Текст книги "Это было жаркое, жаркое лето"
Автор книги: Алексей Князев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
На улице дежурили Умник с Соколом, прикрывая двоих, потрошивших магазин. На их головах красовались две разрозненные половинки тоже черных, но уже ажурных колготок той же Светланы – простых черных у нее больше не нашлось. Они стояли, опустив свои обрезы стволами вниз – на улице в поздний час никого больше не было. Дрын сидел за рулем старенького жигуленка-»копейки», который они заполучили в пользование, предварительно выбросив из него старичка-хозяина, на свою голову согласившегося подвезти случайно встретившихся по дороге молодых ребят – такова была их благодарность за проявленное тем великодушие.
– Скажи еще спасибо, – напутствовал водителя Дрын, ударив его пивной бутылкой по голове и грубо вытряхивая из машины, – что вообще жив остался!..
– Деньги!.. – продолжал орать Голова. – Выкладывай деньги!
Трясущимися руками, не попадая непослушными пальцами в нужную кнопку кассового аппарата, продавец тщетно пытался выполнить его требование. Голова, нетерпеливо отпихнув его в сторону, двумя мощными ударами аппарата о прилавок заставил его распахнуть свой зев и убедившись, что их ожидали лишь какие-то жалкие крохи после проведенной недавно инкассации, зло брякнул аппаратом об пол. – Набирай водку, сигареты, жратву! Живо! – приказал он Мелкому, который сейчас же, распахнув хозяйственную сумку, сноровисто рванул к прилавку.
Забив ее доверху водкой, во вторую, уже спортивную, он принялся пихать банки консервов, колбасу – все, что попадалось под руку.
– «Поп-Корн» – то нам на хрена?! – крикнул ему пахан, заметив, что Мелкий пытается затолкать в сумку огромную коробку воздушной кукурузы. Тогда тот, отбросив ее в сторону, украдкой присоединил к награбленному упаковку шоколада – сладкое он очень любил. Голова, от внимания которого не укрылся и этот поступок подельника, усмехнулся, но на сей раз ничего не сказал.
– Мы еще встретимся, сука!.. – проорал он в ухо застывшему в ужасе продавцу, которого угораздило попасть в такую передрягу, проработав в магазине всего первую неполную неделю. – Завтра же придем! Чтоб готовил деньги, понятно?! – И опрокинув несколько стеллажей с лимонадом, который взорвавшись, шумно пенящейся массой растекся по полу, пнул изо всей силы лежавшего на полу случайного посетителя, который впоследствии, придя в себя, зарекся вечерами куда-либо выходить, как он опрометчиво сделал это сегодня, отправившись за сигаретами и поимев в итоге два сломанных ребра. И вообще, может жена, давно советовавшая ему бросать эту пагубную привычку, не так уж и не права?
– Уходим!.. – бросил Голова Мелкому и тот, согнувшись в три погибели под тяжестью набитых сумок, ринулся вслед за ним…
Оставив в блиндаже оружие и половину сегодняшней добычи, они поехали обратно в город, в гости к двум проживающим вместе девицам, с которыми им недавно случилось познакомиться. Бросив ненужную уже машину в каком-то темном дворе, через некоторое время компания ломилась в дверь, обитую потертым дерматином, где обитались их новые подружки, не брезговавшие за угощение продуктами и выпивкой принимать вдвоем всех четверых. Умник от их услуг принципиально отказывался – у него была своя подруга.
– Открывай, шкуры!.. – кричал Голова, злясь, что нельзя как следует вмазать по двери ногой или кулаком – мягкая обивка все равно погасит удар. – Спите, мать вашу?!
Из образовавшейся щелочки осторожно выглянула заспанная девичья головка с некрасивым птичьим личиком и недоверчиво похлопав глазками, признав своих дружков, радостно поприветствовала:
– Ого! Ребятки прикатили!..
Через какой-нибудь час, напрочь игнорируя возмущенный стук соседей, желающих отдохнуть и громко барабанящих в стену, в комнате уже воцарился обычный, неизменно сопутствующий их приезду бардак. Из динамика старенького магнитофона, прорываясь сквозь громкий треск и хрипы, вовсю гремела пиратская аудиозапись «Мумия тролля» – «Кот кота – ниже живота», а Дрын, умудряясь одновременно бешено топать ногами, щипать сновавших мимо подруг и опрокидывать стакан за стаканом водку, еще и громко, во всю глотку подвывал, тщетно стараясь попасть в лад.
– Коты – пидоры! – периодически восторженно ревел он…
Запершись на кухне вместе с Умником и Соколом, весь окутанный ядовитыми клубами табачного дыма от беспрерывно выкуриваемых ими сигарет, пахан излагал боевым соратникам новую концепцию своего видения дальнейших действий банды:
– Мочить надо козлов!.. Мочить!.. Надо браться за крупное дело!.. – бросал Голова отрывисто, размахивая во все стороны руками и смачно сплевывая прямо на пол. – Всех до единого!.. Мочить!.. – Пьяно щурясь, он периодически зачем-то хватал Сокола за грудки:
– Мы бандиты или кто?! – Сокол заискивающе поддакивал, производя безуспешные попытки оторвать руки главаря от своей совсем еще новой куртки, которую он недавно снял с какого-то припозднившегося прохожего и которой очень дорожил. – Дайте мне крупное дело!.. – продолжал настаивать Голова, потрясая хлипкий кухонный стол резкими ударами своего мощного кулака.
– Мальчики, тише! Соседи сейчас ментов вызовут! – попыталась урезонить его открывшая кухонную дверь Зинка – одна из подруг, снимавших эту гостеприимную квартиру.
– И мусоров мочить тоже! – взревел Голова, швыряя в нее пустым стаканом, который, ударившись о стену совсем рядом с птичьей головкой Зины, осыпал ее градом осколков. Та, испуганно отшатнувшись, поспешила захлопнуть дверь. – Стоять, паскуда, кому говорю! – внезапно опомнился Голова и предпринял безуспешную попытку вскочить, опрокидывая стол с остатками водки, которая со звоном грохнула об пол. – Зинка, шкура, ко мне!.. – Он с трудом удержался за старенький холодильник и положив руку на плечо вцепившегося в него Сокола, с его помощью кое-как смог выбраться из кухни. Тот, уложив вырубившегося главаря на продавленный диван с многочисленными дырками прожженной обивки, с облегчением распрямился.
– Тяжеленный сука!.. – выдохнул он в сторону уснувшего за столом Дрына и добавил:
– Как бы не обоссался, как в прошлый раз – потом опять злой будет…
Умник, при этих словах вспомнив, что давно хотел отлить, ломанулся было в туалет, но там, в этом тесном сантехническом пространстве однокомнатной «хрущевки», уже распоряжался Мелкий. С прилежным пыхтением первоклассника, старательно выводящего неумелые закорючки в своей тетради, он обрабатывал раскорячившуюся над ванной Нинку – подругу Зинки.
Преодолев брезгливое желание немедленно выскочить, Умник принялся мочиться в унитаз рядом с усердно занятой своим делом и не обращающей на него ни малейшего внимания парочкой, лишь Нинка что-то пьяно пробормотала, а Мелкий, даже не повернув головы на звук звонко бьющей рядом струи, продолжал свое дело, похлопывая свою подругу по заднице свободной рукой – вторая была занята надкусанной плиткой размякшего шоколада.
«Ну их всех на хер, поеду к Светке…» – пронеслось в голове Колесникова и он со злостью громыхнул входной дверью этого вертепа. Соседи за стеной продолжали все так же бесплодно стучать. Страна, набираясь сил, готовилась к новому трудовому дню…
– Толик, мне с тобой очень хорошо… – Жаркий шепот молодой женщины заставил Молчуна довольно улыбнуться. Закончив свое дело, он хотел перевернуться на спину, чтобы ощутить кожей прохладную простыню кровати, но черта с два она будет прохладной в такое жаркое лето с такой жаркой девкой! – Мне хорошо… – повторила Таня, ласково ероша его непослушные волосы.
Анатолий и не сомневался в своей мужской силе, но лишнее подтверждение тому слышать, конечно, приятно. И от кого?
От дочки Мышастого, своего шефа, от этой избалованной похотливой сучки, которую он уже давно мечтал обработать как надо – уж слишком она его раздражала своими мини-юбками! Стоит только молодой козе сесть в машину, привычно закинуть ногу на ногу – и он уже смотрит больше не на дорогу, а эта стерва знай себе посмеивается, иногда нарочно, чтобы смутить, перехватывая его взгляды. И ведь дразнила специально, зная, что он в отношении нее ничего не может предпринять. Конечно – кто он и кто она… Она дочка его патрона, а он ее шофер-телохранитель. Уж лучше бы он возил мужика – настолько тяжело ему было охранять ее тело, осознавая, что он не может заняться им вплотную. Но зато теперь… Ну и задал же он ей жару, когда, раздевшись, они бросились в объятия друг друга… Уж он постарался сделать так, чтобы потаскушка надолго запомнила эту их первую встречу. В тот раз он как бы мстил Тане за все ее издевательства и намеренно дразнящие жесты – жестоко искусал ей грудь, стискивал в объятиях куда сильнее борцов, дерущихся за олимпийское золото – аж ребра бедной девчонки трещали, – мял и щипал все ее тело, оставляя на нем многочисленные отметины, входил в нее нарочито грубо, словно в купленную на улице проститутку, которую видит в первый и последний раз и поэтому можно вытворять с ней что хочешь…
И что самое интересное, она совсем не возражала против всего этого, только иногда болезненно ойкала в стальных тисках его рук и стонала от боли, когда он слишком уж сильно, чуть не до крови кусал ее грудь или жестко бил своим лобком о ее… Потом Анатолий лишь посмеивался про себя, выслушивая ее несильные, впрочем, жалобы. Сучка получила лишь то, на что давно напрашивалась – не более; и к тому же ей, очевидно, все это пришлось очень даже по душе, иначе бы она разговаривала с ним совсем другим тоном и не ласкала бы с утра его член, словно догадавшись, как давно он мечтал познать мягкость ее сочных губ. Он не жалел, что пошел у нее на поводу, моментально бросившись снимать квартиру для встреч, и что все вышло именно так, как они вдвоем того пожелали, хотя порой его и угнетала мысль – что будет, когда об их отношениях узнает сам Мышастый…
С другой стороны, – думалось ему, – что в этом особенного? В конце концов, ничего предосудительного не произошло – он мужчина, она женщина… Ей как-никак уже двадцать лет и девочкой она до него не была – напротив, как он догадывался по некоторым весьма откровенным фразам, иногда слетавшим с ее прелестных губ, особенно, когда она бывала поддатой, и кое-каким слухам, ходившим среди боевиков Мышастого, – она была порядочной блядью. Так что, ничего такого особенного он не совершил, – успокаивал Молчун сам себя, но все равно, какой-то неприятный осадок на душе все же оставался…
– Как повозил моего папочку? – поинтересовалась Таня, когда их страсти несколько поулеглись и он слез с нее, переворачиваясь, как только что мечтал, на спину, с сожалением при этом констатируя, что его предположения оказались верны – простыня была горячей… Пока он обдумывал, что ей ответить, и что она вообще имеет в виду, Таня попросила его:
– Дай, пожалуйста, «Колы»… – Выждав, пока он нальет в стакан пенистого напитка, она протянула руку и отпив глоток, поморщилась:
– Фу, какая теплая. Толик, отнеси ее в холодильник… – И пока он вставал, а потом, преодолев мимолетный порыв стыдливости, так и не натянув трусов и не прикрывшись чем-нибудь, пошел на кухню в чем мать родила, с интересом его разглядывала, ведь голого она видела его всего второй раз. Оценив по достоинству его рельефную мускулатуру и мужественное лицо с украшавшим его шрамом, она была вынуждена признать, что такого отвечающего ее запросам самца у нее пока еще не было. А как он восхитительно груб с ней в постели!
У нее до сих пор еще не прошли синяки, полученные после первой встречи. И истерзанная грудь только-только перестала, наконец, болеть. Нет, надо быть настоящей дурой, чтобы отказаться от такого мужика. Татьяна Антоновна внезапно подумала, что шаг к их сближению ей следовало сделать гораздо раньше, тем более, что согласно своему положению, он сделать его первым не мог.
– Толик, а как тебя мама в детстве называла? – дождавшись, когда он вернулся с кухни и присел, закурив, на край просторной двуспальной кровати, спросила она.
– Так и называла Толиком, – нехотя ответил он, пожимая плечами. – А что?
– И я тоже буду так тебя называть, – доверительно сообщила ему Таня, проведя пальцами по его мокрой от пота спине.
– Можно? – Анатолий опять пожал плечами.
– Называй как хочешь, – буркнул он.
– Только в печь не клади, да? – улыбнулась девушка.
– В печь? В какую печь? – Мужчина повернулся, стараясь поймать ее глаза – не смеется ли она над ним.
– Пословица такая есть, – терпеливо пояснила Таня, с сожалением отметив, что неплохо бы его умственным способностям соответствовать тому, что находится у него в штанах, а также телосложению. Хотя, впрочем, вполне достаточно того, что из них двоих был неглуп хотя бы один, известно кто. Зато он может стать послушным исполнителем того, что она недавно задумала – уж таковой из него обещал получиться отменный.
Ведь исполнителю думать необязательно, даже более того – просто противопоказано… И вдруг без всякого перехода спросила:
– Толик, а ты бы мог побить культуриста?
– Культуриста? Какого еще такого культуриста? – озадаченно повернулся он к ней, одновременно гася сигарету.
– Люди такие есть – культуристы, – принялась терпеливо объяснять Таня. – Ходят в спортивный зал, качаются…
– Да это я и без тебя знаю, – нетерпеливо отмахнулся Анатолий, – я имею в виду, какого конкретно? И что он тебе конкретно сделал?
– Да ничего, это я так, пошутила просто, – засмеялась Таня, а Анатолий, неодобрительно на нее посмотрев, тоже сделал свои выводы. Ну и свистульки же эти бабы, – подумалось ему, – так и мелют, так и мелют…
А Тане просто не к месту внезапно вспомнился один из ее скоротечных романов, который быстро начался, еще быстрее закончился и над которым она впоследствии долго смеялась…
Когда она, наслушавшись разговоров в «Эдельвейсе» на излюбленные в нем темы, решила по примеру некоторых завсегдатаев этого салона заняться чем-нибудь спортивным, хотя на свою фигуру ей и без того никогда жаловаться не приходилось, отец отправил ее в престижный спортивный зал, где занимались сливки городского общества – бизнесмены, местные политики, бандиты и прочие уважаемые люди. Оказавшись в группе, составленной из жен этих самых категорий и подрыгав ногами вместе с толстыми, в основном, тетками, она быстро поняла, что все это не для нее – ей быстро наскучили все те же разговоры, только перенесенные из «Эдельвейса» сюда, а также все эти бестолковые, как она посчитала, упражнения, в то время как элементарные занятия сексом дают здоровья ничуть не меньше, включая упражнения на гибкость и акробатику, если пользоваться некоторыми замысловатыми позами…
Тогда Таня напросилась в тренажерный зал, желая, раз уж она вообще здесь оказалась, провести время с пользой для себя – она решила подкачать себе грудь, которую почему-то считала чуточку дрябловатой, хотя ни один мужчина ей ничего подобного никогда не говорил. А еще ей хотелось встретить настоящего гороподобного культуриста, с грудой мощных мышц, чтоб выглядел как на плакатах-календарях, продающихся повсеместно – такого мужчины у нее еще никогда не было. И опять же можно было проверить на практике, действительно ли так губительно действуют на мужскую потенцию всяческие зловредные анаболики-стероиды, как об этом пишут в некоторых журналах – в общем, провести самостоятельные исследовательские работы на вполне конкретную и весьма приятную тему.
Увы, здесь ее ожидало полнейшее разочарование. Ни одного вожделенно-гороподобного она не повстречала, а просто подкачивающиеся для поддержания формы, ничем не отличающиеся от обычных здоровеньких ребят, ей были не нужны – такого добра у нее и без них перебывало достаточно. Собравшиеся же в этом престижном зале были именно такими. Занимающиеся для здоровья бизнесмены больше прислушивались к сотовым телефонам, приносимым с собой в зал, чем к советам работающих здесь тренеров; бандиты были вовсе не быками-качками, а тоже лишь поддерживающими свою форму, из разряда уже отдающих приказания и давно обросших животиками, а порой и совсем не молоденького возраста – в общем, ни в одной категории посещающих этот зал мужчин искомого не находилось. Промаявшись здесь пару недель, Таня перешла в другой, чем очень удивила директора заведения – зал, находящийся этажом ниже, был совсем не таким престижным и дорого оборудованным. Да, его посещали обычные люди, но именно они-то и были ей нужны.
Здесь-то она наконец и увидела тех, из-за кого вообще принялась посещать тренажерный зал. Некоторые из занимающихся и действительно оказались именно такими, каких печатали на обложках журналов. Шкафы!.. Но увы, вскоре Таня убедилась, что и здесь ее поджидало ничуть не меньшее разочарование, хотя и несколько иного рода…
Уже отходив сюда несколько тренировок, с нетерпеливым волнением ожидая каждого следующего занятия, Таня вдруг с огорчением, граничащим с раздражением, заметила, что она здесь, по сути дела, вообще никому не нужна. Пока она с вожделением рассматривала огромные бугры необъятных мышц на телах молодых – и не очень – спортсменов, пытаясь представить, не таких ли размеров и члены таятся под их спортивными трусами, хотя прекрасно знала, что все это глупости и член, увы, не мышца, она вдруг обратила внимание на такой простой факт – на саму Таню здесь никто не обращал внимания! Все эти мастодонты интересовались собой и исключительно собой, часами простаивая перед зеркальной стеной зала и внимательно изучая свои накачанные мышцы. Наверное, ни одна женщина не проводила перед зеркалами столько времени, сколько проводили перед ними эти ослы, которых она, дурочка, так вожделела!..
Целая зеркальная стена была установлена специально для того, чтобы ребята имели возможность качаться, наблюдая при этом свои мышцы в работе и вовремя замечать, если движения выполняются не правильно. Также и для того, чтобы вовремя заметить мышцы слабые, отстающие, срочно требующие подкачки.
Но это только якобы. Теоретически. На самом же деле они просто любовались собой, представляя, какое впечатление будут производить на девчонок где-нибудь на пляже. Хотя зачем им пляж, Таня не понимала. Если с помощью демонстрации своей накачанной фигуры найти себе девочку, так вот же она, давно перед ними – здоровая и красивая, ну, или симпатичная, в конце концов, и не нужен им никакой пляж! Но, поскольку на нее обращали внимания гораздо меньше, чем если бы перед ними находилось просто пустое место, Таня догадалась, что и пляж им нужен вовсе не для того, чтобы снимать хорошеньких девочек, но просто, чтобы ими любовались окружающие, а они ловили бы на себе восхищенные взгляды, а девочек или мальчиков – это уже дело десятое. Для Тани это явилось сильным ударом, но она твердо решила довести начатое дело до конца и поэтому просто так сдаваться не собиралась…
Но лишь спустя еще долгие две недели, с превеликим трудом ей удалось, наконец, оторвать от зеркала и заставить обратить взор одного из этих нарциссов на себя. Отметив, что та часть зала, где отсутствовали зеркала, всегда остается полупустой, а все объекты ее внимания стараются даже во время пауз между подходами как бы ненароком пройтись у вожделенных зеркал, и что тренажеры, находящиеся в «зеркальной» стороне, постоянно максимально загружены, она также переместилась туда, «забивая» очередь, чтобы занять какой-нибудь из них. И вот во время одного из очередных, не таких уж и редких споров, чья очередь в данный момент наступила, Тане удалось наконец оторвать от зеркала и обратить на себя взор одного из подходящих ей качков. И хотя интерес, который она смогла прочитать в его взоре, болеее смахивал на удивление ее присутствием в зале, Таня была довольна и такой своей пусть маленькой, но первой победой.
Затем, в течение еще двух недель она старательно обхаживала свою добычу, стараясь как можно чаще попадаться ему на глаза и намеренно занимаясь на тех же тренажерах, на каких занимался он сам, порой кокетливо уступая ему очередь.
Постепенно парень приручался все больше, посматривал на нее все чаще – уже примерно наравне с зеркалом, и вот однажды произошло то, чего она так долго добивалась, пройдя такой долгий путь… Хитростью заманив этого мастодонта в душевые, она заперлась с ним в одной из кабинок, быстро огляделась и сожалением обнаружила, что толково здесь разложиться ей явно не хватает места, тем более, если учесть пресловутую шкафоподобность ее вожделенного партнера. Тогда Таня быстро опустилась перед ним на колени и принялась проверять свои предположения насчет воздействия анаболических стероидов на искомый мужской инструмент совсем нехитрым способом – губами… Уже закончив свои приятные обоим действия и подняв кверху голову, ожидая увидеть наслаждение на лице своего партнера, она вдруг с удивлением обнаружила, что он как-то озадаченно вертит своей головой по сторонам. Догадка, неожиданно ее озарившая, заставила девушку громко рассмеяться – кажется парень просто-напросто искал в душевой почему-то непредусмотренное здесь зеркало – видимо, чтобы полюбоваться на свое отражение в столь интимный момент – как он выглядит во время сладострастного занятия и как вспучиваются при этом его драгоценные мышцы…
Подобные визиты в душевую продолжались в течение нескольких недель с завидной регулярностью – они оба не пропускали ни единого дня занятий, причем ее поначалу весьма задевало, что шкафообразный партнер очень мало с ней общается, обходясь всего парой односложных фраз, и только потом она сообразила, что парень, скорей всего, просто принимает ее за какой-то новый экзотический тренажер. Тане пришлось с этим смириться – визиты в душевую ей весьма нравились. Вообще, она была благодарна ему за то, что он хотя бы не отказывался от связи с ней – ведь у этих завернутых мальчиков в голове могло происходить что угодно, – вдруг он решил бы, что тратит на нее слишком много протеина и драгоценных калорий, орошая ее рот своим бесценным семенем…
Когда же он внезапно исчез, Таня долго не могла взять в толк, куда он подевался и в чем она перед ним провинилась – ведь ей удалось-таки под конец заставить его проявить интерес и к ее телу. Так она недоумевала, пока какой-то сердобольный посетитель спортзала, видя ее растерянные озирания по сторонам, сжалившись, не поведал ей, в чем дело. Оказывается, какой-то доброхот шепнул ее спортивному возлюбленному, дочерью кого она на самом деле является, а поскольку имя ее отца было более чем хорошо известно в городе, потрясенный бедолага-культурист, забросив тренировки и даже не потребовав возврата денег, уплаченных за два месяца вперед, поспешно скрылся в неизвестном направлении…
А ее любимый мастодонтик просто уехал к родственникам в деревню, надеясь переждать там возможный скандал с последующими розысками негодяя, который столь запросто похаживал в душевую с дочерью не кого иного, как самого Мышастого. Черт с ней, спортивной формой, ведь при неудачном раскладе пришлось бы заботиться о сохранении здоровья вообще, как такового! Подумать только… Он и представить себе боялся, что может сделать с ним разъяренный пахан, узнай он о том, что какой-то культурист в какой-то обшарпанной душевой кабинке запросто засовывал в рот его горячо любимой доченьки некий мужской предмет весьма специфического характера. Ведь помимо своей мужской функции, с толком используемой этой сумасбродной девицей, природа предусмотрела ему функции и несколько иные – например, то же мочеиспускание… Татьяна даже и рассердиться толком на этого глупца не смогла – лишь подивилась лишний раз популярности и могуществу имени своего папочки, проявившимся с такой неожиданной и отчасти смешной стороны.
Конечно, если бы у незадачливого любовника имелась возможность высказать свою точку зрения, он бы наверняка рассудил иначе. Какой уж тут смех…
И вот, с интересом разглядывая мышцы Толика, ей к месту или не к месту вспомнился тот, по-своему весьма романтический эпизод, который в ее жизни имел место быть. Интересно бы узнать, – подумалось ей, – а не сидит ли ее мастодонтушка до сих пор в своей деревне, оголодав, превратившись в худенького скелетика и трясясь от страха… Вслух же она произнесла:
– Так значит, не можешь в точности сказать, побил бы или нет?
– Кого? – тоже задумавшись о чем-то своем, не сразу сообразил Анатолий.
– Да культуриста, я ж тебя спрашивала уже.
– Да какого именно? – уже раздражено ответил Молчун. – Я тебе тоже уже отвечал – имя мне назови?
– Какого именно? Ну, Шварценеггера, к примеру, именно, – ляпнула Таня. – Ну как?
Анатолий даже не нашелся что ответить, только выразительно покрутил пальцем у виска.
– Ладно, проехали, – подвела итог плодотворному диалогу Татьяна. – Так я спрашиваю, как папашу-то моего повозил?
– Ну как повозил? – Анатолий пожал плечами. – Нормально и повозил… Он Бугая на два дня куда-то отправил на своей машине, вот и экспроприировал меня у тебя, – пошутил он.
– Это я знаю, – отмахнулась Таня, – пришлось мне два дня раскатывать на другой тачке и с другим охранником – противным таким, кашляет еще все время.
– Это Дырокол, – подтвердил Анатолий, – он в лагерях туберкулез заработал, наверное, недолечили.
– А почему Дырокол? – с любопытством поинтересовалась Таня, рассматривая выколотую на груди любовника оскаленную тигриную морду.
– Все тебе расскажи… – усмехнулся тот, и неожиданно для себя признался:
– Знаешь, я пока эти дни возил его, все боялся, что он про нас с тобой спросит. Иногда посмотрит так как-то, по-особенному – ну, думаю, уже все знает… Ну, что я тебя… – Он не смог подыскать нужного слова и замолчал.
– Дерешь во все щели, – спокойно подсказала ему Таня. – Не бери в голову, – продолжила она, – дерешь, ну и дери себе на здоровье.
– Тебе хорошо говорить, – проворчал Толик, – тебе-то в любом случае ничего не будет.
– А тебя он что, расстреляет? Или за яйца подвесит? – насмешливо поинтересовалась дочь Мышастого. – Тогда, если ты такой трус, чем ты лучше того культуриста? – задумчиво задала она вопрос как бы сама себе.
– Да какого еще, в конце концов, на хер, культуриста?!
– подскочив на кровати, бешено заорал Анатолий…
Пока он, беснуясь, носился по комнате, выкрикивая бессвязные угрозы ни по чьему конкретно адресу и даже не соизволив в горячке одеться, Таня с интересом его разглядывала, открыв в нем какие-то неизвестные для себя стороны… Вот тебе и Молчун… – подумала она, прикуривая сигарету и с любопытством наблюдая, как его пенис, стараясь поспеть за скачущим по комнате хозяином, выписывает какие-то замысловатые траектории, напоминающие пляску святого Витта. – Да в нем, оказывается, вон темперамента-то сколько… – И тут же перескочила на мучивший ее вопрос:
– Зачем все-таки ее любимый папочка посылал куда-то Бугая? Ведь он старался расставаться с ним как можно реже, до конца доверяя лишь этому своему проверенному телохранителю. Видимо, задумал какое-нибудь интересное дело – то-то в последнее время ходит весь какой-то одухотворенный, словно в предвкушении чего-то, даже с мамочкой не скандалит – не до того ему сейчас…
– Ну как, угомонился? – поинтересовалась она, глядя как ее запыхавшийся любовник тяжело дыша бухнулся рядом с ней на кровать.
– Привязалась, понимаешь, со своим культуристом… – проворчал тот, чувствуя себя немного неудобно за недостойную мужчины истерику.
– Каким еще культуристом? – с искренним удивлением спросила Таня, целуя ему грудь. – А эта наколка что означает? – невинно поинтересовалась она, постепенно спускаясь ниже, к животу.
– Ну, вроде как опасный я, значит, и всякое там такое… – оттаивая, ответил он.
– Вот сейчас я и проверю, какой ты у меня опасный… – ласково проворковала девушка, добравшись губами до искомого места. – Ты мой тигр…
Но Анатолию сейчас нужно было совсем иное – он еще не до конца освободился от распиравшей его ярости. Грубо схватив Таню, он одним резким движением перевернул и бросил ее на спину, а потом двумя руками с такой силой сжал ее груди, еще не до конца позабывшие прежние истязания, что женщина громко застонала от боли.
– Сейчас ты узнаешь, какой я опасный тигр… – прорычал он, мощными толчками вонзаясь в податливо пропускающую его плоть. – И про культуриста своего, и про другое… Сейчас ты у меня все-все узнаешь… Сучка…
Трясясь в купе скорого поезда, даже под мерный убаюкивающий стук колес Чиж все никак не мог заставить себя уснуть. Уже в течение нескольких дней, позабыв про нормальный сон, он вновь и вновь возвращался мыслями ко второму визиту к соседу Волкова – психиатру Кириллу Матвеевичу. То, что открылось ему после сеанса, проведенного профессором, просто не могло уложиться в голове – до того страшно было ему осознавать, что после этого вся его жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов и теперь он вообще затруднялся сказать – где правда, а где ложь, и кто же он все-таки есть на самом деле. После открывшейся ему правды о себе, того, во что он никак не мог и не хотел до конца поверить, ему легче было бы согласиться с тем, что он был похищен инопланетянами, побывал на их тарелке и сгонял с ними куда-нибудь на Альфа Центавра – до того не правдоподобно-фантастически звучала его собственная история…
Когда он окончательно решился на этот сеанс, профессор встретил его без какого бы то ни было удивления. Стоя в дверях, он смотрел на Чижа приветливо и, как тому показалось, почему-то с некоторым оттенком жалости.
– Проходите, молодой человек. – Он посторонился, пропуская Александра мимо себя и закрыл входную дверь на замок.
– Я знал, что вы обязательно придете, – добавил он, ведя того к своей комнате. – Будем надеяться, что вы хорошо все обдумали и приняли окончательное, взвешенное решение. Кстати… – Профессор уже сидел в кресле напротив Чижа, с интересом на него поглядывая. – Что вам говорил обо мне наш общий знакомец Шура Волков? Если, конечно, не секрет.
– Почему секрет? – пожал плечами Чиж. – Говорил, что вы… – Он неожиданно запнулся.
– Пьяница? – весело подсказал ему Кирилл Матвеевич и они одновременно, с каким-то облегчением рассмеялись…
– Да уж… – протирая платочком выступившие от смеха слезы, резюмировал профессор, – бывают же такие люди! Сколько уже живу с ним в одной коммунальной квартире, казалось, давно должен привыкнуть, а вот – все никак. Ну, то что он водит сюда определенного сорта женщин – их еще бомжихами, кажется, в газетах называют, – это в принципе, его личное дело; хотя когда одна из них обчистила почти всех наших жильцов, то получилось уже не столько комично, сколько… Ну да ладно! – Он махнул рукой. – А вот когда он трепет где ни попадя всяческие глупости о других… А узнал я об этом следующим образом, – принялся вспоминать Кирилл Матвеевич:
– Зашел ко мне один старинный приятель и долго не решался завести какой-то разговор, хотя видно было, насколько сильно его что-то гложет. Ну, тогда я сам предложил ему высказаться – в чем, дескать, дело? Так он начал издалека, что пьянство, мол, последнее дело, что я еще не такой старый, чтобы вот так себя губить… И только после этих его слов я вдруг понял, что он ведет речь именно обо мне. Помилуйте, – взмолился, – да кто же вам сказал, что я пьянствую? Я ведь и не припомню, когда пил-то в последний раз, поверьте! Как же, – отвечает, – зашел я давеча, а вас, Кирилл Матвеевич, дома не оказалось. Ну, тогда ваш сосед, весьма милый молодой человек, затащил меня к себе в комнату и все про вас рассказал.
