Текст книги "Суета вокруг глобуса(СИ)"

Автор книги: Алексей Большанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Так не знают они, на какую разведку! Я же толкую тебе! А вдруг, думают они, на дружественную? Связались уже со всеми крупными службами, все отозвались, не числится у них такой! И поэтому ты им нужен. Ты его друг. Никто тебя не вербует, руки не выкручивает.

– Не по байкерски это, вообще не айс, другану пилюлю подсовывать. Давай я ее наклею на крыло...

Я начинал терять терпение. – Не травишь же ты его! Просто они будут знать, где он находится, и отслеживать! Короче, надоел ты мне. Давай обратно "маячок", и забудем.

Я подошел к полкам.

– Вот посмотри, в архиве откопал. Я протянул Ромке "Памятку бдительности". Он неохотно раскрыл ее, хмыкнул, начал читать вслух. "Необычная осведомленность, в деталях, о жизни за границей, в тоже время слабое знание местных порядков". Роман жалостливо надломил брови и посмотрел на меня.

– Дед, сейчас все знают, как живут за бугром, и Макс зарабатывает и он везде был, даже на сафари в Африке. А местные порядки я и сам не знаю и знать не хочу. "Малое употребление хлеба за обедом, разбавление спиртных напитков льдом, водой, пьет их в небольших количествах, как бы смакуя". Максим засмеялся. – Ага, в небольших количествах. Вот мы как то в "Манго"... Он осекся. – Ну, с хлебом в точку, не ест он его вообще. Мясо одно голимое лопает.

– Вот видишь, – сказал я.

– Нда, дед. Роман отложил памятку. – "Мне позвонить в гестапо или это сделаете вы" – процитировал он стеклянным голосом. – Чушь все это собачачья.

– Может быть. А ты понаблюдай. И вот что. Самое главное они забыли в этой памятке. У тебя какие любимые российиские фильмы? Которые ты пересматривал сто раз.

– Дед, не надо, опять ты про свое, ну да, были шедевры, я их люблю. Есть масса отличных не только совковых фильмов – "Чужие", "Терминатор", целая куча.

– Ладно, не понял ты меня. Езжай давай, мне на работу.

Роман неохотно сунул капсулу в карман, приобнял деда и вышел, вскоре раздался удаляющийся треск его механического чудища. А я пошел и опрокинул рюмку крепкой настойки, чтобы ослабить чувство отвращения к себе самому.

***

2.

Слава богу, что на вранье нет пошлин! Ведь куда бы какое всем было разорение!

Фонвизин Д. И.

Мемуар Александра Привалова

Я решил свои воспоминания беллетризировать, не зря же бабка меня писателем мнит, мне даже начинает нравится. Заголовки буду делать, вот такие:

Как мы ходили на демонстрацию седьмого ноября тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.

После обеда шестого ноября мне позвонил замдиректора по АХЧ Модест Матвеевич.

– Привалов, – сказал он, – зайдите ко мне, вам надлежит получить транспаранты.

– Какой транспонент? – не понял я. Я как раз вводил в Алдан неразрешимую задачу Лейбница про Буриданова осла по заявке Кристобаля Хозевича. Но Модест Матвеевич уже бросил трубку. Я вздохнул и поплелся в приемную. Модест Матвеевич сухо со мной поздоровался и мы проследовали в подсобное помещение при актовом зале.

– Вы, Привалов, должны понимать, – внушал по дороге Камноедов, – что все эти ваши алданы есть кнопконажимательство, а демонстрация это общественное мероприятие, которое уравнивает и обьединяет как дубеля, так и профессора. Демонстрации все равно – магистер ты или этот ... Я опять подумал про осла. Модест Матвеевич отверз огромный амбарный замок, и мы зашли в большое пыльное помещение. Стены справа и слева бы заставлены агитационными материалами, на стенах висели транспаранты и лозунги, свернутые и растянутые на белой материи и кумаче. На всех имелся инвентарный номер. Там были злободневные═ " Вперед, к победе коммунизма! Далее теснились более редкие – "Религия-яд, береги ребят! Колхозами начисто уничтожим кулачество! В глубине запасника я с удивлением увидел домотканую растяжку с надписью "Самозванца Бориску – на колъ!", а еще дальше, в самом углу, стоял тяжелый берестяной транспарант с полустершейся надписью – "Наш БогЪ – Перун, долой... вого Вла...!" . Также на левой стене зачем– то висел польский шляхетский герб с пеликаном.

– Вы, Привалов, – прервал мой экскурс Модест Матвеевич, – принимаете под личную материальную ответственность две агитационные единицы, – он посмотрел в блокнот – номер триста десять и триста двенадцать.

Он повел бровью, три гнома вытащили, тонко чихая, два больших полотна, одно на деревянной раме, другое на дутых резиновых колесах.

На первом транспаранте я увидел портрет кисти нашего домового Тихона. Это был пожилой человек со взглядом пресыщенного патриция, на груди у него алел значок депутата. Партийный деятель был неуловимо похож на Модеста Матвеевича, который ревниво наблюдал за мной. Хоть убейте, я не помнил его имя и фамилию.

– Хороший портрет, – сказал я. Много видел изображений этого товарища, этот самый правдивый. Я напрягся и добавил, – говорят, начинал как начальник Административно – хозяйственной части.

Модест Матвеевич посмотрел на деятеля, – В самом деле? Ну что же, мы всегда были кузницей великих людей.

Второй мобильный транспарант изображал Ленина, Маркса и Энгельса. Их лица также несли еле различимые черты Камноедова...

***

... – Да здравствует прославленный орденоносный имени Михаила Васильевича Ломоносова коллектив института НИИЧАВО! Ура, товарищи!

– Ура-а!

Мы шли вдоль невысокой, обитой красным трибуны. Там в бобровых шапках и пальто с цигейкой внимали шествию лучшие люди города. В течение ряда лет там также присутствовал профессор Выбегалло. Он всегда оглядывал движущиеся колонны, милостиво улыбаясь. Когда кричали "осанну" институту, он вертелся в стороны, кивал и мелко кланялся соседям-небожителям, подразумевая, что все успехи коллектива являются результатом исключительно его, выбегалловой, научной мудрости и крестьянской смекалки.

В этом году он мрачно плелся в колонне простолюдинов, опустив голову и косо держа в руках транспарант – "Гнать метлой очковтирателей от науки!".

После инцидента с кадавром-потребителем он на время затих, после чего начал опыты по производству сыворотки, которая, как он утверждал, способна разбудить любого индивида от сна любой крепости, после чего придать ему чудовищную работоспособность. Мертвого, значить, подымет и в стахановцы, компрене? Он собирался в длительную командировку в Гималаи. Там профессор намеревался разбудить при помощи своего экстракта, (рецепт которого Амбросий Амбруазович держал в секрете) спящих тысячелетия в пещерах Сомати допотопных гигантов, генофонд человечества, и склонить их работать в своем отделе.

Перед экспедицией в Тибет профессор Выбегалло решил провести полевые испытания своего, "разбудителя инновационного системы ААВ1", но не знал, как.

Володя Почкин, родом из Томска, подсказал, что крепче всего спят сибирские медведи. Самки, мол, рожают не просыпаясь. Выбегалло, сотрудница отдела ведьмочка Стелла, а также корреспонденты Г. Проницательный и Б. Питомник выехали в село Александрово и углубились в лес. Найдя берлогу, местные жители срубили профессору крытую охотничью вышку, где он, Стелла и Б. Питомник с фотоаппаратурой собирались наблюдать за ходом испытания. Г. Проницательный, перекрестившись, разгреб сугроб, залез в берлогу и капнул из пипетки экстрактом медведю на нос.

Томская журналистка Ирина Чернявская навестила пострадавшего.

Вот как он описывал случившееся из отверстия в бинтах, вися на растяжках в клинике Мединститута города Томска.

– Пустосмысл Александрович, как все произошло?

– Гостомысл, с вашего позво...ления. Как вы знаете, я доставил "разбудитель" до реципиента, больше ничего не помню.

– Большое спасибо. Выздоравливайте.

Газета «Молодой Ленинец», Томск, 18 января 1967 г.

«Опережая время»

Очередное открытие, способное изменить мир, совершил «Кудесник из Соловца» профессор А.А. Выбегалло. После долгих лет исследовательской работы, бесконечных проб и ошибок, бесчисленных сложнейших экспериментов в области прикладной магии и нелинейной алхимии, советскому ученому удалось получить сыворотку под рабочим названием «ААВ1». Мне посчастливилось взять интервью у маститого магистра.

– Амбросий Амбруазович, позвольте прежде всего поздравить вас с очередным открытием.

– Мерси.

– Наверное, я буду не первой, кто задает вам этот вопрос, тем не менее, какое промышленное или сельскохозяйственное значение имеет Ваше изобретение?

– Значить, поясняю для прессы. Значение моего открытия трудно недооценить. Оно в корне, товарищи, изменит ход истории нашей страны! И в производстве, и в обороне. И в сельском хозяйстве!

– В сельском хозяйстве?

– Особенно в ём. Вот скажи-ка, мон пти шери, опорос у свиньи как часто происходит?

– Извините, не имею ни малейшего...

– А надо бы знать! Кажный советский колхозник и работник не должон иметь узколобость и, эта, манкировать.

– Но позвольте, Амбросий Амбруазович, я журналистка.

– Тем более! Так вот, поросится свиноматка два раза в год и дает всего тридцать поросят! Почему так редко? Почему так мало? Может ли она удоле... воле... творить творческую советскую интеллигенцию? А мышь – полевка – может! Семнадцать опоросов по шесть мышат! Это вам не мухой на скатерть начихать! Как заставить свинью перевыполнять, давать больше поросят, больше свинины? Юн кестьон?

– Не знаю.

– Потому что спит хавронья всю дорогу, вместо того, чтобы давать на горА! Дрыхнет, а могла бы увеличивать приплод. И что это значит?

– Что?

– Что вот здесь мой препарат и нужон! Она спать, а ты ей под сусало мой разбудитель ААВ1! И вместо того, чтобы спать впустую, свинья дает опорос, снабжая, таким образом, наш народ качественной свининой.

– Гениально! Вы также упомянули оборону.

– Ага, здесь мой экстракт выступает как стратегическое вооружение. Ответ ихним "Трайдентам"! Вот скажи мне, журналистка...

– Я Вера!

– Ответь, Явера, какая у военных поговорка?

– Ну-у, их много... каждый солдат мечтает..

– Се абсурдитэ! Поговорка военных – солдат спит, служба идет. А это значит, что если солдат не спит, службы нет!

– Ой, и правда!

– Значитца, ежели мы мое средство будем подмешивать в рацион противника, это сводит на нет его боеспособность, ухудшается моторика, он ходит по окопам вялый, полусумасшедший и, наконец, спустя два дня открывает огонь по своим командирам.

– Здорово! Товарищ профессор, большое спасибо вам за интервью. Дальнейших вам научных открытий!

Интервью брала журналистка Вероника Петунина.

***

Далеко, в центре галактики «Тележное колесо» находились две субстанции, одна в парсек длиной, другая поменьше, похожая на мяч. Они устроили обеденный перерыв, отдыхали от работы. Одна из образований, та, что потолще, уплетала гигантскую порцию полузапрещенного реликтового свечения, та, что подлиннее, лакомилась понемногу легкими элементами, зачерпывая их из черной дыры «Саггитариус 2». Во время еды они лениво переговаривались импульсами, делясь мыслями. Вдруг одна из сущностей дернулась, как от укола. – Ты чего? – спросила другая. – Сам не знаю, ответила полная. – Дискомфорт какой-то, как будто младенец где-то заплакал. Длинная субстанция замолчала, заискрилась, повернулась вокруг оси. – Вот только не надо горестно вздыхать! – возмутилась круглая. – В тебе уже нет ничего человеческого, а во мне осталось! До сих пор! И я чувствую, что-то неладно там с ними! И наша помощь нужна! Ты помнишь, что мы обещали, ты лично обещал? – Ну хорошо, давай слетаем, – предложил собеседник. – И я разомнусь.

– А сверхновая?

– Вот погасим и в путь...

***

Кавказцы не явились. Их ждали в течение получаса, затем приехал разведчик дружественного «Северного ордена», засевший в кафе-мороженом на «Трех Углах» и доложил, что «ихний лазунчик приехал, понял, что байкеры в перевесе, и они снялись». «Вольные псы» посожалели и тоже разошлись.

Максим и Роман, как всегда, пошли в "Манго".

Они выпили по пиву, Максим, как обычно, молниеносно захмелел.

– Ты все собирался дорассказать, как тебя принимали, – напомнил Роман.

Из подсобного помещения, облизываясь, вышел большой рыжий кот и тяжело запрыгнул на подоконник неподалеку от их стола. .

– Короче, не хотели меня брать. Неделю я с вами покатался, потом этот говорит, – ты, мол, какой– то мутный чел. Вроде у тебя две – Максим выставил два пальца, – Две личины в одном. – Заворачиваешь, как очкастый ботан, а накачан, как Ван Дизель.

– Кто это сказал? – лениво спросил Роман, зная ответ.

– Ремень, и этот еще -вице. Кто...? – Максим отпил, а не отхлебнул, глоток пива, как из бокала вина. – Кто, говорит, твой поручитель? Тут О"Крошка перчатку поднимает, я, конечно, не знал и не ведал тогда, что это та самая, то есть она для меня просто симпатичной девчонкой была, ну и сейчас, конечно...

– Спортсменка, комсомолка..

– Что? Какая комсомолка? Что ты опять смотришь зверем? Я, наоборот, тебя все время в пример...

...Она говорила Роману, что у нее в крови течет четвертушка ирландской крови, но была она русской красавицей с долей азиатинки, однако все же с ирландским чувством юмора и постоянной готовностью дать в глаз, защищая честь и достоинство.

– Так что теперь я уже не бесправный "суппорт", а "проспект", честь имею кланяться. Максим щелкнул пятками под столом, сделал неуклюжий жест, означавший взмах шляпой с перьями и опрокинул солонку. Кот на полке громко мявкнул.

– Семё-ё-н Семеныч!, – с досадой воскликнул Роман. – Семен Семенович? – заозирался Палатенко.

– Неважно, – пробормотал Роман, стирая со стола серую мокрую соль салфеткой. – Пословица такая есть. У мурманских байкеров.

–А-а. Максим обмакнул в соль два пальца и вдруг потер ими левое плечо. – Это правильно, – похвалил его Привалов. – А то несчастье будет. У тебя платок есть?

Палатенко отвернулся и полез в свой рюкзак, Роман выудил из нагрудного кармана "косухи" ампулу и бросил ее в бокал пива друга. К столику подошла О"Крошка.

***

Мемуар Александра Привалова

...И в который раз все бы сошло профессору Выбегалло с рук, но пострадавший Г. Проницательный ухаживал за дочерью Саваофа Бааловича Одина, студенткой МИРХа Астартой, которая отвечала ему взаимностью. Почувствовав неладное, она попросила отца трансгрессировать ее в Томск, тот отказался, так как оставил магию много тысячелетий назад. Астарта Саваофовна добиралась четверо суток на перекладных, не спала и не ела, залилась слезами при виде загипсованного жениха и пожаловалась Саваофу Бааловичу. Заведующий отделом ТО НИИЧАВО воспылал гневом. Сотрудники наблюдали, как он быстрым шагом следовал по коридору, гномы и домовые прятались в стены и потолки. Саваоф Баалович зашел в кабинет Амвросия Амбруазовича со словами, – Уважаемый профессор, когда -то меня называли Баал– Зебул! После этого дверь кабинета захлопнулась и оттуда раздался грохот падающей мебели, а также характерные звуки, как будто кто– то шлепал мухобойкой по стенам.

После этого Амвросий Амбруазович исчез на три дня, Стеллочка моя отмалчивалась, только однажды спросила, где можно купить средство от пауков.

Позже профессор появился на ученом совете, его пропесочили, чуть не выгнали , потом оставили со строгим выговором. На совете он вел себя странно, был непривычно подавлен, часто гладил ладонями спину и с опаской осматривал верхние темные, в паутине, углы зала заседания.

Минул почти год, но профессору не простили его разбудителя. Все его инновации рубились на корню.

Вот поэтому он и шел на демонстрации седьмого ноября мрачный и обиженный. Было слякотно и тепло, из динамиков раздавалась бравурная музыка, дети сжимали в ладошках шары и флажки, мужики отлучались во дворы, чтобы появиться еще более политически подкованными. Я вообще любил демонстрации, особенно Первомайскую, но ноябрьская тоже ничего. Помню, в какой то год холод был страшенный, мы с Володей Почкиным забежали в ближайший подъезд погреться, вышла пожилая женщина, пригласила нас в квартиру и налила по стопочке. Я еще тогда поразился – над диваном висела старинная гравюра, на которой птица с большим клювом кормила свой плотью птенцов.

***

– Здорово, бандидос, – О"Крошка плюхнулась на стул и примостила на соседнем охапку пакетов из бутиков.

– Привет, О'Крошечка, – обрадовался Роман.

– Здравствуйте, Светлана, – чопорно поздоровался Палатенко.

– Ишь, как заговорил, – обратилась девушка к Роману. – То есть я не тупая уже скво, да? Ромчик, сколько он выпил?

– Я так не говорил, – Максим истово покачал головой, его блестящие волосы цвета вороньего крыла заколыхались. – Я не сказал "тупая", Ромыч, не слушай ее. И не про тебя я говорил, а про женщин в общем, так сказать. То есть, в смысле не все, а есть даже...

– Ладно, проехали. Демосфен. Прощаю на этот раз. Подошла официантка, Светлана попросила безалкогольного, которого не оказалось.

– Макс, можно?, – не дождавшись разрешения, она взяла его бокал с пивом и начала пить. Роман задумчиво наблюдал за ней, выпятив челюсть.

– Уф! Это гуд, – Светлана отдышалась и отставила бокал. – Жара.

– О'Крошечка, что купила? – поинтересовался Максим. Света посмотрела него и начала перечислять: – Топик офигительный, туфли суперские ..

– Ладно, хватит. Светка, он шутит.

– Ничего я не шучу. Я хочу узнать, на какую чепуху тратят женщины свои деньги.

– Ты опять начинаешь?

– Послушайте! Максим сел поудобнее, положил руки на стол. Вот зачем вам десять этих ваших "топиков"? Пять пар туфель! Ну купила на зиму одни мокасины, на лето сандалии. И мех носите, животных...

– Во-первых, на свои пью. И это все по распродаже. Максим усмехнулся. – Распродажа ваша. Вы – рабы, то есть мы все...

– Рабы немы, – сказал Роман.

– Нет, именно мы ! А кто же мы? – Максим развел руками. – Рабы и есть. Докажу на восьми пунктах. Вот смотрите. Нумеро айнс! Оба друга обернулись к девушке. С ней происходили странные метаморфозы. Ее миловидное лицо покраснело, зрачки расширились, движения стали размашистыми.

– Не помешаю? – раздался голос над их головами. Возле столика стоял человек с кружкой пива. Он был огромного роста, спортивного телосложения, с жестким непривлекательным лицом. Роман взглянул на него исподлобья.

– Вообще– то мы... Тут он увидел глаза незнакомца. В них таилась незлая усмешка и какой -то внутренний свет. Роман вдруг почувствовал симпатию, абсолютную уверенность, что с таким человеком хорошо пойти в поход или мчаться по перекатам на рафте.

Он сделал приглашающий жест на единственный свободный стул. – Бронислав, -представился мужчина.

– Максим,

– Роман, – они обменялись рукопожатиями. – А это...

О'Крошка вдруг перегнулась через стол и звонко чмокнула новоприбывшего в щеку. Тот отшатнулся.

– Люблю Бронислава! – сообщила Светлана друзьям. Те изумленно смотрели на нее.

– Вы что, знакомы? – спросил Роман.

– Тебя тоже люблю, – О'Крошка протянула руку и взъерошила Привалову волосы.

Тот почувствовал, что краснеет.

– Светка, у тебя крыша не поплыла?

– Не поплыла! Хочу делиться сокровенным!, – объявила девушка.

– Отличная мысль! Я начну! – выпалил Роман, чтобы заткнуть Свету. Он чувствовал себя гадко.

– Свет, может, не надо? – Максим отставил от нее бокал с остатками пива, – Где же твоя ирландская выносливость? Давай я тебя домой отвезу. Он поднял руку, ловя взгляд официанта.

– Стррашный секрет номер один, – я не совсем ирланк... ирландтка, во мне пульсирует тувинская кровь! Я обожжаю этот ... хоомей! Слушайте!

Светлана очень глубоко вдохнула, строго свела брови и вдруг запела басом с хрипотцой одну продолжительную ноту, – А-у-ммма-а...

Люди в кафе притихли. Друзья прослушали дикое двухголосье, затем подошел официант, строго посмотрел на Максима и постучал по столу.

Светлана замолчала.

– Потрясающе, – сквозь зубы произнес Роман, – а теперь поехали. Сразу в консерваторию.

– Тайна намбер ту! – Не слушая его, продолжала Светлана, – Бронислав, записывай, ты похож на этого..налогового. В общем, мой шеф ведет "серую бухгалтерию"! Занижает и не отражает, записал? И ко мне еще клеится, старый хрюндель, поет, что в тундру увезет и какую-то Хабибу догонит. – А вот код его тайного счета на Кипре: восемь, восемь...

– Светлана, остановитесь, – строго сказал Вепрев. – Как юрист говорю, у вас будут неприятности.

– Фак неприятности! Пусть не лезет! Пусть его посодют, а он не воруй.

– Давайте теперь я, я свой секрет раскрою – лицо у Максима тоже стало пунцовым.

– На самом деле я не только в соловецком лесничестве работаю. Я работаю на разведку одной из недружественных стран...

***

Мемуар Александра Привалова

Я катил портрет за два ряда до профессора Выбегаллы и все отчетливо видел.

Опальный ученый муж все чаще украдкой поглядывал на небо, чего-то ожидая.

Я насторожился.

Прошло две минуты. Откуда то издалека и сверху стал приближаться шум, похожий на хлопанье крыльев гигантской летучей мыши. На снег упала черная тень, мимо моего лица пронеслась исполинская перепончатая лапа с когтями в полметра. Раздался характерный хлопок и запах разжигаемой газовой конфорки, стало очень жарко, припаркованный на обочине автомобиль подпрыгнул и задымился.

Все закричали, в колонне возникла давка, трибуны вмиг опустели, милиционеры с беспокойством смотрели вверх. Над площадью давал круги институтский Змей Горыныч. Он медленно махал кожистыми крыльями, коротко взревывал, головы мотались из стороны в сторону, в ухе средней болтался жетон с инвентарным номером. Опьянев от свободы, дракон то взмывал в небеса, выделывая красивые фигуры пилотажа, то пикировал вниз и на бреющем полете поджигал урны, телеграфные столбы и штакетники.

"Был бы здесь Янус Полуэктович!" – пронеслось у меня в голове, "Он бы, как обычно, спас ситуацию, ведь он знал о ней еще вчера". Но У-Янус Невструев убыл в командировку в Ришикеш на диспут.

Я лихорадочно огляделся. Витька Корнеев справа от меня бормотал что-то под нос, помавая руками, Роман Ойра-Ойра размахнулся и кинул в Горыныча нечто черное, кляксообразное, и попал в пасть левой головы. Этим ему, видимо, удалось нарушить работу огнедышащей железы, так как Змей бездымно закашлялся, потерял высоту и тяжело сел на клумбу перед памятником Владимиру Ильичу. Вождь осуждающе указывал протянутой рукой на ящера, как будто призывая полюбоваться и осудить поведение ожившей гидры капитализма.

Роман обернулся ко мне, – Не волнуйся, Саша, сейчас мы его нейтрализуем. Однако в его голосе не было всегдашней уверенности. И тут случилось страшное.

Змей повел головами и заметил Стеллу. Шесть желтых глаз его загорелись, три пасти похотливо облизнулись раздвоенными черными языками.

Стелла тонко завизжала, подбежала ко мне и прижалась.

Змей стал неторопливо приближаться пеликаньей переваливающейся походкой, по пижонски вихляя задом с бронированным хвостом.

Нужно было действовать немедленно, в запасе у меня было всего полминуты.

Всю прошлую неделю я штудировал главу о трансгрессии из учебника Ломоносова-Лавуазье, ставил опыты, и в конце концов смог переместить осточертевшего Мерлина на областную овощебазу прямо во время его нудятины.

Я молниеносно поставил перед собой задачу. Дано: диплодок летающий, активность полторы годзиллы, Юпитер в созвездии Льва. Я лихорадочно просчитал вектор-магистатум, оценил расстояние от зверя до Озера в Тьмускорпиони, включая семьдеся шесть этажей и, приподняв козырек ушанки, вырвал из брови волосок.

Горыныч уже нависал над нами горой, обдавая пропан-бутановой вонью.

Стеллочка закатила глаза и обвисла у меня в объятиях. Я скороговоркой закончил заклинание и зажмурился.

Раздался оглушительный всплеск, как будто на землю перевернулся вселенский ушат воды, потоки с ревом бурлили, растекаясь по улицам.

Рукотворное море улеглось, в огромной луже грузно ворочалась ластоногая обитательница Озера Лизка. Я понял, что в спешке перепутал параметры диплодока с плезиозавром.

Лизка огляделась, грациозно поворачивая длинную шею. Голова ее нервно подергивалась. Было видно, что она взбешена. Ее взгляд упал на симпатичную Стеллу, потом на змея. Глаза ее сузились, роговые наросты на спине встали дыбом.

Горыныч вдруг съежился, как блудливый муж, застигнутый за актом супружеской неверности. Три головы его, бодаясь, пытались спрятаться друг за друга. Он принялся, как пес, вилять полутонным хвостом, брызгая водой во все стороны.

Стало понятно, что когда-то, тысячелетия назад, двух рептилий связывали тесные отношения. Демонстранты, осмелев, окружили арену семейной разборки.

Подвыпившие мужики кричали, – Не дрейфь, Горыч! Мы за тебя!

Женщины выкрикивали, – Так его, Лизанька, по мордам его бесстыжим, охальника!

Лизка придвинулась к Змею и занесла над ним увесистую ласту.

Раздался вой милицейской сирены и рев пожарной машины. Милиционеры живо погрузили несопротивляющегося змея в специальный огнеупорный бронированный транспорт, Лизка не без изящества протиснулась в цистерну с надписью "Живая рыба", и процессия удалилась.

На трибуну вылезли помятые отцы города, предприимчивый народ принялся собирать с площади окуней.

Витька Корнеев подошел ко мне и ударил по спине. – Помнишь, я тебе говорил, что все думали, что ты дурак, а оказалось, нет?

– Ага, – довольно ответил я, предвкушая его очередное признание, что я уже второй раз оказался умнее его.

– Так вот, беру свои слова обратно. Ты все таки недоумок.

– Подумаешь, – обиделся я.

– Это ж надо, перепутать...

– Сашка, не слушай его, – прервал грубого Корнеева подошедший Почкин. – Ты молодец. Как ты догадался, что только Лизка сможет нашего Горыныча приструнить?

Я загадочно промолчал.

У меня он до сих пор сохранился, этот документ.

За проявленное мужество и находчивость сотруднику Института НИИЧАВО

начальнику Вычислительного Центра младшему научному сотруднику

Привалову А.И. объявляется

БЛАГОДАРНОСТЬ

а также поощрительная премия размером 25

( двадцать пять ) рублей.

Администрация Института НИИЧАВО

Я.П. Невструев, директор НИИЧАВО

Я.П. Невструев, профессор, академик РАН СССР.

Надзиратель вивария вурдалак Альфред признался в подкупе, и в ту же ночь сбежал наш профессор Выбегалло в банду Вунюкова, ускользая от справедливого наказания и прельстившись солидным окладом жалования.

В институте вздохнули с облегчением, лаборатории и кабинет Амбросия Амбруазовича на четвертом этаже отдали под расширение Отдела Предсказаний и Пророчеств.

***

– На какую именно разведку? – безразлично поинтересовался Вепрев, играя с кнопками телефона.

– Ух ты, настоящий шпион!, – восхитилась О'Крошка. Люблю шпионов! На американскую?

– А на всех понемногу, – усмехнулся Максим. Лицо его приняло обычный цвет, он выглядел трезвым. – Да что вы насторожились, я пошутил. Надо же было остановить Окрошечку!

– Жа-а-лко, – протянула Светлана. – Ребята, а я вроде тоже чего -то наговорила. Сорри, перебрала, считать дезаву... ированным. И вообще мне пора. Светлана выглядела усталой и подавленной, лицо осунулось, глаза впали. – Хочу рухнуть на диван стремительным приматом.

– А как же "морковь?" – огорчился Роман.

Светлана встала и положила ему руку на плечо.

– Ты же байкер! Правильный номад! У тебя одна любовь, забыл, как у нас – ветер, свобода и мотоцикл? Остальное все – не тру.

– А давайте за байкеров, – предложил Вепрев. – Я угощаю.

***

Тля ест траву, ржа – железо, а лжа – душу.

Чехов А. П

2.

Они встретились с Координатором в его типи недалеко от Мурманска, на берегу Семеновского озера. Павел усадил Максима под шаманской связкой, возле очага, вручил ему его трубку. Максим затянулся и понял, что в трубке вместо табака кинни-кинник. Это был плохой знак. Максим был из племени онейда, Павел – из чероки, лишь из этих народностей получались настоящие регрессоры, так как только они умели убедительно лгать. Были еще команчи, но с ними старались не связываться после резни на Тускароре.

Они покурили, помолчали.

– Устал? – Павел прислонился спиной к стене, покрытой шкурами, выбил трубку.

– В отпуск не поеду, – сразу сказал Максим.

– "Татанка" отдохнул, – не обращая внимания, продолжал Павел. – Летит послезавтра. С матерью встретишься, с Тайанитой, поохотишься.

Максим перешел с индолингвы на онондага, язык шефа.

– Уважаемый! – сказал он с выражением, – уважаемый сахэм Настэйсакэй! Я не устал. Не устал я, не утомлен. Я на Земле всего полгода, в России и того меньше! Я только оброс приятелями и нужными знакомствами. Если вы думаете, что я провалил...

– Если бы не твоя пассия, ты бы сейчас не здесь сидел. Максим раздраженно хмыкнул.

– Я был в курсе, коммуникатор дал знак. Я принял спорадон, потом разыграл релаксацию. Мог бы не принимать.

– Чукилатаг, ведь дело не в ампуле. Сегодня ампула, завтра арест...

– Я готов!

– Дакатулакан! – не выдержал Павел. – И не смотри на меня зверем! Ты помнишь значение своего имени?

– Помню, – произнес Максим сквозь стиснутые зубы.

– Не бесись, – Павел наклонился и несильно толкнул Макса кулаком в плечо, – Но не две головы у тебя, а половина! Твой лучший друг хотел накормить тебя пентоталом!

Он его не в аптеке купил! Тебя раскрыли, ты это понимаешь?

Максим встал, подошел к шаманской связке и без разрешения принялся перебирать ее содержимое. Нащупав хвост горностая, он стал его гладить, закрыв глаза. "Вот и все", думал он. "Отец будет прятать глаза, мать будет скрывать радость. А я потеряю лицо. Придется, наверное, уходить в другое племя. А сарафанное радио не спит. И буду я странствовать, как тот "Вечный Могиканин", ни дома, ни семьи. Раздался треск. Максим обнаружил, что сжимает в побелевших пальцах раскрашенный обломок рога косули.

– Сядь, – сказал Павел. Максим сел. Пожилой индеец протянул Максиму пластиковый свиток с логотипом Центра, покрытый архаичной официальной секвойграммой. Палатенко его взял, пробежал глазами значки и кивнул. – Мне нужно двое суток для эвакуации, – сказал он хрипло. – И вертолет для генератора и синтезатора. И байк продать... Долги раздать, с работы уволиться. Он начал вставать.

– Погоди, – остановил его Координатор. – Двое суток ты получишь. Но не для свертывания работы. Послушай, что я скажу. Павел помолчал, помешивая остывающие угли в очаге.

– На твоем отстранении настаивал Неуклюжий Медведь – Топотун. Максим криво улыбнулся. Еще бы! Его и Топотуна связывала давнишняя неприязнь. Они были вместе в поисковой группе, Максим проходил практику укрощения кораблей типа "Удод", Неуклюжий ( тогда еще "Смотрящий поверх голов") строил из себя старшего группы. Медведь чудом обнаружил искусственный спутник "Трапперов", протаранив его по касательной и при этом вырвав кусок оперения из "Удода". Корабль заверещал и задрожал, они развернулись, но не смогли ничего обнаружить. Только в срочном порядке доставленный Коммуникатор смог учуять спутник, обшивка которого была покрыта неизвестным составом, поглощающим почти все лучи. "Удод" совершил стыковку. "Смотрящий" кинулся первым через шлюз, и побежал по коридору, пренебрегая всем правилам первичной разведки. В результате он наступил и раздавил пудовым ботинком то, что впоследствии оказалось "флешкой Трапперов". Восстановлению она не подлежала. В рапорте вину за содеянное "Смотрящий" попытался свалить на Чукилатага, но Максим вызвал его на поединок булавами, тот струсил, пошел на попятную, был сбор, и он на год обрел имя "Неуклюжий Медведь-Топотун", причем все в племени всегда именовали его полностью.