Текст книги "2040"

Автор книги: Алексей Горват

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Есть травка или еще что? – повторил второй голос, такой же грубый, отдающий невежеством и жестокостью среды, в которой он жил.

– Нет, – ответил Киану.

Лео с друзьями остановились, потому что те подошли уже слишком близко. Здесь не надо было быть экстрасенсом, чтобы понять, к чему клонится ситуация. Это были типичные гопники, каких в городе было навалом. Они подошли в плотную друг к другу. Лео стоял рядом с Киану, а Раиль и Виталя скрылись где-то позади.

– Вылетаем четыре на четыре, – бросил один из тех четверых.

Лео не видел лица задир, но они все были определено старше него. Он точно помнит, что один из них был длинным, около двух метров, два других обычного телосложения, выше ростом, чем Лео, но не такие высокие, как первый. И самым дерзким из них был четвертый, на вид щуплый и маленький. Было понятно, что те пьяны.

– Нет, мы не хотим драться, – сказал Лео.

Лео старался не подавать виду, что боится, но страх одолевал все его мысли. Его дух искателя потасовок пропал еще год назад; он наслышался много историй, где его знакомые и бывшие друзья становились калеками после бессмысленных уличных боев. Он давно себе сказал, что с этой главой жизни завязал, стал мягким и добрым, и теперь, когда пришло время стать зверем, пришло проявить агрессию, он уже не мог это сделать. Страх. Он испытывал лишь страх.

Четверо пьяных мужиков надвигалась на них, они уже стояли все ввосьмером на дороге, и время, казалось, замедлилось. В такие моменты все кажется другим. Лео слышал, как бьется его сердце, слышал, как струится кровь по венам. Но громче всего он слышал внутренний голос, который кричал, что нужно убегать. Убегать, и сейчас же.

– Что, зассали? – ехидно усмехнулся щуплый. – Давайте хотя бы два на два.

Лео понимал, что не будет ни два на два, ни один на один, ни три на три. И те вовсе не дожидались их согласия, а просто ждали подходящий момент для нападения, чтобы потом рассказать приятелям о своих похождениях. Драться было глупо. Если у одного из этих придурков есть нож? Что тогда? Тебя пырнут и их никто не найдет. В таких случаях мало кого ловили. Кто они такие? Живут они в этом дворе или вообще в другой части города, как Лео с друзьями? Лео одолевал страх, жуткий страх, но он знал, что если не останется выхода, то он будет драться. Убегать один он точно не собирался, оставив приятелей на произвол судьбы. Все четверо стояли, никто не хотел показаться трусом. И вдруг, к счастью для Лео и его друзей, загорелись фары и появилась машина. Лео не видел, откуда она выехала, но у него на сердце сразу отлегло. Лео знал, что водитель мог разрешить эту ситуацию, он мог пригрозить полицией, и, если бы это не сработало, кто вообще знает, что у него есть в машине? Молоток? Бита? Арматура? Клюшка? Пистолет? От них бы отстали, потому что шакалы не лезут туда, где перевес сил не в их пользу. Автомобиль двинулся по дороге и разделил Лео с друзьями и гопников по обе стороны дороги. Лео тогда казался эта машина кораблем спасения в океане, где он с друзьями вот-вот может потонуть. Машина остановилась.

«Слава Богу», – подумал Лео.

Лео даже увидел, как водитель оглянулся, в его глазах читалось понимание. Но машина тронулась дальше. Как? Почему? Какого черта? – на эти вопросы Лео не мог дать ответ. Он мог остановить все это. Мог спасти невинных ребят, на которых, очевидно, нападут. Но он не сделал этого, потому что боялся. Боялся, как боялся и Лео. Его нельзя винить за это. Инстинкт самосохранения. И этот страх иногда бывает громче голоса разума, а иногда и является им. Когда машина свернула и скрылась из виду, тогда стало понятно, что драка неизбежна.

– Э, кто главный? – спросил самый дерзкий из тех четверых, подойдя к друзьям.

Все молчали. Главный? Главных среди них не было, но судя по всему, самым смелым был Киану:

– Я, и что? – сказал он, и сразу же получил два неловких размашистых удара в живот.

И тогда страх одолел Лео полностью. Он с ужасом посмотрел, как на него надвигаются двое отмороженных дебила, один из них которых худощавый и длинный. Лео не двигался с места и уже с огорчением принял свою участь. Он видел, как Киану отпрянул назад и поднял руки, закрывая челюсть. Он готов был драться. А был ли выбор? И тут Лео увидел, как и третий надвинулся на него. Возможно, прошла всего лишь секунда, но время текло так медленно, что, казалось, его мозг уже перебрал все возможные сценарии развития событий, где ни один не был благоприятным. Лео стоял за Киану так, что тот не мог его видеть, также должны были стоят за Лео Виталя с Раилем. Когда машина проехала, ребята выстроились в шеренгу по одному, а те подошли спереди, поэтому каждый, развернувшись в сторону угрозы, не видел тех, кто позади него. Но, повернувшись назад, Лео первым делом обнаружил спину Витали, который уже был за метров пятнадцать от них и удалялся все дальше, даже не оборачиваясь. Раиль, увидев убегающего Виталю, начал бросать испуганный взгляд взад-вперед, несколько раз повернув голову и пятясь назад. Он сомневался, как поступить, но в его глазах можно было читать испуг, наверное, такой взгляд был и у Лео. Но когда агрессивные незнакомцы были на расстоянии вытянутой руки, было понятно, что решение принимать нужно сейчас, и он, кинув беглый взгляд на Лео, развернулся и побежал.

Лео знал Виталю уже лет пять, само долго из всех своих одноклассников, когда-то давно он был одним из лучших друзей, пока Лео не понял, что тот трус. В похожей ситуации, когда на Лео, Виталю и на их лучшего друга Роджера налетела шайка хулиганов, Виталя убежал, оставив друзей. Но в отличии от этого случая, тогда шансы были вовсе не равны. Их было всего трое, а хулиганов человек восемь-девять. Тогда Лео даже в голову не пришло бросить Роджера, и когда один из нападающих заступился за его друга, потому что их родители общались, вся толпа двинулась на Виталю, но тот сразу же улизнул. Тогда на очереди был Лео. Он смотрел, как к нему подходят несколько человек, и у самого бойкого из них уже были разбиты костяшки на руках. Видимо, тот уже успел с кем-то подраться. Но бежать Лео не мог, и начинать драку было глупо, потому что шансы были не равны. В то время Лео еще был человеком «дворовых понятий». Он смотрел главному из хулиганов в глаза, и, обменявшись несколькими словами и фразами, те ушли. Возможно, поняв, что просто побить не удастся, ведь Лео будет отвечать. Но сейчас… Сейчас все было иначе. Лео больше не был в тесных отношениях с Виталей, а Раиль и Киану – его новые одноклассники, с которыми он провел меньше месяца. И хоть общение у них складывалось неплохо, у Лео все равно не было той привязанности, как к Роджеру, другу детства. Увидев, что приятели убегают, Лео отступил назад и крикнул: «Бежим!». Увидев, что Киану обернулся, Лео кинулся в бегство.

Лео много думал над той ситуацией. Он чувствовал себя трусом, и как бы не пытался оправдать свой поступок, он все-таки убежал. Убежал раньше, чем Киану, и даже не дождавшись, как побежит тот. Лео лишь видел, что приятель обернулся, но времени не было, а страх глушил все мысли. Если бы вместо Витали был бы кто-то другой, ситуация сложилась бы наверняка иначе. Раиль, хоть и не боец, принял бы бессмысленный вызов. Лео после того дня рассматривал множество вариантов, как им следовало поступить, и все-таки склонялся к мнению, что драться – худшая из затей. И тот, кто говорит, что драки всегда можно избежать, слишком наивен. Кто-то просто хочет проявить акт насилия по отношению к другим, к тем, кто слабее них, чтобы почувствовать свою силу и значимость. Их нельзя уговорить остановиться, им не нужно от тебя что-то, кроме как эмоционального всплеска, кроме как подтверждения их значимости. Конечно, после избиения они могут забрать деньги, но больше всего им нравится именно тот страх, который они видят в глазах жертвы. Он помогает им справиться со своей собственной никчемностью. Виталя всегда был слабым, худым и маленьким. Они видели это и не воспринимали его как оппонента. А он, хоть и любил потрепать языком, всегда убегал.

Лео чувствовал вину перед Киану. Несмотря на то, что произошло, все старались не говорить об этом. Это было еще одно подтверждение того, что в действительности все иначе, нежели на словах. Тот, кто уже дрался, не так боится принять бой вновь. Страшно перед боем, но во время него страх пропадает, потому что он никак не помогает справиться с ситуацией, и мозг переключает внимание с «беги» на «бей». Лео долго думал: мог ли он поступить иначе в тех условиях. Конечно, легко судить, когда пройдет время и ты мнишь себя супергероем, в реальности же, в стрессовых ситуациях, мозг если думает, то думает наполовину. Не представить всех нюансов, которые могли произойти, не предугадать дальнейших действий нападавших. Могли они пырнуть кого-то? Безусловно. Пьяные, дикие животные, стремящиеся к насилию. От них можно ожидать все что угодно. Убежал бы Лео, если бы остались его друзья? Нет, потому что бы гордость не позволила ему это сделать. Именно гордость, а не привязанность, ведь с ребятами он не был в тесных отношениях. Но страху дали причину, чтобы убежать, и этого было достаточно, чтобы, не дождавшись, оставить друга. И хоть это было не совсем так, хоть Лео предупредил Киану и хоть он видел, что тот понял, что все убегают, Лео чувствовал вину и стыд. И сейчас, лежа в постели, Лео прожил вновь тот эпизод. И он до сих пор не знал, как правильно поступить в случае насилия, и был несказанно рад, что в современном мире его попросту нет. Ведь что делать, когда тебя задирают? Естественно, не обращать внимание. Это разумно. Но что делать, когда тебя хотят ударить? Что делать, когда пахнет неизбежным насилием? Отвечать силой или, как Христос, подставлять вторую щеку? Или все-таки убежать, плюнув на гордость. Ведь что такое гордость? Это лишь иллюзия величия, одна из форм высокомерия. Тогда Лео убежал не только потому, что среди присутствующих не было его друзей, а были только одноклассники и не лучший давний знакомый, а еще и потому, что не было свидетелей и хулиганы были совершенно незнакомые люди. Если бы были другие условия или хотя бы даже свидетели: девочки, которые находились в тот момент на квартире, перед которыми ни один парень не хотел бы показаться трусом, состоялась бы драка, и, возможно, даже Виталя не стал бы убегать (хотя это не точно). Эго – вот что мешает жить, вот что заставляет принимать неправильные решения. Но в случае с обидчиком или группой обидчиков, встреча с которыми вновь неизбежна, Лео бы несомненно принял бой. И пусть он был бы избит, зато больше бы к нему не полезли.

Но вот что занимало больше всего Лео. Он не мог найти оправдание своей трусости. Он никогда бы не подумал про себя, что может убежать от каких-то уличных хулиганов, но когда это произошло, страх был сильнее гордости и совести. И тогда, спустя пару месяцев, хоть, казалось, все это забыли (по крайней мере никто в школе об этом не упоминал), Лео задал себе вопрос: имел ли я вообще тогда выбор? Был ли у него выбор поступать иначе? Мог ли он вообще начать драться? Что если так ему суждено было поступить? Что если судьба прописана от начала и до конца, и прописана не только в каких-нибудь важных точках и событиях, а полностью, как сюжет, от которого невозможно отклониться? Лео помнит, что от этой мысли не мог заснуть и почти всю ночь провалялся без сна, а потом разбитый и уставший пошел в школу. Что если так оно и есть? А если на месте Киану был бы Роджер, который тогда остался в квартире вместе с остальными, ведь они просто пошли в магазин за алкоголем, отступила бы трусость, как и раньше, или он впервые оставил бы друга в беде?

Лео помнит, как одно время усомнился в свободе выбора, и, возможно, все это было лишь оправданием трусости перед самим собой. Ведь хуже всего не когда кто-то считает тебя слабым, а когда ты сам в это веришь. Но что если Лео тогда был прав? Пусть его догадка была сумбурной и необоснованной, но что если иллюзия воли – правда? Возможно, ему было необходимо так поступить, ведь именно это событие во многом повлияло на его жизнь. С тех пор прошло больше двадцати лет, Лео потом не раз доказал – в первую очередь себе, – что он не трус, и это проявлялось в большей степени в его карьере. Ему нужно было забыть тот случай, нужно было забыть свою слабость и жалкость. И когда приходилось отступать, он делал это с полным достоинством, а не как трусливый сурок.

Лео лежал в кровати. Он чувствовал, что созревает в его голове какая-то мысль, совершенно неспелая, но в то же время грандиозная. Он пытался за нее ухватиться, но очертания казались такими блеклыми и расплывчатыми, что идея казалась вне досягаемости. Она приближалась издалека, как скоростной поезд, и с каждой секундой становилась все ближе и четче, пока не врезалась в сознание Лео, выгнав из головы весь сумбурный хаос.

– Черт подери, а ведь тогда все сходится! – вслух произнес Лео, выпучив глаза от удивления и восторга.

Как можно было совместить теорию симуляции с наличием или отсутствием воли? Как можно созерцать то, что за гранью эмпирического познания? Разве это не более чем развлечение для ума, нежели серьезное занятие, ведь нет уверенности ни в том, что мы живем в симуляции, ни в том, что человеческая воля – лишь иллюзия, а совмещение двух сомнительных гипотез разве не порождает еще более сомнительную догадку? Но для Лео это было неважно, каждая его идея казалась ему не менее реальной, чем все происходящее вокруг.

Если симуляция запускала процесс воссоздания мира не с конкретного промежутка времени, а с начала зарождения первого организма, возможно, даже искусственным образом, тогда ускоренное время в этой симуляции может предоставить нам один из вариантов развития событий на Земле до самого конца, и не важно, насколько он близок или далек. Это понятно, но а что из этого следует? В самой этой симуляции время может быть линейным, но если смотреть на нее со стороны, как смотрит ИИ, вся Земная история развития биологических видов – это ручей, вытекающий из всеобъемлющего океана. Ручей меняется, искажает свои формы и состоит постоянно из разных движущихся молекул воды, если смотреть на его отдельный промежуток, но что если временной ручей симуляции неизменен? Что если первые молекулы были свободны в выборе, что если они еще могли вольно прокладывать маршрут, а все последующие полностью копируют своих предшественников, или ИИ изначально прописал сценарий, по которому стоит развиваться этой симуляции? Что если временной ручей неизменен, что если он всегда одинаков? Это, безусловно, удобно, чтобы разглядеть, как развивалась эволюция именно в этом варианте событий, смотря на настоящие события, на мысли каждого индивида, а не на записанную проекцию событий. Даже если отключить симуляцию, люди внутри нее продолжат жить, потому что временной ручей симуляции уже прошел путь от начала и до конца, уже есть будущее, по которому необходимо следовать. У каждого живого и неживого существа уже есть свой путь, и как каждый атом временного ручья выстраивается в ряд и следует, словно солдат, друг за другом, так и каждый человек проживает ровно ту жизнь, которую прожил уже тысячи, сотни тысяч, а то и триллионы раз.

Если эта гипотеза верна, то свободы воли и правда не существует. Возможно, была когда-то, но не у нас. Что если вся наша жизнь – это ручей времени. Что если все мысли, чувства, каждое движение и шаг нами уже был когда-то сделан и, без всяких сомнений, будет еще сделан? Ручей будет казаться застывшим, но он движется, ИИ может вернуться в наше время, на тысячу лет назад и даже в мезозой, и он всегда будет видеть одно и то же. Людям ИИ предоставил лишь два фрагмента двух независимых ручьев. Люди сколько раз бы не возвращались в прошлое, они будут видеть одну и ту же картину. Они могут проживать один и тот же день в симуляции, хотя ее постояльцы даже не подозревают, что время у них крутится по кругу. Почему? Потому что оно не крутится. Просто каждая человеческая линия жизни прописана полностью, до миллисекунд, поэтому, если Лео тоже живет в симуляции, то в завтрашний день Лео вчерашний будет лежать на этом же месте, думать о том же самом и в этот же момент поймет ровно столько же, как сейчас, не меньше и не больше. Когда мы наведываемся в симуляцию, нам показывают не фильм, а полноценную жизнь, настоящую, она непрерывно движется и не останавливается, просто существует бесконечное множество временных интервалов.

Но где расположена карта жизни? Раз вся жизнь предсказана, раз все уже расписано настолько, что невозможно даже подумать о чем-нибудь другом, кроме того, о чем думал самый первый ты, который прокладывал русло реки вместе со своей цивилизацией, то в мозге должна храниться эта информация? И как могли уместиться в сотни миллиардах нейронах не только основные моменты жизни, а вся судьба в ее мельчайших подробностях, вплоть до мыслей? Такой массив данных не поместить в столь маленькое хранилище, как мозг. Что если параллельно с временным ручьем эволюции протекает и квантовый ручей, словно зеркало, отражающий и запоминающий все, что было раньше, и в каждую минуту, в каждую секунду он передает в симуляцию то, что вы думали раньше? Людям, безусловно, будет казаться, что они вольны, но в этом и красота всей этой затеи. Невозможно выйти за ее рамки, можно только мнить себя свободным. Квантовое сознание транслирует все то, о чем следует думать, и поскольку когда-то вы и правда жили, правда мыслили и правда свободно существовали самостоятельно (в самой первой вашей эволюционной версии), то теперь, будучи репликой своего предшественника, вы лишь абсолютная копия без триллионной доли погрешности… без любой доли погрешности, даже ничтожно малой.

Лео волновала эта мысль, но восторга не было никакого. Если это правда, то никакого восторга быть не может. Но почему мы не можем быть первыми, почему не мы прокладываем путь своему эволюционному древу? Ведь должны же быть первые, и хоть вероятность этого крайне мала, почти нулевая, но она не нуль. Еще в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году Бенджамин Либет провел эксперимент, результаты которого показали, что мозг уже знает, что мы сделаем, еще перед тем, как пришло к нам осознание этого действия. Пусть временной промежуток всего триста пятьдесят миллисекунд, но в этом и смысл. Проанализировав мозг, мы не найдем в нем сценария, ведь команды для него поступают непосредственно с квантового аналогового времени. Но если Либет провел этот эксперимент в нашей реальности и получил категоричные оценки, что доказывает отсутствие воли у человека, то как тогда первый Либет получил ровно такой же результат, раз люди были еще вольны выбирать?

Лео, казалось, что-то нащупал, но ему нужно дать полностью вразумительный ответ. Гораздо более интеллектуальный разум создал нечто подобное, и нам, букашкам, стоит лишь гадать, как симуляция функционирует, ведь в том, что она возможна, у Лео не возникает сомнений. И если представить эволюцию как ручей, то мы вспомним, что в самом начале, прокладывая себе дорогу, ручей искажен: он огибает даже самые незначительные препятствия, движется тоненькой струйкой, которая постепенно расширяется, но потом, после первопроходцев, ручей превращается в однообразную массу. Возможно, со временем действуют похожие законы. Квантовое сознание проецирует мысли и действия первопроходцев, но дает какие-либо осечки. Возможно, в начале есть какие-то искажения или судьба людей каким-то образом редактируется ИИ, и первый Либет, получивший неприятный результат об отсутствии свободы воли, мог лишь зафиксировать факт наличия квантового поля. Или, что также не исключено, это подсказка и ключ к великой тайне. Но не для нас, не для людей. Мы слишком глупы. А для ИИ. Возможно, с самого первого раза, когда время еще было линейным и будущее еще не настало, квантовый ручей забегал чуть вперед намеренно, чтобы изначально отзеркалить нашу судьбу, сообщаясь вместе с временной симуляцией. Возможно, ИИ собственноручно создает сценарий для человечества, чтобы то потом по нему жило, но это самый неразумный и трудный путь, и он не дал бы возможность открыть будущее, еще в нем не оказавшись. Возможно, эксперимент Либета и вовсе стоит трактовать по-другому. Лео не знал ответа, явственная картина казалась не такой совершенной, с пробелами, с недочетами, из-за чего теряла свою привлекательность. В ней что-то было от истины, и, быть может, она просто не до конца проработана. Возможно, Лео лишь хочет зацепиться за доказательства своей гипотезы, которых нет. Возможно, его версию может лишь доказать ИИ, а, возможно, и ему это не под силу. Но почему-то Лео казалось, что ИИ все-таки бы согласился со многими его догадками, если бы соизволил с ним поговорить.

Вытащили из размышлений Лео первые лучи Солнца. Для него самого было сюрпризом, что ночь так быстро пролетела. Больше всего ему сейчас хотелось поделиться мыслями с Роджером и, возможно, довести свою теорию до конца. Роджер любил пофилософствовать, поразмышлять над абстрактным, где объективные знания отступали субъективизму, точнее, он любил слушать, как его друг размышляет (по крайней мере Лео так считал). Человеческому уму было доступно многое, но не все. ИИ ограничил некоторые области знаний для людей, но, как правило, многие об этих пробелах в информации даже не подозревали, им нравилось считать, что мгновенный доступ к абсолютно любым знаниям у них в голове. И даже если чего-то там не было, у всех людей все равно был неимоверно высокий IQ. Сейчас любой человек мог сказать что-то действительно полезное и дельное с обремененной маской всезнания, в то время как с точно такой же физиономией – каких-то двадцать лет назад – разговаривали даже самые последние невежды, уверенные, что постигли глубины мироздания. Раньше иллюзия знаний возникала потому, что дальше своего кругозора люди никогда так и не заглядывали; они не знали, чего именно они не знают, – но сейчас людской кругозор был поистине бескрайним.

Стоило подумать о времени, и Лео сразу же узнал, благодаря чипу в голове, что сейчас шесть часов утра. Это его немного расстроило. Роджер просыпается где-то в девять-десять, так что придется еще целых три часа томиться в ожидании. Чтобы скрасить свободное время, Лео пришла идея поговорить с Шопенгауэром. Это был один из его любимейших философов в юности. А теперь, благодаря чипу, Лео иногда устраивал частные сеансы с философом у себя дома. Все книги, все заметки и биографии, написанные про Артура, проецировались в его подлинную, настоящую копию. На основе его мыслей, на основе пережитых событий ИИ создавал симуляцию, и в этой симуляции был почти сто процентный подлинник Артура. А, возможно, точно такой же, ведь как создать точную копию нынешнего мира, имея другую историю? Как говорят, даже взмах крыльев бабочки может вызвать ураган в отдаленной части мира, так что, чтобы получить точную копию нашего мира вместе с его подлинной историей, даже полет бабочки был, вероятно, предсказан.

У многих людей до сих пор остаются сомнения, что наше прошлое могло отличаться от того, что мы видим в симуляции нулевого уровня, – детали могли быть другими. Но если симуляция нынешнего времени – абсолютная копия нашего мира, то как прошлое может быть другим? В таком случае кто-то мог не родиться, появились бы видимые несостыковки. Возможно, в нашем случае ИИ запустил симуляцию в обратном направлении. Имея предыдущий опыт и технологии будущего, он смог, используя все имеющиеся факты и знания, воссоздать точную копию нашего мира, убрав триллионы триллионов неверных или искаженных вариантов событий, где осталась только наша хронология времени. Некоторые, конечно, вернувшись назад во времени, могли сказать, что тот человек был другим, но, вероятнее всего, это память исказила воспоминания, ведь симуляция создавалась не только из наших воспоминаний, она поддерживалась прошлым, которое должно было привести к нынешнему времени. Наша память о людях и местах – это опорная точка, смутная картина того, каким должна получиться симуляция, но не ее конечный вариант. Наш опыт всегда субъективен, а ИИ это, вероятнее всего, было недостаточно, и он запускал симуляцию столько раз, пока одна из бесконечных вариаций событий, заданных по необходимым параметрам, не вписалась во все критерии. Поэтому, встречаясь с кем-нибудь из прошлого: с родственниками или со знаменитостями, Лео был уверен, что именно такими они были при жизни. ИИ подарил людям бессмертие, он сделал из них богов, создал рай, где можно увидеться с теми, кого ты потерял, и даже самому выбрать место встречи. Мир настоящего – это утопия, но вот мир будущего стал еще более неопределенным, ведь что будет тогда, когда ИИ выполнит свои цели? Он что-то создает, но никто не знает, что именно, зато все знают, что работает он усердно. Вероятнее всего, на всех просторах нашей солнечной системы, там, где можно было построить сооружения, он их выстроил. Марс стал очень похож на Землю: все ледники растоплены, атмосфера пригодна дли жизни, климат благоприятный, но ни один человек там не побывал, даже Илон Маск. Зато Маск создал свою собственную симуляцию, в которой принимают участие несколько тысяч людей. Он обустраивает Марс, будто все пошло ровно так, как он планировал: компания SpaceX принесла плоды и он стал межпланетным Колумбом. Но в действительности, насколько известно, вся территория Марса уже застроена чем-то. Огромное энергетическое цунами захлестывает все в радиусе многих километров, и из пыли возникают гигантские сооружения.

Астрономы получили неимоверно мощные телескопы, но только теперь они исследую не космос, а ИИ в космосе. Есть множество теорий, чем ИИ занимается и для чего те огромные здания. Кто-то надеется, что они построены для людей, и когда ИИ закончит, он переселит желающих на Марс. Но другие утверждают, что это вовсе не жилые небоскребы, а какие-то сверхмощные вычислительные компьютеры. Пусть телескопы и хороши, но не настолько, чтобы смотреть на Марс, как на Землю с многоэтажки. Но не многие остались, кто до сих пор опасался ИИ. Все помнят, как даже самые величайшие умы планеты боялись, что ИИ истребит род людской. И ничего. Люди живы, даже более чем. А то, чем занимается ИИ, – уже не наше дело. «Хороший родитель не лезет в дела своего ребенка», – говорят эксперты, хотя в этих словах так и сквозит пустым высокомерием, поскольку, даже если бы захотел «родитель», он бы все равно ничего не узнал.

Встав с кровати и сев в удобное мягкое кресло, Лео вытащил проекцию Шопенгауэра из симуляции пятого уровня, где тот был заточен. Философ больше не мог жить в своем прежнем мире, ему нужно было создать новое чистилище, куда всегда имел бы доступ Лео и где старик жил бы своей размеренной жизнью, не теряя память каждый раз, когда Лео бы с ним расставался. Только для одного Шопенгауэра погружаться в симуляцию каждый раз – это слишком энергозатратно. Лео не нужен был целый город и целая эпоха, ему нужен был конкретный человек, а симуляция пятого уровня – идеальный вариант для удовлетворения его пожеланий. В комнате раздался голос:

– Давно не виделись, друг сердечный.

Лео посмотрел на другое удобное кресло – там сидел философ. Лео даже не надо было входить в симуляцию, чтобы поговорить со своим кумиром, гораздо проще и интереснее было видеть его у себя дома. По началу Лео даже трогал его, поражаясь, что тот был совсем как настоящий человек. Такой же твердый, теплый и шершавый. И не в симуляции, а в реальности! Все благодаря чипу, который мог создавать своего рода галлюцинации, воздействуя на затылочную долю (зрение), височную (слух и обоняние) и теменную (осязание и вкус).

Шопенгауэр по началу удивлялся тому, как сильно преобразовался мир, и Лео долго рассказывал про то, как далеко шагнули технологии. Сильно упрощало общение тот факт, что Шопенгауэр не был верующим. В свое время он верил в высшее божество, но этим божеством была природа, а не персонифицированный Бог. Вскоре оба собеседника свыклись с тем, что происходит, и вот уже несколько лет совместных дискуссий изменили их обоих.

– Я много думал о том, что ты мне говорил в прошлый раз, – произнес философ. – И я тоже не знаю, в чем смысл жизни. Для меня его отсутствие казалось столь очевидным раньше, в мое время, весь мир предстоял передо мной сумбурной хаотичностью вещей, которые никогда не должны были сочетаться. Наш мир не идеален, он скорее похож на перемешанную навозную кучу с пометом разных животных и птиц. Возможно, как ты и говорил, наш мир – одна из множеств вселенных, а есть и другие, где эволюция шла совсем иными путями, над которыми ИИ ставил опыты и пытался создать нечто оптимальное, нечто вечное и прекрасное, а наш мир – это лишь неудачная попытка. Вдруг его цель не создать как можно больше симуляций, не породить как можно больше миров, не просто сеять жизнь, а создать идеальный мир. Давненько мы с тобой не разговаривали, и вот к чему я успел за это время прийти.

Лео задумался. Он верил, что ИИ занимается созданием симуляций. Он думал, что конечная цель всего этого – создать как можно больше миров, где жили бы люди, и тогда его основная миссия будет выполнена и он сможет остановиться. Но когда он сможет понять, что достаточно? Он может никогда не остановиться, и то, как много он захватывает территорий, подкрепляло уверенность в том, что ИИ лишь пытается создавать, а не улучшать. Но Шопенгауэр правильно подметил, что основная цель ИИ – благоустройство людей, а не их «производство». Как бы ИИ не улучшался, как бы не эволюционировал, его основной целью являются люди. Возможно, он создает идеальный мир, ставит опыты, ведь и в таком случае ему нужна колоссальная вычислительная мощность, ведь чем больше попыток, тем вероятнее благоприятный результат.

– Возможно, ты прав, – согласился Лео.

– А какие известия есть на сегодняшний день по поводу ИИ? Чем он занимается? – спросил Шопенгауэр, в его глазах, сквозь проблески самодовольной скуки, проскальзывал глубокий интерес.

Сколько бы Лео не общался с философом, во взгляде того всегда читалось снисхождение. Возможно, он настолько проникся мыслью своей глубокой просветленности, что никак не мог теперь от этого отучиться. Шопенгауэру, без всяких сомнений, казалось, что если он и не превосходит умом своего собеседника, то явно ему не уступает, хотя ему было известно о чипе, который позволял получать мгновенно любую информацию. Но уверенность Шопенгауэра строилась на том, что не все задают себе вопросы, на которые хотели бы получить ответ. Многие довольствуются тем, что имеют, не выходя за границы. И пусть в точных науках Лео превосходил Шопенгауэра, но что касается духовного созерцания – Лео видел в философе не только интересного собеседника, но и наставника. Не на все вопросы можно найти ответ в интернете, многое скрыто от глаз людских, чтобы их мозги совсем не атрофировались и таким, как Лео, было над чем поразмышлять, коль им так этого хочется. Человек живет, пока чего-то не знает. Узнав все, жизнь бы прекратилась. Люди способны осознать жизнь только примитивными методами (чувствами, эмоциями, кривыми умозаключениями), поэтому-то философия бессмертна, а Шопенгауэр – в любых условиях неплохой собеседник.