Текст книги "Жесткокрылый насекомый"

Автор книги: Алексей Лукьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Алексей Лукьянов
Жесткокрылый насекомый

Повесть

один

В половине второго детский голос начал звать маму.

Ребенок плакал, умолял впустить, клялся, что больше так не будет, обещал всегда слушаться, жаловался на голод и холод. Когда мольбы нон-стоп перевалили за два пополуночи, народ начал выглядывать в окна, и оказалось, что у третьего подъезда стоит мальчик, освещенный прожектором, установленным на крыше. Жильцы потихоньку закипали: какая-такая мамаша выставила дитё в шортах и футболке? Хотя для шестидесятой параллели ночи стояли удивительно теплые, но мало кто из проснувшихся хотел бы оказаться на улице в трусах и майке, особенно когда вовсю свирепствуют комары.

Жильцы начали выскакивать на балконы.

– Э, малец, ты совсем рехнулся?

– Что вы кричите, ребенок заблудился!

– Милицию надо. Пацан, ты чей?

Ребенок не отвечал. Он смотрел на балкончик третьего этажа, оттуда на него пялились три кошки.

– Он что, внук этой бабы, что ли?

– Ну вы же слышали: он маму зовет.

– Да у нее, кроме кошек да собак, дома никого не водится, даже мужика!

– Милицию, милицию надо! Эй, пацан!..

Марину Васильевну разбудил даже не звонок в дверь, а последовавший за ним отчаянный перелай Капитоши, Чумки и Чапы, изолированных на ночь друг от друга на лоджии, балкончике и кухне. Глянув на часы – кому не спится в ночь глухую? – встала с постели и пошла к двери.

– Кто там?

– Ты что же делаешь, курва? Что мальчонка-то твой под окнами причитает, весь дом перебудил?

Голос принадлежал соседке сверху, вздорной бабе предпенсионного возраста. Марина Васильевна выждала, пока баба проорется, потом поинтересовалась:

– Вы меня ради этого подняли в третьем часу ночи?

Оказалось, что соседка за дверью не одна, вместе с ней возмутилось еще два человека:

– Ты ребенка пустишь домой, или мы милицию вызовем?

– Совсем сдурела, училка?

– Что за бред, какого ребенка? – Она распахнула дверь, нимало не заботясь тем, что дух от тридцати двух кошек и трех собак не может озонировать тесную однокомнатную квартиру.

Делегация поморщилась, но позиций не сдала.

– Чего над ребенком издеваешься, интеллигенция?

– Полную квартиру тварей всяких держишь, а сына на улицу гонишь! Не стыдно, мамаша херова?

– Вы в своем уме? – вспыхнула Марина Васильевна. – Я здесь больше десяти лет живу, давно можно было заметить, что у меня нет детей.

Все замолчали. За спиной надрывались собаки.

– В милицию бы… – растерянно предложил сосед, не без интереса разглядывая ночную рубашку хозяйки.

– Он под твоим балконом кричит, – добавила Вздорная Баба.

Марина Васильевна решила, что проще разобраться на месте, нежели вести непродуктивный спор в неглиже.

– Сейчас выйду.

Вопреки ожиданиям, соседи не спустились вниз, пока она надевала халат и куртку. Они по-прежнему торчали под дверью, что-то горячо обсуждая. Когда Марина Васильевна вышла на площадку и захлопнула дверь, возмущенная интеллигентскими замашками старуха со второго этажа предложила:

– Ты там посмотри… ну, вдруг не твой, а знакомых… чего же иначе он приперся?

– Прекратите нести чепуху! Разбудили – ведите, и нечего хвостом вилять.

Делать нечего, пришлось спускаться всем вместе.

На первом этаже все остановились перед распахнутой настежь дверью из подъезда.

– Простите, может, я чего-то недопонимаю. – Марина Васильевна оглядела визитеров. – Вам не кажется, что, если бы ребенок был моим, он мог вполне цивилизованно войти и позвонить, а не кричать под балконом, как приблудный кот.

Простота и изящество этой мысли буквально поразили соседей. С улицы доносились жалобные всхлипы, все четверо стояли и не знали, что делать дальше: то ли разбираться до конца, то ли позволить событиям исчерпаться самопроизвольно. В конце концов Марина Васильевна сделала шаг к двери, и тут началось самое дурацкое приключение в ее жизни.

Едва стихийная комиссия по чрезвычайному положению оказалась во дворе, ребенок с криком: “Мама! Мамочка!” бросился к Марине

Васильевне и уткнулся зареванной, в черных разводах мордочкой ей в живот.

– Вот сука… – протянула Вздорная Баба.

– Да ее точно в милицию надо! – Мужик яростно засопел и поспешил восвояси.

Старуха ничего не сказала. Она плюнула на Марину Васильевну и пошла следом за сбежавшим соседом.

Зато Вздорная Баба продолжала:

– Что же ты, сука, делаешь, падла ты несусветная?! Это же как оскотиниться надо, а?! Да тебя убить за такое мало…

Мальчик на мгновение оторвался от ничего не понимающей “мамы” и сердито посмотрел на Бабу.

– Дура.

У соседки отвисла челюсть, но она быстро пришла в себя:

– Ах ты, пи…деныш…

Рука “мамы”, вся в царапинах и аллергических пятнах, перехватила подзатыльник.

– Не смейте бить ребенка! Завтра мы вызовем милицию и во всем разберемся.

– Не трогай меня, сука! Учить она меня будет! Я детишек ночью на улицу не выгоняю! Я сейчас милицию вызову! Семеныч свидетелем будет, и тетя Клава тоже! Б…дь такая!

Марина Васильевна не стала слушать. Она взяла мальчика за плечо и повела к себе. Вслед неслась брань, орать Вздорная Баба могла долго и самозабвенно. Ладно еще, сразу следом не пошла…

Дома вновь разлаялись собаки, и Марина Васильевна оставила мальчика одного, чтобы успокоить животных. Те долго не унимались, да еще с улицы продолжала вещать соседка, и Марина чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной.

Часам к трем все успокоилось, но появилась новая проблема: куда устроить спать ребенка? Постель в квартире имелась всего одна. Не будет же она… Чтобы хоть немного отвлечься, “мама” решила покормить блудного сына.

Тот прикорнул в коридоре на тумбочке, рядом с Римусом и Лапкой. Коты с двух сторон обложили чумазого мальчишку, подрагивали хвостами и громко мурлыкали. Носик ребенка во сне непроизвольно морщился: коты пометили всю квартиру раз по сто каждый.

– Эй, существо, – Марина тронула мальчика за плечо.

Мальчик открыл глаза.

– Ты есть будешь?

Кивок.

– Ступай, умойся – и на кухню.

Она проводила его в ванную, выдала полотенце и ушла готовить ужин.

В холодильнике оставались лишь йогурт, кусочек сыра и граммов сто сливочного масла. Насчет хлеба немного получше – полбуханки черного и “чиабата”.

Вскипятила чай, сделала два бутерброда “так” и один с сыром, в йогурт воткнула ложечку. В ванной зашумел унитаз, потом открылся кран с водой, непродолжительное плескание – и вот умытый “сын” вошел на кухню.

Чумка, хозяйничавшая здесь уже полтора года, сперва заворчала.

– Чумочка, фу! Не обижай гостей. Проходи, мальчик, не бойся – она не кусается.

Она и вправду не кусалась. Подошла к застывшему в дверях гостю, обнюхала, лизнула в коленку – и вернулась на половичок у батареи.

“Сын” прошел к столу, уселся на табурет и начал жадно есть, запивая бутерброды горячим чаем. К йогурту так и не притронулся. Когда последний кусок батона был проглочен, мальчик сказал:

– Спасибо.

Он совершенно осоловел.

– Пожалуйста, – ответила Марина Васильевна. – Пойдем, будем тебя на ночь устраивать.

Спать на одноместной кровати тесно, но проблема крылась не в этом.

Утром мальчик описался.

Марина Васильевна вскочила, как ошпаренная. Ночная рубашка неприятно липла к бедру, ребенок заворочался, отодвинулся от мокрого пятна на простыне и перевернулся на другой бок.

– Этого мне еще не хватало, – пробормотала Марина.

Часы показывали 6:24, она стояла посреди комнаты в намокшей ночнушке и не знала, что делать. Собаки уже поскуливали в своих резервациях, требуя прогулки сей же час. Но Марину терзала другая мысль: вот чужой ребенок описал ее постель. Будить ли его прямо сейчас? Ругать ли его? Черт, матрац сейчас провоняет насквозь…

Но будить мальчишку Марина Васильевна не стала. Она пошла в ванную комнату и привела себя в порядок. На завтрак со вчера ничего, кроме открытого йогурта, не осталось, поэтому следовало хватать собак и бежать в ночной магазин.

Всех денег в кошельке лежало сто рублей. Неспешно, со всеми остановками шествуя к продуктовому, Марина Васильевна так и этак прикидывала, как бы так извернуться и протянуть с этой суммой до понедельника. По всему выходило, что завтра есть будет нечего.

Занимать у матери не хотелось, Наташа далеко, Верочке и так полторы тысячи должна за стрижку и уколы для собак. Ребенка нужно срочно сдавать в питомник… тьфу, приют. Вот накормить только – и сразу в приют.

В конце концов сумка Марины Васильевны вместила в себя литровый пакет молока, пять яиц и немного вареной колбасы. Собаки, ожидавшие на улице, облаивали немногочисленных прохожих, но, по счастью, в драку не лезли. Отвязав их от перил, Марина поспешила домой.

Когда она вернулась, на двери в квартиру кто-то уже написал мелом

“СУКА”. От ярости сжалось сердце и перехватило дыхание. Наверняка нет еще восьми, но кто-то не поленился, встал в субботу пораньше и тщательно вывел большими жирными буквами и красивым почерком. Марина

Васильевна вынула носовой платок и наскоро стерла неприличное слово.

На пороге ее встретили Римус и Лапка. Пока Марина переобувалась, ей что-то показалось странным, и она не сразу сообразила, что свет в прихожей включен, а пол – влажный и слегка пахнет хлоркой. В ванной шумно лилась вода, что-то шмякалось, и детский голосок напевал:

“Жесткокрылый насекомый знать не знает, что летает, деревенский даун

Яша, аксельбантами слюна”… Марина не стала дослушивать, что там случилось с несчастным Яшей и жуком; отнесла покупки на кухню, и там тоже обнаружила тщательно протертый пол, а также зажженную под чайником конфорку и приготовленные бутерброды на столе.

Она заглянула в комнату. Кровать без матраца, дверь на лоджию слегка приоткрыта. Марина выглянула в окно. Матрац висел на парапете и сушился на майском ветерке. Рядом проветривалось одеяло.

– Привет.

Марина Васильевна вздрогнула и обернулась. Мальчик в одних шортах стоял на пороге, держа в руках кое-как отжатое белье.

– Здравствуй.

– Не сердись, пожалуйста, что я… ну, это… – Мальчик опустил глаза. -

Я больше не буду.

– Я надеюсь.

Мальчик прошел к лоджии, открыл дверь, шикнул на котов и начал развешивать на бельевых веревках простыню, пододеяльник и наволочки.

Марина наблюдала за его движениями со смутным чувством гордости и жалости.

– Ты чей? – спросила она, когда последняя прищепка вцепилась в мокрую ткань.

– Евгений.

– Очень приятно, но я спросила, чей ты.

– Твой.

– Ты прекрасно знаешь, что это не так.

Глаза мальчика заблестели, и Марина Васильевна поторопилась уйти от опасной темы:

– Ладно, потом поговорим. Я сейчас приготовлю завтрак, а ты…

Чем его занять? Дома все книги по математическому анализу, теории больших чисел и прочая специальная литература, в компьютере никаких игр, телевизора нет…

– Можно, я с тобой?

– Что?

– Можно, я помогать буду?

– Ну помогай…

Чайник уже вскипел. Марина Васильевна выложила на доску колбасу и принялась нарезать мелкими кубиками.

Евгений без лишних слов разбил яйца в небольшую миску, посолил, добавил молока и довольно ловко взбил вилкой.

– Перец есть? – спросил он.

Пораженная, Марина долго не могла понять, чего он хочет. Дети так умеют?

– Ма, перец есть, я спрашиваю?

– Нет, не покупала.

Он пожал плечами, зажег газ и поставил на огонь сковородку. Двигался

Евгений настолько уверенно, будто всю свою недолгую жизнь провел на этой кухне. Вынул из холодильника бутылку с маслом, немного полил на чугунное дно, поставил обратно.

– Все нарезала? – Он посмотрел на “маму”.

Та машинально кивнула. Мальчик деликатно оттеснил Марину Васильевну от разделочной доски, вилкой сгреб колбасу на сковородку, чуть перемешал. Пока колбаса начала шкворчать, Евгений успел вымыть доску, убрать в мусорное ведро скорлупу и протереть кухонный стол губкой.

– Ма, ты бы хоть кошек покормила.

Марина Васильевна безропотно подчинилась. Достала из шкафчика мешок с сухим кормом и пошла сыпать в миски питомцам. А когда вернулась, на тарелках уже исходила ароматным паром яичница.

– Мыть руки – и завтракать! – скомандовал Евгений.

Пока ели, никто не проронил ни звука. Марина Васильевна старалась не смотреть на постояльца и уж тем более – не разговаривать. Мальчик – она даже в мыслях не называла его по имени, не желая устанавливать хоть какой-то контакт, – тактично молчал и разглядывал кухню.

– А где папа? – спросил он вдруг.

В это время в дверь кто-то требовательно позвонил.

Ни свет ни заря в третье ОВД прискакала всем здесь хорошо знакомая гражданка Ферапонтова Таисия Павловна одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года рождения. Разумеется, за участковым.

– Мне бы… Лопаницына… совсем… беспредел… – не могла отдышаться гражданка.

– Пишите заявление. – Сержант за стеклом широко зевнул, не прикрыв рот рукой.

– Ну какое… заявление… мне участковый…

– На дежурстве ваш участковый. Где находится опорный пункт, вам известно. Часы приема тоже. Туда и приходите.

– Но ведь беспредел…

– Пошла вон, дура!

Таисия Павловна заревела. Легко, без всхлипываний и прелюдий, зарыдала в голос, и если на крик помощника дежурного выглянул только оперативник Ленька Ряпосов, то концерт гражданки Ферапонтовой смена вышла послушать в полном составе.

– Где Лопаницын? – Начальник дежурной смены подполковник Граф невозмутимо прихлебывал из кружки с надписью “Russian vodka” какой-то горячий напиток.

– В гальюн отлучился, – доложил сержант.

– Появится – пускай уймет родственницу! – распорядился Граф, и шоу закончилось, даже Ферапонтова заткнулась.

Лопаницын не заставил себя долго ждать.

– Что вы здесь делаете? – не поздоровавшись, спросил он.

– Беда, Петенька, беспредел…

– Перестаньте говорить это слово, у вас каждую неделю беспредел.

Что, опять Кокорина нелегальной проституцией занимается? Или

Богданов ворует?

– Я, между прочим, всегда по делу говорю, нечего насмехаться. У нас происшествие в подъезде ночью было.

– А почему утром прибежала, если происшествие ночью? Хватит мне мозги пудрить, полтора часа до сдачи смены осталось.

– Так я потому и пришла. Эта дура из тридцать четвертой сына на ночь глядя выгнала на улицу, он до трех под окнами орал, как недорезанный. Ты бы припугнул ее, что ли, совсем распоясалась баба.

– Кто? Эта, с кошками-собаками? – Петр еще больше помрачнел. -

Идите-ка вы домой, Таисия Павловна. И не надо сюда приходить, у меня неприятности из-за вас.

Ферапонтова оскорбилась:

– Вот из-за таких, как вы, детей потом и убивают!

– Идите-идите. – Он собрался уже уйти, но тут резко обернулся: -

Кулик ее фамилия?

Таисия Павловна мелко-мелко закивала, предчувствуя вмешательство милиции в дела училки.

Через десять минут старший лейтенант Лопаницын вернулся в дежурную часть и подсел к Галке Геращенко, инспектору ОППН.

– Галочка, дело есть.

– Как мило. Излагай.

– Помнишь, осенью ребенка искромсали на моей земле?

– Допустим. Ты хочешь сказать, что тогда не того взяли? Опять труп?

– Никаких трупов, не боись. Наоборот. Тут такая история… сама знаешь, моя тетка если ляпнет чего, то надо делить на тринадцать…

– Хватит мяться, говори, что хотел.

– По тому делу свидетелем проходила некто Кулик…

– …Марина Васильевна, – кивнула Галка. – Я у нее в институте училась.

– Че?

– У меня, Пятачок, высшее педагогическое образование, не чекай.

– Короче, к ней надо сегодня сходить. – Лопаницын даже на “Пятачка” не обиделся.

Геращенко заразительно расхохоталась:

– С чего бы это? Передашь по смене, там Загрибельный будет, он со свежими силами…

– Ты же ее знаешь, она мужиков терпеть не может.

– Лопаницын, – окликнул Петра начальник, – что там твоя родственница настучала?

– Виктор Николаевич, ну что вы, в самом деле…

– Докладывай.

– Якобы гражданка одна выгнала ночью маленького ребенка из дому.

– В чем криминал?

– Ни в чем. Только баба… гражданка эта проходила свидетелем по делу

Иртегова. Помните, она за месяц до убийства телегу накатала, что во дворе находит выпотрошенных кошек да собак?

– …животных с вырезанными половыми органами, – процитировал по памяти начальник. – Если бы не она, искали бы твоего Иртегова до морковкина заговенья. Что, очередного маньяка решила на живца поймать?

Лопаницын исподлобья глянул на начальника:

– Вам смешно, а она меня задрочила совсем: почему да почему вовремя на сигнал не отреагировали, мальчик бы живой был…

– Фильтруй базар. – Галка пихнула лейтенанта локтем в бок.

– Отвянь, – огрызнулся старлей.

Граф жестом прекратил перебранку. Участковый продолжил:

– Вся байда в том, что она бездетная. А ребенок называет ее мамой.

– Усыновила? – Брови Графа взлетели вверх.

– У меня таких сведений нет.

Раскачиваясь на ступнях, начальник немного пожевал губами, а потом расцепил сложенные за спиной руки и сложил ладони перед собой.

– Так, мальчики-девочки, ноги в руки – и к этой дамочке. У вас час времени до развода, и лучше вам в этот интервал уложиться.

Разберитесь там как следует и накажите, сами понимаете, кого попало…

– Мы не успеем, – категорически заявила Геращенко.

– Это уже не мои проблемы. Да пошевеливайтесь уже!

Из отделения Лопаницын и Геращенко вышли молча, так же в полном молчании дошли до нужного дома, и только у подъезда старлей нарушил молчание:

– Кто будет говорить?

– Как мило, что ты решил обсудить со мной этот вопрос. И что ты имеешь предложить?

– Говорить будешь ты.

– Благодарю за доверие. Но достойна ли я?

– Это приказ.

– А, ну конечно! У вас ведь на одну звездочку больше… Лопаницын, я тебе эту подставу еще припомню. Пошли.

Они неторопливо поднялись по лестнице на третий этаж. Петр чувствовал себя последней сволочью.

– У нее точно детей нет? – уточнила инспектор Галка.

– Даже внуков.

– Смешно, аж спасу нет…

Лопаницын заметил меловые разводы на двери.

– Сука…

– Это ты кому?

– Не тебе. Написал кто-то на двери.

Галка подслеповато приблизила лицо к филенке.

– Очень мило. Нездоровая атмосферка на вашей земле, товарищ страшный лейтенант.

Петр решительно утопил кнопку звонка.

– Сиди, я открою. – Марина встала из-за стола.

Собаки заходились в истерике. Слишком много несвоевременных визитов за последние сутки.

На пороге стояли мужчина и женщина в милицейской форме. Так, похоже, вызывать никого не придется. Кто-то уже вызвал.

– Здравствуйте, Марина Васильевна, – приветствовала женщина. – Вы позволите войти?

– И вам здравствуйте. Прошу. – Хозяйка отступила в глубь прихожей.

Капитоша с Чапой уже сипели от лая, и только Чумка успокоилась и теперь довольно дружелюбно разглядывала незнакомцев.

Милиционер пропустил свою спутницу вперед, затем вошел сам и закрыл за собой дверь. Резкий кошачий запах ударял в нос, и мужчина, и женщина заметно напряглись, пытаясь скрыть гримасы отвращения. В освещенном коридоре Марина узнала и участкового, и Галину.

– Галочка? А ты разве не в школе работаешь?

– Как видите, – пожала плечами гостья. – Инспектор отдела по профилактике правонарушений несовершеннолетних. Вот мое удостоверение.

– Это так называемая “детская комната милиции”? – догадалась Марина

Васильевна, так и не раскрыв корочки.

– Что-то вроде. Так где ваше чадо?

– На кухне, завтракает. Вы уж простите меня – запах от животных… Да вы не разувайтесь…

Взрослые прошли на кухню. Мальчик сидел, уткнувшись носом в тарелку, как будто чувствовал, что пришли по его душу.

– Здравствуйте, молодой человек. – Геращенко не стала приближаться к ребенку вплотную. Она присела на банкетку у двери, сравнявшись с мальчиком в росте. – Меня Галина Юрьевна зовут. А тебя как?

Мальчик не откликнулся. Только сжал кулаки и еще ниже склонился над тарелкой.

– Вы раньше этого ребенка встречали? – Не дождавшись ответа,

Геращенко обратилась к Марине Васильевне.

– Я к детям младше пятнадцати даже подходить боюсь. Так что ничего ответить не могу. Может, он тут где-то поблизости и гулял раньше, но я не видела… не могла видеть.

– Но ведь почему-то именно вас он выбрал, – вмешался участковый. -

Малой, ты почему Марину Васильевну выбрал?

Малой сжался в комок и совсем отвернулся. Галка свирепо глянула на

Петра и постучала пальцем по лбу. Затем снова повернулась к хозяйке:

– Ребенка нужно эвакуировать. Возможно, ему потребуется медицинская помощь и помощь психолога…

В этот момент мальчик заревел и кинулся к Марине Васильевне:

– Ма, не отдавай! Я буду хорошим!

Марина неумело приобняла найденыша за плечи и растерянно посмотрела на Галину и участкового, а Петр, оказавшийся в такой ситуации впервые, нерешительно топтался на месте. Детский плач Лопаницыну был вообще серпом по одному месту. Что теперь с этим угланом делать?

Вязать, кидать через плечо – и на выход? Так он кипеш подымет на весь двор…

Пожалуй, единственным человеком, сохранявшим в этой ситуации хладнокровие, оказалась лейтенант Геращенко. Она грациозно встала с низкого сиденья, подошла к ребенку, ласково прикоснулась к его лбу – и тут же резко отдернула:

– Ой, да он горячий! “Скорую” надо.

При этом она отчаянно подмигивала Марине Васильевне. Слава богу, той достало здравого смысла подхватить обман.

– Телефон в коридоре, – подсказала хозяйка.

Вскоре из прихожей донеслась взволнованная речь инспектора:

– Алло, “скорая”? Ребенку плохо… Сорок градусов… Восемь лет… -

Оторвавшись от трубки, Геращенко крикнула: – Имя какое у мальчика?

– Евгений, – поторопилась ответить Марина Васильевна.

– Женя Кулик. – Геращенко самовольно нацепила найденышу фамилию.

Впрочем, действовала она быстро и четко. – Что? Мальчик, конечно, мальчик… Емельяна Пугачева, семнадцать “а”, квартира тридцать четыре… Откроем, откроем дверь! Ждем.

Она положила трубку и позвала участкового:

– Петр Ильич, можно вас на минуту?

Конфузясь, Лопаницын протиснулся на выход.

– Дуй вниз, предупреди врачей: пусть ведут себя с пацаном, как с тяжелобольным. И больше не подымайся, внизу жди.

Старлей с благодарностью посмотрел на коллегу и шумно распрощался:

– Ну, до свидания, я думаю, вы тут как-нибудь без меня… – И собаки яростно залаяли ему вслед.

Хозяйка ничего не успела ему ответить, скованная плачущим ребенком, который и вправду начал нагреваться от переживаний. Сдерживать собак и запирать дверь пришлось Галке.

– Галина Юрьевна, он горячий. – Голос Кулик отвердел, стальной препод вытеснил из Марины Васильевны все материнские инстинкты. – И его действительно надо везти в больницу.

– Это у них от страха бывает.

– У кого это – “у них”?

– У детей, – пожала плечами Галина Юрьевна.

В возрастной физиологии Марина Васильевна не разбиралась, но слова инспектора (да какой она инспектор, Галка она Геращенко!) показались слишком циничными. Такая бездомному щенку на улице кусок хлеба не подаст.

– Мамочка, не отдавай меня, пожалуйста, – сквозь слезы просил мальчик. – Я не хочу, я боюсь!

Все тридцать две кошки скребли на душе у Марины Васильевны, да и у

Галки, несмотря на профессиональную закалку, тоже щемило сердце.

Ребенок явно домашний, ухоженный: шорты новые, ребра не торчат, пострижен красиво, но главное – ногти. Такие ухоженные ногти не у каждой благополучной девочки встретишь, не то что у сорванца восьми лет. Ребенка до недавнего времени холили и лелеяли, вне всякого сомнения. Может, его украли, а он сбежал от похитителей? Как бы там ни было, Галина чуяла, что этот Евгений – парень непростой и принесет еще немало сюрпризов. От предчувствия у нее даже уши заболели.

Не успели женщины общими усилиями успокоить ребенка, как в дверь позвонили: приехала “скорая”.

Кто бы мог подумать: каких-то восемь-десять часов бок о бок с совершенно незнакомым ребенком – и столько переживаний. До полудня

Марина места себе не могла найти: хотелось бросить все дела и отправиться в приемник-распределитель, или как он еще называется, чтобы извиниться перед Евгением за свое вероломство. Однако, едва она собралась с духом и даже пошла переодеваться, у Гаврика возобновился кровавый понос. Еще неделю назад казалось, что кот пошел на поправку, но, видимо, это были пустые надежды. Пришлось изолировать больного – во избежание повторной эпидемии.

Пока убирала за больным, пока консультировалась по телефону с ветеринаром, пришел Дедка – принес банку огурцов.

Вот уж чего-чего, а визита родителя Марина ожидала в самую последнюю очередь. Понятно, что огурцы – лишь предлог, просто отцу приспичило выяснить, о чем это с самого утра судачат соседи.

– Огурцов тебе принес. – Дедка демонстративно поморщился.

– Я еще прошлую банку не одолела.

– Так и будешь меня на пороге держать?

– У меня не прибрано…

– У тебя никогда не прибрано, засралась совсем!

Марина Васильевна отступила в коридор:

– Зайди и успокойся.

Но Дедка закусил удила. Он орал на весь подъезд о позоре, о кошачьем дерьме, о том, что людям стыдно в глаза смотреть, и даже назвал ее б…дью, что до сих пор позволяла себе только мать.

Поэтому дальше Марина слушать не стала. Вступать с родителями в открытую конфронтацию не было никакого желания – хватало соседей.

Она захлопнула дверь и пошла проветривать квартиру: через час должен прийти дипломник, а вслед за ним потянутся клиенты-абитуриенты, сегодня не меньше шести… Много еще сегодня дел.

Например, покормить зверей и поймать вора.

Процесс кормления не представлял из себя ничего интересного: Марина

Васильевна приходила на точку, где ее уже поджидали животные, выкладывала звериную еду в пластиковые подложки из-под мясных полуфабрикатов и, дабы не смущать дворняг своим присутствием, удалялась прочь. Число таких точек по всему району в лучшие времена, пока Наташа с мужем жила в соседнем подъезде, достигало восьми. Без сестры Марина могла обойти максимум шесть, да и то – если хватало денег. Нынешним маем осталось лишь три. Да и те кто-то грабил.

Узнала об этом Марина, как водится, случайно. Жители домов, прилегающих к точкам, крайне негативно относились к благородным порывам Марины Васильевны и всячески пытались урезонить “чокнутую профессоршу”: мол, от бездомных животных лишь грязь да вонь, и детям небезопасно, и вообще… На это Марина предлагала избавиться от этой проблемы радикальным способом, то есть разобрать дворняг по домам, их всего-то во дворе десять-пятнадцать штук. Почему-то сразу после этого граждане сникали и рассасывались. Но вдруг одна дамочка заявила:

– Может, вы и бомжей мне прикажете у себя оставить?!

– Разве я бомжей кормлю? – удивилась Марина Васильевна.

– Вы, может, и не кормите, а как только уходите, появляется какой-то бич, разгоняет ваших кошек да собак и сам все жрет. Этак он скоро всю компанию свою притащит!

Пренеприятное известие.

Марина как следует осмотрела место кормления и увидела, что кто-то аккуратно составил одну в другую импровизированные мисочки. Ясно, что это сделали не кошки. Вмешательство человека она обнаружила и на другой точке: там чья-то заботливая рука начисто вымела весь мусор из закутка, образованного торцевой стеной пятиэтажки и кустами сирени. Мысленно оторвав аккуратисту руки, Марина Васильевна поклялась себе, что выследит подонка и отучит воровать еду у бессловесных тварей.

Поэтому, едва занятия закончились, Кулик переоделась, собрала две сумки питания и отправилась мстить.

Не зря говорится в народе, что на ловца и зверь бежит. Была ли тому причиной твердая решимость Марины Васильевны схватить с поличным злоумышленника, или над ним тяготел рок, а только вор попался сразу.

Марина выждала десять минут – и вернулась к месту кормления. Там, усевшись на пластиковый ящик (с собой, видимо, притащил), жадно ел кошачий корм однорукий человек неопределенного возраста. Марина

Васильевна издала воинственный клич и бросилась в драку. Не то чтобы в пылу борьбы она шибко помяла противника, но лицезреть ожесточенную схватку сбежался весь дом. Бомж не очень-то и отбивался – куда там, с одной рукой? – только ныл, что есть нечего, умолял не обижать, клялся, что больше не будет… Словом, порок потерпел сокрушительное поражение, вор стремглав бежал с поля боя.

Едва остыв от праведного гнева, Марина Васильевна дополнила миски, подождала, пока животные наедятся, и отправилась дальше. И тут же заметила, что вор плетется вслед за ней. Не вплотную, конечно, на почтительном расстоянии, но Марина растеряла уже весь запас отваги, и ей чудилось, что сейчас это чучело однорукое нагонит ее и убьет.

Мимо проехала маршрутка. До остановки, оказалось, всего-то шагов пятьдесят, и Марина Васильевна с высокого старта преодолела это расстояние в мгновение ока, не боясь показаться смешной и нелепой.

Она вошла в салон, двери захлопнулись, “пазик” тронулся с места.

Лицо Марины озарила злорадная улыбка: она увидела через заднее стекло нелепо вытянувшуюся физиономию бомжа.

Впрочем, через три остановки ей все равно пришлось выйти, потому что автобус шел в центр, в южную часть города, а это лишние полчаса на возвращение. К тому же кормления никто не отменял.

Бомж настиг Марину Васильевну, когда она выкладывала кошачью еду на точке номер три. Ворвался в закуток между гаражами, дворняги порскнули кто куда, и Марина поняла, что теперь ей не убежать. Ну как она не додумалась, что этот подонок вычислил все места кормления? Набрав в легкие побольше воздуха, Кулик приготовилась кричать.

– Дай, пожалуйста, хлебушка. – Бомж, похоже, сам не ожидал встретить здесь кормилицу и оттого выглядел более попавшимся, чем Марина

Васильевна.

В пылу драки бич представлялся Марине взрослым, даже пожилым мужчиной, пусть худым, но достаточно сильным и потому вдвойне отвратительным – надо же, справился с десятком кошек и одной собакой! Теперь же, глядя в испуганные глаза вора, ей стало ясно, что парнишке-то в лучшем случае восемнадцать.

– Чего? – глупо переспросила Марина.

– Поесть дай, – совсем оробел однорукий.

В сумке у Марины Васильевны остался паек только на здоровенного кобеля, обитавшего в районе института, которому студенты физмата дали кличку Матан. Справедливо рассудив, что полбуханки ржаного и триста граммов дрянной соевой колбасы для завтракавшего дворняги будет многовато, Кулик разделила порцию Матана пополам. В мгновение ока расправившись с подачкой, бомж сыто рыгнул и посчитал нужным отрекомендоваться:

– Пиворас.

– Что “раз”? – не поняла Марина.

– Зовут меня Пиворас. Литовская фамилия.

Марина Васильевна критически оглядела Пивораса. На литовца не похож: смуглый, чернявый, он больше на цыгана смахивал.

– Если литовская, то ударение на первый слог падать должно, а не на последний.

– Так меня только так и окликают, я привык.

– А имя-то у тебя есть?

– Есть, – согласился Пиворас.

– Ну говори-говори…

– Альбин Петрович.

Час от часу не легче.

– Только ты меня так не зови. – Бомж опасливо огляделся.

– Почему?

– Побьют. Меня много бьют. Поймают за углом, спрашивают: как имя-отчество? Я отвечу, а меня ботинком по яйцам. Руками не бьют, брезгуют… Только ты не брезгала. – Голос Пивораса потеплел.

– Ты где живешь-то, Альбин Петрович? – Марина Васильевна заглянула в сумку, мысленно попросила прощения у Матана и отдала остатки хлеба и колбасы бомжу.