Текст книги "За оградой есть Огранда"
Автор книги: Алексей Волков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
9
Лишь одно-единственное обстоятельство порой смущало покой свежеиспеченного жениха. Согласно всем писаным и неписаным правилам герой обязан завоевать принцессу мечом, а у кого ее тут завоевывать? Ни одного врага, не то что врага – простого недоброжелателя. Наоборот, кругом милые предупредительные люди, пусть и немного зацикленные на своих обычаях, но разве это беда?
А может, все и к лучшему? Больше не надо куда-то ехать, с кем-то сражаться, лишний раз рисковать своей шкурой. Главное не подвиг, главное – награда за него. Но награду-то он почти получил...
Между тем понемногу начали съезжаться гости. Было их пока немного, в основном те, кто жил поблизости и успел узнать про свадьбу, или те, кто по своим делам, а то и просто случайно заехали в стольный град. Молодые и пожилые, но все как один или знатные, или богатые, или и то, и другое вместе. Кто-то приезжал рано утром, кто-то вечером, и каждому находилось место в гостевых покоях дворца.
Впрочем, всевозможных горниц, палат и опочивален было столько, что трудно было представить, сколько же нужно людей, чтобы их все занять. Берендей построил свое обиталище с воистину царским размахом, да еще пристроил к нему кучу конюшен, псарен, овчарен, коровников, свинарников, птичников, амбаров и черт знает чего еще. Словно это была не резиденция главы государства, а образцово-показательный колхоз.
С этого дворца Антошка и начал свое знакомство с государством. Никаких обязанностей у будущего наследника престола пока не было, времени девать было некуда, а ни книг, ни телевизоров здесь отродясь не водилось. Ездить на охоту Иванову совсем не хотелось, заниматься же воинскими тренировками он, как истинный богатырь, считал ниже своего достоинства. Постоянно пьянствовать было пока неудобно, а разговаривать с аборигенами казалось не легче, чем со своими бывшими согражданами.
Нет, они с охотой готовы были выслушать истории о совершенных подвигах, многие дружинники в ответ с готовностью рассказывали о своих приключениях, но в основном все разговоры вертелись вокруг баб да пьянок, порою сворачивая к жалобам на многочисленные жизненные неурядицы. Последнее и у себя Антошка слушать, мягко говоря, не любил, здесь же чужие проблемы не волновали его абсолютно. Их веревки, вот сами пусть и распутывают.
Зато бродить по дворцу оказалось неожиданно интересно. Особенно приятно было забраться в какую-нибудь сокровищницу, благо на правах жениха Антошка имел туда неограниченный допуск, и любоваться горами увесистых золотых и серебряных монет, искусно сделанной посудой, игрой света в драгоценных камнях... Неплохо, хотя несколько и похуже, было и в многочисленных оружейных. Как истинный мужчина, Антошка любил всевозможные смертоносные штучки и с удовольствием разглядывал разнообразные мечи, сабли, кинжалы, засапожные ножи, палицы, кистени, булавы, рогатины, копья, бердыши, алебарды, секиры, боевые топоры, луки, самострелы, щиты, кольчуги, брони, шлемы и прочие атрибуты мужского достоинства и человеческого мастерства. Да и, в конце концов, было просто интересно изучить свое новое жилище, такое богатое, разнообразное и большое, не идущее ни в какое сравнение с покинутой однокомнатной квартиркой.
Особенно полюбилась Антошке зала для приема иноземных послов на втором этаже, которую так и называли посольской. Она была расположена почти над самым парадным крыльцом. Именно сюда приходила Василиса посмотреть через розовое стекло на нового жениха, и тайная надежда на ее новый приход заставляла Иванова часами сидеть где-нибудь в уголке или стоять у огромного окна в ожидании Чуда.
Но и помимо ожидания вид из окна открывался чудесный. Если из некоторых других порою можно было узреть нечто неприглядное от покосившихся заборов и сараюшек до пьяных и ободранных мужиков, то здесь перед взором лежало лишь самое лучшее из того, что было в княжестве Берендея. Прелестные уголки природы, чисто выметенный двор, аккуратные строения, стройные красивые люди, одетые исключительно в парадные одежды. Поневоле понималось, что здесь самый лучший уголок на свете, точная копия потерянного рая, чудом сохранившаяся на земле, и недаром место у окна редко было свободным..
Здесь частенько находились знатнейшие иностранцы и собственные вельможи, заезжие путешественники и постоянные обитатели, люди состоятельные и их слуги, при каждом случае не упускавшие возможности посмотреть на открывающуюся красоту. Лишь Василиса так ни разу и не пришла, и, наскучив ожиданием, Антошка то и дело пускался в очередные странствия по огромному жилищу будущего тестя.
Дворец во многом напоминал собой путаный лабиринт, и Иванов частенько блуждал по его многочисленным переходам и лестницам, не имея ни малейшего понятия, куда его занесло и как отсюда выбраться.
Из всех бессчетных помещений запирались лишь сокровищницы и прочие кладовые, в остальные вход был свободным. В итоге Антошка то и дело оказывался в чужих горницах и опочивальнях. Из некоторых он сразу уходил, а в других беседовал с их постоянными или временными обитателями.
На пятый или шестой день подобных блужданий Антошка забрался на третий, самый высокий этаж дворца и привычно, без стука, потянул дверь, выходящую прямо на крутую лестницу. На этот раз, судя по всему, он оказался в опочивальне. Проникавший в окошко тусклый свет кое-как освещал широкую кровать, пару сундуков, разложенные и просто брошенные платья и стоявшую к Антошке спиной молодую женщину или девушку. Весь наряд незнакомки состоял из одной нижней рубахи. Видно, она не то готовилась ко сну, не то решала, какой наряд ей надеть сегодняшним вечером.
– Наконец-то, дорогой, – не оборачиваясь, проворковала девушка. Голос у нее был с тем легким придыханием, которое так легко сводит мужчин с ума и заставляет громче биться самое нелюбвеобильное сердце. – Я уже думала, ты окончательно запропастился. Как ты думаешь, голубое платье мне подойдет?
Таким голосом вполне могла обладать принцесса, и Антошка, словно завороженный, шагнул к прелестнице. Та как раз слегка откинулась назад, и богатырю не оставалось ничего другого, как положить ладони на ее нежные плечи. Ощущение было восхитительным, но тут чья-то грубая рука легла на шею Антона.
– Ага! Не успел я выйти за порог, как ты уже вовсю милуешься с каким-то незнакомцем! – раздался не предвещающий ничего хорошего грубый мужской голос.
Иванов повернулся и в изумлении застыл. Перед ним стоял Чагар, человек, когда-то первым повстречавшийся герою в этом мире.
Ревнивец в свою очередь был удивлен не меньше. В его глазах промелькнуло узнавание, а губы вдруг сложились в недобрую усмешку.
– Впрочем, виноват. Этого (далее следовало непечатное слово) я уже видел. Что, опять взялся за старое? Или мало тебе одного раза?
– Послушайте, я сейчас вам все объясню. Здесь простое недоразумение. Я зашел сюда совершенно случайно... – начал было Антон, но Чагар не стал слушать его оправданий.
– Говоришь, случайно? Знаем мы такие случаи! Но ничего, у меня как войдешь, так и выйдешь!
В следующее мгновение Иванов смог убедиться, что от хорошего толчка человек вполне способен обрести крылья. Чувство было такое, словно он летит подобно птице, нет, подобно снаряду, и будет лететь далеко-далеко до вечно отодвигающегося горизонта.
Далеко не получилось. Почти сразу на пути встала массивная дубовая дверь. Не задерживаясь (да и было бы мудрено), Иванов открыл ее головой, на какой-то момент испытал невесомость и с грохотом покатился по крутым ступеням.
Как он не поджег сухое дерево, осталось загадкой, но когда из глаз перестали сыпаться искры, прямо перед собой Антошка увидел знакомые красные сапоги. Богатырь машинально скользнул взглядом вверх и едва не забыл про свою боль.
Прямо над ним стоял его будущий тесть Берендей и взирал на Иванова с нескрываемым осуждением.
– Застукаю в третий раз – убью! – пророкотал далеко наверху бас Чагара, и следом хлопнула закрываемая дверь.
Антошка хотел было рассказать царю о нелепости случившегося, но падение напрочь лишило его дыхания.
– Вот, значит, как, – покачал головой Берендей. Дальше он говорить не стал, да и зачем? Что можно сказать жениху, чуть ли не накануне свадьбы выброшенному из опочивальни посторонней женщины? Чтобы впредь вел себя поосторожнее?
Пока Антошка силился издать хотя бы какой-то членораздельный звук, князь бросил на него еще один уничтожающий взгляд, повернулся и ушел, едва слышно ступая мягкими красными сапогами.
10
Едва ли не впервые в жизни Антошке не спалось. Досада на судьбу, вдруг сменившую милость на гнев, чередовалась с липким потным страхом. Иванову никогда до сих пор не доводилось бывать при домах князей, царей, королей и прочих герцогов, но это совсем не мешало пониманию, чем может быть чреват высочайший гнев. Вот сейчас, гремя кольчугами, в опочивальню войдет караул, поднимут с пуховой постельки и отведут туда, где если и есть постель, то соломенная. И хорошо еще если камера, а если сразу плаха? Или неведомая, но не менее зловещая дыба?
Хуже всего, что Антошка совершенно не знал, как себя вести. Сдаваться без боя – самоубийство, сопротивляться – тоже. Может, лучше бы было потихоньку сбежать, но как это – потихоньку? Ворота и во дворце, и в городе на ночь закрывались, на стенах стояла стража, да и теплилась все-таки в сердце подленькая надежда, что Берендей не будет рубить сплеча. Попробует разобраться, а там, глядишь, и пронесет...
А потом, уже посреди затянувшейся ночи, во дворце поднялся страшный шум. Затрубили сигнальные трубы, тревожно загудело било, отовсюду послышались крики, беготня, лязг оружия. Иванов испуганно нырнул под кровать, тщетно попытался превратиться в мышку, но вскоре кое-как сообразил, что вряд ли Берендей поднял тревогу, чтобы захватить в опочивальне одного человека.
Все это гораздо больше походило на внезапное нападение. Антошка понятия не имел, кто мог посреди ночи напасть на город, но на сердце сразу полегчало. Оказывается, судьба по-прежнему была благосклонной к нему. Теперь у Антошки появился шанс отбить нападение на дворец и тем самым восстановить свое оброе имя в глазах Берендея. Одно дело быть победителем никому не ведомого Змея и совсем другое – у всех на глазах спасти целое княжество.
Действовать, действовать и еще раз действовать! Антошка торопливо выбрался из-под кровати, чихнул от набившейся в нос пыли и стал собираться на битву. От темноты и спешки он перепутал правый сапог с левым, напялил задом наперед кольчугу, а вместо шлема долго и упорно пытался надеть на голову ночной горшок, искренне недоумевая, откуда так дурно воняет. Наконец он сумел осознать свои ошибки, даже исправил их и опрометью бросился из опочивальни.
В коридоре горели редкие факелы. В их тусклом свете бестолково, но рьяно носились воины. Не воины носились тоже, причем их было сравнительно легко узнать по отсутствию оружия и доспехов. Или это все-таки были дружинники, впопыхах забывшие захватить свои инструменты и рабочую одежду? Выскочили в чем попало (хорошо хоть, не в чем мать родила!) и теперь делали вид, что заняты делом.
Антошка попытался остановить одного-другого, чтобы узнать, что делать и что делается, но все продолжали носиться с самым воинственным видом, а если и останавливались, то для того, чтобы развернуться и, потрясая оружием, нестись прочь.
Чтобы не чувствовать себя белой вороной в обществе занятых людей, Иванов побежал в первую попавшуюся сторону и после непродолжительной пробежки оказался во дворе.
Там царил такой же бардак, как и во дворце. Только освещен двор был не в пример лучше благодаря мноначисленным факелам в руках мечущихся людей и двум ярко горящим сараям не то с сеном, не то с соломой. Но даже при их свете нигде не было видно никакого врага, разве что он упорно притворялся своим и бестолково носился вместе со всеми.
– Гаси! Лови! Держи! На стены! Седлай коней! Мать! Мать! Мать! Мать!..
Последнее не содержало никаких призывов, но было понятно, а остальное все равно не выполнялось. Никто никого не седлал, ничего не гасил, а ловить и держать было некого, разве что друг друга. Для воцарения порядка это бы совсем не помешало, если, конечно, не привело бы к всеобщей драке.
– Братцы! У нас же ворота нараспашку! – вдруг истошно завопил один из дружинников.
И точно, дворцовые ворота были широко открыты, а запоры на них выломаны неведомой, но явно злодейской рукой.
Дружно кинулись в город, но там ждала та же картина. Только в придачу ко всему метались вконец ополоумевшие горожане и кричали кто во что горазд.
«Теперь или никогда», – решил Антон, кое-как оправившийся от первоначального смятения. Он понял, что настал его долгожданный час и пора брать команду в свои руки, объединить людей, приготовиться к отпору. Только как?
Решение пришло не сразу, но Иванов сразу понял, что оно самое правильное в этой непонятной обстановке:
– Закрыть ворота!
И люди послушно бросились выполнять приказание, словно только и дожидались его.
– Дружинникам на стены! Женщинам и детям немедленно вернуться в свои дома!
Залезли, вернулись, правда, не все и не сразу. Распоряжаться понравилось, и Антошка с радостью приказал бы еще что-нибудь не менее умное, но в голове ничего подходящего к случаю больше не появлялось. Вертелось слышанное в фильме: «Прицел постоянный!» – однако Иванов смутно догадывался, что эту команду здесь просто не поймут.
Чтобы выиграть время, Антошка поднялся на стену сам и орлом выглянул наружу.
Мог бы и не глядеть. Как ни коротки летние ночи, утро еще не наступило, и в кромешной тьме ничего видно не было.
Тогда Иванов прислушался, но опять-таки не услышал ничего заслуживающего внимания. Снаружи словно все вымерло, и лишь в городе продолжали раздаваться крики ничего не понимающих людей.
Так продолжалось довольно долго, может, час, а может, и пять минут. Часов у Антошки не было, у коренных обитателей этого мира и подавно, и время приходилось измерять наобум, а то и не измерять вообще. Все равно от подобных измерений не было никакого практического толка.
Восход солнца начался сам по себе, как и заведено исстари и в освященном веками порядке. Небо на востоке начало постепенно светлеть, затем алеть, заголосили петухи, и над горизонтом появился краешек дневного светила. Воины на стенах приумолкли, борясь со сном, и стало ясно, что никакого ночного штурма не будет. А если и будет, то утренний, и лишь в том случае, если подойдет хоть какой-нибудь враг: в зыбком свете раннего утра окрестности столицы продолжали оставаться до неприличия безлюдными.
«Что ж, придется спасать царство в следующий раз», – не без горечи подумал Иванов и направился во дворец.
Во дворце продолжался прежний бардак. Дружинники и челядь продолжали заморенно носиться по двору, заглядывали под каждый куст и за каждый угол, а затем разочарованно мчались дальше. В окнах тоже непрерывно мелькали мужские и женские фигуры. Видно, поиски продолжались и там.
Иванов не удержался и, увлеченный всеобщим энтузиазмом, некоторое время бегал вместе со всеми. Но за углами виднелись такие же взмыленные люди, под кустами не было ничего заслуживающего упоминания, и, обшарив огромный двор в третий или четвертый раз, Иванов наконец понял, что так он ничего не найдет. Тем более богатырь до сих пор не знал, что же, собственно, ищет.
– Слышь, а чего ищем-то? – остановил он пробегавшего мимо дружинника.
– Не чего, а кого, – поправил его дружинник и усталой трусцой направился к ближайшему кустику.
Антошка снял шлем, старательно почесал затылок и водрузил головной убор на прежнее место.
– Кто потерялся-то? – вцепился Иванов в какого-то слугу.
Слуга попытался вырваться, но Антошка держал крепко. Поняв, что освободиться не удастся, слуга с трудом отдышался и спросил:
– Как «кто»?
– Вот и я спрашиваю: кто? – Антошка с трудом подавил желание подкрепить вопрос хорошей оплеухой.
– Принцесса, кто же еще? – Слуга воспользовался секундным замешательством Иванова и со всех ног рванул прочь.
– Василиса, – прошептал внезапно севшим голосом Антон и сам осел на ближайшую лавку.
Широко распахнулась дверь парадного крыльца, и появился взъерошенный Берендей в накинутой поверх розовой кальсонной пары княжеской мантии.
– Нашли? – как-то устало спросил он.
– Нет еще, батюшка-князь, – вразнобой ответили прервавшие свой бег дружинники.
Берендей душераздирающе вздохнул, оглядел собравшихся, заметил среди них Антона и жестом поманил его к себе.
– Осиротели мы с тобой, Ванюша, – грустно сказал царь. – Ты не женился, а уже овдовел, а я...
Он поперхнулся, прослезился, извлек откуда-то здоровенный расписной платок и с чувством уткнулся в него.
– Ваше величество, – Антошка растерялся при виде такого горя. – Батюшка, может, еще найдется?
– Где? – сотрясаясь от рыданий, вопросил Берендей. – Везде смотрели! Нет нигде моей лапушки!
Челядь во дворе понурила головы, словно была виновата, что поиски до сих пор не увенчались успехом.
Берендей отнял от глаз воняющий луком платок. Глаза князя были красными, и из них продолжали катиться слезы. Вид у Берендея был настолько несчастным, что даже Антошке стало его жаль. Но еще больше, чём незадачливого отца, Иванову было жаль себя. Связанные с женитьбой на принцессе перспективы исчезли вместе с нареченной невестой. Мог стать вторым лицом в государстве, теперь остался никем. Не для того же он пришел в этот мир, чтобы стать рядовым дружинником или бродячим богатырем! Но где теперь найти другую принцессу с покладистым отцом? Большинство, поди, уже замужем...
– Я понял! – патетически воскликнул Берендей. – Это Кощей украл Василисушку! Он давно собирался сделать свое черное дело и только ждал удобного момента. Горе мне, горе! Никогда я больше не увижу свою разлюбезную-доченьку! Замучает ее изверг, обязательно замучает!
– Ваше величество! – не менее патетически отозвался Иванов. – Я освобожу Василису!
– Как? Если Кощей что-то украл, то отдаст только через свой труп, а он же бессмертный! Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, сундук на дубе, дуб... Где же дуб?
– Ничего, найдем и на него управу, – уверенно пообещал Антон. – Мне бы только знать, в какой он стороне.
– На западе, Ваня, – торопливо вставил Берендей. – Поезжай на запад, там и найдешь супостата. Одолеешь Кощея – Василиса твоя. Даю в том прилюдное княжеское слово. С бранного поля да за свадебный пир. – И дурным голосом возопил: – Спаси мое чадушко, Ваня!..
11
За счастье надо бороться. Банальная мысль, но что в жизни может быть нового? Особенно если тебя перенесло в мир, где ценность человека определяется не количеством извилин, а исключительно величиной мускулов. Героический мир, одним словом. Мир, где всегда есть место подвигам, даже если их совсем не хочется совершать.
Антошке совершать подвиги пока хотелось. Путешествие за ограду не успело наскучить так, как постылая родина, не сумевшая разглядеть в нем истинного героя, да и награда была достаточно заманчивой. Может быть, это выглядело и не слишком красиво, но в глубине души Антошка был даже благодарен Кощею за своевременное похищение Василисы. Одно дело жениться на прекрасной принцессе по заурядной взаимной любви и совсем другое – спасти ту же принцессу от страшной участи, вырвать ее из похотливых лап похитителя и тогда уже самому вступить в брак с ней. Это поневоле возвышает мужчину и в собственных глазах, и в невестиных, и в посторонних. Потому и пустился Иванов в новую дорогу с легким сердцем и с чистой душой, словно не на подвиг он ехал, а на давно ожидаемый праздник.
Когда дело правое, враг неизбежно будет разбит, иначе какое же это приключение? Потому только молодые и неопытные герои могут сомневаться в исходе начатого дела, переживать за возлюбленную торопиться на битву, опытные – никогда. Зачем губить нервы, когда счастливый конец все равно предрешен.
Иванов относил себя, разумеется, к опытным. Пусть и не довелось ему в полной мере пройти разнообразные огни, воды да медные трубы, но большое количество соответствующих книг и собственных героических мечтаний с успехом заменяли ему скучноватую повседневную практику. Победа над драконом лишь подтверждала правильность выбранного пути. Кощей закономерно вписывался в этот путь, был его апофеозом, в отличие, скажем, от Чагара. Тот вообще взялся непонятно откуда и непонятно зачем. К тому же подозрительный муж явно не являлся воплощением Всемирного Зла и уже потому был способен с легкостью накостылять Антошке по шее. Дошло до того, что гориллоподобный ревнивец, оказавшийся берендеевским родственником, даже не вышел проводить будущего княжеского зятя.
А какие были проводы! Седые ветераны напутствовали отечески, молодые дружинники взирали с неприкрытым восторгом и завистью, придворные лебезили, женщины плакали, простолюдины приветственно орали во всю мощь своих легких, князь прижимал к груди... К услугам Антошки были все дворцовые кладовые, и, стоило захотеть, с ним бы отправился целый караван припасов и слуг, но приходилось держать богатырскую марку. Это было тем более легко, что почти все консервы так и лежали неиспользованными в дорожной сумке, коньяк тоже остался цел, потому с собой Иванов взял лишь сухари, кусок копченого окорока да здоровенную флягу вина. Не считая своей сумки, разумеется.
Дорога от дворца была похожа на ту, по которой Антон ехал к дворцу. В основном, правда, своим отсутствием. Приходилось довольствоваться общим направлением и простейшим соображением: как все дороги ведут в Рим, так путь без дорог должен обязательно привести к Кощею.
Ехать пока было довольно приятно. По холмам и долам следи лесов и полей. Чистый воздух, нетронутая природа. Благодать! Даже вездесущие комары, как ни старались, не могли омрачить пасторальной картины. Да и что комар? Главное, это не дать ему сесть на лицо, а боевые рукавицы, не говоря уже о кольчуге, ни один летающий гаденыш в жизни не прокусит. Пусть звенит до посинения, все равно ему богатырской кровушки не видать.
Вначале часто, потом все реже попадались деревеньки с неизменно гостеприимными поселянами и неизбежным молочком из-под бешеной коровки. Мужики внимали рассказам проезжего витязя, раскрыв от изумления рты с давно не чищенными зубами, бабы млели и едва ли не в открытую звали на сеновал. Напрасно. Насчет последнего Иванов был непреклонен. Зачем размениваться по мелочам, когда в конце пути ожидает воистину царский приз? Все равно что набивать утробу черным хлебом в ожидании официанта с отборными деликатесами. Другое дело – выпивка, да еще под вечер и с устатку. На грядущий сон отказываться от чарки не резон. Запасы коньяка небесконечны, еще вопрос, хватит ли его до Кощея, и лучше приберечь живительный напиток на действительно черный день. Наподобие того, когда на пути не оказалось даже самой глухой деревушки и Антошке пришлось заночевать под открытым небом.
Впрочем, даже в этом была своя прелесть. Учитывая уникальность такой ситуации, естественно. Да и всего-то делов: развести костер, перерубить банку консервов, не торопясь умять ее под коньячок или под первачок, подложить под голову седло, завернуться в плащ и спать себе до утра. Благо хищников по пути не попадалось, о разбойниках и не слышалось, и бояться было совершенно нечего.
Потом все потихоньку начало надоедать. Щеки поросли щетиной, щетина превратилась в бородку, а конца пути по-прежнему не было видно. Захотелось если не драки, то хотя бы толчеи на улице, книжки про увлекательные подвиги, наконец. В голову стала закрадываться подленькая мысль: может, он проехал Кощеево царство стороной и сейчас продолжает путь черт знает куда, пока не упрется в море? Если здесь вообще есть моря. Хотя без моря прожить – что раз плюнуть, а вот то, что перестали попадаться деревни, – это уже по-настоящему плохо. Спросить дорогу и то не у кого.
Антошка едва ли не впервые подумал, что Огранда тоже далека до совершенства. Ни карт, ни компаса, людей опять-таки маловато, да и хотя бы плохонькие дороги отнюдь не помешали. Вначале было нормально и без дорог, но сколько же можно блуждать по бесконечным лесам? То бурелом объезжай, то болото, то через речушку переправляйся, а солнца, между прочим, зачастую за листвой и не видно. Попробуй сориентироваться, учитывая, что и светило не шибко большой помощник. В поддень оно находится на юге, однако как без часов узнать, что уже наступил полдень? Хотя бы радио было с сигналами точного времени! Заблудиться в лесу – это не подвиг. В самом крайнем случае – заурядное приключение, черт бы его побрал!
После трех дней скитаний, когда по дороге не попадалось ни одной деревни, а вокруг не было ни души, Иванов отчаялся настолько, что был согласен даже на бесславное возвращение во дворец. Но где находится этот дворец, он уже тоже совсем не представлял...
