Текст книги "Мстители"

Автор книги: Алексей Садиленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава IV
МАЛ ЗОЛОТНИК, ДА ДОРОГ

Ане приснился сон: будто она минировала мост, а группа прикрытия вела бой. Противно дрожали руки, Аня сердилась, но никак не могла успокоиться. К ней подполз Артозеев, толкнул в бок и, щекоча бородой, закричал в ухо:

– Вон с моста, трусиха! Скорей!

Аня упрямо мотнула головой, хотела вскочить, чтобы объяснить, мол, она совсем не трусиха, но у нее не хватило сил оторваться от мостовой фермы. Тогда она сделала короткий рывок и… вдруг увидела возле себя Софью Иосифовну.

– Скорей, милая! Скорей! – торопила женщина. – Из штаба посыльный прибегал, командир тебя вызывает.

– В штаб? – удивилась Аня, но тут же сообразив, что от нее требуется, вскочила с нар. У входа в штаб она столкнулась с командиром соединения.

– Сколько мин в резерве? – спросил Попудренко.

– Каких? – не поняла сразу Аня.

– Противотанковых!

– Только «НЗ».

– Бери все, что есть, да вот этих ребят, – распорядился командир, указывая на двух молодых партизан хозвзвода, охранявших штаб, – и быстро к третьей роте. У них там могут прорваться танки… Остановить! Поняла? Остановить! Иначе они ворвутся на территорию санчасти. Во что бы то ни стало, – повторил он. – Задержать хотя бы до вечера, до темноты.

Аня выдохнула:

– Есть!

Возле ямы, где хранилась взрывчатка, сидела дочка Софьи Иосифовны, Верочка. Охранять было больше некому – все подрывники в разгоне. Девчушка, держа на коленях карабин, испуганно прислушивалась к близким разрывам снарядов.

– Вот, гад, кроет! – сказал молодой чернявый парень, помогая Ане снаряжать самодельные мины. Аня приговаривала для себя и для него:

– Быстро, быстро, быстро! Вот так, вот так… Эх, успеть бы! – уже на ходу твердила она.

Их перегнал комендантский взвод. Аня поняла: значит, действительно, создалось очень опасное положение, если в бой бросили охрану штаба и раций… Взвод скрылся впереди. Девушка со своими помощниками тоже прибавила шагу.

День хотя и был в разгаре, но, к счастью, все небо заволокло сплошными тучами, и это спасало от фашистской авиации.

Вскоре стали посвистывать шальные пули. Впереди, в кустарнике, раздался треск. Аня с хлопцами шарахнулась в сторону. Навстречу, ломая ветки, выбралось несколько партизан. Они тащили сорокапятимиллиметровую пушку из артдивизиона соединения. От неимоверного напряжения партизаны обливались потом и дышали тяжело, с хрипом, словно загнанные лошади. Двое были в окровавленных бинтах.

– Все. Отстрелялись! – бросил, проходя мимо Ани, командир орудия. – Последним осколочным снарядом танку гусеницу перебили…

– Танков много? – с тревогой спросила Аня.

– Вроде три было видно. Сейчас отошли и подбитый утащили к себе. Скоро опять надо ждать.

Командир, хромая, заковылял вдогонку своим артиллеристам.

Побежали дальше. Через полкилометра остановились, прислушиваясь к стрельбе. Стоя за деревом, Аня никак не могла разобраться, куда же надо идти, где искать третью роту: кругом посвистывали пули и срезали ветки с деревьев.

– Сюда! Ко мне! – вдруг раздался знакомый простуженный голос комроты Иванова. – Да ползком, ползком, черт вас возьми!

Пригнувшись, девушка побежала на голос, но ливень пуль над головой заставил ее втиснуться в снег. Энергично работая руками и ногами, подползла к огромной ели с оторванной снарядом вершиной и, задыхаясь, доложила командиру роты:

– Подрывник Анна Малых прибыла в ваше распоряжение, имею пять противотанковых мин и бутылку «КС»[1]1
  Бутылка «КС» – бутылка с самовоспламеняющейся жидкостью для поджога танков.


[Закрыть].

– Добро! – сурово бросил Иванов и, обращаясь к лежавшему рядом командиру комендантского взвода, приказал: – Бери всех своих людей – и на третью просеку! Приготовьте связки гранат. За третью просеку фрицев не пускать!

– Смотри туда! – вновь повернулся он к Ане. – Видишь поваленное дерево? Возле него и нужно перекрыть минами просеку. Только скорей, дорогая, а то поздно будет!

Подобраться к поваленному дереву было не так-то просто. Один из парней, вдруг ткнувшись с разбегу в снег, застыл в неестественной позе. Аня упала рядом и, взглянув на него, содрогнулась: голова юноши стала одной большой раной. На снегу расплывалось красное пятно. Невозможно было поверить, что еще минуту назад она, Аня, и этот молодой паренек бежали рядом, а еще, раньше, вместе снаряжали самодельные мины и переговаривались… Подполз второй юноша, молча накрыл голову товарища шапкой, закинул себе за спину уже ненужный тому карабин, надел на себя его пояс с подсумками и подобрал валявшиеся рядом мины.

Дальше ползли локоть к локтю… Добрались до цепи партизан, залегших в снегу за стволами деревьев. Противника не было видно, только злее, чаще посвистывали и рвались разрывные пули. Немного дальше, впереди и чуть правее, методически, с нарастающим надсадным звуком, «раскалывались» немецкие мины и снаряды.

«Минеры прибыли!» – понеслось по цепи. Партизаны заулыбались.

– Ну, полезли дальше! – едва передохнув, приказала Аня своему напарнику и, буквально роя носом снег, боясь, как бы шальная пуля не помешала выполнить намеченное, поползла дальше. Вслед за ней, волоча на ремне мины, двинулся ее помощник.

Поравнявшись с поваленным деревом, Аня увидела, что минировать удобнее и выгоднее там, где толстые деревья как бы сжимали просеку с обеих сторон. Совсем не ощущая холода, добрались до подходящего места. Паренек принялся поспешно делать в снегу ямки. Аня укладывала в них мины и старательно разравнивала сверху снег – маскировала.

Четыре мины были уложены и замаскированы по всем правилам. Можно было отходить. И, странно, опасное дело показалось Ане очень простым и легким. Она готова была уже вслух поделиться этой мыслью со своим напарником, но в это время совсем неподалеку от них взорвался снаряд. Аня ткнулась лицом в снег.

Начался артиллерийский налет. Свист осколков был нестерпимо пронзительным и, казалось, что это – все, это – конец, и больше ничего не будет.

«Неужели ничего? Неужели конец?» – Аня чуть повернула голову набок и тоскливо глянула на искристый фонтанчик, возникший на мгновение почти у самых ее глаз оттого, что по снегу чиркнуло осколком.

Затем наступила тишина и стало слышно, как поскрипывает на ветру подрезанная пулей ветка. «Живая…» – искренне удивилась Аня и посмотрела на своего товарища. Он весело, беспечно улыбнулся, и в этой своей радости показался ей обыкновенным мальчишкой.

Быстро поползли к своим, а нарастающий сзади танковый гул становился все гуще, все враждебнее. Не успели одолеть и половины пути, как сзади грохнул сильный взрыв.

– Хорошо! – прошептала Аня, глянув туда, где замер подбитый танк. Она ждала, что за этим взрывом последуют другие, но вдруг позади снова натужно завыл мотор.

Аня обернулась, и сердце ее сжалось. Подминая мелкие деревца, по краю просеки полз здоровенный фашистский танк, полз угрюмо, прямиком на партизанские цепи, в партизанский лагерь, где раненые, где Софья Иосифовна и Верочка… Откуда он взялся? Как обошел минированное место?

Позади танка и по бокам в черных шинелях шли с автоматами эсэсовцы, прошивая лес перед собой частыми очередями.

– Все пропало! – растерянно произнес парнишка и дрожащими руками стал торопливо вытаскивать из сумки гранаты.

В это время с двух сторон застрочили автоматы комендантского взвода. Несколько эсэсовцев распластались на снегу, остальные кинулись назад. Но танк продолжал идти, хищно лязгая гусеницами, татакая пулеметом, поворачивая жерло своей пушки то в одну, то в другую сторону. Пушка била и била, заставляя чуть содрогаться гигантскую машину.

Еще немного, еще немного, и танк начнет давить партизан на линии обороны, потом… Сама еще толком не зная, что она делает, как делает, почему, Аня быстро привязала к последней мине парашютную стропу[2]2
  Стропа – прочный шнур от парашюта.


[Закрыть] и в тот миг, когда до танка осталось не более двадцати метров, рывком переметнулась через просеку. Полоснула пулеметная очередь, но Аня уже лежала за толстой сосной и торопливо подтягивала мину к себе.

Грохочущая громадина шла прямиком по центру просеки. А она, выглядывая из-за дерева, стропой тянула мину. «Только бы не заметил! Только бы не заметил!» – шепотом, в каком-то забытьи, повторяла она и вся подалась вперед, перебирая веревку руками.

– Ага! Попался гад! – в яростной радости закричала Аня, увидев, как мина скользнула под гусеницу.

Ахнул взрыв.

Отряхнувшись от снега, что лавиной обрушился на нее с дерева, Аня обернулась к танку. Он стоял поперек просеки, прямо против нее. Казалось, она даже ощущала тепло его моторов.

Секундное замешательство, и в танк летит бутылка с горючей смесью.

Аня не услышала удара стекла о броню, но увидела, как по танку запрыгало, затрепетало бледное пламя, а затем повалил черный удушливый дым. Откинулась крышка люка, но едва в нем показалась голова в черном шлеме, как с другой стороны просеки хлопнул выстрел, и голова скрылась.

Еще миг – и внутри танка глухо бухнул взрыв. Это осмелевший Анин помощник закинул в люк гранату. Дым заклубился гуще. Строча из автоматов, мимо Ани пробежали поднявшиеся в контратаку партизаны.

Один из них задержался около нее:

– Цела? Ну бегом! Бегом! Он сейчас взорвется!

– Ну и девка! Ну и девка! – встретил Аню командир роты Иванов своим простуженным баритоном. – Скажи пожалуйста! Ведь это надо было придумать! А ведь, по совести, не очень я надеялся на тебя, не очень… – Он хлопнул ее по плечу.

А подошедший начальник штаба соединения Рванов добавил, усталым движением вытирая со лба пороховую гарь:

– Как говорится: мал золотник, да дорог!

Глава V
ГОРСТЬ ЯГОД

С легкой руки начальника штаба к Ане сразу пристала кличка «Анка-Золотник» или просто – «Золотко», еще проще – «Золотинка».

Костя первым из подрывников поздравил Аню с победой над танком, потом, немного потоптавшись рядом, проговорил ей прямо в ухо (девушка была довольно сильно контужена и еще плохо слышала):

– Надо бы тебе цветов подарить, да где их тут взять. Зима… Вздохнул, в смущении досказал: – Вот… на болоте собрал, – и протянул девушке горсть мороженой темно-алой клюквы.

– Чудак! – Аня взяла ягоды, опустила ресницы и чуть приметно покраснела.

Костя Лысенко – человек сложной судьбы. Сам он из Москвы. В конце сорок первого года его, лейтенанта, командовавшего саперным взводом, контузило. Лысенко попал в плен, прошел через несколько лагерей военнопленных. Но нигде, как он ни пытался, совершить побег не удалось. Тогда Костя вместе с такими же, как сам, молодыми командирами, с которыми подружился в лагере, задумал попроситься в формируемые изменником Власовым части, чтобы затем уйти к своим. План удался: вскоре они уже маршировали в немецких шинелях.

В первом же бою Лысенко и его товарищи попытались осуществить свой рискованный замысел. Пристрелив командира, эсэсовского ефрейтора, они торопливо поползли по направлению к партизанским цепям. Однако партизаны заметили их еще на полпути и открыли такой ураганный огонь, что пришлось по шею залезть в болото да так и просидеть до ночи. Догнать уходивших в глубь леса советских людей им удалось лишь на седьмые сутки.

Они пришли с оружием и полным комплектом боеприпасов, израсходовав всего один патрон на эсэсовца. Был у них и ручной пулемет с четырьмя коробками дисков.

В первых же боях Костя Лысенко зарекомендовал себя отличным стрелком. Уже через месяц на его счету было восемь немецких солдат и один офицер.

Вскоре его, сапера по специальности, перевели в подрывники. И здесь, среди опытных минеров, он быстро завоевал уважение: подорвал три автомашины с солдатами, а при налете на мост у Белынковичей и во время повторного разгрома Гордеевского полицейского гарнизона он проявил настоящий героизм и сумел вынести с поля боя своего раненого командира.

Перед выходом в рейд Лысенко был уже командиром отделения минеров. Он как-то сразу поднялся до высот того авторитета, которым пользовались такие опытные подрывники, как Кузнецов, Кошелев и Артозеев.

Костя любил риск, свою трудную, опасную работу сапера. Он был отчаянным парнем, но в последнее время при встречах с Аней терялся и, так непохоже на себя, робел.

– Знаешь, Аня, чего мне хочется после войны? Приехать в Москву и бродить по ней – у Кремля, вдоль набережной. Просто так бродить и все. И знаешь, с кем? С тобой. Если ты, конечно, согласишься…

– Чудак! – Аня тихо, чуть слышно смеялась. – Кажется, я соглашусь. Кажется…

И в ту минуту никто из них двоих не верил в то, что где-то рядом шатается, рыщет смерть, подстерегает на каждом шагу. А она была совсем недалеко.

Хотя подрыв танка на просеке и остановил карателей, но к вечеру штаб соединения все же снял партизан с обороны и дал команду готовиться к рейду. Лагерь ожил вмиг – на подготовку дали всего один час. Обоз в подразделениях был сокращен в четыре раза. Все лишнее зарывалось или уничтожалось. Грузили только самое необходимое.

Тихо, без традиционного салюта, похоронили павших в дневных боях товарищей…

Почти всех подрывников отправили на разминирование прохода, по которому должна была прорываться колонна. Только троих, во главе с Володей Павловым, никогда не унывающим, по-цыгански смуглым юношей, командир послал с небольшой группой прикрытия минировать след партизанской колонны.

Аня села в сани вместе с Осиповной и Верочкой.

В полночь разведчики доложили, что путь свободен от мин. Партизанская колонна быстро заскользила меж деревьев к опушке леса. У его кромки подтянулись поплотней и, дождавшись сигнала, помчались по оврагу.

Половина колонны уже покинула лес, когда каратели обнаружили ее. В небо полетели ракеты, затарахтели пулеметы, струи трассирующих пуль обрушились на партизан. Ездовые что было мочи стегали лошадей, а бойцы прямо из саней били по врагам из пулеметов, автоматов, из винтовок и карабинов.

С храпом упала подстреленная лошадь. Сани – на бок, люди – кубарем в снег, но тотчас вскочили, быстро разобрали поклажу и, с ходу побросав ее в другие сани, кинулись догонять свое подразделение.

Большая часть колонны уже выбралась из леса. На место прорыва обрушился шквальный минометно-артиллерийский огонь карателей. Лишь с большим трудом хвост колонны соединился с основными силами.

Вскоре подразделение минеров нагнало подрывников, снимавших мины в проходе, по которому прорывалась колонна черниговцев.

– Аня! Аня! – послышался знакомый голос.

– Здесь я, здесь, Костя! – обрадовалась Аня и, не раздумывая, соскочила с саней.

– Я так боялся за тебя! Это не смешно? – взяв ее за руки, сказал Костя.

– Нет! – ответила Аня. – Это совсем не смешно…

К рассвету соединение втянулось в небольшой лесок и остановилось на дневку. А для того чтобы каратели не напали на место стоянки, командование по нескольким направлениям выслало отвлекающие группы. В группе, которая отправилась к железной дороге Унеча – Новозыбков, были Костя и Аня.

Среди бела дня небольшой отряд пробирался по снежной целине, маскируясь в кустарниках, мелколесье и в оврагах.

Костя правил лошадью. Аня сидела, свернувшись калачиком, за его спиной. Она чувствовала себя очень спокойной с этим сильным немногословным юношей.

– Тебе хорошо? – время от времени спрашивал он.

– Хорошо! – тихо отзывалась девушка. Ей хотелось ехать и ехать без конца. Спина Кости защищала от морозного ветра. Он часто поворачивался и прикрывал ей ноги сеном, следил, чтобы вылетавший из-под лошадиных копыт снег не попадал ей в лицо.

Под вечер добрались до небольшого леска. Отсюда до дороги полтора-два километра. Были слышны не только паровозные гудки, но и шум идущих поездов.

Посоветовавшись, решили взорвать эшелон прямо перед лесочком, в чистом поле, надеясь, что именно тут их меньше всего ожидают. В вечерних сумерках, встав на лыжи, двинулись к железнодорожному полотну.

Погода была явно за партизан: луна едва проглядывала сквозь оплошные тучи, падал редкий снежок, мела небольшая поземка.

Вскоре дошли до щитов снегозадержания, залегли за ними и стали ждать сигнала разведчиков, которые уже притаились у самой насыпи.

Наконец оттуда мигнул зеленый огонек. Раз-другой.

– Быстро! – крикнул Костя, подхватил мину и, пригнувшись, побежал вперед. Аня еле поспевала за ним.

«Милый, милый, милый, – думала она. – Самый сильный, самый смелый человек на свете!» И тут же спохватилась: «То, что мы делаем, – это очень страшно! Что же я думаю совсем об ином?! Ах, да разве так уж и страшно? Рядом же Костя! С ним ничего не страшно».

Потом Костя выдалбливал в промерзшем балласте ямку, Аня помогала ему, выгребая грунт и ссыпая его на расстеленную рядом плащ-палатку. Когда ямка была готова, быстро уложили в нее заряд взрывчатки, вставили взрыватель, замаскировали мину снегом. Протянули шнур и аккуратно замели свои следы хвойным веником.

И вот они лежат за деревянными щитами снегозадержания, лежат рядом, бок о бок, и ждут. Время течет медленно-медленно. Уже второй раз проходят по насыпи гитлеровские патрули. Хорошо слышно, как поскрипывает у них под ногами снег и как они о чем-то громко говорят.

И Аня, и Костя совсем окоченели. Хорошо бы побегать, согреться, но это невозможно. Наконец со стороны Новозыбкова донесся шум приближающегося поезда. Костя подал Ане шнур и сказал:

– Когда паровоз будет напротив – дергай!

Сам он примостил свой автомат на снежном бугорке в щели решетчатого щита.

Грохот состава нарастал. Вот уже виден огонь паровозного прожектора. Машинист включил свет потому, что был уверен: самолеты в такую погоду не летают.

Несколько томительных секунд, и паровоз поравнялся с подрывниками.

– Рви! – крикнул Костя.

Аня дернула шнур, но, видно, недостаточно сильно: взрыва не последовало. Тогда Костя мгновенно перехватил шнур и рванул его на весь размах руки. Под паровозом полыхнул огонь. Оглушая все вокруг, прогромыхал взрыв. Вверх взвилось громадное слепящее пламя.

Эшелон, как оказалось, состоял из цистерн с горючим. Вокруг стало светло, как днем. Сплошная стена огня, шириной не менее ста метров, обдала подрывников нестерпимым жаром. Взрывы не прекращались и звучали то сильнее, то слабее. Вслед за ними из огненной стены, подобно протуберанцам, взлетели в вышину багровые языки пламени. Рвались последние цистерны.

Дело сделано. Партизаны вскочили и побежали к лесу. На бегу Костя торопливо сматывал тянувшийся за ним шнур.

Где-то на станции тревожно и торопливо ударили пулеметы, с противоположной стороны дороги, в кустарнике и редком лесу, захлопали мины. Это немцы наугад били по предполагаемому пути отхода партизан.

– Молодец, Аня, молодец, – приговаривал Костя.

– Ты молодец! – отвечала девушка. – Я – что…

Костя указал на зарево:

– Еще один эшелон. Считай еще один шаг до Берлина! Я не слишком красиво говорю?

– Вовсе не слишком. Ты правильно говоришь, Костя. Знаешь, а ведь когда-нибудь, после войны, люди, пожалуй, не поверят, что партизаны не только рвали эшелоны, но и могли любить.

– Пусть не верят. Но мы-то с тобой знаем, что партизаны умеют и воевать, и любить.

Аня порывисто обняла его.

– Родная! – Костя подхватил ее на руки, усадил в сани. Кони рванули и понеслись вслед за маленькой колонной отряда.

…Позади продолжали трещать выстрелы, глухо рвались мины – спохватившиеся гитлеровцы все еще пытались настигнуть партизан. А природа, родная земля, словно помогала советским людям: густо повалил снег, закрутила поземка, заметая и без того не очень приметные следы партизанской группы.

Глава VI
ТРАГЕДИЯ НА ПРИПЯТИ

В знаменитых Елинских лесах, где еще зимой 1941/42 года базировались черниговские партизаны, сейчас опять горели костры. Это из Клетнянских лесов возвратилось партизанское соединение черниговцев.

Прилетел из Москвы Алексей Федорович Федоров, первый секретарь Черниговского обкома партии, депутат Верховного Совета СССР. Кроме оружия, боеприпасов и медикаментов, он привез и новый приказ, который требовал, чтобы одна часть соединения, с Попудренко во главе, оставалась на Черниговщине, а остальные, вместе с Федоровым, совершили бы стремительный рейд в Западную Украину, на Волынь, под Ковель. Мешкать было нельзя: вот-вот вскроются реки, начнется весенняя распутица.

Нелегко было командирам разделить отряд на черниговцев и волынцев, но еще труднее – разлучаться друзьям. Прощание получилось нелегким. Не обошлось и без слез, по-мужски скупых и стыдливых.

…Первую встретившуюся на пути железную дорогу федоровцы перешли с боем, подорвав два эшелона. Один из них сожгли дотла. Днепр форсировали с ходу, благо лед на нем еще не ушел тронуться, а вот за Днепром стало худо. Почти везде сошел снег. Пришлось помогать измученным лошадям тащить сани по грязи и песку. Одновременно партизаны старались заменить сани телегами. Наконец весь обоз, как говорят, встал на колеса.

Перед рекою Припять на хвост колонны насели каратели. Оторваться от них партизанам удалось лишь спустя несколько дней, после сильных арьергардных боев. В поисках удобного места для переправы соединение вынуждено было сделать несколько переходов вдоль Припяти. И вот тут, в районе Оревичей, произошла встреча федоровцев с ковпаковцами. Одна из самых трогательных и горячих встреч военного времени. Сюда же вскоре подошли и отряды Мельникова.

Знаменитые командиры не преминули воспользоваться тем, что в одном месте неожиданно собралась такая могучая сила. Объединенный штаб быстро разработал «Брагинскую операцию». Внезапно партизаны ударили и полностью разгромили крупный фашистский гарнизон в городе Брагине, куда оккупанты перенесли управление всем Полесьем. Взяты были богатые трофеи и очень много продуктов.

Затем перед подрывниками была поставлена задача подготовить переправу федоровцев на западный берег Припяти. Задача нелегкая: днем о форсировании реки нечего было и думать – в небе постоянно рыскали «костыли» и «рамы»[3]3
  «Костыль» – самолет-разведчик с неубирающимся шасси. «Рама» – двухфюзеляжный легкий бомбардировщик-разведчик.


[Закрыть]. Они буквально гонялись за каждой, даже одинокой, подводой.

Подрывники собрали все уцелевшие, припрятанные населением от гитлеровцев лодки, соорудили из них подобие парома, куда можно было одновременно закатить две подводы. И уже за первую ночь почти половина партизанского войска смогла благополучно переправиться на западный берег и занять там большой плацдарм. Всю следующую ночь, сменяя друг друга, подрывники и выделенные им в помощь партизаны из других отрядов перебрасывали лесную армию Федорова с одного берега Припяти на другой, но все же до утра управиться не успели.

Под утро начальником парома назначили Костю Лысенко. Над рекой еще клубился густой туман, отлично помогавший паромщикам в их нелегкой работе. Костя торопил ребят и сам что есть силы помогал им.

Но вот туман стал подыматься, рассеиваться – хоть все кончай. А на берегу и осталась-то всего дюжина подвод! Обидно! И Костя решился. Замаскировав паром ветками, он продолжал вести переправу.

Беда вынырнула из-за туманной пелены, едва паром достиг середины Припяти. Почти на бреющем полете хищно проскользнула проклятая «рама», сделала над рекой «горку» и высыпала кассету мелких бомб. Вода вскипела, лошади вскинулись на дыбы. Паром накренился, резко встал на ребро и нырнул в пучину. Все скрылось в пенящемся водовороте.

К месту трагедии мчались две лодчонки. «Рама» развернулась, обстреляла их из пулемета…

Все это время, словно не замечая ничего вокруг, Аня стояла на берегу и глазами полными ужаса, смотрела на реку: «Костя! Родной мой!..»

Пристали к берегу лодки со спасенными, но Кости среди них не было.

Губы девушки продолжали беззвучно шевелиться, а глаза ее все так же полнились недоумением и ужасом. С ней заговаривали, убеждали уйти с берега. Она не отвечала… Тогда ее усадили в лодку и, доставив на другой берег, передали Осиповне. Аня не плакала, не стонала. Без сна пролежала она на повозке весь день и всю ночь.

Утром пришли комиссар соединения Дружинин, командир и политрук подрывников.

– Крепись, крепись, дочка! – сказал комиссар, бережно дотрагиваясь ладонью до горячего лба девушки. Потом добавил, обращаясь к политруку и командиру: – Почаще посылайте ее на задания, да на те, что посерьезней. Так надо.

– Спасибо вам, Владимир Николаевич, – трудно разомкнув губы, поблагодарила Аня. – Спасибо. Я не подведу. Пожалуйста, верьте…