Текст книги "Суета вокруг глобуса(СИ)"

Автор книги: Алексей Большанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Так вот, сейчас сняли с него опалу, сам знаешь, кто у него дядя (Дядя у Медведя – Хранитель Трубки ) и он, говорят, поклялся тебя со свету сжить. Однако я связался с членом Всеиндейского Совета, догадываешься, с кем, и обьяснил ей, и она... Павел значительно посмотрел на Максима. – Они поняли, что все не так просто. На Земле про нас узнали. Откуда? В чем был твой прокол? Маска бесстрастия слетела с лица Координатора, – Ведь ты получил полный пакет, прошел курс кондиционирования! Короче, ты должен это выяснить. Они согласились дать тебе время. Но только двое суток. Максим кивнул.

– Потому что, если прибудет другой...то этот другой будет "Смотрящий!" Павел тяжело поднялся с подстилки из шкур.

– Понятно, – сказал Максим и тоже встал. Он вдруг представил Светлану, как она покачивает люльку возле очага в их типи на лесистом острове Манна-Хатта, что– то тихо, уютно рассказывает ему..

– А если я найду того... или тех...Я смогу остаться? Павел тяжело вздохнул. – Ты ведь знаешь правила. То, что дорого, храни или на Секвойе, или внутри себя.. Иначе ты не регрессор, ты уязвим. Иди, там посмотрим. Давай я тебя провожу. Они вышли, Координатор сунул в руку Максима деревянную щепку, затем приблизился к его уху и прошептал. – А вот это твое истинное задание. В типи не мог, сам знаешь. Учти, это страшный человек. Из-за него погибло трое, один из них – из "тсалага", на планете, которую земляне называют "Саула", там мою Аканшу...Павел выдохнул с шипением. – Мы его двенадцать лет искали. Он не должен первым добраться до таймера, ты должен уничтожить его, чего бы это не стоило! И срок все равно только два дня. И этого прогрессора... его тоже нужно ликвидировать.

– Ты ведь знаешь...

– Знаю, что руки у нас связаны, а то бы я его сам, своими... Найди кого-нибудь... кого не жалко. Но только чтобы наверняка. Максим кивнул, кратко поклонился и пошел по тропе.

Стемнело, в небе зажглись первые звезды. Максим нашел систему ЕН 23 в Малой Медведице, помахал ей рукой и направился к мотоциклу. Возле переднего колеса лежал и скалился Койот.

Вообще то он был волк, но Максим называл его Койотом или Тсисту, иногда Великим Койотом, реже облезлой дворнягой, если тот сильно доставал. Максим не знал, откуда он пришел, из каких прерий Секвойи, почему он выбрал Максима, но когда получил приказ работать на Земле, он сделал все, чтобы волк полетел вместе с ним.

С Коммуникатором они два раза подрались в звездолете, после чего заключили мир и поделили Максима по справедливости, – кот владел душой хозяина в ночное время, зато после восхода Макс принадлежал Койоту. Тот поселился в лесу под Соловцом, подружился с местной стаей, прослыл бабником и дуэлянтом, твердил, что нигде не видел более красивых, скромных, доверчивых и душевных представительниц семейства псовых. Сам он тоже был парень не промах – девяносто сантиметров в холке, белые "бакенбарды" и глаза редчайшего голубого цвета.

– Где ты шляешься, я тебя жду уже вечность, жизнью рискую! Максим невольно улыбнулся, он был рад. – Здесь в деревне вообще беспредел, прикинь, вылетел из-за угла какой то местный тузик и с маху, не представившись, вцепился и повис у меня на ноге! Пришлось продемонстрировать ему, что у меня челюстное давление десять мегапаскалей. Так он побежал, поскуливая, за друганами, вот– вот прибудут, ты не думай, я не боюсь, но они мне шерсть взлохматить могут, а у меня этой ночью это... свидание. – Угомонись, – Максим положил ладонь на широкий лоб волка. Тот довольно рыкнул, прижался мягким боком.

Они отъехали пару километров, завели мотоцикл в кусты и побрели вдоль дороги. Оба любили эти прогулки, они и на Секвойе нахаживали не один километр, вдыхая пьянящий настой разнотравья и ведя неспешные беседы.

– Ты как здесь оказался? – нарушил молчание Максим.

– Стреляли...

– Кто, где? Койот протяжно, с подвыванием, вздохнул. – Тебе какую ментограмму впарили? Максим поморщился, – Мне ввели стандартный ментоблок типа ЗРК, и вообще это не твоего койотского ума дело, это государственная тайна. Я же тебя не спрашиваю, как ты индолингвой овладел. Да и русским тоже. "Причем здесь ментоблок," – подумал он. В голове что-то негромко щелкнуло, появилась мысль, сделала круг и выскочила.

Волк хмыкнул. – Да это и не тайна вовсе, у меня зубец нашли и инициировали, могу рассказать.

– Не надо. Спой лучше.

Койот прокашлялся и начал нараспев:

– Давным – давно жила семья мудрых и веселых койотов возле реки. Они пели песни своим детенышам, а те пели своим, и прекрасные былины передавались из поколения в поколение. Это были торжественные сказания о том, как Великий Койот пинал перед собой комок э... грязи и тем самым создал Секвойю, и веселые песни о том, как он перехитрил ворону на ветке, попросив ее спеть...

Справа от дороги вдруг раздался громкий хруст веток, кто-то знакомо хрюкнул басом, дробно и тяжело протопал в сторону леса. Максим застыл, прислушиваясь. – Шестипалый что ли наш, секвойский? – высказал он дикую мысль. Койот посмотрел на него выразительно, но все таки поднял голову и принюхался. – Нет, конечно, что за бред, откуда он здесь. И медом не пахнет. Они пошли дальше.

– А жаль, – вздохнул волк. – Ты бы сейчас шмат от бедра отвалил, пожарили бы.

Максим завел руку за спину, выудил из рюкзака промасленный сверток с бруском говяжьего пеммикана, отслоил пару тонких ломтей, один протянул волку, другой стал с удовольствием жевать на ходу. Волк разом проглотил угощенье, облизнулся и продолжил:

– Так вот. А за рекой, за горами и лесами жила другая семья, племя лиса. Пошел однажды молодой лис по имени Уоквсес на охоту, увлекся погоней за зайцем и оказался возле той деревни койотов. А там как раз молодая самка пошла по воду, лис ее увидел и влюбился. И она полюбила лиса. Только, говорит, не видать нам счастья, потому что в наше племя не принимают чужаков. Не горюй, говорит лис, утро вечера мудренее.

Переоделся он в койота и заявился в деревню невесты, сел возле костра.

Максим остановился. – Извини, что перебиваю, Тсисту, давай в обратный путь, у меня еще дело. Они развернулись и пошли к мотоциклу. Койот недовольно посопел и продолжил. – Во-от. Сидят они, Уоквсес солгал, что он из родственного племени красных койотов, пришел свататься. Устроили они пир, и вождь говорит, – давайте нашу споем, племенную. А у них это типа как у землян гимн про "Голубой вагон", это святое. Ну, поют, вдруг вождь дал незаметный знак, все разом замолчали, стало тихо и все койоты увидели, что лис-то не поет, а только пасть разевает.

Раздалось уханье, кто-то тяжело пролетел нал головами, хлопая крыльями. – А это, конечно, наш, секвойский коротышка пролетел, – не преминул съязвить волк. Максим пропустил шпильку мимо ушей. С коротышками у него были давние счеты – это племя низкорослых воришек на птицах каждое лето вставали табором возле его поселка, гнали "огненную воду" из кукурузы, спаивали молодежь, клянчили мелочь, ночью орали песни, летали пьяные и, говорят, даже приторговывали привезенными с юга сушеными бутонами пейотля, что каралось позорным столбом. Максим, собрав друзей, прогнал их до самого предгорья, они возвращались мстить, крали посуду, обувь, подпиливали жерди вигвамов.

Из леса раздался короткий вой, волк встал как вкопанный, уставился в темноту, шерсть встала дыбом. Максим терпеливо ждал.

– Ну, так чем дело то закончилось, о великий и мудрый койотище?

– Ну так натурально, сняли с него скальп, и вся недолга.

– Скальп, с лиса?! – ужаснулся Максим.

– С какого лиса, с могиканина этого, который тотем опрокинул!

Максим застонал. Волк встряхнулся, будто вылез из воды.

– А, да, про лиса, извини. Просто изгнали его, пожалели из-за той самки, она, естественно, дочерью вождя оказалась, пала ему в ноги.

– А суть в чем, мораль-то какую должен каждый добрый молодец индеец вынести?

– Вот и думай сам, а мне некогда, – Койот шаркнул боком по ноге Максима, прощаясь, и бесшумно исчез в темени ночи.

Палатенко вытащил мотоцикл, посидел задумчиво в седле и двинулся в сторону Соловца.

***

– Дед, не получилось с твоим маячком, сорри. Теперь твои майоры пронины Окрошку отслеживать будут.

– Как так? – спросил я. Мы сидели в моей лоджии, нас обдувал ветерок.

Роман вкратце рассказал.

– А потом, когда они с Индейцем после пива коньяк заказали, я встал и ушел. Дед, а эти маячки не опасные для организма? Я за Светку переживаю.

Я промолчал.

Ромка ушел. И не постучал меня по спине, как обычно, а только кивнул. Я сидел и курил, наблюдая, как он усаживается в седло, кому-то звонит, заводит свою машину и уезжает.

Стелла, как всегда, почувствовала, что мне плохо, зашла на балкон и села напротив.

Она ничего не говорила, мы давно уже могли молчать, сидя рядом, и нам было хорошо.

Но сейчас я нуждался в словах, чтобы мне твердили – все образуется, ты не виноват ты вынужден был это сделать. И чтобы погладили меня по лысой голове, прижались к моему плечу своей совсем не старой щекой. А я чтобы играл желваками и поглаживал седые волосы, которые до сих пор, спустя десятилетия, неизменно пахли дурманящей смесью целебных трав.

***

Максим заглушил мотор, выключил фару и беззвучно скатился к Институту. Он подошел к служебному входу, наклонился к домофону и произнес пароль-заклинание на текущие восемь часов, полученное от Романа. Оказавшись в темном коридоре, он постоял немного, вспоминая расположение кабинетов и направился сразу в Отдел Недоступных Проблем.

Дверь в лабораторию была приоткрыта, сквозь щель струился свет. За столом боком к Палатенко сидел очень маленький человек. Он положил на стул стопку книг, чтобы доставать до тетради, в которой писал, его заплетенная борода свисала до пола.

Перед ним стоял черный цилиндр, в круглом смотровом окошке бушевало маленькое синее пламя.

Максим подошел к нему и кашлянул. Гном вздрогнул, прекратил писать и вжал плечи, глядя перед собой. – Что пишешь? – спросил Максим на кхуздуле. Гном повернул к нему сморщенное лицо. – Не пишу, – ответил он на русском, – Фиксирую ход эксперимента. Максим поднял со стола очень тяжелый цилиндр, он оказался на удивление холодным, и поставил его в большую кожаную сумку с лямками. Гном Ильич слез со стула, уронив пару книг, укатился в угол и посверкивал оттуда злыми глазками из под густых седых бровей. Максим смял листы в ком и бросил поверх реактора. – Кто бы ты ни был.. ты стараешься напрасно...через месяц новый соберу, – пригрозил гном скрипучим голосом. Палатенко сел на стул и стал смотреть на маленького человека.

– Собирай, – равнодушно сказал Максим. – Буду отбирать каждый раз. Он достал из кармана кожаный мешочек и перекинул его из ладони в ладонь. Мешочек звякнул. – Получишь, если сделаешь кое-что. Совсем нетрудное. Я тебе дам медный мяч, отнесешь и бросишь его сам знаешь куда. И все, мешок сейчас, и после дела еще два. Гном оскалился сквозь усы. – Мне золото не нужно, я хорошо зарабатываю. Но глаза его сверкнули, лапки сделали хватательное движение.

– Кем? – презрительно спросил Максим. – Лакеем у этого вашего Модеста? Портфель носишь? Я ведь знаю, кем ты был. В курсе, за что тебя изгнали. И вижу, во что ты превратился. Из главы Тейга в коверного лилипута. В карлика-носа! А с деньгами ты можешь вернуться

Гном присел и с ненавистью посмотрел на Максима, нащупывая несуществующий боевой барук на поясе.

– Я младший научный сотрудник! Меня ценят и уважают. Со мной господины Янусы за руку здороваются! Тебе меня не... подожди, найдет он тебя... Гном засмеялся басом. – Не буду я ничего для тебя делать. Не надо было печь отбирать.

– Хочешь, верну?

– Поздно. Ты оскорбил.

В коридоре раздались голоса, по стене скользнул луч фонарика. Гном прислушался и напрягся. Максим встал и с усилием закинул сумку на плечи. – Мы не закончили разговор, но ты делаешь ошибку.

Он выскользнул из кабинета и вышел на улицу.

***

Роман позвонил Светлане.

– Ну ты как?

– Хреново. Прям кончаюсь. Первый раз у меня такое после бокала светлого. Что за пиво у них, отрава, хотя вы тоже вроде пили, и ничего. Голова как...

Роман почувствовал сильные угрызения совести и злость на деда.

– Давай я приеду, – предложил он. Светлана помолчала. – Ну приезжай. Купи, плиз, аспирин, я отдам.

Светлана сидела на диване, голова укутана полотенцем. Роман заварил и принес чай.

Он уселся на застонавшее кресло и некоторое время наблюдал, как Светлана отпивает маленькими глотками. Лицо ее было бледным, под глазами круги, и сами глаза не лучились, как обычно, насмешливым оптимизмом. "Я дебил, – подумал Роман. Я последняя сука, чмо... Он резко выдохнул, девушка посмотрела него, подняв брови.

– Слушай, Окрошечка – решился он, – только ты меня сразу не это...В общем, я хотел Максиму, а тут ты ворвалась и вместо... выпила вместо Максима. Его бокал. А должен был он. А я тебя не успел удержать.

Серые глаза Окрошки стали наливаться металлом. – Так это я из-за тебя, урода, несла всякую хрень, целоваться лезла, ах ты, йо.. йододефицитный ты ушлепок! Светлана схватила со стола бутылку с минеральной водой, размахнулась. Роман закрылся диванным пуфиком.

Девушка со стуком поставила бутылку. – Что ты мне подсыпал, гад, говори сейчас же!

– Да не тебе, я же толкую, Максу это предназначалось!

– Зачем?!

Роман пересказал разговор с дедом. – Ну, дела-а, – протянула Светлана. Она хмыкнула и застонала. – Ой, моя голова, смеяться не могу. Она сняла полотенце, покрутила его в воздухе, волосы упали на плечи. Роман залюбовался, смутился, отпил из чашки. – И сердиться не могу, твое счастье, – продолжала девушка. – Все это булшит, ты ведь взрослый парень, Ромка! Ну какие шпионы в наше время! Диверсанты! Что у нас взрывать, у нас и так разруха! И вообще прошли те времена. Или тебе дед песенку спел, про коричневую пуговку в пыли?

– Какую еще, блин, пуговку? И не трогай деда, он Ленина нянчил. Не знаю...скажи, вот тебе двадцать четыре...

– Двадцать три!

– Если я скажу тебе – "Икра заморская,...", какой отзыв?

– Ясно какой.

– Ну вот, а ему за тридцать, и он постоянно палится на таких вещах. И тогда я поверил. И сделал это.

– Ну и дурак, прости меня, Ромка. Ты его в шпионы записал, потому что он не владеет крылатыми фразами из советских фильмов? Детский сад! И ведь он твой друг. Как ты вообще мог? Роман повел плечами и отвернулся.

Они помолчали.

– И что ты предлагаешь? – спросила Окрошка.

– Не знаю. Найти его и задать прямой вопрос. Поехать к нему и спросить!

– Куда?

– Он в лесничестве работает, говорит, триста гектаров в его ведении. Я был у него в доме, возле Хромуши, где на лыжах катаемся. Мы далеко ушли, соль засыпали лосям. Волчьи следы мне показывал, говорит, шла за нами стая, только он какой то знак выставил, и развернулся вожак. А то, говорит, хана нам была бы.

Светлана ожила, появился румянец, она разлила остаток чая, встала и начала собирать одежду по углам.

– И еще он, не поверишь, при мне с лисой разговаривал! У него кур стали таскать. Мы тогда приняли, я думал, почудилось мне спьяну, а вот теперь думаю не-ет, точно. Проснулся я ночью, пить захотел, а они в сенях, он ей так порыкивает, будто ругает, а она поскуливает: мол, тяв-тяв, не виноватая я, простите, больше не буду..Ты не слушаешь!.

О' Крошка смотрела на Романа, он увидел в ее глазах привычную искру авантюризма.

– Ну, давай наведаемся к нему. В избушку лесника. Найдем там в тайнике рацию, акваланг и томик Шиллера. Нам дадут вымпел и путевку.

– В Магадан! – вместе выкрикнули они и засмеялись.

***

Мемуар Александра Привалова.

Как мы Институтом ездили в подшефный колхоз в сентябре тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.

В воскресенье вечером к нам с Витькой в комнату забежал Володя Почкин, наш комсорг.

– Уведомляю вас, товарищи, завтра выезжаем на три недели в колхоз! С собой взять рабочую одежду, резиновые сапоги, мазь "Дэту". Я расцвел, Витка приуныл. Я люблю колхозы еще со студенчества. Простая физическая работа, сытная еда, банька, свежий воздух, посиделки с гитарой у костра. Я познакомился с массой народа, обзавелся друзьями.

Витьке же вся эта аграрная романтика была до лампочки, у него объявился сазан-долгожитель, начинал засыпать через целых семь минут.

– А вот это подписать, – Володя протянул нам два серых бланка и строго посмотрел на Корнеева. На бланке значилось:

Я, сотрудник(ца) Ф.И.О, должность..........................................................................

Института НИИЧАВО АН РСФСР обязуюсь на период "Страды 68" не использовать на полях Родины профессиональные навыки и умения, приобретенные в процессе работы на предприятии, как то:

1. Трансгрессии ( линейные, нелинейные, проникающие, неконгруэнтные, сантехнические)

2. Заговоры, заклинания, инкуб-преобразования (акустические, мануальные, графические. )

Также перед выездом на «Страду 68» обязуюсь сдать все подотчетные и личные магические средства и приспособления, как то:

1. Дубли ( на основе ДВП, кремниевые, германиевые, на алюмополимерах)

2. Джины ( в емкостях и вне таковых).

2. Умклайдеты (электронные, квантовые).

3. Мешки самонаполняющиеся системы ААВ7.

С приказом ознакомлен(а)

Подпись................................................. Дата................................

– Сдай умклайдет, – Володя требовательно протянул ладонь. Витька обернулся ветошью и повис на люстре.

– Корнеев, перестань, добром прошу, – нахмурился Почкин. – Камноедова натравлю. Даже Роман своего джина отдал, сам Луи Иванович Седловой...

Витька вернулся в свой привычный облик и достал из тумбочки цилиндр. – Головой отвечаешь, – пригрозил он. Володя со звяканьем опустил устройство в разбухший рюкзак за спиной.

Проснулись мы рано, еще не было шести. Стоял туман, царила надоевшая гражданская полярная ночь, мы ежились возле общежития, ожидая автобусов.

Молодые специалисты разделились на кучки, ребята негромко травили анекдоты, девушки окружили Романа Ойру-Ойру с гитарой, поодаль кучковались заспанные данаиды в ватниках. Отдельной асоциальной бандой выделялись киномеханик Александр Дрозд и Хома Брут. Оба выглядели несвежими, у Дрозда оттопыривался правый карман стройотрядовских брюк.

Прибыли автобусы, мы погрузились, ехать предстояло полтора часа, под Кандавакшу.

Через некоторое время народ наконец окончательно проснулся, ожил, прошелся по кругу термос с крепким кофе, и начались песни:

Пошли деточки гулять

лять лять!

и цветочки собирать

рать рать...!

А ну отдай мой каменный топор!

И шкур моих набедренных не тронь...

А также:

Солнце зашло над рекой Хуанхэ,

Китайцы идут домой.

Съедена чашка риса давно,

Только мой Мао со мной.

Роман взял гитару:

Развеселые цыгане

По Молдавии гуляли

И в одном селе богатом

Ворона коня украли,

А еще они украли

Молодую молдаванку,

Посадили на полянку,

Воспитали как цыганку...

Саня Дрозд и Хома Брут спрятались на заднем сидении, поочередно роняли что-то на пол и подолгу искали. По автобусу поплыл зубодробительный запах чеснока и портвейна. Хома Брут неожиданно вскочил, крикнул «Непременно!», потом упал на сиденье и сольно исполнил песенку из своего бурсацкого детства, девушки пригорюнились:

Плакала киця на кухне,

Аж у нейи очици попухли.

"Чого ты, кицюнечко, плачеш?"

"Як же мени не плакаты:

Кухар сметанку злизав,

А на мене, кицюню, сказав...

Хотив мени лапки побити.

Ой, чим же я буду ходити...

Для проживания нам выделили барак, оставшийся после прошлогоднего стройотряда. Там была печь и длинный стол с лавками, комнату разделяли дощатые перегородки, не достающие до потолка. На улице висели пять умывальников и серое вафельное полотенце.

К девяти приехали на пыльном "газике" председатель и бригадир.

– Дорогие студенты!, – обратился к нам председатель. – Идя навстречу решениям двадцать третьего съезда, наш колхоз обязуется собрать с гектара... Он осекся, вытер лоб кепкой. – В общем, ребятки, помогайте чем бог послал! Не сдюжим мы без вас, наши труженики робют денно и нощно, жилы рвут!

Вдалеке в сторону леса прошла стайка баб с лукошками, донеслись смех и грубые обороты, нелестно характеризующие крепостную сущность городских.

Подъехал грузовик со скамейками вдоль бортов, я оказался рядом со Стеллочкой, и начался наш первый крестьянский трудодень.

***

Медленно смеркалось. О'Крошка и Роман оставили мотоциклы на опушке, закидали их метровыми лопухами и пошли дальше по дороге. Лес был полон звуков и запахов. Роману показалось, что за ними кто– то следит, крадется слева в зарослях гигантского борщевика.

"Дед, вот ты бы, конечно, не пошел" – начал он мысленный спор, как всегда, когда сомневался в правильности поступков. "Конечно, не пошел бы. И даму твою не ввязывал бы. Чего вы поперлись, скажи на милость, на ночь глядя, в лес, в логово к шпиону? Да она сама меня сагитировала! А у тебя голова на что? Дед, ты ведь мне сам всучил эту проклятую капсулу, забыл? Не спорю, было дело. Жалею сейчас. А Окрошка меня тянет, потому что ее интересует все, что с Максом связано, пусть даже самое плохое. Потому что она его, это... А ты уже и сдался! Уже лапки поднял! За свою девушку бороться надо, драться! Ага, видел я, как Макс там одного...И вообще, как ты там пел, – уйди с дороги, таков закон, – третий должен...

– Подходим уже, меньше километра осталось, – прервала его мысли Светлана. – Давай дальше по тропинке. Роман глянул искоса на Окрошку, криво улыбнулся. Окрошка сказала нехотя, – Ну да, я тоже была у него. Всего один раз. И ничего не было, мы за грибами ходили, и Макс меня стрелять учил. Из лука. У него пес страшный, громадный, как волк, так он, представляешь, стрелы нам обратно приносил, если я промахивалась.

Они подошли к избушке со стороны небольшого огорода. Вместо привычной картошки там стояли высокие кусты, в темноте желтели початки спелой кукурузы.

Они подошли к двери, Светлана позвала: – Макс! Ты дома? Гости пришли!, потом виновато взглянула на Романа, поднялась на носках, достала ключ откуда– то из под навеса над крыльцом и принялась открывать замок. Роман молча наблюдал.

Изба встретила их уютом деревенского дома, запахом остывшей печи, березовых дров и неожиданным ароматом дорогого трубочного табака. Роман чувствовал себя неловко, подошел к шкафу посмотреть на книги. – Где то у него был кофе, – Окрошка включила машину, та зашелестела, нагреваясь.

– Надо же, "Оцеола, вождь семинолов"! В детстве зачитывался. Роман потянул за корешок указательным пальцем, потом двумя. Тронул соседние. – Светка, у него книги склеенные, целая полка! – удивленно повернулся Роман к девушке. – Подумаешь, для интерьера, значит. Она подошла к полкам. – Ой, смотри, какой смешной индеец, – Светлана потрепала деревянную фигурку по "ирокезу" на голове. Потом удивленно обернула ее ладонью. – Теплый! Она попыталась снять фигурку с полки. – И тоже привинченный зачем-то!.

Шкаф с частью стены вдруг бесшумно откатился в сторону, показался проем, закрытый чем– то синим. Это синее колыхалось как студень, переливалось искрами. Окрошка вскрикнула и отскочила. Роман напрягся, приобнял девушку. Из проема, пройдя сквозь завесу, вышел Максим, прошел боком между гостями и сел на диван. Дверь в избу отворилась, зашел волк и улегся перед порогом. Палатенко указал молодым людям на кресла.

***

Мемуар Александра Привалова

... Учти, я – ведьма, хоть и с высшим филологическим. Мы лежали в сене на чердаке, и я был пьяный от его запаха и от близости Стеллы.

– А это что значит? Звучит как-то настора...жи...ва...ю...ще. Я касался губами ее лба и подбородка.

– Подожди! Слушай. Чтобы быть с нами, нужно следовать инструкции.

– Как у холодильника? Этого ..."Свияга два"? Стелла легонько шлепнула меня по лбу.

– Глупый.

– Да, я глупый. Все влюбленные глупые. И счастливые. Так что за инструкция?

– Сейчас увидишь, – пообещала Стелла. Скажи что – нибудь, что является правдой, и соври что-нибудь.

– Я не умею, – соврал я. – Ну ладно.. сейчас... первое. Я стал гнусавить, как наш препод матмеха Марков. – Важной классификацией уравнений в частных производных является их разделение на уравнения эллиптического, параболического и э-э.. гиперболического типа. В особенности! – я поднял указательный палец, – для уравнений второго порядка! Второе. Система счисления "Алдана 3 – двоичная, слово состоит из тридцати шести двоичных разрядов, из них двадцать четыре – мантисса.

Стелла заглянула мне в глаза. Я зажмурился.

– Вот и соврамши, господин хороший. Во втором. Я сел и уставился на Стеллу. Потом опять лег. Перспектива иметь всю жизнь под боком живого "полиграфа"..

– Не бойся, милый друзоцек – смеясь и обнимая меня, прошептала Стелла – Я буду прощать. Буду все тебе прощать.

Шла вторая неделя нашей работы в колхозе. Я загорел, подтянул живот, мы в шутку щеголяли северным говором, произнося "цай" и "ноцка", "одонок" и "байня" С деревенскими, следуя традиции, сначала подрались, потом подружились.

Предсидателю колхоза «Заветы Ильича» И. Ф. Иванову.

от механизатора Григорева И. П.

Обяснительная

Я, Григорьев И.П не вышел на уборочную 3 сентебря потомушто вечером второго сентебря мы с Велесовым П.П пошли до бараку к молодым спецалистам. Я итти не хотел, такак был на менинах шурина и устал, но гражданин Велесов миня уговорил, потомушто хотел танцевать и смычку. У спецалистов была дискатека. Гражданин Велесов предложил мне выпить жидкости самогона, но я атказался и тогда г. Велесов сказал, что я не уважаю и он служил в совецком флоте. Я вежливо намекнул гр. Велесову что он пазорит звание передовика механизатора и он порвал мне воротник рубашки и назвал меня сикильдявкой. Я признаю что после этого применил рукоприкладство и дал гр. Велесову промеш рогов. После этого он встал толкнул миня и я птерял равновесие и случайно обмял руками гражданку Горыныч С. После этого я очнулся в узком за печкой в свем доме без сапог и не смог вылести так как моя супружница гр. Григорьева уехала к теще на выходные в соседний колхоз.

Григорьев И.

Комсомольский Прожектор «Страды 68» выпуск ╧3

Фельетон-молния.

Не проходите мимо!

Несмотря на категорический запрет на использование магических устройств, отдельные сотрудники нашего Института его грубо нарушили! Сотрудник В.Корнеев контрабандным путем провез в подшефный колхоз электронный умклайдет. Чем же это кончилось, товарищи? Как и ожидалось, ничем хорошим! Пострадал знатный механизатор, передовик тов. Григорьев. Чтобы его извлечь, пришлось разбирать кладку печи, и вторая бригада недовыполнила план по турнепсу. Стыдно, товарищи!

Коллектив редакции.

***

После этого инцидента мы помирились, выпили с местными несколько трехлитровых банок браги, потом опять поссорились, чтобы еще раз выкурить трубку мира и больше уже не конфликтовать. Все произошло на охоте. Шел дождь, уборка прекратилась, мы поехали с мужиками на болота. Агроном Федотыч всю дорогу расписывал, какая там прорва уток. – Они как все взлетят, ойо-о, солнца не видать, вот их сколько! И все взматеревшие, сука, крепкие на рану! ТОЗкой уже не возьмешь, ИЖ надобно. Птица есть, – чирки, нырки, шилохвосты...А если повезет, так вы не поверите, надысь видал самую настоящую несыть! В наших краях! Хошь верь, хошь нет, стоит такой в воде и в мешок свой рыб так и тащит, так и тащит, уже голову поднять не может!

Мы поохотились, сидели возле костра по навесом, грелись горячительным, ждали, пока поспеет шулюм, травили байки.

Я решил закрепить успех перемирия, сказать деревенским парням что-нибудь приятное, похвалить. Ворошиловскими стрелками я их назвать не мог, так как они прикладывались к фляжкам еще до начала охоты и ни разу ни в кого не попали ( что очень хорошо), всех трех уток подстрелил Володя Почкин. Потешить их самолюбие восхвалением водительских навыков тоже не получалось, потому что они умудрились на безлюдном поле в два гектара столкнуться двумя звероподобными тракторами К-700.

Тогда я решил потрафить деревенским девушкам. – Вот как так получается, – начал я, – Все говорят – русская деревенская женщина, горящая изба, конь и все такое. Ведь неправда это! Ложный стереотип! Местные напряглись. – То есть я хочу сказать, нет в них этой мужиковатости, наоборот, они очень изящные и стройные. Мужики заулыбались, закивали головами, и тут Саня Дрозд брякнул. – Точно! Я в Риге когда был, там матч американский по телеку, и эти...чирлидерши. Ох, что вытворяли! Ваши девки канавакшеские тоже бы здорово смотрелись с этими ( он хаотично помахал руками), – Мохнатыми пипидастрами.

Повисла тяжелая тишина. Обычно в таких преддраковых ситуациях сначала переспрашивают обидчика, как бы не расслышав и не поверив, потом некоторое время толкают друг друга в грудь. Здесь все обошлось без прелюминаций. Здоровенный механизатор Вася Велесов, который ощипывал дичь, молча встал, подошел к Дрозду, огляделся в поисках предмета, не нашел и шмякнул его тушкой кряквы по шапке. – Вот тебе, сука, пидастра городская, за наших девок, – присовокупил он вербально.

***

... Хорошо сидим, – нервно сказала О'крошка. – Макс, ты бы хоть кофе предложил гостям.

Максим не пошевельнулся. – Какие же вы гости? Гости звонят прежде чем придти, торты носят. А не вламываются за полночь... когда хозяев дома нет.

– Ты же мне сам ключ... в любое время, – начала Светлана, покраснела и замолчала.

– Извини, Макс.– Роман сделал попытку встать, – мы, наверное, пойдем.

Собака приподняла голову и тихо зарычала. Роман сел.

Палатенко достал трубку с длинным мундштуком, по комнате поплыл медвяной дым.

– Я знаю, зачем вы пришли. И я отвечу. Вам – отвечу. Света, кофе готов, не в службу, а в дружбу... Девушка встала, подкатила столик на колесах, расставила чашки.

– По двум причинам, – продолжал Максим. – Даже по трем. Во-первых, вы мои друзья, а для меня это не пустой звук. Палатенко пристально посмотрел на Романа, тот опустил глаза. Во-вторых, вам все равно никто не поверит.

Максим разлил кофе. Пес возле двери тяжело вздохнул. Палатенко опустил блюдце на пол, плеснул туда кофе, добавил молока.

– А в третьих?, – спросила Окрошка.

– Мне нужна ваша помощь, – Максим кивнул псу, – Уважаемый Тсисту, угощайтесь, пожалуйста.

– Благодарю, – басом ответил койот и подошел к столу.

***

Виктор лежал в темноте, пытаясь снова прокрутить в голове увиденное и пережитое. И понять, почему это все нужно было смотреть. Ну, Институт, Привалов... Мы подружились, помнится, в колхозе, было дело, вкалывали и амуры крутили. А демонстрация с драконом – полнейшая лажа. Не мог Альфред Горыныча выпустить, его после «чая» не допускали до вивария. И Лизка ну никак не могла протиснуться в цистерну с «Живой рыбой», разве только голову просунуть. И вообще, зачем мне видеть сквозь Сашкины очки? Я живу своей жизнью, у меня у самого такие случаи бывали, ой да ну! Зачем они меня здесь держат? Что им нужно от меня, ведь что– то же мне надо было здесь? Что-то сделать? Кого-то найти? Я не пленник, хожу где хочу, но и уйти не могу. – Слышите, вы! – крикнул он. – Я не узник и не пленник! Я вам что, граф Монте Кристо? Своды пещеры отозвались, – Ишто...ишто..?