Текст книги "В поисках построения общего языкознания как диалектической системы"
Автор книги: Алексей Лосев
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
Звуки есть прежде всего физическое, а на данной основе также и физиолого-психологическое явление. Это мы назовем субстанцией звука, и в первую очередь артикуляцией звука. Артикуляции звука противостоит значение звука (и звуковое, и внезвуковое), которое мы называем сигнификацией звука. Но в потоке живой речи не существует ни того, ни другого в раздельном виде, поскольку здесь фигурируют только так или иначе значащие звуки. Этот значащий звук мы назовем экспликацией звука.
Далее, экспликация звука может быть выражена артикуляционными средствами, и тогда это будут аллофоны. Но экспликация звука может быть выражена и сигнификативно, и тогда это будет фонема звука.
Наконец, экспликация может выражаться и ни тем, и ни другим, но своими собственными средствами. Однако, что значит для экспликации выражаться своими собственными средствами? Для этого необходимо, во-первых, чтобы экспликация оставалась самой же собой, т.е. совокупностью всех своих выразительных возможностей. Во-вторых, такая совокупность тем самым должна предстать и как единораздельная цельность, и, в-третьих, это должна быть не просто единораздельная цельность, но такая единораздельная цельность, составляющие моменты которой должны быть нейтрализованы и как фонемы, и как аллофоны. И, наконец, в-четвертых, такая нейтрализация ни в каком случае не должна трактоваться как простая неразличимость и пустота. Она тоже обладает раздельной природой и раздельность эта тоже и не фонемная, и не аллофонная. Это, таким образом, нейтрализованно-раздельная совокупность. Назовем эти четыре признака самостоятельно функционирующей экспликации интегралом экспликации, или экспликативным интегралом.
Но вот здесь-то, по нашему мнению, и коренятся те категории, которые нашли в фонологии такое разнообразное и противоречивое понимание. Нам представляется, что интеграл экспликации может носить индивидуальный характер. И нам представляется, что именно это имеется в виду, когда говорят о гиперфонеме. Ведь когда говорят, что первый слог в слове собака имеет гласную не а и не о, но нечто среднее между тем и другим, то это и значит, что такой средний звук, во-первых, звучит вполне точно и определенно, и обладает вполне определенным индивидуальным характером. Во-вторых же, этот индивидуальный характер получается именно в результате нейтрализации звуков о и а. И, в-третьих, это оригинальное индивидуальное звучание теоретически и аналитически вполне ясным образом мыслится как нечто раздельное. Таким образом, гиперфонема есть с точки зрения нашей терминологии экспликативный интеграл индивидуального характера.
Далее, этот экспликативный интеграл может пониматься и не только индивидуально, но и множественно. Поскольку здесь продолжает идти речь об интеграле, он остается неделимым в себе. Но ему может соответствовать не какой-нибудь один звук, но несколько разных звуков. И тут мы склонны употребить термин «архифонема», правда, в нашем специфическом его понимании. Когда говорят, что звук т содержит в себе четыре признака, то такое звучание, которое содержало бы три признака, называют архифонемой. Нам представляется, что архифонему вообще было бы лучше представлять как такой экспликативный интеграл, в котором, наряду с ним самим, оказывается в наличии еще целый ряд звучаний, который в свою очередь уже нельзя произнести только как нечто неделимое, но также и как нечто множественное.
И, наконец, экспликация, выражаемая собственными средствами, может быть сразу и одновременно и предметом своего выражения, и способом своего выражения. В таком случае она окажется уже носителем и выражаемого и выражающего, причем носитель этот потому и является их носителем, что он выходит уже за пределы того и другого. Это есть морфема, поскольку слог и построение при помощи слогов слова, выходя вообще за фонемные пределы, и тем самым получая свою собственную, уже внефонемную и, тем более, внезвуковую значимость, оказываются носителями всех фонемных образований. Морфема, таким образом, является только пределом чисто фонологического обобщения, не сводимым ни на какое фонологическое явление, но обязательно в нем присутствующее, его предельным образом осмысляющее.
Итак, экспликативный интеграл, выраженный индивидуально, есть гиперфонема, выраженный множественно – есть архифонема, и выраженный как предел и носитель всех выразительных возможностей экспликации есть морфема.
Вся эта схема, повторяем, обязательно носит только предположительный характер, и при другом понимании употребляемых в ней терминов может и должна приобретать совсем другой вид. Однако, без такой диалектики фонологических категорий (или подобной ей) совершенно невозможно разобраться в терминологическом хаосе существующих семантических построений фонологии.
Что касается многочисленных авторов, исследовавших понятие гиперфонемы и архифонемы, то более близкими к нам надо считать теорию М.В. Панова, которой мы уже касались.
В.А. Виноградов правильно подчеркивает невозможность сведений нейтрализации только к полному отсутствию всякой раздельности. Эта раздельность в области нейтрализованного целого, когда две или несколько фонем сливаются в одно целое и уже действительно неразличимое, и есть гиперфонема[166]166
Виноградов В.А. Указ. соч. С. 99 – 100.
[Закрыть]. О понятии нейтрализации имеется несколько специальных работ[167]167
Руделев В.Г. Типы нейтрализации и классификации оппозиций (на материале русского литературного языка) // Проблемы структурной лингвистики. 1971. M., 1972. С. 319 – 333;
Он же. Теория нейтрализации. Некоторые результаты. Перспективы // Теория нейтрализации. Тамбов, 1980. С. 3 – 10;
Виноградов В.А. Некоторые вопросы теории фонологических оппозиций и нейтрализации // Проблемы лингвистического анализа. М., 1966. С. 3 – 25;
Булыгина Т.В. Грамматические оппозиции // Исследования по общей теории грамматики. М., 1968. С. 175 – 231.
[Закрыть].
Из многочисленных суждений А.А. Реформатского о гиперфонеме мы бы указали на очень важную концепцию того, что он называет групповой различимостью гиперфонемы. Последний согласный звук в словах плод и плот не есть т и ни д, а нечто среднее между тем и другим. Это среднее есть точный и вполне определенный звук, который и нужно называть гиперфонемой. Он представлен в двух вариантах и потому может быть назван гиперфонемой с групповой различимостью[168]168
Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970. С. 105.
[Закрыть].
Насколько принцип гиперфонемы важен, видно из того, что П.С. Кузнецов еще в сороковых годах ставил гиперфонему гораздо выше фонемы; поскольку гиперфонемы различимы в любой позиции, а фонемы – лишь в некоторых позициях[169]169
Кузнецов П.С. К вопросу о фонематической системе современного французского языка // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970. С. 190 – 191.
[Закрыть].
Итак, в пределах шестой фонемной тенденции фонема есть носитель как звуковой, так любой внеязыковой семантики, включая слоги, слова, предложения и любое смысловое усложнение грамматического предложения, вплоть до оформления всей вообще разумно-жизненной коммуникации.
На этом мы можем закончить приблизительный обзор основных методологических тенденций, которые можно наблюдать в истории фонологии. Все эти тенденции фонемной методологии должны найти место в современной теории фонемы. Только, конечно, является не очень простой задачей объединить все эти методологические тенденции в одно целое. Объединение внешнее и формальное было бы механистическим эклектизмом. Но существует другой, уже органический способ объединения противоположностей, а именно, способ диалектический, которым мы в дальнейшем и воспользуемся.
Необходимые дополнения
Поскольку указанные шесть методологических тенденций развиваются в языкознании уже много десятилетий, то возникает вопрос, как же обходиться с этими тенденциями в настоящее время. Прошедшее полстолетия, а лучше сказать, и целое столетие фонологии, дало неувядаемые образцы неустанного развития науки с постоянным проявлением все новых и новых, вполне прогрессивных, установок. Само собой разумеется, что и в настоящий момент языкознания тоже должен обнаружиться какой-нибудь новый или относительно новый метод фонологии, такой, который в истории фонологии, несомненно, намечался и назревал, всегда незримо руководил построением новых теорий, но только еще нигде не получил самостоятельной, оригинальной и отчетливой характеристики. Таким методом является для нас в настоящее время диалектика. Она-то и заставляет как по-новому формулировать уже имеющиеся фонологические теории, так и привлекать новые категории, ранее мало популярные в науке о языке, или совсем ей неизвестные.
а) Первым таким дополнением является то, что мы раньше называли автогенным принципом. Специфика фонемы изучена у нас глубоко. Ее действенный, а не мертвый и неподвижный характер, тоже формулировался много раз, и тут мало что можно сказать нового. Но ведь и во всякой вещи, как мы уже сказали выше, имеются не только ее свойства, но обязательно наличен и носитель этих свойств, на них ни в каких случаях не сводимый. И этот носитель всех качеств сам обязательно докачественен, так как иначе он не будет их носителем, а будет только одним из качеств, и притом, качеств неизвестно чего, раз нет самостоятельного и оригинального носителя всех свойств данного предмета. Но это, конечно, и не просто носитель, а носитель, активно действующий. Фонема в данном случае не есть ни просто звуковая материя, ни просто выражаемая звуком идея, а есть сама она, сама фонема. Ведь когда мы дышим воздухом, мы дышим не материей воздуха, но и не идеей воздуха, а самим воздухом. Вот эта самость фонемы, и не абстрактная самость, а реально в ней функционирующая, и есть то, что мы называем автогенным принципом фонемы.
В истории фонологии был один принцип, который очень близко подходил к тому, что мы сейчас выдвигаем на первый план и называем автогенным принципом фонемы. Это – теория нейтрализации. Когда говорят, что две или несколько фонем нейтрализуются в одной общей для них позиции, то этим совсем не хотят сказать, что эти фонемы здесь в данной позиции вовсе никак не представлены. Они здесь вполне представлены, но представлены сигнификативно, а не перцептивно. А то, что фонема не делима на отдельные свои функции, это прекрасно дано в учении о нейтрализации. Стоит только понять эту нейтрализацию не как мертвую пустую схему, но как действующий принцип, и – мы тем самым уже воспользовались этим указанным у нас автогенным принципом.
б) Если от автогенного принципа перейти еще к одному, весьма важному и очередному дополнению функционирующих принципов фонологии, то эту новую категорию мы назвали бы категорией континуума. Мы можем твердо рассчитывать на понимание со стороны фонологов потому, что в фонологии всегда имела огромное значение теория целого и частей. Все убеждены, что каждая часть целого отлична от другой части и уж тем более отлична от самого целого, так что даже простая и механическая сумма частей еще не создает целого, которое в сравнении с ними есть уже новое качество. Но понять соотношение целого и части можно только при условии использования диалектического метода: целое и делится на свои части, и не делится на них; каждая часть и отлична от всякой другой части и от своего целого, и не отлична; целое и присутствует целиком во всякой своей части, и не присутствует целиком, а присутствует только отчасти. Но если мы всерьез утверждаем, что целое присутствует целиком в каждой своей части, то все части целого ничем не отличаются одна от другой, а сливаются в общую непрерывность, в общий континуум. И когда мы переходим от одной части к другой, то, поскольку эта другая часть также есть целое, что и первая часть, мы, перейдя от одной части к другой, ни к чему новому не перешли, и наш переход от одной части к другой был сплошной непрерывностью. Другими словами, понимать подлинное соотношение целого и частей можно только при помощи понятия континуума.
И тут опять-таки нетрудно заметить, что та же самая традиционная нейтрализация внутри фонемы есть не что иное, как принцип континуума. Фонема едина, но и раздельна; она есть единораздельная цельность. Обычно бьются над определением структуры; но мы уже сказали, что структура и есть единораздельная цельность. Так вот, эта структура, эта единораздельная цельность фонемы только и возможна в условиях континуума. Отдельные моменты фонемы дискретны. Но они обязательно также и континуальны. Здесь тоже неумолимая диалектика. И если пражане обычно членят фонему на дифференциальные признаки, а москвичи склонны отстаивать ее нераздельность и неделимость, то в смысле единораздельной цельности правы пражане, но никак не в смысле континуального учета; москвичи же в своем представлении фонемы как нераздельной сущности используют опыт как раз континуальной сущности каждой фонемы.
В школе Л. Ельмслева, который понимал язык как систему отношений, и под таксемой понимал единицу, или элемент такого отношения, фонема оказалась соединением таксемы и звука, так что, будучи системой отношений, она все же оказывалась чем-то совершенно неделимым[170]170
Мамудян М. Лингвистика. М., 1985. С. 87 – 88;
Fischer-Jørgensen Е. Remarques sur les principes de l’analyse phonéimique // TCLC. 1949. V.P. 231.
[Закрыть].
в) Нашим дальнейшим дополнением к приведенному выше обзору методологических тенденций является понятие энергии. Читатель пусть не удивляется, что этот принцип мы выдвигаем как некоего рода новость. Да, после В. Гумбольдта представление о языковой энергии стало общепринятым[171]171
Примером такого гумбольдтианского понимания энергии является работа: Рамишвили Г.В. Вопросы энергетической теории языка. Тбилиси, 1978 (на груз. яз., с резюме на русском).
[Закрыть]. Кроме того, если мы всерьез принимаем язык как орудие общения, то речевой поток уже во всяком случае должен считаться потоком энергии. Однако, эта языковая и речевая энергия очень часто остается у нас только на бумаге[172]172
О «мышечной энергии» при речеобразовании см.: Таранец В.Г. Энергетическая структура речевых единиц. Автореф. дис. … докт. филол. наук. Киев, 1982. С. 14.
Об экономии «фонационной энергии» («изнашивании звуков») см.: Беляев Л.Д. Конвергентные процессы в фонологических изменениях. (На материале истории задненебных в праславянском языке). Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1980. С. 6.
[Закрыть]. Ведь если речевой поток действительно есть энергия, то, с одной стороны, он неделим и нерасчленим, т.е. он обладает всеми свойствами континуума; а, с другой стороны, он, конечно, и делим, и расчленим, так как иначе он лишился бы всякого смысла, и слушающий не мог бы даже отдаленно понять говорящего.
Но что такое эти точки речевого потока, без которых невозможна его делимость и его членимость? Если они целиком дискретны, тогда континуум дробится на дискретные точки, т.е. перестает быть континуумом. Следовательно, точки эти совершенно особого рода. Будучи дискретными, они обязательно тяготеют одна к другой, стремятся одна к другой и в конце концов сливаются одна с другой. Отдельная точка энергии, единица энергии – это вовсе не есть неподвижный элемент какой-то неподвижной цельности. Она тоже энергийна. И в науке уже давно выработана категория именно такой единицы энергии, когда единица эта – тоже энергийна. Таково, как мы видели выше, понятие кванта в современной механике и физике.
Но то, что мы эту категорию не использовали в нашей фонологии, значит только, что у научных работников не сразу доходят руки до всего. И без квантов фонология уже давно расцвела в целую науку. С другой стороны, однако, если язык и речь всерьез существуют как энергия и если фонема энергийна, то составляющие ее отдельные моменты не просто есть ее отдельные части или ее взаимно изолированные единицы, но именно ее кванты.
Если обратиться к предшествующей литературе о фонеме, то становится совершенно ясным весьма частое использование в ней понятия кванта, хотя и без квантовой терминологии.
Действительно, когда говорится, что сама фонема не произносима, но является моделью для произносимых звуков и произносимых то ближе, то дальше один от другого, это ведь и есть не что иное, как именно квантовое понимание реального функционирования звуков в речевом потоке. Каждый звук речевого потока отнюдь не только дискретен в отношении других звуков и самого себя, но и вполне континуален в отношении других звуков, и сам тоже может произноситься с бесконечно разнообразной степенью своего функционирования и в качественном, и в количественном отношении. Эта континуально-дискретная природа звучания и заставила, например, пражских фонологов вносить момент длительности даже в само понятие фонемы. И, вероятно, эта же квантовость заставила и P.O. Якобсона ввести в фонему то, что он называет временнóй последовательностью дифференциальных признаков. Если здесь и на самом деле мыслится временнáя последовательность, то это – ошибка, так как к фонеме в ее противоположности речевому потоку понятие времени совершенно неприменимо, и в этом смысле P.O. Якобсон уходит далеко от диалектики. Однако, возможно, что P.O. Якобсон вовсе не понимал здесь время в буквальном смысле слова, а только как мыслительную последовательность, подобную той, которую мы находим и в последовательности чисел натурального ряда, которые, будучи последовательны, в то же время составляют и единое неделимое число, например, десять. И тогда придется признать, что P.O. Якобсон тоже приблизился к диалектике фонологии.
Но необходимость заставляет считать, что все дифференциальные признаки фонемы существуют в ней сразу и одновременно, мгновенно. А тогда вся временная энергийная длительность будет существовать только в аллофонах, которые тем самым волей или неволей придется интерпретировать в квантовом смысле.
Тут необходимо обратить внимание еще и на то, что если отдельные звуки и не считать квантами, то уже во всяком случае слог должен считаться квантом, поскольку именно в слоге отчетливо выражена как дискретная специфика, так и взаимосвязанная континуальность отдельных становящихся аллофонов. Это особенно ярко выражено в американских теориях порождающей грамматики.
Диалектическая сводка
Теперь попробуем свести в единое диалектическое целое определение фонемы на основании рассмотренных выше ее отдельных моментов. Эта сводка может формулироваться с разной степенью подробности.
а) Самое простое можно было бы сказать, что фонема звука не есть сам звук в его физически ощущаемой данности, но идея звука, смысл звука, смыслоразличительная ценность звука, закон, метод, правило звучания, его значение, его смысловая потенция (возможность) и интенция (направленность), его смысловая функция, его форма и принцип, его модель. При этом фонема звука активно организует и оформляет звуковую область, а звуковая область активно воспроизводится в фонеме, так что фонема звука и сам звук активно порождают друг друга.
б) Вводя дальнейшее усложнение, необходимо всмотреться в сущность и в факт самой фонемы. Здесь фонема прежде всего предстает не как глобальная масса неизвестно чего, но как единораздельная цельность, как структура. Но раз мы заговорили о структуре, но тут же возникают и разнообразные ее детали, и прежде всего ее континуально-дискретное строение, или картина.
в) Переходя к дальнейшему усложнению в определении фонемы, необходимо вводить и моменты воздействия фонемной структуры на реально произносимые звуки. И в свете такого определения фонемы глобальные и спутанные звучания реального потока речи получили тоже свое, но уже чисто звуковое, оформление, свое разделение на сильное и слабое звучание и свою вполне уже осмысленную перцептивную взаимозависимость.
г) Наконец, чтобы диалектическая сводка отдельных моментов фонемы достигла своей полноты, в определение фонемы необходимо вводить как ее исходный, доструктурный момент, впервые дающий возможность все многоразличные оттенки фонемной структуры понять как одно неделимое целое, так и ее конечную цель, ее назначение, которое является коммуникативным назначением всякой фонемы, если только понимать ее как реальное достояние речевого потока в процессе разумно-жизненного общения людей.
д) Теперь попробуем свести воедино то, о чем говорилось выше в отдельности. Но при этом не нужно смущаться сложностью такой сводки. Кто занимается историей фонологии, тот прекрасно понимает как отдельные моменты фонемы возникали то там, то здесь, как они вступали то ли в союз, то ли во взаимную борьбу и как определение фонемы неизменно росло и усложнялось в течение столетия. Поэтому не нужно удивляться тому, что в настоящее время такая сводка по необходимости может быть только очень сложной.
Итак, фонема есть: I. 1) валентно-, 2) нейтрализованный, 3) автогенный принцип звука, функционирующий как II. 4) сигнификативная, или смыслоразличительная, т.е. не артикуляционно-акустическая, и не перцептивная, а именно как 5) континуально-дискретная структура; III. 6) энергийно порождающая, 7) модельно-, 8) функционально-, 9) квантованное 10) звуковое поле со своей собственной 11) алгоритмической структурой 12) позиционных аллофонов и с IV. 13) программно– 14) информативным, или, точнее, 15) коммуникативным назначением.
Некоторые пояснения
Все эти принципы конструирования фонемы привлекаются нами только с единственной целью, а именно, с целью построения общего языкознания как диалектической системы.
Автогенный принцип отличен от всех прочих принципов, поскольку он не есть эти самые принципы, взятые в отдельности, но их единственный и на них не сводимый носитель, т.е. природа автогенного принципа, одновременно и совпадающая и не совпадающая с прочими принципами фонемы, логически только и может пониматься как требование диалектики. Таким образом, если нет автогенного принципа, то нет и того, что является скрепой для всех раздельных элементов фонемы; и тем самым фонема рассыпается на множество дискретных взаимоизолированных элементов, т.е. перестает вообще существовать.
Совпадение континуума и дискретности как внутри самой фонемы, так и во всех ее перцептивных осуществлениях тоже можно понять только как диалектическое единство противоположностей. Само противоположение сигнификации и перцепции диалектически снимается в единстве речевого потока. Само явление перцептивных аллофонов только и возможно как диалектическое единство данной фонемы вообще и того или иного ее частного звучания.
Наконец, и сама цель речевого потока быть информацией только и может быть достигнута в том единственном случае, когда обозначающее и обозначаемое оказывается неделимым тождеством. Когда мы словесно общаемся друг с другом, то мы слышим не просто произносимые нами звуки (иначе это была бы не человеческая речь), и не просто идеи говорящего с нами человека (иначе это была бы не реальная речь, но абстрактное мышление). Здесь не звуки просто и не идеи просто, а только сама же коммуникация, в которой звуки и идеи звуков совпадают в одно и неделимое целое.
Таким образом, диалектика фонемы началась с нерасчлененного тождества автогенного принципа, развивается как всесторонне расчлененная структура и в речевом коммуникативном потоке опять сливает все структурное в нерасчлененном автогенное тождество. Сам автогенный принцип доструктурен, но как единство всех структур кончается тоже бесструктурным речевым потоком.
Приведенная у нас диалектическая сводка различных языковедческих понятий основана на том, что
Это и заставило нас изучить историю разных определений фонемы и на основании этого построить диалектику фонемы.
Очередной характер диалектики фонемы
а) Переходя к конкретной диалектике фонемы, мы прежде всего встречаемся с реализацией фонемы в виде физического звука. Но это только природа, а для нас самое важное не природа сама по себе, но разум, овладевающий природой, т.е. важна разумная, или смысловая сторона фонемы. Фонема есть не звук, но разумное овладение звуком, так что природа фонемы и ее разумность для нас только и возможны как единое диалектическое целое. Ф. Энгельс пишет:
С этой точки зрения споры языковедов о примате звука над его внезвуковым значением или о примате внезвукового значения звука над самим звуком являются в настоящее время для диалектически мыслящего исследователя делом не только наивным, но и смехотворным.
б) Единственным выходом из всех этих обывательских и часто прямо смехотворных затруднений является только диалектика. То, что физический звук в потоке человеческой речи всегда нагружен отнюдь не физическим, но тем или иным коммуникативным значением, об этом спорить не будем. И споры эти предоставим обывателям. Для нас это совпадение звука с его значением, даже не только звуковым, но и внезвуковым, является, во-первых, требованием здравого смысла, а, во-вторых, элементарным требованием диалектики, которая как раз и является теорией единства противоположностей.
Точно так же мы считаем бесплодными и ненужными споры о том, делима или неделима фонема. Если придерживаться здравого смысла, т.е. диалектики, то фонема сразу одновременно и вполне непреложно является как неделимой, так обязательно является и делимой. Функциональную неделимость фонемы энергично защищал еще П.С. Кузнецов[175]175
Кузнецов П.С. К вопросу о фонематической системе французского языка // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М., 1970. С. 177 – 178.
[Закрыть], хотя он учитывал и смысловую роль фонемы во множестве текучих аллофонов этой фонемы.
Наконец, только диалектически можно понять, каким же образом фонема и делима и неделима. Если делимость фонемы понимать в виде присутствия в ней разнообразных звуковых признаков, которые ею определяются, то значит в корне искажать всю проблему фонемной делимости. Фонема делима, но отдельные моменты этого деления содержат в себе всю фонему, подобно тому, как отдельный существенный орган организма, будучи отличаем от всего организма, в то же самое время содержит в себе весь этот организм и притом во всей его субстанции. Вот почему удаление сердца или легких из организма равносильно умерщвлению всего организма. Диалектическую ситуацию в решении проблемы делимости и неделимости фонемы хорошо понимает В.М. Солнцев. Он пишет:
«Вряд ли поэтому можно согласиться с формулировкой Н.С. Трубецкого о том, что фонема и „совпадает не с конкретным звуком, а только с его фонологически существенными признаками“. Этой формулировкой фонема помещается как бы на „кончик“ звука и приравнивается к некоторым его свойствам. Но фонологически существенный признак есть физический и неотъемлемый признак звука, превращающий в силу своей функциональной значимости весь звук в фонему, точно так же, как в пилота „превращается“ человек, а не какое-либо его свойство, например, умение водить самолет как приобретенное в результате обучения.
В онтологии языка, таким образом, фонему следует считать звуком в определенной функции. В силу того, что фонемы имеют характер „экземплярности“, т.е. существуют в виде повторяющихся в разных условиях единиц, они существуют в форме вариантов одной и той же единицы. Поэтому фонема есть класс физически сходных звуков, имеющих тождественную функцию, полную значимости. Варианты фонемы – это не „воплотители“ в буквальном смысле некоторой абстрактной сущности, но форма бытия фонемы. Фонема как абстракция, как название некоторого класса своих вариантов, конечно, может быть представлена как пучок дифференциальных признаков, точно так же, как вид в биологии, отражающий общие свойства конкретных особей, может быть представлен как пучок признаков, отражающих видовые свойства некоторой группы особей и тем самым каждой особи, входящей в эту группу»[176]176
Солнцев В.М. Язык как структурно-системное образование. М., 1978. С. 45, 201, 243.
[Закрыть].
В.В. Иванов, объединяя делимость и неделимость фонемы в одно целое, тоже хорошо понимает положительную и вполне специфическую «реальность» фонемы[177]177
Иванов В.В. Историческая фонология русского языка. М., 1968. С. 18.
[Закрыть].
в) Камнем преткновения для всех рассмотренных у нас выше фонемных теорий всегда являлась неспособность за каким-нибудь одним моментом фонемы достойным образом оценивать и другие моменты фонемы. Для человека, не овладевшего диалектическим методом, каждая вещь рассыпается только на свои отдельные свойства, и свойства эти – и каждый раз по-разному – превращаются в какие-то самостоятельные субстанции, так что сама вещь исчезает, а вместо нее остается только конгломерат совершенно дискретных свойств, не имеющих одно к другому никакого отношения, т.е. свойств неизвестно чего. Это, правда, противоречит не только диалектике, которая в каждой вещи находит прежде всего нечто неделимое и самостоятельное, а именно, носителя свойств, на них не сводимого, но и простейшему здравому смыслу, поскольку дышим мы, как было сказано выше, не материей воздуха и не идеей воздуха, но самим воздухом. Эту существенную неделимость каждой вещи, которая не исключает ее раздельных свойств, а, наоборот, их предполагает, являясь их носителем, и которая не бездействует, но обязательно проявляет себя в действии, без которого она остается только ненужной абстракцией, вот эту теорию вещи на примере стакана воды с замечательной ясностью и простотой рисует В.И. Ленин:
«Стакан есть, бесспорно, и стеклянный цилиндр и инструмент для питья. Но стакан имеет не только эти два свойства или качества или стороны, а бесконечное количество других свойств, качеств, сторон, взаимоотношений, „опосредствований“ со всем остальным миром. Стакан есть тяжелый предмет, который может быть инструментом для бросания. Стакан может служить как пресс-папье, как помещение для пойманной бабочки, стакан может иметь ценность как предмет с художественной резьбой или рисунком, совершенно независимо от того, годен ли он для питья, сделан ли он из стекла, является ли форма его цилиндрической или не совсем, и так далее и тому подобное.
Далее. Если мне нужен стакан сейчас как инструмент для питья, то мне совершенно не важно знать, вполне ли цилиндрическая его форма и действительно ли он сделан из стекла, но зато важно, чтобы в дне не было трещины, чтобы нельзя было поранить себе губы, употребляя этот стакан, и т.п. Если же мне нужен стакан не для питья, а для такого употребления, для которого годен всякий стеклянный цилиндр, тогда для меня годится и стакан с трещиной в дне или даже вовсе без дна и т.д.
Логика формальная, которой ограничиваются в школах (и должны ограничиваться – с поправками – для низших классов школы), берет формальные определения, руководствуясь тем, что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим. Если при этом берутся два или более различных определения и соединяются вместе совершенно случайно (и стеклянный цилиндр и инструмент для питья), то мы получаем эклектическое определение, указывающее на разные стороны предмета и только.
Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и „опосредствования“. Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это, во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, „самодвижении“ (как говорит иногда Гегель), изменении. По отношению к стакану это не сразу ясно, но и стакан не остается неизменным, а в особенности меняется назначение стакана, употребление его, связь его с окружающим миром. В-3-х, вся человеческая практика должна войти в полное „определение“ предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что „абстрактной истины нет, истина всегда конкретна“, как любил говорить, вслед за Гегелем, покойный Плеханов…
Я, разумеется, не исчерпал понятия диалектической логики. Но пока довольно и этого»[178]178
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 289 – 290.
[Закрыть].
г) Если всерьез, а не только на словах использовать все это рассуждение Ленина, то необходимо сказать следующее. Фонема есть: I) неделимое диалектическое единство и, необходимо прямо сказать, идеальное тождество звука и его внезвуковой значимости; тем не менее, II) делимое на составляющие его дискретные моменты, для которых фонема является носителем; III) неподвижная и устойчивая конструкция, тем не менее, реально существующая только в своих творческих реально звучащих порождениях, для которых она является моделью и функцией; и IV) конструкция, творческие порождения которой всегда являются актом человеческой жизни, состоящей из разумного общения людей в целях достижения тех или иных общественно-исторических установок.
