Текст книги "«Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг."
Автор книги: Алексей Тепляков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
В верхних эшелонах власти на проблему «красного бандитизма» обратили внимание только тогда, когда она предельно обострилась. Сиббюро ЦК РКП(б) 19 августа 1921 г. провело специальное секретное совещание с секретарями губкомов. И.Н. Смирнов с полным доверием к измышлениям Павлуновского указал, что в Сибчека есть материал о «связи между английской и японской агентурой и группами красных бандитов». Местные вожди мыслили менее глобально, но приводили яркие факты произвола на своих территориях.
Секретарь Алтгубкома РКП(б) Я.Р. Елькович отметил, что самочинные расправы со стороны комячеек достигли «чрезвычайно больших размеров», а глава губисполкома Е.В. Полюдов – что в одной из волостей «было убито в течение зимы до 400 человек… красный бандитизм в ряде случаев поощрялся очень ответственными работниками». Представлявший Томскую губернию В.А. Строганое сказал, что рост бандитизма налицо в Нарыме, Щегловском и Мариинском уездах, где зафиксированы не только «нелады» между политбюро и милицией, но и «несколько случаев убийств ответработников-коммунистов». М.Н. Рютин пояснил, что в Кузбассе основная причина бандитизма – партизанские настроения и «традиции», причём якобы наблюдается связь комячеек «с отрядами белого бандитизма».
В.М. Косарев отметил, что в Новониколаевской губернии имеется «один факт образования тайной организации, возглавляемой очень ответственным работником». К. Мамкин из Красноярска поведал, что в последние месяцы бандитизм разрастается в инородческих районах «на почве безобразий местных соворганов, в частности, милиции… комячейки часто принимают участие в бандитизме из-за нужды», и что «красный бандитизм имел своим последствием развитие белого бандитизма».
Секретарь Сиббюро ЦК В.Н. Яковлева с тревогой заявила, что красные бандиты держат связь друг с другом благодаря помощи политбюро и милиции. В итоге совещание постановило провести чистку аппаратов милиции и местных чекистских органов [253]253
Шишкин В.И. «Красный бандитизм в советской Сибири…» С. 40–44; ГАНО. Ф. п-1 Оп. З. Д.22. Л.86–87.
[Закрыть]. Чистка шла несколько месяцев, и ей определённо помогла начавшаяся осенью партийная чистка, во время которой из РКП(б) в числе более 8.000 исключённых коммунистов были изгнаны многие краснобандитские элементы. Почти не было таких чекистских ячеек, из которых не изгонялись бы по несколько членов за различные преступления и злоупотребления. Пленум ЦК РКП(б) в октябре 1921 г. рассмотрел подготовленный Сиббюро доклад о «красном бандитизме» и поручил Оргбюро ЦК принять меры для укрепления парторганизаций региона. Власти полагали, что «красный бандитизм» следует изживать с помощью терпеливого просвещения партийцев на местах. Решительных мер к коммунистам-убийцам, в том числе чекистам, предпринимать не разрешалось. Обычно их подвергали партийным взысканиям.
Боявшиеся гласности власти старались покрывать даже самые очевидные проступки «своих». Так, Павлуновский на заседании Сиббюро ЦК 6 июня 1921 г. вступился за бывшего чекиста Л.Г. Леонидова и партийца Смирнова, отданных под трибунал за избиения крестьян, изнасилования и пьянство во время кампании по выполнению продразвёрстки в Новониколаевском уезде, заявив: «Публично судить этих работников нельзя, так как тогда придётся неизбежно осудить вместе с ними и всю продполитику». Председатель Сибревкома согласился с мнением полпреда ВЧК [254]254
Боженко Л.И. «Соотношение классовых групп и классовая борьба в сибирской деревне (конец 1919–1927 гг.)». – Томск, 1969. С. 135–136; ГАНО. Ф. п-1. Оп. З. Д.13. Л.42–43.
[Закрыть].
Рассматривая дело группы 4 чекистов-транспортников и 20 местных партийцев, убившей в конце 1921 г. на ст. Топки несколько человек «с целью истребления гадов» (среди них были три работника железной дороги и командир роты 182-го полка) и покушавшихся на убийство члена Томского губкома РКП(б) Никитина, а также священника, Сиббюро ЦК в мае 1922 г. постановило, что расстрела к убийцам применять не следует. Бывали, правда, случаи подчёркнуто жёсткого отношения к бандитствующим коммунистам, но они относились к более позднему времени. Например, рассмотрев 27 марта 1924 г. дело Жирова и Нежданова, организовавших в 1921 г. «подпольную ЧК» и обвинявшихся в расстрелах и грабежах, Сиббюро указало суду «не останавливаться перед вынесением высшей меры наказания», а по итогам процесса постановило «настаивать перед ЦК РКП о приведении приговора в исполнение» [255]255
Угроватов А.П. «Красный бандитизм…» С.88; ГАНО. Ф. п-1. Оп. З. Д.17. Л.З. Д.35. Л.49. Д.13. Л.42,43,47. 84.
[Закрыть].
В 1921–1923 гг. в период массового повстанчества в Якутии (численность мятежников доходила до 10 тыс.) «красный бандитизм» был повальным. Местный партийный лидер И.И. Барахов позднее писал: «Как в прифронтовой полосе, так и в г. Якутске, вымогательства, истязания, таинственное исчезновение людей (аресты в масках) стали обычным явлением. Уже в ноябре [1921 г.]…выплыли дела двух сотрудников Губчека Боруна и Корякина (оба уголовные ссыльные рецидивисты) по обвинению их в изнасиловании заложниц, жён скрывшихся якутов, в зверской пытке над ними и над якутами, заподозренными в сочувствии или в поддержке бандитов. Дело это кончилось тем, что Борун просидел несколько дней в тюрьме и был освобожден, а Корякин скрылся». При председателе губчека А.В. Агееве «пытки, порки, шомпола, избиения не прекращались», причём Агеев лично избивал даже женщин.
Следует отметить, что крайняя жестокость местных властей была откликом на соответствующие установки центра. Приказ Полномочной комиссии ВЦИК № 171 от 11 июня 1921 г. санкционировал расстрел заложников из мирного населения на территориях, охваченных повстанчеством. Известный приказ командующего 5-й армией И.П. Уборевича от 22 сентября 1921 г., обращенный к населению Енисейской, Иркутской и Якутской губерний, объявлял о самых жестоких мерах в борьбе с повстанцами. В Якутии, например, в «неблагонадёжных» селениях в порядке террора расстреливали каждого пятого жителя.
Только с марта 1922 г. военно-чекистские отряды в Якутии начали отказываться от практики поголовного истребления пленных повстанцев. Как отмечал полгода спустя М.К. Аммосов, сожалея о слишком широком применении террора в Якутии, «одержав победу над своим бандитизмом, партия одержала тем самым победу над повстанческим движением». Но эта коррекция карательной политики не означала наказаний для тех представителей властных структур, кто оказался замешан в преступлениях против населения. Весной 1922 г. сменивший арестованного и изгнанного Агеева Ф.Н. Богословский, ранее давший согласие убрать из ГПУ шестерых особенно отличившихся в бандитизме сотрудников, категорически отказался это сделать. Руководство Якутии в конце концов волевым порядком прекратило все дела, заведённые против бандитов [256]256
Илин (Якутск). 1998, № 1, 1999, № 3–4; Архив УФСБ по НСО. Д. п-20923. Л.61; Скрипт В.Г. «Ложные кумиры». -Якутск, 2003; Алексеев Е.Е. «Признаю виновным…». – М, 1996. С. 15, 16.
[Закрыть]. В подобном снисходительном отношении наиболее наглядно проявилось идейное родство власти и её криминализированного крыла.
В конце 1919 – начале 1922 гг. органы ВЧК Сибири, опираясь на помощь внутренних войск, милиции, бывших партизан и вооружённых комячеек, осуществили настоящую социальную чистку, затронувшую многие десятки тысяч нелояльных лиц. Было в основном подавлено вооружённое сопротивление режиму, уничтожены и разогнаны организации несоветских партий, осуществлены массовые репрессии против бывших офицеров, чиновников, зажиточных крестьян, интеллигенции, священнослужителей, а также уголовных элементов. Тысячи людей стали жертвами приговоров губернских и уездных чека по обычно грубо сфабрикованным делам, десятки тысяч – жертвами бессудных расправ со стороны внутренних войск, чекистов, милиции, коммунистических отрядов и ячеек. Число жертв чистки вряд ли когда-нибудь будет установлено с удовлетворительной точностью, ибо основной процент погибших падает на неучтённых жертв расправ при подавлении восстаний и повального «красного бандитизма», широко практиковавшегося местными органами власти.
Если считать число жертв подавления Западносибирского восстания равным минимум 30 тыс., а погибших при подавлении десятков других мятежей – близким к этой цифре, то с учётом жертв «красного бандитизма» и приговоров коллегий чека и трибуналов человеческие потери в Сибири могут составить цифру, близкую к 100 тыс. чел. (или ещё гораздо больше, если распространить ставшее известным количество расстрелянных Алтайской губчека – 10 тыс. в 1920 г. – на остальные регионы, а также учесть жертв партизанского террора 1918–1920 гг.). Население Сибири было крайне терроризировано массовыми репрессиями и после 1922 г. не участвовало в крупных антикоммунистических выступлениях.
Система ВЧК наглядно воспроизводила наиболее архаичные формы российского политического сыска XVII–XIX веков: абсолютизация доноса, массовые аресты, пыточное следствие, невыносимые условия содержания, использование провокаторов, тайные судилища с предопределённым приговором, применение мучительных способов казни, секретность захоронений осуждённых. И если пытки в XIX столетии перестали быть распространённым элементом политического сыскного дела, то агенты-провокаторы активно применялись царской полицией и в начале XX столетия. Однако при большевиках уже невозможно было появление таких людей, как директор департамента полиции А.А. Лопухин, способных из соображений чести и не боясь неизбежного уголовного наказания, «сдать» общественности виднейших агентов-провокаторов из экстремистского лагеря вроде Азефа. Напротив, именно провокационная работа являлась краеугольным камнем во всей системе советского политического сыска.
Был создан и культивировался особый психологический тип чекиста – внешне отважного и преданного борца с тайными и явными происками контрреволюции, а по сути – чиновника-карьериста, призванного любыми способами разоблачать и уничтожать врагов нового строя. Требование беспощадности было главным и отразилось в классической формулировке награждений – «За беспощадную борьбу с контрреволюцией». В результате интенсивной работы по вербовке агентурного аппарата удалось создать основательное осведомление, проникшее во все поры общества и концентрировавшееся как в среде лиц, враждебных режиму, так и в партийно-государственном аппарате. В принципах руководства агентурой со стороны чекистов чётко просматривается криминальный подтекст, связанный с принуждением сексотов к различным провокациям и оговорам.
Можно согласиться с мнением В.И. Шишкина о том, что уже в начале 20-х гг. в Советской России существовали государственный аппарат и карательные органы, способные осуществлять политику тотального контроля над обществом [257]257
Шишкин В.И. «Советская карательная политика…» С. 19–20.
[Закрыть]. Хотя значительная часть жителей Сибири, особенно в удалённых регионах, в начале 1920-х гг. не была охвачена надёжным контролем, активная часть населения находилась под чекистским колпаком, что обоснованно позволяло властям считать своё положение достаточно прочным.
Глава 2
ВЧК-ОГПУ В 1922–1929 гг.: ЛОКАЛЬНЫЕ ЧИСТКИ
Преобразование ВЧК в ГПУ, новые структура и функции чекистского аппарата
За годы своего существования органы ВЧК с помощью целенаправленной политики РКП(б) и самого чекистского руководства были превращены в строго централизованный военизированный аппарат, укомплектованный преимущественно коммунистами и сочувствующими партии и строго проводивший в жизнь партийные директивы. Разветвлённая агентурно-осведомительная сеть позволяла чекистам контролировать все слои общества, они располагали также внушительной разведсетью за рубежом. ВЧК, будучи детищем периода «военного коммунизма», прекратила своё существование с началом новой эпохи в жизни советского государства.
Прекращение масштабных боевых действий в 1920 г. в основных центрах Советской России (на юге России, Украине, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Востоке гражданская война де-факто продолжалась) создали у советской верхушки иллюзию полной победы и возможности продолжать и углублять политику «военного коммунизма». Однако события первых месяцев 1921 г., связанные с широкими восстаниями в целых регионах (Западной Сибири, Тамбовской губернии) и в армии (Кронштадтский мятеж) вынудили радикально пересмотреть идеологические принципы и отступить от них ради договорённости с крестьянством. Введение новой экономической политики не означало готовности столь же радикально поступиться в политической области. Однако определённые уступки были произведены. Самой явной из них стало – несмотря на яростное сопротивление чекистского руководства – упразднение ВЧК, которое последовало практически только через год после провозглашения нэпа.
Всероссийская Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией была ликвидирована 2 февраля 1922 г. Вместо неё организовывалось Государственное Политическое Управление – структура с неопределённым названием, сохранявшая за собой основные задачи ВЧК и построенная по прежним военным и организационным принципам. Сохранялась и специализация чекистов по отраслям работы, включая органы внешней разведки, военной контрразведки и транспортные отделы. Остались незыблемыми основы агентурно-оперативной деятельности: право на агентурную разработку, использование, в том числе провокационное, конспиративных агентов, поддержание чрезвычайно обширной агентурной сети. Сотрудники ГПУ подлежали исключительно ведомственному суду. В связи с этим можно согласиться с А.Л. Литвиным, что перелицевание ВЧК в ГПУ не носило принципиального характера [258]258
Литвин А.Л. «Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.» – М., 2004. С.397
[Закрыть], поскольку признавалось, что ГПУ будет являться таким же боевым органом защиты диктатуры партии.
Главным итогом реформирования органов безопасности стало резкое сокращение кадров, продолжавшееся примерно три года, резкое сокращение числа расстрелов и ограничения на применение внесудебных приговоров. Важное значение имело и установление прокурорского надзора над ВЧК-ОГПУ.
Сразу после упразднения ВЧК власти показали, что никакого дальнейшего послабления в политической области ждать не следует. Главные события 1922 г. – процесс над руководством партии эсеров, преследования оппозиционной группы Г.И. Мясникова, высылка интеллигенции за границу, конфискация церковных ценностей с одновременной политикой раскола русской православной церкви и преследования сектантских групп – продемонстрировали решимость советских властей в проведении диктаторской политики. Вполне логичным в этой связи выглядит немедленное начало возвращения органам ГПУ прав на внесудебные расправы, а также – с целью компенсировать уменьшение аппаратов наружного наблюдения – учреждение конспиративных Бюро содействий ВЧК в учреждениях для наблюдения за нелояльными лицами. Деятельность ГПУ-ОГПУ сохраняла чрезвычайный характер, особенно в местах, где продолжалось вооружённое сопротивление режиму, что позволяет оспаривать тезис о конституционности этой организации.
С первой половины 1920-х гг. органы ОГПУ активно расширяли свои полномочия и усиливали репрессивную деятельность на отдельных направлениях, повинуясь указаниям партийной власти. Верхи, столкнувшиеся в период нэпа с постоянным возникновением оппозиционных течений внутри партии, активностью верующих (особенно сектантов, ведших эффективную пропаганду своих учений), попытками крестьянства защищать свои интересы, усилением экономических позиций нэпманов, развитым уголовно-политическим бандитизмом и засылкой террористов-белоэмигрантов из-за рубежа, были заинтересованы в увеличении полномочий своей тайной полиции. Оказавшись на острие политики постепенного свёртывания нэпа, сотрудники ОГПУ, особенно во второй половине 1920-х гг., всё более очевидным образом возвращались к традициям ЧК.
Нэп и преобразование ВЧК в ГПУ с большим урезанием прав, введением прокурорского надзора вызвали большое недовольство в чекистской среде. Потеря возможности быстрой тайной расправы над любым недовольным или подозрительным вместе с легализацией капиталистических элементов, а также массовая кадровая чистка вызывали ощущение утраты революционной перспективы. Значительная часть чекистов испытывала сильные колебания и даже выходила из партии. За 1922 г. из-за несогласия с нэпом из партячейки полпредства ГПУ по Сибири выбыло 12 коммунистов, т. к. работа в ЧК «выработала и развила жестокую ненависть к буржуазии». В Якутии практически весь состав Олёкминского политбюро во главе с начальником К.И. Пономарёвым в январе 1922 г. объявил о выходе из партии и провозгласил себя анархистами. Характерно, что Пономарёва в связи с этим сочли просто «не очень развитым» и оставили в ГПУ [259]259
ГАНО. Ф. п-11а. Oп.1. Д.132. Л.1; Ф. п-1. Oп.1. Д.138 Л.46 об.; РГАСПИ. Ф.17. Оп.9. Д.2194. Л.76–76 об.
[Закрыть].
Усилилось пьянство, многие чекистские коллективы откровенно разлагались. Ответработник линейного отделения ОКТО ГПУ ст. Барнаул В.И. Шиповалов в декабре 1922 г. получил от АлтгубКК РКП(б) выговор за пьянство, дебоши и разложение аппарата отделения. Уполномоченный Алтайского губотдела ГПУ М. Рыбаков, сообщая в письме партколлективу о повальном пьянстве коллег, расколовшихся на две враждебные группировки, в январе 1923 г. отмечал: «Ведь нельзя закрывать глаза на то, что наш отдел ГПУ уже почти совсем развалился, работа сошла к нулю, сотрудники разложились». О порядках среди чекистского руководства говорят слова каптенармуса Алтайского губотдела ГПУ, в конце 1922 г. замеченного в самовольном распоряжении мукой и коммерческих операциях с китайскими торговцами: «Сколько взвешаю, столько и ладно, даю начальству и себя не обижаю» [260]260
ГАНО Ф. п-1. Оп.7. Д.36. Л.62; ЦХАФАК. Ф. п-2. Оп.4. Д.22. Л.138, 140; «Политические репрессии в Алтайском крае 1919–1965». – Барнаул, 2005. С.343
[Закрыть].
За преобразованием ВЧК в ГПУ в феврале 1922 г. последовала самая грандиозная кадровая чистка в истории советских органов безопасности. Если в конце 1921 г. в ВЧК служило 90 тыс. гласных сотрудников, то к 1 ноября 1923 г. – 33 тыс. Ещё более сократили должности конспиративного аппарата: на начало 1921 г. было 60 тыс. агентов, на начало 1922 г. – 30 тыс., на 1 ноября 1923 г. – 13 тыс. В Сибири аппараты губернских отделов ОГПУ сразу оказались примерно вдвое-втрое меньше, чем губчека. На 1 октября 1922 г. Алтайский губотдел при штате 83 чел. имел 57 работников, а Томский – 125 (при штате 151 чел.). Сокращения продолжались и далее. К 1925 г. численность органов безопасности упала до минимума и была примерно вчетверо меньше, чем в начале 1922 г., а штаты губотделов составляли от 35 до 90 чел. [261]261
ГАНО Ф.20. Оп.2. Д.55. Л.51; «Лубянка: Органы ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917–1991. Справочник». – М., 2003. С. 31; Исаев В.И., Угроватов А.П. «Правоохранительные органы Сибири в системе управления регионом (1920-е гг.)». – Новосибирск, 2006. С.87.
[Закрыть]. Особенно большой сброс кадров произошёл в транспортных органах, где закрылись отделения на станциях и только на самых крупных железнодорожных узлах сохранились небольшие оперативные пункты.
Уже к июлю 1922 г. оперпункт ГПУ на ст. Барабинск потерял более 50 сотрудников и располагал штатом в 12 чел., включая троих сексотов и троих канцеляристов, однако по-прежнему интенсивно занимался политическим сыском. Как сообщал начальник оперпункта Н. Власов, «работа производится исключительно по слежке за администрацией и органами НКПС», а деятельность сексотов «построена исключительно на политическом сыске, в этой области имеется контакт с Каинским политбюро, обнаружены группировки эсеров правых и левых, и меньшевиков». На телеграфе было создано негласное Бюро содействия ГПУ. Здесь же Власов отметил, что агенты охраны оперпункта были связаны с уголовниками и активно участвовали в массовых хищениях грузов [262]262
ГАНО Ф. п-29. Оп.1. Д.17. Л.90 об. – 91. Отметим, что Дзержинский в мае 1921 г. объявил, что главная задача транспортных ЧК заключается в помощи НКПС в его работе. См.: Плеханов A.M. «ВЧК-ОГПУ: Отечественные органы государственной безопасности в период новой экономической политики. 1921–1928». – М., 2006. С. 181.
[Закрыть].
Исполнение приказа ВЧК от 17 января 1922 г. о ликвидации уездных политбюро и их последующее преобразование в аппараты уездных уполномоченных заняло несколько месяцев [263]263
ОСД УАДААК. Ф р-2. Оп.6. Д. п-4654 Л.43, 78.
[Закрыть]. В уездах примерно к апрелю-июню 1922 г. были сформированы очень скромные по численности аппараты, которые нацеливались на сбор информации. Аресты и обыски их работники могли производить только с санкции губотделов (однако, судя по массовым арестам в Бийском уезде в 1923 г., с подобными санкциями проблем не возникало). Аппарат уездного уполномоченного, обслуживавший порядка 15 районов, состоял в среднем из 6 чекистов и копировал в миниатюре структуру губотдела. В его составе был сам уполномоченный, его помощник по информации, занимавшийся также разработками по военным и экономическим делам, два рядовых уполномоченных ИНФО (один вёл работу по контрразведке, второй – по политпартиям, интеллигенции, церкви), сотрудник для поручений, учитывавший агентурную сеть и ведший техническую работу. Секретарь-шифровальщик занимался общей канцелярией, бухгалтерией и ведал цензурой. К вспомогательному персоналу относились машинистка и конюх.
По линии ИНФО аппарат уездного уполномоченного еженедельно готовил так называемые госсводки, а раз в месяц составлял ведомость учёта и движения агентурно-осведомительной сети. Уполномоченный по контрразведке писал ежемесячные доклады по «шпионажу, контрреволюции, бандитизму, оружию», а также раз в месяц составлял ведомость учёта арестованных и справку о количестве советских служащих, состоящих на учёте. Уполномоченный секретного отделения по политпартиям был обязан ежемесячно готовить доклады о деятельности партий, интеллигенции, духовенства и сектантства. А поскольку быстрый рост числа сектантских групп чрезвычайно беспокоил чекистское начальство, от уполномоченного по политпартиям требовалась и ежемесячная статистика роста сектантства. Также он должен был ежеквартально составлять «политобзоры с марксистским анализом и выводами». Если штатом предусматривался уполномоченный по экономическому отделению, то он должен был раз в месяц представить доклад по состоянию экономики и кооперации. Соответственно, на основе этих сводок из уездов составлялись обзоры по губерниям и сибирскому региону в целом.
Стабильно высокая текучесть кадров требовала даже в условиях сокращения штатов постоянного набора сотрудников. Основные источники рядового пополнения оставались прежними – военнослужащие, желательно из состава внутренних войск, проверенные в боях с повстанческими отрядами. В августе 1922 г. в ЛТО ГПУ ст. Новониколаевск прозвучали установки по работе в новой политической обстановке: «Задачи отделов и войск ГПУ – не только ловля отдельных бандитов, а расслоение новой буржуазии и, таким образом, моральное уничтожение нового слоя купечества и духовенства… Войска ГПУ как будущие сотрудники отделов должны быть гласными агентами отделов, а поэтому их необходимо использовать как чекистов» [264]264
ГАНО. Ф.20. Оп.2. Д.5. Л.4-10; Ф. п-36. Оп.1. Д.207. Л.19.
[Закрыть].
Однако партийные и комсомольские работники оставались важным кадровым резервом. Причем при мобилизации в ОГПУ подобных лиц нередко действовал принцип: «Отбросов нет, есть кадры». Замаранные в чём-то партийцы явно считались подходящими кандидатами – трудиться будут за страх, а в случае нужды всегда можно придраться к былым проступкам и уволить. Так, финагент по Гутовской волости Новониколаевской губернии коммунист А.С. Васильев присвоил около 150 руб., но вместо суда этот бывший литейщик и комиссар батареи оказался в 1923 г. зачислен в штат Новониколаевского губотдела ГПУ.
Ещё более характерен случай с начинающим партработником Б.В. Лукиным, который за «красный бандитизм» в начале 1923 г. ненадолго оказался в тюрьме. Лукин, деятельно участвовавший в истязании полусотни крестьян в Каргатском уезде, сразу после освобождения был взят на оперработу в Новониколаевский губотдел ГПУ. Принятие Лукина из тюрьмы в «органы» выглядит как демонстративный поступок и свидетельствует о том, что лица, замеченные в крайне жестоком поведении, были желанными гостями в карательных структурах. Ведь точно также и глава Павлодарского ревкома Т.Д. Дерибас, осуждённый за расстрел заложников, вскоре получил должность в Секретном отделе ВЧК-ОГПУ, а затем возглавил этот отдел [265]265
РГАСПИ. Ф.17. Оп.9. Д.2757. Л.194–194 об.; ГАНО. Ф. п-11. Оп.1. Д.78. Л.24; Тепляков А.Г. «Красный бандитизм» / Родина. 2000, № 4. С.82, 85.
[Закрыть].
В аппарате полпредства ВЧК-ГПУ сохранялось много криминальных элементов: так, в 1922 г. начальником ЭКО работал В.Н. Чайванов, изгнанный в 1917 г. за растрату из адвокатского сословия, а в 1923 г. во главе Особого отдела подвизался замеченный в серьёзных преступлениях В.Д. Кевейша со своим замом-взяточником М.М. Гоцем. Известный участием в крупных провокациях, Кевейша, переведённый в Сибирь из Закавказья, обвинялся ЗакКК РКП(б) в «личных счётах с сотрудниками на почве использования женщин, в вымогательстве от сотрудников, толкая последних на преступления», за что он был исключён из партии «со снятием с ответственной работы вообще». Получив этот материал, Сиббюро ЦК 17 февраля 1923 г. постановило предложить Павлуновскому отправить особиста в Москву. Сменивший Кевейшу Ф.Н. Богословский вскоре пошёл на повышение, затем был откомандирован в Москву, где в 1927 г. оказался исключён из партии и осуждён за некие преступления [266]266
Тепляков А.Г. «Портреты сибирских чекистов» //Возвращение памяти: Историко-архивный альманах. Вып. З. – Новосибирск, 1997. С.71; Петров М.Н. «ВЧК-ОГПУ: первое десятилетие (на материалах Северо-Запада России». – Новгород, 1995. С.75, ГАНО. Ф. п-11а Оп.1. Д.88. Л.111, 112, 113; Ф. п-1. Оп.2. Д.509. Л.2, 7.
[Закрыть].
Главами губотделов ГПУ были назначены либо прежние руководители губчека (М.Д. Берман, Х.П. Щербак, В.Ф. Тиунов), либо их заместители – Б.А. Бак, Ф.А. Сова-Степняк, М.А. Филатов. Часть руководящих работников прибыла из других регионов. В губотделах не было коллегий и работа строилась на принципах единоначалия. Работой чекистов продолжал руководить И.П. Павлуновский, чьё политическое влияние в регионе постоянно возрастало.
Сибирский партцентр постоянно заслушивал доклады Павлуновского – о карательной политике, задачах ГПУ, борьбе с бандитизмом. Сиббюро 6 мая 1922 г. постановило ходатайствовать перед ЦК о назначении его членом Сиббюро с решающим голосом как «по роду своей деятельности принимающего близкое участие в работе Сиббюро». Оргбюро ЦК РКП(б) 9 июня удовлетворило эту просьбу. Несколько раз (в сентябре, октябре и декабре 1922 г.) Павлуновскому поручалось выполнять обязанности секретаря Сиббюро ЦК и отчитываться перед Москвой о ходе хлебозаготовок. Если руководители ЧК-ГПУ более низкого уровня не входили в «рабочие тройки» (секретариаты парткомов), что давало возможность проводить политику руководства «органами» со стороны партии, то Павлуновский оказался на особом положении.
Подобно Дзержинскому, руководившему по совместительству НКПС и с 1922 г. отошедшему от основной оперативной работы, Павлуновский с 1922 г. курировал железнодорожный транспорт Сибири. В качестве уполномоченного НКПС он активно занимался запущенным транспортом, хлебозаготовками, а собственно чекистской работой загрузил своего 26-летнего заместителя Б.А. Бака. Основная часть документации, исходившая из полпредства в партийные инстанции, подписывалась именно этим чиновником, а в ноябре 1923 г. Сиббюро ЦК признало необходимым присутствие Бака на всех своих заседаниях. Весной 1923 г. секретарь Сиббюро ЦК РКП(б) С.В. Косиор, сообщал в ЦК РКП(б): «Тов. Павлуновский хороший, способный администратор… сейчас продолжает руководить работой ВЧК, хотя непосредственного участия в работе почти не принимает» [267]267
Олех Г.Л. «Кровные узы. РКП(б) и ЧК/ГПУ в первой половине 1920-х годов: механизм взаимоотношений». – Новосибирск, 1999. С. 40–42, 49–50; ГАНО Ф. п-1 Оп.2. Д.229; Ф. п-2. Оп.2. Д.17. Л.193, 200. В том же 1923 г. на хозяйственную работу перешли заместитель Павлуновского М.Т. Ошмарин и начальник КРО В.М. Алексеев. Их места заняли выдвинутые Павлуновским местные чекисты Б.А. Бак и Г.И. Валейко.
[Закрыть].
Правда, контроль за кадрами оставался его прерогативой; Так, в марте 1923 г. полпред обратился в Сиббюро ЦК с просьбой помочь наладить работу Омского губотдела ГПУ, поменяв руководителей: «настоятельно необходимо снять товарища Тиунова, вместо Тиунова назначить тов. Щербака… Прошу согласовать этот вопрос [с] губкомом». Закрепились его позиции и в центре: в сентябре 1923 г. Павлуновский был введён в состав Коллегии ОГПУ РСФСР.
Характерно, что сам Сталин не был в те годы большим авторитетом для Павлуновского. Лишь после третьего напоминания он выслал в июле 1924 г. затребованную генсеком характеристику на своего зама: «Бак… хороший администратор… в качестве заместителя справляется с работой и под общим руководством действительно осуществляет практическое руководство работой губотделов». После этой характеристики Б.А. Бак ещё три с половиной года работал в должности заместителя полпреда, пока не был выдвинут на самостоятельную работу.
Пока сложно однозначно сказать, действительно ли вторую часть своего сибирского срока Павлуновский манкировал чекистской службой. Возможно, отход от дел в 1923 г. был недолговременным. По свидетельству жены Бака Ф.Н. Бак-Жарковой, Павлуновский ревниво относился к своему молодому заместителю-карьеристу, постоянно повторяя: «Баку нужно подрасти, ещё нужно подрасти» [268]268
В глазах подчиненных Бак очевидно выигрывал на фоне Павлуновского, который был человеком крайне жестоким и мог оскорбить, ударить, посадить под арест за малейшую провинность. Так, один из руководителей Транспортного отдела за допущение крушения поезда получил оплеуху от полпреда и в результате оказался на грани помешательства. Как позднее вспоминала Ф.Н. Бак-Жаркова, «Павлуновский искал международную контрреволюцию в спуске поезда, не верил докладам, а затем, когда Бак поехал на место крушения, то раскрылась организация временных рабочих… рабочие были сброд „люмпен[ов]“, лишь бы пограбить и нажиться…». Действительно, крайсудом были осуждены к расстрелу двое рабочих, в ночь на 27 июня 1925 г. разобравших путь между ст. Тайга и ст. Анжерка, что вызвало крушение скорого поезда, гибель 6 и травмы около 30 пассажиров. На преступление они пошли, чтобы ограбить вагоны после крушения. Еще шестерых осудили тогда за соучастие и недонесение о готовящемся преступлении. Тумшис М.А. «ВЧК. Война кланов». – М., 2004. С. 393–394; ГАНО. Ф. п-2. Оп.2. Д.110. Л.105–107.
[Закрыть]. Принятие Павлуновским в ноябре 1924 г. дел в Особом отделе СибВО явно говорит о расширении обязанностей полпреда.
Павлуновский постоянно пытался навязывать властям собственную, крайне ортодоксальную, точку зрения. Исполняя в периоды отсутствия секретаря Сиббюро ЦК его обязанности, полпред в октябре 1921 г. телеграфировал Дзержинскому и Уншлихту о своей тревоге по поводу разрешения кооперации, которая фактически означала возможность легально создать Крестьянский союз: «Декреты о сельскохозяйственной кооперации говорят о свободном кооперировании. Это формальная постановка. Необходимо знать… насколько допустимо внесение тех или иных ограничений в зависимости от местных средств. Вопрос о сельскохозяйственной кооперации имеет для ВЧК по Сибири огромное значение». Сочтённая важной, 16 ноября 1921 г. эта телеграмма была отправлена секретариатом ВЧК В.И. Ленину, который наложил на ней спокойную резолюцию «В архив» [269]269
"Этноконфессия в советском государстве. Меннониты Сибири в 1920-1980-е годы. Аннот. перечень архивных документов и материалов. Избр. документы / Сост., вступит, статья и комм. А.И. Савина. – Новосибирск-СПб., 2006. С.8; «Владимир Ильич Ленин. Биогр. хроника». Том 11. «Июль-ноябрь 1921 г.» – М., 1980. С.638.
[Закрыть].
Павлуновский был враждебен нэпу и при любых обострениях уповал на административный нажим. В январе 1925 г. 11 комиссий, возглавляемых руководителями основных сибирских ведомств, изучали социально-экономические отношения на селе. Все они отметили, что «настоящих кулаков» – применяющих наёмный труд, занимающихся торговлей и ростовщичеством – в деревне нет. И только у полпреда ОГПУ оказалось иное мнение. Павлуновский предупреждал: «К середняку скатился подрезанный (в период военного коммунизма) продразвёрсткой, конфискациями и реквизициями кулак. Этот подрезанный кулак настроен к соввласти непримиримо враждебно» и растёт, как подчеркнул Павлуновский, «главным образом… из машинного товарищества», а также через советский аппарат и даже компартию.
Обследовав четыре алтайских села, полпред в каждом из них обнаружил 16–17 кулацких хозяйств. Основной вывод главного чекиста края гласил: налицо много кулаков скрытых, «в проекте» – и с ними в будущем могут возникнуть проблемы. В докладе Сибкрайкому Павлуновский, характеризуя итоги обследования деревни в 1925 г., выделил целых 10 направлений государственной политики в деревне, вызывающих недовольство крестьян. Наряду с тяжестью налогов, антирелигиозной работой, ножницами цен и т. п. полпредом выделялась жёсткая борьба с самогоноварением: «Крестьянин хочет пить, пьёт и будет пить (…) Борьба с самогоном, как она сейчас развёртывается, начинает походить на то, что мы сцепились с деревней».
На прошедшем весной 1925 г. пленуме Сибкрайкома РКП(б) Павлуновский изложил описанные выше мнения и выводы относительно ситуации в деревне, причём участники партийного форума с ним согласились. А в условиях возникшего хлебного дефицита Павлуновский как уполномоченный НКПС 27 сентября 1925 г. принял жёсткие административные меры: приказал не принимать от частных хлебозаготовителей муку к вывозу за пределы Сибири, а также на хранение [270]270
Угроватов А.П. «Информационная деятельность органов безопасности (ОГПУ) Сибири в 1920-е гг.» //Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Сб. науч. трудов. Вып. 3. – Новосибирск, 2004. С. 85–87; «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД». Том 2. «1923–1929. Документы и материалы». – М., 2000. С.204; Кузнецов А.И. «Самогоноварение в сибирской нэповской деревне как фактор конфликта между крестьянством и властью» //Государство и личность в истории России. – Новосибирск, 2004. С. 79–80; Павлова И.В. «Сталинизм: становление механизма власти». – Новосибирск 1991 С.218
[Закрыть].
И.П. Павлуновский провёл органы ВЧК-ОГПУ огромного края через главные реорганизации, связанные сначала с формированием в ростом карательного аппарата, а затем с его чистками и массовыми сокращениями. Первоначально громоздкий и рыхлый аппарат органов ВЧК был в значительной степени очищен от партизанского и краснобандитского элемента, случайных лиц, получил довольно компетентное руководство в лице опытных работников спецслужбы, но в силу порочных кадровых подходов оставался неграмотным в правовом отношении и сильно криминализированным. В январе 1926 г. Павлуновского сменил прибывший из Украины Л.М. Заковский, заставший новую структуру ОГПУ Сибири.