Текст книги "Издранные события из жизни Великой Ольгерды (СИ)"
Автор книги: Александра Руда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
За последние два месяца Ирга выходил против страшных тварей, но ему не было и в половину так страшно, как сейчас на солнечной и мирной улице перед калиткой мастерской О.И.О. Решившись, он толкнул калитку и вошел во двор. Дверь дома была отварена. Видимо, вернувшиеся вчера артефактники проветривали помещение от затхлости.
Он осторожно заглянул внутрь в маленькую гостиную. Ола в юбке расцветки вырви глаз и в такой же рубашке стояла у двери комнаты Отто и с интересом туда заглядывала. Волосы, как обычно, были скручены в небрежный узел, закрепленной резной деревянной шпилькой. В ухе не было сережки, значит вчера друзья бурно отмечали свое возвращение. Похмельную Олу всегда страшно раздражали украшения. Ирга окинул взглядом ее стройную фигуру. Солнечный луч упал на руку Олы, осветив едва заметные шрамы. Их Ирга мог перечислить по всему телу Олы даже с закрытыми глазами. Небесные силы! Как же он ее любил! И как же он умудрился собственными руками испортить их жизнь!
Ола махнула головой, сдувая прядь, выбившуюся из причёски, и повернулась к дверям. Глаза её хищно блеснули. Эта война лёгкой не будет. Однако Ирга знал, что за ошибки следует расплачиваться, поэтому был к этому готов.
– Привет, милая! – сказал он как можно спокойнее.
– Я, – сказала Ола, проходя в центр гостиной и упирая руки в бока.
Сердце Ирге пропустило удар. Я что? Все же вышла в столице замуж за Блондина, и Отто сейчас разыскивает сундучок с драгоценностями в приданное? Сказала да Живко? Поняла, что рядом с Отто ей хорошо. Что, что она успела сделать за два дня, что они не виделись? Зная Олу, можно предположить, что масштаб этого «я» может колебаться от конца света до сломанного ногтя.
– Я в монастырь ухожу. Непорочных дев. – Сердце Ирги снова забилось в нормальном ритме.
– Монастырь. Прекрасно. – Если поставить рядом с ним палатку, то через две-три недели, когда Оле там надоест и она разнесет половину обители, как раз можно будет ее перехватить. – Ясно, – сказал он, подавляя внутреннее ликование.
– Все хорошо. Ничего непоправимого не случилось. Ушлый орк не успел. Или, наоборот, успел, но попал под горячую руку.
– Тортик будешь? Или уставом запрещено? – Ола подошла к столу, взяла тоненькую книжицу в синей обложке, такие массово раздавали возле храмов, и без энтузиазма ее пролистала.
Ирга терпеливо ждал, надеясь, что хотя бы немного успел изучить свою любимую женщину.
– Тортик?
Какая бы мысль ни царила в голове Олы от подаренного тортика, да еще из лучшей городской кондитерской девушка не откажется. Так и случилось.
Ола отбросила брошюру в сторону и подозрительно спросила
– Это с шоколадный?
– Шоколадный, бисквитный, с орехами, все, как ты любишь! – принялся подлизываться Ирга.
Надо учиться у проклятого орка. Он крепость по имени Ола берет планомерной осадой. Пока не взял, нужно действовать как можно решительнее.
Ирга был в городе всего час, но уже несколько человек рассказали ему о том, что Живка в его отсутствие времени зря не терял. Взгляд Олы значительно подобрел.
– Ставь на стол. Ирга хотел было закрепить успех, но в комнате появилась вторая крепость, взять которую будет еще тяжелее.
– О! – злобно сказал полугном. Ирга явился. – Мы как раз о тебе вспоминали. Ола в монастырь уходит. Если Отто не сменит гнев на милость, то вернуть Олу будет в разы тяжелее.
– Она уже сказала. – Ответил Ирга, как можно смиреннее.
Отто тортом не подкупишь и поцелуями не соблазнишь.
– Значит, делать тебе здесь больше нечего. – Злорадно сообщил полугном. – Опоздал, миленький. Надо было вчера приходить, до того, как ей в руки настойка налычьи попалось.
– Понятно. – Полугном тоже не в восторге от новой идеи Олы, но перед внешней угрозой традиционно встал на сторону лучшей подруги. Хорошо, что Ола не поменяла привычки. Хорошо, что Отто окружает ее заботой. Хорошо, что они не выгнали его сразу же, как только увидели. Есть шанс, и он его не упустит.
– Приятного аппетита, – сказал Ирга. – Было приятно вас увидеть.
Он развернулся и ушёл, хотя на это потребовалась вся решимость. Он любил эту прекрасную женщину и знал, что рано или поздно, но убедит её вернуться в его жизнь.
Настоящий боевой маг
Меня разбудил полный ужаса вопль. Я повернулась на другой бок и накрыла ухо подушкой. Вопль повторился. «Да что же это такое?» Я вскочила с кровати и вышла в коридор общежития, готовая доказывать всем и каждому, что утро еще не повод для воплей. И вообще, все приличные студенты должны быть на занятиях в университете, а не вопить на кухне и мешать бедным больным людям отдыхать. Я заявилась на кухню и мрачно уставилась на Илью, мага практика с первого курса. Он был достопримечательностью нашего этажа, заселенного в основном целителями и теоретиками. Но в общежитии практиков не было мест, вот и приходилось бедному Илье терпеть наше соседство.
С начала худенького и бледного мальчишку принялись лечить целительницы, отрабатывая на нем как выученные навыки, так и материнский инстинкт. Сероглазого паренька с копной русых волос так и хотелось обнять, откормить и уложить в постельку, предварительно прочитав сказочку. Прямо даже не верилось, что он смог сдать экзамены на практика и когда-то станет боевым магом, охотящимся на нежить.
Ходили слухи, что он являлся близким родственником кому-то из магистров, и именно поэтому его приняли. Как бы там ни было, Илья за два месяца проживания в общежитии продемонстрировал свою полную непреспособленность к жизни. Он был очень умен и при этом не мог сварить даже гречку. Если бы не сердобольные целительницы, он бы ходил голодным, грязным и оборванным.
– Ты почему орешь? – спросила я.
В принципе, умный маг-теоретик не должен заходить в то помещение, в котором орет боевой маг. Но у меня дико стреляло в ухе, и я готова была убить всех и каждого. Мне нужно было отлежаться сегодня в кровати и подождать, пока последствия неудачно примененного заклятия сойдут на нет. Кто сказал, что жизнь теоретика легче, чем у практика?
– Рыба! – провыл Илья, тыча пальцем в сторону стола.
В разделочную доску был воткнут нож, на котором трепыхалась рыбина.
– Ну и что? – спросила я.
– Рыба.
– И что?
– Она живая, шевелится.
– Это агония, – сказала я.
– Сейчас перестанет. Ты же купил живую рыбу, да?
– Да.
– И почему ей не отрубил голову сразу?
– Я хотел, она… Мне показалось, что она дохлая, а она как шевельнется.
– Илья, но ты же будущий боевой маг, подумаешь, рыбина?
Я прижала ладонь к уху, в котором каждый звук взрывался, отражался раскатом грома.
– Я первый раз убиваю живое существо.
– Ничего, в будущем ты это будешь делать постоянно. – Утешила я и попыталась уйти из кухни.
Однако Илья вцепился в мою руку и прошептал.
– Тебе не кажется, что она ведет себя странно?
– Кто?
– Рыбина.
Я задумчиво пощупала нагревающуюся шпильку в волосах и признала, есть такое дело. То есть она ведет себя абсолютно нормально для рыбы-зомби.
– Илюша, мальчик мой, кажется, ты мне не обо всем рассказал.
– Обо всём.
– Тогда откуда на кухне студенческого общежития появилась рыба-зомби? Ты проводил секретные эксперименты? Тебе лабораторию университета мало? Я, знаешь ли, на этом столе колбасу режу. Когда она у меня бывает, убери это и стол не забудь помыть.
– Не могу. Шепотом признался Илья.
– Почему?
– Я ее боюсь.
– И чему вас там на факультете учат? – вздохнула я. – Давай вернемся к началу. Итак, ты хотел убить рыбу. Она шевельнулась. А ты?
– Случайно выпустил магический заряд. Я ее убить хотел. а она…
Рыба не прекращала трепыхаться, и нож от вибрации выпал из доски. Рыбина подпрыгнула и шлепнулась на пол. Я рефлекторно отшатнулась, а Илья взвыл. В голове у меня зазвенело. Я выскочила из кухни и помчалась по коридору, не замечая ничего вокруг, и вдруг врезалась в кого-то.
– Ох! – сказал Трахим. – Ты куда несешься, Ола? Кстати, у меня есть дело к тебе. Лера сказала, что ты болеешь, и у тебя есть свободное время.
– Трахим, спаси прекрасную девушку! – воскликнула я. Друг покрутил головой и озадаченно спросил.
– Где она?
– Перед тобой, балда! У нас там на кухне рыба-зомби завелась!
– И труп? – Сказал Трахим. – Рыба что, акула?
– Где труп? – Я обернулась.
На пороге кухни без движения лежал Илья.
– И она его сейчас ест! – Зловещий прошипел Трахим.
– Чавк, чавк!
Мне стало не по себе.
– Иди, разберись!
Я подтолкнула друга к кухне.
– А сама страшно, да? А говорили ты в Раритории десятерых зомби одним махом убила.
– У меня ухо болит, – заявила я. – Это достаточно веский повод, чтобы геройством не заниматься не находишь?
– А если бы все герои так говорили? – Трахим покачал головой.
Он подошел к Илье, легонько пнул его ногой, а потом выпустил в кухню сгусток зеленого огня. Раздался хлопок.
– Вставай, спящая красавица, – сказал настоящий боевой маг Илье, открывшему глаза.
– Тебе еще всю кухню отмывать. Ола, так вот о чем я. Ага, у меня есть к тебе дело.
Вечером Лира присела ко мне на кровать. Ухо уже почти не болело, но я тщательно изображала из себя несчастную больную, рассчитывая на сочувствие. Однако не дождалась, потому что мысль целительницы занимала кое-что другое.
– Ты случайно не знаешь, что произошло с Ильей? – спросила она. Он заявил, что он теперь вегетарианец, и на сцене между общежитиями теперь проповедует путь аскезы. Загубит себя мальчишка. У него и так мало крови.
– Моральная травма, оказавшая влияние на пищевые привычки! – умно ответила я.
– Как тебе идея для курсовой?
– Эта тема уже исследована вдоль и поперек, – отмахнулась Лира.
– А ты подойди к нему и скажи шепотом на ушко « Живая рыба» – посоветовала я.
Лира убежала, а я задумалась о том, как хорошо быть целителем. Материал для исследований появляется каждый день. Не то, что нам, бедным теоретикам, приходится с собой рисковать. В ухе согласно стрельнуло.
День короны
Я не любила праздники. Любой праздник значил кучу хлопот вроде необходимости накрывать праздничный стол или поддерживать праздничное настроение. Но самыми глобальными проблемами были две – поездка к родным и наведение порядка. И то, и другое вызывали у меня приступы смертной тоски, и то и другое были неизбежны, как очереди в дни распродаж в эльфийских магазинах.
У меня даже откосить толком не получалось. Жестокая соседка по комнате Лира, выпячивая свое незаконченное целительское образование, вычисляла мои притворные хвори на раз. Да даже настоящие не помогали. Один раз я очень старательно зарабатывала простуду к Лириному дню рождения, к которому требовалось не только убираться, но еще и подарки дарить. А эта негодяйка взяла и насильно влила в меня какую-то мекстуру.
В этом году причин не любить праздники у меня прибавилось. Я застряла на практике в захолостном городке Гнедино, где о праздничных распродажах и эльфийских магазинах, а уж тем более о магических фейерверках и бесплатных концертах, слыхом не слыхивали. Вершиной праздничного счастья был стол, накрытый богаче, чем у соседей.
Приближающийся государственный праздник, день короны, хоть и был официальным выходным, в маленьком городке праздновался неимоверно пафосно и смертельно уныло. На главной площади мастерили сцену. Доставали откуда-то из недр архивов бывший эшафот, покрывали его слегка потертой красной тканью и помпезно устанавливали. На месте, где был лючок для казнённых, через повешенье предусмотрительно рисовали мелом крестик, чтобы Голова, уберегите небесные силы, туда не встал.
Ром Борич в течение часа разливался соловьем о гнединских достижениях ради блага короля и государства, а потом толпа сограждан разбредалась по двум кабакам. Заканчивалось это мордобитием во славу короны. Ни мордобития, ни пьянка втридорога меня не устраивали, а местные кумушки, которые могли бы пригласить на торжественный ужин, уже надоели до оскомин.
Отто, предатель, куда-то улетучился вместе со случайно забредшим в наши края гномьим торговым караваном, в котором у него оказалось множество знакомых знакомых и даже один или два родственника.
Варсонья еще с вечера был занят приготовлением блюд, которые одурительно пахли и потихоньку занимали весь стол. Толи к нам в гости собирался прийти весь гномий караван, толи Варсонья надумал устроить рекорд по потреблению пищи. Даже барон Рон меня бросил, предпочтя официальный ужин с Ромом Боричем и прочими местными шишками.
Я заставила себя навести порядок, чтобы как-то убить время, и вышла на улицу, пустить в небо парочку разноцветных огоньков. Любоваться ими в одиночестве было уныло, а развлекать на халяву соседских детей мне запрещала же одна …ээээ … уважение к достойной и высоко оплачиваемой профессии мага.
Походив по двору и попинав снег, я решилась на крайние меры.
– Ирга! Завопила я в тёмное и тяжёлое небо.
Эх, ночью опять повалит снег. И первому надумавшему отправиться в туалет придётся разгребать дорожку к вожделенному домику. Надо будет во время ужина поменьше пить.
– Ну почему, когда ты мне нужен, тебя никогда нет рядом?
Было бы глупо рассчитывать на то, что небо или у коризнина, валяющийся посреди двора, лопата мне что-то ответит. Но я надеялась хотя бы на то, что Ирга где-то рядом, и услышит мой крик и поспешит. В самом деле, почему его нет? Он же мне обещал приехать на праздник, а уже вечер, а от некроманта ни слуху, ни духу. Я еще немного подождала, прислушиваясь к звукам пьяного веселья на улице, но от сока-то копыт не было.
Тогда я решилась. Воровато оглянувшись, я взялась за снег. Конечно, почти дипломированной магичке, мастеру артефактов с международным сертификатом, не пристало лепить снежную бабу, но, во-первых, это должна была быть не снежная баба, а высоко художественная скульптурная композиция, а, во-вторых, меня никто не видел.
С рвением, поразившим бы Отто в самое сердце, я сгребла со двора весь снег в огромную кучу. Подсвечивая огоньками, слегка ее утрамбовала, распотрошила набор инструментов в мастерской, небрежно обмотала шарфом шею, как это делали все скульпторы и вольные художники, которых я когда-либо видела, и принялась воять.
Изначально картина должна была представлять рельеф «Страстная ночь». Но если слежащим в недвусмысленной позе женским телом я справилась быстро, особенно удались груди, которые заменили два кривых снежка. Но не повезло бедняжке с таким родиться. Но ведь позарился же кто-то, то с ее лицом возникли некоторые трудности.
Годы занятий начертательной магии научили меня идеально проводить ровные линии и окружности, но не вырезать из снега носы и губы. Промучившись с полчаса, я решила накрыть неудавшееся лицо подушкой. А что, может, у них сексуальные игры такие, с легким придушением для более яркого оргазма? Ровно квадратная подушка быстро прикрыла все следы моего неудачного лицетворчества. Зато, пока я ее лепила, отвалилась одна грудь, и женщина стала похожа не на страстную любовницу, а на жертву маньяка в процессе расчленения. Пришлось лепить новый снежок. Для верности я слегка растопила, а потом заморозила снег. Теперь грудь не смог бы оторвать даже профессиональный расчленитель.
Теперь я приступила к мужчине. с лицом я сразу решила не возиться, прикрыв его длинными волосами. Мужчина оперся на руки и только собрался приступить к главному активному действу. Лепить самое интересное я решила напоследок. Итак, мускулистая спина, округлая и манящая себя пощупать мягкая часть, бедра. Высунув язык от сосредоточенности, я задумчиво мяла снег в варежках. Оно должно было быть большим, красивым и реалистичным. Конечно, реалистичным. Думаю, король будет рад, что я именно так провожу его день рождения. В конце концов, сам он никогда не упускал случай воспользоваться тем, что ему даровали небесные силы, и вообще подобная скульптура куда больше отражала образ жизни нашего монарха, чем пафосные речи головы городка. Я приладила его на нужное место и задумчиво погладила рукой, доводя форму до совершенства.
– Меня так погладь, – хрипло сказал мне в ухо ласковый голос, слегка растягивающий гласные.
Я подпрыгнула от удивления, и замечательная деталь повторила судьбу груди. Длинноволосый мужик сейчас выглядел настоящим маньяком, желающим задушить несчастную жертву только за то, что не мог ею воспользоваться.
– ИИИрга, – слегка заикая, спросила я, заливаясь краской стыда.
На черных волосах некроманта искрили снежинки. Как давно он тут стоит? Мое моральное падение усугубил Варсоня, стоявший неподалеку и с одобрением разглядывающей снежные груди жертвы сексуального творчества.
– Ребята! – проблеяла я, погасив огоньки, чтобы прикрыть милосердной темнотой плоды своей фантазии.
Однако Ирга, бессовестно хохоча, хлопком ладоней создал огромный светящийся шар, взмывший над двором.
– Мы давно тут стоим. – Сказал некромант. – Уже и вещи в дом занесли. Я тебе подарков привёз, а ты всё творишь. Мы не решились тебя отвлекать. Но когда ты начала лепить это с мечтательным выражением лица, я уже не выдержал. Ещё бы пару минут и…
Я пробурчала что-то маловразумительное, смущенно снимая варежки. Ирга поднял валяющийся на земле инструмент и несколькими быстрыми движениями облачил снежного мужчину в набедренную повязку.
– Идем домой, – предложил жених, увлекая меня за руку.
– Только не в спальню, – ожил Варсоня, оторвавшись от созерцания снежной кучи.
– Я столько всего приготовил, а вы сейчас запретесь там на всю ночь, только после еды.
– Нет, – запротестовал некромант.
Но я поддержала целителя. Проведя несколько часов на морозе, навозившись со снегом, я почувствовала зверский аппетит, алчно бросившись к столу. Сосредоточенное поглощение пищи под грустное вздыхание Ирги, который в перерывах между красноречивыми вздохами умудрялся есть быстрее Варсони, перебил вопль ужаса, раздавшийся со двора.
Побросав ложки, мы кинулись наружу. Под светящимся шаром, который позабыл Ирга, стоял Отто и возмущенно размахивал руками.
– Я приберу инструменты, – заискивающий пролепетала я.
– Какие инструменты? В смысле, конечно, приберешь! – рявкнул полугном. – Меня интересует другое. Кто сделал этот ужас? Это надругательство над великим скульпторским искусством!
– Я, пришлось признаться. И Ирга тоже.
– Что? – Возмутился некромант. – Я только чуть-чуть подправил.
– Эх, вы! – Отто посмотрел на нас почти со страданием. – Идите, ешьте дальше.
– А ты? – заикнулась я.
– Буду занят. – Сурово ответил полугном и даже Варсоня не рискнул возразить.
Мы с Иргой выползли из комнаты поздним утром, разбуженные непривычным шумом во дворе. Накинув одежду, мы высунулись наружу. Там проходил шумный аукцион.
– Один золотой и две серебрушки – раз, один золотой и две серебрушки – два, один золотой и три серебрушки! – кричал Отто, стоявший на табуретке.
Ирга отыскал взглядом тучную фигуру Варсони, философски поедающего куриную ногу, и потащил меня к нему.
– Что происходит? – спросил некромант. – Что продают?
– Снежную скульптуру? Что же еще? – ответил Варсонья. Отто обещал тебе, Ола, отжалеть процент за идею. —
Я протолкалась к Отто.
Рядом с ним, ярко блестя на солнце ледяными боками, стояло воплощение разврата. Со свойственной гномом-скрупулезностью была проработана каждая деталь. Целомудренная набедренная повязка исчезла, а все достоинства, вызывающие искрились подсолнечными лучами. Грудь у обретшей симпатичной личика женщины была такая, что я на миг почувствовала укол зависти.
– Простоит до весны, вдохновляя вас на активную супружескую жизнь! – разорялся полугном. – Один золотой, пять серебрушек. Кто больше? А тебе, чего Ола, иди спать. Вон твой носитель достоинства стоит.
– Пятьдесят процентов, – проигнорировала я намек.
– Десять.
– Шестьдесят.
– Тридцать, и не медичком больше, – отрезал Отто. – Я ее до ума довел и торги организовал.
– Хорошо, – согласилась я, не рассчитывавшая получить больше двадцати процентов.
Ирга помахал мне рукой, нежно улыбаясь. Отто возобновил торги. – Еды нам должно было хватить еще на несколько дней. Кажется, я начинала любить праздники.
Первый опыт.
– Ола! – Голос у мужа был настолько преисполнен торжественной трагичности, что я подскочила на кровати и, бросив справочник по эльфийской магии, испуганно уставилась на мужа. – Мне нужно лишить тебя девственности.
– Ирга, – осторожно сказала я, – на всякий случай прикасались к его лбу, проверяя температуру.
– Так поздно уже? Это событие когда было-то? Несколько лет назад. Чего ты меня сейчас лишать собрался после полугода супружеской жизни, а?
– Альгерда, нужно.
– Видишь ли, мы не сделали это по всем правилам, и я боюсь, что лишил тебя в жизни чего-то важного. Поэтому вот... – Муж показал толстую книжку. – Я даже купил пособия для начинающего любовника. Сейчас повторим.
– А в этом твоем пособии есть картинки? – Живо заинтересовалась я.
– Конечно. – Подтвердил некромант, проглядывая страницы. – Не только картинки, но и схемы со стрелочками.
– Дай!
Нудный справочник был забыт. Я алчно тянула руки к пособию для начинающего любовника. Ирга, со сноровкой, говорящей об, увы, большой практике, не отрываясь от книги, хлопнул меня по ладоням.
– Ты лежи, трепещи, юная девушка.
– Сам лежи, трепещи, – обиделась я. – Это ты от безделья не знаешь чем заняться. Зима на тебя плохо действует.
Ирга вздохнул.
– Я просто хочу выполнить свой долг как первого и последнего мужчины в твоей жизни. А книжку завтра прочитаешь, когда я на работу пойду.
– У меня тоже завтра работа, – мрачно ответила я, примерно представляя, что скажет Отто, если я в мастерской буду читать подобные книжки. Но ничего, я что-нибудь придумаю.
– Встань с кровати! – велел супруг.
Он потер ладонь об ладонь, дунул на них, и у него оказалась целая пригоршня розовых лепестков, которые некромант скрупулезно разложил на простыне. Потом взбил подушки и ровненько расставил их у изголовья. Я с интересом наблюдала за приготовлениями грызя сухари.
– Ола, – укоризнено сказал Ирга, – ты бы не могла перестать хрустеть. Ты сбиваешь меня с романтического настроя.
– Из… Извини, я на нервной почве. Всё-таки мне сейчас предстоит первый любовный опыт.
– Ладно, – махнул рукой муж. – Располагайся тут поудобнее.
– А мне не нужно сходить в душ, облачиться в какое-нибудь красивое белье, распустить волосы. Поинтересовалась я.
– Какой душ? – возмутился Ирга. – Ты там была полчаса назад, а волосы скрути лучше. Они мне вечно в рот лезут. Белья не нужно. Тут написано, что девушка в мужской рубашке выглядит сексуально.
Я провела рукой по-шелку рубашки Ирги, которую использовала вместо ночнушки, и ехидно спросила,
– Ты не забыл, что ты сейчас разговариваешь с трепетной девственницей, а не с собственной супругой?
Ирга поднял бровь, и я решила воздержаться от дальнейших комментариев, прыгнув на кровать. Розовые лепестки взлетели и опали, образовав художественный беспорядок. Некромант взял большой карандаш, послюнявил его, расстегнул мне рубашку и принялся выписывать на теле какие-то знаки.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась я. – Заранее чертишь на мне пентаграмму, чтобы, если я умру от удовольствия, сразу поднять из мертвых, не прервая процесса?
– Нет, – сказал Ирга, – тут в книжке описан порядок, в котором любовник должен целовать эрогенные зоны подруги, чтобы она максимально возбудилась. Вот я их и нумирую, чтобы не сбиться. Раздвинь ноги!
– Ты там циферки рисовать будешь! – возмутилась я. – Не дамся.
– Вот-вот, – обрадовался Ирга. – Так себя и веди. Активнее закрывайся.
Но карандаш все-таки отложил и приступил к осуществлению долга первого мужчины в жизни девушки. Я полежала минут десять. Шевелиться мне было запрещено. По теории, я должна была замерить в страхе и трепете, и вдруг поняла, что меня разбирает смех. Нет, поцелуи Ирги были очень приятными, и до сих пор даже один из них был способен воспламенить меня настолько, что я могла забыть даже про еду или распродажу, чем муж бессовестно пользовался, заставляя меня пропускать главные распродажные дни, проводя их в постели. Но именно сейчас, стоило мне взглянуть на некроманта, торжественно целующего мою грудь с таким видом, будто присутствовал на коронации, изнутри поднималась такая волна смеха, что приходилось больно кусать губы и сжимать кулаки, чтобы не захихикать в голос.
Когда Ирга опустился ниже и принялся ласкать мой пупок языком, я не выдержала и засмеялась. Он отвлекся от своего занятия и обжег меня злым взглядом.
– Все-все, – повинилась я. – Больше не буду. Продолжай, пожалуйста.
– Ну вот, – сказал муж. – Ты меня отвлекла, и я забыл, на какой цифре остановился.
– На пупке, – подсказала я.
– На пупке было три цифры.
– Ого! – восхитилась я. Как хорошо, что я не мужчина, и мне не нужно никого лишь от девственности. Я бы еще на груди сбилась.
– Ладно, – пробормотал Ирга. – Пропустим несущественные детали и приступим к главному.
– Что значит пропустим? Требую все. Имею я право хоть раз в жизни получить занятие сексом по всем правилам, или нет?
Ирга пропыхтел что-то не членораздельное, но явно матерное, и начал все сначала. Толи я наконец-то начала получать удовольствие, то ли схема в пособии подкачала, то ли я какая-то нестандартная, но мне хотелось, чтобы меня целовали или чуть выше, или чуть правее, или чуть левее, как Ирга завис надо мной, опираясь на руки и пафосно произнес.
– Сейчас я войду в тебя.
– Зачем ты это сказал? – возмутилась я. Весь настрой сбил.
– Так надо. – пояснил он.
Я дождалась, когда муж проникнет внутрь моего тела, и завопила.
– Ой-ой-ой!
Ирга судорожно дернулся, вышел и упал рядом на кровать, испуганно заглядывая в лицо.
– Ты что?
– Ну, мне же больно должно было быть. Это же все-таки мой первый сексуальный опыт.
– Помнится, пару лет назад ты не вопила, как недорезанный поросёнок. – Заметил мой первый мужчина.
– Извини, я тогда ещё не знала об этой книжке со схемами.
Ирга немного помолчал и признался.
– Что-то мне процесс не очень нравится. Я, наверное, как первый мужчина, не очень гожусь.
– Без сомнения, подтвердила я. – Ты нанес мне непоправимую душевную травму, и теперь моя сексуальная жизнь непоправимо загублена. О горе мне! Ты случайно не помнишь, в нашей брачной клятве что-то говорилось о том, что я могу пойти переполучить первый опыт с другим мужчиной?
– Ничего не говорилось.
– О, горе мне! – вскричала я с новой силой.
– Все, пойду теперь в монахини-отшельницы. Буду проповедовать воздержание и целибат.
–Угу – угрюмо сказал Ирга, – только перед этим...
Я перекатилась по кровати и наклонилась над лицом любимого и единственного мужчины.
– Я хочу кое-что попробовать...
И прижалась губами к его губам, поглаживая мускулы на его руках и животе. Ирга отозвался на поцелуй почти сразу, одну руку запустив мне в волосы, а другой лаская меня именно там, где хотелось именно мне, а не создателям пособия. И нас захватил ураган, стихия страсти, когда не осознаешь, на каком ты свете находишься, когда самое главное – любимый человек рядом, его руки, его губы, все его тело, с которым хочется слиться, двигаясь в унисон, до того самого момента, когда весь мир на мгновение замирает, окутываясь оглушительной тишиной, а потом разлетается на тысячи звенящих осколков.
– Разве можно такое описать словами? Нет, это можно только почувствовать, чтобы потом вспоминать замиранием сердца и горячей тяжестью в животе. Но сейчас мне не хотелось вспоминать, а хотелось только замирить, уткнув нос в подмышку любимого, самого родного и желанного человека во всех мирах.
– Ола, – сказал Ирга осторожным тоном, – что это ты делаешь?








