Текст книги "Заслуженный гамаковод России (СИ)"

Автор книги: Алексей Иванников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Заслуженный гамаковод России

 Все говорят: разве это сложно – играть на бирже? Где бы нам только добыть время, и главное – деньги – чтобы заняться таким приятным и увлекательным делом, позволяющим из одной суммы – в рублях – делать ещё большую сумму, подтверждающую и закрепляющую статус и положение в обществе? Только оказываются эти все в результате не у дел, жалуясь судьбе и зализывая душевные раны всеми доступными способами, включая самые непристойные. Ещё куда ни шло – тихо утопиться в ванной давно заложенной и проигранной на бирже квартиры, чтобы пришедшие за долгом кредиторы получили неприятный сюрприз и головную боль на несколько ближайших месяцев. Квартиру они, конечно же, заберут, перемыв вам все кости и заодно внутренности, но хоть какая-то месть за так неудачно кончившуюся жизнь ударит их запоздалой молнией и подпортит победную наступательную статистику.

Совсем же другое дело: бросаться под поезд. Ну подумайте сами: разве эстетично будет оказаться размазанным по рельсам на протяжении нескольких десятков метров, показывая всему миру свою внутреннюю нищету и убожество, заодно с кровавыми красными потрохами?! Ни один из родственников и знакомых, безусловно, не одобрит такого способа рассчитаться с незаладившейся жизнью, тем более что ещё не факт: что ваша попытка закончится успешно.

Статистика ведь ясно говорит о ненадёжности подобного способа, приводящего при неудаче к совершенно противоположным результатам. Вы хотели уйти – красиво и свободно? – но вместо этого вы ещё больше привяжетесь к мерзкому не оценившему вас по достоинству миру той койкой в больничной палате, куда вас в конце концов спихнут уставшие от долгого общения врачи и близкие, или же инвалидным креслом, выбраться из которого вряд ли когда-нибудь сможете. Разве вам это надо?

Так что надёжнее всего – яд. Или лучше: настоящее полноценное снотворное, лошадиная доза которого обеспечит вам вполне комфортную доставку на тот свет, а окружающие по достоинству оценят силу и самообладание человека, решившего подвести баланс своей неудачной жизни.

В сочетании с той же ванной – нет лучшего способа! Вы наливаете тёплую воду, медленно заполняете блестящую белую ёмкость, параллельно заглатывая и запивая жидкостью одну таблетку за другой, пока не настанет время сбрасывать больше уже ненужные вещи. Тогда вы устанавливаете рядом стульчик и вешаете на него старую рубашку и тренировочные, включаете любимейшую музыку – у каждого свою – и тихо погружаетесь в вечный беспробудный сон, который никогда уже не закончится.

Что вы сказали там – на задней парте? К чему я это всё рассказываю? Но ведь любой, покусившийся на такое дело, всегда должен быть готов к самому мерзкому развитию событий, и если он не способен выдержать потерю всего, то лучше ему не соваться туда. В окружающей жизни можно найти много достойных профессий, где даже без всяких мозгов удастся построить приличную карьеру. Тем более что и не во всякой деятельности эти мозги окажутся востребованы: для многих ведь работа сводится к заранее определённым механическим операциям, которые смогла бы проделать любая обезьяна. Обезьяна только не знает: что такое работа и долг перед обществом, а также необходимость содержать и поддерживать семью и государство, со всеми социальными институтами и иерархиями. Обезьяна – она бы ведь рехнулась, если бы узнала, каким сложным и протяжённым был путь получаемой ею ежедневно связки бананов к ней в клетку, сколько разных факторов влияло на размер этой связки, и к каким последствиям, например, привёл бы решительный отказ данной обезьяны и её сородичей по всему миру эти бананы есть. Плохой аппетит, мерзкое состояние духа – а продавцы бананов уже подсчитывают убытки, транспортные фирмы сокращают сотрудников, оптовики отказываются от услуг транспортных судов, тихо ржавеющих в гавани, а крестьяне закапывают урожай в землю, не давая ему сгнить на брошенных покинутых плантациях.

Но к счастью такого не бывает: за состоянием духа этой обезьяны, а также всех остальных обезьян по всему миру ведётся постоянное наблюдение, в случае же необходимости делаются разумные корректировки, пробуждающие у глупых животных аппетит: пусть даже придётся отступить от разумных, опробованных временем рецептов и приготовить, к примеру, бананы в копчёном или солёном виде. Главное же: после этого бананы так и улетают с прилавков, давая всем лишь радость и оставляя в стороне негативные эмоции, способные лишь отпугнуть и разладить хорошо поставленное дело.

Так что: кто способен подняться над такой обезьяной и ощутить всю сложность мира – милости прошу на мои курсы. Лекции по биржевой торговле – которые я читаю последние несколько лет в рамках экономического блока известных на всю страну учебных курсов – давно получили заслуженную славу и признание. Теперь уже не мне приходится заботиться о заполнении аудитории и призывать слушателей к вниманию – ничего подобного! Не сумевшие выдержать и адекватно воспринять предлагаемый материал вряд ли смогут рассчитывать на высокую отметку по окончании, а самые нерадивые горько пожалеют: что припёрлись сюда вообще. Это в школе несчастный оболтус и бездельник мог рассчитывать, что боязливые сердобольные учителя в последний момент поставят вместо заслуженных «двоек» надутый вымученный «трояк» и перетащат-таки его в следующий класс. Здесь же: никто не заставит меня проделать подобную процедуру, лишившись частицы самоуважения, но выполнив формальный план.

И я не буду иметь ничего против: если некоторые сразу после вступительной лекции забудут сюда дорогу. Разумный процент от заплаченной изначально суммы они смогут после получить обратно, но мне, по крайней мере, не будет стыдно за оставшихся, согласных вместе проделать неблизкий путь. Я ни за кого не цепляюсь и никого не держу: дверь всегда незаперта…

Что же касается оставшихся: поздравляю вас! Вы уже прошли первое испытание и не последовали за теми двумя молодыми людьми: они, вероятно, рассчитывали найти тут приятную компанию таких же юных оболтусов, как они сами, но что же встретили в реальности? Немолодого, но очень злого и подвижного, живого преподавателя, совершенно не настроенного развлекаться, но готового спустить три шкуры со всех, кто попробует отлынивать и халтурить. Получить у меня высший балл – мечта многих и многих бывших слушателей, так и не доросшая до реальности, как не дорастают почти всегда наши желания до наших возможностей: максимум два-три счастливчика из собравшихся здесь сорока с лишним человек смогут дотянуться до желанной вершины, но уж за них-то я буду спокоен. Ни одно высшее образование не даёт гарантию успеха и процветания в этой жизни, мой же курс – во всяком случае для сумеющих реализовать на практике его важнейшие выводы и заключения – единственный способ разбогатеть без больших связей и откровенного криминала.

Вначале же – для раскачки – я хотел бы рассказать вам предысторию. Путь наверх – почти всегда долгий и тернистый, сопровождающийся остановками и падениями, и лишь собравший в кулак всю волю и желание способен пройти его до конца. Особенно если начало оказалось таким сложным и утомительным, и явно не располагало к поздним безоговорочным победам.

Ещё когда мальчишкой в далёком уральском городке я получал подзатыльники от вечно пьяного папаши: уже тогда я представлял себе совсем другое будущее. Я был в мечтах великим стратегом и организатором, по моим командам тысячи людей двигались в строго определённом направлении и совершали строго определённые действия, реализуя заранее заданную программу. Цели у программ были, разумеется, высокие и благородные: превратить, к примеру, в цветущий сад огромную помойку на окраине города, или освоить сухие и почти безжизненные пространства Сахары. Мысленно я представлял себе бесконечные линии трубопроводов, тянущихся от опреснительных установок на морском побережье и гонящих вдаль массы живительной влаги, благодаря которой бескрайние пространства заполняются зеленеющими полями и садами, полными ягод и фруктов.

Я даже придумал, как я освоил бы Марс: колонии вырабатывающих кислород микроорганизмов должны были при поддержке могучих электростанций – разогревающих почву и атмосферу планеты – подогреть и уплотнить воздух, а другие уже бактерии – переваривая обычный марсианский грунт – создали бы первичную начальную почву, где уже расселились бы полноценные зелёные растения, со временем превратившие бы Марс в удобный и уютный дом для человечества.

Однако потом я случайно выяснил стоимость опреснения воды: фрукты и ягоды в Сахаре становились просто золотыми, и даже на нашем недешёвом городском рынке наверняка были намного доступнее. Стоимость полёта на Марс – всего лишь с разведочной миссией – равнялась половине годового бюджета страны, а вместо существовавшей на окраине городка помойки наверняка создали бы новое место для хранения мусора – совершенно на другой уже территории, так что вряд ли целесообразно было устраивать подобную перетасовку. И именно тогда я понял, что главное – это деньги.

Глядя на приползавшего каждый день на бровях папашу, я ясно и быстро осознал: с этой стороны мне ничего не светит. При его невысокой зарплате, получаемой на местном заводике и регулярно пропиваемой в компании таких же алкашей и забулдыг – после чего происходили обязательные домашние скандалы с дикими воплями и мелкими потасовками – вряд ли я мог рассчитывать на богатое наследство, тем более что и мать также была весьма далека от современных бизнес-леди. Работая обычным почтальоном в самом заштатном отделении связи, она тянула в одиночку понемногу рассыпавшееся домашнее хозяйство, уже не надеясь на исправление недалёкого слабого мужа. Так что когда я впервые поделился с нею своими планами осчастливить человечество: она лишь тупо посмотрела в мои глаза и ничего не ответила. И стало ясно, что выбираться из далёкой глуши и становиться всеобщим благодетелем мне предстоит самому, не имея абсолютно никакой помощи и поддержки.

Однако я не сдался: уже тогда, двенадцатилетним мальчишкой я дал что-то вроде клятвы самому себе, что никогда не смирюсь со скорбным убогим положением, и, пока не выкарабкаюсь отсюда, не позволю себе ни минуты отдыха. Также следовало подумать о стартовом капитале, поскольку с одними лишь драными штанами и двумя наборами сменного белья вряд ли можно было рассчитывать на быстрый значительный успех.

Так что начал я издалека. И чем только не пришлось мне заниматься в этот начальный стартовый период, стараясь преодолеть весь негатив и окружавшую меня непролазную нищету! Когда дворовые мальчишки играли на пустыре в войну, устраивая засады и пугая воплями случайных прохожих, я собирал газеты и металлолом. Странное это было зрелище в те времена: копающийся в помойке подросток – но ещё более странно я выглядел, когда впервые добрался до заветной калитки пункта приёма вторсырья и сгрузил на землю стопки с тщательно сложенной бумагой. Долго копавшийся в доставленном грузе служитель с подозрением посмотрел на меня, пока наконец не поставил бумагу на весы и не взвесил. Жалкие тридцать копеек выдал он мне после недолгих подсчётов: и это было оценкой моих двухнедельных трудов и унижений, осматривания помоек и подвалов и лишения всех традиционных радостей детской жизни!

Оскорбившись до глубины души, я выкинул весь собранный металлолом в находившийся рядом с домом пруд. Должно быть сильно удивлялись обитавшие там караси и лягушки устроенной мной бомбардировке: но если плохо было мне, то так же плохо должно было стать и кому-то другому. Так что, собрав жалкие монеты в кармане, а волю в кулак, я принялся искать новую сферу применения моим желаниям и талантам.

И почти сразу нашёл занятие, вполне устраивавшее меня в разных смыслах и направлениях. Маленький ларёчек недалеко от дома принимал от местных жителей разнообразные дары природы, собираемые в ближних и дальних окрестностях. Деньги выдавались тут же: и небольшая очередь, изредка прерывавшаяся санитарными днями и праздниками, ясно говорила о популярности и достаточной выгодности такого занятия, связанного также с прогулками на чистом свежем воздухе. Любой желающий мог пойти в лес и надрать там какую-нибудь лечебную ромашку или клевер, листья берёзы или горькую духмяную полынь, которую затем – после предварительной сушки – можно было принести к ларёчку, получив за них деньги. Принимались там также грибы и ягоды, но гораздо выгоднее оказалось идти вместе с ними на городской рынок, находившийся в центре города. Меня хоть и не подпускали к прилавкам, но уже торговавшие там бабки давали за приличные дары леса вдвое больше, чем работники в ларёчке. И довольно скоро передо мной встал другой вопрос: как сохранить и преумножить заработанное.

Если бы при случайном обыске моя родная мать наткнулась на с таким трудом добытые деньги: разразился бы скандал с последующей конфискацией. Отец поступил бы не лучше: он просто пропил бы так удачно подвернувшиеся разноцветные бумажки, в которые я превращал со временем заработанные в разных местах монеты. Выделенная мне личная комната – из-за явного убожества обстановки – почти не содержала тайных мест, и в конце концов в самом подходящем из них я и устроил склад. Дряблый, провонявший недетскими запахами десятилетий матрас и стал моим первым банком, которому я несколько лет подряд доверял всё самое ценное, что у меня было. Матрас стал самым родным для меня в мире существом: поздно ночью я включал тихо свет и доставал из потаённых глубин с таким трудом добытое и сохранённое, а потом раскладывал на груди и животе, и так и лежал, сознавая свои растущие могущество и силу.

Однако в любой реальности восходящий тренд всегда сменяется обвалом, а иногда и полным дефолтом, и именно так и случилось у меня: отправив меня в пионерский лагерь на месяц, родителям вдруг вздумалось сменить в моей каморке обстановку, в результате чего старый вонючий матрас оказался на помойке – на радость местным бомжам и собакам. Его даже не удосужились проверить и потрясти, так что собранные с таким трудом семьдесят или восемьдесят рублей пропали навсегда из поля моего зрения и привели к первому в моей жизни банкротству.

С высоты моего нынешнего положения можно было бы конечно посмеяться: потерять половину месячной зарплаты среднего жителя страны – разве это страшно? Однако какими ещё законными и легальными путями в подростковом болезненном возрасте мог я зарабатывать деньги? Криминал безусловно не привлекал меня, да и какие способы получения приличных незаконных денег могли процветать в нашей глуши в те отсталые времена? Наркотикам ещё было далеко до столь широкого распространения – как в окружающей нас нынче реальности, никому ещё не приходило в голову воровать железные рельсы или срезать вольно раскинувшиеся электрические провода, а торговля палёной водкой или сивухой быстро пресекалась, да и кто бы допустил в столько выгодную сферу одинокого нищего подростка? Лишь могучие семейные цыганские кланы позволяли себе вторжение на свободный привилегированный рынок, пользуясь для защиты в случае необходимости всеми возможными средствами. И лишь обычная поножовщина, хулиганство да мелкое воровство были широко представлены в списке повседневной уголовной хроники.

На какое-то время я расстроился и затаился: если уж даже отсталость и примитивность собственных родителей могли привести к таким печальным последствиям, то можно было представить себе: какие трудности ждали меня дальше. Обстановка в стране явно не благоприятствовала таким вольным устремлениям и желаниям, зажимая всех в твёрдый кулак. Лишь из фильмов про западную жизнь можно было узнать, что всё то, чего я так жаждал, существует где-то на свете, свободно и неподконтрольно живя по своим собственным законам. При любой возможности я просматривал все залетавшие в наш глухой угол фильмы, рассказывавшие о прелестях и трудностях западной жизни, пытаясь хоть так мысленно представить себе: что меня ждёт там. Даже не думая о самой возможности навсегда уехать отсюда, я всё-таки старался прикинуть – а справлюсь ли я с наверняка серьёзнейшими трудностями и препятствиями, которые я или любой другой должен преодолеть, чтобы прорваться в заветные места и стать тем, кем должен. Глядя с тоской на дрожавший экран в кинозале, я видел именно себя на заднем сиденье роллс-ройса, в компании с молодой красивой девушкой, слушавшей каждое моё слово и выполнявшей все мои желания, так же как и водитель: отгороженный от мягкого салона сплошной переборкой. Я вершил не только их судьбы, но и судьбы десятков тысяч людей, которых я мог выгнать в любой момент или наоборот – осчастливить одним простым лёгким приказом, и, в зависимости от настроения, делал и то и другое. Но я был добрым, и я почти всегда улучшал и облегчал их участь, сводившуюся к необходимости работать на меня, получая за это достойное воздаяние.

Но мечты хороши были лишь время от времени, позволяя скрасить гнетущее однообразие окружавшего меня тогда мира, в котором я почти случайно наткнулся на большое светлое пятно. Возобновив сбор лекарственных растений и прочих даров леса, я однажды познакомился в очереди с человеком, ставшим для меня учителем. Я говорю не про учёбу в обычном традиционном смысле, когда один человек даёт знание, а другой его просто получает – нет! – Марк Игоревич стал для меня учителем жизни, позволив дорасти до моего нынешнего положения и статуса.

Болтая с ним однажды об очередном – огорчительном для нас – понижении закупочных цен на некоторые широко распространённые и часто собираемые травы – я вдруг обнаружил в нём родственную душу, одиноко жившую в маленьком уральском городке на пенсию по инвалидности. Все родные Марка Игоревича давно оставили этот несчастливый мир, и ему приходилось в одиночку тянуть лямку, вспоминая былое давнее профессорство в далёком крупном городе.

Доктором экономических наук был когда-то незабвенный Марк Игоревич, и все винтики и шпунтики, державшие колымагу мировой экономики, были ему так же хорошо известны, как профессиональному водителю внутренности родной машины. Мысленно роясь в приводных ремнях и механизмах, он мог выдавать такие сногсшибательные выводы и оценки, что я лишь изумлённо открывал рот и просил объяснить. Вначале неохотно, но потом всё подробнее и раскованнее он вводил меня в курс мировой экономики, простыми доходчивыми словами рассказывая всё то, что наделённые высоким статусом старцы гордо произносят с трибуны, набивая себе при этом цену. В данном случае выпендрёжа не было никакого: маленький тихенький еврейчик с палочкой усталым голосом расписывал мне козни очередного президента или диктатора, приводившие к тем или иным пертурбациям на рынке, влиявшим на жителей всего мира. Стоило какому-нибудь арабскому принцу из маленькой нефтяной монархии утвердиться во власти, и в зависимости от его устремлений нефтяные цены уходили ввысь или опускались до предела: в зависимости от того, строил ли он себе новый дворец или удовлетворялся доставшимся по наследству. Климатические сдвиги или тяжёлые могучие ураганы также оказывали ясное воздействие на ситуацию: стоило попасть в прессу сообщениям о долгих затяжных дождях, поливавших в не самое удачное время Бразилию, и мой незабвенный учитель сразу же предсказал скорый дефицит кофе и его заметное вздорожание. Логика заключений, в принципе, была проста и понятна, вот только мало кто из встречавшихся мне тогда людей мог связать воедино неоднородную последовательность фактов, которые ещё и сами по себе были неочевидны и почти недоступны обычным непривилегированным людям.

Разве мог простой заурядный человек связать наступление диких африканских пчёл по американскому континенту с редкими продажами бананов в главном городском универсаме, куда – невзирая на удалённость универсама от плантаций – всё-таки добирались дохлые побитые плоды? Но как пояснял Марк Игоревич: африканские пчёлы гораздо активнее опыляли растения, в результате чего урожаи весьма заметно поднимались вверх, заставляя в свою очередь цены несколько снижаться, благодаря чему до наших краёв и умудрялись добираться жалкие почерневшие останки тропических фруктов.

Дожёвывая последний из доставшихся мне бананов, я с благодарностью думал об африканских диких пчёлах, которые в реальности оказывались совсем не добрыми мирными существами, а как раз наоборот: жестокими опасными насекомыми, портившими всем находившимся рядом повседневную жизнь. Но так уж было всегда: положительные качества – с одной стороны – компенсировались очевидными недостатками по другим направлениям, и умение лавировать и скользить между тенденциями – выбираясь в положительную зону – и стало главным, чему научил меня Марк Игоревич и чему собираюсь научить вас я: разумеется, тех, кто сможет это правильно воспринять.

На практике же для меня началось всё с наведения порядка в образе жизни. В том пятнадцатилетнем возрасте я уже слегка попивал и покуривал, чему явно способствовала, безусловно, прежде всего сама среда. При регулярно курящем и пьющем вплоть до запоев отце, а также умевшей поддержать компанию матери практически невозможно было уйти от настойчивых постоянных приглашений: и дома, и во дворе редко обходилось без постоянных возлияний в тесной компании приятелей и родственников, и лишь внятные советы моего учителя изменили ситуацию. «Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт!» – раздавалось постоянно, когда я в очередной раз отказывался от сигаретки или потного гранёного стакана, по традиции заполнявшегося наполовину прозрачной жидкостью. Немало испытаний мне пришлось выдержать во дворе, рассорившись почти со всеми друзьями и приятелями, не одобрявшими странных нововведений. Но в результате я почувствовал себя лучше: и уже оформившаяся целеустремлённость наложилась на силу молодого очистившегося от табака и алкоголя организма, и я почувствовал: что могу свернуть горы!

Однако сворачивать – как объяснил мне Марк Игоревич – ничего не надо. Да и кто бы позволил подростку из нищей доживавшей последние годы семьи совершить что-то значительное и серьёзное, если даже самые могущественные и умные люди в стране были связаны по рукам и ногам, оказываясь при отступлениях от правил в местах не самых благоприятных? Именно таким образом и сам мой учитель был выдворен из университета, проведя некоторое время на лесоповале, и лишь спустя время осев в нашем маленьком городке.

Именно он рассказал мне про биржу: место, где многочисленные люди крутят колесо судьбы, пытаясь повернуть его в нужную для себя сторону, и многочисленные желания и воли – постоянно сталкиваясь – и создают окончательный результат. Каждый из них ждёт и надеется лишь на положительный результат, получая в реальности достаточно случайную величину, которую можно всё-таки некоторыми усилиями подтянуть до определённого уровня: если знать как.

Хитро подмигнув, учитель спросил: а что у меня по математике? – когда же я заверил его, что начиная с первого класса никогда не опускался ниже «пяти», он вывалил на меня целый ворох интересных и занимательных гипотез и предположений, описывающих поведение главного индикатора судьбы.

Теоретико-вероятностная модель мира вполне легально сочеталась у него с воззрениями самых известных биржевых спекулянтов и воротил, преподносивших свои редкие находки как высшие проявления человеческого ума и интеллекта, далеко не всегда, правда, подтверждённые успешной практикой. Стоило одному из них, к примеру, представить процесс роста акций как волнообразное движение, заканчивающееся пиком в конце пятой волны и ниспадавшее затем почти до начального уровня, как все сразу же начинали искать в случайных флуктуациях соответствующую последовательность, причём – удивительное дело! – почти всегда находили её, в очередной раз убеждаясь в прозорливости гения. Касалось это, однако, лишь недалёкого хорошо видного прошлого, когда же с подобными установками они начинали подходить к ближайшему будущему: то оказывались в прогаре, предъявляя потом запоздалые претензии к уже ушедшему в иной мир фантазёру и манипулятору.

Неудачникам можно было, конечно, поплакаться в тряпочку, но настойчивых и упорных игроков ждали многочисленные системы и указания, любовно выложенные на прилавках и всегда готовые к практическому использованию: уровни спроса и предложения схлёстывались и переплетались с уровнями поддержки и сопротивления, непрерывные кривые загогулины вдруг местами резко обрывались – как длинные дождевые черви – и из образовывавшихся прорех высыпалась драгоценная прибыль, подъедаемая налетавшими со стороны голодными наглыми медведями. Помощь могла прийти лишь со стороны быков – тупых и неповоротливых, и так же как и я рвавшихся наверх, но куда им было оказывать сопротивление стремительным и мощным медвежьим лапам и когтям, рвавшим в клочья все результаты натужных долгих усилий.

Именно такое впечатление сохранилось у меня от той давней содержательной беседы, когда совершенно новый мир обнаружился там, где до того существовало лишь огромное белое пятно с неясными дымами и всполохами на горизонте. Марк Игоревич сразу указал мне направление движения и послал на нужную траекторию, по которой мне и предстояло в дальнейшем подниматься выше и выше, приближаясь к намеченной цели. Цель же у меня была не головная и абстрактная, а вполне реальная и конкретная: я захотел стать лучшим в мире биржевым игроком, способным влиять на судьбы этого убогого нищего мира.

Однако добиться этого в далёкой глуши было абсолютно невозможно: какая же биржевая торговля могла существовать в нашем маленьком городке с несколькими маленькими фабриками и заводиком, что-то тайно выпускавшим за высоким забором с натянутой поверху колючей проволокой? Лишь местный филиал областного политеха позволял получить в наших условиях высшее образование, перечень же выпускавшихся специалистов ограничивался инженерными кадрами, что вряд ли могло сильно помочь мне. Совсем другие сферы занимали мои мысли, и совсем другое образование требовалось мне: лишь одно из городских училищ готовило бухгалтеров на смену уходившим старым кадрам, но что могло даже это училище дать человеку с моими планами и задатками! Лишь университет или серьёзный финансовый вуз подходил мне для изучения основ и предпосылок моего будущего успеха и процветания, в которых уже тогда у меня не возникало сомнения. И лишь одно обстоятельство могло помешать мне в достижении цели: общественный строй, не позволявший вздохнуть свободно и давивший в корне любые слишком вольные инициативы.

По словам Марка Игоревича в специалистах такого профиля всё-таки существовала некоторая нужда, однако чрезвычайно сложно было попасть в те заповедные для обычных смертных места, обсиженные выходцами из определённых кругов. Лишь получавшие самое престижное экономическое образование и имевшие высочайшую протекцию могли работать в торговых представительствах государства в других странах, играя роль мелких винтиков в сложном огромном механизме, но результаты их порыва и усилий присваивались этим же государством, не давая им самим почти ничего. Подобная диспозиция никак не могла устроить меня: я ведь собирался сам получать добытые мною блага, пока же вопрос стоял по-другому: как из окружавшей меня нищеты и убожества выбраться в места самые удобные и благоприятные.

Я говорю, разумеется, о Москве: только здесь я мог хоть как-то рассчитывать на приближение к далёкой цели. Лишь пробившись к центру, я получил бы возможность находиться рядом с важнейшими событиями и делами, происходящими в стране, на что уже появились первые намёки и указания. Затеявшаяся перестройка давала мне пока ещё слабую надежду, которая спустя несколько лет превратилась в уверенность, застав меня уже в новом месте и в другом качестве.

Совершенно отдельного разговора заслуживает история о внедрении в самое сердце могучей и обильной родины, но я лишь вкратце остановлюсь на главных моментах. Так и не сумев поступить на экономический факультет областного университета, я провёл два года в армии, где – как ни удивительно это звучит – и смог решить актуальную на тот момент задачу. Удача уже порхала лёгкой пташкой у меня над головой, и именно она и направила меня в воинскую часть, занимавшуюся хозяйственными вопросами и располагавшуюся прямо под Москвой, где уже я сам взял инициативу в свои руки. Результатом стала скоропалительная женитьба, абсолютно неожиданная для всех кроме меня, случившаяся на третий день после долгожданного выстраданного дембеля, когда уже все разъехались по домам и предоставили мне возможность самому решить свою судьбу.

Даже родители невесты оказались в шоке от подобной быстроты и скоропалительности, сразу заподозрив случайную шальную беременность. Однако ничего такого и в помине не было: просто я сразу выставил понравившейся и удовлетворявшей нужным условиям девушке свои условия – отъезд на родину или свадьба – и ничего другого ей не оставалось, как пойти на поводу моих настойчивых желаний.

Оставленный на Урале дом давил на шею тяжёлым камнем, но я постарался отодвинуть от себя всё плохое и сосредоточиться на новой жизни. Окончательно спившийся отец сгинул в холодную ветреную зиму, не сумев в очередной раз добраться домой после бурных возлияний: он замёрз прямо на улице в мягком пушистом сугробе, не защитившем в этот раз от трескучих ночных морозов, и мать так и осталась одна в далёкой уральской квартире. Я даже не смог попасть тогда на похороны: из-за всеобщей спешки мне слишком поздно сообщили трагическое печальное известие, и лишь голый могильный холмик обнаружил я, бросив дела и спешно приехав в родной уральский город.

Дела же мои в столице постепенно шли на лад: открывавшиеся новые перспективы и возможности давали очень многое таким же молодым и целеустремлённым как я, хотя и заставили отказаться от получения высшего образования. Теперь мне приходилось вкалывать, разъезжая в качестве торгового представителя одного маленького кооператива, продававшего наконец прорвавшийся в страну ширпотреб.

Вообще говоря в подобных местах не брали на работу людей с улицы и без высшего образования, но куда им было противостоять моему желанию и напору: нахватавшись из случайных книг и журналов отрывочных сведений, я тем не менее чувствовал себя полностью готовым к повседневной коммерческой деятельности, широким потоком разлившейся по улицам и площадям. Это были уже не грибы и травы: мой вечно набитый дипломат наполняли теперь многочисленные бумаги – плотные прайс-листы, бланки договоров – и самое весомое содержимое: отдельные образцы поставляемых товаров. Куски ткани соседствовали с носками, а отдельные предметы женского белья могли бы навести жену на крамольную мысль об измене, если бы не официальные документы, полностью доказывавшие моё алиби: я был разъездным торговым агентом, снабжавшим многочисленные магазины и магазинчики самыми ходовыми тогда галантерейными и швейными товарами, и именно тогда и началась моя полноценная карьера.