Текст книги "Качество жизни"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Я не хотел подводить Ирину.

– Нет.

– Минутку, – сказала Ирина. – Вы что, хотите утопить Беклеяева?

– Именно! Политический заказ, дело уже решенное! Он зарвался, он на власть покушается! Вот власть и собирается его укоротить. С нашей помощью в том числе. И нас очень попросили, чтобы мы воспользовались готовым скандалом. Мы не будем опровергать то, что появилось в печати, мы это поддержим. Но с тем уклоном, что у вас, вроде того, любовь, а злой Беклеяев и сам не гам, и другим не дам, угрожает расправой и тебе, Ирина, и вам, Александр Николаевич. Можно даже организовать попытку покушения на убийство вас, Александр Николаевич. Абсолютно безопасно!

Эка! – подумал я. Историю заносит явно в политический памфлет. Ни Шебуев, ни Ликина этим не занимались, я не люблю этот жанр. Но вот сижу же в нем! – и мало утешает тихий внутренний голос, убеждающий, будто я всего лишь наблюдатель.

– А другого ничего нельзя было придумать? – спросила Ирина.

– Можно, но зачем? Тут вот еще какая штука. Кичину очень нравится любовная история.

– Это еще кто? – спросил я.

Женечка переглянулся с Ириной и растолковал:

– Илья Борисович Кичин, извините, руководитель нашего канала. Тут еще такие обстоятельства, понимаете ли...

И Женечка с неожиданной откровенностью рассказал про обстоятельства. Он рассказывал как бы только мне, Ирина, естественно, не хуже его все знала. Но Женечке было важно напомнить ей. Оказывается, некоторое время назад Ирину начал преследовать некий бесшабашный политик. (Не будем называть имен, сказал Женечка.) Влюбился, потерял голову, а человек он богатый и бессовестный. Устилал подъезд Ирины миллионами алых роз, постоянно звонил, установил слежку, его помощники каждый час докладывали, где она, с кем и что делает. Ирина пошла на прямой разговор с ним и объяснила: никогда и ни за что она не станет ни его женой, ни его любовницей, – он ей категорически не нравился. Политик заверил, что ему это и не нужно. Жена у него есть, другой не надо. Жена ведь зачем? Чтобы была, но не мешала. Вот его жена и не мешает, растит себе в загородном поместье цветы, огурцы и детей, варит варенье. Любовницу тоже заводить не собирается, с любовницами одна морока, к ним привыкаешь, они начинают пользоваться добротой, но главное: продают, сучки, – едва успеют узнать о нем что-то тайное, личное, тут же продают продажным журналистам! Нет, объяснил бойкий политик, ты мне, красавица, нужна на раз-два-три, не больше, у меня, видишь ли, характер такой: не могу терпеть, когда вижу красивую женщину и думаю, что она не моя. Теряю сон и аппетит. У меня гипертрофированное самолюбие, приходится с этим считаться, сказал политик со вздохом. А если откажусь? – спросила Ирина. Замучаю преследованиями, сказал политик. Куда Ирине податься, куда пожаловаться? Только родному руководству родного канала. А к каналу именно в это время обратился уважаемый (в ту пору) Баязет Бекмуратович с просьбой подыскать молодую, красивую и одинокую ведущую, штатную или из актрис, на роль невесты – чтобы вся страна знала, что он обычный человек, собирающийся жениться, как все люди женятся. Например, Ирину Виленскую, она ведь свободна? Вот оно и сошлось. Стоило появиться Беклеяеву, наглый влюбленный политик моментально исчез – не та весовая категория. Естественно, были кое-какие договоренности между Беклеяевым и каналом.

– О которых я до сих пор не знаю, – вставила тут Ирина.

– Зато у тебя была железная защита! И подарочки, Ириночка, подарочки!

– Какие?

– Которые Баязет Бекмуратович дарил! Его широта всем известна!

– Если ты о машине, то она в кредит...

– Конечно, конечно, – охотно кивал Женечка.

– Ты не веришь, что ли?

– Верю, верю! Ладно, о чем мы? Да! Итак, все были довольны. Но уважаемый Баязет Бекмуратович некоторых договоренностей не соблюл. Поэтому мы собирались разобраться с ним независимо от его претензий политического характера и мнения власти по поводу этих претензий. Желания власти и наши в данном случае совпали, очень приятно!

– Допустим, – согласилась Ирина. – Но при чем тут любовный сюжет? Он зачем? По-другому нельзя?

– Я же говорю: этот сюжет Кичину нравится. Говоря по секрету, у Ильи Борисыча у самого сейчас роман с молодой, красивой и бедной девушкой. Ему очень по душе сочетание романтики и денежно-имущественных отношений. Он сериал даже хочет снять. Но сериал когда еще будет, а тут в самой жизни такая замечательная история. Только немножко наоборот: она богата, молода и красива, а он беден, немолод и... Ну, и так далее. Но они любят друг друга. Они встретились в телецентре и, не сдержав чувств, обнялись. Тут их подстерег фотограф...

– Хватит! – сказал я. – Снимайте сериал, делайте, что хотите. Я в этом не участвую!

– Александр Николаевич! Отнеситесь как к игре! Когда мы Ирине вариант с Беклеяевым предложили, она тоже сначала сомневалась, но поняла, что это почти безобидно, почти в самом деле игра, и успокоилась. Правда, Ириночка?

Ирина не ответила. Может быть, вспоминала, как она на самом деле отнеслась к этой почти игре, когда ей предложили сыграть в нее.

Потом я узнал, что на телевидении и в шоу-бизнесе существует категория людей, которых знающие люди называют "женихи" и "невесты". К примеру, певичка Б. Молода, хороша, но не очень известна. Надо бы популярности прибавить. Способов много, и один из них – присватать ей знаменитость мужского пола. Иногда без ведома этой знаменитости, а иногда не только с ведома, но даже и по ее просьбе, по соглашению устному (чаще) или письменному (реже). То есть певичка Б. соглашается, чтобы М., кинозвезду, спортсмена, бизнесмена и т.п., считали ее женихом. Они вместе появляются на различных светских мероприятиях. Газеты начинают трендеть, телевидение вещать, Интернет взрывается баннерами: "Б. ТАНЦУЕТ С М. НА ВЕЧЕРЕ В ЧЕСТЬ Х.!" "М. ПОДАРИЛ Б. ОБРУЧАЛЬНЫЙ ПЕРСТЕНЬ СТОИМОСТЬЮ 2 МИЛЛИОНА!" И т.п. Певичка Б. получает полные залы, а М. – смотря что ему надо. Иногда тоже побольше популярности. Иногда вес для своего имени, если он бизнесмен. Вес не для своих коллег: они каждому цену знают четко и никаким пиаром их не собьешь. Для лопоухих новых клиентов и новых партнеров. Для дам, в конце концов. Потому что мужчина, окруженный ореолом романтической истории, более привлекателен, чем мужчина, таким ореолом не окруженный.

Ирина сказала:

– Нет. Мне это не нравится.

– Тогда буду шантажировать, Ириночка! – радостно воскликнул Женечка. Речь идет о твоей работе на канале. А у тебя пока не настолько раскрученное имя, чтобы другой канал тебя с радостью перекупил! Особенно со шлейфом странного скандала!

– Сволочи! – сказала Ирина.

– Естественно! – подтвердил Женечка, явно этим гордясь. – Но это кнут, Ириночка. А есть и пряник: возможность запустить уже с этого сезона твой проект.

– "Были о небывалом"?

– Да. Будут у тебя и были, и небывалое.

– Сволочи! – повторила Ирина, но уже с другой интонацией. Чуть ли не с уважением.

– А меня чем будете шантажировать? – спросил я. – Какие для меня кнут и пряник?

– Объясню! – с охотой откликнулся Женечка. – Кнут: компетентные органы узнают о вашем участии в сомнительных делах, то есть в издании сомнительных книг и выплате сомнительных гонораров авторам. Ваш друг и начальник Костик тихо уйдет в отставку, Щирый при нашей поддержке отмажется и будет благодарен за помощь, нам это пригодится. Все грехи спишут на вас. Судить будут и посадят в тюрьму. Заодно за левые тиражи. Скажете, не было? Было! А деньги в конвертах брали? Брали!

– Ничего я не брал, – буркнул я. Информированность Женечки меня, конечно, поразила. (Кстати, именно тогда, кажется, до меня дошло, какие именно дела у нас со Щирым. Или раньше? Не помню. Неважно.)

– Бросьте! – весело закричал Женечка. – Посадят, Александр Николаевич! Элементарно и грубо посадят. В тюрьму. Вы даже не представляете, насколько легко посадить в тюрьму человека без влиятельных друзей и без денег!

– А пряник?

– Ну, во-первых, Ирина сама по себе пряник. Шучу, Ириночка, не хмурься. Пряник такой. Мы тут изучили книги, которые вы написали...

– Я их не писал.

– А кто? – вдруг по-настоящему испугался Женечка. Это явно рушило красивую комбинацию.

– Нет, я вообще-то. Под псевдонимами.

– Это мы знаем! Так вот. Известная ведущая Виленская влюбляется в неизвестного, но гениального писателя Асимова.

– Это кто?

– Да вы же! Мы вам новый псевдоним придумали. Фамилия простая и запоминающаяся. Акунин, Донцова, Асимов. З. Асимов, Зиновий Асимов! Очень хорошо! Но не сразу, не сразу, должна развиться целая история. Она разглядела в нем гения! Убедила его обнародовать свои произведения.

– Они уже обнародованы.

– Это неважно! Изменим названия, чуть переработаем, сойдут за новые. Кстати, Кичин пролистал пару книг, ему понравилось. А у него безупречный вкус, между прочим! Через год вы бешено популярны. Переводы за рубежом. И так далее. Ты читала его книги? – спросил Женечка Ирину.

– Я вообще впервые о них слышу.

– Ознакомься при случае. Ну, родные мои, пора соглашаться, мы два часа уже обсуждаем!

Тем не менее, мы обсуждали его предложения еще часа два.

И согласились.

20

(адаптированная глава)

Был длинный разговор с Валерой по телефону. Я просил его не относиться серьезно к тому, что может появиться в печати. Это такая игра. Очень глупая, но, если я в нее не сыграю, мне грозят серьезные неприятности. Валера выслушал, не особенно вникая. Его интересовало лишь одно: передал ли я Ирине его просьбу о встрече. "Да, передал, она не хочет". – "Почему?" Я объяснил. "Я просто хочу с ней посоветоваться, – сказал Валера. – Мы с ней друзья. Я тут жениться собрался. Она разбирается в женщинах, она посоветует". – "А со мной не хочешь посоветоваться?" – "Хочу, но после. В общем, скажи ей. Скажешь?" Я пообещал.

21

Газеты вышли через несколько дней.

Бедный, но гениальный писатель Асимов (Анисимов – опечатка, ошибка, недоразумение, псевдоним, то есть Асимов псевдоним, путаницы было много) полюблен красавицей Виленской. Их роман был тайным, но страстным. Ради Асимова она отвергла богатейшего и известнейшего Беклеяева. И тому бы успокоиться, ему ведь Виленская не нужна (как и женщины вообще!!!), но он, подлец, преследует несчастных за любовь, тут ревность не только к людям, но и к любви натуральной, которая ему недоступна! Недавно Асимова сбило машиной при загадочных обстоятельствах, он остался жив, но попал в больницу с сотрясением мозга!

И так далее, и тому подобное.

Звонили Нина, опять Валера, другие некоторые. Дина звонила. Я говорил: все нормально, я не в больнице, машина на меня не наезжала. Что же касается любовной истории, сказал я всем, кроме Валеры, не могу отрицать! Так звезды сошлись, я не виноват.

– Все-таки интересно, при каких обстоятельствах вы познакомились? спросила Нина. – И что у вас общего?

– Тебе трудно поверить, что такая женщина может в меня влюбиться?

– Не знаю. Я женщин никогда не понимала, – странно выразилась Нина. – И когда ты успел стать Асимовым?

– Спроси еще, когда я успел стать гениальным.

– У тебя всегда были задатки. А гениального сейчас из кого хочешь сделают.

– И на том спасибо.

А Валера спросил:

– Ты, значит, Асимов теперь?

– Вроде того.

– В Интернете тебя нет. Скрываешься?

– Я никогда не верил, что в Яндексе найдется все. Потерпи, появлюсь.

– Ясно. Ты ей мою просьбу передал?

– Да. Она сказала: чуть позже, – соврал я.

Я понимал, что происходит с Валерой. Если бы меня действительно сшибло машиной, он и в этом случае, поинтересовавшись, конечно, здоровьем, первым делом спросил бы, передал ли я Ирине его просьбу.

А Дина дружески посоветовала подумать, прежде чем жениться.

– Я тебе только счастья хочу, ты же знаешь. У нее это, возможно, каприз, а ты примешь всерьез.

– Я не принимаю всерьез.

– А что это тогда?

– Потом объясню.

И Дина при этом даже не намекнула, что помнит о моем недавнем предложении. Благороднейшая женщина!

Звонил Костик:

– Я смотрю, у тебя какая-то совершенно отдельная жизнь началась. Проект новый... Не в нашем издательстве случайно? Мне будет приятно. Ты, кстати, на работу не собираешься зайти? Для моциона хотя бы? А то исчез, не спросясь. Глядя на тебя, другие тоже могут подумать, что на работу можно не ходить, особенно когда любовь.

– Прости, брат, но я, наверно, уволюсь.

– Дело твое. Но, сам понимаешь, все в тебе умрет, что ты знаешь. И финансовые проблемы надо бы решить.

– Решим, не беспокойся.

Еще звонок:

– Александр Николаевич?

– Да.

– Извините, опаздываем, пробка. Через полчаса будем!

Явились целой компанией. Начали суетиться, расставляли штативы с лампами, небольшой и юркий человек бегал по углам, примеряясь фотоаппаратом. По его команде в кабинете развесили какие-то старые фотографии в рамках, вытащили книги с полок и завалили ими стол в живописном беспорядке, а также стопками разложили на подоконнике, на стульях и на полу. Сняли с письменного стола монитор компьютера и убрали все компьютерные причиндалы, вместо них водрузили старую пишущую машинку "Москва".

– Это зачем? – спросил я фотографа.

– Вы на ней работаете.

– Я на компьютере работаю.

– Мы видели. Будет и компьютер – во второй сессии.

Я ничего не понял, уволокся, ушаркал в другую комнату: лежать, мне в этот день было нехорошо.

Но разнежиться не дали, подняли, усадили за письменный стол, одев в клетчатую рубашку на два размера больше.

– Зачем?

– Вы в ней худее кажетесь. А то слишком здоровый вид.

– У меня здоровый вид? Спасибо.

Снимали справа, слева, сзади, спереди, снизу и сверху. Попросили потерпеть еще немного. Быстро восстановили порядок: книги на полки, монитор на стол. Еще на столе оказалась антикварная лампа. Фотограф потребовал сменить шторы. Ему кто-то возразил. Он начал скандалить, звонил кому-то и кричал, что так не может работать. Неизвестно откуда возникли темно-синие, почти черные шторы. На меня надели такой же темно-синий пиджак. Попросили повязать пестрый шейный платок.

– Это что-то значит? – спросил я фотографа.

– Конечно. Было старое, теперь новое. Так вы жили, а так – живете.

– Я так не живу.

– Будете жить.

Мне тошно, и нет сил сопротивляться. Ирине не звоню – не могу и не хочу говорить с ней.

Была мысль подохнуть среди всего этого дикого карнавала.

22

Позвонили из приемной известнейшего издателя Хазарова, сообщили, что он просит прибыть. Если смогу, то незамедлительно.

Кто ж из авторов не прибудет незамедлительно к Хазарову, если он того желает?

И вот я у него на приеме. Он говорит со мной уважительно, но словно бы чего-то стесняется. Я догадываюсь: ему неловко перед самим собой из-за того, что он общается с автором не по личному интересу, а по чьей-то рекомендации (подкрепленной, возможно, неведомыми мне аргументами). Как человеку, привыкшему говорить о сути дела, ему неприятно сознавать, что он этой сути не знает, да и сомневается, существует ли она вообще. Впрочем, это разговор предварительный. Подробно – с главным редактором Чубиковым.

У Чубикова на столе двадцать четыре книги. Шебуев, Панаевский, Ликина и Темнова.

– Рад познакомиться, коллега. Не мне вам говорить, что, собственно, выбрасывает на рынок каждое издательство. С помощью типографов, естественно.

– Книги, что ж еще.

– Нет! – удивляется Чубиков моему непрофессионализму.

– Ну, авторов, – лениво догадываюсь я.

– Нет! – удивляется Чубиков еще больше.

– А что же?

– Да бумагу, конечно! Бумагу с буковками! И желательно так, чтобы она нам обходилась как можно дешевле! А читатель чтобы готов был покупать по любой цене! Понимаете? Впрочем, Хазаров, и тот не сразу это понял. Не уверен, что он и сейчас это понимает, – любовно покритиковал Чубиков хозяина. – Но, конечно, все-таки без авторов нельзя, – с сожалением развел он руками. – Вопрос в чем? Вопрос в том, как бы умудриться продать максимальное количество бумаги по максимальной цене. У меня давно готов проект, я только автора искал. Проект называется "Метро-ном". Это будете вы.

– У меня нет такой книги. То есть у тех, за кого я писал, – кивнул я на груду книг.

– Неважно. Это общее название всего проекта. Суть такова. Метро имеется в виду – метро. Где люди ездят. Вы давно там были?

– Каждый день бываю. И сюда приехал на метро.

– И как там?

– Нормально.

– Люди читают?

– Как всегда.

– Отлично. Значит, метро. Метро-ном, через черточку. С одной стороны, философски напоминает о времени. С другой, если читать буквы "ном" как латинские, получается "хом", усеченное "хомо", человек. Человек метро, понимаете? А еще "хом" – дом по-английски. То есть метро как дом, понимаете?

– Не совсем.

– Мы должны выпускать книги для людей, которые живут в метро. То есть они едут, но они же в это время живут! Объем – чтобы прочитать за сорок-сорок пять минут. Столько в среднем москвичи едут на работу и с работы. Буквы – большие. Свет там плохой, поэтому каждый должен разглядеть. Понимаете, сейчас тенденция к минимализму. Кратко, просто, глубоко. Притчи, понимаете?

– У меня этого нет.

– Есть! – Чубиков хлопнул рукой по книгам. – Тут есть все.

– А вы это все прочитали?

– Конечно. Я владею навыками скорочтения. За это и держат, – скромно усмехнулся он, давая понять, что держат, конечно, не только за это. – Эти книги хороши тем, что они как раз про человека метро. Обычного человека. Но надо кое-что изменить. Мы с вами знаем, большинство любит чтение легкое. Детективы, занимательные исторические книжки, фантастику попроще. Но люди таковы, что сами себя стесняются. Им хочется себя уважать. Им хочется думать, что и им высокая литература доступна. Про жизнь, но со всякой там как бы даже философией, со смыслом, короче. И мы им должны эту литературу дать. Понимаете? У вас есть сюжет, простота, это хорошо. Надо не просто сократить, а добавить чего-нибудь такого... Притчеобразного, повторяю. Чтобы читатель думал: о, я не просто развлекательную книжку читаю, я литературную книжку читаю! И вас начнут хватать, как горячие пирожки! Понимаете?

– То есть надо адаптировать?

– Именно! Но в самом лучшем смысле слова.

– Можете, извините, не объяснять. Возможно, это нескромно, но я считаюсь одним из лучших адаптаторов.

– И мы это знаем! Давайте обсудим конкретно по книгам...

Меня увлекает разговор. Мы сидим с Чубиковым допоздна. Расстаемся, довольные друг другом. Меня даже на время почти оставили дурацкие мои симптомы, я вышел относительно ясным и приблизительно бодрым.

Мне надо было попасть на другую сторону узкой центральной улицы. До угла, до светофорного перекрестка, идти далеко, но тут есть "зебра", то есть переход предусмотрен, надо только момент улучить. А поди улучи его: вечерний трафик, машины идут сплошным потоком. Но пробки при этом не намечается, а то бы я их, стоящих, обошел. Несколько раз я порывался пройти, увидев прогал между двумя машинами, но вторая тут же резко увеличивала скорость, не давая наглеть пешеходу и, как мне казалось, злорадствуя при этом. Я начал злиться. Хоть сам Пушкин тут прогуливайся, им все равно! В цивилизованных странах стоит только шаг ступить на проезжую часть – и все движение останавливается! Или, сам видел, когда ездил по издательским делам: человек еще с тротуара поднимает руку и спокойно себе идет, даже не глянув в сторону машин. Причем не на перекрестке, не там, где переход. Взвинтив себя этими мыслями, заметив, что наметилась очередная брешь в потоке, я поднял руку и сделал несколько осторожных шагов. И тут же отскочил: сверкающий серебром автомобиль чуть не проехал мне по ногам. Ладно! Я поступлю иначе. Моя нерешительность была наверняка замечена, надо действовать прямо.

Черный "джип" тупо и важно двигался, не предвидя помехи, вот перед ним я и встал. Вышел на дорогу и встал, повернувшись к нему лицом, героически улыбаясь. Рассчитав, правда, что или он успеет затормозить, или я успею отскочить. Он затормозил. Водитель сквозь стекло (лицо в сумерках я видел смутно) что-то орал. Я не спешил. Я указал на полосы под моими ногами: дескать, имею полное право. Он продолжал орать, машина двигалась на меня. Я стоял. Вот бампер уже почти уперся мне в колени. Дверь открылась, высунулась дама неожиданно интеллигентной наружности.

– Ты чё, пьяный, ..., или дурак, ...? – закричала дама, каждое слово перемежая матом. – Чё встал, вали давай, ..., пока не переехала!

– Попробуйте! – предложил я.

Постоял еще немного. Дама не стала пробовать.

Я гордо пошел на ту сторону, и тут меня сшибло машиной, выскочившей из-за "джипа".

23

Я попал в больницу с сотрясением мозга. На самом деле сотрясение было легкое, но оно спровоцировало непорядки в голове, которые и до этого мне досаждали. Я решил, раз уж попал, обследоваться и подлечиться.

Ирина навещала меня. Сопереживала, была заботлива. То есть хорошо вошла в свою роль и честно работала на свою будущую программу. Похвальная целеустремленность. Я представлял, как неуютно ей здесь, любящей все здоровое и красивое. Стены, выкрашенные фисташковой краской, дешевые шторки (тоже фисташковые, в тон, значит: верх больничного дизайна), тумбочки желто-древесного цвета, дверки которых вечно сами собой распахиваются и заткнуты поэтому бумажками, кровати с такими же, как тумбочки, спинками поддельного древесного цвета, хотя, как ни странно, они были именно деревянными; ножки же, естественно, металлические, круглые (воспоминание о протезе безымянного и ничейного старика, вечно торчавшего у магазина на улице моего детства: такой же блестящей и круглой была оконечность протеза, такая же резиновая нашлепка была внизу...). И обязательный зеленый линолеум на полу с уже натоптанными светлыми тропинками меж кроватей и возле холодильника... И запахи, густые больничные запахи...

Я проживал сочиненный кем-то сюжет, в соответствии с которым уже попадал под машину. Ирина настойчиво предполагала, что наезд организован. Я не соглашался. Слишком невероятно: на оживленной улице подгадать точно к тому моменту, когда мне вздумалось перейти улицу.

Был занятный эпизод: позвонил Валера, узнал, что у меня Ирина, спросил, долго ли будет, очень просил задержать под любым предлогом на полчаса. Я пересказал этот разговор Ирине и посоветовал ей подождать: надо же когда-то все кончить. Но Валера явился не один, а с девушкой, высокой, стройной и красивой; она льнула к нему, не сводила с него глаз и, казалось, всему миру стремилась продемонстрировать, как она его любит. Валера, бросив Ирине короткое "Привет!", углубился в разговор со мной, выспрашивая с сыновней озабоченностью, как я себя чувствую и не надо ли чего.

– Кстати, – сказал он, – мы с Наташей пожениться собираемся.

– Да! – тут же подтвердила девушка. – У вас такой сын! Я его обожаю!

– Будешь на свадьбе? – спросил Валера Ирину.

– Если пригласишь.

– Приглашу. Я, кстати, с тобой посоветоваться хотел.

– О чем? У меня опыта нет.

– Да нет, другие дела. Я позвоню на днях?

– Позвони.

И Валера, пообщавшись со мной еще несколько минут, удалился; Наташа шла с ним, держа его под руку.

Провожая их, идущих по коридору, взглядом, Ирина заметила:

– Походка топ-модели. Ноги ставит одну перед другой, а плечи не шевелятся. VIP-эскорт это называется. Заказывают девушек, когда где-то с кем-то надо появиться. Или для таких вот случаев.

– Ты думаешь?

– Уверена.

24

В больнице я не бездельничал, переработал одну из своих книг. И, как только выписался, отнес ее на суд... Вот она, зараза стиля Шебуева и Ко: "отнес на суд", видите ли! Ни слова в простоте!

Подготовив первую книгу, я отнес ее Чубикову. Тот удивился.

– Я же говорил: не обязательно вам тратить время! Есть квалифицированные люди! Вот, – хлопнул он по папке. – Уже два текста готово!

– Минуточку, – сказал я. – Я сам издатель, знаю дело! У нас ни договора нет, ничего!

– Да не беспокойтесь, составим!

– В таком случае заранее предупреждаю, что я буду свои тексты адаптировать сам! Никто, извините, лучше меня этого не сделает!

– Да? Ну, посмотрим.

Я вложил в его снисходительно протянутую руку дискету, тьфу! Я дал ему дискету, он вставил ее в компьютер, открыл текст. И шустро стал постукивать пальцем по колесику мышки, гоня строки с невероятной скоростью.

– Неужели успеваете прочесть?

– Конечно!

В считаные минуты (без преувеличения!) он просмотрел все.

– Что ж, неплохо!

– И на том спасибо.

– Но проблема есть.

– И в чем она?

– Как вам сказать... Я понимаю, вы мастер адаптации. Но вы еще и автор, вот беда! А авторы, как правило, не самые лучшие адаптаторы. Они слишком дорожат своим текстом, они не видят его недостатков, но не видят и достоинств. Поэтому часто недостатки оставляют, а достоинства, наоборот, убирают. И не находят возможностей что-то добавить. Ну, и так далее.

– Вы хотите сказать, что ваши адаптаторы улучшили мой текст?

– Нет! Ваш текст остался вашим! Но их адаптационные версии, увы, лучше ваших! Понимаете разницу?

– Что ж. В таком случае никакого Асимова не будет.

Чубиков оторвался от монитора, с которого он не сводил глаз все то время, пока говорил со мной, и на лице его отобразилась усталость, вызванная необходимостью в который уже раз объяснять автору, что он был, есть и останется никем, а издательство было, есть и останется всем, посмотрел на меня с удивлением.

– Голубчик, – произнес он, соболезнуя мне, – то, что я вам сейчас скажу, Хазаров вам не скажет – в силу врожденной деликатности, а я скажу – в силу врожденной прямоты. Асимов уже есть. Как и другие, кто планируется в проекте "Метро-ном". Мы, в сущности, можем обойтись без вас.

– Авторские права...

– Авторские права не у вас, и вы сами это знаете. Вы настолько не дорожили своей продукцией, что в договорах с издательствами отдали им тексты с потрохами. Разве что Темнова принадлежит вам наполовину, но мы сумеем, поверьте, вычленить именно ту половину, которая не ваша. И даже если бы права были у вас, тексты мы так адаптируем, что вы никогда не докажете авторство. Изменим фамилии персонажей, подправим сюжет и так далее. Будто не знаете, как это делается.

– Не знаю! Мы этим никогда не занимались!

– Конечно, вам-то зачем, вы таких авторов собираетесь печатать! Мы и мечтать не можем! – вздохнул он с искренней завистью.

– Я уже там не работаю.

– Это ясно, зачем вам? Мне кажется, вы не поняли, Александр Николаевич. Если я сказал, что мы можем без вас обойтись, это не значит, что хотим обойтись. Тем более что Хазарову вас порекомендовали, вы же знаете. Знаете ведь? Или нет? Мне просто интересно.

– Знаю...

– Вот. Но мое уважение к вам от этого не зависит! – искренне солгал Чубиков (потому что, хоть и неправду говорил, но в этот момент сам себе верил). – Просто я предлагаю разделение функций: мы выполняем черновую работу, а вы пожинаете плоды и почиваете на лаврах. То есть, грубо говоря, получаете деньги.

– Я привык получать деньги за работу! Кстати, нельзя ли договор посмотреть?

– Вы же знаете, у нас типовой.

– Не думаю. Проект особенный, значит, и договор особенный. Уверен, что он у вас уже есть.

– Вообще-то редакторы что-то такое составляли. Сейчас.

Чубиков вышел и вернулся очень скоро, словно боялся, что я в его отсутствие украду что-нибудь. И положил передо мной несколько листов. Они были еще теплыми от принтера: только что отпечатали. В договоре значилось, что Анисимов А.Н. передает издательству все права на книги, которые будут публиковаться под псевдонимом "З. Асимов", имея такой-то процент с отпускной издательской цены. Все. Какие именно книги, кто будет писать и т.п. – эти мелочи не оговаривались.

25

Если бы речь шла о моих собственных книгах (которых у меня нет), я, возможно, не стал бы так волноваться: я порождение социализма, во мне слишком слабое чувство собственной собственности. Я обиделся не за себя, а за своих авторов, которые для меня давно уже живые люди, пусть не во всем симпатичные и интересные мне, но живые, почти родственники. И вот их хотят обойти, обидеть, обвести вокруг пальца!

Естественно, я не подписал договор. И рассказал об этой ситуации Ирине, увидевшись с ней тем же вечером в "...", на светском торжестве, посвященном дню рождения композитора и продюсера К.

Я впервые был в этом заведении и среди этой публики, глубоко мне чуждой. Ирина просила появиться чуть раньше, и я понял, почему: съезд гостей на такие мероприятия – чуть ли не самое интересное. (Адаптировано: картинки, кто как съезжается. См. светскую хронику.)

Звезды показывают свои невообразимые одеяния, визжат от восторга, увидев старых друзей, а те, в свой черед, умирают от счастья, идя навстречу им с распростертыми объятиями. Поцелуи, смех, общее возбуждение на грани чуть ли не истерики. (адаптировано: размышления о собравшихся, как о буйно помешанных.)

Впрочем, Ирина объяснила мне потом, что на самом деле почти все они абсолютно нормальные люди, склонные даже к здоровому образу жизни; они, как правило, очень практичны и рассудительны; в этом мире лучше быть крепким и незамысловатым, как дубовый пень: больше шансов добиться успеха, лишние мозги не только не приветствуются, но могут быть приняты другими как обида и оскорбление. Надо просто понимать, что это их работа. Они наряжаются, визжат и целуются, позируют перед камерами – это все их работа, они торгуют собой не в каком-то метафорическом смысле, а в самом прямом. Главный их продукт не песни, не клипы, не концертные программы, шоу и т.д., и т.п., а – они сами. Чем больше интереса к персоне, чем больше вокруг шума, тем успешней сбыт и вторичного продукта, то есть песен, видео, шоу и т.п. Именно поэтому, к примеру, певец такой-то является на каблуках, в дамском платье с декольте, поэтому он закатывает глаза и капризно надувает губы; но когда однажды, рассказывала Ирина, он подлетел к Беклеяеву, намереваясь ударить его по плечу веером и сказать: ах, какой противный, где ты пропадал, несносный мужчина, сейчас ударю больно! – Беклеяев так посмотрел на него, сказав негромко: "Уйди, урод!", что певец сейчас же опустил свои шаловливые ручки чуть ли не по швам и извинился четко и внятно, как провинившийся клерк перед строгим начальником.

Особая тема: кто с кем явился. (Примеры.)

Размещение за столами – еще одна тема. (Примеры.)

Следующий этап: поздравления. Тосты, выступления и подарки. Без задушевных и искренних слов не обходится: они же тоже люди. Но на 99% это все-таки шоу. Стоимость и оригинальность подарка, очередность и длительность выступлений – все имеет значение. (Примеры.)

..........................

Но есть имя, которым они и торгуют, не имея ничего другого.

Обязательно, для демонстрации широты интересов виновников торжества, присутствуют и как бы не попсовые, а как бы серьезные, но вполне светские художники, музыканты, актеры, писатели и прочая, как говорили в советское время, творческая интеллигенция; эти творцы раньше своих гордых, но нерасторопных коллег смикитили, что товаром своим надо делать не картины, скульптуры, музыку, книги, не свои оригинальные телодвижения, если ты танцор или артистка балета, а – самих себя в комплексе. Обязательно тут бывают также спортсмены из тех, что покрасивее, помоложе и познаменитее, и политики из тех, что поскандальнее.