Текст книги "Жажда справедливости. Избранный"

Автор книги: Алексей Кунцевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Глава XII
АНГЕЛ

Он,– Ангел Света, Сын Зари,

Вобравший всё тепло лучей.

Когда-то над Землёй парил,

Но был навек прикован к ней.

Было почти восемь вечера, когда в квартиру № 49 позвонили. Дверь открыла Вельда, облаченная в джинсовую блузку и джинсовые же шорты; вид она имела б весьма соблазнительный, кабы не была мертвой. В дверях стоял Серебряков.

–Добрый вечер,– поздоровался он. В ответ на это Вельда почтительно поклонилась и произнесла:

–Вечер добрый, господин. Прошу с нами отужинать.

Хотя Виталий и был готов к чему-то в этом роде, все же смутился и слегка покраснел. Вельда захлопнула дверь, помогла ему раздеться и сказала:

–Господин граф и господин барон ждут вас.

–Благодарю,– в тон ей ответил Виталий и прошел в зал. В зале находилось двое: Гебриел и Леонард. При появлении Серебрякова барон встал и почтительно поклонился, печатка блеснула в свете свечей белым светом. Виталий был крайне удивлен. А Леонард, который сидел, откинувшись на спинку стула, отрекомендовал барона:

–Сын, представляю тебе сторонника нашего ордена. Это Гебриел. Прошу любить и жаловать. Он будет весьма нам полезен. Он является специалистом по конфликтам,– если можно так выразиться. Несмотря на его смиренный и добропорядочный вид (тут Гебриел мрачно улыбнулся), имеет репутацию убийцы, но исключительно в массовых стычках.

Барон счел нужным поклониться вторично.

Виталий смутился крайне этому выражению почтения со стороны барона и сказал:

–Я, право же,.. барон, очень удивлен. Ведь вы куда старше меня и имеете больше права ожидать от меня поклонов.– Виталий поклонился. Теперь смутился барон и вопросительно взглянул на графа, как бы ожидая намека на то, как себя вести, но граф лишь улыбнулся и слегка пожал плечами. А Виталий продолжал: —Я ведь, в сущности, и представления не имею, сколько вам лет. И прошу извинить меня, я не привык к почестям.

Леонард крайне довольный тем, что произошло, указал Виталию на стул справа от себя. Тот прошел и сел. А барон, дождался, когда сядет Серебряков, и только после сего счел необходимым занять свое место.

Вельда принялась накрывать на стол. В это время Виталий обратился к графу:

–Я, отец, полагаю, что вы недовольны мной. Я осмелился осудить человека и выместить на нем свою злость.

–Учись, сын мой. Ты теперь не один из смертных, но Первый из них, и имя отныне тебе– Избранный!– сказал граф. Сделав небольшую паузу, он продолжил: —Если кто и должен чувствовать себя виноватым, так это Морозов. Ибо не Провидение делает из нас то, что мы есть. Мы– свободные в мыслях и действиях существа. Не Провидение творит наши мысли и направляет их, а это делаем мы! И лишь мы повинны в них. Мысли наши рождают Элементала,– страшную непредсказуемую для непосвященных силу. На путь порока случайно не становятся. Случайность– всего лишь неожиданно проявившая себя закономерность. Не дурно было бы узнать, что двигало в тот момент господином Морозовым. Какие силы завладели его душой, откровенно говоря, душой весьма низкого качества?

Виталий хотя и привык к странной манера графа говорить, всё же мало смог понять чего-либо из его слов. А в довершении ко всему еще и барон добавил загадочно:

–Я, как мне кажется, догадываюсь, кто толкнул вас, Виталий, на сей поступок. Хотя и имеется довольно много воздыхателей, жаждущих изменить положение вещей в этом мире, здесь пахнет методами одного моего знакомого. У него своеобразный способ проверки компетенции своих противников. Ваши деяния, граф, как всегда заслужили внимания очень высокопоставленных особ.

Тут Вельда разлила вино по бокалам всем. И была любезно приглашена Леонардом к столу. После чего Сатана сказал:

–Да, барон. Однако похоже, не только он, но и еще многие братья наши, возмущенные моей властью на Земле, вынуждены из-за своей проклятой гордости ненавидеть меня и мешать мне.

Тут что-то сделалось с Леонардом: он страдальчески сдвинул свои густые брови и заговорил он с грустью, сквозившей в каждом слове:

–Проклятая гордыня! Хотеть вернуть назад то, что обратно никогда не воротишь подобными делами! Как можем мы ненавидеть друг друга? Любовь, которая была первопричиной нашего рождения, уступила место зависти. У кого этому можно научиться в мире, прославленном любовью и чистотой? Мы не знали другого счастья, как видеть прекрасный лик отца, ощущать тепло его бесконечной любви, восхищаться его великой мудростью. Венец его славы сиял над нами. Все это пропало в один миг. Гордыня, ненависть к творениям более приближенным к создателю, чем его ангелы, жажда внимания лишь к самим себе,– вот что двигало мною, а в последствие и ими. Сын Утра Прекрасного, я жестоко поплатился за обуявшую меня ревность, за те слова, которые бросил отцу.

Граф замолчал. Заговорил Гебриел:

–Довольно, сир, терзать себя. Чего мы жаждем? Мы хотим вернуть его бесконечную любовь. Когда-то мы потеряли веру. И он отвернулся от нас. Теперь же мы стоим много выше наших братьев; мы уверовали в великую мудрость. Помыслы наши чисты. Он любит нас, но не в состоянии препятствовать своим законам, законам жестким, но правильным. Так будем же делать всё, чтобы вернуть потерянное.

Серебряков непонимающе взглянул на графа. Тот ответил так:

–Ты смущен и озадачен, Виталий. Что ж, откроем эту маленькую завесу, которую я решил сохранить до приезда барона. Пора тебе узнать истинную причину вражды людей на Земле. Люди, движимые своими страстями, слабостями, страхами, вряд ли догадываются, что на самом деле раздувает пламя из едва зародившихся низких чувств. Рождаясь на свет, человек волен выбрать свой путь! И будь я проклят, если у грешника не было иного выбора! Легкое облачко на душе человеческой привлекают силы низшего порядка. И люди преклоняют колени перед металлом и властью! Они понятия не имеют, поднимая в слепой ярости руку с оружием на ближнего своего, ярости порою беспочвенной и отдающей глупостью за версту, что заставляет их делать это. Чужие желания выдают за свои, как проходимец плагиат– за собственное произведение. Земля похожа на древнеримский Колизей. Его заполоняет в амфитеатре и ложах публика, на арену, специально подготовленную к действу, выходят воины и бьются на смерть. Толкает на это их чувство самосохранения: не убьешь ты– прикончат тебя. А в великолепных ложах подобно знати разместились и наблюдают за этим ангелы. Знать хочет получить то, что сама не в силах создать– удовлетворение. Она бессильна завладеть тем, чем владеет гладиатор, и вынуждена довольствоваться малым. Жажда власти, нравственный разврат, чванливость,– вот что привело к распаду Великой Империи,– то же ожидает и этот мир. У человечества есть душа. Как раз этого не хватает нам. Человек, не смотря ни на что, способен любить; мы же утратили это чувство. Ангелы подобны королям: они познали всё, имеют все, но многое утеряли: потеряли веру и любовь. Имея власть, не имея души, хотят иметь ее, ибо только душа способна верить и любить, не смотря ни на что. Мы– первые из детей Отца, мы могущественны, подобно ему, но бездушны, человек же владеет Душой! Вера и Любовь живет в нем вечно. Посему многие из нас жаждут уничтожить человечество– первопричину раздоров и распрей, мелких насекомых, движимых мелкими страстями и, тем не менее, стоящих много ближе нас к Отцу.

Леонард грустил. Боль потери внимания и любви, боль за непонимание братьев отразилась на его лице, от чего оно сразу постарело.

Виталий затрепетал: он видел Дьявола, которого молва наделила злобным характером и ужасающей внешностью, совсем не соответствующего столь нелестному описанию. «Какой контраст с тем, чему верит набожное большинство! Что есть страдания целого мира в сравнении со страданием Ангела? Что могут знать о боли и страданиях все эти попы, с постными рожами призывающие к так называемой любви к ближнему? Их вера– всего лишь ремесло, коим они зарабатывают себе на жизнь. Вот она– истинная вера и скорбь самого ненавистного в мире существа? Что бы стало с любым из нас, испытай мы хоть малую долю того, что испытал он? Вот она– безутешная, бесконечная боль Первого Ангела, боль САТАНЫ?»

–Я обречен,– говорил Леонард,– обречен на вечное скитание по миру,  обречен никогда не услышать прекрасный голос отца, почувствовать его любовь, самую прекрасную любовь во Вселенной. Грехи этого света, который следовало бы назвать Великой Тьмой, навсегда закрыли мне путь домой. Проклятая человеческая гордыня! Она всегда будет стоять между мною и небом. Каждая впадающая в грех душа отдаляет мое возвращение. Мир, погрязший в грехах, сломя голову несется в преисподнюю. И даже я бессилен ему помешать...

Граф замолчал, к чему-то прислушиваясь. Кто-то чихнул. И на стул подле Виталия приземлился Виконт, зажимавший нос платком.

–Ай,– вскрикнула Вельда; лицо де ла Вурда было черным от сажи, равно как и белейшая когда-то его сорочка, сейчас обгоревшая.

–О-о, excuse me,– спешно сказал де ла Вурд и сорвался в ванную.

–Какой кошмар!– Вельда отхлебнула вина.– Что с ним случилось?

Видно было, что и граф не совсем понимает происходящее. Из ванной послышался плеск воды. А через некоторое время в зал вошел приведший себя в порядок Виконт. Теперь на его лице сажи не было, а одет он был, как новый русский: белейшая сорочка, черный костюм-двойка и черный же галстук. Он остановился, заметив барона, поклонился ему почтительно и сказал:

–Желаю здравствовать, господин барон.– А потом, обратилась к Леонарду: —Я, сир, принес некоторые новости. В свете настоящих событий они могут пойти нам на пользу. Вы, дорогой Гебриел,– Виконт повернулся к барону,– здесь весьма кстати.

–Отлично?– сказал граф.– А теперь сядь и выпей.

Де ла Вурд повиновался. Видно было, что новость действительно важная; Виконта только что не качало от волнения.

Де ла Вурд отхлебнул из бокала, который спешно наполнила ему Вельда, из воздуха поймал уже дымившую сигару, затянулся глубоко, откинулся на спинку стула. И, немного успокоившись, сказал:

–Я видел его, за что чуть ли не поплатился моим здесь присутствием. Он спустился на Землю.

–Кто спустился?– нетерпеливо спросил Леонард,– потрудись говорить яснее.

–Слушаюсь, монсеньор.– Виконт опрокинул бокал и опорожнил его. Только после этого ответил: —Старинный наш знакомый. Собственной персоной. Меня едва не сбила машина на Кировской площади. Посчитав это случайностью, я не придал сему особого значения. И зря: машина попыталась сбить меня вторично, но шофер был ли пьяным, машина ли была неисправна, только она врезалась в столб. Пассажир, слишком знакомый мне чем-то, выскочил, а шофер остался сидеть. И только я подошел к нему, собираясь разглядеть наглеца, как эта колымага взорвалась. Огонь ударил мне в лицо, я тут же оказался в торговых рядах, отнесенный взрывом, толпа окружила меня. В толпе находился этот пассажир, и, хотя было темно, я все же сумел рассмотреть его и только тогда понял, что мне в нем так знакомо. На правой щеке его красовался причудливый шрам в виде трезубца.

–Осиел,– сказал молчавший все это время барон.– Легок на помине ангел-хранитель Морозова.

–Кстати, шофер был какой-то вялый. Я заметил несколько трупных пятен на его лице.

–Старая привычка Осиела,– усмехнулся Гебриел,– хобби– оживлять мертвецов. Готов поклясться, что в каком-нибудь морге недосчитались трупа. Поразительный консерватор!

–А где Козлов?– осведомился граф,– он же был с тобой.

–Наводит справки,– ответил де ла Вурд,– я попросил его узнать, каким именем наградил себя Осиел в этот раз.

–Ну, что ж, джентльмены,– удовлетворенный этими новостями сказал Леонард,– давайте ужинать.

–Только вот,– сказал Гебриел,– все планы теперь летят к черту. Я не удивлюсь, если мы получим не то, на что надеялись. Случай сейчас займется нами вплотную. И вряд ли мы будем знать заранее, что нас ожидает. Осиел обладает поразительной способностью пускать пыль в глаза.

Де ла Вурд затянулся и сказал:

–Чувствую– город сильно поредеет и очень скоро...– Виконт хотел добавить еще что-то, но в этот момент в дверь позвонили.

Вельда поднялась, чтобы открыть. Через мгновение послышалось ее удивленное восклицание, а в зал зашел Козлов. Вся правая щека его была изодрана в кровь. Кожаный плащ исполосован, брюки мало чем отличались от плаща да, к тому же были мокрыми и заляпанными грязью. В свете свечей  Ипполит Ипатьевич был похож на выходца с того света. Можно было предположить, не зная обстоятельств, что до такого состояния его довело желание выбраться из могилы, в которую зачем-то его поместили. Весь вид Ипполита говорил о том, что из переделки, которая случилась с ним, он вышел отнюдь не победителем.

–Хэллоу, монсеньор?– воскликнул Козлов.

Водрузилось молчание. У де ла Вурда с губ свисала готовая упасть потухшая сигара. Рука барона застыла с куском мяса на вилке по дороге ко рту. У Серебрякова отвалилась челюсть, да и Леонард, было видно, сам немало удивлен.

Первым заговорил Виконт:

–Я так понимаю– тебя в очередной раз похоронили?

–Не совсем,– ответил Ипполит, приглаживая свои ужасного вида усы и частями вырванную бороду.–  Повздорил с  собаками. Осиел всё же обставил меня. Пять собак! Удивляюсь, как только жив остался?

–А имя?– де ла Вурд встал, опасаясь, что зря понадеялся на Козлова.– Имя его ты узнал?

–Имя...– повторил Козлов задумчиво.– Имя… Николай Иванович Свинцов.

Глава XIII
ПОДРУГИ

Твой чудный взгляд, души моей коснувшись,

В ней пламень возродит благословенный.

И дрогну я, как будто бы очнувшись,

Перед тобой коленопреклоненный.

Будильник затрещал, возвращая из забытья и грез в холодный мир. Проснувшись, она еле нашарила рукой пуговку звонка и заставила замолчать его. «Как холодно,– подумала, втянув носом воздух,– батареи остыли, что ли?».

За окном еще было темно. Наташа посмотрела на соседнюю кровать– пусто. Тогда девушка, укрывшись теплее и закрыв глаза, попыталась снова заснуть. Но сон не шел из-за воспоминаний о вчерашнем дне. «Может, стоит попытаться,– подумала она,– он ведь так добр ко мне. Нельзя сказать, что красив, но это не главное. …Такие грустные глаза. Никогда не говорил, что любит меня. А ведь любит... Уж это я знаю. Виталька не догадывается об этом. Чудак! Достаточно заглянуть в глаза,– и всё ясно. Как книгу читаешь. Какой робкий! Даже не пытался обнять. Боится потерять меня. Может попытаться самой! Чувствую, что-то меня к нему тянет. Как бы не напугать его... Ну, дорогая, ты быстро сменила ориентир.– Наташа рассмеялась.– Да. Виталька... Он бы так и сказал...»

Послышался звук со стороны двери; кто-то открывал замок. Но тихо. Видимо открывавший думал, что она еще спит. Чуть слышно вошла соседка по комнате.

Наташа приподнялась на локтях и сказала:

–Ань, я же просила разбудить меня в семь.

Вошедшая девушка потянулась к выключателю, в комнате загорелся свет.

–Ты так сладко спала, что я не решилась тебя тревожить.

Девушка заперла за собою дверь и повесила на натянутую через всю комнату веревку полотенце, которым только что вытирала волосы.

–Ну, как ты?– спросила Аня и присела на краешек кровати.

Наташа, сидевшая полулежа, ответила:

–Спасибо, всё в порядке.

–Пожалуйста. Кстати, обрати внимание на Витальку. Он, по-моему, любит тебя. Только никогда не говорил этого вслух.

–Ты не всё знаешь. В школе он был безумно влюблен в мою подругу. Ну, в Таньку, она вышла замуж за того придурка. Хотя, нет, не безумно… Первый раз, наверное, полюбил… Так вот...– Наташа сама перебила себя, видимо, вспомнив нечто важное,– кстати, он говорил, что писать настоящие стихи начал именно тогда.

–Он что, поэт?– спросила с небольшим удивлением Аня.

–Думаю– да, хотя он сам не любит, когда его называют поэтом. Любимые его слова: «Хорош поэт!– его не знает свет».

Наташа закуталась потеплее в одеяло и продолжала:

–Ты сама видела его и слышала. Можешь описать его?

–Ну, не знаю,– засомневалась Аня,– хотя попробую. Он очень начитан, любит поговорить, даже, я бы сказала, он– первостатейный болтун, если б не знала его хорошо. Хотя не очень-то общителен, с незнакомыми почти всегда молчит. Первое впечатление мое было негативным. Глядя на него, я бы никогда не подумала, что он поэт. Производит впечатление человека, который из-за одного опрометчиво сказанного слова после мучается, будто бы совершил преступление. Да, часто я замечала в нем вспышки гнева. Но он никогда, насколько мне известно, не выдавал своих чувств. Он никогда не раздражается и не теряет терпения. Его взгляд на некоторые вещи просто шокирует, а иногда его вообще трудно понять.

–Да, всё верно. Теперь отодвинь верхний ящик стола, пожалуйста. Достань тетрадь,– попросила Наташа.

Аня подошла к столу и, найдя тетрадь, отдала ее подруге. Та, полистав, перегнула пополам и протянула Анне со словами:

–Читай вслух.

Аня приняла тетрадь и прочла:

Лишь ты…

Отверженный, убитый и пустой,

Вперед идя и поднимая пыль,

Ты часто думал о минуте той,

Что обратит твои желанья в  быль.

Не думай, не жалей и не моли;

Ничто тебя отныне не спасет,

И страсть твою ничто не утолит;

Вокруг тебя нерастопляем лед.

Отверженный, убитый– но– живой,

Ступай вперед ты по своей тропе,

Лишь ты руководишь своей судьбой,

Лишь ты виновен в том, что не успел.

В твоих руках всё: счастье и беда;

Свой путь способен ты один пройти.

Ты каждый день благословляй как дар,

А Господа– за каждый дюйм пути.

Аня оторвалась от тетрадки и удивленно поглядела на Наташу.

–Никогда бы не подумала,– сказала она.– Он что, дал тебе переписать?

–Как же,– усмехнулась Наташа,– он боится или боялся, что «содержимое его души, как он выражается, станет достоянием гласности». Только я всё же списала парочку. Там есть еще одно, на следующей странице.

Анна перевернула лист и вновь стала читать:

Признание

Ты думаешь, что в тишине ночной

Я мирно сплю и вижу снов картины?

Нет– сладких мыслей бесконечный рой

Плетет не прекращая паутины, —

В ночном бреду рождается узор;

Так неустанный я несу дозор.

Узор из гармоничных, пылких строф.

С их помощью, быть может, приоткрою

Скрывающий часть истины покров,

И нимфой белоснежною живою

Восстанет из тончайших покрывал

Любовь моя, которую скрывал,

Любовь, что я лелеял и хранил,

К которой всеми силами стремился.

Как вдруг раздался шелест чудных крыл,

И в мотылька мой разум обратился.

И, как на свет, на яркий идеал

Он полетел, и час его настал.

Падет завеса, я признаюсь вдруг

Во всём тебе, шатаясь от волненья,

Благодаря судьбу за сей недуг,

Покорно и без тени сожаленья

Себя всего отдав твоей любви,

Благословляя яд в своей крови.

В глазах бездонных прочитав ответ,

Я уст почувствую твоих прикосновенье

И этот яркий, теплый, нежный свет:

Твоей души к моей душе влеченье.

Я опьянел, вдруг всё тебе открыв,

И был вознагражден за сей порыв.

—Ну, что скажешь?– спросила, улыбаясь, Наташа.

–Этот человек любит тебя, ты будешь дурой, если откажешь ему в любви,– вынесла решение ее подруга.

–Я тоже об этом подумала.– Наташа приняла у подруги тетрадь.– Но вчера он меня малость напугал. Хотя я рада, что рассказала ему все.

Аня сказала обиженно:

–Да, лучшая подруга, конечно, не могла помочь.

–Ладно тебе!– Наташа легко толкнула в плечо Анну,– тебя не было рядом.

–Я знаю, зачем ты к нему пошла.– Тут подруга улыбнулась загадочно, а Наташа смутилась.

–Мне было очень больно. Но не могла подумать, что разговор с ним поможет,– сказала она.

–Он проявил завидное понимание. Ты, говоришь, что Виталька был на себя не похож?– спросила подруга.

–Он как-то странно себя вел. Говорил мало. Был почти неузнаваем. Глаза грустные. Что-то с ним произошло. Знаешь, когда он сказал: «Всё» и посмотрел мне в глаза, я... мне показалось, что я лечу. Ну, такое чувство, будто отрываешься от земли и тебя уносит. Как бы еще сказать... Нет, не могу объяснить. Какая-то сила исходит от этих глаз. Я не могу сказать точно, спала или нет. Просто чувствовала боль, стыд, и, потом он взял меня за руки и сказал это слово «Все». Дальше я как будто очнулась и поняла, что ничего от того ужаса не осталось, кроме памяти о нем. Хотя, может я и нафантазировала. Просто его слова, глаза, такая нежность во взгляде. Знаешь, если б он меня тогда поцеловал, я бы не стала противиться.

–Ну-и-ну?– засмеялась Аня,– вчера готова была в воду броситься, а теперь... С ума сойти! И что ты собираешься с этим делать? Встретишься еще с ним?

Наташа тоже улыбнулась и сказала задумчиво:

–Хотелось бы. Только...– Замолчала.

–Только что?– вкрадчиво спросила Аня.

–Он ничего не сказал, не предлагал встретиться. И он… Он не придет больше сам... Ну, то есть...– Наташа запнулась.

–То есть никогда не сделает первый шаг?– подхватила Аня.

–Да.

–А что мешает это сделать тебе? Берись за дело сама. Стоит тебе щелкнуть пальцами, и он за тобой пойдет на край света. Он последнее отдаст, душу дьяволу заложит ради тебя. Можешь быть уверена.

–Конечно, ты права,– все также задумчиво сказала Наташа,

–Только смотри: не говори ему об истинных своих чувствах. Он безумно влюблен в тебя и ждет от тебя того же.

Наташа удивленно посмотрела на подругу.

–Кто тебе?..– она запнулась. Наконец произнесла подозрительно: —Откуда ты всё это знаешь?

Тут Аня сообразила, что сболтнула лишнего в пылу дружеского откровения, что настал момент рассказать всё, и ответила:

–Я однажды встретилась с ним и решила вытянуть из него, зачем же он к тебе ходит. Я догадывалась, что это дружбой не объяснишь. Малость поднажала. Тут он мне всё и выложил. Конечно не сразу, боялся чего-то. Потом потребовал, чтобы я ничего тебе не говорила.

–А ты, конечно, все разболтала.– Улыбнулась Наташа.

–Ну, я ничего ему не обещала, отчего он меня сторонился потом, ты это заметила. Так что, вперед!

–Ладно, попробуем. Но...– Наташа замолчала. Потом выпалила: —Только рассказывай до конца. Ведь было еще что-то?

Аня опустила глаза и сказала, переводя разговор на другую тему:

–Да, ничего,– скороговоркой, и прибавила более веско: —Пора тебе принять душ, а то народу набежит.

Она хотела встать, но Наташа ухватила ее за руку.

–Выкладывай. Ты на нем испробовала один из своих приемов? Так? Ну, говори же!

–Да,– тихо ответила подруга,– я хотела поцеловать его.

–Конечно! Так вот почему он так конфузился при тебе! Ну, спасибо! Как только Мишка устоял? Это что-то исключительное.

–Я тебе не могла тогда сказать. Ну... Мишка... В общем, он не устоял. А с Виталькой ничего не произошло. Он оттолкнул меня, попросил больше так не делать. И ушел.

Наташа облегченно вздохнула. Она знала, что подруга не врет.

–Мишка... Какая мразь! Но соблазн был велик.– Наташа улыбнулась.– Еще немного, и Виталька бы сдался.

–Он удрал, не дав мне продолжить.

–Тебе здесь нет равных.

–Ладно,– смущенно заговорила Аня,– поднимайся.

Она подошла к столу, взяла чайник и вышла. Наташа встала с постели, надела халат, взяла полотенце и тоже покинула комнату.

* * *

Спустя минут тридцать в комнате общежития сидели обе подруги, Наташа и Аня, и пили чай. Включенный в сеть радиоприемник тихо работал, передавая местные утренние новости. Новости касались главным образом главы администрации и его присных, кои занимались насущными городскими вопросами. Также звучало неодобрение политики повышения квартплаты, сообщалось о намерении горожан провести демонстрацию по этому поводу в скором времени. По своему обыкновению влезать во всякие конфликты коммунисты в очередной раз сообщили свое и без того всем известное мнение.

Перед девушками на маленьком столе стоял на разделочной доске порядком закопченный чайник, рядом же находился заварочный чайничек с наполовину стертым рисунком на пухлых боках. На мелкой тарелке лежало несколько ломтиков хлеба с маслом. Стояла банка с вишневым вареньем. Подруги с аппетитом завтракали. Аня слушала радио, а перед ее подругой лежала раскрытая книга, и Наташа не слушала новости. Она брала бутерброд, намазывала его вареньем, откусывала, запивала чаем и увлеченно читала книгу.

А Аню до того увлекли передаваемые новости, что она перестала пить чай, увеличила у приемника громкость и толкнула в бок подругу со словами:

–Послушай, дикость какя-то!

Наташа прекратила чтение.

Из приемника слышался голос дикторши:

–За последние три дня в городе произошло пять убийств. Они все похожи по почерку и обстоятельствам. Старший следователь по этому делу согласился ответить на несколько вопросов нашего корреспондента. Вот краткое изложение встречи. Почерк почти один и тот же: у двоих вскрыты на запястьях вены, а у лаборанта железнодорожной больницы полностью отрезана голова. В последнем случае следователи первоначально предполагали самоубийство. Погиб также сержант милиции. Все четыре трупа в разное время были найдены сильно обгорелыми. Также в ночь с четверга на пятницу около метро «Безымянка» был найден труп обгорелого мужчины лет сорока-сорока пяти, погибшего, как сказано в медицинском заключении, в результате облучения повышенной дозой радиации. Удалось установить его имя. Просьба ко всем тем, кому известно что-либо о человеке по имени Александр Владимирович Кобальт, который в одиннадцать часов в четверг сошел с московского поезда, позвонить по телефону...– Далее диктор назвала шестизначный номер и дважды повторила его. После чего добавила:– В пятницу в двадцать один час напротив площади Кирова произошло транспортное происшествие: в фонарный столб врезался автомобиль «Москвич». По сведению очевидцев машина попыталась сбить прохожего, ударилась в столб и взорвалась. Пострадавшего, который в этот момент находился рядом с «Москвичом», взрывом отбросило в торговые ряды. В машине рядом с водителем находился пассажир, успевший покинуть салон. Водителем оказался труп Сотникова Александра Викторовича, похищенный четырьмя часами раньше в одном из городских моргов. Неизвестно, каким способом он смог сесть за руль. Пострадавший от взрыва и пассажир скрылись. До сих пор они не обратились ни в одну клинику.

После диктор обратилась к слушателям с просьбой ко всем, кому известно что-либо об этих происшествиях, обращаться по телефону. Вновь прозвучал ранее упомянутый телефон.

Аня, решив, что более ничего интересного не услышит, убавила звук.

–Маньяк опять бродит в городе,– сказала она и принялась за свой незаконченный завтрак.

Ее подруга промолчала.