Текст книги "Игра в исцеление"
Автор книги: Александра Соколова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
Пролог
Газета «Новости Стогвурда», утро 14-го февраля, первая страница, заголовок:
«Страшная авария на 39-ом шоссе, столкнулись более шести машин, причины – неизвестны, информация о погибших и раненых пока недоступна».
Газета «Областной центр», 14-ое февраля, полдень, первая страница, заголовок:
«В ночь с 13 на 14 февраля произошла авария на самом опасном шоссе при въезде в Стогвурд. По новым данным, причиной происшествия могли стать погодные условия, а именно ливневый дождь, не прекращающийся уже 3-й день. Информация о погибших пока неизвестна».
Газета «НьюЛейджРоуз», утро 15-го февраля, вторая страница, сводка о дорожных происшествиях:
«Авария на 39-ом шоссе – не следствие непогоды, как сообщалось ранее. По достоверным источникам причиной послужило нетрезвое состояние одного из водителей, уснувшего во время поездки. В результате его халатности столкнулись шесть машин, одна из которых вылетела на железнодорожные пути, во время движения поезда Стогвурд – Денвер. Как сообщает шериф Дэвил из окружной полиции, число пострадавших чудом сведено к минимуму. О погибших пока неизвестно».
Газета «Новости Стогвурда», утро 17-го февраля, пятая страница, «Сводка недели»:
«Авария, произошедшая во вторник на въезде в Стогвурд, нанесла огромный урон правительству города. Помимо восстановления поездных рельс, властям города необходимо компенсировать ущерб пострадавшим водителям и их семьям. Так же напоминаем, что уже третий день врачи борются за жизнь девятнадцатилетней Кесси Блэр, студентки частного колледжа в Крингстоне. Нам известно, что девушка ехала домой навестить родителей и сестру. Состояние пострадавшей крайне тяжелое. Открыт фонд для оказания материальной помощи».
Глава 1
Два месяца спустя.
Ровно девять утра, звенит будильник, и впервые за целую неделю мои глаза открываются раньше, чем привычная ненавистная мелодия успевает закончится, чтобы повторить свою пытку через пару минут. Сегодня тот самый день, когда забываешь прочие проблемы, домашние дела и тяжелые воспоминания. Сейчас мне надо быть бодрой, ведь она сразу поймет, если что-то не так. Она всегда видела меня насквозь, иногда даже шутила, что перед ней я предстаю совершенно голой.
Быстро убрав постель, ставлю «Роберта» и «Дженни» (наши любимые плюшевые игрушки – заяц и медведиха) на самое видное место, собираю грязное белье и закидываю в машинку. Перед завтраком необходима небольшая уборка. Она всегда убиралась именно перед принятие пищи, а не после, говорила, что после еды мы становимся одноклеточными бездельниками, поэтому надо делать все на голодный желудок.
Спальню и нашу комнату я вычищаю быстро, с кухней приходиться слегка потрудиться. Последнее время отца редко увидишь без бутылки с пивом, в результате чего за целую неделю образуется целая коллекция разноцветных баночек различных форм (если бы у нас не хватало денег, можно было бы неплохо подзаработать). Кроме этого – немытые тарелки и пустые коробки из-под пиццы. Конечно, это во многом это моя вина, потому что я никогда не была такой опрятной, как моя старшая сестра. Да и готовлю я так себе. У нее все всегда получалось лучше, а я давно с этим смирилась, и теперь убираюсь не от пробудившийся совести, а от назойливого чувства, будто она увидит весь этот бардак и накричит на меня, как прежде. Никогда не любила, когда на меня кричат, но почему-то, когда на меня кричала сестра, мне становилось ужасно плохо, будто я только что получила пулю в живот.
Когда часы показали на цифру десять, я понимаю, что настало время завтрака. В холодильнике только банки пива, замороженное мясо и молоко (кажется, просроченное). Обычная картина последних двух месяцев. Но сегодня удача на моей стороне, так как в одной из коробок я нахожу половину пиццы барбекю. Кажется, даже мой дом осознает, что сегодня – особенный день.
Пока кусочки крутятся в микроволновке, я включаю свой телефон. На заставке – я и сестра, фото, сделанное почти год назад, с ее школьного выпускного. Мы стоим, обнимаемся, улыбаемся, но с виду никто бы не сказал, что мы родные сестры. От Кесси просто веет благополучием и здоровьем – она копия нашей мамы. Длинные каштановые вьющиеся волосы (однажды я узнала, что в школе у нее было прозвище – «сексуальная кудряшка»), большие зеленые глаза, тонкая талия, розовые щеки, остренький носик, ярко выраженные бедра, худые ноги. На ней самое красивое платье, которое я когда-либо видела (когда его купили, я так и хотела, оставшись дома одна, померить его, почувствовать себя красивой, но так и не решилась, уж слишком боялась обидеть или разозлить сестру) – красное, облегающее все то, что так сильно заводит парней. Оно было в пол, но одна нога игриво оставалось неприкрытой, и именно ее на фото Кесси умело демонстрирует, как бы лукаво пытаясь переключить все внимание на себя. И надо добавить, что у нее это прекрасно получается.
Слева от нее стою я, ее младшая сестра. У нас с Кесси разница в три года, но из-за преобладающих во мне генов отца, я переросла ее уже тогда, когда мне было двенадцать. Раньше она часто плакала из-за того, что считала себя низкой, а потом, повзрослев, начала обзывать меня переростком, но я не воспринимала ее слова всерьез. И вот, в результате биологического фактора, сыгравшего с нами злую шутку, возле эффектной девушки, похожей на модель, стоит высокая худощавая блондинка с бледным лицом и впалыми щеками. Единственное наше сходство с сестрой – яркие зеленые глаза, доставшиеся нам от папы. На мне обычное черное платье с вырезом на спине. И хоть на фотографии это не заметно, но оно мне большое, потому как с моим телосложением проблемно выбрать даже майку.
Смотря на эту фотографию, мои губы начинают расплываться в довольной улыбке. Тот день я запомню на всю жизнь, красота Кесси будет жить в моей памяти вечно. На ее выпускном я была подобна коллекционеру, жадно собирающему воспоминания в свой тайник, чтобы в такие дни, как сегодня, наслаждаться ими в полной мере. Но даже этому приходит конец. Звук микроволновой печи заставляет меня опомниться. Я достаю горячую тарелку, наблюдаю на паром, и невольно вспоминаю нашу традицию, благодаря которой этот день можно отделить от других.
Мы всей семьей решали будущее Кесси. Все прекрасно понимали, что в нашем маленьком городке негде проявиться ее талантам, однако никто не хотел отпускать ее. Даже сама сестра не хотела уезжать из дома, а последний месяц перед поступлением в Крингстон плакала каждую ночь. Чтобы ее хоть как-то утешить, я предложила оригинальную идею: в 15 лет я состояла в режиссерском кружке, родители были настолько счастливы, что у меня появилось хоть какое-то хобби, и подарили мне новенькую дорогую видеокамеру. Они так и не узнали, что я записалась туда, чтобы отлынивать от дополнительных по немецкому, но камеру я все же приняла и делала вид, что пользуюсь. И в один прекрасный день, когда я сказала Кесси, что каждую неделю буду записывать ей видеообращение из дома, она пригодилась. Сестра была в восторге, она утверждала, что именно так будет чувствовать связь с домом. Но, конечно же, поставила мне пару условий перед этим: во-первых, я должна говорить правду и ничего кроме нее, иначе я буду быстро разоблачена; во-вторых, помимо хороших новостей, я должна сообщать и плохие, даже если они расстроят ее; а самое последнее, и, как она утверждала, главное – я никогда не должна говорить, как сильно я люблю ее, иначе «я брошу этот чертов колледж, возьму тачку и приеду следующий вечером со слезами на глазах».
Я сразу поняла, что правила Кесси нарушать не стоит, и это касается всего, начиная от пользования ее компьютером «только в крайнем случае» и заканчивая видео. Мне ни разу не пришло в голову возразить ей, когда дело касалось ее требований. Если они меня не устраивали, я молчала, а в открытый конфликт вступала крайне редко. Чем старше я становилась, тем больше понимала, что Кесси – смерч, из которого почти невозможно выбраться живой. А мысль о том, чтобы умереть подростком, не слишком завлекала меня.
Как бы это странно и банально не звучало, но никто из нас не сомневался, что моя сестра поступит в один из лучших колледжей. Однако все, конечно же, как это положено, пришли в восторг, хотя на душе у нас было неспокойно. Каждый четверг я записываю Кесси видео послание, в котором рассказываю обо всем на свете: о делах отца и матери, о себе и учебе, о соседской собаке и случае в парке. Я до сих пор не уверена, что сестра любит такие видео, однако уговор есть уговор, и я продолжаю делать то, что доставляет мне большое удовольствие.
Эту своеобразную традицию пришлось прервать пару месяцев назад. Авария на 39-ом шоссе, повергла нас в шок. Но, как бы я ни пытаюсь вспомнить те события, память упорно отказывается воспроизводить хоть что-то. Единственное, что я могу сказать с уверенностью – моя сестра жива и здорова, учится на ландшафтного дизайнера в одном из самых престижных колледжей Крингстона, подрабатывает в пекарне и радуется жизни. Однако многие в нашем тесном городке, по всей видимости, из-за недостатка сплетен, решили, что моя сестра умерла. Когда я выхожу на улицу, то замечаю настороженные и любопытные взгляды соседей, некоторые даже пытаются открыто посочувствовать мне. Конечно, сейчас дела в нашей семье обстоят довольно плачевно. Мама, узнав об аварии и о том, что Кесси могла умереть, сильно заболела, и вот уже 2 месяца я не вижу ее. К ней ходит только отец, и не возражаю, поскольку считаю, что мое присутствие не очень поможет ей, и просто жду, когда она вновь вернется, накричит на нас с отцом за запустелый дом и вновь вдохнет в него жизнь.
У меня, как и у мамы в больнице, тоже есть посетители. Один раз в 2 недели дом наполняется резким запахом духов мисс Одли. Эта очаровательная женщина с большими круглыми очками считает, что я так и не смогла пережить «трагедию». Я ее во многом не понимаю, ведь моя сестра жива, скоро приедет на каникулы, мама поправится, а отец, увидев всех нас вместе наконец бросит пить – это лишь вопрос времени. Я всегда так и говорю ей. Но мисс Одли лишь улыбается, и я не настолько глупа, чтобы не понять, что она мне не доверяет и, как и соседи, даже сочувствует. Но в этом есть и плюсы – у нее настолько высокие полномочия, что благодаря ей я могу не ходить в школу. Мне это нравится, и поэтому я иногда подыгрываю ей, пытаясь показаться больной.
Странный механизм человеческая память: в самый неподходящий момент человек вспоминает то, что казалось таким же далеким, как расстояние от Земли до Марса, и в тоже время забывает события, которые когда-то являлись переломными в жизни. Я до сих пор не могу вспомнить счастливое лицо Кесси, когда она вышла из больницы после аварии и поехала (уже не на машине, а на местном автобусе) в колледж. Но я абсолютно уверена, что она была рада возвращению, и сейчас, где-то там в Крингстоне, она благодарит судьбу за то, что уцелела, а еще наверняка ждет моего послания и так же сильно, как и всегда, скучает по дому.
Перед тем, как зайти в комнату, в памяти неожиданно всплывает чей-то душераздирающий вопль. Невидимая обычным глазом женщина так сильно надрывает голосовые связки, что я невольно морщусь. В голове сразу же звучит вопрос: кто она? На душе становится неспокойно, я чувствую, как бешено начинает колотиться сердце. Если бы я чувствовала подобное впервые, то непременно пришла в ужас, и никто бы не посмел меня в этом упрекнуть. Сейчас же я просто глубоко вздыхаю и стараюсь вспомнить приятные воспоминания, например, тот первый раз, когда сестра с отцом учили меня кататься на велосипеде. И крик моментально проходит, растворяется в пустоте. Я до сих пор не могу понять, что за женщина так упорно засела в моей голове и что подвигло ее испускать такой вопль, но, если подумать, меня это не особо и волнует. Наверняка она из какого-нибудь ужастика, который Кесси заставляла меня смотреть с ней.
Решающий шаг – выбор одежды. Я никогда не была модницей, как сестра, однако она всегда говорила, что в любом хорошем доме хотя бы один из членов семьи должен выглядит стильно и опрятно, представляя как бы «лицо общества». Поскольку Кесси сейчас в отъезде, мама в больнице, а отец вряд ли собирается менять свои черные брюки и белую хлопковую рубашку на что-то другое, этим самым «лицом общества» должна стать я. Сестра, хоть и отрицает это, в первую очередь оценивает человека глазами, и ни за что на свете не станет встречаться с парнем, который выглядит как американский хиппи. Поэтому я уверена, что она непременно оценит мой образ, поэтому мне необходимо учесть все нюансы.
С каждым днем на улицах Стогвурда становится все теплее и безоблачнее, а наш кондиционер с трудом выдерживает возложенную на него нагрузку, поэтому сейчас мне нужно что-то легкое и удобное. В этот раз я думала недолго: джинсовая юбка и светло-розовый топ на бретельках показался мне идеальным вариантом. Одевшись, я подхожу к большому зеркалу в ванной и почти остаюсь довольной результатом. Расчесываю волосы, которые последнее время начали катастрофически выпадать, наношу румяна матери, чтобы хоть как-то скрыть вампирскую бледность, открываю помаду и слегка провожу по губам. Когда собственный образ готов, остается подготовить место съемки и установить камеру.
Наша комната с сестрой разделена на две половины: моя – в дальнем углу, ближе к чулану, а напротив – просторная часть Кесси, в которой открывается вид на улицу и ближайшие дома. Я привыкла записывать видео только на ее половине, потому что ее сторона более освещенная, более чистая и более уютная. К тому же, если не прикрывать дверь, за моей бледной спиной Кесси может увидеть нашу гостиную и часть комнаты родителей, что еще больше напомнит ей о доме, где ее любят и ждут.
В первый месяц после отъезда сестры я долго мучилась с камерой. Я не знала, куда ее лучше поставить, как закрепить (из-за чего пару раз она благополучно совершала прыжки в бездну), и как в целом начать запись. Тогда отец за копейки выкупил у своего коллеги небольшой штатив и все проблемы, как по дуновению ветерка, моментально разрешились. Развернув его, я ставлю его рядом с письменным столом Кесси. Далее привычным движением закрепляю камеру. Потом беру свой мягкий стул на колесиках и передвигаю его ближе к дверному проему (но не загораживаю его полностью). Осматриваю свою работу и довольно киваю сама себе.
Затем идет самая приятная часть моей работы: собравшись с духом, я включаю камеру, сажусь, уже изнывая от нетерпения, на стул, и с улыбкой на лице начинаю говорить. У меня никогда не было какого-либо сценария разговора, хотя пару раз я все-таки пыталась его составить. После 3-й попытки я поняла, что это все не мое, к тому же Кесси всегда говорит про натуральность поэтому я решила, что лучшее для меня – импровизация.
– Привет, сестренка!
Первая фраза должна быть самой эмоциональной, чтобы сразу настроить Кесси на нужный лад. Обычно она дается мне лучше всего.
– Ну как ты там? Наверное, у тебя много работы, конец учебного года и все дела. Но мы все верим в тебя и надеемся, что ты не слишком устаешь
Далее идут стандартные фразы для того, чтобы узнать о ее делах. В большинстве случаев сестра немногословна, и часто мне кажется, что это не из-за ее скучной учебной жизни, а из-за того, что Кесси многое от нас скрывает. Но это нисколько не обижает меня, потому что моя сестра уже взрослая и сама вправе решать, о чем стоит говорить, а о чем лучше промолчать. Сколько себя помню, она всегда была такой самостоятельной и правильной.
– Как видишь, у нас тоже все хорошо…
Небольшой намек на то, чтобы она всмотрелась в комнату и увидела полный порядок. Хотя Кесси уже наверняка догадалась, что я убираюсь только ради нее, я все равно продолжаю играть эту роль, потому что другой у меня нет.
– К сожалению, мама пока в больнице, ее навещает отец, а я с нетерпением жду ее возвращения. Папа тоже здоров, правда последнее время пристрастился к алкоголю, но это ничего, ведь он пьет дома, а не в барах, я думаю, после выздоровления мамы ему станет лучше. Или она опять заставит танцевать его чечетку, как в тот раз, когда он пришел пьяным после новости о твоем поступлении.
Мы с сестрой очень сильно любим и уважаем, поэтому я стараюсь рассказать о них все, что знаю сама, чтобы она вдруг не подумала, что я пытаюсь утаить важную информацию. Плюс к этому – приятное и смешное воспоминания, от которого улыбка на лице становится еще шире, а глаза начинают гореть.
– Я не очень часто выхожу на улицу, но читаю новости, и поэтому знаю, что в Стогвурде все как всегда тихо. Власти опять заговорили о реставрации памятника отца-основателя, но ты ведь и лучше меня знаешь, что в итоге это все закончится небольшой сводкой в газете о том, что никто не готов взять на себя ответственность восстановления…
– А вот хорошая новость: помнишь нашу соседку, миссис Дагсон, она живет напротив нас в бледно-желтом маленьком домике… Так вот, ее собака все-таки родила щенят! Да, я знаю, что ты думаешь, будто это невозможно, но я сама видела на ее лужайке маленьких кутят, а вместе с ними их старую мамашу. Они очень милые, большинство из них черные, как уголь, но есть один, который, не поверишь, абсолютно белый, как чистый снег! Это просто чудо, ведь ты наверняка помнишь, как папа часто говорил, что эту собаку давно пора усыплять. Удивительно, как часто жизнь преподносит нам сюрпризы, которые мы долгое время считали за необходимость
Напоминание о нашем скучном городке и еще одна приятная новость – лучшее лекарство для сестры против скучных пар и назойливых парней. Кесси любит собак так же сильно, как люблю их я, но аллергия мамы не позволяет нам завести даже таксу, поэтому перед тем, как сестра закончила школу, мы часто навещали миссис Дагсон и ее любимицу.
– Как я тебе уже рассказывала, я пока временно не учусь. Мисс Одли все пытается мне что-то объяснить, но я решительно не понимаю, в чем моя проблема. Мне кажется, она слишком много времени тратит именно на меня, хотя в нашем городе наверняка найдутся те, кому ее помощь нужнее. Кстати, я до сих пор не знаю, кто она: психолог или психиатр. По сути, мне до этого нет дела, но я знаю, что ты всегда была любопытной, поэтому непременно желаешь знать. Но мне кажется, что она настолько удивится моему вопросу, что невольно начеркает в своем зеленом блокнотике еще пару отклонений для меня. А таблетки я пить точно не хочу – ты ведь знаешь, я с самого детства их не переношу
Далее на очереди идет небольшой рассказ обо мне и моих делах, хотя последнее время в моей жизни мало что меняется. Иногда я ловлю себя на мысли, что попала в замкнутый круг, который способен разомкнуться только с приездом сестры и выздоровлением мамы. Именно поэтому каждая секунда в ожидании этого становится для меня томительной.
– Что ж, вот, пожалуй, и все, что я могу тебе рассказать. Я знаю, что ты последнее время очень занята…и не успеваешь отвечать…
В первый раз мой голос дрогнул, а улыбка стала фальшивой. Но я быстро справляюсь с этим, заранее зная, что мои эмоции не останутся без внимания.
– Но в любом случае, мы будем ждать от тебя ответа, а лучше давай уже возвращайся быстрее, а то наш холодильник скоро умрет от анорексии… Любим тебя, Кесси. Не забывай о нас, ладно?
Финальная фраза, после которой на глаза невольно наворачиваются слезы, должна быть не менее эмоциональной, чем первая. Далее следует привычное ощущение того, что я сделала все правильно, и уже через пару секунд, после сохранения записи, я выключаю камеру. После этого пару минут мне приходится переводить дыхание, потому как я всегда говорю настолько быстро, что иногда кажется, будто сестра вообще ничего не понимает, поэтому так редко и отвечает в последнее время. Но, пересматривая запись уже на своем стареньком ноутбуке, я начинаю убеждать себя, что все не так уж и плохо.
Быстро переодевшись, я открываю почту и бегло пробегаюсь глазами по входящим письмам. Как и предполагаюсь, там ничего нового – пару рассылок из интернет-магазинов, письмо от мисс Одли (она каждый раз присылает мне на почту извещение за день до того, как придет), и последнее письмо от Кесси, которое она написала более трех месяцев назад. От осознания того, что я так давно не получала от нее ни единого послания, мне становится горько. Мне бы хотелось обвинить в этом себя, но оказалось, что это не так просто сделать. Здравый ум все же побеждает фобии. Кесси сейчас просто не до этого. Я уверена, что она каждый раз смотрит домашнее видео, прекрасно понимая их ценность, но пока не успевает ответить. Должно быть, это и есть часть студенческой жизни, которую мне пока не понять.
Мне всегда нравился процесс подготовки, записи и отправки видео. Во многом, как я (а, может быть, даже и сестра) считаю, это некий ритуал посвящение. Рассказывая Кесси о доме, родителях, себе, напоминая о соседке, сообщая новости города и прочее, я чувствую нашу тесную связь. Мы с моего рождения были неразлучны, никогда не дрались, хотя порой ругались, но очень быстро отходили. Старшая сестра для меня не только пример, она мой идеал. Как и Кесси, я хочу поступить в тот же колледж, где учится она, хочу изучать науки, которые проходит она. Я хочу стать похожей на нее.
Сколько себя помню, именно она поддерживала меня во всех, даже самых ужасных, начинаниях. Два года назад я отрезала больше половины моих волос, и только Кесси сказала, что мне идет. Когда я бросила кружок по видеосъемке, именно сестра убедила родителей, что мне так будет лучше. Так что эти короткие и не носящие особой смысловой нагрузки видео – моя благодарность за годы поддержки.
День быстро меняется вечером. После аварии с Кесси я начала ужасно ориентироваться во времени. Мои биологические часы сбились настолько, что порой я встаю с кровати только с приходом отца. Иногда время летит для меня так же быстро, как новая гоночная машина (например, когда я вспоминаю о сестре или родителях), а порой мне сложно вытерпеть и 20 во время прихода мисс Одли.
Находясь в нашей общей с сестрой комнате, я слышу, как плавно поворачивается замок, а затем входная дверь тихо отворяется. На часах, должно быть, уже больше семи вечера, поскольку отец никогда не приходит раньше. А последнее время он, как и я, потерявшись во времени, переступает порог ближе к десяти или одиннадцати.
– Вэлери, ты дома?
Этот странный и никому не нужный вопрос отец задает каждый раз, когда возвращается в таком состоянии, в котором он еще способен связать отдельные слова в предложение. Я облегченно вздыхаю: сегодня не придется прятаться в своей комнате, чтобы не чувствовать противный запах перегара. Опустив ноги на пол, я встаю и направляюсь в гостиную. Отец стоит возле двери. Рубашка, полностью мятая, небрежно вылезает из-под брюк, которые уже больше месяца висят на нем как на ходящем скелете. Уставшее лицо с зелеными, как у нас с Кесси, глазами, которые мечутся по квартире в поисках чего-то, выдают его лучше, чем потрепанная одежда. Волосы у отца почти посидели, хотя ему чуть больше сорока. Когда-то давно они были такими же белыми, как у меня, густыми и слегка неряшливыми, что придавало нам с ним еще больше сходства.
Мои надежды оправдались лишь на половину: сладко-ядовитый запах все же добрался до моего носа, и я поняла, что отец уже осушил пару стаканчиков в местном баре неподалеку от его завода. Но сказать, что он был пьян, я не могла. Либо отец хорошо научился скрывать свой алкоголизм, либо я уже перестала обращать на него внимание.
– А, ты здесь, – только спустя минуту после того, как я подошла, его взгляд остановился на мне. – Как прошел день, дорогая?
– Нормально, – пожав плечами, ответила я. – Убралась, записала видео Кесси, потом…
При упоминании о сестре отец судорожно вздрагивает, его лицо становится настолько болезненным, что я начинаю нервничать. Он чуть не роняет какой-то желтый пакет, с которым пришел, но это продолжается меньше 30 секунд: он выдавливает из себя измученную улыбку и подает мне пакет.
– У нас сегодня опять праздник, – его голос становится еле слышным.
Под праздником мы с отцом уже два месяца воспринимаем готовку миссис Дагсон, нашей любезной соседки-собачницы. Несмотря на ее постоянные хлопоты о щенках, она периодически готовит нам с отцом очень вкусные угощения. Хотя, если учесть то, что наши с отцом кулинарные изыски сводятся к заказу пиццы или суши, то любая домашняя еда уже давно кажется нам самой вкусной. Первое время после болезни матери и отъезда Кесси мы с папой здорово держались, благодарили милую безобидную старушку, порой даже отказывались. Но спустя пару недель мы поняли, что нам необходимо это напоминание о домашнем уюте, и сдались, принимая все, что миссис Дагсон, как она сама выражалась, «стряпала на скорую руку».
Сегодня на ужин у нас индейка. Выглядит она небольшой, но мы с отцом прекрасно понимали, что растянем ее на половину недели, пока она окончательно не испортится. Аппетит возвращается к нам крайне редко, несмотря на приятные запахи и не менее приятный вид блюд. Обычно за ужином у нас была шумиха. Мама готовила много, но, несмотря на это, каждый пытался взять себе больше другого. Мы в шутку ругались, пока, наконец, не объедались настолько, что трудно было вылезти из-за стола. После ужина, когда с нами еще жила Кесси, мы часто смотрели непонятные передачи по телевизору, то восхищаясь их наигранностью, то тупостью. Когда сестра уехала, пыл во время ужина заметно поубавился. Но мама по-прежнему готовила много, и мы по-прежнему, правда, уже втроем, смотрели ужасные передачи.
Сейчас за большим столом нас осталось только двое. И от веселья и праздника осталась мертвая тишина и недосказанность. Мы с отцом мало разговариваем, но нас обоих это устраивает. Отец пьет пиво, потом включает телевизор и засыпает под него. Я же в это время мою посуду, складываю остатки индейки или другой еды в холодильник, выключаю телевизор и иду в свою комнату. Так и заканчивается остаток дня для меня.
Если бы я была примерной ученицей, то обязательно навёрстывала упущенный в школе материал. Конечно же, я этого не делаю. Обычно мое развлечение – чтение детективов или просмотр какого-либо фильма, который я в итоге даже не запоминаю. Но чаще всего я просто ложусь рано, отсчитывая дни до полноправного лета. Тогда вернется Кесси, а вместе с ней и маме станет лучше. А пока надо просто пождать. Пережить все это. Каждый день люди пересиливают себя, чтобы встать с кровати, выйти на улицу, работать по 12 часов в сутки.
Разве я не смогу подождать немного? Разве время настолько безгранично?!
Глава 2
Утро следующего дня начинается для меня со стука в дверь. Я открываю глаза и машинально тяну руку к телефону. Без четверти пять. Быстро встаю и панически ищу хоть какую-то приличную одежду. В дверь, конечно же, стучится мисс Одли – она всегда приходит точно в то время, которое заранее напишет. Поразительная пунктуальность, которой мне, кажется, никогда не суждено достичь.
Однажды на мой вопрос, как она умудряется приходить каждую неделю в точно назначенный час, мисс Одли ответила, что «время подобно хаосу: на вид кажется беспорядочным, но, если вглядеться получше, можно найти очертания смысла, и, быть может, властвовать над ним». Про себя же я могу сказать, что именно хаос властвует надо мной, поэтому вот уже несколько месяцев большинство приходов женщины я упорно просыпаю. Но до сих пор мне везло: я настолько быстро умудрялась привести и себя и дом в порядок, что всегда удавалось сделать вид, будто я давно бодрствую.
Сегодняшний визит оказался не исключением: я достаю из шкафа спортивные штаны и серую футболку, быстро переодеваюсь и бегу на кухню. Складываю пустые пивные бутылки в холодильник (мусорный пакет мисс Одли может легко заметить, ведь это, по сути, ее работа – всматриваться даже в самые мелкие детали), краем глаза смотрю на себя в зеркало и подхожу к входной двери.
Да, я с самого первого визита этой чуть полноватой и еще молодой дамы с темными волосами и серыми глазами, скрытыми за оправой круглых очков, скрываю свой неординарный образ жизни. Причины всегда лежат на поверхности: не хочу, чтобы к моим недугам (которые, как ей кажется, у меня ярко выражены) прибавился еще и полностью сбитый режим сна. Наверняка она найдет причину этому и будет сидеть на нашем диване еще дольше. Кроме этого, я всегда стараюсь прикрыть отца, чтобы он не выглядел в глазах посторонних алкоголиком, ведь мисс Одли, хоть и врач, но не способна грамотно оценить ситуацию, как я. Хотя, судя по ее иногда даже слишком подозрительным расспросам про моего родителя, я догадываюсь, что она уже давно обо всем знает.
– Вэлери, рада тебя видеть, – приветливо произнесла мне мисс Одли, отчего мне сразу же хочется закрыть дверь перед ее большим носом.
Сегодня на моем персональном враче свободное шёлковое платье нежно-голубого цвета и белые босоножки. Лицо чуть покраснело, на висках виднеются капельки пота. Должно быть, сегодня в Стогвурде опять жарко.
– Здравствуйте, мисс Одли, – приветливо улыбаюсь я в ответ, но, как и обычно, смотрю на нее с опаской: эта женщина хочет промыть мне мозги – вот что я усвоила за 1,5 месяца сеансов с ней.
– Как ты себя чувствуешь? Как дела у отца? – привычные вопросы, которые я слышу, кажется, уже сотый раз, нисколько не смущают мисс Одли.
– Все хорошо, спасибо, – машинально, как и всегда, отвечаю я, стараясь не выдать своего отвращения.
Несмотря на лишний вес, двигается мисс Одли очень грациозно и быстро. Ее взгляд уже не такой пытливый и слегка напуганный, как у молодых специалистов, но еще не такой измученный страданиями других людей, как у опытных врачей. Именно таких, как мисс Одли, всегда стоит опасаться: они как ястребы, вылетевшие из гнезда, но еще не нашедшие подходящего соперника, и поэтому готовые запустить свои когти в любую жертву, даже самую жалкую и ненужную, которой невозможно насытиться. Именно таким объектом для поглощения, по моему мнению, я представлялась для женщины, рассевшейся на моем диване. По обыкновению, я сажусь на кресло напротив нее, боясь уступить хотя бы миллиметр личного пространства.
Мисс Одли, не спеша, достает свой массивный блокнот, заполненный всевозможными бумажками разной длины и ширины, и черную ручку. Раньше я думала, что она всегда записывает то, что я говорю ей, но однажды, потеряв бдительность из-за телефонного звонка и оставив свое творчество на письменном столе недалеко от меня, я обнаружила, что из всего нашего сеанса записана только дата и мое имя. Тогда я и поняла, что мисс Одли, во-первых, не такая уж и мать Тереза, раз пользуется методом опытных полицейских (делать вид, что записываешь показания свидетелей, с целью внушить им, будто именно они важны для следствия, а также заставить их вспоминать мельчайшие подробности), а во-вторых, она настолько уверена в своих силах, что думает, будто уже давно меня раскусила и ей незачем заниматься лишним письмом. В любом случае, я прекрасно понимала, что нам обеим не по душе данные сеансы, но все же они продолжаются, словно так и должно быть.
