Текст книги "Пламя для дракона (СИ)"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Пламя для дракона.

Аннотация:

Кто из вас хотя бы раз в жизни задавался вопросом – что же такое сны? Правда или вымысел? Намек или указание?

Молодая ведунья Хейли решила однажды это выяснить. Но, поверив в свой сон, где она окажется? А найдя своего дракона, сумеет ли его узнать?

Глава 1

– Интересно, к чему снятся драконы? – пробормотала я, потянувшись к невзрачному потрепанному томику – первому из куцей стопки книг, которые я смогла отыскать в городском архиве. – Пора бы разобраться с моими снами, а то когда еще удастся сюда приехать...

– Смотри, не испорть там ничего! – вдруг донеслось требовательное из-за стеллажей, и я едва не отдернула руки обратно. – Хорошие сонники нынче – редкость! Хейли, ты слышишь?!

Я поморщилась и обернулась, пытаясь разглядеть между забитыми до отказа полками сгорбленную фигуру смотрителя архива.

– Да знаю я, все знаю, мастер Брин! Ничего с вашими сокровищами не случится. Когда я вас подводила?

Смотритель пробормотал что-то невнятное, но возвращаться, чтобы поучить меня жизни, как обычно, не стал. А вскоре послышался скрип закрываемой двери, и я облегченно выдохнула.

Хвала Творцу, старый горбун все-таки ушел, а то до последнего казалось, что он останется караулить свои драгоценные фолианты, одновременно заглядывая мне через плечо. Не то чтобы я стеснялась, но помянуть дракона в наших краях – скверная примета. А на меня и без того косо посматривают. Мастер же Брин пускал в архив по личной просьбе арре Ирши – единственной в здешних краях ведуньи, у которой я числилась ученицей. Сама арре, правда, считала иначе, но если она узнает, что я тут не рецепты новых зелий изучаю, а страшными сказками интересуюсь, не сносить мне головы.

Покосившись на маленькое зарешеченное оконце, за которым злорадно завывала метель, я поежилась, закуталась поплотнее в отороченный мехом плащ и торопливо раскрыла книгу. Надо поспешить – я должна вернуться до темноты, а до дому еще добраться надо. Хижина наша стояла далеко от города, в такой глухомани, что, даже зная дорогу, не сразу и найдешь. А в такую погоду и мне немудрено заплутать, хотя не первый раз сюда езжу, чтобы прикупить еды да всяких мелочей по хозяйству.

– Ладно, что здесь полезного пишут? – подув на озябшие пальцы, я подвинула лучину поближе и склонилась над оглавлением. – Сны про людей, про зверей, про мифических персонажей... какие-то абрасы... ауксы... букри... гвероиды... что еще за гвероиды? А, вот они! Драконы!

Я нетерпеливо поерзала и наклонилась еще ниже, чтобы не упустить ничего важного.

– "Драконы – гигантские рептилии, когда-то обитавшие на северных окраинах Оруана, предпочитая для заселения преимущественно гористую местность и труднодоступные скалы. Нрав имели недобрый, отличаясь жадностью, агрессивностью и мстительностью, что и стало, в конце концов, одной из причин их уничтожения. В мистическом плане драконы являются символом угрозы: для жизни, намерений, каких-либо важных решений. Также драконы считаются предвестниками хаоса, разрушений и страданий. Но если вам удастся одолеть своего дракона, то на время вы обретете его мощь и получите покровительство тайных сил"...

Хм. Насчет хаоса и разрушений не сомневаюсь – от летающей туши с размахом крыльев в полнеба, да еще и плюющейся огнем, ничего хорошего ждать не стоит. Но я не поняла – это что, все?!

Я с сомнением перевернула страницу, перечитала написанное от начала до конца и разочарованно отодвинула книгу – да, негусто. Хотелось бы получить больше информации. И не общеизвестной – у нас в мире и так знают, что драконы – это зло. К тому же, тайные силы не про меня: с магами в нашем мире всегда было туго, а после ухода дра... разумных рептилий – особенно. И меня, как всех подростков в округе, еще в двенадцать лет тщательно проверили, после чего уверенно заявили, что к магии я не пригодна. То есть, какие-то задатки дара, конечно, имелись, но настолько слабые, что развиться во что-то полезное они при всем желании не смогли бы. А на недо-магов городская казна была не рассчитана, так что лучшее, что мне светило – это обучение у здешней ведуньи. И то, при удаче.

Удача мне, правда, сопутствовала, потому что известная своим скверным нравом арре Ирша, как раз в то время поселившаяся в Приозерье, сжалилась и позволила мне – рано осиротевшей малявке – пожить у нее. Заодно грамоте обучила, с травами познакомила, немудреное свое хозяйство на меня повесила, потому что сама уже не успевала. Какое-то время с собой повсюду таскала, чтобы, значит, смотрела и запоминала. Но где-то с год назад вдруг с досадой сообщила, что для ведовства я не гожусь. Нету, мол, во мне "интересу кровного в здоровии человеческом".

Собственно, я и не возражала: большого стремления тратить свое время на исцеление чужих хворей я никогда не испытывала. Не прельщала меня профессия ведуньи и все тут. Зато я с удовольствием ходила в лес за корешками и травами, порой допоздна задерживаясь на берегу какого-нибудь из многочисленных озер, ездила в ближайший город, издавна славящийся своими ярмарками, пугала внезапными набегами старого мастера Брина и радовалась уже тому, что хоть с кем-то, в отличие от наставницы, могу поговорить спокойно, без риска услышать в ответ презрительное: "Ведьма!".

Пробежав глазами по диагонали томик до конца, я решительно сдвинула его на край стола – больше ничего о драконах там не писали. Пришлось взять второй, такой же ветхий и пыльный, и бегло пролистать его в поисках оглавления.

– "Крылатый дракон предвещает блестящие успехи, – почти сразу нашла я нужную главу и искренне удивилась. Надо же, первый раз вижу что-то хорошее про исчезнувших... рептилий. – В первую очередь успехи в работе и, особенно, в обучении"...

Ну, учиться у Ирши мне почти нечему – к двадцати годам я, по ее словам, взяла все, что она могла мне дать. К двадцати трем и вовсе стала много воли себе давать и даже спорить по поводу изготавливаемых ею зелий. Некоторые сама создавала на основе того, что вычитывала в архиве мастера Брина. А еще через три года стала откровенно тяготить арре своим присутствием. Так что тут неведомый толкователь (жаль, имя на корешке стерлось) ошибся.

– "Дракон во сне – знак того, что вы подвластны страстям и частенько даете себе волю, грубо высказываясь в сторону малоприятных для вас людей"...

Тут я позволила себе скептически поджать губы. Насчет отдельных личностей, конечно, верю – давеча вон, завидев, как младший сын старосты моей бывшей деревни от души пинает какую-то бродяжку, я едва сдержалась, чтобы не проклясть дурака. Только и того, что отбила девчонку, имевшую несчастье попасться ему на глаза, да увела от беды подальше.

Но такое редко бывает – меня уже давно стараются обходить стороной, благоразумно помалкивают при встрече, порой даже кланяются в пояс. И прошлое вспоминать не рискуют – арре Ирша дала четко понять, что в обиду меня не даст, да и сама я научилась давать отпор. Уже лет пять как не лезут. К тому же, стара бабка Ирша стала, а другой ведуньи на много дней окрест днем с огнем не сыскать, вот и приходится им мириться. Да языки свои поганые вовнутрь втягивать, не смея напоминать мне о матери.

Я вздохнула и продолжила читать.

– "Сон о драконе предвещает опасность и беду, если приснится в ночь на десятый день"...

Ну, у МОЕГО сна регулярности не было никакой. То в начале десятины пожалует, то в последние дни нагрянет или вдруг в серединке промелькнет. Да и то, что там всегда присутствовал один-единственный персонаж, тоже было странно.

Да, кому-то, бывает, везет – суженый-ряженый накануне новой десятины приснится. Кому-то злато-серебро да каменья драгоценные примерещатся. Кто-то радость нечаянную увидит: деток будущих или оставшихся вдалеке родителей. А мне, как назло, дракон все время снится. Самый обыкновенный: зубастая морда, длинная шея, блестящая серебристая чешуя от кончика носа до оканчивающегося острым шипом хвоста, два крыла, четыре лапы с когтями... сон как сон. Ничего необычного. Если, конечно, забыть о том, что живых драконов на Оруане уже тысячи лет не видели.

– "Сон, в котором дракон нападает на вас, означает, что вы попали в поле зрения влиятельного человека, – с сомнением прочитала я в третьей по счету книге. – Возможно, вам сделают заманчивое с виду предложение, потребующее больших жертв с вашей стороны. Дракон также является предвестником ссор и конфликтов, истинного виновника которых следует искать в зеркале"...

Насчет первого – однозначно мимо: мой дракон, несмотря на дурную славу всего своего племени, ни разу на меня не нападал, не рычал и страшные рожи не корчил. Просто сидел и смотрел, будто на мне свет клином сошелся. Насчет второго предположения тоже сомневаюсь – не тот у меня статус, чтобы состоятельные господа бегом бежали предложения делать. Что же касается третьего... если верить соннику, во всех своих бедах я виновата сама. Так что, видимо, мне и последствия расхлебывать. В том числе и то, что я поутру без спросу взяла Гнедыша и уехала в Крим, да еще глупостями занималась вместо того, чтобы сделать что-то полезное.

– "Встреча с драконом для женщины может означать предстоящее знакомство с мужчиной, который будет ее очень настойчиво добиваться. У него сложный характер, он деспот по природе и привык главенствовать в отношениях"...

Я досадливо сморщилась. А вот это точно вранье: таких, как я, замуж не берут. Дурная примета – связать свою жизнь с ведуньей. И даже если я – не совсем ведунья, никто из парней ко мне все равно не подойдет. Но зато и лиходей не пристанет – причинить вред такой, как я, рискнет только безумец. О наших проклятиях на Оруане легенды ходят, и далеко не все из них являются вымыслом.

Правда, упорно преследующий меня дракон об этом, кажется, не был осведомлен. И смотрел каждый раз так пристально, что у меня аж сердце останавливалось. Не от испуга – скорее, от неопределенности и смутного предчувствия неприятностей. Одно хорошо – он никогда не шевелился. Но мне и без того было не по себе, стоило только вспомнить его пронизывающий, расчетливый взгляд. Да еще согреться потом долго не могла, словно мифический зверь все силы из меня за ночь вытягивал.

Самое же тревожное заключалось в том, что с каждым днем он незаметно, но придвигался ближе. Хоть на шажок, но расстояние между нами постоянно сокращалось. Сколько лет я его уже вижу? Двенадцать? Нет, пожалуй, побольше. С тех пор, как кровь первый раз уронила, так и мучаюсь. Но раньше он появлялся раз в год. Ну, может быть, два. А теперь чем дальше, тем чаще он приходит. Чем старше я становлюсь, тем ближе он ко мне подкрадывается. А я ни крикнуть не могу, ни шугануть его, ни даже спросить: зачем он меня преследует? И почему в последнее время я даже днем чувствую на своей коже его ледяное дыхание?

Вздохнув, я взяла следующий сонник и, кинув быстрый взгляд за окно, где вовсю бушевала непогода, вернулась к чтению.

– "Приснившийся дракон может также предвещать, что впереди, в далеком будущем, у вас появится возможность разбогатеть", – радостно пообещала древняя книга.

Вот дура. Дра... рептилии были во сто крат жаднее приозерского старосты, так что чужому богатству способствовать бы не стали. Даже в качестве предвестников. И кто эту глупость придумал? Впрочем, раньше, говорят, аристократы частенько так развлекались – рассказывали свои сны толкователям, а те пытались объяснить, что это значит. С тех пор, правда, много воды утекло, маги измельчали, нравы сменились. Толкователи вовсе исчезли, потому что мода на их ремесло прошла, и теперь пылились их дневники без всякого почтения. В холодном сыром подвале, куда городской совет переселил весь архив вместе с доживающим свой век смотрителем.

– "Дракон, лежащий на горе, означает, что ты приблизился к опасному повороту в своей жизни, – торжественно сообщил последний из найденных мною сонников, куда я заглянула больше из упрямства, нежели действительно на что-то надеясь. – Летящий дракон означает, что ты услышишь неприятные вещи"...

На этом месте я не выдержала и покачала головой.

Кажется, я напрасно сюда пришла – ничего толкового в этих дурных книжках не было. Только зря время потеряла. А еще ведь возвращаться придется...

Снова посмотрев за окно, я поежилась, заметив, какие сугробы успели образоваться на подоконнике, взглянула на краешек быстро темнеющего неба и тут же подхватилась. После чего споро рассовала книги по местам, надеясь, что ничего не перепутала, накинула на голову капюшон и стремглав выбежала на улицу, успев на прощание крикнуть:

– Спасибо за помощь, мастер Брин! Я к вам еще загляну-у...!

***

Увы. Я все-таки опоздала – к тому моменту, как Гнедыш миновал городские ворота, стало отчетливо смеркаться. Затянутое тучами с самого утра небо потемнело еще больше, разыгравшаяся с полудня метель резко ухудшила видимость, а свирепый ветер так и норовил хлестнуть по лицу, заставляя невольно опускать голову и теснее прижиматься к конской шее.

Теплый плащ уже не спасал – ледяные порывы ветра то и дело срывали с головы меховой капюшон, швыряли в лицо целые пригоршни снега, безжалостно рвали растрепавшиеся волосы и больно царапали щеки сотнями острых кристалликов. И ладно бы в лесу – посреди могучих стволов ветру негде разгуляться, но вокруг города по издавна заведенному порядку исправно расчищали пространство, вырубали деревья и тщательно выжигали по осени траву. Поэтому сейчас я ехала по огромному заснеженному полю, судорожно сжимая поводья и молясь про себя только об одном – чтобы дорогу не замело окончательно.

Гнедышу приходилось еще хуже – пригнув голову, могучий тяжеловоз буквально проламывался сквозь стремительно усиливающуюся бурю. Он то и дело недовольно всхрапывал, переступая наметенные за день сугробы, вырывающиеся из его ноздрей клубы горячего пара вились над головой причудливыми облачками, а побелевшая от снега грива больно хлестала меня по щекам, не давая расслабиться ни на мгновение.

Я уже сто раз пожалела о том, что выбралась из дому в такую погоду. Понадеялась, дуреха, что разыгравшаяся стихия до ночи успокоится. А теперь дрожала от холода на конской спине и думала о том, что, похоже, само небо вздумало наказать меня за самонадеянность. Или же наставница непогоду наворожила, чтобы я навсегда зареклась ей перечить.

Когда Гнедыш, тяжело дыша, достиг кромки леса, я приободрилась и на секунду высунула нос из-под капюшона, но почти сразу замерла и растерянно уставилась на то место, где еще несколько часов назад была дорога.

Что за шутки Творца?! Куда она делась-то?! Я ведь точно помню вон то дерево с обломанной верхушкой! И вон то тоже – с кривыми, будто переломанными ветками! Между ними еще поутру вилась сузившаяся до размеров лесной тропинки дорога! А теперь ее не было! Ни следочка не осталось на взметнувшихся на высоту пояса сугробах! Ни вмятинки! Будто корова языком слизнула! Или же и правда – кто наворожил...

Я вздрогнула от очередного порыва ветра, но от потрясения даже забыла натянуть на голову слетевший капюшон. Гнедыш подо мной остановился и тревожно всхрапнул, но через несколько ударов сердца, словно решившись, упрямо тряхнул гривой и двинулся дальше, всем телом продавливая успевшие слежаться сугробы.

Вообще-то зимы у нас всегда суровые. Снега порой наметало столько, что нельзя было из дому выйти. В городе еще ничего, там потеплее, а в нашей глуши в том году до самых крыш деревни завалило. Откапывались потом всем миром, да и после долго еще снег вычищали со дворов. Но сейчас только начало зимы, морозы толком ударить не успели, дороги, хоть и побелели от снега, были вполне проходимы: люди до города до сих пор частенько ходили – на санях и даже пешком. Да что там говорить – еще с утра все было в порядке! А теперь даже колеи не видать.

Впрочем, чужую волшбу я бы при всем желании ощутить не смогла – слабоват мой дар для этого. Однако и на вмешательство наставницы это никак не походило – старуха Ирша, хоть и злопамятная, но из ума, небось, еще не выжила, чтобы портить ради меня единственный нормальный тракт. Но кто мог такое сотворить и, главное, зачем – я не знала.

Пришлось довериться чутью Гнедыша и постараться ему не мешать. А когда сугробы поднялись ему до груди, вовсе отпустить поводья, позволяя умному животному самому решать, куда свернуть и как выбраться из белого плена.

Как вскоре выяснилось, это было ошибкой, потому что на внезапно раздавшийся в чаще громкий треск обвалившегося дерева служивший нам верой и правдой конь отреагировал неадекватно – внезапно захрипел, будто его душили, попятился, а потом вдруг взвился на дыбы, после чего рванул прочь с такой скоростью, что я кубарем слетела с его спины, с головой ухнув в ближайший сугроб. А когда с воплем оттуда вынырнула, то увидела только стремительно исчезающий конский круп, вокруг которого, будто белые брызги, разлетались хлопья пушистого снега.

– Гнедыш, стой! – испуганно крикнула я, но голос мгновенно потонул в торжествующем вое метели. – Гнедыш! Гнеды-ы-ыш... вернись!

Но куда там – огромный конь будто канул в бездну. Только пробитая его телом борозда виднелась в глубоком снегу.

Не желая насмерть замерзнуть в каком-то получасе езды до дома, я подхватилась и, даже не вытряхнув из-под плаща снег, что было сил рванула следом за предателем-конем. Правда, бежать у меня не получилось – замерзшие ноги слушались с трудом, да и снега намело слишком много, поэтому я, скорее, с трудом пробиралась сквозь сугробы, страстно надеясь, что перепуганный Гнедыш не успел уйти далеко.

Но и эта надежда не оправдалась – сколько я ни звала, как ни всматривалась в кружащее перед глазами белое марево, Гнедыш так и не откликнулся. А потом снегопад резко усилился, и разглядеть след стало еще сложнее. Одновременно с этим усилился и ветер, став поистине ледяным, так что очень скоро мне пришлось двигаться практически вслепую, в ужасе думая о том, что в такую метель я вполне могу заблудиться в знакомом с детства лесу.

Сколько я брела посреди разбушевавшейся вьюги, не знаю. Мне показалось, прошла целая вечность, прежде чем впереди, наконец, посветлело. К этому времени я замерзла так, что едва двигалась. Обмороженные щеки уже даже не болели – я их просто не чувствовала. Впрочем, как и пальцы. На низко надвинутый капюшон налипло столько снега, что я едва могла поднять голову, но у меня не осталось сил даже на это. Я шла, как сомнамбула – вялая и безучастная ко всему. Шла, машинально переставляя одеревеневшие ноги, и думала лишь о том, чтобы сделать еще один шаг... не стоять на месте... не поддаться усталости и не свалиться под первым же деревом, на радость волкам.

Как я вышла на ту узкую тропку, не помню. Просто в какой-то миг ноги сами понесли меня к поваленному бревну, почему-то показавшемуся смутно знакомым. А из груди при виде обнаружившейся там утоптанной, хотя и узкой до безобразия дорожки, змеей вившейся между высокими сугробами, вырвался облегченный вздох. Наконец-то, дорога... тепло... люди...

Устало улыбнувшись, я тут же поморщилась от боли в потрескавшихся губах и, стараясь не думать о налившихся тяжестью ногах и о том, во что превратились мои пальцы, ускорила шаг. А затем и побежала, заметив, что совсем недалеко деревья неохотно расступаются, а снега за ними, почитай, и вовсе нет.

Неужто добралась?!

Когда я выскочила на едва припорошенную снежным покрывалом опушку, то сперва даже не заметила повисшую над пожухлой травой туманную дымку. Споткнулась, конечно, о попавшую под ноги корягу. Едва не растянулась на земле, успев с разочарованием заметить, что на опушке нет ни дома, ни людей. А затем обнаружила, что туман на самом деле движется, и обмерла, рассмотрев в молочной гуще массивное тело, неторопливо расправляющиеся паруса-крылья и... глаза. Те самые зеленые, с вертикальным зрачком, пронизывающие до самого дна глаза, которые так часто видела во снах.

Я не трусиха, правда. И никогда ею не была. Да что там – я даже плакала лишь два раза в жизни – когда чуть не утонула в реке, чудом выбравшись из полыньи, и когда хоронили маму. А после, как ни старались односельчане, ни слезинки из меня не выдавили. И бояться я перестала, потому что в какой-то момент твердо поверила, что все самое страшное уже пережила.

А тут меня буквально парализовало.

Полупрозрачный дракон развернулся так плавно и бесшумно, что я сперва вспомнила, что испытала, с головой окунувшись в полынью, а потом снова ощутила себя в том самом сне.

Та же зловещая тишина, от которой коченеет все тело, тот же напряженный, неимоверно тяжелый взор, от которого постепенно подгибаются ноги, та же подозрительная слабость в теле, стремительно нарастающая дрожь, и он... снова ОН сидит напротив, бесстрастно изучая мое лицо. Его серебристая чешуя, которой не посмела коснуться ни одна из витавших над поляной снежинок, блестит и переливается всеми цветами радуги. Длинный хвост, обвив ближайшее дерево, крошит прочную кору в мелкую щепу. А из приоткрытой пасти, в которой подрагивал ярко-красный язык, сплошным потоком изливается самый настоящий смерч... туго закрученная спираль из колючих снежинок, которая, поднимаясь над его головой, раскручивается в полноценную вьюгу и обрушивается на притихший лес той самой бурей, сквозь которую я так долго пробиралась.

Наверное, я все-таки уснула, замерзнув под каким-то кустом, и этот дракон – мое предсмертное видение. Или же просто от холода мой разум помутился. Как у мамы. Помню, она во сне часто кричала, особенно перед смертью – наверное, ее тоже мучили кошмары?

Дракон, увидев меня, тоже замер, но смерч в его пасти мгновенно угас.

– Ты... – у меня внезапно охрип голос, а память очень не вовремя подсказала, что я видела эту поляну раньше. И деревья, безмолвными стражами стоящие по кругу, и то поваленное бревно... мой сон всегда начинался с этого места! А потом каждый раз – обреченный на провал побег, злобно воющий и бьющий по щекам ветер, стремительный росчерк серебристого хвоста, громкий треск поваленного дерева, короткий, пугающий до дрожи взгляд и... пустота. Темнота. А может быть, просто смерть?

Дракон все так же неторопливо сложил огромные крылья и опустил громадную морду так, чтобы моя дрожащая от холода фигурка оказалась возле самого его носа. Святые небеса, какой же он здоровый – один зрачок с меня ростом! Не говоря уж про лапы и остальное. Хотя, наверное, я просто впервые увидела его так близко, вот и растерялась.

– Что тебе нужно? – прошептала я, когда тяжелый взгляд дракона привычно пригвоздил меня к месту. – Зачем ты меня преследуешь?

Он только хмыкнул. А потом втянул ноздрями сгустившийся воздух, шумно выдохнул, и я буквально заледенела. Все тело сковало холодом, словно я провалилась в прорубь и задохнулась от попавшей в горло воды. Руки отнялись, поэтому я не смогла оттолкнуть чешуйчатую морду, когда она снова приблизилась. И не смогла закричать, когда раздвоенный язык мазнул землю у меня под ногами. Грудь словно ледяным обручем сдавило – от остро нахлынувшей боли я даже забыла, как дышать. А потом я все-таки умерла... кажется... и, все еще веря, что сплю, медленно завалилась навзничь.

Но не на промерзшую землю, как должна была, и не на родную постель, откуда каждое утро подскакивала в холодном поту, а куда-то дальше, ниже, в мрачный беззвездный колодец, из которого так же, как и от довольно усмехнувшегося дракона, тянуло смертельным холодом.

И падала я очень долго... молча, мучительно... в полнейшую неизвестность. До тех пор, пока кто-то не подхватил меня на руки и не прошептал торжествующе:

– Наконец-то!

Глава 2

Мне снова было холодно. Настолько, что пришлось свернуться калачиком, подтянуть одеяло повыше, завернуться в него, как гусеница – в кокон, да еще и нос спрятать в складках, чтобы поступающий воздух сперва согревался дыханием.

На какое-то время это действительно помогло – родившаяся где-то в глубине дрожь немного ослабла, но ощущение, что одеяло рваное, и сквозь него постоянно поддувает холодный ветерок, не проходило. Хотелось накинуть сверху что-нибудь еще. Желательно тяжелое, надежное, теплое, как связанное из овечьей шерсти покрывало, которым меня в детства укрывала в холодные ночи мама.

– Печку бы растопить, арре... – пробормотала я, услышав тихий скрип двери и совсем уже неслышный шелест чужих шагов. Наставница всегда вставала ни свет ни заря, чтобы согреть дом и проведать скотину. Надеюсь, сегодня она против обыкновения сжалится и не погонит меня на мороз. А то ведь удивлю ее – околею, не дойдя до сеней.

– Зачем вам печка, арре? – вдруг удивленно переспросил чей-то незнакомый голос. – Тут и так нечем дышать!

Арре? Это ко мне, что ли, обращаются? Или над Иршей поиздеваться решили? Она терпеть не могла, когда ее так называли, и вся округа об этом прекрасно знала.

А потом до меня вдруг дошло – голос был не просто незнакомым! Он оказался МУЖСКИМ! И этот неожиданный факт был настолько ошеломляющим, что я мигом проснулась и резко села, во все глаза уставившись на наглеца, посмевшего без спроса вторгнуться в святая святых главной приозерской ведуньи.

"Наглец" в ответ уставился на меня – молодой парень с правильными чертами лица, хитро прищуренными глазами и внимательным взглядом человека, привыкшего с ходу определять настроение собеседника. У моей наставницы был такой взгляд – умный, цепкий, внимательный. И у владетеля Приозерья, которого я видела мельком пару лет назад. Но чтоб у юнца, на три-четыре года младше меня... да еще с этакой смесью тщательно сдерживаемой насмешки и ощутимого превосходства в глазах... хотя, может, он просто выглядит молодо? Говорят, магам под силу и не такое.

Что еще врезалось в память, так это его одежда – необычного покроя камзол, выполненный в зеленоватых тонах и лишенный каких бы то ни было украшений. Высокие сапоги до колен, неприлично узкие брюки, которые у нас ни один уважающий себя аристократ бы не надел, длинная куртка, из-под ворота которой виднелся краешек льняной рубахи, ровный ряд больших пуговиц, как на солдатском мундире, и хорошо выделанный кожаный пояс с кольцами, где висели какие-то тканые кармашки.

Из мелких деталей внимание привлекла только одна – золотая нашивка в виде щита на левой стороне груди. Но подробностей я не разглядела, потому что не до них, честно говоря, стало – я только сейчас догадалась оглядеться и внезапно обнаружила, что нахожусь не у себя дома, а в совершенно незнакомом помещении. Очень светлом (вон, как солнце бьет из окна!), с высокими белыми потолками, которых никогда не знала наша старая хижина, такими же белыми стенами, чья идеальная чистота прямо-таки резала глаз, и безупречно ровным полом, от которого отражались многочисленные солнечные лучики, создавая ощущение, что под ногами непрерывно перемигиваются тысячи золотых огоньков.

Единственным предметом мебели в комнате оказалась моя кровать... не хлипкий скрипучий топчан, как у нас в хижине, а все-таки настоящая кровать – с набитым не сеном, а чем-то более мягким матрацем, большой подушкой и атласным одеялом, от прикосновения которого по коже то и дело пробегал неприятный холодок. В простых домах таких одеял не увидишь – эту роскошь у нас в Приозерье могут себе позволить лишь состоятельные господа. И тот факт, что роскошь тоже бывает неудобной, абсолютно ничего не менял.

Кстати, об удобствах...

Взглянув на свои голые руки, я вздрогнула и машинально вздернула одеяло повыше, стараясь не думать о том, куда подевалась моя одежда. После чего снова посмотрела на терпеливо ожидающего ответа парня и охрипшим, как после простуды, голосом спросила:

– Кто вы?

Незнакомец тихо рассмеялся, заставив меня подобраться и испытать нечто, смутно похожее на злость. Конечно, я помню правила – истинная ведунья не должна показывать своих чувств, но этот человек вызывал раздражение. Из-за моей растерянности и ощущения полнейшей беспомощности. Из-за того, что он понимал в происходящем гораздо больше. И особенно потому, что он, как это ни удивительно, нисколько меня не опасался.

– Мое имя Элай, – отсмеявшись, представился, наконец, молодой человек и отвесил небрежный поклон. – Элай но Дир. А если уж быть совсем точным, то арре Элай но Дир...

Значит, все-таки маг... понятно, почему он такой самоуверенный. Магам многое позволено. Даже, пожалуй, слишком. И это одна из причин, почему их так не любят ведуньи.

–...Однако вам позволительно обращаться ко мне только по первому имени – это привилегия учеников Школы, – безмятежно продолжил парень, а заметив, как у меня закаменело лицо, добродушно усмехнулся. – Не бойтесь, арре, вы не сошли с ума и не отправились в Чертоги духа. Напротив, вы практически здоровы, благополучно перенесли переход и очень скоро поймете, что ничего страшного, в сущности, не произошло.

– О том, что я в здравом уме, я и так прекрасно знаю, – ровно ответила я, мельком покосившись через плечо на огромное, занимающее всю стену от пола до потолка окно, сквозь которое лился ровный, неестественно яркий свет. – Но вот то, что вы обращаетесь ко мне, как к магу, вызывает недоумение.

– Полагаю, вы просто позабыли, в каких случаях используется приставка "арре", – снисходительно улыбнулся парень и, одним движением создав из воздуха стул, бесцеремонно на него уселся. – Надеюсь, вы не против, а то разговор предстоит долгий, а я предпочитаю вести дела с комфортом...

Я смерила его мрачным взглядом, но смолчала. Вот уж и правда, наглец – он-то сидит, закинув ногу на ногу, а я прячусь в скользком, как тело слизняка-переростка, одеяле и стараюсь не шевелиться, чтобы не опозориться окончательно.

– Начнем с самого простого. Что вы знаете о других мирах, арре? – благожелательно осведомился Элай но Дир, с нескрываемым любопытством следя за моей реакцией. И здорово удивился, когда вместо напрашивающегося вопроса или гнетущего молчания я нахмурилась и сухо ответила:

– Достаточно, чтобы понимать, что такое Веер миров, и знать, что иногда по нему можно путешествовать.

– Что ж, это упрощает дело, – кашлянул парень, разом перестав изображать умудренного жизнью старца. Все-таки я была права – он довольно молод, иначе не стал бы передо мной рисоваться. – Рад, что не придется объяснять вам базовые принципы мироздания и основы мироустройства. Кто был вашим наставником?

– Наставницей, – я, наконец, справилась с раздражением и вернула утраченное спокойствие. А вместе с ним – и осторожность. – Ее зовут Ирша. И она – знахарка.

На лице Элая проступило разочарование.

– Тогда понятно... какой объем информации по Вееру она вам передала?

И вот тут я всерьез призадумалась над ответом.