Текст книги "Василинка из Царской Ветки"

Автор книги: Александра Ус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Вот и сейчас придет фельдшер, посмотрит на отца и скажет:

– Инфлуэнца.

Так думает Василинка, слушая, как стонет отец. Нет, она так не стонала. Хоть бы скорей вернулась мама. Отцу совсем плохо. Он уже криком кричит и просит Тоню:

– Растирай мне ногу, растирай, мочи нет терпеть.

Тоня отгибает одеяло, и Василинка видит под кожей на ноге у отца шишку. Тоня растирает ее ладонью, а отец заходится от боли и крика. Отец раньше никогда ни на что не жаловался, не то что мама, которая нет-нет да и приболеет.

Наконец в дом входит в изящном костюме и в очках с золотой оправой Зоркин. Бросив взгляд на ногу отца, отпрянул назад и произнес:

– Везите в больницу... На Песчаную.

Мама бросается к нему:

– Доктор, что с ним?

– Немедленно везите в больницу, – повторяет Зоркин и быстро выходит из дома.

Мать громко плачет. Лишь она одна знает, что на Песчаной, далеко за городом, построили бараки, в которых помещают больных холерой.

Вскоре Василинка видит, как у их ворот останавливается черная крытая карета. Из нее выскакивают санитары с носилками, входят в дом, берут за края простыню, на которой лежит отец, и кладут его на носилки. Мать хочет попрощаться, нагибается поцеловать отца, но ее не пускают. Она бежит вслед за носилками, которые исчезают в распахнутых дверях черной кареты. Санитар погоняет лошадей.

Василинка, Тоня, Митька и мама, растерянные, стоят у ворот и смотрят в ту сторону, куда уехала карета с отцом.

Во дворе возле будки, словно предчувствуя беду, рвется на цепи и воет рыжий Бобик.

А в доме хозяйничают санитары. Не жалея, поливают какой-то вонючей жидкостью все без разбора. Опрыскали фикус, запачкали стол, пол. Постель, на которой лежал отец, санитары велят маме вынести во двор и сжечь.

Утром, едва начало светать, мама трясет за плечо Василинку и говорит:

– Проснись, дочушка, проснись. Пойдем отца проведаем.

Василинка вскакивает, от холода передергивает плечами, быстро одевается, и они с мамой шагают по улицам Царской Ветки. Идут через весь город. Будто маленькую, мама крепко держит Василинку за руку и все поторапливает.

Когда восходит солнце, они уже далеко за городом. До бараков рукой подать. Но заходить туда запрещено. Найти бы хоть кого-нибудь да расспросить.

Навстречу идет старик в ватной солдатской стеганке. Мать опускает в карман своего пальто руку, и на ладони у нее блестит серебряный рубль. Сторож не отказывается, берет рубль и велит подождать, а сам скрывается в бараке.

Мама прижимает к себе Василинку:

– Вот как нам повезло, дочушка! Скоро все узнаем об отце.

Только ничего они не узнали. Сторож сказал, что в списке умерших отец не значится.

– Приходите завтра, может, что-нибудь узнаю.

Больше двух недель мать ни свет ни заря подымает с постели Василинку, и они долго и молча идут к баракам, чтобы проведать отца. Каждая думает свою горькую думу. Василинка знает, что покойников ночью выносят в мертвецкую, кладут в гроб и засыпают известью. Стоя за порогом, поп машет кадилом и молится за спасение души. А потом опрометью мчится в санпропускник. Сторожа грузят гробы на подводу и везут подальше от бараков, в поле, и там закапывают покойников.

А что, если они с мамой опоздают? Придут и не увидят больше отца? Выдержать такое Василинка не в силах. Разве может статься так, что умные добрые папины глаза засыплют едкой известью?!

Сторож и на этот раз не отказывается от рубля, откуда ему знать, что у матери их так мало.

Как договорились со сторожем, бегут к тому окошку, у которого лежит отец. На этот раз ситцевая белая занавеска чуток раздвинута (это санитары по просьбе сторожа сделали), и через маленькую щелочку Василинка видит, что отец лежит, прислонившись головой к билу, не спит. Ей хочется крикнуть, позвать папу, но мама зажимает ей ладонью рот:

– Молчи, дочушка, молчи. Видишь, отец наш поправляется!

ДОМОВЛАДЕЛЬЦЫ

Мамина сестра тетя Анна живет в соседнем доме с сыном Рыгоркой и мужем Карпом. Она совершенно не похожа на Василинкину маму: такая сухонькая-сухонькая, носит несколько длинных юбок, и все помятые, выцветшие и потертые.

Мама Василинки большая любительница вязания. Любые кружева свяжет. День и ночь будет сидеть, а своего добьется. Она никогда без дела не бывает. То прошвы для наволочек мастерит, то кружева девочкам вяжет, а однажды и сумочки Тоне с Василинкой связала для выхода в люди. Василинке очень нравится желтая, точно солнышко, сумочка на зеленой ситцевой подкладке. Она эту сумочку в праздничные дни носит.

Василинка любит мамино вязание, особенно салфетки на маленьком комодике и на том столе, что посреди комнаты. Мама вяжет небольшие кружочки, потом соединяет их, а посредине паучки из этих же ниток вставляет. Готовую салфетку обвяжет каймой, а потом кисти прикрепит – не салфетка, загляденье. Постирает, отгладит салфетку, на стол положит, а потом долго стоит и сама любуется. А когда отец вернется из поездки, поведет его в комнату и спросит:

– Ну, как тебе, Змитрочка, нравится?

Отцу всегда по душе мамина работа. Приглядевшись, он улыбнется, подкрутит длинные усы и скажет:

– Молодчина ты, моя Алексеевна! – Подойдет и поцелует мать в губы.

А тетя Анна никогда ничего не вяжет. Живут они в тесной комнатке за кухней. Она такая крохотная, что негде повернуться. Дядя Карп – муж тети Анны – считает, что большего им и не нужно. Только деньги напрасно переводить.

Сам он очень бережливый, водки не пьет и не курит. Много лет деньги в банк кладет, чтобы купить свой, собственный дом. И день, и ночь видится ему тот дом. Тетя Анна с ним согласна. Она ему во всем поддакивает.

– Мне такая комната нужна, чтобы, на кровати сидя, достать еду со стола, а поев – отдохнуть на кровати, не подымаясь.

У них и правда подле железной узкой кровати стоит столик. Дядя Карп, сидя на кровати, завтракает и обедает. Рыгорка сидит с другой стороны на стуле из деревянных планочек, а тетя Анна – та просто так, стоя, хлебает из миски какую-нибудь еду. А чаще всего она зачерпывает в ведре кружку сырой воды, отрезает ломоть хлеба, отламывает от него небольшие кусочки, макает в соль, насыпанную в уголке стола, и запивает водой.

В праздничные дни дядя Карп идет на "толкучку". Там он долго ходит и присматривается, что подешевле можно купить. Иногда приносит гнилые груши и еще ребра, с которых мясники на колбасы все мясо посрезали. Дух от тех костей неприятный идет, особенно когда готовится еда. Один дядя Карп не слышит его. А всем остальным хоть из кухни убегай.

Тетя Анна сама ничего никогда не покупает. Дядя Карп лучше ее это делает. Приобретать что-либо в лавке он считает ненужным занятием – только деньги зря выбрасывать.

Он приносит с "толкучки" поношенные ботинки с длинными носами на красной подкладке и отдает тете. Та оденет их и скажет:

– Спасибо тебе, Карпочка! Очень хорошо, очень, только номера на два больше, чем мне нужно.

– Ничего, из больших не выскочишь, а маленькие разве только на нос насунешь.

Так и ходит тетя Анна в огромных башмаках до тех пор, пока те не развалятся.

Прежде, когда Василинка была маленькой, они квартировали в одном доме. Василинка помнит, как мама говорила отцу:

– Не могу я, Змитрочка, на их житье смотреть, сердце не выдерживает. Давай новую квартиру искать.

И они перешли в соседний дом, номер пять. С той поры к ним чаще всего тетя Анна сама заходит. Зайдет, подымет одну юбку, другую, вытащит из потайного кармана кисет с махоркой, скрутит цигарку и затянется.

Курит тетя Анна давно и тайком от дяди Карпа. Тот не то чтобы против курения, только бранится, что тетя деньги зря переводит.

Василинкиной маме обидно за сестру. Но та и виду не подает, что ей плохо. Наоборот, стремится склонить маму Василинки на свою сторону.

– Неправильно ты живешь, Аниська, неправильно. Копейку не бережешь. Дети растут, пора и о собственном домике подумать. А ты все проедаешь, все проедаешь. Пожалеешь, да будет поздно. Дашь кишкам волю – проешь счастье и долю.

Помолчав, добавляет:

– И за что только тебя твой Змитро любит?

Маме не нравится такой разговор, но перечить старшей сестре не хочет. Одно только и ответит:

– Живи, сестрица, как знаешь. А я так жить, как вы с Карпом, не хочу.

Тетя посидит, посидит, съест что-нибудь, чем мама угостит, а потом подымется и побежит домой. Дядя Карп с ночной отдыхает. Он на дровяном складе посменно работает. Паровозы дровами или углем загружает да еще подзарабатывает на выгрузке вагонов. Вот и торопится тетя, чтобы не проворонить состав, который подадут на ветку. Она раз за разом влезает на крышу по лестнице, приставленной к дому. Оттуда хорошо видно, прибыли ли вагоны. А как только заметит, что подают состав, скоренько спустится вниз и разбудит дядю Карпа. Тот вскочит, минутку посидит на кровати, прогоняя сон, вскинет на плечи широкий железный шуфель и побежит на склад. А тетя Анна, немного погодя, также взвалит на свои хилые плечи тяжелый шуфель и потрусит вдогонку за дядей Карпом. Без ее подмоги ни один вагон угля или дров не выгружается. Бывает, она и ночью подкарауливает поезда, по нескольку раз бегает на склад, пока дождется вагонов.

У Василинки с Рыгоркой, который на один год только старше ее, большой дружбы не получается. Иногда она забегает к нему, но ненадолго. Рыгорка сидит на дощатом стуле возле шкафчика. В комнате, кроме кровати, шкафчика, деревянного стула и замусоленного шкафа, ничего нет. Окно грязное, без занавески, в комнате всегда пахнет гнилью.

У Рыгорки в шкафу полно игрушек. Там спрятано все, что покупал ему отец или подарил кто из родственников, от погремушки до паровоза с вагончиками. Только Рыгорка не любит, когда Василинка берет его вещи, боится, как бы чего не поломала.

И еще у Рыгорки есть одна игрушка, которой нет ни у Василинки, ни у Тони, ни тем более у Митьки. Это маленькая, вылепленная из глины совиная голова со щелочкой на маковке. Копилкой называется эта игрушка. Рыгорка бросит в отверстие грош или копейку, а те лязгнут и провалятся, будто в капкан попадут. Василинка переворачивает совиную голову, трясет, трясет, а монета обратно не выскакивает. Однажды она, разозлившись, так тряханула, что совиная голова выскользнула у нее из рук, ударилась об пол и разбилась. Рыгорка покраснел от злости и принялся ползать по полу, собирая копейки. Чувствуя себя виноватой, ему помогала Василинка. После того происшествия Василинка боялась показываться на глаза дяде Карпу, хотя Рыгорка склеил совиную голову и вновь набросал туда копеек.

Мама давно не заходит к тете Анне, не хочет видеть дядю Карпа: он уже совсем обезумел, копя деньги. Наконец купил он дом – тот самый, где он снимал комнатенку. Совсем похудела тетя Анна. Рыгорка ходит замусоленный и голодный.

– Почему ты не смотришь за сыном? – спрашивает у тети Анны Василинкина мама.

– Ничего, – говорит та, – придет месяц-лизун и вылижет его.

Василинка думает, что никакой месяц-лизун не вылижет Рыгорку, как не вылизал дядю Карпа. На его корявом, словно побитом градом лице угольная пыль так глубоко въелась, что не отмывается даже горячей водой в бане. Василинка понимает, что маме не нравится дядя Карп, хотя отец замечает порой:

– Не серчай на него, мать. Жизнь – трудная штука. Каждый живет как умеет.

По всему видно, что отец жалеет дядю Карпа.

– Подумай, как ему довелось купить этот домишко. Кровью и потом, по копейке, во всем себе отказывая, наскреб эти деньги.

После этих слов смягчается сердце Василинки, слабеет обида на дядю. И она бежит к Рыгорке. Живут они все в той же маленькой комнатенке. Две другие комнаты как занимали жильцы прежде, так и занимают. Освобождать комнаты они не желают.

МЫ, ДЕТИ ПРОЛЕТАРИЕВ...

К отцу все чаще стал заходить слесарь Самсонов из паровозного депо.

Всякий раз, сойдясь вдвоем, они долго о чем-то говорят. То о деньгах, которые позарез нужны, чтобы приобрести литературу, то о каких-то собраниях. Кто кого поддержал, а кто не по одной дороге идет.

– Вот металлисты, кожевники да с фабрики "Двина" с нами пойдут, говорит дядя Самсонов.

"С кем это с нами? – пытается понять Василинка. – И куда собираются идти паровозники?" Посидеть бы и послушать, что они говорят, да где там. Дядя Самсонов просит Василинку пойти побегать по улице. Отчего же и не пойти? На улице всегда занятие найдется.

Улица в том конце, где они живут, почти всегда сухая, песчаная, даже редкой травой поросла, потому что мало кто по ней ездит. И вообще, Василинка свою Зеленую улицу ни на какую другую не променяет. На Гороховой лишь только дождь пройдет либо весной или осенью ног из грязи не вытянешь. А на Рижской или Киевской вокруг черным-черно, неуютно. По обеим сторонам этих улиц глубокие канавы, полные зеленой вонючей воды, в которой без устали квакают лягушки. Там не только улицы, даже огороды засыпаны угольным шлаком.

Когда ни пойдешь по этим улицам, всегда встретишь железнодорожников с мешками на плечах. Все несут, все тянут шлак и сыпят возле своих домов и огородов, чтобы меньше было грязи.

Говорят, что прежде на месте селения железнодорожников была сплошная трясина. А потом это болотистое место отвели железнодорожникам. И получила городская окраина с той поры название – Царская Ветка.

А если с Зеленой в другую сторону податься, на Широкую, там веселее чуток. Кое-где трава на свет пробивается и вода в канавах не всюду стоячая. А Монастырскую Василинка не почитает. Та камнями вымощена, по ней беспрестанно тарахтят брички с окованными колесами. На мощеных тротуарах всегда грязно, грязь в дождливую погоду заливает мостовую. На этой улице Василинка появляется, если мама пошлет в лавку Штемберга или самой захочется сбегать за железнодорожный переезд, на Михайловское кладбище.

На Гороховой Василинка бывает довольно часто. Там стоит большой двухэтажный дом, первый этаж его зеленый, а второй – голубой. Самый большой дом во всей Царской Ветке. Василинке он нравится потому, что в нем на нижнем этаже живет ее крестная мать Мария. У нее тоже трое детей – две девочки, Нюша и Маня, и мальчик Вася. Маня ровесница Василинки. Во дворе этого дома множество закоулков, и тут очень удобно играть в прятки. Можно спрятаться так, что никто не найдет.

Муж крестной на паровозе ездит. В последнее время и он к ним заходит, приносит тоненькие книжечки или листочки тонкой бумаги, на которых что-то напечатано. Пускай читают на здоровье, это Василинку не трогает. Она тоже держала в руках брошюры, которые Стасик и Зигмунд от матери во дворе в собачьей будке прячут. Потому что та, как поймает сыновей за чтением этих тонких книжечек, скажет одно: "Снова Пинкертоны!" – и, размахнувшись, влепит мальчишкам затрещины. Василинка аж задрожит вся. А мальчишки молчат, не прекословят и не плачут.

Чаще доставалось почему-то старшему, Стасю. Это он тех Пинкертонов приносил. От Василинки Стась не прятался, доверял ей, и Василинка никому не рассказывала о тайне Стася...

Однажды под вечер прибежал в дом дядя Самсонов.

– Революция! Революция! Слышишь, Алексеевна?

Он взял мамину руку, сжал ее в своей широкой черной ладони.

– От товарищей имею поручение, Алексеевна, обойди всех жителей улицы и скажи, чтобы завтра утром шли на Вокзальную. Будет большая демонстрация.

Не успела мама расспросить толком насчет той демонстрации и революции, как Самсонов выбежал из дома. Василинка не растерялась и тут же, прильнув к матери, сидевшей на табуретке, стала ластиться и просить, чтобы взяла ее с собой на Вокзальную.

А утром по улице шли к вокзалу мужчины и женщины, некоторые вместе с детьми. Старших вели за руку, а самых маленьких несли. Мужчины шли небольшими кучками, с красными флагами, на которых белыми буквами что-то было написано, но что – Василинка не успела разобрать. Погода стояла сухая, только дул сильный ветер. С обеих сторон Вокзальной двигались колонны демонстрантов с красными лентами на груди.

– Железнодорожники идут, – говорят в толпе.

Над колоннами трепетали красные флаги, гремела музыка. Духовой оркестр играл не переставая, а барабанщик так лупил по барабану, что Василинка диву давалась, как он не разбил его в клочья. Демонстранты шли по четыре человека в ряд и пели незнакомые Василинке песни:

...Смело мы в бой пойдем...

...Мы наш, мы новый мир построим...

Через несколько дней учительница объявила, что завтра после занятий они всей школой, всеми тремя классами, пойдут на встречу в столовой кондукторского резерва. И предупредила, чтобы каждый из учеников обязательно захватил с собой вилку и ложку. Там для детей будет приготовлено угощение.

Василинка так и не могла объяснить маме, с кем состоится эта встреча, но о вилке и ложке она хорошо запомнила. Мама вечером выгладила платье Василинке, помыла и высушила под утюгом еще мокрый белый фартук и воротник. Это не шуточки – дочь собирается на встречу! Вечером мама положила в ранец Василинки рядом с книгами и тетрадками вилку и блестящую металлическую ложку (знайте наших!). Тревожно спалось в ту ночь Василинке: все боялась, как бы не опоздать.

И вот, наконец, занятия окончились. Учительница поставила всех по двое. Василинка, как самая младшая в классе, попала в первую пару с Сашей Калицким. Василинка хорошо знала, где находится резерв: отец несколько раз брал ее с собой, когда шел туда за нарядом перед поездкой.

Столовая находилась на первом этаже. Вся она заставлена длинными столами, покрытыми клеенкой. Голые стены побелены известкой, и только на одной стене висит портрет, обвитый венком из еловых лапок. Дети устроились за длинными столами, и под тем портретом встал седой человек в форменной тужурке железнодорожника.

Василинка сидела далеко от этого человека и мало что услышала из того, что он говорил, в память врезались лишь последние слова: "Перед вами, сыновьями и дочерьми пролетариев, широко распахнуты двери в новую жизнь". Василинка так и не успела осмыслить, дочь ли она тех пролетариев, перед которыми открываются двери в новую жизнь, как дети по примеру учительницы захлопали в ладоши. Вместе со всеми хлопала и она.

А потом перед каждым поставили по тарелке горячего супа. Василинка спешила, чтобы не отстать, хлебала горячую еду, дула на свою металлическую ложку, обжигала губы. Чтоб она пропала, и почему было не взять деревянную! Только незачем было торопиться, прошло, может, минут пятнадцать, пока подошли к ним две женщины с ведрами и принялись раскладывать в те же тарелки по ложке каши и котлете. Такого угощения Василинка давным-давно не видела.

А потом неторопливо возвращалась домой. Ею овладело чувство неизвестного прежде почтения к самой себе. Не спеша, она подошла к зелено-голубому двухэтажному дому на Гороховой. И тут ее словно молнией обожгло: ложку и вилку забыла в столовой!

Василинка бросилась назад. Но на том месте, где она сидела, на столе ничего не было. Женщина в фартуке вытирала тряпкой клеенку.

– Тетенька...

Нет, она ничего не знает, не видела, всю посуду сдали в посудомойку. А идти туда Василинка побоялась. Придется все рассказать маме.

Что теперь будет?

Василинка стоит напротив мамы, которая штопает, сидя на лавке, и рассказывает, что произошло сегодня.

– Когда разговариваешь, всегда смотри человеку прямо в глаза, перебивает Василинку мама.

А как смотреть прямо в глаза! Мама может по глазам догадаться, что она потеряла вилку с ложкой. А таких у них больше нет.

Мама внимательно слушает Василинку. Ей хочется узнать, что оратор говорил, но, кроме "сыновья и дочери пролетариев" и "перед вами широко распахнуты двери в новую жизнь", Василинка ничего не запомнила.

Мама вздыхает и долго сидит молча, о чем-то думает. Воспоминания перенесли ее в далекое детство.

В распахнутые настежь двери дует холодный ветер. Девочки и мальчики лежат вповалку, свесив вниз головы, на темных закопченных нарах. Горький дым ест глаза. Лежат долго, пока сгорят поленья в низкой, без трубы, печи. Старшая сестра, ставшая после смерти матери хозяйкой, готовит завтрак кулеш из ржаной муки и картошку в мундире. Потом она закрывает двери, и в доме немного теплеет. Наступает день. В одно-единственное окошко покажется сперва маленький серый квадратик света, а иногда и луч солнца.

Рядом с ней лежит брат Миша. На него в деревне глядят, кто с почтением, а кто и с завистью: Миша скоро окончит церковноприходскую трехлетнюю школу. К нему приходят кто прочитать письмо, кто написать прошение волостному старосте. Миша красиво пишет. Она и сама любовалась. Вот жаль, прочитать не умеет. Как разгадать секрет, по которому буквы складываются в слова, как узнать, что написано?

– Тятенька, родненький, отпусти и меня в школу! – просила Аниська.

– А на что тебе та грамота? Иль парням письма писать станешь? – отвечал отец. Аниська не могла втолковать отцу, на что ей грамота. Но горячее желание научиться писать и читать живут в ее душе до сих пор.

...Василинка долго глядит на задумчивую мать, пока та сама не произносит те слова, что сегодня услыхала Василинка: "Перед вами широко распахнуты двери в новую жизнь".

– Дай бог, дай бог, детки! – и она крепко прижимает к груди Василинку, целует белокурую стриженую головку.

Растроганная Василинка признается в своей неудаче. Мама не бранится, не ругается. Она отложила штопку, гладит Василинку по спине и мягко говорит:

– Ничего, ничего, дочушка. Прах ее возьми, эту ложку!

И тихо повторяет:

– Сыновья и дочери пролетариев...

СКУЧНО ЖИТЬ БЕЗ ПРАЗДНИКОВ

Время летело так быстро, что Василинка просто диву давалась. Вот и рождество пришло. Отец принес зеленую густую елочку. И Тоня по вечерам после уроков готовит для нее украшения. Из блестящей разноцветной бумаги вырезает ножничками звездочки, клеит коробочки и фонарики, цепочки. Василинке сидеть, просто глядеть на то, что делает Тоня, совсем неинтересно. Ей больше по душе украшенная елка, особенно с зажженными свечами. И Василинка скоро засыпает.

Проснувшись, она видит нарядную елку с большой сверкающей звездой на макушке. На ней даже конфеты висят. Откуда они взялись? Их же давно нет в продаже. Оказывается, находчивая Тоня в каждую блестящую бумажку вместо конфеты положила по корочке хлеба. Все как должно быть!

Вечером на елку собираются дети, водят, взявшись за руки, вокруг нее хороводы. Всем праздником распоряжается мама – отца нет дома. Но на этот раз праздник без угощения.

– Извините, детки, нынче так трудно с продуктами, – будто стесняясь, говорит в свое оправдание мама.

Обидно стало на душе у Василинки. Но обида не слишком долго огорчала ее. Впереди немаловажное событие: впервые устраивалась елка в школе.

Василинка вместе с Тоней училась теперь в железнодорожной школе первой ступени. Тоня снова вся в хлопотах, готовится к школьной елке. Обошла все лавки в городе и, наконец, нашла в одной аптеке две пачки ваты. А сейчас, развернув ее тонкой полоской на столе, что-то мастерит.

– Скажи, что ты делаешь? – спрашивает Василинка.

– Разве не видишь – шапочку.

– Смотрите, смотрите, что выдумала Тоня! – восклицает Василинка. – Кто же это из ваты делает шапочку?

На возглас Василинки к столу подходит мама. На секунду отрывается от своих паровозов, подбегает Митька. Всем любопытно глянуть на необычную шапочку.

– Нынче многие из ваты шьют шапочки, мода такая, – отвечает Тоня.

– Мода, мода, – повторяет за ней Василинка и заходится от смеху.

А Митька, тот решает по-своему:

– Только деды-морозы ходят в шапках из ваты.

Под вечер Василинка с Тоней собираются на елку в школу. Василинка наряжается в коричневое платье с черным фартучком, а Тоня надевает на голову белую ватную шапочку и долго не отходит от зеркала, любуясь собою.

Огромная елка стоит посреди продолговатого школьного зала. Украшений на ней, кроме маленьких красных бумажных флажков, никаких нет. Учительница приглашает всех становиться по двое. В пару с Василинкой попадает Саша Калицкий, тот самый Саша, который однажды сказал: "Я хотел бы учиться так, как учится Василинка".

Василинке подходит такой партнер. Тем более что он приглашает ее на польку-кокетку. Василинке весело. На прощание всем дают по небольшому сверточку. Василинка не утерпела, развернула салфетку из папиросной бумаги и взглянула на подарок: два тонких ломтика хлеба, между ними кусочек вареного мяса. Василинка задумывается, стоит ли заворачивать угощение, но тут к ней подходит Тоня и строго приказывает:

– Сейчас же давай мне подарок. Все понесем домой и угостим маму с Митькой.

Василинке нравится ее новая школа, разместившаяся в большом деревянном доме с высоким крыльцом. Хотя добраться к ней по путям нелегко, того и гляди, под поезд попадешь. Она идет по шпалам, а человек в кожанке, как у ее отца, кричит:

– Убегай, девочка, тут скоро смоленский пойдет!

Василинка переходит на другой путь и все время оглядывается, как бы случайно не налетел какой-нибудь товарняк. Но как доберешься до школы – одно удовольствие. Не то что в приходской, нет тут строгой Ольги Ионовны, которая вела все три класса. На уроках сиди, как приклеенный, не пошевелись. Только и радости было – выскочишь в темную раздевалку и немного побегаешь. Как что не по ней, Ольга Ионовна ставит в угол. А учитель, занимавшийся с мальчиками, рассердившись, хватал линейку и бил по голове. "Но так им и надо, хулиганам, – думала Василинка. – Пусть не подставляют подножек!"

После занятий Василинка с Тоней бежали скорей домой готовиться к спектаклю.

При распределении ролей выпала одна и на долю Василинки. Она репетирует танец "снежинку". Это не шуточки – участвовать в спектакле.

Василинка не может вообразить всей красоты представления, потому что она спектаклей никогда не видела. За всю свою жизнь один раз ходила в кинематограф – когда приезжал мамин племянник Филипп. Филипп пригласил маму, Василинку и Тоню в кинематограф. Мама надела праздничное платье, долго расчесывала Тонины волосы, заплела ей косы и завязала голубые банты. С Василинкой долго не возилась: махнула гребешком по ее редким белесым волосам – и достаточно. Бант Василинке так и не довелось ни разу завязать.

– Ты комолая, – смеялась Тоня. Только отец гладил Василинку по стриженой голове и утешал:

– Не слушай, дочка, все еще впереди. Была бы голова, а косы вырастут.

Василинка верила отцу, хотя мама ее снова и снова стригла под мальчика.

Одетые по-праздничному, с носовыми платками в карманах, Тоня с Василинкой держатся за руки. Мама с племянником идут сзади. Василинке кажется – все встречные знают, что они отправились в кинематограф.

Еще издали Василинка замечает свет над входом и надпись: "Скерцо дьявола". Ее не огорчает непонятное название. Ей все равно, лишь бы скорее началось представление. Наконец погас свет, и на большом белом полотне задвигались фигурки людей.

Домой Василинка возвращалась разочарованной. Все было не так, как она себе представляла. А маме и Филиппу, наверное, понравилось.

Каждый день Василинка остается после занятий. Взявшись за руки, шесть девочек идут по кругу, образовав звездочку, а учительница хлопает в ладоши и командует: "И раз, два, три; раз, два, три". Потом останавливает девочек и объясняет:

– Головку повыше, не гнитесь, внимательно слушайте музыку.

Василинка со всем соглашается, только ноги у нее точно не свои, хотя она и дома репетирует, хлопает в ладоши, приговаривая: "раз, два, три; раз, два, три". И кружится возле стола.

К спектаклю готовятся долго. Все в школе знают, что Катя Высоцкая будет снегурочкой, а Маня Иванова поет песню Леля. На них бросают любопытные взгляды мальчики. Только на Василинку все ноль внимания. Она понимает, что роль у нее небольшая, немая, как в кинематографе. Но учительница сказала, что успех спектакля будет зависеть от каждого из них. Значит, и от Василинки тоже. На спектакль приглашены родители – самые строгие и требовательные судьи.

Подготовка идет полным ходом. Мама накрахмалила белую юбочку из марли, аккуратно заштопала белые носочки, проносившиеся на больших пальцах. Василинка волнуется, но виду не подает. Мама успокаивает:

– Ничего, ничего, дочушка, сцена большая, никто твоих заплаток не заметит.

Василинка идет на последнюю, как сказала учительница, генеральную репетицию. Через два дня – спектакль! И она – "снежиночка"!

ПИРОГ НА ИМЕНИНЫ

– Дети, а завтра у нашей Василинки день рождения! – сказала мама.

– Ура! – закричал Митька. – У нас будет праздник!

Мама вздохнула и молча покивала головой. А Митька прижал к груди локти и, приговаривая: "Чух, чух, чух", устремился вокруг стола: начал играть в паровоз.

Мама всегда справляла каждому из них день рождения. Но то было раньше. А нынче? Вчера едва достоялась в длинной очереди, пока получила пять фунтов темно-серой, как земля, муки из льняного семени. Обрадованная Василинка прыгала на одной ноге и хлопала в ладоши: будет из чего пирог испечь!

– Мама, а гостей приглашать будем? – спросил Митька.

– Будем, сынок, будем. Пускай Василинка приведет своих друзей.

Обо всем остальном договориться не успели: кто-то стукнул в окно. На улице стояла Зина и подавала знаки рукой, чтобы Василинка вышла из дома.

– Мама, я сейчас. Зина зовет.

– Беги уж, беги, – улыбнулась мама.

Мама все больше примечала, что ее девочки повзрослели, детские забавы их уже не увлекали. Играть бы им обеим с игрушками, кукол в платья наряжать. А Тоня берет иголку, шило, суровую нитку и принимается мастерить туфли Василинке и себе на веревочной подошве. Ишь, какая ловкая, никто не учил.

А зимой Тоня шапочки из ваты мастерила беленькие. Словно снежок запорошил темные кудрявые волосы...

В комнату влетела Василинка.

– Мама, в Орловском парке из вагона патока течет. Зина говорит, что бочки в вагоне разбились и патока каплет из вагона. Нужно только подставить горшочек... Можно, я пойду? Мама, завтра же праздник, – просит Василинка. А Тоня уже взяла глиняный горшок.

Мама едва успевает сказать "осторожно", как девочки стремглав бросаются из дома. Бегут, торопятся, как бы не опоздать. Согнувшись, лезут под вагоны, перебегают рельсы. Наконец находят вагон, из которого и вправду каплет патока.

Василинка подставила ладонь, дождалась, когда что-то липкое капнуло, боязливо поднесла к губам: а что, если это деготь или мазут.

Лизнула, ощутила горьковато-сладкий, не очень приятный вкус. Еще разок попробовала. Не беда, что горчит. И Василинка устраивается поудобнее под вагоном.

Сидит долго, сидят и Тоня с Зиной – может, час, может, два. Ломит спину, а в горшке на донышке блестит лишь небольшое тусклое пятно.

Вот если б можно было открыть вагон и стукнуть чем-нибудь по бочке! Пускай бы потекла патока хотя бы тоненькой струйкой.

Сперва Василинка дала зарок: насобирать сладко-горькой патоки по верхний поясок, потом передумала – пускай по средний поясок, а потом, как заныли уже спина и ноги и захотелось есть и пить, то согласилась – до самого нижнего пояска. Можно было бы одной из них сбегать по воду домой, но это легко сказать – сбегать. А что, если вагон подцепят и перегонят в другое место? Хорошо, что осмотрщик вагонов их не видит. Надо сидеть, хоть стынут босые ноги.