Текст книги "Больше боли. Книга 2. Дроздовый пай"
Автор книги: Алексей Левин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
5
.
«A pocket full of rye. Four and twenty blackbirds baked in a pie»11
Фрагмент детской песни «Sing a song of sixpence», здесь дается в переводе С.Я. Маршака: Много, много птичек запекли в пирог. Семьдесят синичек, сорок семь сорок.
[Закрыть].
Я тупил на паре по практике языка. Заниматься совсем не хотелось, тем более планировать свою карьеру, используя при этом английский язык. Вместо успешного бизнес-плана у меня была детская песенка о шестипенсовике. Я думал обработать ее как-то по-умному, обойти классиков, так сказать, но ничего особенного не выходило. Потом мне пришло сообщение ВК.
Это был Паша. Он прислал мне какую-то фотку. Увеличив фотографию, я увидел Антона, который сидит в кафешке напротив девушки.
«When the pie was broken, the birds began to sing…»22
Трудно непоседам в тесте усидеть – птицы за обедом громко стали петь.
[Закрыть].
– «И что?», – спросил я у Паши. Анимешник сразу же отписался:
– «Просто увидел Антона в кафе. Ты знаешь, кто эта девушка?».
Конечно же, я не знал. Да и какого черта я должен был знать, с кем он встречается. Может, это по работе. Может, еще что. Но Паше не нужно было подавать намеки:
– «Знаю. А тебе что с этого?»
Тут Паша замялся и очень долго не отвечал. Потом я прочитал:
– «Как ты?»
– Now, Artem, what is your plan of how to become a highly-skilled specialist?33
Итак, Артем, как Вы планируете стать высококлассным специалистом? (перевод автора)
[Закрыть]
Я вздрогнул и поднял голову на Наталью Сергеевну. У меня в тетради по поводу бизнес-плана были нарисованы птички и какие-то жуткие рожи, поэтому пришлось импровизировать примерно минут на семь. Когда я получил возможность вернуться обратно в онлайн общение, Паша уже был не в сети. Ну и чудно. Отлично пообщались старые друзья. Я бросил ему высокомерное: «Лучше всех» и тоже вышел из сети. Знай наших.
Но картины того, как они там с Гейорги устраивают романтик, трахаются в ванной при свечах и признаются друг другу в любви под летящими розовыми шелковыми шторами продолжали мучить меня вплоть до обеда. Там-то, в магазинчике через дорогу, меня и застал Антон, пока я заглатывал двойную шаурму, обливаясь майонезным соком.
– О, даров. – Он хлопнул меня по плечу и тоже заказал себе обед. – У меня отличные новости!
– Да? – Промямлил я с набитым ртом. – И что такое?
Он встал напротив у стойки с разведенным кофе. Сделал глоток.
– В общем, сейчас звонили с завода. Они приглашают меня на полставки к себе в качестве штатного переводчика, пока их дурында в декретном отпуске.
Я воззрился на него и не сразу понял, что капаю майонезом себе на джинсы.
– Круто, это очень круто. – Наконец, выдавилось у меня изо рта. Я стал поспешно вытирать пятна на джинсах. – А что с учебой? Нормально? Получится совмещать?
– Тем, да я ради такого места на все готов! Даже тот факт, что они уже позвонили, говорит о том, что им понравилось, как я работал, они рассматривают мою кандидатуру!.. И, может быть, если я поработаю у них подольше, они после выпуска меня к себе уже официально возьмут!
Я чуть не зарыдал от зависти. Максимум, какого звонка мог ожидать я, так это из той школы, в которой я проходил практику. И вести о том, что они готовы меня взять даже на полную ставку уже сейчас, без диплома, вряд ли вызвали бы во мне аналогичную бурю эмоций.
– Круто. – Опять сказал я и постарался изобразить подобие улыбки. Вышел оскал. – Очень рад за тебя, Тох. Правда.
– Да ладно тебе. – Он снова затряс меня. – Не переживай. Ты еще найдешь свое место. Ну, может я там по своим пошарю, когда освоюсь, и протолкну тебя. Не пропадем!
И он накинулся уплетать свой обед. Мне показалось, что шаурма, которую я только что с аппетитом почти что доел, мгновенно скисла в желудке. У всех жизнь налаживается! Один я на обочине, как какой-то ободранный пес, с надеждой всматривающийся в проезжающие машины в ожидании прежних хозяев. Собери сопли, Воганов, ты точно не счастливчик в этой жизни.
О девушке, с которой он сидел буквально парой часов ранее, Антон не упомянул.
Я думал, что Антон порадовался и будет с него, но его прямо прорвало в этот день. Он прожужжал мне всю голову после пар, потом куда-то провалился и явился с бутылкой виски. Мне совсем не улыбалось отмечать почти что трудоустройство своего сумасшедшего соседа с садистскими наклонностями. Тем не менее, выпить тоже хотелось. Мы по-быстрому соорудили нехитрую закуску и уселись отмечать, как всегда, на моей кровати возле окна.
Когда мы уже значительно охмелели, в дверь снова постучали. Я пошел открывать и там снова была Калинка. У меня даже спина заныла от того, насколько эта ситуация похожа с недавней.
– Слушай, я, наверное, тебя уже задолбала. – Сказала она сквозь щель неуверенно. – Но можешь еще раз помочь? Там уже не надо ни с кем разбираться. У меня лампочка в туалете перегорела, я сама боюсь ее менять.
Я так сильно закатил глаза, что должен был увидеть свой затылок изнутри.
– Калинка, этим вообще-то местные ремонтники занимаются. – Сказал я, дыша на нее алкогольными парами.
– Я оставляла заявку воспитке, но это еще два дня назад было, никто не пришел, а писать и умываться в темноте очень неприятно.
– Ладно. – Я постарался особенно раздраженно хлопнуть дверью, когда закрывал ее. Опять пошел напяливать толстовку.
– Э! – Сказал мне с кровати Антон. – Ты куда опять?
– Калинка со своими проблемами мозги *бет. – Я застрял в толстовке башкой, поэтому мне пришлось вылезти, поправить одежду и снова окунуться в мир синтетики.
– И что?
Справившись с толстовкой, я посмотрел на Антона. Как-то хитро улыбнувшись, он поманил меня к себе. Даже не знаю, чего я пошел.
– Я спустил все на тормозах потому, что в прошлый раз ты и так получил от меня. – Зашипел он, схватив меня за шею и пригнув к себе. – Не думай, что можешь шляться, с кем тебе захочется. Тем более с шалавами своими.
– В смысле? Ты охерел? – Я не с первого раза высвободился. – Что я, собственность твоя, или как?
– Попи*ди мне еще. – Он встал и угрожающе двинулся на меня. – Если хочешь, чтобы было все серьезно, завязывай со своими девчулями.
– Что серьезно? – Я опять услышал за спиной стук. – Ты думаешь, это у нас с тобой все серьезно? Мы же просто живем вместе. Ничего личного. А то, что потрахаться иногда, это так, общажный синдром.
Перед тем, как он впечатал меня спиной в дверь, я увидел, как налились кровью его глаза от того, что только что произнес мой рот. Он схватил меня за подбородок наподобие клещей.
– Че ты, че ты смотришь, сука, а? – Я постарался высвободиться, но на этот раз не получилось. – Как с какими-то бабами левыми по ресторанам ходить, так всегда первый. А как мне кому-то помочь, сразу шалавы и запреты. Иди ты на *уй со своими двойными стандартами, понял? С кем хочу, с тем и гуляю!
Я захлебнулся другими словами, потому что он вмазал мне по роже и толкнул в глубину комнаты. Следующий удар свалил меня с ног.
– Подожди!.. Я… Мне…
Нечем было дышать. Он знал, куда бить. Я скрючился на полу, но мои мольбы все равно не смогли остановить еще пару ударов ногами по животу и ребрам. Легкие взорвались от недостатка воздуха. Мне удалось перевернуться на спину, хватая распахнутым ртом сырой, болезненный воздух. Я был словно рыба, выброшенная на берег. Рыба с крючком в самых кишках. По вискам текли слезы. Из рассеченной губы сочилась кровь.
Увидев, что мне совсем херово, Антон внезапно переменился в лице. Рухнул подле меня, сгреб в охапку. Зашептал извинения и слова любви, сдабривая все это поглаживаниями. Я и хотел бы высвободиться, но не мог; ершистая, колючая боль вилась на боках и расходилась кругами на животе и груди. Из пересохшего горла слышно было только хрипы.
– Тебе сесть надо. – Он обхватил меня со спины и усадил промеж своих ног, как маленького ребенка. – Вот так. Дыши понемногу, не торопись. Положи руки мне на колени, наклонись вперед. Вдох. Выдох. Вдох.
Когда дыхание стало понемногу восстанавливаться, первое, что он услышал, было:
– Сука…
Потом я еще минуты три пытался что-то сказать, но не получалось. Он крепко обнял меня и опять возобновил свою молитву садиста, говоря, какой он мерзкий и как вообще его только земля носит, и что он так не хотел.
– Это все виски, чертов виски. Прости меня, Тем. Прости, пожалуйста. Я не хотел тебя бить, это само… Это ревность. Я не должен был так поступать. Ты этого не заслужил.
Я закашлялся и едкая боль, наконец, отхлынула. Губа распухла и саднила.
– Пусти меня, *уесос. – Я толкнул его и встал на четвереньки, потом поднялся. Ушел в ванную. Когда вернулся в комнату, протянул ему перекись водорода и ватный диск.
– На, вытри мне.
Он бросился мне помогать так поспешно, что мне даже захотелось расхохотаться. Но вместо этого я просто сел на свою кровать и подставил лицо под прохладные прикосновения влажной ваты. Внутри как будто бы все выели. Не было сил, не было эмоций, не было мыслей. Я проваливался в болото. Антон тянул меня в забытье, на теплое дно, к другим таким же обглоданным жертвам. Мне некуда было идти. Это был мой выбор. Я отрубился спустя полчаса в его тепле, под его извинения и осторожные, извиняющиеся поцелуи. Со мной было покончено. Маленькая рыбка замерла в его ладони в окружении собственной крови, чешуи и дерьма.
На следующий день я едва поднял себя на пары. В теле царила ужасная ломота. Я было обрадовался, что простудился и как в тот раз смогу отлежаться, однако вердикт градусника был неумолим: 36.8. Антон так расстарался от чувства вины, что даже сам приготовил нам завтрак. Чуть ли не подал в постель, если бы не проворонил мое пробуждение, пока был на кухне. Я же в это время протащился от кровати до ванной и взглянул на свое отражение.
На меня оттуда глянули потухшие, бездонные какие-то глаза, безобразная распухшая верхняя губа и ссадины на подбородке. Вид такой, как будто бы я с бомжами вчера спирт жарил. Я умылся, пригладил волосы на макушке. Бомжовый налет немного стерся, но все еще проглядывал. В комнате по моему возвращению царил настоящий уют: кофе, бутеры и даже сваренные вкрутую яйца. Белиссимо.
Ничего не говоря, я сел и принялся за кофе. Антон тихонечко опустился рядом.
– Ничего себе, как у тебя все распухло. – Наконец, отважился сказать он.
Я ничего не ответил. Пить горячий кофе с такой губой было просто невозможно, я старался, как мог. Наверное, со стороны был похож на жеребца, вскидывающего верхнюю губу. Отвратительно.
– Может, не пойдешь сегодня на пары?
– Ладно тебе, не боись, не буду я на тебя заяву писать. – Пробубнил я, справляясь с бутербродом. Все, как в тот раз, боже мой.
– Артем, я хотел извиниться еще раз…
– Ой, да завали. – Я шмыгнул носом. – Смысл извиняться, если ты все равно выводов никаких не делаешь.
– Ну, хочешь, можешь мне тоже вмазать. Я же знаю, тебе хочется.
Я иронично перевел на него взгляд и увидел склоненную передо мной голову.
– Перестань. – Я принялся за второй бутер. – Сегодня что-то не хочется тебя бить.
– Тебе же легче станет.
Я подумал, отпивая кофе. Снова обжегся. И с досады вылил на него остатки кофе.
– Сука, я же ударить просил, а не кипятком ошпарить! – Под мой хохот он взвился и бросился в ванную, полоскаться в холодной воде. – Что ты за человек, Темыч? Тебя как нормального просят, а ты поступаешь, как скотина!.. Бл*ть, жжется!..
Ненормальный человек и вообще скотина Темыч, поржав, переоделся, скидал тетради с учебниками в сумку и поплелся на остановку. Наступал очередной бл*додень.
Первой парой была моя любимая социология. Стараясь особенно не привлекать к себе внимания, я просочился и сел на заднюю парту. Надо было бы придумать какую-нибудь отговорку насчет собственной губы, но так лень было думать. Поэтому я просто стал плыть по течению.
– Воганов!.. – Всплеснула руками Светлана Сергеевна, только появившись в аудитории. – Ты с каждым днем все хуже и хуже. Что у тебя происходит?
Спасибо, Светлана Сергеевна. Благодаря вам я получил максимальное внимание абсолютно от всех своих одногруппников, даже от тех, кто обычно не видит дальше собственного носа. И как она меня сразу вычислила? Искала в толпе?
– Да я это… – Я выпрямился за столом. – Хожу неаккуратно, хе-хе.
Ага, падая то на чужие члены, то на кулаки. Неваляшка.
– Если тебе нужна помощь, обязательно подойди ко мне после занятия.
– Да не надо мне никакой помощи. – Хоспаде, как же стыдно. – У меня все лучше всех!
Она, наконец, отвлеклась от меня и приступила к своим непосредственным профессиональным обязанностям. Но я все равно нет-нет, да ловил на себе ее озабоченный взгляд. Ее сентиментальность меня так расстроила, что я даже не вступал в полемику, как я обычно всегда делал на ее лекциях. Серьезно, Светлана Сергеевна, ведь Вы же были образцом высокомерия. Что за забота? Кому она здесь нужна?
– Артем, – она все-таки поймала меня за рукав, когда я после занятия проходил мимо ее стола, – пойдем, мне тебе надо кое-что сказать. Помоги отнести журнал.
Я опять было закатил глаза, но она в этот момент сунула мне в руки ключи и заставила закрывать аудиторию.
– Светлана Сергеевна, у меня вообще-то занятия в другом корпусе. – Тут я не удержался. – Или что, вы по мне сохнете?
– Так, во-первых, что за тон. – Она отдала мне журнал. – Осознавай, где ты находишься и с кем говоришь. А во-вторых, ничего страшного, мне с тобой по пути, в тот же корпус.
Я заткнулся и покорно пошел рядом.
– Объяснишь, может быть, свои боевые шрамы?
Мимо нас прошла группка первокурсников.
– Я же сказал уже. Шел, упал, очнулся – губа.
Я поймал на себе ее напряженный взгляд и запоздало улыбнулся. Но добродушной улыбки не вышло, в каких все-таки разнообразных процессах участвуют наши губы!.. Я и не знал, пока не повредил их.
– На самом деле, я хотела вот, что тебе сказать. – Мы спустились вместе на первый этаж и стали одеваться. – Знаешь же, что вы курсовую у меня пишете? Тему выбрал?
– Н-нет… До зимней сессии же месяц еще!
– А курсовую надо за две недели до этого сдать. Впрочем, чему я удивляюсь… Человек-студент в действии. Да дело не в этом. – Я открыл перед ней дверь, и мы вышли в густой снег. – В курсовой надо проводить социологическое исследование. Ты же знаешь, да?
– Угу. – Подобная инфа всплывала у меня из дебрей подсознания, но кто я такой, чтобы выкладывать правду-матку перед преподом. – И что?
– Хочу, чтобы ты провел исследование в центре, в котором я работаю.
Я воззрился на нее.
– Почему я?
– Ты единственный, кто хотя бы каплю интереса проявляет к моему предмету, мне хотелось бы продлить наше научное сотрудничество. – Она хитро улыбнулась. Мы перешли сквер и подошли к четвертому корпусу, где у нас располагался лингвистический факультет. – У вас к тому же экзамен на сессии. Будешь сотрудничать со мной, поставлю тебе автомат. Если курсовую напишешь, конечно. – И, раз я пропустил свою реплику, она сделала ручкой. – Определись и сообщи мне на следующем нашем занятии. Усвоил? Ну, до свидания. Береги себя.
Я остался стоять в полном недоумении. С чего бы вдруг такое внимание ко мне? Кто-то что-то разболтал? Она узнала сплетню о том, что я растлеваю малолетних с курсов? Калинка что-то услышала и растрезвонила всем, что меня поколотил сосед? Ворох самых неприятных мыслей и предположений пронесся у меня перед глазами, пока я смотрел, как закрывается за ней дверь корпуса. Потом меня пробрало ознобом, и я заторопился следом, в шум, в тепло, в лихорадку студенческих будней.
Возвращался в общагу буквально без задних ног. Не знаю, с чего бы, но обычно я полон энергии на занятиях, но сегодня выдался буквально-таки каторжный день. Сил не было ни на что: ни на то, чтобы общаться с преподавателями, ни на то, чтобы выступать с проектом, ни даже на то, чтобы пойти в обед перекусить. Вероятно, именно последнее и стало причиной катастрофического упадка сил к вечеру. Но даже не смотря на собственное изнеможение, я все-таки поднялся этажом выше, дабы попасть в курилку. На лестнице я столкнулся с Эллой.
– Тема? – Она не сразу узнала меня. – Что случилось?
И, поняв, в чем причина, так рассердилась, что буквально затащила меня к себе в комнату.
– Это все он, да? Он? – Не получив ответа, затрясла меня за руки. – Тема, ты должен бросить его! Как ты это вообще терпишь? Зачем? Посмотри, что он с тобой делает! Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться?..
Она так мельтешила перед глазами, что у меня все завертелось в голове. Я устало сел на стул.
– Любовь – не такая. Когда любят, оберегают, заботятся, а не…
– Элл, дай мне попить чего-нибудь пожалуйста.
Вскоре передо мной стоял стакан прохладной воды, который с я удовольствием осушил до дна. Я все силился и пытался вспомнить, знает ли она настоящую историю, которая приключилась между мной, моей задницей и Антоном. Да и что именно ей рассказал Паша в тот вечер? И что теперь говорить ей?
Элла села напротив меня за стол и уставилась на меня глазами, в которых вспыхивали искренность, решительность и неумолимая привлекательность. Боже мой, какая же она красивая, какая…
– Что тебя держит рядом с ним, я не понимаю. – Она вновь сорвалась и принялась ходить передо мной из стороны в сторону. – Что в нем такого? Ведь даже Паша из-за этого уехал от тебя…
– Паша не из-за этого уехал! – Внезапно взорвался я. – Нашел себе педрилу и съ*бался по тихой грусти. Зато будут теперь друг друга вылизывать! Ахать, охать!
Я заставил себя замолчать. Меня колотило от сдерживаемых эмоций. Все внезапно так опротивело, хотелось уничтожать окружающий мир руками и ногами, разбивать и крошить его. Элла смотрела на меня с нескрываемым испугом.
– Я не могу уйти, я сам на это подписался. – Наконец, выдохнул я. – Это было бы честно, если бы я не знал, какой он, когда начал с ним отношения. Но я знал. Он почти сразу же показал, до какой степени он мудак, он ничего от меня не скрывал. И когда я пришел к нему, я признал, что он мудак, я показал, что мне это нравится. Я поэтому теперь не могу все так просто закончить. Просто не могу!
Мне очень хотелось заплакать в этот момент, но я же мужик, я же кремень, не перед столь очаровательной девушкой распускать нюни. Поэтому я сжал кулаки и вылетел подальше из комнаты Эллы, спрятался от нее в курилке за спинами многочисленных других. Впрочем, с нее было достаточно. Она за мной не вышла.
6.
– «Вышли фотку своего лица».
Телефон завибрировал под подушкой примерно в 2 часа ночи. Не знаю, почему я проснулся. Вернувшись вечером домой, я обнаружил, что вещи Антона исчезли, скорее всего, он вернулся в свою комнату. Впрочем, я не сильно расстроился. Я настолько вымотал сам себя, что сразу же завалился спать, не ужиная и не выполняя домашки. И благополучно спал, пока меня не разбудил звук уведомления.
– «Что, соскучился?», – ехидно написал я. Это был Паша. Наверное, Элла сразу же ему позвонила, когда я ушел, и все рассказала. Девочки такие девочки. Шушукаются у меня за спиной, пока я занят по-настоящему серьезными вещами.
– «Чего раньше не написал? Ждал пока твой муж уснет?», – слова так и полились с меня, тем более что анимешник не отвечал.
– «Тема. Не начинай. Что он с тобой сделал?».
Я снизил яркость экрана, а то глаза буквально выбивало из черепа от этого ровного света.
– «Ничего нового. Тебе какое дело?».
– «Я хочу приехать. Можно?»
– «Зачем?»
– «Я же чувствую. Мне очень нужно тебя увидеть. Я прямо сейчас приеду».
– «Тебя никто не пустит в общагу после 22:00. Что, забыл уже? Как вам там живется, кстати? В Сан-Франциско вашем».
Охваченный злорадством, я повернулся на живот. Потом вспомнил, что так и улегся спать в одежде. Стал, не меняя позы, освобождаться от джинсов, толстовки и футболки. Запоздало заныли еще пока свежие ссадины на лице.
– «Мне Элла какие-то ужасы рассказывает. Что ты ходишь весь побитый. Что кричишь на нее. Как ты в целом? Ведешь себя так, будто бы у тебя вся жизнь рушится».
Она уже разрушилась. То, что я делал сейчас, просто доживал остаток лет. Но писать об этом было бы очень по-бабски, поэтому я ничего не сказал. Тогда Паша позвонил.
– Ну, что тебе? – Я сел у подоконника и стал искать пачку сигарет. В темноте ночи мой огонек был будто одинокий светлячок. Все светлячки горят успокаивающим зеленым светом. Один мой разрывается на куски, вынашивая оранжевое пекло в своей заднице. Как символично.
– Просто хотел убедиться, что ты не валяешься со вскрытыми венами. – Наконец, признался тихо Паша. У меня мурашки побежали по телу, когда я услышал его голос. Я ведь, оказывается, так давно его не видел… Как будто бы ко мне неожиданно прилетел путешественник во времени и протянул руку, возвращая туда, где я был беспечным, невинным, немного нахальным, молодым. Мы сидели вместе на полу и пили чай. Смеялись, смотрели фильмы, прикалывались. И не было никакой грязи между нами.
– Это ты у нас суицидальных дел мастер. – Усмехнулся я, отгоняя от себя унылые мысли. Приоткрыл окно. Поежился от морозного воздуха.
– Я все-таки хочу повидаться с тобой. Можно, я завтра приду к тебе в гости?
Завтра была суббота. Никаких планов у нас с Антоном не было. Да и что у нас теперь вообще есть после того, как он ушел? Наверное, я вновь остался один. Меня передернуло то ли от холода, то ли от мерзких мыслей.
– Ладно, приходи. У меня пары до двух, потом свободен.
– Здорово! – После паузы, оживился Паша. – Спасибо, семпай! Я обязательно приду!
– Только смотри, без всяких Гейоргиев, понятно?
– Конечно, я понял. Ладно, мне пора. Спокойной ночи.
Последнее он произнес очень быстро. Наверное, закрылся в ванной на время нашего разговора. Я и сам не заметил, как улыбаюсь, глядя в экран телефона. Эх, Пашка… Зачем тебе все это? Что ты хочешь завтра найти в этой комнате?
Паша явился с пакетом какого-то японского чая и пирожными. Это меня несколько озадачило, потому что я в жизни не ел с ним ничего сладкого, с чего он вообще взял… Или что, он на себя взял угощение?
– Ани-и-и-и!.. – Выдохнул он, обняв по старой дружбе. – Как я по тебе скучал!
Мне пришлось тоже обнять его, но я сделал это осторожно, как будто бы Паша был из хрусталя. Он зашел в комнату и поставил гостинцы на стол.
– Сто пудов ты не пил половой чай уже триста лет. – Анимешник щелкнул кнопкой на электрическом чайнике. – И еще я сладости из кафе принес. Я знаю, ты не любишь сладкое, но они не такие сладкие, поэтому я подумал, что тебе понравится.
Я сел на свою кровать, закутавшись в плед. Мне совсем не хотелось, чтобы он видел на мне другие отметины наших непростых отношений с Антоном. И я даже был горд за то, что губа стала понемногу проходить. Все же сидеть и слушать его щебетание было приятно. Мне очень не хватало его простодушной заботы, суеты, детской воробьиной непосредственности. Стало даже как будто проще дышать.
– Так, – он заварил чай и потер руки. Повернулся ко мне, увидел губу, – а выглядит не так страшно, как мне Элла описала. Я-то представил, что у тебя вообще лица нет, один синяк. По крайней мере, она так сказала. – Он хихикнул, но все же приблизился ко мне. Я отвернулся от его протянутой руки.
– Нормально все. – Пробормотал я. – Живой, видишь же?
– Это точно. Темыч всегда живее всех живых. – Паша вернулся к чайнику, чтобы проверить заварку. На нем был какой-то длинный свитер с изображением японских девочек в мини-юбках. Очень похоже на платье. Наверное, этому лысому педриле нравится.
– Как у вас там дела семейные? – Спросил я, чтобы пауза не затягивалась. Паша выложил пирожные на тарелку и глянул на меня через плечо, проверяя, в каком я состоянии, чтобы спрашивать такое. Видимо, в состоянии я был более-менее приличном, поэтому он искренне сказал:
– Все хорошо. На квартире жить намного удобнее, чем в общаге. Никто не видит и не мешает.
«Ну и чудненько», – мелькнуло у меня в голове, но я решил не говорить этого вслух. Не хотелось прогонять Пашу так быстро. От него шел даже какой-то свет, как мне показалось. Он освещал комнату, делал чище грязную посуду на столе, залечивал коросты и ссадины на лице. Хотелось нежиться в этом свете как можно дольше.
Наконец, чай был готов, и Паша пригласил меня на пол. Мы устроились друг напротив друга.
– Нет, не кури. – Он замахал рукой, когда увидел, как я достаю пачку. – Сначала попробуй пироженку. Ты все испортишь этой своей смолой и дымом.
Я подчинился, криво ухмыльнувшись. Пирожное и вправду было умеренно-сладким.
– Нравится? – Расплылся в детской улыбке Паша. – Это потому, что оно сделано из рисового теста и натуральных ингредиентов. Никаких красителей и дополнительных подсластителей.
– Да, вкусно. – Сказал я, откусив еще.
– Это Гоша делал, он поваром работает в этом кафе.
Я закашлялся, потому что как только услышал, что сие творение – дело рук Гейорги, кусок пирожного сразу же стал поперек горла.
– Извини, под руку сказал! – Паша принялся хлопать меня по спине. – Просто я бы очень хотел, чтобы вы подружились. Гоша очень хороший парень, он очень добрый, и отлично готовит! Он никогда слова плохого не говорил про тебя. Он тоже очень переживает, всегда спрашивает, как у тебя дела. Поэтому…
– Заткнись… Пожалуйста, просто заткнись. – Мне, наконец, удалось совладать с проглоченным куском, но больше ни Пашин чай, ни его угощения мне не лезли. Прокашлявшись, я сунул в рот сигарету и закурил. Настал Пашин черед кашлять.
– Прости, я, наверное, невовремя все это стал рассказывать. – После молчания, проговорил анимешник. – Мне тебя очень не хватает. И мне очень жалко, что мы перестали общаться. Ведь ты же мой лучший друг, ты мне как брат…
На протяжении всего этого разговора мне постоянно хотелось делать рукалицо. И вот сейчас я действительно хлопнул себя по лбу. Что ты такое несешь, Паша? Мы должны были тихо-мирно посидеть, притворяясь, что все хорошо, а потом разойтись каждый по своим углам и больше уже никогда не пересекаться.
– Скажи, что тебя мучает. – Его теплая рука осторожно легла на мою. – Я же вижу, что тебе плохо. Расскажи мне, что я сделал не так? Как мне это исправить?
Я посмотрел на него. Затянулся.
– Да все хорошо, Паш. Правда. – Соврал я. Я не знал, как рассказать ему то, что сейчас чувствовал. – Просто после того, как отец умер, у меня в жизни настала черная полоса. Время пройдет, станет получше. Но не сейчас.
Я врал, врал, боже мой, как же сильно я врал. Никакое время не было способно вычерпать из моей груди бездну черноты, которая разлилась там после того, как гроб отца скрылся под комьями размокшей грязи. Да и не в отце даже была причина. А в том, что Паша, в том, что он…
Раздался стук в дверь. Я встал, думая, что это, наверное, снова Калинка. Лампочку ведь я ей так и не поменял. Но на мое удивление на пороге стоял Антон.
– Привет, – немного удивленно сказал я, – ты чего здесь?
– О, привет, Антон. – Выглянул из-за моего плеча анимешник. – Давно не виделись!
Клянусь, он это нарочно. Я увидел, как Антон заиграл желваками.
– Привет. – Сдержанно приветствовал Пашу он. Потом перевел на меня взгляд. Наверное, если бы не дверь и не бывший сосед сзади, он был снова меня побил. Но так как свидетели нам были не нужны, а на отдельную квартиру доходов не хватало, он лишь процедил сквозь зубы. – Зайди ко мне вечером. – И ушел.
– Упс!.. – Паша скорчил гримасу и залился беззаботным смехом ему вслед. – Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
М-да, нехорошо как-то вышло. Я сел обратно на пол и залпом осушил кружку с чаем. Если он из-за Калинки так взбесился, то даже страшно представить, что он думает сейчас, обнаружив в нашей комнате Пашу. Может быть, взять с собой нож, когда решу пойти к нему?..
– Темыч, надо тебе завязывать. – Сказал Паша, присаживаясь рядом. – Серьезно. Что ты в нем нашел? Он же даже некрасивый. Носяра какой. И шрамы всякие. Наколки какие-то дурацкие на руках. Зачем?
Вот не тебе, Паша, разглагольствовать о красоте мужчин. Я посмотрел на анимешника, вздохнул и встал.
– Ладно, увиделись, и хватит. Тебе пора.
Он сразу все понял и тоже встал.
– Хорошо. – Опять этот коронный его взгляд с опущенными длинными ресницами. – Спасибо, что согласился увидеться со мной. Я очень рад был тебя увидеть. – Он снова прижался ко мне, как птичка, а потом отправился обуваться и одеваться. – Пироженки тебе оставлю. И чай тоже. И вообще, пиши-звони. Ну, пока!
– Пока. – Я закрыл за ним дверь. Убрал кружки обратно на стол. Постоял в комнате, тупя. И отправился к Калинке вкручивать ее чертову лампочку.
К Атону я отважился зайти только под вечер. Тот снова сидел за учебой.
– Привет. – Я прошел в его комнату, осторожно присел на стул.
– Привет. – Он возобновил стрекот клавиш на ноутбуке. – Чего хотел?
– Так… – Я сунул ладони между коленками. – Ты просил зайти, помнишь?
– А, да. – Он кивнул и замолчал. Потом, завершив абзац, дернулся, снова вспомнив обо мне. – Да уже не надо. Можешь идти.
И так как я не уходил, он повернул ко мне голову. У него совершенно ничего другого не было в глазах, кроме как усиленной умственной работы. Наверное, делал что-то для завода. Это-то меня и подхлестнуло.
– Разве не хочешь спросить, зачем ко мне Паша приходил?
– Какое мне дело? – Прожевал он и снова вернулся к работе. – У нас же с тобой несерьезно все. Потрахались – разбежались.
Ну ясно. А я-то подумал уже, что мозги выносить горазды только девушки. Видимо, это свойство появляется, как только перестаешь быть нормальным мужиком. Превращаешься в такую вот недотепу-гермафродита, который не способен сам себе приготовить ужин и при этом разбирается в тонкостях смазок для анального секса.
– Я там у тебя пару книг оставил по учебе. – Продолжал тем временем Антон фальшивым равнодушным тоном. – Как-нибудь на днях забегу.
– Ладно. – Я подумал, что мы тоже такие ходы знаем, с бабами встречались, пройденный этап. Кивнул и поднялся. – Ну, звони, как соберешься. Вдруг я не дома буду.
Хмыкая про себя и вскидывая брови, я вернулся в комнату. Подумал, что вот настала свободная жизнь, теперь-то заживу. Хочешь – готовь себе завтрак, хочешь – рыдай на полу от безысходности, можно вообще голым по комнате ходить, дрочить по воскресеньям на фотки голых сисек, завести кота, бухать с ним, помыть окна, отрастить бороду. Сам себе хозяин.
Конечно, как только настала ночь и я остался лежать в кровати совершенно один с распахнутыми и застрявшими в потолке глазами, я осознал, что одиночество и я – вещи трудно сопоставимые. Первый час я рефлексировал о причинах моей зависимости от компании. Во втором часу курил и искал, может быть, остался алкоголь, чтобы по-быстрому накидаться и уснуть. В третьем часу я пошел до курилки, надеясь, что найду там хотя бы одну заблудшую душу. Но настали выходные, половина общаги разъехалась по домам. Я стоял на балконе, глядя под ноги. Сегодня не было снега, но ветер просто сдувал с лица кожу и кости. Долго выть на осеннюю луну у меня не получилось, поэтому я вернулся в курилку и закрыл за собой дверь балкона.
На второй сигарете я услышал шаги в коридоре. Сердце у меня подпрыгнуло к горлу и забилось, потому что мысли предательски вернулись к Антону. И по мере того, как шаги приближались, росла моя надежда на то, что вот сейчас он войдет, и все у нас сразу наладится, польется разговор, разрушатся стены, и все такое прочее в псевдоромантическом стиле.
