Текст книги "Чеки серии "Д""

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Этот кто-то повернул от лифта направо, в сторону Юркиной квартиры. Послышалось легкое звяканье...

– Отмычку достают! – прошептал Димка. – То есть, достает, там всего один человек... Пошли, с одним мы справимся!

Он бесшумно спустился по лестнице, держа "винчестер" наперевес, и выглянул из-за стенки, проходившей между лесенкой на крышу и шахтой лифта...

– Фью!.. – вырвалось у него. – Так это ж сам Юрка!

Послышался шорох, будто кто-то резко развернулся, потом шаги в сторону лестницы на крышу. Через несколько секунд друзья увидели Юрку.

– Эй!.. – изумленно сказал он. – Вы-то что тут делаете? А я вас везде искал!

– Мы-то сидим в засаде на грабителей! – вырвалось у Димки. – А вот ты...

– На грабителей? – у Юрки округлились глаза. – Вы о чем?

Ленька встал со ступенек.

– Вот что, раз ты тут, давай перенесем засаду прямо в квартиру. Так оно будет удобней и надежней. Мы не хотели тебя во все посвящать, но, если так случилось...

Юрка кивнул – будто смутно начал что-то понимать.

– Пошли.

Ленька подхватил оба ранца, а кирпич оставил на ступеньке – чего его было брать, какой в нем прок?.. Юрка тем временем созерцал фиговину в руках у Димки.

– Она что, стреляет?

– Еще как! – заверил Димка.

– Тогда опусти её стволом вниз, а то, неровен час, в меня случайно выпалишь.

– Да, конечно, – смутился Димка, опуская свой "винчестер".

Юрка отпер дверь квартиры.

– Заходите, ребята. И объясняйте толком, что происходит.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
СТРАЖА НА БАШНЯХ

– Ну и ну! – сказал Юрка, когда друзья поделились с ним своей версией и рассказали про свой замысел. – И вы посмели все это скрывать от меня?

– Мы ж говорим, мы решили, что с тебя хватит встрясок на один день, ответил Ленька. – Представляешь, как бы ты задымился, если б услышал про наши догадки?

Юрка подумал немного и кивнул.

– Представляю. Задымился бы. Я и сейчас дымлюсь. Ведь если этот мужик и вправду выяснял, где я живу, чтоб квартиру ограбить, и если действительно ситуация с этими шпаненками была его подставой, то я такого дурака свалял, дав ему телефон, что все мои предыдущие глупости, из-за которых я чеки и ранец потерял, это тьфу! А за последнюю меня вообще пороть надо. Сам бы мог заподозрить!..

– Подожди, ещё ничего не подтвердилось, – сказал Ленька. – И не такого уж дурака ты свалял. Все мы время от времени в такую лужу вляпываемся, что потом в собственную глупость не веришь. Вспомни, как я лопухнулся тогда на уроке географии...

Юрка только рукой махнул.

– Так почему ты домой вернулся? – спросил Димка.

– Из-за ранца, – ответил Юрка. – У меня ж с собой ничего не было, вообще ничего. Скажем, во время уроков можно пользоваться учебниками соседа по парте, и линейки одалживать. А тетрадки? А ручки? Взять из дому тетрадки и ручки в отдельном пакете я не мог – тогда родители догадались бы, что я не оставил ранец в школе, что стряслось что-то неладное. А вчера вечером я не сообразил попросить вас прихватить несколько чистых тетрадок и хотя бы одну ручку. Да, и ещё дневник!.. Ведь на входе заставляют показывать, взял ли ты с собой дневник, и, если не взял, то отправляют домой за дневником и пишут прогул урока, – проверка дневников дежурными на входе была нововведением, появившимся в середине последней четверти: директриса решила, что эта мера будет способствовать укреплению дисциплины, и, главное, никто не сможет скрыть от родителей двойку или запись о плохом поведении, отговариваясь тем, что дневник забыл и ставить некуда. – Ладно, с дневником мы проблему решили бы, ведь в толчее на входе никто к ни особо не приглядывается и, скажем, вы могли бы пройти, а потом один из вас передал бы мне свой дневник – в окно, например, выкинул бы – и я бы по нему проскочил. Но для этого надо было, чтобы вы появились возле школы! А вас все не было и не было. Когда после предупредительного звонка дали звонок на уроки, я понял, что ловить мне нечего. У меня был выбор: пошататься по улицам и пожрать мороженого или потопать домой. Я решил пойти домой, потому что настроения шататься у меня не было, хоть денек и чудесный. Думал, музыку послушаю, книжку почитаю, и, вообще, о жизни подумаю и о том, что мне делать дальше. А тут – вы... вот и все.

– Да, – сказал Ленька после паузы. – Дневник – это ещё одна проблема.

Учитывая трепетное, почти благоговейное отношение руководства школы к дневникам и к их сохранности, Юрку из-за пропавшего дневника могли ждать новые неприятности, из которых снижение отметки за поведение оказалась бы наименьшей.

– Проблема... – согласился Юрка. И вдруг, махнув рукой, рассмеялся.

– Ты что? – настороженно спросили его друзья. Они решили, что Юрка, после всех передряг, малость поехал.

– А разве вы сами не видите? – откликнулся Юрка. – Мы лезем в очередь к валютному магазину – в самое, так сказать, пекло, где влипнуть легче легкого, мы затеваем засаду на грабителей – понимай, на прожженных уголовников, если подозрения оправдаются, так? – и не боимся их появления, и готовы стрелять в них из самодельного обреза, и при этом у нас поджилки трясутся от одной мысли, что можно накликать на себя гнев директрисы из-за пропавшего дневника или забытой сменной обуви! Почему директриса для нас страшнее настоящих опасностей? Потому что мы привыкли её бояться, да? Но разве это не смешно?

– И правда, смешно... – пробормотал Димка, и Ленька согласился. С подачи Юрки друзья впервые увидели комическую сторону всей ситуации.

– В общем, дневник – проблема серьезная, но мы сумеем её решить, в свое время, – подытожил Юрка. – Сейчас другое важно: появятся воры или нет? А если появятся, то как их лучше всего встретить? Эх, жалко, что заперли выход на крышу!..

– Ты считаешь, что лучше было бы подстерегать их у выхода на крышу, чем в квартире? – спросил Ленька.

– Нет, я имею в виду совсем не это. У нас есть довольно мощный бинокль. С крыши мы могли бы следить за подъездом и подходами к нему и, увидев, как в подъезд входят подозрительные люди – а может, и сам этот мужик появится, в бинокль мы все его опознаем! – заранее приготовиться.

– Да вскрою я этот замок на крышу! – сказал Димка. – Я его почти вскрыл, когда ты появился.

– Я только не понимаю, зачем нам на крышу лезть, – сказал Ленька. – У тебя ведь и окно кухни, и лоджия выходят на сторону подъезда. Мы могли бы вести наблюдение и оттуда.

– Не уверен, – сказал Юрка. – Мы ведь получимся на виду. А ты представь себе, если грабители опытные, то они наверняка вычислят окна квартиры и приглядятся на всякий случай, не видно ли жизни за окнами. А тут мы торчим, с биноклем!.. Естественно, они смоются.

– Так, может, и лучше, чтобы они смылись, – сказал Ленька.

– А как мы тогда узнаем, прав ты или нет?

– Ну, не будем этого знать, и слава Богу.

– Ошибаешься! Если ты прав, и если при этом мы их сейчас спугнем, то они могут заявиться в любой день, хоть через неделю, хоть через две, не угадаешь, и спокойно обчистят всю квартиру. Если ты прав, то сегодня для них – лучший шанс! Ведь сегодня пятница, а завтра выходные наступят, то есть, два дня все время кто-то будет дома. Конечно, они не захотят ждать до понедельника... Хотя и в понедельник не мешало бы подежурить. В общем, я к чему... если сегодня они не пожалуют, то наши подозрения – неправильные. А если пожалуют – мы встретим их во всеоружии. Но для этого нам нельзя засвечиваться, никак нельзя показывать, будто кто-то есть дома.

– В общем, я пошел открывать замок люка, – вмешался Димка в спор друзей. – Кстати, у вас нет ножовки для металла? Дужка замка довольно фиговая, её перепилить – одна минута.

– Должна быть, – сказал Юрка. – Пойдем, поглядим в инструментах.

Ножовка нашлась, и Димка отправился пилить замок, бросив друзьям:

– Вы на стреме стойте, смотрите в оба! Ведь могут появиться не только грабители, но и техник-смотритель, или сосед какой дотошный. От них не отстреляешься, и накостыляют нам тогда!

Но все обошлось. Замок был перепилен очень быстро – не за минуту, правда, а за пять, да и то потому лишь, что Димка периодически останавливался и прислушивался к движению лифта, готовый смыться, когда казалось, что лифт идет на последний этаж.

– Вот и порядок! – Димка приподнял крышку люка. – Ой, а как на крыше здорово! Чур, я дежурю!

– Тебе нельзя, – сказал Ленька. – Ведь тебе нельзя выпускать оружие из рук, ты единственный умеешь с ним обращаться.

– Мы можем побыть на крыше все вместе, – предложил Юрка. – А если увидим в бинокль, что в подъезд входят подозрительные личности, то разделимся: кто-то будет встречать их в квартире, а кто-то побежит к соседям вызывать милицию.

– По-моему, никому в квартире оставаться не обязательно, – пробормотал Ленька. – Что, в перестрелку с ними вступать? Можно так: один из нас отправится к соседям, а двое других будут стеречь на лестничной клетке. И вмешаются только в том случае, если грабители станут уходить до приезда милиции.

– Верно мыслишь, – согласился Ленька. – Ну, поднимай люк!

Ребята подняли люк и поднялись наверх, навстречу ясному майскому небу, ослепительно голубому, и сияющему солнцу.

От развернувшейся перед ними панорамы у них захватило дух.

С одной стороны была смутно различима бледновато золотистая дымка: это бензиновый зной висел над Садовым кольцом, над той его частью, которая в те времена называлась улицей Чкалова, а теперь вновь называется Земляным Валом. В другую сторону виднелись шпили Курского вокзала и, чуть в стороне, шпили Трех Вокзалов: Ярославского, Ленинградского и Казанского, а огромная сталинская "высотка" на Лермонтовской площади будто собирала эти шпили вокруг себя, как генерал своих солдат. Если повернуться на сто восемьдесят градусов – над неровными линиями городского пейзажа возносилась такая же "высотка" на Таганке, у Яузских ворот. Между этими двумя высотками угадывалась сама Яуза с её набережными, и, по соседству с двумя мостами, обычным и железнодорожным, на крутом высоком холме поднимал свои главы Андроников монастырь, свежая, тонкая еще, зелень деревьев вокруг его стен и башен казалась зелеными облаками, и оттого возникало впечатление, будто монастырь не на твердой земле стоит, а парит на этих облаках, и ещё больше он казался похожим на волшебное видение, на сказочный терем. И – дома, дома, крыши домов и гаражей, крохотные человечки, быстро бегущие машины, похожие с такой высоты на разноцветных букашек, и скверы, и парки, и аллеи...

Ребятам и раньше доводилось подниматься на крышу, но ни разу Москва не открывалась перед ними с такой беспримесной ясностью, как в то утро, никогда воздух не был так прозрачен, и не только прозрачен, а ещё и устойчив – да, именно устойчив – он не вибрировал, не дрожал, он словно в согнутой ковшиком ладони держал весь город, другой ладонью бережно промывая все краски, чтобы все мельчайшие детали сделались видны выпукло и четко, и чтобы такими же четкими были заостренные силуэты высотных зданий на фоне неба. Так в воде оживает листочек с переводной – или, как порой её называют, волшебной – картинкой: блеклое невнятное пятно превращается в яркий привлекательный рисунок.

– Ух ты! – сказал Димка. – Это ж, ребята...

Он замолк, не находя нужных слов.

– Как будто мы... – Ленька тоже искал нужные слова. Точно такие ясные и четкие шпили – не высоток, правда, а церквей и колоколен – точно такие ясные и четкие краски и точно такое высокое небо были у английских городов на иллюстрациях к "Плывет, плывет кораблик... Английские детские песенки в переводе Маршака", одной из главных детских книг шестидесятых годов, в чудесной книге огромного формата и с плотными листами, которые так приятно было перелистывать; в книге, которую все дошколята того времени знали наизусть и которую взрослые читали не меньше, чем положенных им "взрослых" поэтов; "Плывет, плывет кораблик, Кораблик золотой..." "Не было гвоздя подкова пропала..." "Много-много птичек Запекли в пирог..." "Из чего только сделаны мальчики..." Ленька на всю жизнь сохранил воспоминание, как от восторга перехватывало дух, когда в пять или шесть лет он открывал эту книгу и разглядывал кузницы и колокольни, мосты и замки, золотые короны и алые мантии, разноцветные камзолы "храбрых портных" и королевских солдат... А ещё там были гуляки, пьющие густого, почти малинового цвета вино из огромных кубков на пирах у славного короля Артура и веселого короля Коля, и мальчишки, тайком удирающие из окон спален погулять при луне, и неряшливые феечки, которых близко нельзя подпускать к булочкам с маслицем... И кого ещё там только не было – целая страна, густо заселенная, удивительный мир, только в котором и хотелось жить, несмотря не то, что и в этом мире не все было безоблачно. "Враг вступает в город, Пленных не щадя..." Страшные вороны нападали на Твидлдума и Твидлди... И страшен почему-то был обжора Робин Бобин. Уже много позже Ленька Болдин узнал, что "Робин Бобин" сначала был сатирическими стишками, сложенными про короля Генриха VIII, который казнил всех своих жен, направо и налево казнил подданных, отбирал в пользу королевской казны и церкви, и монастыри, и кузницы, и дома – то есть, "съедал" своих поданных и их имущество, и все диву давались его ненасытности; прошло сто лет, жестокий король давно умер, а строки, за которые в его время можно было и голову на плахе потерять, стали безобидной детской потешкой. Но остался ледяной холодок, которым тянет от этой потешки, от её хлесткого ритма – холодок, по которому шестым чувством угадывалось, что на эту потешку в свое время падала тень палача в остроконечном красном колпаке-маске с прорезями для глаз... И совсем много-много позже, покупая переиздание этой книги для своих сыновей, Ленька Болдин – то есть, бывший Ленька Болдин, а теперь Болдин Леонид Семенович с изумлением и радостью обнаружил, что книга не потеряла для него своего очарования, что он всматривается и вчитывается в нее, вместе с сыновьями, так же жадно, как и тридцать лет назад. То ли, как он сказал сыновьям, "первая любовь не ржавеет", то ли и вправду Маршак и художник Конашевич (теперь-то он поглядел, как зовут художника) сумели прошить всю книгу той золотой ниткой особого волшебства, называемого вдохновением, которое не истлевает и не развеивается от времени...

А тогда Ленька Болдин, глядя на великолепную Москву, почему-то зацепившись взглядом не за один из главных и самых высоких шпилей, а за небольшой и скромный, но такой изящный шпиль таможни возле Ярославского вокзала, вспомнил иллюстрации в этой книге, и слова нашлись, совершенно неожиданные слова, но показавшиеся Леньке самыми правильными.

И он сказал:

– Как будто мы в городе, где правит король, в столице волшебного королевства. А сами мы – стража на башнях, и стережем город от врага.

Да, согласились с ним его друзья, такое чувство, будто стоишь на одной из самых высоких дозорных крепостных башен, а не на крыше современного многоэтажного дома. И так здорово было стоять, щурясь на солнце, чувствуя себя древними богатырями, зорко следящими, не появится ли облачко пыли на горизонте – предвестник приближения врага. Димка встал, широко расставив ноги, вскинув свой самопал у бедра – опять-таки, на манер бьющих с лета метких стрелков, на сей раз то ли из гэдээровских вестернов с участием Гойко Митича, то ли из исторических фильмов прибалтийского производства всяких там "Слуг дьявола" и "Последней реликвии".

– Эй! – сказал он. – Где там вражеская рать?

– Вполне возможно, вот-вот будет, – сказал Юрка, – и как бы нам её не прошляпить. И давайте пригнемся, когда будем подходить к краю крыши, а то нас в два счета засекут.

Это правда, три силуэта на фоне ясного неба были бы заметны всем окрестным дворам, и мальчишек спустили бы с крыши со скандалом. Поэтому они подошли к ограждающему бордюру, согнувшись и почти приседая на корточки. Они глянули вниз. Вход в подъезд был как на ладони. Юрка поднес к глазам бинокль, висевший у него на шее, и отрегулировал его.

– Всех входящих и выходящих и без того отлично видно, прокомментировал он. – Поэтому бинокль понадобится лишь тогда, когда надо будет лица разглядеть. Но для этого он должен быть заранее отлажен на расстояние. Ведь они могут проскочить очень быстро, как положено грабителям, и на опознание у нас будет всего несколько секунд... А теперь давайте решим окончательно, остаемся ли мы все здесь или кто-то будет сидеть в квартире.

– Я предлагаю остаться здесь, – сказал Ленька. – Тогда квартира тем вернее превратится в ловушку. Если грабители появятся, то, скажем, ты бежишь к соседям звонить в милицию – ты ведь знаешь своих соседей лучше нас, и тебя они впустят позвонить без лишних объяснений – а мы с Димкой спускаемся на лестничную клетку и пытаемся их задержать, если милиция будет медлить. Есть и ещё вариант. Если они приедут на машине – а они, скорее всего, будут на машине, ведь они рассчитывают на хорошую добычу, такую, которую на плечах не унесешь – то Димка задерживает их, угрожая застрелить, а я быстро спускаюсь вниз и прокалываю им шины. Тогда, даже если они не испугаются Димку, и Димке придется драпать со всех ног, далеко они все равно не уедут, и милиция успеет их схватить.

– Хороший план, – одобрил Димка. – Вот только, если мы все останемся здесь, надо забрать из квартиры наши ранцы. Мало ли что они подумают, увидев два ранца, брошенные при входе.

– Точно! – согласился Юрка. – Сбегаешь? Вот тебе ключи... Эй, что там такое?..

У подъезда остановилась машина, и вылезший из неё человек очень смахивал на вчерашнего мужичка возле валютного магазина.

– Он! – выдохнул Юрка, хватаясь за бинокль и поднося его к глазам. Он!..

Вслед за мужиком из машины вылез мальчишка приблизительно такого же возраста, как и трое друзей – ну, может, чуть постарше. И этот мальчишка держал в руке Юркин ранец!

– Неужели мужик честным оказался, и вора поймал? И привез теперь на суд и расправу? – изумился Ленька.

– Нет, – ответил Юрка. – Тут что-то другое... Почему он привез его в такое время, когда у нас никого не должно быть дома? Какая-то тут странная игра – и не очень чистая. И... и...

Мужичок что-то сказал парню, и тот вошел в подъезд. А тем временем из машины выбрался третий человек – высокий ладный военный... Выбрался с места водителя: то есть, именно он был за рулем. Наклонившись, он вытащил из машины небольшую кожаную сумку, типа планшета.

– Ранцы! – спохватился Димка. – Надо побыстрее их забрать!

И, сорвавшись с места, он чуть не кубарем скатился по лестнице.

А Юрка пробормотал, покачивая головой:

– Странное что-то происходит, очень странное...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
МАГНИТОФОН И ПРИНЦ

– Все четко раскладывается, – сказал Юрка после паузы. – Это воры, и очень хитрые воры. Теперь ясно, что ты прав: пацаны, которые меня ограбили, были заодно с мужичком. Кстати, на дневнике, оставшемся в ранце, написан мой полный домашний адрес, так что им и в мосгорсправку обращаться не требовалось... Возможно, перед выездом они набрали наш номер телефона: убедиться что в квартире никого нет. Мы ко времени их звонка уже, конечно, были на крыше. Теперь один из них лишний раз пошел на разведку. Если дома кто-то окажется – он отдаст ранец, сказав, что нашел... Или что отобрал у той шпаны, которая на меня напала... Отдает ранец, смывается и говорит, что дело не выгорело... А если в квартире никого нет – он сигналит взрослым, и они поднимаются и обворовывают нас подчистую... И вид у них такой, что их никто не заподозрит... На новеньких «жигулях», один из них переодет полковником... Люди в гости к друзьям приехали, вот что о них подумают... И когда они вещи будут выносить, никому в голову не придет ничего дурного...

– Ты думаешь, полковник не настоящий? – спросил Ленька.

– Уверен!.. Куда Димка запропастился, почему он медлит?.. Вон, шум лифта все ближе... Ой,, смотри!

Из машины выбрался ещё один человек – и стал что-то объяснять военному.

– Не узнаешь? – спросил Юрка.

– Нет, с такого расстояния лица не разберу. Это ты видишь, в бинокль... Кто это?

– Тот мужик, который выскочил из очереди и сказал, что хочет поучаствовать в складчине! Выходит, он тоже сообщник – он вроде "подсадной утки" в очереди был!.. Черт, да где же Димка!

Друзья начали всерьез тревожиться из-за того, что Димка – по непонятной причине – так задержался в квартире. Ведь он сейчас нос к носу столкнется с этим пацаном!.. Впрочем, подумалось Леньке, может, оно и к лучшему. Пацан, увидев, что в квартире кто-то есть, бросит с испугу Юркин ранец и удерет. Ранец вернется к хозяину, ограбление не состоится – все к лучшему... Потому что, если честно, в глубине – в самой глубине – души Ленька до последнего момента не верил, что его догадки обернутся реальностью. И сейчас ему казалось, что они не справятся со своим замыслом поставить ловушку на воров. Лучше бы воров просто спугнуть, и дело с концом...

Но тут появился Димка, весь запыхавшийся, волоча два ранца, буквально на секунду опередив лифт, остановившийся на их этаже.

– Порядок! – свистящим шепотом сообщил он. – Юрка, держи ключи!

– Ты чего так долго?..

– Сейчас, объясню. Давай сперва посмотрим, что этот гаденыш будет делать!

"Гаденыш" – то бишь, парень с Юркиным ранцем – возился с дверью квартиры. Друзья осторожно выглянули в люк и прислушались. Легкое звяканье, легкий скрежет и царапание, потом четкий и аккуратный щелчок – дверь открылась.

– Отмычкой он её взял, отмычкой... – прошептал Димка.

– Т-сс!.. – отозвался Юрка. – Ни звука!..

– Интересно, что взрослые сейчас делают? – прошептал Ленька.

– Понятно, что... – Юрка отполз от люка, чтобы вернуться к краю крыши. – Он им подаст сигнал в окно, что путь свободен, и они тоже поднимутся... он поднес бинокль к глазам. – Точно! Готовятся подниматься!

– А я там... Я задержался, потому что одну штуковину затеял, – сообщил Димка.

– Что за штуковина? – Юрка, надо сказать, поглядел на него с большим подозрением.

– Смотри! Когда я вошел в квартиру, то тут меня и осенило! Я взял твой магнитофон, взял пустую бобину, зарядил, магнитофон приткнул под диван, в самый угол, и включил на запись! Ведь одна сторона сорок пять минут идет так? Значит, если десять или даже пятнадцать минут промотается впустую, пока они будут подниматься в квартиру – все равно запишется достаточно, чтобы была неопровержимая улика!

– Класс! – восхитился Ленька. – Здорово ты догадался!

Но Юрка, похоже, был не так доволен.

– Ты что, с ума сошел?! Воры будут обыскивать каждый уголок и закуток в квартире, в поисках ценностей – представляешь, что будет, если они наткнутся на работающий магнитофон? Сообразив, что попали в ловушку, они что угодно могут отмочить!

Димка растерялся.

– Но выключить магнитофон все равно не получится. Они уже в квартире... В смысле, этот пацан уже в квартире, и остальные сейчас поднимутся...

– Кстати, – спросил Ленька. – Номер их машины виден в бинокль?

– Виден, – ответил Юрка. – 77-68 МКО. Но это ничего не значит. Если у них все чужое – и ранец, и полковничий мундир, и прочее – то и машину могли "позаимствовать". В общем, надо дождаться, когда они поднимутся в квартиру – и за милицией дуть. И надеяться, что они не сбегут в два счета – из-за этого включенного магнитофона.

– Сбегут – задержим, – уверенно, солидно даже, заявил Димка, опять извлекая свой "винчестер".

– Ой!.. – Юрка только рукой махнул.

– Слышите – едут!.. – сказал Ленька.

– Приготовьтесь, ребята, – сказал Юрка. – Долго ждать не будем. Как зайдут – сразу мчимся к соседям в милицию звонить... Ох, и нагорит мне от родителей, ведь все рассказать им придется! – без перехода добавил он.

Лифт остановился на последнем этаже. Друзья слушали, пригнувшись у люка.

– А теперь куда? – это спросил "полковник".

– Вот сюда, – отвечал тот мужичок, который был лучше всего знаком ребятам. – Направо и ещё раз направо.

– И давно у вас эта квартира? – осведомился "полковник".

– Не очень, – ответил мужичок. – Чуть больше года.

Друзья изумленно переглянулись.

– Ребята! – прошептал Юрка. – Что происходит? Кто кого дурит?

– Не наше дело! – грозно ответил Димка. – Пусть милиция разбирается!

– С чем милиция пусть разбирается? – прозвучал над друзьями голос, очень знакомый, и очень неожиданный.

Друзья так и подскочили. Над ними стоял Седой и внимательно, с прищуром, разглядывал их – из-за этого прищура казалось, что он созерцает их чуть насмешливо.

Про Седого – Андрея Волгина, которому тогда было пятнадцать лет рассказано в предыдущей повести. Он вытащил трех друзей из большой лужи, в которую они подсели. "Седым" его прозвали, потому что у него была огромная прядь седых волос – он чуть ли не дошкольником поседел, когда его отец утонул у него на глазах. А ещё его называли "Принцем", особенно девчонки, которые были от него без ума. Он как раз покинул школу, стал работать на Первом Шарикоподшипниковом, точил что-то на слесарном станке, а учился в "вечёрке". То есть, в вечерней школе рабочей молодежи, тогда по Москве и другим городам подобных вечерних школ было довольно много, это сейчас их нет. Седой-Принц говорил, что вечерняя школа намного лучше ПТУ. И вообще, он ведь готовился поступать в офицерское училище, когда возраст подойдет... На мысль поступать в офицерское училище навел его тот майор, который взял его под свое крылышко, во время истории, описанной в "Ноже великого летчика"...

А он действительно был Принцем – Принцем района. Ни с кем не задирался, но разобраться мог с любой шпаной, и вся шпана его побаивалась, потому что всем было известно: Седой не прогнется. Точней, наверное, сказать, что его уважали – и к слову его всегда прислушивались, потому что он был справедлив.

И вот он оказался на крыше... Как и зачем – стало понятно довольно быстро, друзьям только оглянуться стоило. Из-за будки, в которую были заключены машинные дела лифта соседнего подъезда (а может, эти будки на крыше были не будками машинных отделений лифтов, а вентиляционными камерами дома, но друзья были уверены, что из них лифты управляются), выглядывала известная школьная красавица, Таня Боголепова.

Даже если люк соседнего подъезда был тоже заперт – Седому, отличному слесарю, никакой замок не стал бы помехой.

Видимо, они поднялись полюбоваться панорамой всей Москвы – многие влюбленные старшеклассники в то время лазили ради этого на крыши. Подняться в голубятню они не могли – голубятни уже выходили из моды, сходили на нет, и, к тому же, на крыше нового, трехлетней давности, дома, голубятню никто бы не стал возводить. Кроме того, Седой был на удивление равнодушен к голубям. Странно равнодушен, потому что он принадлежал к последнему поколению голубятников, и все его сверстники – и Борька "Бурят", и другие голубей обожали. Водораздел между поколением, увлекающимся голубями, и поколением,, которому голуби до лампочки, пролегал как раз между возрастом Седого и возрастом трех друзей – между теми, кому тогда было пятнадцать либо тринадцать лет. Всего два года или год разницы – а увлечения уже пришли совсем другие.

Но это так, отступление к слову (отец и Богатиков почему-то взялись горячо обсуждать проблему любви или равнодушия к голубям, и я понял, что для того времени это была проблема важная, не знаю уж, почему, вот я и упомянул о ней). А суть в том, что Танечка робко выглядывала из-за будки на крыше, а Седой сказал:

– Даете, ребята! Во что вы теперь вдряпались? И что за пушкой размахиваете?

– Тс-с! – сказал Юрка. – Там воры грабят нашу квартиру, и надо бежать за милицией!

– Грабят, говорите? Быстро, рисуйте картинку! – и Седой помахал рукой Тане Боголеповой, мол, подожди пока, тут с ребятами проблему нужно решить.

Устоять перед Седым было невозможно – и друзья умудрились рассказать ему четко и внятно все, что с ними произошло, уложив повествование меньше, чем в десять минут: от похода к валютному магазину до последнего странного вопроса "полковника" на лестничной клетке.

– Ну и ну! – Седой мотнул головой. – Совсем дурные. Нашли с чем связываться, с валютными делами. Эх, почему не нашлось хорошего человека, который вам морды надраил бы перед тем, как вы к "Березке" отправились, чтобы дурь из вас выбить? – и добавил, после легкой паузы. – А милицию вызывать нельзя!

– Почему? – спросил потрясенный Юрка.

– Потому! – ответил Седой. – Вы ситуацию не считали. Во-первых, сами мозгуйте. Валютчики – это люди, которые под смертью ходят. Это люди, которые ради наживы нарушают расстрельную статью, схватываете? А когда человек ради денег собственной жизнью не дорожит, то с чужими жизнями вообще считаться не будет. Таких мальцов, как вы, в два счета придавят, и никакая ваша стрелялка не поможет. И потом... – он примолк на секунду, недовольно хмурясь. – Тут другое, так что за квартиру паниковать не надо. Хорошо, если магнитофон все запишет... Ладно, ждите здесь, первым делом надо твой ранец вызволить.

– Ты в квартиру сунешься?! – изумились друзья.

– Нет, – ответил Седой, – не сунусь. Я... – не окончив фразу, он помахал Тане рукой. – Подожди меня, я скоро!

Она кивнула и уселась ждать. Так и сидела на приступочке у будки, глядя вдаль, не обращая на трех друзей ни малейшего внимания. То есть, настолько не обращая на них внимания, что ребятам сделалось не по себе. Возможно, она застеснялась неожиданных свидетелей её похода с Седым довольно шального для неё похода, при её аккуратности и дисциплинированности. А может, наоборот: она втайне обиделась на эту "мелюзгу", отнявшую у неё Седого. Почему он должен её бросать, чтобы вытаскивать ребят из неприятностей, в которые эти ребята сами влипли? А может, все было совсем просто: и у неё захватило дух при виде великолепной панорамы великого города, и ей думалось, что, как город распахнут перед глазами вдаль и вширь, так и вся жизнь распахнута перед ней, и в этой распахнутой жизни обязательно найдется место Седому, и страшно было лишним словом или движением спугнуть это легкое, почти праздничное настроение...

– Да, – Седой обернулся, уже стоя на ступеньках, наполовину погрузившись в люк. – Пока я буду ранец выручать, кто-то должен полковника пасти. Главное – полковника, хотя и тех двоих упускать нельзя. Сумеете проследить за ними так, чтобы вас не заметили?

– Конечно, сумеем! – заявил Ленька.

– Тогда один пусть остается на крыше, с биноклем, а двое спускаются вниз и стерегут. Я думаю, полковник поедет на машине, а два валютчика пойдут пешком. За ними лучше пойти тебе, – он ткнул пальцем в Леньку. – А ты, – он указал на Димку, – прилипнешь к полковнику. Аккуратно так прилипнешь, без нахальства, но чтобы не потерять. Если поймешь, что теряешь, то задержи его, придумай что-нибудь. Встретимся у вас в квартире, когда все выметутся. И магнитофон прослушаем – авось, что-нибудь запишется.