Текст книги "Нострадамус"
Автор книги: Алексей Пензенский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Комментарии Шавиньи к катренам, представляющие конечно же большой интерес и позволяющие судить о том, как современники воспринимали тексты Нострадамуса, также не свободны от ошибок, иногда в самых неожиданных местах. Комментируя строку «Меr close, monde ouvert» («Море закрыто, мир открыт»), взятую из катрена на ноябрь 1557 года и содержащую аллюзии на древнеримские «таrе clausum* и «mundus patet» (первое выражение указывает на закрытие навигационного сезона с 11 ноября, а второе – на 8 ноября, один из трех дней в году, когда, согласно древнеримской религии, подлунный мир открыт для контактов с царством теней), Шавиньи коротко бросает: «Он (Нострадамус) играет милой антитезой». То есть, согласно Шавиньи, «море закрыто, мир открыт» – поэтический оборот, и не более того. Однако Нострадамус был прежде всего прорицателем, весьма дорожившим емкостью поэтической строки, и среди многих недостатков его слога нет склонности к красивым, но бессмысленным, не несущим полезной информации пассажам. К тому же такой подход выдает элементарное непонимание Шавиньи текстов Нострадамуса – по крайней мере их части.
В целом книга Шавиньи изобилует ошибками разной степени серьезности. Рано или поздно возникает ощущение, что тут что-то не так и автор был не настолько близок к Нострадамусу, как утверждает. Эдгар Леони, глубокий американский исследователь жизни и творчества Нострадамуса, предложил даже считать Шавиньи самозванцем – на основании подобных ошибок в книге и потому, что его имя не фигурирует в завещании пророка, в котором не были забыты даже самые далекие родственники. Было бы логичным предположить, рассуждает Леони, что любимый и близкий друг и ученик Нострадамуса мог рассчитывать хотя бы на мелкое вознаграждение – в память о своем покровителе.
В 1990-е годы три историка – французы Жан Сэар и Жан Дюпеб и канадец Пьер Брендамур – исследовали фигуру Шавиньи настолько тщательно, насколько это вообще возможно. Результаты их изысканий столь неожиданны, что с ними будет полезно ознакомиться всем, кто так или иначе интересуется жизнью и пророчествами Мишеля Нострадамуса. Жан де Шевиньи родился в городе Боне 23 января 1533 года. Он действительно учился в Париже у Жана Дора и в 1560 году познакомился с Нострадамусом, к которому его направили парижские поэты. И Пьер Ронсар, и сам Дора с большой теплотой и уважением относились к прорицателю с Юга; видимо, Жан де Шевиньи был призван служить своего рода посредником между столичными литературными интеллектуалами и резиденцией салонского пророка. Нострадамус составляет гороскоп де Шевиньи, и тот просит выполнить такую же работу для своего брата Жерара. К концу лета 1561 года де Шевиньи уже живет в доме пророка. В 1563 году, после вынужденного бегства в Авиньон от агрессивно настроенной толпы Нострадамуса и других именитых салонских горожан, пророк высоко отзывается о своем секретаре в присутствии Жана-Фабриса де Сербеллона, кузена римского папы и губернатора Авиньона. Губернатор предложил Жану де Шевиньи перейти к нему на службу, однако получил отказ, который сам де Шевиньи мотивировал тем, что работа у Нострадамуса полностью утоляет его жажду знаний и любовь к «счастливому спокойствию» (beata tranquillitas). С мая 1563 года эти слова становятся его личным девизом – по-латыни и по-древнегречески. Де Шевиньи сочиняет катрен и двустишие, опубликованные в «Альманахе» Нострадамуса на 1566 год.
В конце 1565 года Нострадамус, жестоко страдающий от приступов артрита, диктует письмо «своему Жану Шевиньи», как говорит он в этом письме. Де Шевиньи действительно не фигурирует в завещании пророка, однако наследует все его бумаги (кроме, по-видимому, личной переписки). В год смерти Нострадамуса де Шевиньи пропадает из поля зрения биографов, чтобы вновь появиться в 1570 году, когда он делает латинский перевод поэмы Жана Дора, посвященной рождению в Париже 21 июля 1570 года гермафродита. Поэт и бывший секретарь прорицателя, увидевшие в этом событии реализацию одного из пророчеств Нострадамуса (катрен 2—45), истолковали рождение урода как знак свыше, предрекающий великие победы королю Карлу IX и его брату, будущему Генриху III, в то время польскому властителю.
2-45
Trop le ciel pleure l" Androgyn рrосrtее,
Pres de ce ciel sang humain respandu,
Par mort trop tarde grand peuple recree
Tard & tost vient le secours attendu.
Небо горько оплакивает рождение гермафродита.
Близ этого неба пролита человеческая кровь.
Слишком поздней смертью возрожден великий народ.
Рано и поздно придет ожидаемое спасение.
В 1577 году де Шевиньи вновь выходит на сцену в качестве автора стихотворения памяти Антуана дю Вердье. В следующем году он принимает участие в издании книги известного французского хрониста XVI века Гийома Парадена, а также в публикации интересной утопии (некоторые исследователи, напротив, называют ее первой антиутопией в истории литературы) флорентийца Франческо Дони «Миры небесные, земные и адские» и нескольких других книг. Все они вышли в Лионе. С 1578 года де Шевиньи исчезает навсегда; вероятно, этот год стал последним не только в его литературной карьере, но и в жизни.
Однако в 1582 году на литературной сцене появляется другой уроженец города Бона, Жан-Эме де Шавиньи. В книжке, посвященной памяти своего друга Антуана Фиансе Бизонтена, «новый» Шавиньи обращается к безвременно ушедшему товарищу как к ровеснику. Поскольку Бизонтен, согласно эпитафии того же Шавиньи, опубликованной в той же книге, родился в 1552 году и умер в неполные 30 лет, получается, что Жан-Эме де Шавиньи младше Жана де Шевиньи на 20 лет или около того. Таким образом, новоявленный Шавиньи принадлежит к поколению Сезара Нострадамуса, сына прорицателя.
Жан-Эме действительно тоже учился древнегреческому у королевского поэта Жана Дора и в 1588 году, незадолго до смерти мэтра, посвятил ему диалог, позднее напечатанный в «Янусе». В диалоге принимают участие сам Шавиньи, под прозвищем Collector (Собиратель), и Жан Дора. Тема диалога – пророчества Нострадамуса и комментарии к ним. Диалог проходит в дружеском тоне, и несогласие между учеными проявляется лишь в отношении к осознанности пророчеств. Дора утверждает, что Нострадамус, записывая свои предсказания за диктовавшим ангелом, не понимал ни слова из того, что он фиксирует на бумаге. Собиратель же придерживается противоположной точки зрения. В заключение Дора призывает автора быть осторожнее в своих писаниях: «Говори со сдержанностью о правителях и с еще большей сдержанностью – о религии».
К этому можно добавить, что Жан Дора считался первым толкователем предсказаний Нострадамуса. По сообщению современника, Ла Круа дю Мена, «все ученые люди немало почитают пророчества упомянутого Нострадамуса, и среди них я назову господина Дора, королевского поэта, столь почитаемого своим веком и настолько удачливого толмача или толкователя этих катренов, что он кажется гением упомянутого автора, как бы подпророком, какового греки называли Гипофитом». Дворянин Антуан дю Вердье писал в своих мемуарах, что королевский поэт активно интересовался «центуриями Нострадамуса, содержащими некие пророчества, которым он давал истолкования, подтвержденные многими событиями, и говорил, что они были продиктованы написавшему их Мишелю Нострадамусу ангелом». Однако поэт не оставил после себя никаких записей и тем более печатных публикаций на эту тему; это делал его ученик Жан-Эме де Шавиньи, который вследствие недоразумения в дальнейшем стал считаться учеником самого Нострадамуса, хотя он явно не мог им быть. И хотя Жан-Эме де Шавиньи взял себе девиз Шевиньи – Beata tranquillitas, – эти два автора отнюдь не тождественны друг другу.
В 1589 году в Гренобле Шавиньи создает большую рукопись, представляющую собой попытку объединения под одной обложкой прозаических предсказаний Нострадамуса, взятых из его альманахов, с историческими и текстологическими комментариями. Этот текст так и не был издан – автор особо оговорил на второй странице манускрипта, что старается исключительно для себя и своих друзей. Позже Шавиньи публикует еще несколько книжек, связанных с пророчествами: о Турции и о грядущем торжестве Генриха IV, которому он прочил мировое господство. Итак, было два человека с похожими фамилиями; возможно даже, они были родственниками, и Шавиньи унаследовал какие-то материалы, доставшиеся Жану от Нострадамуса. Однако Жан-Эме не был знаком с пророком, не работал у него секретарем, и, хотя он оставил книгу, значение которой трудно переоценить, биографические сведения, приводимые в ней, грешат против исторической истины. Это важно хотя бы потому, что версия биографии Нострадамуса, предложенная Шавиньи, на разные лады в течение веков повторялась более поздними авторами и активно эксплуатируется по сей день.
Жан Дора был наставником не только Шавиньи, но и великих поэтов «Плеяды» Пьера Ронсара и Жоашена дю Белле, которые также являлись горячими поклонниками Нострадамуса. В 1560 году Ронсар посвятил провансальскому предсказателю стихотворный панегирик. В своих «Речах о несчастьях нашего времени», в «Элегии Гийому Дезотелю» поэт упрекает Францию в глухоте к голосу прорицателя:
И столь же ты глуха к пророкам, что Господь
Избрал меж чад своих, и коим кровь и плоть
Дал в сем краю, чтоб здесь твою беду пророчить
Грядущую, но ты спешишь их опорочить.
Да, может быть, смогла миров Господних высь
Чрез Нострадамуса с пророчеством срастись,
Иль мужем демон злой иль добрый дух владеет,
Иль от природы он душой взмывать умеет,
Засим среди небес сей смертный муж парит,
Пророчества свои нам сверху говорит,
Иль мрачный ум его, томясь глухой тоскою,
От жидкостей густых стал сочинять такое:
Но он таков, как есть: что ни тверди мы, все ж
Неясные слова, что в нас вселяют дрожь,
Как встарь у эллинов оракул, многократно
Предсказывали нам весь ход судьбы превратной.
И я б не верил им, коль Неба, что дает
Нам зло или добро, я в них не видел ход.[97]97
Пер. А. Парина.
[Закрыть]
Эти стихи не остались без ответа: через три года анонимные критики Нострадамуса выступят с пародиями на них. Гораздо менее известны строки Ронсара, написанные в 1567 году, уже после смерти Нострадамуса, в разгар Религиозных войн во Франции, где поэт говорит о наследии пророка как о том, чем не следует увлекаться, пока душа молода и не отягощена печалями. Обращаясь к де Вердену, королевскому секретарю и советнику, Ронсар наставляет его:
При дворе также внимательно прислушивались к оракулам салонского астролога. В ноябре 1560 года там активно обсуждался катрен 10–39 из «Пророчеств» Нострадамуса:
Premier fils vefue malheureux mariage,
Sans nuls enfans deux Isles en discord:
Auant dixhuict incompetant eage,
De l'autre pres plus bas sera l'accord.
Первый сын вдовы [от] несчастного брака
Совсем бездетен, – два острова в раздоре, —
Не достигнув восемнадцати, в несознательном возрасте
Наряду с другим, младшим, заключит помолвку.
В этих строках легко узнавались династические перипетии тех дней. Молодой король Франциск II, которому не было еще 16 лет, заболел лихорадкой и находился на грани смерти. Он был старшим сыном Генриха II, а его жена, шотландская принцесса Мария Стюарт, как раз в тот период заявила о своих правах на английский престол (Шотландия и Англия и были «двумя островами в раздоре»; островами тогда назывались не только части суши, со всех сторон окруженные водой, но и любые страны, куда нужно было плыть по морю). Детей у них не было в силу юности и болезненности монарха. Мария, которая была старше мужа на два года, компенсировала отсутствие супружеских отношений, принимая ухаживания галантных французских дворян. Среди них был и Пьер Ронсар, расточавший стихотворные комплименты красоте и обаянию молодой королевы.
Упомянутый катрен был написан весьма туманным языком, но сказанного в нем оказалось достаточно, чтобы вызвать беспокойство. Микеле Суриано (Сориано), венецианский посол во Франции, сообщал в своем донесении: «[Здесь] также обсуждают предсказание, сделанное астрологами, а именно что король не переживет 18-й год своей жизни. Так что каждый рассказывает сообразно своим тревогам, приводя расчеты, по которым ожидается некое несчастье в это время, которое Господь не пожелает предотвратить – не только замешательство тех, кто ныне находится у власти, но и полную перемену королевства в том, что касается религии, поскольку его наследник, вследствие юного возраста, будет отдан под опеку короля Наварры, как более старшего и близкого по крови. Тот же, либо уступая общему настроению народа, в значительной массе своей зараженного этой болезнью (протестантизмом. – А.П.), или же не имея возможности сдержать и обуздать его, откроет дорогу распущенности и беспорядку, которые приведут к крушению королевства и всего христианского мира, поскольку с таким примером соседние страны, и особенно Италия, станут заносчивыми и не будут более подчиняться правящим особам».[99]99
Dispacci degl'ambasciatori veneziani Giouanni Michiel Ambasciatore Nicolo de da Ponte Bernardo Nauagiero Ambasciatori straordinari Michiel Surian Ambasciatore Aluise Benrizzo Secretario Marin de Gaualli Giouanni da Lezze Ambasciatori straordinari 3 Marzo 1560—2 Ottobre 1561. 4A. Disp. 43.
[Закрыть]
В последний день октября 1560 года английский посол сэр Николас Трокмортон в письме из Парижа уведомил своего начальника, сэра Уильяма Сесила, о концентрации французских войск в Нанте и Орлеане под командованием герцога Гиза. К донесению он приложил копию приказа о сборе войск в Орлеане, а также… альманах Нострадамуса! Все эти дипломатические казусы объединяет то, что их авторам явно не нужно было объяснять своим правителям, кто такой Нострадамус. Его слава давно перешагнула Пиренеи, Альпы и Ла-Манш.
В письме от 3 декабря 1560 года тосканский посол Лоренцо Торнабуони писал своему государю Козимо Медичи, цитируя альманах Нострадамуса на следующий год: «Состояние здоровья короля все еще неопределенное. Вот что говорят люди, в частности Нострадамус, путем пророческого духа, который в своем предсказании на нынешний месяц говорит, что „юнец потеряет царство из-за внезапной болезни“».[100]100
Desjardins A. Negociations. P. 427–428.
[Закрыть] И действительно, Франциск умер 5 декабря, а на следующий день трагически погиб 12-летний маркиз де Бопро, сын одного из младших принцев королевского дома. Испанский посол Шантоне писал Филиппу II 12 января 1561 года из Орлеана: «Было отмечено, что за месяц умерли первый и последний по порядку члены царственного дома. На следующий день после кончины короля мимо [маркиза] проехал какой-то юноша на большой лошади, которая… несколько раз лягнула его в голову. Эти трагедии вызвали при дворе ошеломление, в том числе из-за угроз Нострадамуса, которого стоило лучше высечь, чем позволять продавать свои предсказания, способствующие пустым суевериям».
Новым королем стал второй сын Генриха – 10-летний Карл IX. Другой венецианский посол Джованни Микеле сообщал в своем отчете: «Ныне этот государь рискует, как говорят, потерять глаз, что напоминает мне очень популярное во Франции пророчество знаменитого астролога по имени Нострадамус, которое угрожает всем принцам, утверждая, что королева всех их увидит на троне».[101]101
Tommaseo M. N. Relations des ambassadeurs venitiens sur les affaires de France au XVIe siecle. Paris, 1838. Т. 1. P. 422–423.
[Закрыть] Опять Нострадамус!
Поневоле создается впечатление, что в те дни предсказания салонского пророка обсуждались чуть ли не в каждом доме.
В 1561 году Микеле Суриано вновь пишет Козимо Медичи из Парижа: «Что продолжает здесь вызывать подозрения, так это то, что астролог Нострадам, который уже давно всегда предсказывал правду о многочисленных невзгодах во французском королевстве и обрел доверие многих, предсказал королеве, что она увидит королями всех своих сыновей. Поскольку она уже видела на троне двоих, Франциска и Карла, остаются двое – Александр, герцог Орлеанский, и Генрих, герцог Анжуйский; второму 10 лет, первому семь. Королеве необходимо понять по их поводу, что такая задержка очень скоро вызовет полное разрушение королевства, поскольку, если и дальше будет продолжаться долгое царство отроков, не достигших взрослого возраста и управляемых опекунами, слишком нескоро придет король, наделенный верховной властью, которого слушаются подданные и уважают соседи, который внушит страх смутьянам и своими надлежащими замечательными деяниями вернет короне ее славу и величие».[102]102
Ibid. P. 542–543.
[Закрыть]
Здесь, вероятно, впервые упоминается знаменитая легенда о пророчестве Нострадамуса, сделанном при посещении им Парижа в октябре 1555 года. В присутствии Екатерины Медичи он якобы предсказал, что все четверо ее сыновей будут один за другим занимать французский престол. Никакие свидетели не подтверждают этот случай, и, вероятнее всего, предсказание было просто выдумано задним числом. Тем не менее оно почти сбылось – из четырех принцев королем не стал только рожденный в 1554 году Франциск, герцог Алансонский, а затем Анжуйский. Этот любитель авантюр истощил свой организм всевозможными излишествами и умер от лихорадки во время военного похода во Фландрию, едва дожив до 30 лет. Надо сказать, что все сыновья Генриха II отличались слабым здоровьем; это стало одной из причин, по которой они не оставили потомства и привели династию Валуа к печальному концу.
Велик соблазн предположить, что при виде принцев Нострадамус наметанным глазом врача определил их недолговечность, после чего и изрек свое предсказание. Им могло руководить и политическое чутье: слишком неустойчивой была политическая обстановка во Франции, чтобы юные, не блещущие силой и здоровьем короли могли долго усидеть на троне. Именно в такие эпохи интерес к предсказаниям обостряется как никогда, и этому обстоятельству Нострадамус не в последнюю очередь был обязан своей громкой славой.
Глава восьмая
ПОСЛЕДНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
1561 год начался с плохой для Нострадамуса новости. Похоже, призывы Виделя, Куйяра и других врагов провансальского оракула дошли до властей предержащих. 31 января был подписан так называемый Орлеанский ордонанс, 26-я статья которого гласила: «Поскольку те, кто предсказывает грядущее, публикуя свои альманахи и предсказания, переходят границы астрологии вопреки ясному Господнему велению, что не должны терпеть христианские правители, мы запрещаем всем печатникам и книготорговцам под угрозой тюрьмы и произвольного штрафа печатать или пускать в продажу какие бы то ни было альманахи и предсказания без предварительного ознакомления с ними архиепископов, епископов или тех, кому они это доверят. А те, кто составят или напишут такие альманахи, будут преследоваться нашими судьями в чрезвычайном порядке и подвергнутся телесному наказанию».[103]103
Les edicts et ordonnances des treschrestiens Roys Francois I. Henry II. Francois II. Charles LX. Henry III. Henry IV. & Louy XIII… A parts, Chez lean & Estienne Richer… M.DC.XXVII. P. 143–144.
[Закрыть]
Одним из авторов этого постановления был новый министр юстиции Мишель де л'Опиталь, который побывал проездом в Салоне в декабре 1559 года в обществе Маргариты Савойской и оставил стихи, в которых порицал Нострадамуса. Неприязнь л'Опиталя к астрологии доходила до смешного. Например, в послании, направленном кардиналу Лотарингскому перед его отъездом в Рим, канцлер предостерегал духовное лицо от опасностей Вечного города; кардиналу-де придется защищать свой эскорт от самых разных соблазнителей, в первом ряду которых называются местные астрологи. Таким образом, французское правосудие оказалось в руках человека, враждебного к астрологии вообще и к Нострадамусу в частности. Впрочем, верно и то, что для пророка, неизменно осторожного в выборе слов, не представляло никакой трудности получение епископальных разрешений, оговоренных ордонансом.
Тогда же Нострадамус был приглашен в Турин – то ли Екатериной Медичи, то ли герцогом Савойским, – чтобы посетить герцогиню Маргариту, которая тогда была беременна. Согласно Самюэлю Гишенону, автору «Генеалогической истории Савойского королевского дома», Нострадамус предсказал его отцу, что его супруга родит сына, которому суждено стать крупнейшим полководцем своего века. Нострадамус также составил гороскоп Карла-Эммануила Савойского, согласно которому герцог должен был умереть, «когда девятка будет предшествовать семерке». Действительно, Карл-Эммануил умер в возрасте 69 лет, хотя, поняв предсказание буквально, рассчитывал дожить до 97. Впрочем, никаких подтверждений этой истории не найдено.
В 1561 году Нострадамус публикует новый альманах на следующий год. Издателями его выступили парижские печатники Гийом Ле Нуар и Жеан Бонфон. Этот альманах в предисловии, датированном 17 марта, посвящен римскому папе Пию IV. Затем Нострадамус пишет «Новое предсказание на 1562 год», который он напечатает в Лионе у Антуана Волана и Пьера Брото. Посвящение его адресовано Жану де Возелю. 1 мая 1561 года издатели Брото и Волан лично явились к Нострадамусу для переговоров об издании очередного альманаха. Случай это редкий, демонстрирующий авторитет пророка: обычно авторы сами приезжали на деловые переговоры к издателям.
Сохранилась рукопись на французском языке, включающая несколько автографов Нострадамуса: «Предсказания Мишеля Нотрдама из альманаха на 1562, 1563 и 1564 годы». Эта рукописная копия объемом в 222 страницы осталась неизданной. «Предсказания» также посвящены папе Пию IV. Несмотря на заголовок, труд охватывает исключительно 1562 год, выходя за его пределы лишь короткими прогнозами, как это было в обычае Нострадамуса. Непохоже, что эта рукопись была действительно послана папе римскому. Обширные пробелы в тексте говорят о том, что автор не смог полностью завершить альманах. Из переписки Нострадамуса мы знаем, что его секретарь оставлял пробелы, чтобы заполнить их позже в случае, если не был готов оригинальный текст. О причинах, по которым текст остался незавершенным, гадать не приходится – они известны из личной переписки самого пророка.
В Страстную пятницу, 4 апреля 1561 года, после церковной службы толпа из примерно 500 крестьян-католиков, вооруженная палками, ворвалась на улицы Салона. Ее возглавлял фанатично настроенный францисканский проповедник, считавший Нострадамуса одним из главных лютеран.[104]104
Dupebe J. Nostadamus. Lettres inedites. P. 87.
[Закрыть] Толпа имела целью окончательно решить религиозный вопрос в отдельно взятом городе, и Нострадамус счел за благо бежать в Авиньон, подобно многим горожанам, заподозренным в симпатии к еретикам. В этом городе он провел два с лишним месяца, пока губернатор Прованса Клод Савойский, граф де Танд, не восстановил порядок в Салоне и его окрестностях. Нострадамус даже арендовал на год дом в Авиньоне, в приходе Сент-Агриколь (аренда обошлась ему в 18 золотых экю-пистолей, 12 из которых получил нотариус).
Очевидно, он планировал переселиться в этот город, но передумал.
В письме от 15 июля 1561 года, адресованном Лоренцу Тюббе, своему немецкому другу и клиенту, он сообщает обстоятельства очередного погрома, учиненного «бушлатами»: «В этом городе (Салоне. – А.П.), как и везде, среди знати назревают ненависть и споры из-за религии; неистовство начинает расти как среди тех, кто защищает папистскую традицию – то есть в массах, особенно среди простых людей, – так и среди тех, кто выражает учение истинного благочестия. Некий францисканец, весьма красноречивый на проповеднической кафедре, постоянно вдохновляет народ против лютеран, также подталкивая его к насилию и даже побуждая ко всеобщей резне. Что почти и произошло на Страстной пятнице; пять сотен людей, вооруженных железными палками, бросились вон из церкви подобно фанатикам. Среди лютеран они называли Нострадамуса. Почти все подозреваемые бежали. Что касается меня, то я, испуганный этой сильной яростью, уехал в Авиньон. Иными словами, чтобы избежать ярости сорвавшейся с привязи толпы, я отсутствовал в моем доме в течение более чем двух месяцев».[105]105
Ibid.
[Закрыть] Стоит обратить внимание на слова об «учении истинного благочестия» – Нострадамус уже не в первый раз высказал свое сочувствие к протестантам.
16 декабря, когда очередной альманах появился на книжном рынке, губернатор Прованса Клод Савойский, граф де Танд, проезжая через Салон, увез с собой Нострадамуса и фактически пленил его в своем замке. Вот что он писал королю, ссылаясь на его приказ от 23 ноября того же года: «Что касается Нострадамуса, то я приказал его схватить и забрал с собой, запретив ему писать альманахи и предсказания, что он мне и пообещал. Соблаговолите дать мне распоряжение сделать с ним то, что Вам заблагорассудится».[106]106
Panisse-Passis, le comte de. Les comtes de Tende de la Maison de Savoie. P. 83.
[Закрыть] Неизвестно, что ответил Карл IX, но, судя по тому, что Нострадамус остался жив и продолжил свои публикации, ответ короля был не таким уж суровым.[107]107
Brind'Amour P.Nostradamus astrophile. P. 43.
[Закрыть] Создается впечатление, что граф, задержав астролога в своем роскошном замке, хотел по приказу короля оградить его от какой-то гораздо более серьезной опасности.
В Эксе, где господствовала католическая партия, в день Пятидесятницы 25 мая 1561 года консулом был избран дворянин Дюран де Понтев, сеньор де Флассан, усиливший преследование гугенотов. Собравшись в Риезе, последние делегировали адвоката Мютони к королю и королеве и добились отправки в Прованс следственной комиссии. Эта комиссия, возглавленная графом Антуаном де Крюссолем, прибыла в провинцию зимой 1561/62 года. Крюссоль посетил ряд провансальских городов и встретился с местными протестантами, папским легатом и губернатором де Тандом, который предоставил в его распоряжение несколько сотен солдат. Во главе большого отряда Крюссоль подошел к Эксу, где упомянутый Флассан препятствовал местному парламенту зарегистрировать эдикт 17 января о религиозной терпимости и даже отказался открыть городские ворота королевским дознавателям. Под угрозой воинства Крюссоля, стоявшего лагерем в Мариньяне на подходе к Эксу, парламент сместил Флассана и открыл ворота города; 10 февраля эдикт был зарегистрирован.
Флассан со своими наиболее горячими сторонниками бежал на восток, через Трец, Турв и Бриньоль, по пути истребляя протестантов и поднимая католиков на восстание. Крюссоль оставил в Эксе гарнизон в несколько сот солдат под командованием салонца Антуана Марка, дальнего родственника Нострадамуса, симпатизировавшего протестантам, после чего осадил Баржоль, где окопался Флассан и его единомышленники. Мирные переговоры провалились, и 6 марта 1562 года Баржоль был взят штурмом. Взятие города сопровождалось избиением католиков, что стало поводом для дальнейшего объединения папистов. Во время этих событий арлезианец Жан де Кинкеран по прозвищу Вентабрен собирал в Камарге войска и лошадей, чтобы прийти на помощь осажденному Баржолю, но его помощь опоздала. Флассану удалось бежать.
Об этом периоде Религиозных войн до наших дней дошел анекдот, связанный с Нострадамусом. Оказавшись проездом в Салоне, Крюссоль якобы обратился к пророку с вопросом о шансах на успех своей миссии. Нострадамус оказался в трудном положении, так как любой прогноз мог обернуться против него. В итоге он сказал своему высокопоставленному клиенту, что тот «оставит деревья отягченными новыми плодами». Прогнав непримиримых католиков из Экса, Крюссоль настиг их в Баржоле, где и развесил пленных папистов по окрестным деревьям. Эти-то «новые плоды» и имел в виду Нострадамус, согласно легенде – впрочем, она была опубликована впервые лишь в 1712 году.
В феврале—марте Нострадамус снова находился в Авиньоне, а 12 марта отправился домой, в Салон. В нотариальных архивах города обнаружен интересный и весьма важный документ – акт, датированный 18 марта 1562 года и составленный нотариусом Нострадамуса, мэтром Жозефом Роше. Из текста следует, что Нострадамус собирался отправиться в опасную поездку. При этом он не сообщал, куда собирается, и не знал, вернется ли он. Нострадамус написал фразу длиной в одну строку на листе пергамента, затем разрезал его пополам и вручил половину нотариусу. Затем он вновь разрезал пополам свою часть и отдал половину ее своему брату Жану Нотрдаму, прокурору Экса, а другую половину – своей жене Анне Понсар. Если Нострадамус не вернется из поездки, гласит документ, его супруга попросит деверя взять свою четверть пергамента; затем оба отправятся к нотариусу, который, сложив три фрагмента пергамента, восстановит целый лист. Если три куска совпадут, нотариус вручит Анне Понсар некую сумму в золотых монетах, оставленную Нострадамусом. В заявлении не сообщаются ни размер суммы, ни место ее хранения. Скорее всего, нотариус получил от Нострадамуса запечатанное письмо, содержавшее сведения о тайнике, где было оставлено золото для его жены. Нотариус должен был вскрыть это секретное письмо только в том случае, если у него в руках будет полный пергамент.
Эта сложная манипуляция была весьма невыгодной для супруги Нострадамуса – она оказывалась в полной зависимости от его брата Жана, который мог потерять или просто уничтожить свою треть пергамента. Возможно, что Жан, которому Мишель явно доверял больше, чем кому бы то ни было, получил от брата точные инструкции на случай, если тому не удастся вернуться из поездки, о целях которой нам ничего не известно. Нострадамус явно ощущал смертельную опасность, нависшую над ним.
Поздней весной 1562 года, после отбытия Крюссоля в Париж, католики обратились к королевской чете с жалобой на эксцессы со стороны оставленных на местах чиновников. В результате преследование протестантов возобновилось с удвоенной силой. В апреле, под влиянием Гизов, король заменил графа де Танда на посту губернатора Прованса его сыном Оноре Савойским – ярым католиком 24 лет от роду. В Эксе 25 апреля католики изгнали Антуана Марка и его гарнизон, позволив Флассану вернуться в город. Май был отмечен противостоянием войск отца и сына – графа де Танда и Оноре Савойского, – имевшим место у подножия холмов Люберона, у реки Дюранс. В Салоне повторились события годичной давности: жители, заподозренные в протестантизме или симпатии к гугенотам, покинули город. В письме от 13 мая 1562 года, также адресованном Лоренцу Тюббе, Нострадамус вновь недвусмысленно отдает предпочтение реформатам, которых называет «христианами» в противовес католикам, именуемым им «папистами»: «Был назначен новый губернатор, и в течение четырех дней все сторонники религии были вынуждены уехать, в то время как паписты поднимали войска. Совсем недавно мы узнали, что христиане (протестанты. – А. П.) взяли Лион».[108]108
Ibid. P. 134.
[Закрыть]
Комментируя католические гонения на протестантов, Нострадамус пишет о папистской «гидре», которая «делала все, чтобы запретить евангелические проповеди», «в то же время каждый город имел своих служителей слова Господня (то есть протестантов. – А.П.)».[109]109
Ibid. P. 132.
[Закрыть] Следует отметить, что письмо написано уже в ходе религиозной войны: «Что касается нового гороскопа, то мои секретари еще не смогли его переписать; если я его не высылаю, то только потому, что я пока не успел его окончательно отредактировать, в чем мне мешают религиозные войны… Заподозренные в принадлежности к христианской религии (qui de religione Christiana suspecti) бежали; я остался один со своей семьей… по причине народного бешенства».[110]110
Ibid. P. 133.
[Закрыть]