Текст книги "Василинка из Царской Ветки"
Автор книги: Александра Ус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
У Василинки даже дух захватывает. Дождаться не может, пока поезд привезет их на место. Вот если бы выскочить из душного вагона и насобирать васильков и ромашек. Василинка умеет плести венки, но в Царской Ветке за их домом на мокром лугу растут одни одуванчики...
МЫ ЕДЕМ НА БУЛАНОМ!
Ехать на поезде Василинке порядком надоело. Сидеть неподвижно на верхней полке не такое уж удовольствие. За окном все бежали и бежали столбы, зеленая еловая стена охраняла железнодорожные пути. Но в вагоне понемногу зашевелились. Старуха, сидевшая напротив на нижней лавке, поближе к себе подтянула солидный узелок, а сундучок так и не выпускала из рук. Дедок достал из-под лавки большой мешок.
Старуха не удержалась:
– И куда торопишься, из-за твоего мешка не повернешься!
Все зашевелились, начали оглядывать котомки, перевязывать, укреплять.
Василинкина мама тоже все осмотрела и сказала: "Ну вот, детки, мы и приехали". Хотя поезд еще долго не останавливался, медленно тащился вперед.
Не успели выйти из вагона и вдохнуть свежего воздуха, как Василинка заметила, что к ним спешит молодая женщина в самотканой юбке в мелкую клеточку, ситцевой кофточке, внизу обшитой сборками, и белом платке, завязанном узлом под подбородком. Не тетя ли Агафья? А та, подойдя, принялась целовать маму, приговаривая: "Здорово, сестричка!"
Веселая, общительная тетя Агафья сразу пришлась по душе Василинке. Тетя подвела их к запряженному коню ("буланый" – запомнила Василинка), положила на воз корзины и узлы, помогла устроиться Василинке с Митькой: "Садитесь, садитесь, мои птенчики. А ты, сестричка, поближе ко мне".
С этими словами она ловко отвязала вожжи от забора и легко вскочила на воз. В одной руке тетя Агафья держала вожжи, а в другой кнут, которым она то и дело хлестала коня. Сейчас Василинка видела только спину тети Агафьи и прядь темных волос, выбившихся из-под платка.
Тетя и мама говорили и говорили без умолку. Разговор Василинку не занимал. Сыпались незнакомые имена, и это совсем было неинтересно. Василинка глазела по сторонам. Улица была грязная. Вокруг стояли небольшие деревянные домики. Ни одного двухэтажного, кирпичного.
От грохота по булыжной мостовой разламывалась голова, и Василинку потянуло домой, вспомнились заплаканная Тоня, грустное лицо отца.
Воз подпрыгнул, и оборвались мысли Василинки. Колеса мягко зашуршали по песку, выехали на большак. По обе стороны дороги тянулись канавы, полные зеленой воды, а за ними – болото, усеянное кочками, на которых кое-где торчали невысокие кривые сосенки.
Вскоре Василинка заметила впереди зеленый большой лес.
О, это уже интересней! Сколько сказок она слыхала о дремучем темном лесе! Там прячутся лешие, они хватают непослушных детей. А что, если выскочит из чащи леший да схватит ее или Митьку? Василинка зажмурила глаза, поближе подвинулась к маме и потащила за собой Митьку. А тот упирался, ему нравилось сидеть свесив ноги, и болтать ими.
– В лесу волки бегают! – шепнула ему на ухо Василинка. – Вот цапнет тебя за ногу!
Митька вздрогнул и прижался к Василинке.
"А что, если и вправду на нас бросится волк?" – и Василинке уже представлялось, как конь стал на дыбы, как целая стая голодных зверей щелкает острыми зубами. По спине побежали мурашки. "А кого первого схватят разъяренные волки?" Она поджала под себя ноги и прикрыла дерюжкой Митькины: наверное, волки хватают детей за ноги.
"А что, если бросятся на маму?"
Волна нежности и жалости залила сердце девочки.
"Уж если на то пошло, пусть лучше хватают тетю Агафью. Нет, лучше не надо, тетю жаль тоже, она хорошая!"
И вдруг воз остановился, буланый замер – и ни с места, хрипел и стриг ушами. Тетя Агафья крепче натягивала вожжи и что есть силы хлестала кнутом перепуганного коня, а тот отступал назад и чуть ли не выскакивал из оглобель. Наконец, он рванулся, да так, что тетя не удержалась и повалилась на воз, на Василинку с Митей. Те с испугу закричали, а конь мчался как бешеный. Наконец тетя поднялась и села – ей помогла мама, она каким-то чудом удержалась на возу.
– Что это у тебя на руке? – испуганно спросила она у тети Агафьи.
Выше запястья, где были накручены вожжи, у тети была содрана кожа. Тетя сперва даже не почувствовала боли, а сейчас, увидев кровь, громко запричитала:
– Сестричка моя, гад этот пугливый почуял волка да и взбесился. Предупреждал мой Андрей, чтобы поглядывала за конем, а я заговорилась, не уследила.
Между тем конь немного успокоился и, косясь по сторонам, пошел трусцой. Мама перевязала тете руку, и они вновь завели разговор о давнишних знакомых.
Теперь уже ехали полем. Вокруг все зеленело. Вдали белела церковь: там, Василинка знала, на Николу будет ярмарка. Перед отъездом мама готовилась к ярмарке и шила себе новое платье. Она любила покрасоваться перед людьми, а на ярмарку соберутся много знакомых и родичей.
Проезжая мимо церкви, тетя Агафья трижды перекрестилась, следом за ней крестилась и мать. Рядом с церковью, на небольшом возвышении, торчали деревянные кресты на могилах. Некоторые из них были покрашены в голубой цвет, были и просто белые, некрашеные, а другие почернели от дождя и наклонились набок.
– Тут, сестричка, минувшим летом, – заговорила тетя, – я Иринку свою похоронила. Царство ей небесное. Как раз во время жатвы умерла. Ночью умерла, утром похоронили, а после полудня вышла жать. Рожь осыпалась...
Тетя Агафья рассказывала об этом, как о чем-то привычном, будто и не печалилась. У нее чуть ли не каждый год рождались дети, одни умирали, более сильные выживали. После Иринки у нее родился еще один ребенок.
Въехав во двор, тетя Агафья легко спрыгнула с воза и бросила вожжи дяде Андрею, который пришел пораньше с поля, чтобы встретить сестру...
– Распрягай, Андрейка, – сказала тетя Агафья и весело улыбнулась, словно ничего в дороге и не произошло. Ухватила три узелка и понесла их в хату.
Большая, из толстых бревен дядина хата была на две половины. В одной половине жили, а в другой складывали всякий домашний скарб: жестяные ведра, кадушки, большие деревянные корыта, пряслице, кросны, прялки, ящики...
В сенях отгорожена истопка, на дверях висит огромный замок. Там, как потом узнала Василинка, стояло сало в кадушке, яйца в корзине, мука и мешок ободранной крупы. К жилой половине была приставлена лестница, по ней лазили на чердак.
Войдя в дом, мать принялась раздавать гостинцы. Тете Агафье она привезла ситец на кофту в мелкие розовые цветочки, девочкам – шелковые ленты в косы. А тем, что ходили коротко стриженными, привезла по круглому гребешку, которым можно было заколоть волосы, подняв их вверх, чтобы они не лезли в глаза. Мальчикам подарила соломенные кепочки. А дяде Андрею преподнесла вышитый своими руками кисет и несколько пачек махорки. Подавая, произнесла:
– А это тебе, братец.
Потом угостила всех конфетами-подушечками с фруктовой начинкой, которые очень любила Василинка. По одной дала и ей с Митей. Наделив всех подарками, мать развязала еще один сверток, положила на лавку несколько пачек чая и достала селедку.
Тетя Агафья сказала:
– Ну ладно, сестричка, давайте будем полдничать. – И стала хлопотать у печи, а дядя тем временем завернул в бумагу селедку и понес из дома со словами: "На постный день пусть будет".
Через минуту на столе дымилась большая глиняная миска с крупяным супом, сдобренным салом, и рядом с ней еще одна, побольше, с простоквашей. А вокруг стола, словно грачи, сели большие и маленькие дети с деревянными ложками. В углу под иконами сидел дядя Андрей и, прижимая к груди буханку хлеба, отрезал по ломтику и передавал каждому по очереди.
Тетя Агафья присела на скамье в конце стола, взяла на руки ребенка и приложила его к груди. Василинка внимательно смотрела и удивлялась, что все сидят молча и не приступают к еде. Но как только дядя Андрей зачерпнул суп, все принялись молча и усердно хлебать горячую пищу. Лишь слышно было, как то один, то другой старательно дул на ложку.
ВОЛЯ-ВОЛЬНАЯ
Мама была весь день в хлопотах и потому не очень внимательно смотрела за детьми. Тут она разрешала им надолго отлучаться из дома. Засядет за свою машинку и крутит ее целый день. А тетя Агафья достает из большого, обитого железом сундука кусочки материи и просит: "Вот из этого, сестричка, платьица пошей девчатам. А этот, – и она тянет синий в белую полоску кусок, – хорошо будет парням на рубахи".
И где только за день не побывают Василинка с Митей! Здесь на каждом шагу столько интересного. Вот черная с белой грудкой птичка носит под стреху козявок своим птенчикам. А те знай разевают широко ротики.
Деревня стоит высоко над озером. А как спустишься к нему по узкой, извилистой, будто змейка, тропинке – увидишь на другой стороне сине-зеленую стену леса. Вокруг тишина и покой. Озеро словно притихло и замерло. Но это только так кажется. А как приглядишься повнимательней, то увидишь, что оно живет и дышит. Сколько рыбы в нем водится! Мотя говорит, что дальше там даже на дне водяной сидит и вокруг него плавают русалки. В звездные ночи они выходят на берег. Но все это таинственное царство существует там, возле леса, а тут озеро как озеро. Дети бегают по отмели, подкасав штанишки и подняв платьица. Чуть ли не от каждой хаты к озеру вьется узенькая тропинка. Вот подошла женщина, стала на дощатую кладочку, нагнулась, взмахнула деревянным ведром так, что круги пошли по озеру, зачерпнула воды. Взмахнет другим ведром, и вновь далеко разбегутся круги, а потом подцепит на коромысла полнехонькие ведра, подымет на плечи и пойдет по тропинке вверх. Не успеет она исчезнуть из виду – глядь, по тропинке сбегает другая, с мокрым бельем на плече. Сбросит с плеча свою ношу и давай деревянным вальком так колотить, что слышно далеко окрест. "Трах, трах, трах!" – отдается на том берегу.
Василинка любит ходить по травке у самого озера и смотреть, как снуют в воде маленькие рыбки. Сколько раз пыталась она, сложив ладони ковшиком, поймать хоть одну из них – ничего не получалось. Вот дядя Андрей – на все руки мастер. У него сеть такая длинная-предлинная – бреднем называется. Выберет дядя время и со старшим сыном Пилипкой, когда тот из города приедет погостить, возьмутся за оба конца бредня и пойдут далеко-далеко в озеро, пока вода под самые подмышки им не станет, распустят сеть и тянут ее к берегу. Василинка с другими малышами бегает, суетится: так хочется поглядеть, что в бредне запуталось. А какая радость увидеть в неводе серебристых плотичек! Словно она сама их поймала.
Василинка бежит к рыбакам и подает им корзинку, сплетенную из лучины, донышко которой выстлано зеленой осокой. Плотички выскальзывают из рук, бьют хвостами, подпрыгивают. Но Василинка не пугается, она берет рыбок руками и бросает их в корзину. Одна, с мелкими чешуйками желтоватого цвета, затрепыхалась и до крови уколола ладонь. Было нестерпимо больно, но Василинка, сжав зубы, молчит, никому не жалуется. Боится, как бы над ней не смеялись.
Однажды в воскресенье старшие мальчики ездили на лодке ловить рыбу. Повезло им тогда – поймали огромную щуку. Щука дышит, хватает воздух открытой пастью. "Василинка, – сказал один парень, – положи палец ей в рот". Василинка послушно сунула палец и ойкнула: щука больно укусила. Василинка плакала от боли, а парни хохотали, аж за животы брались.
Очень любила Василинка, да и не только она, валяться на сене в сарае. Дети забирались высоко, под самую балку, и съезжали с такой высоты вниз. Понятное дело, что сено все больше и больше сдвигалось. После нескольких часов такой игры сарай было не узнать.
Однажды тетя Агафья пошла с Василинкиной мамой поливать огурцы и наказала девочкам смотреть за маленькой Валей, и как только она заплачет, сунуть в рот рожок с молоком и качать в люльке. Но малышка никак не засыпала. То у нее мокро под боком, то мухи сядут. И тут уж качай иль не качай, подбрасывай хоть до самого потолка люльку – все равно кричит.
Тогда решили взять малышку с собой в сарай. Все согласились, потому что ни у кого не было охоты сидеть с ней в душной хате. Вынули Валю из люльки, завернули в пеленку и побежали всей ватагой в сарай.
По лестнице, прислоненной к утрамбованному сену, подняли ребенка наверх, под самую крышу, взъерошили немного сена, сделали ямку и положили туда Валю. Она так разоспалась, что долго не подавала голоса. И тут началось такое веселье, такая кутерьма! Один за другим, как муравьи, взбирались высоко, под самую потолочную балку. Кто лез по лестнице, а кто – держась за стену. Садились гуськом один за другим и с хохотом скатывались вниз.
Неизвестно, то ли дядя Андрей услышал детский писк и смех, то ли ему понадобилось что в сарае, только в самый разгар игры, когда уже у всех были мокрые рубахи и платья, скрипнули двери и показалась фигура дяди. Смех сразу смолк, все растерялись в ожидании сурового приговора. Но он не торопился его выносить. Он взял в руки грабли и принялся сгребать разбросанное сено. А дети поспешили улизнуть из сарая, совсем забыв про Валю.
Сердце Василинки захлебнулось от страха. А что, если дядя возьмет вилы и начнет бросать сено наверх? И засыплет Валю или, не дай бог, ранит ее?
Дядя Андрей молча подгреб сено, забросил наверх и, наведя полный порядок, закрыл двери и повесил замок. Испуганные девочки стояли за углом и следили за отцом. Едва он отошел от сарая, они бросились к дверям и только сейчас заметили замок.
– Что делать?
Ни Егорки, ни Павла, ни Михася нигде не было. Вместе с ними удрал и Митька.
– Жива ли Валя? – плакала Василинка.
Мотя быстро сбегала и принесла лопату. Девочки выкопали ямку в подворотне, и Мотя поползла в сарай, а Саша с Василинкой стояли на стороже. Через несколько минут из-под дверей показался белый сверток. Из него торчали маленькие голые ножки. Валя все еще спала...
Много радости приносила Василинке суббота, когда после полудня потянет дымком из бани над озером. Это дядя баню топит.
Мытье в бане не сказать чтобы нравилось Василинке. Глаза ест дым, а когда женщины плеснут воды на каменку, горячий пар обдает все тело, некуда деваться. Всласть нахлеставшись березовыми вениками, женщины выскакивают из бани, бегут по кладке и бросаются в озеро. Василинка тоже бежит за взрослыми, но с кладки прыгать боится, осторожно входит в холодную воду, у самого бережка бултыхнется разок-другой и снова мчится в жаркую баню.
Домой возвращаются поздно вечером. На столе шумит большой, с вдавленным боком, самовар. Дядя кладет каждому по маленькому кусочку сахара, и все пьют чай. Кто сколько сумеет выпить с одним куском...
После бани крепкий сон наваливается на Василинку. И она и Митька так сладко спят, что мать утром не решается их будить. Она спустится с чердака и без них пойдет за грибами вместе с девчатами.
Василинка жалеет, что проспала. А мама обещает сходить с ней за грибами еще и днем. Василинке так хочется самой найти грибок!
А лес не сразу раскрывает перед ней свои тайны. Мама раз за разом нагибается и кладет в лукошко то сыроежку, то моховичок, а Василинке не везет, ничего она не видит. Вокруг одни красивые яркие мухоморы. Но мама сказала, что их нельзя брать, они ядовитые. Долго бродит Василинка, пока не нападет на целое семейство лисичек.
– Вон на том островке, – говорит мама, – растут сыроежки-чашечки, а на том холме – лисички, а в сосновом бору, что за деревней, по ту сторону большака, – боровики.
Василинке интересно, откуда мама все знает, и она тут же заручается ее согласием сходить и на островок через болото, и в большой сосновый бор за боровиками.
А разве не интересно пойти по ягоды! Вот только собирать их Василинка совсем не умеет. И кружка все время пустая. Увидит спелую ягодку, захочет бросить в кружку, а она сама собой в рот попадает. Все дети идут домой с полными кружками, а Василинка с пустой, хоть выброси ее где-нибудь в кусты. Но как выйдут из леса, дети сядут кружком на полянке, и каждый по горсточке ягод отсыплет Василинке в кружку, пока та не наполнится доверху.
Тетя Агафья знает такие места в лесу, куда никто не доберется. Однажды повела она Василинку с мамой в бруснику. Нашли такую полянку, что у Василинки дух захватило: вокруг красным-красно! Мама с тетей, не разгибаясь, спешат, собирают в лукошки крупные ягоды. Собирает и Василинка, но мало что остается у нее в руках, все просыпается на землю. Но она все равно собирает, пока не заболит спина.
Тогда тетя Агафья подводит Василинку к кочке-кургану и показывает серо-голубые крупные ягоды. Василинка пробует одну, вторую, третью. Вкусно! Только ей очень хочется спать, сил нет на ногах держаться. Она садится на курган и вдруг сползает с него. К ней подбегает взволнованная мама. Сквозь сон издалека Василинка слышит голос тети Агафьи:
– Не пугайся, сестричка, это она от голубики опьянела. Пускай поспит чуток. Положи ей под бок мою свитку.
Больше Василинка ничего не слышит. Сколько она проспала, не знает. Наконец мама тормошит ее и говорит:
– Проснись, дочушка, проснись, время домой подаваться. Митька там скучает без нас с тобой.
Василинка едва подымается на ноги, передергивая плечами от холода, и видит, что все лукошки – и ее тоже – полным-полнехоньки красных ягод. И еще из двух платков – вместительные узелки с брусникой. Мама и тетя берут по лукошку и узелку в руки и направляются домой...
ТОЛОКА
Василинка замечает, что в доме готовятся к празднику. Тетя Агафья прикидывает, кого пригласить на толоку.
– Хоть бы люди хорошие подобрались, – озабоченно говорит она, – и успели все вывезти за день.
– Что такое толока? – спрашивает Василинка у мамы.
– Погоди, сама увидишь, – отвечает та.
Назавтра за большим столом сидели молодые девчата и парни, взрослые мужчины. Тетя Агафья и мама поставили на стол глиняные миски с кашей, клецками и горячей картошкой. Мотя принесла из клети большую тарелку малосольных огурцов. Как метлой, гости подмели все до крошки и вышли во двор.
Взяв вилы, мужчины пошли в хлев и принялись копать навоз и бросать его на телегу. Как только воз наполнялся, мальчики-подростки брали коня под уздечку и вели в поле, а с поля возвращались, стоя на порожней телеге. И Василинке страсть как захотелось прокатиться, стоя на телеге с вожжами в одной руке и с кнутом в другой.
– Никитка, возьми меня с собою, – умоляюще просит она соседского мальчика.
– А если не удержишься? Ты же маленькая, – не соглашается тот.
Василинка с тоской в глазах проводит его, но не теряет надежды. Просится у Василька и Николая. Наконец, Николай соглашается.
– Беги туда, – он показывает рукой в сторону леса.
Василинка знает куда. Однажды она пошла за орехами и взяла с собой дядин кнут, чтобы ловчей было сгибать ветки. Она видела, что так делали пастухи. В лесу она подошла к ореховому кусту, на котором так соблазнительно белели в зеленом уборе гроздья орехов, ловко подпрыгнула и, ухватившись за одну из ветвей, хотела ее согнуть. Но та пружинила, не поддавалась. Тогда Василинка набросила на нее кнут и пригнула. Не успела она сорвать несколько орехов, как ветка вырвалась из рук и потащила за собой дядин кнут.
Так и вернулась домой без орехов и без кнута.
Дядя Андрей к вечеру хватился кнута, спрашивал, куда он поделся, но никто не знал, все молчали. Молчала и Василинка, не подавая вида, что она одна знает правду. Об этом происшествии Василинка никому, даже маме, не рассказала.
А сейчас Василинка не бежала, а летела к лесу в надежде прокатиться, да не просто так, а стоя на возу и держа в руках вожжи.
– Лезь на телегу, – предложил Николай, – я тебя прокачу с ветерком!
Василинка взобралась на воз, стала рядом с мальчиком. Ветер развевал короткие волосы Василинки, она крепко держалась за рубашку Николая и представляла себе, как удивится мама, увидев ее на телеге. А еще больше хотелось, чтобы ее увидели все дети. Пусть знают, что она не какая-нибудь там трусишка. Ощущение своей силы так подняло Василинку, что ей было ни капельки не страшно. Но тут Николай круто, на всем скаку, повернул коня в переулок к дядиной хате. От неожиданности Василинка подалась вперед и не устояла на ногах. Грохнулась на перепачканные доски и едва не свалилась с телеги.
Все, кто был во дворе, вместо того чтобы посочувствовать, дружно хохотали. Настроение у Василинки вконец испортилось. Но ненадолго: вот уже и она смеется вместе со всеми.
Вечером дядя Андрей играл на скрипке.
Когда Василинка ехала в гости, она думала, что дядя Андрей большой и сильный, а увидев его, немножко разочаровалась. Он был невысокого роста, щуплый, с редкой рыжеватой щетиной и, не в пример своей жене, угрюмый и молчаливый. Кажется, ничто его не занимало, кроме хозяйственных дел, и руки его – корявые, с грубыми толстыми пальцами – могли держать только топор, косу да вилы. А тут – скрипка... Дядя Андрей осторожно снял ее со стены, приложил к подбородку, провел смычком раз, другой – и вдруг ударил такую веселую полечку, что все заулыбались, будто и не было никакой усталости. Мама и тетя Агафья приглашали всех к столу, а люди не торопились заходить в дом, они слушали, как играет дядя Андрей, и всем было хорошо и весело.
Этот вечер всколыхнул в душе Василинки одно воспоминание – эту историю ей рассказала мама. Кажется, она стоит у окна и видит, как к хате подлетает пара красивых лошадей. Кучер соскакивает с козел и помогает пожилому располневшему пану выбраться из брички. А потом ведет, чуть ли не тащит в хату. Сначала пан играет на скрипке, а дядя Андрей – тот, да еще не дядя, а мальчик-подросток, притаившись в углу, с жадностью внимал волшебным звукам. А потом пан долго и много пьет водку. Дядя все стоит и ждет, надеется вновь услышать чудную музыку. Вскоре пан и вправду взял в руки скрипку, но заиграл совсем не так, а будто другой человек. Затем скрипка умолкла, и раздались всхлипывания пьяного пана. Слезы сменились взрывом страшного гнева, пан кричал, кого-то ругал, кому-то угрожал, поднял высоко над головой скрипку и грохнул ее об пол. Скрипка рассыпалась на мелкие кусочки. Пан забылся тяжелым сном, а дядя Андрей, ползая на коленях, собирал щепочки от разбитой скрипки.
Никто не знает, как ему удалось склеить скрипку! Только с той поры каждую ночь из-под навеса, где обычно спал дядя Андрей, слышен был ее голос. А вскоре дядя Андрей стал известен на всю округу. К нему шли и ехали люди, просили играть на свадьбах и вечеринках.
Славно играл дядя Андрей. Василинка слушала и не могла наслушаться.
Не переставая играть, дядя Андрей взошел на крыльцо:
– Заходите, люди добрые!
Толока еще не окончилась.
В ГОСТЯХ ХОРОШО, А ДОМА ЛУЧШЕ
– Побудь еще, сестричка, – просит тетя Агафья.
– Нет, спасибо, пора нам домой собираться, – отвечает мать. – Ты же читала письмо, как Змитрок мой без меня и детей тоскует. Спасибо вам за привет и ласку, но поеду.
Василинка тоже загрустила, вспомнила отца и Тоню.
– Поедем, мамуля, поедем, родная! – упрашивает она.
– Ладно, в воскресенье выедем.
Медленно тянется время!
– Ну вот, переспим сегодняшнюю ночь и завтра утром в дорогу, – наконец сказала мама.
С вечера не спалось. На рассвете Василинка проснулась, протянула руку, а мамы нет рядом. Василинка подхватилась и едва не заплакала. Оказалось, что мама пошла укладывать вещи.
Вскоре настало время прощания. Василинка поцеловалась с двоюродными сестрами и братьями, подошла к дяде Андрею. Перед отъездом все сели "на счастье в дороге". Садится и Василинка и первая вскакивает со скамеечки. Мысли ее уже далеко отсюда.
Воз заставлен корзинами и узлами. Тетя Агафья опять садится впереди и берет в руки вожжи.
И вновь длинная-предлинная дорога. Лес, болото, железнодорожный вагон. Наконец, вот он, родной город! Вокзал как стоял, так и стоит на своем месте. Также, как и прежде, от него разбегаются железнодорожные пути. А вот и переезд. Мама оставляет у знакомой сторожихи в будке несколько корзинок и узлов. Корзину, сплетенную из лучины, в которой шевелятся куры и белый петух, мама берет в одну руку, а в другую еще одну корзину с большой бутылью черники, засыпанной сахаром. Василинка с Митькой тоже сгибаются под тяжестью котомок. Встретив их на вокзале, Тоня перебросила через плечо два узла и в руке несет небольшой третий. Отца нет, он в поездке. Василинка замечает, как подросла за это время и повзрослела Тоня. Мама всю дорогу расспрашивает о новостях.
Наконец переступают порог, входят в дом. Как тут хорошо! Покрашенный пол блестит, как зеркало, на окнах тюлевые короткие занавески, постели аккуратно застланы, на маминой кровати высоко поднимаются взбитые Тоней подушки, а маленькая пуховая подушечка сверху словно дышит.
– Как хорошо!
Василинка бросается на улицу, к своим подружкам, но вскоре возвращается и зовет маму. Чудеса, да и только: возле их крыльца сидят женщины с детьми, рядом лежат узлы.
Вокруг них растет толпа. Всем хочется знать, что за люди и откуда они появились. Василинка слышит незнакомое слово: "беженцы".
– Мама, что такое беженцы? От кого они бегут?
– От германца, дочушка, от врага, – отвечает встревоженная мама.
– Из Белостока мы, из Белостока, – повторяет светловолосая женщина, прижимая к груди маленькую рыжую девочку. Вокруг нее еще двое мальчишек-подростков, рядом сидит старая бабушка.
– Пристанища ищем. Муж там остался. Железнодорожник он.
Маме Василинки все ясно, все понятно. У нее тоже трое детей и муж-железнодорожник. А что, если и ей не дай бог доведется подняться с детьми с насиженного места?
И эта мысль все решает. Мама зовет светловолосую женщину в дом.
– Как-нибудь устроимся, в тесноте, да не в обиде, – говорит мама.
Василинка радуется. В их квартире теперь всегда шумно. Они своей семьей разместились в самой большой комнате, через которую ходят старики Климовичи. Сам Климович, высокий седой человек в очках, служит посыльным в конторе. Костюм у него всегда чистенький, не то что у Василинкиного отца. После службы Климович выходит на крыльцо, выходит с ним и его больная жена, Ивановна. Сидят и воркуют, как голубки. Климович разворачивает газету и вслух читает, надвинув на нос очки. Василинка послушала один раз, но ей было неинтересно и совсем непонятно. Другое дело постоять и подслушать разговоры, которые ведут меж собой женщины, собравшись на крыльце.
В сумерки Климовичи возвращаются в свою комнату. Там они берут сверкающий никелированный самовар. Его торжественно несет сам Климович, а его жена – фарфоровый чайничек для заварки. Оба терпеливо сидят на кухне в ожидании, пока самовар закипит и запыхтит паром. А потом долго пьют чай с черным хлебом и сидят еще неизвестно сколько при свете лампы с зеленым красивым абажуром. А иногда, заскучав, что ли, приглашают к себе в гости Василинку, просят почитать им книжки. Василинка тогда устраивается на теплой лежанке и начинает читать.
В небольшой комнатке возле кухни разместились беженцы. Там, точно в муравейнике, копошатся малыши и взрослые. Стасик с Зигмунтом – школьники. Один вслух читает, другой пишет. Беженка колышет рыженькую Виктю, а старая бабушка моет посуду.
Мама теперь нередко отлучается. Отправит Тоню с Василинкой в школу, а сама пойдет на поиски какой-нибудь еды. С каждым днем, говорит мама, ее все трудней найти. Отец почти совсем не бывает дома, все время в поездках.
А Василинке так его недостает. Ей хочется рассказать отцу, что происходит в школе. У соседей Богдановых умерла бабушка. Старый муж ее не отходил от гроба, и с глаз его не переставая катились слезы.
На поминки позвали одну маму. А какой вкусный холодец из сухой тарани там был! Правда, он не застыл, уху ложками хлебали. У Василинки даже слюнки потекли, когда про такое услыхала.
С продуктами стало еще труднее. У магазинов стояли большие очереди. На спине каждого, кто стоял в очереди, мелом писали номер, чтобы не нарушить порядок. Всю ночь простояла и мама Василинки, да дня еще прихватила, пока дождалась гнилой селедки. Прежде чем принести домой, обила об угол хаты, взяв за хвост, каждую селедку, чтобы высыпались из них черви. Об этом по секрету Василинке сообщила Тоня, которая все видела своими глазами. Но селедка все равно была вкусная.
В доме соседки Жевнеровой, живущей в маленьком домике, который почему-то назывался "флигелем", – своя беда. Уже с полгода, как мужа ее забрали в солдаты. Она моет посуду в солдатской столовой, работает, а мальчишки совсем от рук отбились. Младший, Петька, начал курить и бросил школу. А старший, Иванька, сбежал из дому. Сколько слез выплакала Жевнерова, один бог знает. Все ждет, что парень вернется, а его нет, и неизвестно, что с ним случилось.
– Не плачьте, Петровна, – утешает Жевнерову Василинкина мама. – Все образуется.
Василинка смотрит на белые, будто в кипятке вываренные, опухшие руки Петровны, которыми она то и дело смахивает поседевшую прядку волос, наползающую на глаза.
– А что, если он на позицию подался?
– И такое случается, так солдаты не дадут его в обиду. Может, сыном полка примут? – вновь утешает тетю Петровну мама. – А может, попадет в оркестр?
Порой по Зеленой маршировали солдаты в серых шинелях и серых, под барашка, папахах. За строем бежали дети. Вместе со всеми бежала и Василинка. Забавно было слушать, как солдаты по команде громко заводили:
Соловей, соловей, пташечка,
Канареечка жалобно поет...
Бабы высыпали из домов и провожали строй печальными глазами. Только Шурка, дочь соседа, на улицу не выходила. Она глядела в окно и плакала. Ее жених без вести пропал на германском фронте. Все уже было к свадьбе готово. Помолвку справили и белой материи на свадебное платье купили, а его, жениха, раз – и в солдаты. Вот и льет слезы Шурка. Все на улице ее нынче невестой-вдовой кличут.
А вскоре пришла беда и в дом Василинки.
Вернулся из поездки отец. Как обычно, взошел он на крыльцо в замасленной одежде с деревянным сундучком за плечами. Взглянув на отца, Василинка сразу почувствовала: случилось недоброе. По бледному лицу катились крупные капли пота. Видно было, что отец заболел.
Мама помогла ему переодеться и уложила на кровать. В доме сразу стало жутко, тоскливо, будто тяжелые тучи опустились низко и давят, давят, мешают дышать. Василинке было не до забав. Побросала в угол свои игрушки и затихла.
– Что с тобою, Змитрочка? – спрашивала мама.
– Сам не знаю. Выпил воды из тендера, и стало мне плохо. Позови Зоркина.
Мама побежала к фельдшеру. Василинка его давно знала. Однажды она заболела, и мама позвала к ней лекаря. Зоркин сказал тогда, внимательно выслушав Василинку:
– Инфлуэнца.
Эта загадочная "инфлуэнца" надолго приковала Василинку к постели. Сколько ей тогда довелось выпить сладенькой прозрачной микстуры, пока не стала на ноги! Сколько раз мама натирала ее гусиным жиром со скипидаром и обвязывала колючим шерстяным платком!
