Текст книги "Жесткокрылый насекомый"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Да мне и тут вроде нормально…

– Ты на себя посмотри! В гроб краше кладут. Тебя эти кошки в могилу сведут, попомни мое слово. Ну, подкармливаешь ты их, зачем домой-то таскать? Всех спасти все равно не удастся.

– Наташенька, мы же вместе с тобой все это затеяли.

– Тетка Мика, мы с тобой только кормили, лекарства давали, котят да щенков пристраивали, не передергивай. А вот когда я уехала, ты что-то вразнос пошла совсем. Ты же в этой Ольховке уже десять лет безвылазно, даже в командировки тебя не посылают, а про отпуск я вообще не говорю.

Кулик молчала. Кто-то изменился: или она, или Наташа. Когда-то они твердо знали, что если встретишь на улицу нищего и дворнягу одновременно, то накормить следует дворнягу, потому что она не может попросить о помощи. А теперь? Наташа наверняка предпочтет нищего…

Марина подумала. Вспомнила разговор с Евгением. И решила, что покормит обоих. По крайней мере однорукого Пивораса она точно голодным не оставит.

– Ладно, тетка Мика, заболталась я с тобой, – спохватилась Наташа. -

Пойду добивать стариков, они уже готовы согласиться.

– Ты еще зайдешь?

– Перед отъездом, попрощаться. И давай уже, думай. Этот зверинец надо как-то уже… кхм… разрешать. Да я же говорила тебе!

– Что делать?

– Они больные у тебя все, друг друга заражают. Усыплять надо…

Наташа ушла. И ни о чем не поговорили. Неужели в пятьдесят лет сестрам не о чем поговорить?

– Я на лоджии и в комнатах уже все установил, – подал голос Бухта.

– Спасибо, – рассеянно сказала Марина. Потом подумала и спросила: -

Леня, скажи, я действительно засралась?

Бухта испуганно замотал головой.

За один день весь контингент Центра вырос в два с половиной раза, причем те Кулики, которых привезла “мамаша”, опять испарились. В приемном изоляторе находилось теперь семьдесят человек вместо допустимых пятнадцати. Перегруз был более чем заметный, и Геращенко прилюдно обматерила Распопову. Елена (да кто, наконец, запомнит ее отчество?) заявила, что будет жаловаться, на что Лопаницын сказал:

– Свидетели есть?

По внешнему виду сотрудников было понятно, что свидетелей нет.

Галка отозвала Пятачка в сторону:

– У меня две новости. Одна херовая, другая еще хуже…

Оказывается, семейный детский дом Марине Васильевне не светил.

Администрация Большой Ольховки не располагала такими ресурсами, никто не выделит денег под содержание шестидесяти трех детей, тем более пожилой училке.

– Она даже медкомиссию не пройдет, у нее на лице написано: даю дуба.

Короче, Марина Васильевна должна умереть, – закончила Геращенко.

– Ты совсем?.. – Лопаницын повертел у виска “фонарики”. -

Переработка о себе знать дает?

Геращенко вздохнула:

– А ты подумай. В покое ее не оставят – слишком много детей. Если их будут отбирать, до нового учебного года население города ох…енно увеличится. И будет расти, пока Кулик коньки не отбросит. Между прочим, если у нее вечером опять кто-нибудь окажется, этих угланов будет сто двадцать семь, считая приютских.

Галка была права. И одновременно ее предложение являлось полнейшим бредом, о чем Пятачок не преминул тут же заявить:

– Слишком поздно придумала. Надо было еще во дворе пристрелить, при попытке украсть детей. А теперь как быть? Будем мочить в сортире?

Или живьем скормим кошкам?

– Что ты вечно кривляешься, как маленький? Можно проще. У нее сердечная недостаточность. Положить в больницу и перепутать лекарство.

– Откуда знаешь?

– Я о ней справки наводила. Работа у меня такая, нечего так смотреть.

– Так, – Лопаницын встал. – Предлагаю разбежаться. Никто ничего не слышал. У меня и так дел по горло, а я тут с вами, сударыня, убийство лысого в подвале обсуждаю.

Да и время уже было далеко за пять пополудни. Договорились встретиться завтра, на свежую голову.

Но встретились они уже сегодня вечером, при обстоятельствах драматичных и фантасмагорических.

Леня закончил работу около половины шестого и начал уже собирать инструменты, как его внимание привлек шум с улицы. Он поглядел вниз и обалдел.

Во дворе толпились дети, никак не меньше двухсот. Ну, может, и меньше, однако молодому человеку не пришло в голову пересчитывать пузатую мелочь.

Кроме детей, во дворе собралось взрослого народу – не протолкнуться.

– У вас тут что – в лагерь детей провожают? – спросил Бухта у хозяйки. – Не поздновато ли?

Марина Васильевна в сильнейшем душевном волнении выглянула с балкончика – и обомлела. Они пришли сами, даже те, кто был в приюте!

– Спасибо. Большое спасибо! Ты уже все? До свидания.

Она вытолкнула оторопевшего парня из квартиры и выбежала на улицу сама.

– Зайцы! Зайцы, домой!

– Мама! – крикнули “зайцы” и бросились к Марине.

Народ во дворе заволновался:

– Ни хрена себе кроличья ферма!

– Эй, училка, шкурки почем?

– Милицию, милицию надо!

Таисия Павловна Ферапонтова уже вовсю названивала родственнику, но и без него к дому подъехало несколько “скорых”, пожарный расчет и знакомый уже “пазик” с опергруппой.

– Что случилось? Почему толпимся? Пожар, кража, убийство?

– Да тут к одной толпа ребятишек подвалила, мамой зовут.

– Где ребятишки?

– А вон… Эй, только что ведь здесь были! Да они к ней домой пошли, она домой их звала!

– Много ребятишек-то?

– Да не поверишь – человек двести!

– Ни хренассе!

Родители Марины Васильевны и ее сестра тоже вышли во двор, и были свидетелями, как их дочь и сестра зазывает ребят и как те зовут ее мамой.

– Что такое?.. – открыла рот Наташа.

– Сбрендила, б…дь, совсем, – выругался Дедка.

Вскоре прибежал Лопаницын. Оперативники сказали ему несколько нежных слов, тот в долгу не остался, потом появились Геращенко и Распопова с Боборыкиным, и начальство приехало, и ОМОН подогнали, потому что народу вокруг скопилось больше, чем на первомайской демонстрации.

– Сколько детей?

– Сто двадцать семь.

– Ох…еть, – сказало начальство. – В двухкомнатной квартире?

– Сами удивляемся.

– Может, секта какая? ОМОН готов к штурму?

– Какой штурм?! Там малявки по пять-семь лет! Старшему, наверно, есть двадцать, но он даун не е…аться!

– Там перекрытия не выдержат. Надо срочно эвакуировать жителей!

– Родственников, родственников на переговоры пошлите!

Пиворас проснулся от невероятного шума во дворе и вылез узнать, в чем дело. Дело пахло керосином, и не требовалось большого ума, чтобы связать одно с другим и понять, что добрую тетку надо спасать. Сам он ничего сделать не мог, но Альбин Петрович прекрасно знал человека, который мог многое, если не все.

Мама.

…Одинаковы-с-лица просто обалдели, когда барчук вернулся домой сам.

– Мама дома?

Просто Коля кивнул. Коля-второй внутренне подобрался: весь вид барчука говорил о грядущих неприятностях.

Альбин прошел в дом и обнаружил Лиану Степановну в кабинете о чем-то яростно спорящей по телефону.

– Мама… – позвал Пиворас от порога.

– Подожди, я занята! – оборвала она. – Нет, не вам!.. Я не понимаю, чем вызвано подобное…

Тут она крутанулась в кресле и уставилась на Алика.

– Я вам завтра перезвоню, – упавшим голосом сказала она и положила трубку. – Алик, ты вернулся? Сам?

Алик не прошел в кабинет. Опершись о косяк, он взахлеб, путаясь и заикаясь, рассказал про добрую тетку, что она в беде и что сейчас ее будут убивать… А мама слушала, не перебивая, эту галиматью и кивала, и глаза у нее блестели… и щеки тоже…

Потом она сказала:

– Нет.

И Пиворас чуть не подавился всеми словами, что собирался еще сказать.

– Почему?

– Алик, это милиция. Это закон, это сила. Я не могу идти против такой силы.

Альбин Петрович готов был плакать. Он не ревел, когда его избивали на улице, не ревел, когда нечего было жрать, но сейчас очень хотелось залиться слезами. Мама права. Но можно ведь попробовать.

– Мама, ну пожалуйста. Я больше не буду убегать, никогда-никогда! Ну сделай что-нибудь!

Лиана Степановна только головой качала.

Так они плакали друг против друга, минуты две, не больше… а потом

Пиворас сказал:

– Ладно, я тогда пойду. Не теряй, я вернусь сегодня. Честно.

Мама кивнула: верю, ступай.

В квартире у Марины Васильевны царили мир и покой. Непонятные дела с пространством: все где-то устроились, и никто никому не мешал,

Евгений кашеварил на кухне, не обращая решительно никакого внимания на шум с улицы.

Зато Марина обращала. Она смотрела, как подъезжают служебные машины, как курит у соседнего подъезда команда здоровенных мужиков в камуфляже и черных масках.

Зазвонил телефон.

– Да!

– Марина Васильевна, с вами говорит начальник управления внутренних дел Большой Ольховки Сбитень Александр Иванович. Предлагаем немедленно освободить детей.

– Это мои дети.

– Перестаньте молоть чепуху! Тут ваша сестра, она говорит, что у вас никогда не было детей.

– А теперь есть.

– У вас там, наверное, шагу негде ступить да еще вонь от кошек!

Немедленно освободите детей.

– У нас вполне просторно и уютно, зайдите и убедитесь сами.

– Вы предлагаете обменять меня на заложников? Согласен, встречайте.

– Нет никаких заложников, они мои дети, они домой пришли, вы совсем тупой?!

В трубке пошептались, заговорила Наташа:

– Тетка Мика, послушай их. Ну пускай ребятишки выйдут. Разберутся люди и обратно их тебе вернут…

– Наташенька, ты ведь сама не веришь в это, зачем меня обманывать!

– Мариночка, ты не в себе, ты устала. Ну давай я к тебе войду, все хорошо будет, успокойся!

В окна ударили столбы света. Хрипло огласил окрестности мегафон:

– Всем посторонним покинуть район операции. Повторяю: всем немедленно покинуть оцепленную территорию. Гражданка Кулик, предлагаем немедленно сдаться, иначе мы начинаем штурм.

– Мама! – заголосили дети. – Мамочка!

– Ма, не подходи к окну! – предупредила Кира.

Звякнуло стекло, что-то просвистело рядом с ухом, взорвался плафон на кухне.

– Всем на пол! – велела Марина Васильевна.

Снайпер выстрелил для острастки, чтобы сумасшедшая тетка не вздумала торчать у окна. Он собирался выстрелить еще раз, как чей-то голос прогремел: “Отставить пальбу!”

Сбитень и все прочие в недоумении посмотрели на участкового.

– Вы совсем ё…у дались, что ли? Там дети.

– Иди на х…й, старлей.

Лопаницын пошел к подъезду, встал и сказал:

– Хрен кто сюда войдет.

Рядом с ним встала Галка. Боборыкин, немного помявшись, тоже встал на защиту подъезда. Совершенно непонятным образом материализовался

Пиворас и еще Андрюшу с собой привел. Андрюша тут же намекнул Галке, что она похудела.

– Это кто? – поинтересовалась Геращенко у Пятачка.

– Альбин Петрович, надо полагать, – пожал плечами участковый.

На этом запись в народное ополчение не завершилась. Посланные Лианой

Степановной для страховки барчука Одинаковы-с-лица во главе с

Аскольдом чинно прошествовали мимо милицейского наряда и закрыли фланги.

– Аскольд Герольдович, – представился мамин секретарь.

– Николай, – хором сказали оба Коли.

– Это со мной, – объяснил Пиворас.

Бухта долго наблюдал этот балаган со стороны, потом плюнул – и рванул на помощь защитникам. Все равно пять тысяч пропали.

– Лопаницын, хватит вые…ываться, собирай свою дружину и уматывай,

– приказало начальство после нескольких минут бесполезного ожидания.

– Геращенко, тебя тоже касается. А юноше простим на первый раз.

– Что, и майора мне не присвоите?

– Пятачок, не нарывайся, – краем рта прошипела Геращенко.

Лопаницын же не зарывался, он прикидывал и так и эдак, чтобы уйти живым и в тюрьму не попасть, и ничего не складывалось. Вот, блин, слетелись, блюстители порядка…

Слетелись?

Он посмотрел на небо. Солнце уже укрылось за горизонтом, дома из розовых стали синими, комары зазвенели.

– Слышь, парень, – обратился он к Бухте.

– Леонид.

– Вот что, Леонид. Иди отсюда… Да не ерепенься, я не договорил. В первом подъезде есть люк на крышу. Видишь, пятно световое внизу? Это прожектор на крыше. Так вот, этот прожектор надо развернуть в сторону стадиона.

– Пятачок, ты что придумал?

– Свет в окне – помощь врагу, – ответил Петр невпопад. – Только быстрее, Леня, пока нас не ухлопали… Ребята, нам бы минут десять протянуть… Эй, начальник, погоди немного, у нас один испугался!

Десяти минут ждать не пришлось. Едва прожектор изменил положение,

Сбитень заорал:

– Что там такое?

– Ничего, – ответил участковый. – Мы подмогу вызвали.

– Какую подмогу, Лопаницын? Ты что творишь? Мне твои выходки уже поперек горла. Ты у меня завтра же под трибунал пойдешь, затейник х…ев.

– Какой трибунал? – вдруг осенило участкового. – Вы соображаете, что говорите? У вас есть санкция прокурора на операцию? Вы знаете, сколько сейчас времени? Вы уровень шума превышаете, двенадцатый час уже! Да я на вас все городские газеты натравлю, и областные тоже! У меня брат на Первом канале работает, вас в “Человеке и законе” заклеймят…

Галка подумала, слушая весь этот бред, что Аскольд Герольдович – это очень сексуально. И кольца на пальце нет. И выглядит очень даже…

– Вы замужем не были? – спросил вдруг Аскольд.

– Очень туда хочу, – потупилась Геращенко.

И вдруг народ заволновался сильнее, шум начал нарастать, и кто-то крикнул:

– Смотрите!

Все пространство над двором потемнело, воздух наполнился утробным гудением бомбардировщиков, и в свете фонарей и милицейских прожекторов все увидели полчище летающих многоруких людей.

– Свет! Жизнь! Ура! – вопили Хрущи.

– Огонь! – последовал приказ, и все вооруженные люди, готовые начать штурм квартиры номер тридцать четыре, начали беспорядочно лупить по налетевшим врагам.

Поднялся невообразимый гвалт и вой. Летуны падали вниз, разбивались и разбрызгивали вокруг себя вонючую жижу, чересчур впечатлительные падали в обморок, вопила сигнализация припаркованных вокруг автомобилей, матерились омоновцы и прочие служивые люди…

– Не бойтесь, не бойтесь, зайцы, все будет хорошо, мама вас никому не отдаст, не бойтесь, – утешала Марина Васильевна и сама старалась поверить, что там, снаружи, наконец во всем разберутся и оставят их в покое.

– Ну, ну! Я вам песенку спою! Женя, подпевай: жесткокрылый насекомый знать не знает, что летает, деревенский даун Яша, аксельбантами слюна…

Женя подхватил, потом присоединились Кира, Миша, Федька, и вскоре все хором допели дурацкую песенку:

– …к трем китам, несущим землю, подгребает Яша-псих.

За окнами все смолкло.

Ребята лежали на полу вокруг Марины и ждали, что будет дальше. Долго ждали.

Пока не уснули.

сто двадцать семь и еще один

С утра пораньше в дверь начали тарабанить.

– Федька, открой! – пробормотал Семка.

– Сам открой, у меня вся жопа квадратная, я встать не могу, – огрызнулся брат.

– Всем мыть руки и завтракать! – крикнул с кухни Евгений.

– Да откроет кто-нибудь дверь, в конце концов? – крикнула Кира.

Мама Марина лежала на спине и думала, что все хорошо, только плафон на кухне безнадежно испорчен и стекло на балкончике вставлять придется, а это лишние затраты. Потом все-таки встала и пошла открывать.

На пороге стоял Пиворас в сопровождении какой-то женщины, пожилого мужчины и одинаковых с лица молодых людей.

– Привет, – сказал он. – Я придумал, что нужно сделать, чтобы деньги не воровали. Я их тебе давать буду. Знакомься – это мама, это -

Аскольд, а они – наши охранники. Это у вас чем пахнет? Блинами? Дай пожрать! Мужик-то твой дома?..