Текст книги "Новое следствие по делу Рудольфа Гесса"

Автор книги: Алексей Подъяпольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Предложение Бенеша разбомбить чешские военные заводы английской авиацией в Лондоне отвергли – под предлогом нехватки бомбардировщиков. Тогда в окружении президента и возникла мысль, ловко подсказанная англичанами, убить кого-нибудь из руководителей протектората, чтобы показать, что народ борется, и подполье тесно сотрудничает с эмигрантским правительством. Однако ни сил, ни средств для такой операции у правительства в изгнании не было, поэтому пришлось обратиться за помощью к англичанам – и операция по устранению Гейдриха была осуществлена. Теперь все будут знать, что она осуществлялась по замыслу самих чехов, англичане лишь оказали им техническую помощь – вот такой ловкий ход осуществила английская спецслужба!

Смерть Гейдриха действительно затруднила, но не оборвала, связь Гесса с Рейхом – у любого агента всегда имеется запасной канал связи, был он и у Гесса. Но Кальтенбруннер, сменивший Гейдриха на посту руководителя РСХА, не был посвящен в операцию, обмен информацией шел через другое высшее лицо Рейха. Однако теперь связь была более медленная и не вся информация от Центра и обратно доходила по назначению, но ни одно донесение не попало к врагам Рейха – курьеры погибали так, что противнику не доставалось абсолютно ничего…

Вернемся к операции «Перелет».

Самолеты сопровождения ложатся на обратный курс, двойник приближается к восточному побережью Великобритании. При подлете к нему он снижается, согласно английским данным, до высоты 50 футов (15 метров) и на этой высоте пересекает линию берега, исчезнув с экранов английских РЛС: низколетящие цели радары тех времен вести не могли. В этих сведениях допущена ошибка, возможно, неумышленная – двойник снизился до высоты 50 метров, а не футов. На 15 метрах высоты и скорости 480 км/ч при наступающей темноте самолет с неопытным пилотом быстро потерпел бы катастрофу, зацепив дерево, возвышенность, здание.

Ме-110 пересекает остров и выходит к его западному берегу. Пилот видит внизу водную поверхность и понимает, что ошибся. Он делает разворот к югу почти над городком Уэст-Килбрайт, снова выходит к западному берегу и, ориентируясь по нему, берет курс сначала на север, а затем на восток. Южнее Иглсхема и Ист-Килбрайта (к югу от Глазго) курс меняется на южный, над Килмерноком поворот на курс северо-северо-запад. Уже при пересечении линии восточного побережья и при всех сменах курса самолет находился под наблюдением звуковых пеленгаторов английской ПВО.

Конечной целью полета было поместье герцога Гамильтона, с которым Гесс намеревался вступить в переговоры – такова официальная версия событий. Ме-110 точно вышел на поместье с юга, что для самолета тех лет было либо невероятной удачей, либо…

Самолет, упавший в Шотландии, был оснащен радиокомпасом! Теперь можно понять, почему он сначала проскочил до Ирландского моря, а затем несколько раз беспорядочно менял курс – его наводили на район поместья Гамильтона радиомаяком с земли!

Такое вполне возможно – немецкий агент с рацией периодически посылал в эфир сигнал, включая и выключая рацию. Сигналы были короткие, непрерывную передачу вести было опасно – местонахождение радиомаяка могла запеленговать английская служба радиоперехвата.

Все было рассчитано по минутам в соответствии с немецкой пунктуальностью, но самолет достиг района цели несколько раньше расчетного времени. Затем в эфир пошел первый сигнал и, следуя показанию радиокомпаса, произошел разворот на обратный курс, радиомаяк выключился. Описав дугу, самолет берет курс на север, идет второй сигнал – курс меняется на восточный, сигнал снова исчезает. Затем пилот понял, что он уже где-то рядом с целью и начинает широкий разворот к югу, намереваясь сделать полный круг. Идет очередной сигнал – и от Килмернока самолет уже держит курс прямо на цель, где пилот, по его словам, сумел разглядеть наземные ориентиры: озеро и холм, раскинувшиеся на юге поместья.

Озер и холмов в Шотландии много, на бреющем полете и в условиях наступающей темноты можно допустить ошибку в ориентировке на местности – очень возможно, что был еще один, последний, радиосигнал, означавший что «цель достигнута»!

Надо прыгать, и пилот по спирали набирает высоту 2000 метров. Дальнейшее в английских источниках описано по рассказу пленного, цитирование точное: пилот выключает двигатели, уменьшает шаг пропеллеров, отодвигает фонарь кабины и пытается покинуть самолет. Но он продолжает лететь и поток воздуха прижимает пилота к сиденью так, что тот не может пошевелиться. Тогда он вспоминает, что лучший способ выпрыгнуть из самолета – это перевернуть его вверх колесами и вывалиться. Но этому маневру его никогда не учили, вместо того, чтобы сделать полуоборот, он рвет ручку управления на себя с такой силой, что нос самолета резко идет вверх, а пилот на мгновение теряет сознание. Придя в себя, он обнаруживает, что скорость на спидометре равна нулю. Двигатель заглох. Самолет завис в воздухе в вертикальном положении. Теряя самообладание, пилот выбирается из кабины и начинает падение, сильно ударившись правой ногой о хвостовое оперение. Затем он дергает кольцо парашюта…

Военные летчики всего мира будут смеяться над таким рассказом Рудольфа Гесса, в свое время прошедшего полный курс обучения на летчика-истребителя и любившего, пользуясь своим «служебным положением», в течение многих лет летать на одноместных, большей частью боевых, самолетах, предназначенных для выполнения фигур высшего пилотажа!

Посмотрим на все внимательно.

Набрав высоту 2000 метров, самолет идет в горизонтальном полете. После выключения двигателей он начнет терять высоту, скорость может несколько увеличиться, но не на столько, чтобы набегающий поток воздуха блокировал попытку пилота выбраться из кабины. Такое возможно только на реактивных самолетах при скоростях, близких к скорости звука. При скорости вплоть до 650 км/ч выброситься с парашютом мог даже раненый летчик, что неоднократно случалось в годы второй мировой войны с пилотами всех воюющих армий.

Чтобы опрокинуть самолет «на спину» в горизонтальном полете, необходимо одновременно работать педалями и ручкой управления. Гесс, имевший достаточный опыт пилотирования, сделал бы это чисто автоматически, но этого пилота «данному маневру никогда не учили» – вот настоящее подтверждение того факта, что в Англию прилетел не Гесс, а его двойник!

Поэтому и рвет пилот ручку управления на себя, да еще так резко, что теряет сознание от перегрузки, чего с летчиком на самолете времен Второй мировой войны произойти не могло – мала скорость полета. Двигатель же при этом маневре заглохнуть никак не мог, т. к. на Ме-110 их было два, и оба уже были выключены!

Особо следует отметить, что в авиации указатель скорости никогда не называют спидометром – так говорят люди, знакомые с автомобилем, но далекие от авиации.

Зависнуть в воздухе в вертикальном положении с выключенными двигателями не может ни один самолет, при таких действиях, как у двойника, он тут же сорвется в штопор. Похоже, что так и произошло, а пилота, уже отстегнувшего привязные ремни, просто выбросило из уже открытой кабины, когда самолет стал беспорядочно вращаться. Именно в этой ситуации он мог удариться ногой о край кабины, хвостовое оперение или крыло. Затем начал раскрываться парашют, пилот и машина разошлись…

Когда англичане впервые услышали подробности прыжка из самолета, то могли даже не консультироваться у летчиков. Им достаточно было услышать слова, которые мог произнести только человек, имеющий малый опыт пилотирования и малознакомый с авиацией и авиационной терминологией: «вспомнил, что лучший способ вывалиться из самолета – перевернуть его вверх колесами, но этому маневру не учили…». Опытным работникам английской спецслужбы сразу стало ясно, что перед ними лишь хорошая внешняя копия неплохого летчика Гесса, все свои данные о котором англичане снова стали внимательно просматривать, останавливая внимание на всех без исключения деталях его жизни…

В 22.15 неподалеку от дома фермера Маклина приземлился парашютист. Он представился по-английски: «Я немец, гауптман (капитан) Альфред Хорн. Ведите меня в Дунгавел-касл. У меня есть важное послание к герцогу Гамильтону».

Местный пост воздушного наблюдения зафиксировал время падения самолета в 23.09 по Гринвичу. Время 22.15 приводится в другом источнике и является примером того, как невнимательно многие исследователи изучают не только историю перелета Гесса, но и историю вообще!

Итак, английский пост ПВО зафиксировал время падения самолета по своим часам, т. е. по времени Гринвича, в 23 часа 09 минут. Гесс же вылетел из Аугсбурга в 17 часов 40 минут по берлинскому времени, разница же во времени между Германией и Великобританией составляет 1 час!

По берлинскому времени было уже 00 часов 09 минут – пусть Ме-110 был дальним истребителем, но он не мог находиться в непрерывном полете 6 часов 30 минут, да еще, по уверениям некоторых исследователей, после падения сохранить в баках четверть (!) своего запаса горючего! Интересно, кто и, главное, как сумел определить количество оставшегося горючего в баках самолета, разбившегося вдребезги?

Это пример того, как невнимательно исследователи изучают исторические факты, в данном же случае вышесказанное свидетельствует, что взлетевший из Аугсбурга и упавший в Шотландии самолеты не были одной и той же машиной!

Продолжим. Вскоре после полуночи парашютиста, несмотря на его протесты и заявления о срочном сообщении для герцога Гамильтона, доставили в местный штаб обороны в городке Джиффноке. Там его обыскали и выложили на стол содержимое карманов: плоская коробочка с гомеопатическими лекарствами, шприц для подкожных инъекций, бумажник с семейными фотографиями, письмом герцогу Гамильтону и визитными карточками обоих Хаусхоферов, а также конверт с мюнхенским почтовым штемпелем, адресованный гауптману Альфреду Хорну. Никаких документов, подтверждающих личность, у парашютиста не оказалось. Произвели опись вещей. Эта и две другие описи, сделанные позже, пропали из отчетов папки WO 199/3288А, к которой первоначально прилагались. Английские исследователи считают, что все описи находятся в деле 3288В, не подлежащем рассекречиванию.

Присутствовавший при обыске помощник командира королевского корпуса летчиков– наблюдателей майор Дональд обратил внимание на сходство пленного с Гессом и сказал ему об этом.

– Для меня это не новость, – последовал ответ. – Из-за этого часто попадал в неловкие ситуации.

Пленный сказал чистейшую правду: двойник одного из высших руководителей страны действительно может часто попадать в неловкие ситуации. Мало того, о существовании двойника может знать спецслужба страны и держать его под наблюдением – а вдруг он в случае непредвиденной ситуации может пригодиться?

Майор Дональд, найдя в штабе среди идентификационных карточек с типами самолетов изображение МЕ-110, попросил пленного подписать ее. Тот повиновался, и майор видел, как он написал «Альфред Хорн».

Похоже, этой подписью Дональд хотел попробовать заставить пленного раскрыть его подлинное имя – а вдруг он по привычке напишет настоящее?

Содержимое карманов пленного соответствовало тому, что мог иметь с собой Рудольф Гесс: бумажник с семейными фотографиями, визитки Хаусхоферов и письмо к герцогу Гамильтону. Лекарства и шприц Гесс также мог иметь – у него было повреждено легкое, поэтому шприц был необходим, например, для инъекции эфедрина, применяющегося при расстройствах дыхательной системы организма.

Но шприц мог иметь и гауптман Альфред Хорн – для инъекций перветина, применявшегося немецкими летчиками как стимулятор сосредоточения внимания и координации движений при длительных полетах.

Рудольфу Гессу, знавшему Хаусхоферов 20 лет, совсем необязательно было иметь при себе их визитные карточки – обычно в бумажнике держат визитки малознакомых людей, адреса же и телефоны хороших знакомых часто помнят наизусть и они всегда записаны в записную книжку.

Не было документов, удостоверяющих личность, летный комбинезон точно соответствовал фигуре пленного, следовательно, не было и надписи «Гельмут Каден» на подкладке.

В связи с этим можно сделать предположение: в тесной кабине истребителя более просторный костюм снять легче, чем подогнанный по фигуре, намокший в воде комбинезон будет мешать даже при надетом спасательном жилете, а ведь Гессу предстояло прыгнуть с парашютом в море! Может, история с комбинезоном не была случайностью?

Оружия у пилота не было – парламентеру, если считать белым флагом письмо к герцогу Гамильтону, оно не положено.

Пленный постоянно требовал свидания с герцогом и майор Дональд сказал, что позаботится о том, чтобы его сообщение было доставлено Гамильтону, добавив: «Еще я скажу ему, что вас зовут Рудольф Гесс». Все в комнате расхохотались, в то время как пленный «рассмеялся деланно». Но Дональд сказал присутствующим офицерам, что не шутит. Неделю спустя он написал другу в Лондон, что был первым, кто узнал в пленнике Рудольфа Гесса: «Это было легко. Трудность состояла в том, чтобы найти здесь достаточно проницательного человека, способного согласиться с моей точкой зрения! К счастью, около двух часов ночи мне удалось связаться с герцогом Гамильтоном».

Командир авиакрыла королевских ВВС полковник Гамильтон в этот вечер дежурил на радиолокационной станции, и именно в его секторе был засечен перелет Ме-110 через прибрежную зону.

Герцог прибыл на встречу с пленным в 10 часов утра 11 мая в сопровождении своего офицера дознания («особый отдел». – А.П.), капитана ВВС Бенсона. Перед встречей им показали предметы, изъятые у пленного. Кроме всего уже упомянутого, там был, по воспоминаниям Гамильтона, фотоаппарат «Лейка», про письмо же герцог не упоминал. Затем Гамильтона и Бенсона проводили в комнату, где находился немецкий летчик.

По словам Гамильтона, немец начал разговор с того, что сказал, что видел его в 1936 году во время Олимпийских игр в Берлине, когда герцог обедал в его доме; он спросил, не узнал ли он его и представился: «Рудольф Гесс». В отчете Гамильтон указал, что не помнит, чтобы встречался с Гессом раньше. Это английская версия встречи, в других странах придерживаются иной точки зрения.

Герцог был знаком с Гессом. В 1936 году под предлогом поездки на Олимпийские игры он посетил Берлин, где имел несколько строго конфиденциальных встреч с Гессом. После отъезда Гамильтона контакты с ним Гесс поддерживал при посредстве швейцарского дипломата и историка, сторонника нацистов Буркхарда.

Следуя логике исторических событий, Гамильтон действительно мог встречаться с «наци № 2» в 1936 году. Открытие Олимпийских игр состоялось 1 августа, а 18 июля радиостанция Сеуты передала в эфир условный сигнал «над всей Испанией безоблачное небо» и в этой стране начался фашистский мятеж генерала Франко, переросший в Гражданскую войну.

Первой на мятеж отреагировала Франция: уже 23 июля французское правительство запретило вывоз военных материалов и вооружения в Испанию, а 1 августа Франция объявила о своем невмешательстве в гражданскую войну.

Война в Испании вызвала беспокойство и в Лондоне – на юге Пиренейского полуострова находится Гибралтар, важнейшая стратегическая база Великобритании. Англичане быстро поняли, что Германия обязательно поддержит генерала Франко, а такой ход событий может представлять для Гибралтара реальную угрозу.

Можно предположить, что Гамильтон ездил в 1936 году в Берлин под предлогом обсуждения вопроса о Гибралтаре, однако могла быть и еще одна причина.

Этой причиной мог быть СССР! В Лондоне понимали, что рано или поздно Германия попытается взять реванш за поражение в первой мировой войне. Поэтому для Запада было бы отличным вариантом столкнуть между собой Гитлера и Сталина. Москва с самого начала поддерживала республиканское правительство Испании, против которого выступил генерал Франко, а его вскоре обязательно поддержит Берлин. Необходимо постоянно поддерживать их противостояние, доведя в будущем Германию и СССР до военного столкновения.

В Лондоне «Майн Кампф» читали и знали тезис Гитлера о нехватке у Германии жизненного пространства. Такие высказывания неотвратимо приведут фюрера к войне, но пусть он ищет жизненное пространство на востоке, в стране большевиков. Но как толкнуть Гитлера на Восток?

Политическими уступками и свободой любых действий против большевиков и тех, кого они и кто их поддерживает. Германия желает победы генералу Франко? И уже 9 сентября 1936 года с помощью Лиги Наций (предшественница ООН) западные страны подписывают международное соглашение о невмешательстве в гражданскую войну в Испании, создается Международный комитет по невмешательству.

Это был «аванс» Гитлеру. 25 октября в Берлине подписывается итало-германское соглашение о разграничении сфер экономической экспансии на Балканах и в Дунайском бассейне, о совместной борьбе против Испанской республики и признании захвата Эфиопии Италией. Так оформилась ось «Берлин-Рим». Ровно через месяц, 25 ноября 1936 года, подписывается германо-японский «антикоминтерновский пакт», уже по своему названию направленный против Коммунистического Интернационала, во главе которого стоял СССР.

После этого в Лондоне, Париже и Вашингтоне могли считать, что Берлин и дальше будет осуществлять выгодную им политику, конечная задача которой заключалась в полном уничтожении большевизма не только в России, но и во всем мире…

Вот к каким событиям могла привести поездка Гамильтона в Берлин на Олимпиаду, где он мог тайно встречаться с Гессом, одним из самых практичных и трезвомыслящих руководителей Рейха!

Тайная политика зачастую исключает прямые официальные контакты между главами заинтересованных государств, поэтому необходимы посредники, больше похожие на связных. Таким посредником-связным между Гамильтоном и Гессом, точнее, между Берлином и Лондоном и стал швейцарский дипломат и историк, сторонник нацизма Буркхард.

Дипломат нейтральной Швейцарии мог проехать в любую страну даже во время боевых действий, а швейцарский ученый-историк не вызывал особых подозрений встречами с любителем военно-морской истории Гессом и представителем старинного аристократического рода Гамильтоном. «Нейтральный» дипломат-историк был идеальным вариантом связи, а его политические симпатии на Западе никого не волновали, главное, чтобы он не симпатизировал левым.

После встречи с пленным Гамильтон заявил гарнизонному командованию, что арестованный является «важной персоной и его следует поместить в более надежное место, где не бомбят, и приставить надежную охрану». После обеда немца на машине «скорой помощи» в сопровождении эскорта доставили в военный госпиталь в замке Бьюкенен севернее Глазго и приставили к нему охрану.

Герцог же съездил на место падения самолета, после чего вернулся в штаб ПВО и, по его воспоминаниям, позвонил командующему ВВС и сказал, что у него имеется важное сообщение для министерства иностранных дел. Затем Гамильтон стал звонить непосредственно в МИД, стараясь выйти на секретаря министерства Кадогана. Ему ответили, что он занят, поэтому подойти к телефону не может, добавив стандартную бюрократическую фразу «позвоните завтра».

Герцог возмутился, началась телефонная перепалка, и вдруг в трубке возник еще один голос: «Говорит секретарь премьер-министра. Премьер прислал меня в МИД, поскольку ему стало известно, что у вас имеется какая-то интересная информация. Я только что появился и хотел бы узнать, что вы предлагаете делать»?

Наверняка о многом умолчал в своих воспоминаниях герцог Гамильтон, но в этом эпизоде он допустил ошибку, случайно сказав правду: вклинившийся в разговор секретарь Черчилля даже не попробовал узнать, в чем дело, а сразу спросил, что герцог предлагает делать!

Из этого ясно, что Черчилль еще до звонка Гамильтона знал о случившемся. Секретарь премьера Коллвилл позже придумал настолько странное оправдание для объяснения своего присутствия в МИДе, что оно служит доказательством того, насколько английская версия «дела Гесса» сильно отличается от действительных событий. Коллвилл в 1969 году утверждал, что в то утро ему приснился сон, будто в Англию на парашюте прибыл сам Гитлер!

Гамильтон встретился с пленным в 10 часов утра 11 мая, примерно в час дня он стал звонить в Лондон, однако многие историки, в том числе и английские, считают, что секретарь Черчилля и сам премьер уже в 5.30 утра 11 мая знали о прилете в Англию человека, похожего на заместителя Гитлера.

Мало того, английские историки считают, что о прилете Гесса в Англию в Лондоне знали задолго до его появления и ждали. Информация о полете Гесса, считают англичане, пришла из Аугсбурга, сообщить ее могли следующие лица: владелец авиаконцерна Вилли Мессершмитт, кто-то из окружения Геринга, или некая девушка «из промышленных кругов» Германии (скорее всего, чья-то секретарша).

Английские историки правы – Лондон мог получить из Аугсбурга информацию о готовящемся вылете Гесса… в Норвегию согласно заранее поданной им заявки на полет!

Это вполне возможно, как возможно и то, что в окружении Черчилля, зная дату вылета Гесса в Норвегию, могли обсуждать возможности его перехвата и уничтожения при полете над морем или при подлете к месту назначения. Однако дальше разговоров дело не пошло по простой причине – английские ВВС не имели истребителей дальнего действия типа немецкого Me-110. Блокировать же южное побережье Норвегии боевыми кораблями, чтобы сбить самолет Гесса зенитным огнем, было нереально – это привело бы только к большим потерям, т. к. немцы быстро обнаружили бы корабли и уничтожили.

В понедельник 12 мая на Даунинг-стрит 10, резиденции британского премьер-министра, собралось все британское руководство, присутствовал и Гамильтон. Черчилль в кабинете беседовал с министром иностранных дел Иденом, затем к нему был приглашен герцог. Черчилль сказал ему, что хочет, чтобы как можно скорее провели опознание немецкого летчика. В это же время на Даунинг-стрит был срочно вызван Стюарт Мензис, руководитель британской секретной службы «Инджеллент Сервис». Решено было послать в Глазго Айвона Киркпатрика, бывшего с 1933 по 1938 годы первым секретарем британского посольства в Берлине, чтобы, как выразился секретарь МИД Кадоган, «подвергнуть Гесса медицинскому осмотру». Киркпатрик не только часто встречался с Гессом, но и достаточно близко знал нацистов, в результате чего стал ярым противником политики «умиротворения». В это же время Черчилль показал пришедшему на Даунинг-стрит лорду Бивербруку изъятую у летчика фотографию мужчины с маленьким мальчиком и спросил, не знает ли он, кто это?

Бивербрук, встречавшийся с Гессом в Берлине и обсуждавший с ним вопросы международной политики, не задумываясь, ответил: «Гесс».

Гамильтон и Киркпатрик вылетели в Тернхаус для опознания летчика. Во время встречи немец в течение почти трех часов произносил речь, весь смысл которой сводился к скорейшему заключению мира между Германией и Великобританией, причем было заявлено, что переговоры начнутся только с новым британским правительством. Черчилль и его кабинет не те люди, с кем фюрер согласится сесть за стол переговоров.

Киркпатрик опознал в прилетевшем немце Гесса! Так же он отметил, что Гесс держится весьма спокойно, хотя несколько выбит из привычной колеи. Утверждение о том, что он прибыл по собственной инициативе, превратилось у Гесса, по словам Киркпатрика, в мономанию. Еще у него сложилось впечатление, что Гесс, делая в своей речи анализ экономического и политического положения Германии и Великобритании, был плохо осведомлен о германской стратегии и производстве и прибыл в Англию все-таки по собственной инициативе, а не по договоренности с Гитлером.

Резюме рапорта Киркпатрика секретарь МИДа Кадоган передал Черчиллю. Позже в дневнике он записал: «Несомненно, это Гесс. Но невозможно понять, зачем он прибыл, если только не сошел с ума». По свидетельствам врачей, он находился в полном здравии. Предложение подослать к Гессу кого-то, кого он принял бы за представителя «оппозиционной» группы и принялся склонять на свою сторону, Черчилль не принял, т. к. уже обсудил с «Инджеллент Сервис», как поместить пленного в комнату, нашпигованную микрофонами, чтобы можно было записывать каждое его слово и каждый вздох. Также Черчилль отдал письменный приказ о том, что с Гессом следует обращаться как с военнопленным и содержать его под наблюдением Министерства иностранных, а не внутренних дел:

«1…Этот человек, как и остальные нацистские лидеры, потенциальный военный преступник, в конце войны его и его соратников можно будет также объявить вне закона. В таком случае его раскаяние сослужит ему хорошую службу.

2. А пока его изолировать в подходящем помещении, оборудованном «Си» (разведкой. – А.П.) всеми необходимыми приспособлениями, недалеко от Лондона, и пользоваться каждой возможностью изучать его образ мыслей и добывать прочую полезную информацию.

3. Следует обеспечить ему здоровые и комфортные условия существования; не отказывать ему ни в еде, ни в книгах, ни в письменных принадлежностях, ни в отдыхе. У него не должно быть контактов с внешним миром или посетителей… К нему нужно приставить охрану. Он не должен видеть газет и слушать радио; обращаться с ним нужно достойно, как если бы он был важным генералом, попавшим в наши руки. У.С.Ч. 13. 5. 1941».

Такова официальная английская версия событий, но многие исследователи считают, что с Гессом – очень крупной нацистской фигурой – вне сомнения, встречались некоторые высшие чиновники британского МИД и, возможно, с ним беседовал и сам Черчилль. Слухи о такой встрече просочились даже из-за плотно закрытых дверей правительственного кабинета и долго циркулировали по Лондону. По этому поводу был сделан даже специальный парламентский запрос, который, впрочем, не имел результатов. Однако некоторые исследователи полагают: на встречах речь могла идти о необходимости союза между Германией и Великобританией в борьбе против распространения «заразы большевизма».

Позднее сын герцога Гамильтона Джеймс Дуглас писал, что Гесс предлагал Англии заключить мир и союз с Германией против России, которую Рудольф именовал не иначе, как «врагом Европы». У Дугласа имелись собственные источники информации, причем наверняка из первых рук – от его отца, герцога Гамильтона.

Если верить Дугласу, то условия договора выглядели примерно так. Главное – это достижение твердой договоренности еще до начала немецкого вторжения в Россию. Причем Великобритания должна признать все немецкие интересы в Центральной Европе. Дугласа дополнял Феликс Керстен, являвшийся с марта 1939 года личным врачом рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, а также лечивший Роберта Лея и Иоахима фон Риббентропа.

В своих выпущенных после войны книгах Керстен утверждал, что Гесс предлагал англичанам расчленение гигантского Советского Союза на три-четыре зоны. Первая будет принадлежать Германии, и ее граница пройдет по реке Обь. Вторая зона достанется Англии, получавшей под контроль весь район между Обью и Леной. Соединенным Штатам Америки достанется вся восточная часть бывшего СССР, включая Камчатку и Охотское море. Далее начиналась зона интересов Японии (Приморье и Забайкалье). Естественно, эти замыслы могли реализоваться только при условии объединения этих держав в борьбе против СССР.

Уж не эти ли сведения являются причиной того, что все материалы о деле Гесса засекречены британским правительством до… 2017 года, столетия Октябрьской Революции? А ведь случилось именно то, что предлагали гитлеровцы и чего очень долго добивались западные державы – СССР расчленен, вдобавок, пусть смутно, но просматриваются некоторые пункты данного плана: например, Чукотка начинает «тяготеть» к США, Приморье – к Японии, Молдавия – к Румынии. Страны же Балтии (Эстония, Латвия, Литва), которых до Второй мировой войны в Европе именовали «лимитрофами» (придатками), откровенно стремятся в НАТО. В Турции выпускаются географические карты, где ее территория включает в себя Крым, Южную Украину, Краснодарский и Ставропольский края, Дагестан, Астраханскую область и все Поволжье вместе с Татарстаном. Далее должно произойти расчленение непосредственно России на мелкие независимые страны, примером чего является Чечня. Хотя война в Чечне не стыкуется с планом гитлеровцев, но ведь планы можно корректировать в связи с изменением обстановки.

Информация к размышлению. В августе 1939 года англо-франко-советские переговоры по коллективной безопасности в Европе окончательно зашли в тупик. Попытки наших будущих союзников переложить всю тяжесть противостояния с фашистской Германией на плечи СССР успехом не увенчались. В создавшихся условиях СССР был вынужден заключить с Берлином Пакт о ненападении, что отсрочило для нашей страны начало войны. Подписание договора было встречено на Западе «в штыки», там расценили этот шаг как сговор Сталина и Гитлера. Таким образом, для Великобритании и Франции СССР по-прежнему, как и в предыдущие десятилетия, оставался врагом № 1.

В сентябре 1939 года в Генштабе Франции, несмотря на начало войны с Германией, впервые прозвучало предложение о нанесении бомбовых ударов по советским нефтяным месторождениям.

В начале октября французское правительство поставило перед военным командованием вопрос: в состоянии ли французские ВВС «подвергнуть бомбардировке из Сирии нефтепромыслы и нефтеперерабатывающие заводы на Кавказе»?

На французские инициативы тут же отреагировали англичане. Один из первых британских документов, составленный в рамках аналогичного проекта, датирован 31 октября 1939 года. В нем подчеркивалась «уязвимость советских нефтяных источников – Баку, Майкопа и Грозного».

Бакинская нефтяная промышленность давала в то время до 75 % всей отечественной нефти, в том числе более 90 % технических масел, 80 % бензина и около 90 % керосина. Поэтому автор документа (оставшийся неизвестным) и утверждавший, что «если уничтожить русские нефтепромыслы на Кавказе, нефти лишится не только Россия, но и любой союзник России, который надеется получить ее у этой страны», был недалек от истины не только тогда, но и, судя по событиям последних 15 лет, в наше время.

С началом советско-финской войны Англия и Франция активизировали свои приготовления к войне против СССР. В январе 1940 года английское посольство в Москве сообщило в Лондон, что «акция на Кавказе может поставить Россию на колени в кратчайшие сроки», поскольку уничтожение кавказских нефтепромыслов нанесет СССР «нокаутирующий удар». В середине января того же года секретарь французского МИДа Леже сообщил американскому послу, что премьер-министр Даладье предложил отправить в Черное море эскадру для блокады советских морских коммуникаций и бомбардировки Батуми, а также настаивал на атаках с воздуха бакинских нефтяных скважин. При этом Леже заявил послу Буллиту: «Франция не станет разрывать дипломатических отношений с СССР или объявлять ему войну, но она уничтожит его, при необходимости, с помощью пушек».