Текст книги "Жажда справедливости. Избранный"

Автор книги: Алексей Кунцевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

В кабинете наступило молчание. «Неверующий идиот,– подумал Сидоренко.– Коммунист, одно слово!.. Помоги нам, Бог, понять, что произошло... Пропади все пропадом!..»

–Это чудовищно!– опять воскликнул Григоревич,– Двадцать смертей за одну неделю! Вы можете это объяснить, а? Кто такой Леонард? Кто Вельда? Кто Виконт, Свинцов, Кобальт, Гребенцов, Козлов? Кто, кто они?!! Это чистейший бред, что Гребенцов и Цицерон– одно и то же лицо, как и Кобальт с Освальдом.

–Вот,– прервал его Сидоренко, не боявшийся репрессий со стороны этого подполковника, кидая на стол заключение медэкспертизы.– Надеюсь– вы не подумаете, что мы с ними состоим в заговоре.

Беря в руки документ, Вячеслав Архипович пробурчал:

–Я еще из ума не выжил.

И стал читать. И, чем дальше он читал, тем темнее и темнее становился его взгляд. Леонид Васильевич улыбался, радуясь тому, что, наконец, удалось поколебать атеизм этого коммуниста. Григоревич положил лист на стол и посмотрел на Просвиркина:

–Вы были при этом?

–При вскрытии?– отозвался тот,– да, был. Я подтверждаю, что у Леонарда два сердца, правое мы нашли недалеко, заваленное осколками памятника. У Осиела тоже два.

–Я думаю,– заговорил майор Сидоренко,– нам следует как можно глубже похоронить эти происшествия, чтобы не сделаться посмешищем.

–Вы думаете?– прищурился на Леонида Васильевича Вячеслав Архипович.– Над нами уже потешается весь город, да что говорить,– вся область.– Он указал на стопку свежих газет, лежавших на углу стола.– Как бы я хотел, чтобы наступили старые времена!.. Вы думаете, что можно придумать объяснение пропажи Кирова? Это не скроешь. Я уже начинаю завидовать Степашину.

Злобная радость заглянула в душу Сидоренко. Майор не любил коммунистов. Он находился в возбуждении, подогретом кофеином и бессонными ночами. И, что греха таить, ему было глубоко наплевать, какие объяснения дадут событиям; он-то уже смирился и поверил, что в городе работала нечистая сила. Да, к тому же, телефонный разговор, состоявшийся двумя часами раньше, успокоил все страхи майора, и тот ни о чем другом не мечтал, чтобы смыться поскорей из Самары к чертовой матери, оставив Григоревича и всю самарскую милицию наедине с их головной болью. Сомнений нет: многие из них вскоре оставят посты, которые они занимают, но личный эгоизм майора, должен я признать с сожалением, не позволял ему волноваться о судьбе своих ближних. Что и говорить, в удивительно эгоистический век мы живем с вами, господа.

Расставаясь с Иннокентием Просвиркиным на железнодорожном вокзале и пожимая ему руку, майор выразил сожаление, что не познакомился с Ириной Александровной, женой капитана.

–И вот еще,– Леонид Васильевич опустил свою руку в карман пальто и вытащил блокнот,– когда будете в столице, милости прошу посетить меня.

Он начертал свой московский адрес и вручил Иннокентию Алексеевичу. А потом спросил, улыбнувшись:

–Как объясняет Ирина Александровна всё это?

–Ой,– Просвиркин махнул рукою,– даже не спрашивайте! Все уши прожужжала. Она, кстати, предложила осветит площадь и семьдесят девятую квартиру. Но, черт побери, товарищ майор, эта кутерьма сказалась на ней очень хорошо, и, если бы не эта сковорода,– капитан дотронулся до затылка, который всё еще венчала здоровенная ссадина,– я бы сказал спасибо Леонарду.

–Не огорчайтесь, капитан, я уверен, что у вас бывали раны и похлеще,– успокаивал Леонид Васильевич Просвиркина.– Плюньте и останьтесь довольны, ведь голова заживет.

–Ну, до свидания, майор,– протянул Просвиркин еще раз ладонь,– поспешите; проводник сильно волнуется.

–Всего хорошего.– И Сидоренко скрылся в вагоне московского поезда.

* * *

—Милый, миленький, любимый!– кинулась на грудь лежавшему на кровати Серебрякову Наташа. Она обхватила шею Виталия руками, покрывая израненное лицо поцелуями и заливая слезами.

Только через сутки Серебряков Виталий Васильевич очнулся в двести тринадцатой палате травматологии при больнице имени Семашко. У него, как оказалось, имелось небольшое сотрясение мозга, немногочисленные ушибы и ссадины.

Лицо Серебрякова исказила гримаса боли, когда девушка надавила на грудь. Наташа поднялась. Утирая слезы, она прошептала:

–Прости, я, кажется, сделала тебе больно. Как же ты напугал меня!

–Где я?– спросил Виталий.

–В больнице, милый,– сказала девушка, гладя его лицо влажной ладошкой.– Тебя нашли в переходе метро.

–Газета есть?

–Зачем?– удивилась девушка.– Я сейчас позову врача. Он просил, чтобы я позвала... Полежи.

–Захвати газету!– крикнул в спину Наташе Виталий. Через минуту девушка вернулась с почтенного вида врачом, который имел в руках «Самарские известия».

–Ну-с, дорогой мой,– произнес доктор,– как ваше самочувствие? Я, признаться, очень беспокоился.

Врач выставил Наташу за дверь на время осмотра. Потом проделал всё, что полагается: посмотрел зрачки, постучал молоточком по локтям и коленям, смерил давление, оказавшееся чуть выше нормы, температуру, спросил о болях в голове и в заключении сказал:

–Так, молодой человек, теперь, я вынужден это сказать, нам надобно взглянуть на ваш страховой полис. Он, надеюсь, у вас имеется?

–Да, завтра вы его увидите,– сообщил Серебряков.– Позовите Наташу.

–Хорошо. В общем и целом, господин Серебряков, состояние ваше удовлетворительно. Вас, конечно, еще немного здесь подержим. Следует сделать кое-какие анализы, показать специалистам.

Он вышел. Зашла девушка.

–Наташа, посмотри, пожалуйста, газету. Нет ли там сообщения о происшествии?

Наташа малость обиделась, приревновав Виталия к газете. Виталий заметил это и сказал:

–Я был там. Мой отец погиб, Виконт погиб, Вельда, Цезарь– тоже. Я едва за ними не отправился. Не могу представить, как меня обнаружили не на площади.

–Ты свалился вниз в метро,– сказала Наташа,– потерял много крови.

–Ничего подобного, радость моя,– доказывал Виталий,– я ударился лицом о постамент Кирова, и, видимо, был отправлен в переход метро. Интересно только, каким образом,– Виталий потрогал свой нос,– этот придаток моего лица остался не поломанным. Просто удивительно. Осиел швырнул меня так, что я думал: меня придется отскребать от постамента ложками. Да, кстати, а Киров там?

Девушка, наконец, благодаря стараниям Виталия улыбнулась и произнесла:

–Нет. Я сама еще там не была, но в газете есть фотография.– Она протянула газету Серебрякову. Виталий рассмеялся:

–Мне нравится ее теперешний вид. И постамента не осталось!

Девушка села на край кровати и, взяв руку Виталия в свою, произнесла:

–Я хочу съездить домой.

Лицо Виталия помрачнело.

–С тобой,– добавила Наташа,– когда ты поправишься.

Виталий с секунду соображал, потом произнес:

–Как я понимаю, у тебя имеется непреодолимое желание познакомить меня с родителями.

–Именно.

–Что ж, а почему, собственно, и нет? Имеется возможность представить тебя моей матери и брату… Который час?– вдруг спросил Виталий.

–Без двадцати два. А что случилось на Кировской площади?– задала, наконец, Наташа вопрос, мучавший ее с момента, когда Виталий объявил о своей причастности к событиям двухдневной давности.

Виталий помолчал, потом ответил:

–Можно догадаться. Отца и его слуг убил Осиел. Кстати, он создал своего двойника,– и вот на этом-то мы попались. Конечно, произошло еще кое-что, не написанное в газетах. Осиел был отправлен на тот свет семеркой. Уж не знаю, где Primus откопал шестого и седьмого, но они появились все.

–Какой семеркой?– мало что понимая, задала вопрос девушка.

–О,– многозначительно произнес Серебряков,– великолепной семеркой! Ангелы! Такие красивые! Я думаю, что тогда ночью видел так называемый отряд по восстановлению гармонии. Понимаешь, Осиел нарушил status quo, а это могло привести к катастрофе. Представь, что в тело проникла бактерия, очень деятельная и разъедающая организм, который сам не в состоянии справиться с нею, так как не имеет к ней иммунитета, то есть не способен защищаться. Тогда что делает человек, чтобы убить этот вирус?

–Ну,– задумчиво сказала Наташа,– делает уколы, пьет таблетки.

–Другими словами,– подхватил вдохновенно Виталий,– он воспользуется вакциной. А вдруг он не знает, что является причиной его болезни. Тогда в дело вступает второе лицо– доктор,– и делает ему спасающий укол. Ну, а теперь переносим все это к нам. Больной– это наш мир, бацилла– Осиел, доктор– некая высшая, управляющая миром сила, то есть Бог, а вакциной является семерка ангелов. Бедняга Осиел орал дурным голосом, когда они за него принялись. Представляешь, чего бы он натворил, ежели б не они! Достаточно вспомнить о Кирове.

–Знаешь, дорогой,– сказала девушка,– очень хорошо, что ты мне раньше всё рассказал о Леонарде, иначе я бы сильно расстроилась по поводу твоего падения после того, как услышала эту историю.

–А теперь, – сказал, вставая, Виталий,– поди сюда и убедись в полной моей нормальности; я по-прежнему без ума от тебя.

Девушка буквально бросилась ему на грудь, их губы нашли друг друга, и на несколько минут эти двое безумно влюбленных забыли об окружающем их мире, пребывая в плену не имеющего понятия ни о времени, ни о месте чувства. Они попали под влияние того течения, в плен которого попасть так легко и так трудно из него выбраться. Словно между прошлой неделей и этим днем имелась пропасть в несколько лет, словно после долгой разлуки, две души упивались любовью друг друга, не желая ни видеть окружавшей их действительности, ни слышать о ней.

Глава XXX
ЛЕУШ СВАН

И месть настигнет за грехи,

И дух забьётся в лапах зла!

Кричи; к мольбам твоим глухи!

Ты проклят небом за дела!

«Чертова жара!– думал он,– когда она, наконец, кончится?! Кондиционер сломан». Снявшись со стула, Сван поплелся к холодильнику. Достав банку безалкогольного пива, с наслаждением опустошил ее, не сходя с места. Окно было зашторено, но, казалось,– и шторы пропускают жар солнечных лучей, накаливших город до сумасшедшей температуры. Он сел за бухгалтерские бумаги. Колонки цифр когда-то увлекли его; он попробовал свои силы в программировании, но быстро нашел довольно подходящее и,– более того,– прибыльное применение своим потрясающим математическим способностям. Было время, когда он, будучи голодным студентом, зарабатывал составлениями программ по информатике, было время, когда он и о «Запорожце» не мог подумать, не то что о «Мерседесе», который в сей час стоял в тени деревьев под окнами двенадцатиэтажного только что отстроенного дома. Имели место в его жизни весьма трудные времена, когда он, просыпаясь ежедневно в обшарпанной комнате студенческого общежития, опасался, что голод не позволит ему сегодня должным образом заниматься. Он был хилее и смазливее всех своих сверстников, и ребята, не очень отягощенные добродетелью, часто отбирали у него деньги. С доброй половиной своих врагов он уже рассчитался. Мозги ему позволили забраться так высоко, как он никогда и не надеялся. Деньги уж находились на втором месте, об их добыче можно было со спокойной душой забыть. Большая часть состояния хранилась в недосягаемом для местных властей месте. Только лишь желание не потерять форму заставляло заниматься бизнесом и вникать во все дела банка, где он был только управляющим. Теперь его интересовало нечто большее, чем зеленые бумажки, его интересовала власть. Какое звучное, четкое и однозначное название! Скоро, очень скоро он обретет нужную ему власть, и вот тогда можно будет отойти от дел, наслаждаясь способностью низвергать, унижать, топтать, возвышать, запрещать и многими, многими другими «-ать». За деньги всё можно купить, всё: дом, машину, шофера, домработницу, жену, сотню любовниц,– любого и каждого. Всё продается и единственный вопрос, возможный при этом, это вопрос цены. Подкупные стоят дешево, неподкупные—дороже. Все другие не стоят ничего и если кто-то не берет денег (есть и такие), то они устраняются. Удавалось устранить многих, ведь и здесь играли роль только деньги. Но он не считал себя убийцей. Деньги прибывали под его крылышко каждый день; махинации с ценными бумагами, сотрудничество с директорами крупных легальных, полулегальных и, конечно же, нелегальных предприятий помогало создавать свою империю, где власть отдавалась ему.

Он оторвался от бумаг. Не хотелось работать, допекала жара.

Заиграла мелодичная трель,– кто-то звонил в дверь. Управляющий самарским филиалом одного из крупных российских банков Леуш Сван поднялся с кресла и подошел к двери. На мониторе он увидел парня лет двадцати семи.

–Что вы хотите?– спросил он.

Из динамика донеслось:

–Для вас пакет.– Парень показал большой конверт, в котором могли быть какие-нибудь деловые бумаги. Парень же являлся работником одной курьерской службы, которая была под стопроцентным контролем Свана.

Леуш отпер дверь и получил конверт. Конверт был чист и сзади заклеен сургучной печатью, именно печатью, так как на печати красовались две красивые заглавные буквы «М» в центре пятиконечной перевернутой звезды. «Странно,– пронеслось в голове Леуша,– это мне не знакомо». И он спросил:

–Кто отправитель?

–Нам не известно. Просто пришел по почте на имя нашей конторы в другом конверте.– Парень показал конверт побольше и лист бумаги с печатным текстом такого содержания: «Управляющему самарским филиалом ЮВЕЛИР-БАНКА Леушу Свану, проживающему по адресу...», далее был напечатан адрес квартиры, через порог входной двери которой разговаривал курьер и Сван.

–Ну, ладно,– произнес Леуш, беря конверт и расписываясь в квитанции,– это без сомнения адресовано мне.

Он закрыл за парнем дверь и быстро проследовал в большую комнату, оборудованную в гостиную. Любопытство глодало Свана. Он торопливо вскрыл острым ножом конверт, стараясь не повредить печать, так как ему не было известно содержимое посылки. В пакете находилась внушительная пачка документов, взглянув на которые, Сван обомлел. Он держал в руках описание устранения одного конкурента, при котором присутствовал лично Леуш. Описание было составлено настолько точно и лаконично, что не оставалось сомнений,– человек, приславший это, находился рядом и наблюдал за всем. Сван постарался не поддаваться панике и посмотрел на другие бумаги. То были письменные копии его телефонных разговоров, где недвусмысленно указывалось на некоторые не совсем законные вещи. «Спокойно, – говорил себе Леуш,– шантажисту нужны деньги. Я куплю его». Но ему стало по-настоящему худо, когда из конверта он извлек сложенный вчетверо лист красной бумаги, текст на которой заставил потечь пот по телу Свана и намочить всё его белье. В углу красной бумаги имелись те же две буквы «М», а текст, состоящий из нескольких строк, гласил:

«Вы своими действиями преступаете моральные и нравственные законы. Эти документы являются подтверждением вашей противоправной деятельности, так что можете не сомневаться, что после вашей смерти многие склонны будут искать не убийцу, а ваших соучастников. Вы получили два предупреждения в виде трупов Левицкого и Елисеева, но не пожелали обратить на сей немаловажный факт своего внимания. А посему вы приговариваетесь к смертной казни, место и срок которой вам до последнего момента не будет известен. Прошу не забывать о вашей кончине и исповедаться. По известным причинам надеюсь, что вы не свяжетесь с властями. Хирург».

Леуш стал догадываться, о чем-то, но страх не давал сосредоточиться. Наконец он собрал остатки своих сил и вспомнил, какое отношение имеют ко всему этому двое его погибших компаньона: Левицкий и Елисеев. Один врезался в столб на выезде из города. Как оказалось, у него отказали тормоза. Второй сгорел заживо в джипе. Обе смерти отнесли к разряду несчастных случаев, и Сван не возражал. Но за две недели до своей смерти оба из них получили по вот такому посланию. Сван вспоминал ту шумную пирушку у него на квартире, когда Левицкий, вынимая из кармана красный лист, сказал что-то и продемонстрировал красивую глянцевую карточку, пришедшую вместе с этим посланием. То же сделал и Игорь Елисеев. Но тогда все были сильно навеселе, и большого внимания сие происшествие не привлекло.

Сван резким движением бросил конверт на стол, и из того выпал, блеснув золотом, глянцевый прямоугольник. Подняв с пола карточку, Леуш прочитал красивую золотую надпись готическим шрифтом, выполненную тиснением, и задрожал всем телом. Именно эти два слова имелись на карточке, пришедшей Левицкому. То было предупреждение на латинском языке, известное всем. Оно гласило:

 «Memento mori».

Конец первой книги.