоть вы и не по-нашему пишете, но не совсем и по-чужому, потому что мы с Московскою Землей не враждуем и любим московскую словесность, как и свою руськую. Сохрани нас Боже Московськой Земли одбигаты» [189]189
  Там же. С. 314.


[Закрыть]
.|75

Однако письмо Гогоцкого свидетельствует, что публично нигде пока не заявленная политическая программа украинофилов для многих заинтересованных наблюдателей была достаточно понятна уже в конце 50-х гг. Кстати, в круг «заинтересованных наблюдателей» как раз с 1858 г. входит и III отделение, перлюстрировавшее и письмо Гогоцкого, и весьма откровенное письмо Кулиша Аксакову от октября 1858 г. С точки зрения охраняемых им интересов жандармское начальство верно оценило оба текста. Письмо Гогоцкого начальник III отделения Долгоруков лично снабдил пометкой «Вообще весьма дельно», а дело по письму Кулиша канцелярия Долгорукова озаглавила «Письмо… с рассуждениями в националистическом духе: о невозможности сосуществования в будущем России и Малороссии в едином государстве, о вере Малороссии в свое обособленное от России будущее и т. д.» Однако времена были уже не николаевские, и никаких прямых репрессий против Кулиша не последовало.|76


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю