Текст книги "Победительница"

Автор книги: Алексей Слаповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Письмо тридцать второе

Все на меня навалилось, Володечка. Я ненавидела эту женщину и ее будущего ребенка. Я шарила в услужливом Интернете, который подсовывал свои ответы в одну секунду, что не есть так уж хорошо: во многих случаях некоторое время на поиски ответа необходимо для того, чтобы понять, насколько важен вопрос – и нужен ли он вообще. К примеру, когда человек в приступе злобы хотел взорвать всё окружающее, в доинтернетное время он не знал, как это делать, стал искать бы книги, выспрашивать, навлек бы на себя подозрения или сам охладел бы к идее, в эпоху же раннего Интернета это можно было сделать легко и быстро – то есть и найти, и взорвать. Потом изобрели множество фильтров, на которые было тут же придумано еще больше способов их обмануть. Но, опятьтаки, пока обманываешь, идет время, угасает порыв...

Причем тут это?

Вот причем: я за несколько секунд отыскала сведения, что проще всего сжечь кожу серной кислотой, – и адреса множества мест, где эту кислоту можно было приобрести в любых количествах.

Купив целую канистру, я осторожно наполнила стеклянную большую бутылку с широким горлом и стала ждать.

Информацию о перемещении таких людей, как Влад, найти было легко. Я узнала, что через три дня он должен участвовать в одном важном событии в России, следовательно, должен вернуться. Я узнала, откуда он должен вернуться, и легко вычислила аэропорт, куда должен был прилететь его самолет. Номера рейса я выяснить не смогла, поэтому пришлось поехать в аэропорт заранее. Я ходила, как тигрица в вольере, но подумала, что это подозрительно. Села, пыталась успокоиться. Однако женщина без вещей, с одним только каким-то пакетом, которая долго сидит на одном месте, тоже подозрительна. Я зашла в аэропортный маркет, купила сумку и что-то в нее. Туда же положила и пакет с бутылкой. Но тут же мысль: если я с вещами, значит, улетаю. А если улетаю – почему так долго нахожусь в аэропорту? Могут подойти, спросить, куда лечу. Нужно взять билет. Я пошла к окошкам авиакомпаний и в ближайшем попросила билет.

– Куда? – спросила тикет-герл.

– Всё равно, – сказала я, но спохватилась. Посмотрела на карту полетов компании, что была за спиной девушки, и сказала: – В Гонконг. На ближайший рейс.

– Ближайший завтра.

– Очень хорошо. Давайте.

– Но на ближайший уже нет. Можно на послезавтра или другими маршрутами.

– Можно на послезавтра или другими маршрутами, – повторила я механически, потому что в это время слушала объявление о прибытии самолета. Это был его, их самолет.

И я пошла встречать.

Если бы у меня была хотя бы спокойная минута для обдумывания того, что я собираюсь сделать, я бы ужаснулась, но такой минуты мне не давал мой воспаленный мозг. Вообще это было странное состояние. Такое я испытывала всего один раз жизни во время пустякового повода, в детстве. Мы поссорились с Ларой. Я рассердилась на нее, схватила довольно тяжелую модель дворцового замка, которую я делала из сборных деталей, и кинула в нее, стараясь попасть в лицо, чтобы больнее. Парадокс в том, что, когда я хватала, кидала, старалась попасть в лицо, я понимала, что делаю плохо, что этого делать не надо. Больше того, я в момент действия не хотела этого делать – но всё же фатально делала!

Я в нетерпении ждала у входа в секторе прилета.

Мне почему-то кажется, что я видела, как самолет приземлился, как отделились капсулы с пассажирами и стали приближаться к зданию аэропорта, хотя я не могла этого видеть112112
  Подобного способа доставки пассажиров в аэропорт еще не существовало.


[Закрыть].

Я ждала. Прижалась к стене, чтобы ничем себя не выдать (голова моя была при этом покрыта платком, а глаза в темных очках для неузнаваемости), поставила сумку на пол, достала пакет с жидкостью.

Влада и Сашу нельзя было пропустить – к ним бросились толпы журналистов. Охранники Влада оттесняли их, но со всеми справиться и за всеми уследить не могли. Я проталкивалась ближе и ближе. Вот ненавистное лицо Саши. Счастливое. Красивое. Сейчас не будет у тебя ни счастья, ни красоты. Я отвинчиваю пробку. Какие-то ступени под ногами, я стараюсь быть осторожной.

С каким-то банальным криком вроде: «Вот тебе!» – я бросаюсь вперед и, налетев ногой на ступеньку, падаю. И вижу, как моя рука, словно чужая, взметывается надо мной, а из бутылки медленно, будто в замедленной съемке, выливается жидкость. И плещет мне в лицо. И я уже больше ничего не вижу, кроме жуткой боли. 113113
  Здесь: Не рой другому яму, сам в нее попадешь (кит.).


[Закрыть] – как верно выразился через шестьдесят с лишним лет Мэй Джон Ли когда, после вытеснения русских из Сибири, они обосновались в северных и приморских областях Китая, где занимались контрабандой сои и гаоляна и составили около 80 % населения, что при тогдашней рождаемости русских было неудивительно.

Но вот тогда, именно тогда, когда на меня падала карающая жидкость из моей собственной руки, я поняла Бога и поверила в Него. Потому что это Он не допустил, чтобы я изуродовала другую женщину и, возможно, лишила ее потомства (я потом узнала, что от испуга у нее были неприятности по сохранению в себе ребенка, а если бы не испуг, а шок?). Многие наивные люди обвиняют Бога: зачем он заставил человека всё время делать выбор? Человеку трудно, он мучается. А Богу легко? Ему не приходится делать выбор? Кто из людей решился бы рассудить меня с самой собой? Я убила в себе своего ребенка – и Бог позволил мне это. Я могла убить чужого ребенка в чужой женщине – и Бог не позволил мне сделать это. Кто еще смог бы поступить так нечеловечески справедливо? И я почти сразу всё поняла и приняла и сказала Ему спасибо за то, что Он не сделал меня преступницей.

Но всё же, Володечка, я потеряла больше двадцати лет своей жизни, пока не появились хорошие средства для регенерации кожи и восстановления зрения, хотя один глаз так и остался искусственным. Но и потом меня долго мучили фантомные боли, кошмары наяву и во снах. Всю жизнь.

Лишь в золотые пятидесятые я немного пожила в свое удовольствие, но это было уже не то. Конечно, свежесть, стройность, упругость и красота в мои 60–70 лет почти не отличались от тех качеств, которые у меня были до несчастья, но тогда, в 23 года, я была уникальной, а в пятидесятые подобных мне были миллионы – это стало легко. Да и не в этом даже дело, я занималась уже настолько другим, что для меня внешность почти не имела значения, хотя всетаки имела.

Но закончу историю.

Когда на меня выливалась жидкость из бутылки, я успела все-таки отвернуться, поэтому пострадала одна половина лица, хотя досталось и второй половине. Но там были всего два красных следа от носа к щеке, а сожженная половина было обезображена до невероятной степени.

Как я лечилась, как я лежала в больнице, это неинтересно.

Вдобавок вернулась моя аллергия – в жестокой степени. Меня стали раздражать вообще всё резкие запахи, не только человеческие. Я просила перевести меня из палаты, в которой, как мне казалось, ужасающе воняло от стен. Мне сказали: да, тут был ремонт и стены красили, но два года назад. Я настаивала, меня перевели туда, где ремонта не было десять лет. Тогда я еще могла настаивать, тогда у меня оставались деньги.

О моей катастрофе, естественно, с огромным удовольствием писали различные издания, в Интернете крутились бесчисленные ролики: кто-то заснял и выложил их там. Они были очень популярны. Влад давал направо и налево интервью о сумасшедшей поклоннице, он стал знаменит, это помогло ему в его карьере, которая, правда, оборвалась в чистилищные годы тюремным заключением – я ничуть не жалела, моя любовь к нему прошла в тот самый момент, когда первая капля жгучей жидкости упала мне на лицо. Поразмыслив, я потом поняла, что вовсе и не любила его. А сведения о нем я черпнула позже: несколько лет ничего не читала и не смотрела.

Меня навещали Борис и Лара. Лара плакала, Борис смотрел печально. А я сквозь боль радовалась за него: теперь кончатся муки его тайной любви ко мне. Недаром же он спросил:

– А как там, под повязкой? Не очень обожгло?

– Нормально обожгло, – и я показала ему фотографию, которую сделали при помещении меня в больницу. Для будущей истории болезни. Он даже вздрогнул.

– Но что-то можно сделать?

– Почти ничего. Дело не в коже, поражены нервные окончания, мышцы. Будет не лицо, а маска. То есть уже так оно и выглядит, просто вы не видите за бинтами.

Я ошиблась, мира в душе Бориса не возникло. Наоборот, очень скоро они расстались с Ларой. Но она была даже довольна: он выделил ей какие-то средства на жизнь, а особой любви она к нему никогда не испытывала.

Трудней всего было маме.

Она примчалась ко мне – дежурить, поддерживать, помогать. Взяла с собой Дениса. Каждый день просиживала возле меня несколько часов. Я сначала терпела, а потом сказала, что чем больше я лежу одна, тем мне легче: меньше раздражающих запахов.

Потом сняли повязки. Конечно, ко мне рвались репортеры и фотографы, я пригрозила врачам и персоналу судом, если они допустят чье-то проникновение. Потом выяснилось, что кто-то из персонала, подкупленный огромными деньгами, позволил всетаки кому-то просверлить отверстие в стене, когда меня увозили из палаты на процедуры, и таким образом сделал несколько снимков, продав их, само собой, в десять раз дороже, чем заплатил врачу-предателю.

Однажды у меня возникла причуда позвать Вила Колинкина, о котором я тебе, Володечка, много рассказывала114114
  Возможно, в каких-то других письмах.


[Закрыть]. Он явился – как всегда, рафинированный, дезодорированный, стерилизованный и одухотворенный. Я лежала сохранившейся стороной лица и попросила не подходить слишком близко.

– Ну что, Вил, – сказала я. – Ты по-прежнему любишь мою уникальную душу, как ты говорил?

– Я всегда тебя буду любить, – сказал Вил, которому верность своему слову была дороже правды.

– Хорошо, – сказала я. – Ты хотел жениться на мне. Я согласна.

И повернулась к нему полным лицом.

Я знала, какое это производит впечатление (и даже научилась получать от этого странное удовольствие). Лицо Вила, всегда ему подконтрольное, так передернулось, что мне показалось, будто я услышала, как скрипнули мышцы.

– Что? Не нравится?

– Это поправимо... – пробормотал он.

– Нет. Непоправимо. И всё твои слова о моей душе и о моей уникальности – вранье. Вот это, – показала я на ожог, – всего лишь квадратный дециметр кожи. Это ты и любил, дорогой мой интеллектуал. Ты любил кусок кожи. Нет этого куска кожи – нет любви. И у всех у вас так. Вы любите не людей, а геометрию. Сантиметры квадратные и кубические. Площади и объемы вожделеемых соприкосновений. И все. И вся ваша загадка к этому сводится. Ладно, Вил, иди с богом, я не в обиде. Я хуже тебя: не надо было тебя звать. А ты все-таки пришел, значит, все-таки ты еще человек.

Он что-то еще бормотал утешающее, я не слушала.

А потом приехал из Саратова Владимир.

Приехал, Володечка, тот, кто, может быть, единственный достоин был стать твоим отцом.

Я встретила его агрессивно. Я сказала, что если он надеется, что теперь я поддамся на его влюбленность, то – обнаженный номер! Я не хочу такой любви, не хочу жалости, не хочу самоотверженности. Я хочу, чтобы меня любили за то, за что любили, – за красоту. А красоты нет, значит, не надо меня любить!

Но потом я успокоилась, и мы поговорили. С той своей девушкой, не помню имени, он давно расстался. Издает собственную газету на деньги богатого, но патриотичного человека, стал заметным журналистом в Саратове.

Я вдруг поняла, что мне еще хочется с ним поговорить. И он приходил несколько дней подряд.

Как-то мимоходом я рассказала ему о саратовском неведомом чудовище. Которое собиралось через три года мной завладеть, но куда-то исчезло.

Владимир хмыкнул и сказал:

– Это я был тем чудовищем.

– Не смешно.

– Я и не смешу.

– Ты же бедный был, Володечка, а чудовище мне машину подарило и вообще. За конкурс тоже ты заплатил? Из каких денег?

– Ты не интересовалась моей жизнью и ее деталями. У меня в тот год бабушка умерла, оставила двухкомнатную квартиру в центре. Я ее продал. Это ведь целый капитал! Ну, я и решил заинтриговать, как-то придержать тебя, что ли. Друзья помогли – помнишь, машина за тобой приезжала, в Москве устроили нам встречу?

– Зачем?

– Я знал, что такого ты меня, то есть никакого, безвестного, бедного, не очень красивого, не полюбишь. Я поставил себе цель: за три года добиться того, чтобы у меня всё было. То есть – для тебя. Чтобы ты меня оценила.

– И?

– Не получилось.

– Почему?

– Потому что... Не знаю. Вот такой я чудозвон.

– Постой, а как же авария? Тебя чуть машиной не убили!

– Я сам себя чуть не убил. Это всего лишь совпадение. Хотя были моменты тогда, хотел смерти. Дурак.

– Да... Неожиданно... Что ж, возможно, тебе повезло больше, чем ты думаешь. Красавица и чудовище – проблема. А чудовище и чудовище...

– Перестань...

– Володя, только не ври. Вот ты смотришь на меня – и неужели не чувствуешь отвращения?

– Нет.

– Потому что ты стараешься смотреть на одну половину! А ты смотри в глаза, вот так! – я приподнялась и повернулась, чтобы ему было виднее.

– Смотрю, – сказал он.

– Нет, не в глаза, – исправилась я. – Когда смотришь в глаза, лица не видишь! На лицо смотри, на кожу, на этот ужас.

– Ну, смотрю.

– И что? Ведь ужас.

– Как сказать... Наверно. То есть не очень приятно. Но я уже привык за эти дни. А главное – люблю.

– Меня?

– А кого же?

– Со всем вот этим? Я тебе не верю! Ты сейчас сам себе благородство в душу накачиваешь, насильно, а потом будешь мучиться, лучше уж я одна.

Володечка, прости, что-то вроде внеплановой проверки. Я сейчас спря

Письмо тридцать третье

Отняли. Только этот клочок, где ничего не напишешь. Всё. Смысла больше не осталось ни в чем.

Письмо первое (тридцать четвертое)

Лана, девочка моя! Диана Лавреневская, твоя мама, пишет тебе и спешит. Прошел год, я достала на чем писать и могу. Память вытекает из меня, как кровь из . И я макаю в нее слабеющий ума и . Пытаюсь вспомнить то, что один раз вспомнила. Это трудно. Я твоя мама. Мама, мать – это кто родила или могла родить. Девочка – ребенок женского пола. Диана – личное имя, Лавреневская – родовое имя. Род – это115115
  На этом письмо обрывается. Других писем, написанных ранее или позднее, не обнаружено.


[Закрыть]

Приложение
СЛОВАРЬ116116
  Это скорее не словарь, а наброски к нему. Судя по ним, Д.В. Лаврова (Лавреневская) собиралась дать определения предметов, явлений и понятий начала 21-го века, но не успела далеко продвинуться. Недостает расшифровки многих имен, упомянутых в письмах, и, напротив, есть имена, о которых ничего не сказано (а намерения, судя по всему, были). Важно также отметить, что в словаре (как и в примечаниях к некоторым письмам, и в самих письмах) обнаружены следы нескольких чужих скриптов. (Здесь и далее примечания – админ. Истамбюель Варенникова-Сяо.)


[Закрыть]

Автомобиль (машина, кар, тачка) – средство передвижения, смертельно опасное для жизни в 20-м веке и первой половине 21-го. Оно часто выполняло, как многое в жизни тогдашних людей, социальную протезирующую функцию, являясь внешним свидетельством признания в обществе, какового (признания) на самом деле часто не было.

Адвокат – бизнесмен, извлекавший прибыль из несчастий и преступлений людей.

Аладдин – герой восточных сказок, который нашел что-то такое, что исполняло любые желания, но, кажется, остался в результате ни с чем: древние люди уже понимали, что безграничность возможностей неизбежно приводит к краху.

Александров Алексей Святослав – один из основателей движения Дети Ра, провозгласившего поэзию формой духовного протуберанца; протуберанец может быть разным и даже не очень большим, но он протуберанец, а не выплеск грязи из лужи от колеса проехавшего автомобиля (см. Автомобиль).

Америка (США) – страна, экспортировавшая демократию и деньги и получавшая за это непропорционально большую долю материальных мировых благ: каждый кусок гамбургера, съедаемый американцем, был на 90 % оплачен и заработан другими людьми в других странах; время от времени честные американцы через своих представителей обращались к правительству с призывами что-то сделать, им обещали, они успокаивались. Америку не любили за это, но все хотели жить так же.

Анекдот – короткая глупая история, суть которой заключалась в том, что рассказывающие и слушающие чувствовали себя умнее тех, про кого рассказывали и слушали, результатом была завышенная оценка себя, которая нужна была в начале прошлого века каждому землянину (легкий психологический наркотик).

Анна Семенович – не помню, кто это, помню только поговорку: «Ты не Анна Семенович, чтобы тебя всё знали».

Арбитман Роман Эмилий – блестящий знаток кино и истории, создатель жанра анти-антиутопии, когда история предстает не такой, какой была или могла быть, а такой, какой должна была быть. Он, кстати, был один из первых, кто сделал своих сыновей старше самого себя (дав им для разнообразия фамилии Гурский и Кац).

Армия – государственная структура одинаково одетых и вооруженных на случай войны людей, находящихся на положении спортсменов, которым, возможно, никогда не суждено соревноваться, отсюда срывы, неврозы и т. п.; армии всех стран были по этим причинам скопищами психически неуравновешенных личностей. В случае войны неврозы не проходили, а обострялись (феномен передержки).

Блин – русская тонкая лепешка из муки и одновременно популярное ругательство; первый блин выходил, как известно, комом, чему сопутствовало огорченное «Блин!» хозяйки. Отсюда и пошло.

Боровиков Сергей Григорий – основатель течения литературной обломовщины, которое предостерегло искусство слова (правда, не навсегда) от технического фокусничанья, коммерческого балясничанья и механического сюжетоконструирования.

Ведущий, ведущая (на телевидении, на радио, на концертах и т. п.) – люди, без которых аудитория начала века не была способна понять, что происходит. Часто ведущие были популярней выступающих.

Великий кризис семидесятых – слишком сложно, надо обдумать. (На потом.)

Владивосток – в 40-е Мэй, в 50-е Порт-Мэй-Влад, в 70-е Кэнди-Догу, в 90-х ушел под воду.

Власть – бизнес, основанный на управлении людьми.

Волосы – роговые нитевидные отростки на теле человека (на теле животных то же самое называлось шерстью).

Выть – однотонно кричать.

Галстук – мужское функциональное украшение на шее, контролировавшее степень эмоциональной напряженности: если шея раздувалась, галстук становился тесен, это для галстуконосца был знак успокоиться. Я не помню ни одного фильма, где бы не рвали галстук от волнения, а в каком-то кто-то даже жевал. Для политиков галстук был стопроцентно обязателен ввиду эмоциональной опасности их работы и необходимости постоянно контролировать шеевздутие.

Голицын Алексей Александр – поэт, потомок Гедиминовичей-Голицыных, внучатый племяшник117117
  Так в словаре.


[Закрыть] известного поручика Голицына, героя Белого движения, о котором охотно пели песни потомки героев Красной армии: парадокс истории!

Губернатор – бизнесмен, извлекавший прибыль из управления губернией.

Дума (парламент) – бизнес-структура, извлекавшая прибыль из законотворчества.

Духи – жидкое вещество для придания женщине не свойственного ей запаха.

Жена, женщина – это я объяснила.

Инцест – половые отношения между родственниками, а также браки, на протяжении 21-го века то запрещаемые, то разрешаемые.

Каблук – главная часть красивой женской обуви, задняя подпорка, часто высокая и тонкая, делающая эту обувь максимально неудобной. Зато на высоких каблуках невозможно было пройти, не раскачивая бедрами: чем выше каблук, тем амплитуднее раскачка, для этого всё и делалось.

Конкурсы – мероприятия, сводившиеся к субъективному выбору одного из многих по тем или иным признакам. В 40-е годы официально названы деяниями, унижающими человеческое достоинство, и запрещены. Существовали подпольно в формате тотализаторов, в 70-е возродились.

Коллекционер – человек, страдавший легким психическим заболеванием собирания чего-либо, желавший иметь в личном пользовании много редких предметов; при возникновении виртуально-осязательных ресурсов это занятие потеряло смысл.

Красота – нечто, объективно (вне сознания человека и общества) не существующее, но при этом оказывающее на жизнь людей огромное значение, ибо в красоте воплощаются представления человека о гармонии, пользе, силе, богатстве, а иногда и смысле жизни. Прекрасная красота какой-нибудь далекой планеты, затмевающая всё красоты Земли, не имеет для человека ни малейшего значения. И это понятно.

Купание – см. Чистота.

Кухня – отдельное помещение, где готовилась еда. Боже, сколько воспоминаний...

Магазин – место, где абсолютно любой человек мог купить абсолютно всё из того, что там имелось, если у него на это были деньги. Этих волшебных мест (вот уж воистину пещеры Аладдина!) нет уже лет пятнадцать.

Милиция – бизнес-структура, извлекавшая прибыль из охраны общественного порядка в децентрализованном порядке (то есть в порядке не общей, а личной выгоды).

Москва – город, который был больше самого себя. Он, соответственно, нравился тем, кто хотел быть больше себя, ненавистен тем, кто не в силах был стать больше себя, и по фиг тем, кто раввин118118
  Видимо, опечатка, то есть описка, имелось в виду – равен.


[Закрыть] себе.

Мытье – см. Купание.

Ок – форма согласия с чьим-либо утверждением, происходит, насколько я помню, от слова «око». То есть – «око даю, согласен».

Орел – птица, символ власти, успеха, царственности – то ли потому, что орел летал выше всех, то ли потому, что был замечательным убийцей (люди всегда уважали животных-убийц).

Охранник – в начале 21-го века охранники часто выполняли роль привратников или швейцаров для пафоса, а не для пользы. Если в учреждении было всего пять служащих, пятым был охранник. Если трое – третьим был охранник. Если двое – вторым. Если же имелся один человек (например, при автостоянке), то это был, конечно, охранник. В начале десятых годов охранники стали самой массовой профессией, их было больше, чем врачей, учителей, военных и т. п. После этого началось очередное призадумывание в гос. масштабе на тему, до чего мы докатились.

Павлик Морозов – запутанная историческая фигура, мальчик, который119119
  Не закончено.


[Закрыть]

Папики – покровители девушек, обычно старше их на 20–30 лет. В десятые годы развилось близкое по смыслу явление – мамики.

Правительство – бизнес-структура, извлекавшая прибыль из управления государством.

Полотенце – предмет особой и изысканной роскоши, продолговатый кусок материи для вытирания с тела воды после мытья.

Презентация – мероприятие в честь какого-либо события, без которого это событие могли не заметить: люди начала 21 века были рассеянны и несамостоятельны, они видели только то, что им показывали, и знали лишь то, что кто-то хотел, чтобы они знали. Сами видеть и знать они умели редко.

Продукты – общее название всякой еды.

Продюсер – человек, извлекавший прибыль из чужого творческого труда.

Прокуратура – бизнес-структура, извлекавшая прибыль из надзора за исполнением законов.

Пьющий (человек) – пьющими или выпивающими называли людей, которые регулярно потребляли алкоголь для того, чтобы отдохнуть от самих себя и идентифицироваться с той личностью, которая возникала в результате контакта алкоголя с мозгом.

Работать – что-то делать и получать за это деньги; что-то делать и не получать деньги не считалось работой. Впрочем, прямой связи между работой и деньгами никогда не было.

Река – свободно текущий по земле поток воды. (Это не главное. Описать красоту реки.)

Реклама – бессовестное навязывание чего-либо, часто основанное на обмане; в золотые пятидесятые была категорически запрещена как явление, грубо оскорбляющее свободу человека.

Рогов Олег Геннадий – поэт и исследователь свойств розовой глины, доказавший, что в Саратове она есть, нужно только увидеть – как увидел розовыми лондонские туманы художник... фамилию не помню: факт известный, сам же художник довольно второстепенный (так явление становится больше автора).

Россия – страна, главной особенностью которой были архаичные азиатские возможности и передовые европейские потребности; необычайная духовная развитость в сочетании с крайней материальной отсталостью порождала вечный комплекс, ибо каждый русский видел себя царем, по недоразумению живущим в хлеву. Малые же национальности чувствовали себя гораздо гордее титульной: вроде того, кто главный в доме, тот и виноват, если крыша худа.

Роща – несколько деревьев, стоящих рядом, загадка дендростатистики: чуть меньше – еще не роща, чуть больше – уже лес, а сколько именно, никто так и не определил. Называли на глазок.

Сад – я это написала только, чтобы написать это красивейшее слово – САД!

Сарай – см. Хлев.

Сафронова Анна Евгений – великий русский культуртрегер и организатор литературного процесса, автор большого числа написанных и еще большего числа ненаписанных в силу занятости аналитических работ.

Сериал – удивительное телевизионное порождение рубежа 20-го – 21-го веков: изо дня в день показывали какие-то истории о выдуманных людях, и на это смотрели, не жалея свое время жизни, миллионы людей. При этом, как правило, никакого художественного значения и смысла в сериалах не было. Но сейчас, когда осталось несколько плееров, позволяющих демонстрировать эти записи, на право просмотра выстроились многолетние очереди; мне уже не дожить...

Скандал – основная форма приобретения популярности в начале 21-го века.

Собака – одновременно и любимое домашнее животное человека, преданное ему, и ругательство (человеку было свойственно презирать даже собственные привязанности).

Страдать – испытывать дискомфорт.

Теньги – теневые деньги, имевшие оборот из рук в руки, в обход государства; в России их было больше, чем денег.

Улица – пространство, образованное домами, стоящими вдоль и напротив друг друга. Исчезли еще в сороковые годы в связи с возникшей трехмерной структурой жилых конгломератов.

Фейс-контроль – соответствие лица человека, пришедшего в отдыхательное заведение, с понятиями охранника заведения о возможности пребывания этого человека в этом заведении.

ФСБ (Федеральный Сервис Бизнеса (Federal Service Business)) – бизнес-корпорация, взявшая на себя вместе с другими силовыми структурами в начале 21-го века функции управления государством, что привело к жесточайшему политическому, экономическому и нравственному кризису.

Хлев – см. Сарай.

Чердак – таинственное место детских мыслей, где обязательно стоит сундук, а в нем находится таинственная карта, и якорем там обозначен клад... Пространство под крышей дома.

Чистота – см. Мытье.

Школа – существовавшее до тридцатых годов учебное здание, где дети собирались, чтобы получать знания, мешая друг другу, поскольку было доказано, что приобретение знаний есть процесс интимный, а социально общаться можно и в других местах.

Шутка – совсем не то, что под этим понимается сейчас, так же как и юмор. Обычно связывалось с уродованием человеческих лиц и слов, показом людей, которым плохо и больно. Тогда мало кто был способен понять позднейший юмор – математический, философский и уж тем более логомерный.

Эос – какая-то античная богиня.

Я – местоимение первого лица в устных или письменных речах, обращенных к людям второго лица, часто в присутствии третьих лиц. От этого почти всегда гипертрофированно.