355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Лимова » Игрок Фемиды (СИ) » Текст книги (страница 5)
Игрок Фемиды (СИ)
  • Текст добавлен: 27 мая 2018, 22:00

Текст книги "Игрок Фемиды (СИ)"


Автор книги: Александра Лимова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5

На утро, переосмыслив произошедшее я успокоилась. Вадик всегда был раздолбаем, и угрожать и ничего не делать его кредо по жизни. И, как раз-таки угрозы излюбленный предмет его резонерства. Пошел он, скот.

К десяти утра на собачьей площадке нас ждал кинолог, чтобы отработать с моим Гармошкой курс послушания. Возраст и порода щенка этого требовали. К тому же, часто оставаясь дома один, он дичал, а учитывая каких размеров он будет, когда вырастет, это может иметь страшные последствия.

Службы зоотакси, к моему удивлению, у нас в городе не было. Помучавшись звонками по знакомым с машиной, я решила попросить о помощи ветеринаров с ветклиники. Отвезли за город нас муж Оксаны Владимировны и ее сын.

Испытывая неловкость, я попыталась им заплатить за помощь, когда мы подъехали к кинологическому клубу, но они добродушно отмахивались, заставляя меня смущаться еще больше.

Кинолог, Василий Михайлович, добродушный усатый дядька лет сорока, понравился Гармошке невероятно. Щенок так и крутился возле его ног, преданно заглядывая в глаза, и ожидая поощрения. Гармошка старательно выполнял команды, разучивая их на достаточно быстро и очень переживая, когда ему давали понять, что он не правильно понимает то, что от него требуется.

Два часа тренировки прошли незаметно. Но Гармошка, отчаянно стараясь услужить, почти выучил элементарные команды послушания. И сожрал полкило сыра. Василий Михайлович, улыбаясь, следил за резвым Гармошкой, радостно носящимся по пустой сейчас площадке, и негромко инструктировал меня о правилах обращения с доберманами. Я сухо кивала, тревожно наблюдая, как Гармошка иногда останавливается и начинает косолапить. Хотела взять его на поводок, чтобы не напрягал задние ноги, но кинолог сказал, что активность необходима для его психики, учитывая отношение его предыдущей хозяйки.

По окончанию дрессировки, я снова позвонила мужу Оксаны Владимировны, который пообещал забрать нас через полчаса. Он снова не возьмет денег – мрачно думала я, сидя на корточках в укромном уголке возле кинологического центра и дымя сигаретой. Гармошка, сидевший рядом, без команды подавал мне лапу, проникновенно заглядывая в глаза в поисках подобрения. Кинолог запрещал мне в инструкциях хвалить подобные поступки, если я пса о них не просила. Но глядя в преданные карие глаза, ищущие такую нужную ему поддержку, не сдерживалась и хвалила. Гармошка радостно скалился и продолжал без просьб выполнять другие команды, которые успел выучить сегодня, радостно хрюкая при моей улыбке.

Муж Оксаны Владимировны чуть опоздал, приехав за нами ни через полчаса, как обещал, а через сорок минут, за что искренне извинялся. Я, чувствуя себя вообще не в своей тарелке (он за бесплатно отвозит меня и собаку за город, а потом забирает и еще при этом извиняется за жалкие десять минут опоздания), отчаянно смущаясь и стыдясь своего вынужденного положения, попросила не извиняться, думая о том, как же теперь добираться до клуба кинологов. Ну не могу я попрошайничать. Не могу. А курс оплачен полностью. Все шестнадцать занятий. И Гармошке, упокоившему сейчас слюнявую голову на моих коленях, это остро необходимо.

Я с тоской подумала о своей разбитой машине. Там двигатель поврежден, и ремонт встанет в собственную стоимость машины, как сказал мне вызванный на днях слесарь. А мне нужны колеса. Через неделю начнется семестр, там нужно ездить между корпусами по паре раз в день, плюс ночные смены, плюс Гармошкины оплачиваемые тренировки. Времени вообще не будет, если я стану передвигаться на автобусах и буду везде просто катастрофически опаздывать. Господи, я же так и не возьму ипотеку, если куплю себе машину. Причмокнувший во сне Гармошка сломил последние сомнения. Хер с ним. Я попросила отвезти меня с псом на авторынок.

Продам свою разбитую старушку через интернет. Денег за нее, конечно, много не выручишь, только на запчасти и уйдет, с таким-то двигателем, но хоть что-то…

Бродили мы с Гармошкой по стоянке с продаваемыми машинами недолго. Выбрала отечественный автомобиль еще древнее, чем моя старушка, но с виду крепкий и надёжный. И доступный по цене, что самое важное. Администратор авторынка созвонился с владельцем видавшей виды десятки, и тот, спустя пятнадцать минут, примчался с договором купли-продажи. Переведя на его счет требуемую сумму и получив комплекты ключей с документами, я запустила Гармошку на заднее сидение и села за руль.

Машинка достаточно бодро шла по дороге, пусть и несколько запоздало в отличии от моего прежнего автоконя, выполняя команды. Да и скрип при переключении передач мне не нравился. Но все же, это лучше, чем ничего. Гармошке вообще немного надо было для счастья. Высунув язык из жаркой пасти он жадно ловил порывы ветра из распахнутого окна и восторженно поскуливал, утверждая меня в мысли, что поступок это правильный и значительно экономивший время. А деньги… еще заработаю. Этим я тешила себя, переводя нехилую сумму за обучение в институт и глядя на жалкие остатки на своем счету. Бог с ним. Так нужно.

Вечером мы с Гармошкой и соседской девочкой с пуделем мирно гуляли по району, когда мне позвонил Антон. Я, испытывая некоторое замешательство, отклонила его вызов. Но он позвонил снова. А потом еще раз. Чертыхнувшись, я взяла трубку. Антон заявил, что минут через пятнадцать заедет за мной и Гармошкой, чтобы отправиться на культурно-просветительную программу по набережной. И возразить он мне не дал, снова первым отключившись.

Закрываться в комнате и вырубать телефон было как-то по детски. Я все еще угрюмо размышляла над тем, как красиво выйти из ситуации, не заметив, как ноги принесли меня к подъезду к назначенному времени. Во двор как раз заезжала белая БМВ Антона, и я совсем пригорюнилась, ощутив учащение сердцебиения, при виде его паркующийся машины. Придурочная я, одним словом.

Антон вышел с букетом насыщенно алых голландских роз и вручил мне, воспитанно клюнув в щеку не успевшую увернуться меня. Гармошка, уже признающий людей, радостно завертелся у ног присевшего на корточки Антона обнюхивая и облизывая его руки. Я с тоской осмотрела роскошный веник, запрещая сердцу восторженно сжаться. Антон, кинув на мое собственное противоборство быстрый взгляд, добродушно рассмеялся, ввергнув в еще большее уныние.

Дождался, пока я отнесу цветы в общагу, играясь с Гармошкой и по джентельменски распахнул передо мной дверь, предварительно загрузив восторженную тушку щенка, стремящегося зализать Антона до смерти, на заднее сидение. Я почувствовала укол ревности, когда щенок опустил морду на плечо Антону, севшему за руль. Тот, не обратив на мое вытянувшееся лицо внимания, стал выезжать со двора.

Спустя несколько минут мы заезжали припарковались у набережной, сейчас очень немноголюдной из-за прохладного буднего вечера. Выйдя из машины и выпустив из салона радостного Гармошку, я, не дожидаясь Антона, пошла к прогулочной пешеходной зоне, чувствуя себя ужасно глупо.

Угрюмо шагая по асфальтированной дорожке под сенью плакучих ив, я периодически одергивая поводок щенка, излишне увлекающегося обнюхиванием клумб. Антон шел чуть позади, консультируя кого-то по телефону непривычным деловым тоном.

– Нет… нет… Это я понял, кассацию подавай, пока время есть… Сколько? Ирин, вы где вообще были в этот момент? Тогда нет… Кто ведет? А судья? Нет, бесполезно… Ты бы мне еще позвонила когда его конвоировать будут на этап … Ирин, суши ему сухари, прохлопала ты дело… Да ладно, чего реветь-то теперь?.. И снова нет, надо было на досудебном про заключение отписать… Потому что сроки вышли. Ты вообще в академии уголовное право изучала?.. Просто уходи из уголовки, не твое это…

Я невесело усмехнулась, соболезнуя неведомому преступнику, дело которого прохлопала некая Ирина, ревя теперь в трубку Антону. Он еще некоторое время поговорил с ней и отключился, несколько раздраженно бросив телефон в карман куртки.

Я остановилась у кованного забора, отгораживающего пустующий сейчас пляж на берегу реки и асфальтированную пешеходную зону. Антон встал рядом, задумчиво глядя в темные воды. Гармошка просунул голову между резных элементов ограждения и застрял. Антон, вздохнув, присел прежде чем я, и вытащил часть Гармошки, которой щенок должен был думать, но не умел. Освободившийся пес немедленно атаковал своего спасителя серией поцелуев. Антон рассмеялся, удерживая Гармошку и потрепав его по голове. Бросил на меня взгляд и чуть нахмурившись, спросил:

– Что-то случилось? Ты напряжена.

– Ты случился. У меня – Грановский. Звучит, как диагноз. – С вызывающим сарказмом непонятно зачем выдала я.

– Так что произошло? – не обратив внимания на мой выпад, снова спросил он, поднимаясь с корточек и подходя к забору.

Я скривила губы и не ответила. Антон хмыкнул, оперевшись о парапет локтями и свесив кисти, задумчиво посмотрел вдаль. Из под рукава его легкой кожаной куртки показались золотые часы. А вчера были другие, на кожаном ремне, и тоже выглядевшие недешевыми. Нехило он поднимается на людских проступках.

Прохладный порыв ветра заставил меня поежиться. Антон все так же смотрел на неторопливо текущие темные волны, когда снял куртку, оставшись в одной темной приталенной рубашке, а в следующий момент накинул кожанку на мои плечи, обтянутые лишь тонкой тканью пиджака. На меня дохнуло вкусным ароматом его парфюма. Я хотела было возразить, но он рук не убрал и придвинул меня спиной к своей груди, как-то хитро блокировав мои плечи своими руками.

– Будешь сопротивляться, еще и поцелую. – Предупредил он, положив подбородок на мою макушку.

– Да не холодно мне! – Чисто из вредности сказала я, понимая, что выглядит это по детски и глупо.

Антон два раза не повторял. Развернул меня к себе лицом, толкнул назад, вынудив прижаться поясницей к забору, и затянув рукава своей куртки на моей груди, сковав тем самым руки, припал к губам. Насмешливо и нежно. Как умел только он. В голове почти снова вспыхнуло безумие, заставляющее меня ему отвечать, когда нас прервали:

– Развратники! – возмущенно возвестил голос пожилой женщины, почти прошедшей мимо и грозно зыркнувшей на нас водянистыми глазками. – Хоть бы постыдились детей! Позорники! А ты, бугай бритый, еще и бандюган наверное! Вон морда какая криминальная! Развелось вас, ни совести ни чести… У-у-у! Бесы проклятые!

– Бабуль, угомонись, я адвокат. – Усмехнулся отстранившийся Антон, скептично глядя на вдохновленную старушку, остановившуюся в шаге от нас и исподлобья смотревшую на него

– По гражданским делам? – мигом сменив гнев на милость, заинтересовалась предприимчивая бабуля, видимо, решив не упускать такое выгодное знакомство.

– Уголовным.

– Тьфу. – Старушка снова презрительно на него посмотрела. – Бандюган ты, а не адвокат. – Ее взгляд упал на меня, и она добавила. – И насильник! Вон деточка какая испуганная!

«Деточка» в моем лице была не испугана, а злорадна. Я охотно ей покивала, утвердив ее в мысли о бесчестности Антона, и изобразила на лице муки истязаемой жертвы. Бабуля, проникшаяся моим спектаклем, снова строго зыркнула на Антона, оценив его рост и ширину плеч, заключила, что сама не справится, и участливо предложила мне вызвать милицию. Я, горестно вздохнув, сказала, что у него есть связи, и это не поможет. Антон, приподняв бровь, поинтересовался, не мешает ли он нам, и может, ему отойти, чтобы мы посовещались. Бабуля согласилась, а я засомневалась, ибо настроена она была решительно. Горестно вздохнув, я призналась, что я стриптизерша, а он мой сутенер. Побледневшая бабуля трижды меня перекрестила и отвернувшись, недовольно пробурчала слов сорок, из которых были цензурными только междометия, торопливо пошла прочь.

Я злорадно загоготала, глядя на чуть усмехнувшийся профиль Антона, смотрящего вслед торопливо семенившей старушке. Он перевел на меня взгляд и покачал головой, приподняв бровь и улыбаясь. Я хотела ему сказать, чтобы отпустил, но раздался звонок моего мобильника, и он сделал это сам.

Я достала телефон и не сдержала тяжелого вздоха. Гелька. Бросив быстрый взгляд на непроницаемого Антона, присевшего на корточки и игравшего с заскучавшим Гармошкой, я передала ему поводок и отошла, ответив на звонок.

Как можно было догадаться, Гелька была не трезва. Я молча слушала ее вдохновленную тираду посвященную избитой, но такой любимой ею теме – какая же я тварь. Теперь еще и бросившая родного брата на произвол судьбы. А он, бедный и несчастный, шатается где-то в холодной ночи, пока я жирую в нашей общей комнате. Нашей. Общей.

Я сдержала гневный порыв, только с силой пнув камешек, слетевший с тротуара на песчаный пляж. Гелька снова разрыдалась, икая и запинаясь произнесла то, что меня заставило напрячься:

– … и… подписала, чтобы ты, мразь, в себя пришла. – Она икнула особенно громко и прервалась, очевидно, выпивая стакан дешевого бухла. – Чтобы над землей не летала больше… он наш брат! Понимаешь?! Ему помогать нужно!

– Что ты подписала? – с нехорошим предчувствием уточнила я, замирая и глядя в одну точку.

– Заявление… на тебя суку… в суд! Что не пускаешь… Вадика как можно не пустить?! Он только из тюрьмы вышел… А ты…Сука, я же тебе сколько помогала!.. А ты-ы-ы-ы! Тварь ты неблагодарная!

– Ты нахера подписала, дура?! – полностью потеряв самообладание, рявкнула я.

– Пошла ты на хуй, проститутка! Он тоже имеет право жить в маминой комнате! Лучше он! Ему и так по жизни досталось!

– Блядь, какая же ты дура, Гелька! Какая дура! – убито простонала я, чувствуя как сердце сковало холодом. – А если он дело выиграет, он же продаст комнату, тупой твой мозг!.. А деньги просрет! Или в этой же комнате стравится… Или порешает кого… – забывшись, я растерянно и негромко добавила, – а мне сейчас идти некуда….

К моему счастью, взвившаяся Гелька этих слов не услышала. И слава богу.

– Вадик наш брат! И он только вышел! А ты кто такая, чтобы гнать его с порога! Он же наш родной брат! Ты, грязная шлюха, даже не предложила ему переночевать!

– Заканчивай. – Холодный голос Антона над ухом резанул по моей ярости остро заточенным лезвием.

Я потерянно обернулась. Антон требовательно протянул руку за моим телефоном. И что-то такое было в его взгляде, что пошатнуло мой горящий от злости мир. Умеет он по особому смотреть, тут не возразишь. Сглотнув я отключила звонок и, несколько помешкавшись, и разозлившись за это на себя, дрожащими пальцами сунула телефон в карман пиджака, а не в его все еще протянутую ладонь. Мрачно посмотрев в непроницаемые глаза Антона, попросила отвезти меня с беспокойно вертящимся у ног Гармошкой домой. Антон, чуть помедлив, и прищурено глядя в мои глаза, кивнул и пошёл к машине, ведя на поводке собаку, постоянно на меня оглядывающуюся.

Запустив пса на заднее сидение, Антон чем-то загромыхал в багажнике. Я, не спросив разрешения, дымила в окно на переднем пассажирском кресле и бездумно смотрела в экран своего телефона, размышляя, что делать. Вадик. Он пойдет до конца. На этот раз точно. От того идиота, бросающегося словами, которого я знала шесть лет назад, ничего не осталось. Я ведь думала об этом. Я же предполагала. Что меня утвердило во мнении, что он отстанет? Дура, прости господи! А если суд подтвердит его право?.. Что мне делать-то тогда, мать вашу?! Я же с ним жить не стану. Восемь квадратов с наркоманом? Свежи еще воспоминания как я, Гелька и бабка делили семьдесят метров дома с ебучими наркоманами периодически порывающимися то зарезать друг друга, то изнасиловать Гельку, то соблазнить меня или трахнуть ебанутую на все согласную бабку. Гелька тогда так не пила, ломая швабры и стулья о спину любого, кто приближался к моей комнате…

Антон, сел на водительское место и протянул мне бутылку дорого вискаря. Я, с трудом оторвав от нее взгляд, вопросительно приподняла бровь, неловко уронив пепел в салон.

– Выпей, тебя трясет. – Негромко пояснил он, задерживая свободной рукой мои скрюченные пальцы пытающиеся стряхнуть с ручки двери оброненный мной пепел. Я же не свинья, ей-богу, я вовсе не хотела испачкать его машину. Я же не свинья. У меня в комнате всегда чисто. А когда Вадик получит право там жить, то все снова превратиться в свалку на которой будут восседать его дружки. Они продадут мебель, мои вещи, а если я не успею уйти, то и меня. Предварительно отымев во все щели. Ведь рядом больше не будет Гельки, нападающей на них яростным медведем. А вдруг я не отобьюсь?..

– Лена! – Антон зло отвинтил крышку и сунул бутылку мне. – Пей!

Крепкий алкоголь обжег горло с пищеводом, и тяжело ухнул в желудок, секунду спустя распространяя томительное тепло в животе. Я закрыла глаза откидывая голову на подголовник. Еще глоток. Пальцы перестало скрючивать. Еще глоток. Спазм отпустил мыщцы ног.

– Хорош. Как воду хлещешь. – Бутылку у меня забрали.

Я все еще несколько неверными пальцами достала пачку сигарет, но и ее у меня отобрали. Я зло посмотрела на Антона, выбросившего мои сигареты в свое окно.

– Рассказывай. – Негромко произнес он, пристально глядя мне в глаза, но при виде моей твердо сжавшейся челюсти, добавил чуть смягчившимся тоном, – Лен, я слышал что ты говорила что-то про суд. Сто процентов моих дел я решал в пользу клиента. Так что рассказывай.

Забрав у него бутылку и сделав еще глоток, я смотрела в бардачок перед собой, взвешивая все и сомневаясь. Это моя комната. И Гелькина. Но не этого ублюдка. Я знала, что он придет, но рассчитывала на более поздний срок. Я знала, что начнет выгонять, но не думала, что через суд. Знала, что отдам, но тогда, когда мне будет куда идти. Тогда было бы. А сейчас некуда. Некуда, блять.

Я достала телефон, и, бросив стыдливый взгляд на обеспокоенного Гармошку, набрала номер Светки, нашего волонтера. Она, извиняющимся тоном сказала, что ближайшая передержка освободится через месяц. Предложила продать моего Гармошку, прекрасно понимая, что я интересуюсь дрожащим голосом о передержке не спроста.

Словно что-то почуяв, холодный нос ткнул меня в локоть, и я, ощущая себя последней тварью, разрыдалась. На нормальную квартиру меня с доберманом не пустят. На первый взнос на ипотеку не хватает, потому что я оплатила учебу, и, дура, купила машину.

Антон выбил у меня телефон из рук и сказав сердобольно заплакавшей со мной в унисон Светке, что я перезвоню отключил его, бросив на приборную панель.

Гармошка обеспокоенно и более настойчиво затыкался носом в мое плечо, стремясь оказать поддержку и тем самым утверждая меня во мнении, что Гелька права и я та еще тварь. Раз подалась секундной слабости его бросить. Конечно, тварь. Кому я продам больного щенка? Кто за ним будет ухаживать? Кому он нужен такой? Без документов и родословной, с неизлечимым заболеванием?

А с ним никто меня не пустит на приличную квартиру. Только в притон, где не нужен паспорт, никто никому не должен и ничем не обязан, а соответственно и права возмущаться ты не будешь иметь в случае чего. Я повернулась к ни в чем неповинной собаке и обняла как могла. Никому мы не нужны. И нам никто не нужен. Пошли все к черту.

– Хуй им. – Сквозь зубы выдавила я, вжимаясь лицом в мягкую шерстку его шеи. – Сами вырулим.

Щенок согласно завилял хвостом и лизнул мою мокрую от слез щеку. Я зло утерла лицо, не заботясь о косметике и посмотрела на задумчивого Антона. Нет, он меня не жалел, что его и спасло, ибо я точно тогда в нем разочаровалась. Мне жалость ничья нахуй не нужна. Себя пусть жалеют. Я снова зло и несколько нервно утерла рукавом лицо, и велела ему отвезти меня к общаге.

– Отвезу, после того, как расскажешь. – Прозвучало излишне твердо, и я уже готова была вскинуться и прорычать, что это не его дело, как он протянул руку и сжал мои пальцы на колене.

Без претензий на чувства или жалость. Просто. Как человек, поддерживающий другого человека попавшего в неприятную ситуацию. Это совсем сбило с меня спесь. Злость со страхом, готовые в любой момент атаковать каждого, кто ко мне сунется, недовольно ворча улеглись в темных уголках души. Я тупо смотрела на его пальцы. И чувствовала тепло его руки. Стыдясь, неохотно призналась себе, что мне это сейчас нужно. Друзей у меня нет. И он не друг. Но хотя бы не враг. Он вообще… чужой. Я исподлобья посмотрела в его ровное лицо. Долгий миг глаза в глаза. И сдалась. Говорила скупо, без деталей, обрисовывая ситуацию в целом. Как мне досталась комната в общаге. Что Вадик вышел, и мол, претендует на мою комнату. Что сейчас я не смогу съехать, что собака, что… плохо все в общем. Антон молча слушал.

– Вы родные? – негромко спросил он, не убирая пальцев правой руки с моего колена, а левой доставая сигареты.

– По матери да. А там хер знает. – Я поморщилась в ответ на его вопросительный взгляд. – Не спрашивай.

– Сколько прошло времени с момента официального признания судом вашей матери как без вести пропавшей? – Антон задумчиво смотрел на меня, подперев рукой с сигаретой голову.

– С полтора года… Нет, чуть больше.

– Тогда сомнительный прогноз. Если бы пять лет, можно было бы отписать, что ты вступила в наследство единолично оплатив коммунальный долг, и комната была бы твоей, потому что все финансовые затраты ты взяла на себя. К тому же брат со сроком. – Прищурившись, Антон перевел взгляд в лобовое стекло, затягиваясь сигаретным дымом. – А так, по закону, вы в равных долях распоряжения имуществом без вести пропавшего. И девяносто девять процентов судья так и заключит.

По телу пробежал холодок. Я прикусила губу, глядя на него. Неужели, без шансов?

– Дождемся повестки. Если с суда на Кировой или Дягтерева придет, проблем не будет, это я гарантирую. У тебя прописка с какого района?

– Южного.

– Значит с Линейной придет. Тут посложнее, но я что-нибудь придумаю… какая у него статья?

– Что? – чувствуя смутное, стертое чувство облегчения, я непонимающе посмотрела на Антона. – Не знаю. Не разбираюсь в этом. За наркоту сел, урод.

– Двести двадцать восьмая, – присвистнул Антон, посмотрев на меня непонятным взглядом. – Давно сидел на дури?

– Сколько помню его. – Не удержавшись, злобно рыкнула. – Лучше бы бухал, тварина… – ужас от воспоминаний прошлого сковал пальцы холодом, я, боясь снова позорно разреветься, уткнулась взглядом в руку Антона, отчего-то успокаивающую и заталкивающую смрад прошлого назад. Но бескровные губы выдали хриплым полушепотом, – он был нормальным пару раз. Всего пару раз. А когда вкидывался… начинался ад. Он бил Гельку за то, что она его друзей, таких же нариков, не пускала в мою комнату… Он вырвал у нее из ушей серьги, когда ему не хватило на дозу. Одна серьга расстегнулась, а вторая… У Гельки теперь половины мочки нет. Пока его не посадили, я была уверена, что однажды нас убьют. Либо он в дурмане. Либо кореша его. Ненавижу этот запах. Травы. Такой сладко-противный… Потом еще хуже воняло в доме… И еще страшнее стало. Вадик вообще был ненормальный. Он, когда вкидывался, делал страшные вещи. С дома прыгал голый, лицо себе в кровь раздирал. Один раз его глюкануло и он на меня с ножом накинулся. Гелька успела оттолкнуть… Потом кто-то из его дружков сдох на заднем дворе. Передознулся. Я не видела, Гелька не пустила. Вызвала ментов, и одновременно с ними пришел и Вадик с полными карманами наркоты. И все. Сел.

Я затихла, чувствуя, как дрожит все внутри. Это только малая часть. Того что видела. Потому что Гелька из дома выгоняла, когда совсем все плохо было.

– Ебучая наркота… Господи… – я сжала гудящие виски пальцами, закрывая глаза и наклоняясь вперед к коленям.

Антон осторожно потянул меня за кисть. Я непонимающе вскинула голову и его губы накрыли мои. С мягкой настойчивостью, тенью силы и защищенности. Я сдержала желание прильнуть к нему, зарыться лицом в его плечо и ощутить его руки на своем теле. Такие сильные… такие…

Отстранилась. Вымученно усмехнулась и попросила отвезти меня и посапывающего Гармошку домой.

Антон, прикусив губу, посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом, и завел мотор.

За окном проносился засыпающий город, я, чуть опустив стекло и запуская озорной прохладный ветерок в салон, старалась не думать о произошедшем. Завтра с утра к кинологу, к часу на репетицию и вечером в клуб. Между этим всем еще запихнуть маникюр и депиляцию, чтобы Рубик не вынес мозг. Да и корм кончился у Гармошки. Блять. Точно. Что собакен жрать будет?

Я попросила Антона заехать в круглосуточную ветклинику по дороге. Там по акции продавался хороший корм в мешке по двенадцать килограмм. Улыбчивый сотрудник клиники предложил мне донести пакет до машины, попутно щебеча что-то такое ненужное и флиртующее. Увидев нехорошо улыбнувшегося ему Антона, выходящего навстречу, мужик разом поник, и кинув на меня сожалеющий взгляд, отдал Антону мешок и торопливо вернулся в клинику.

Антон, приподняв бровь, посмотрел ему вслед и загрузил корм в багажник.

До дома доехали молча. Гармошка, обрадованно выбежав из салона, как воспитанный пес, сразу направился в куцие кустики, вершить свои темные делишки. Антон, посмотрев на мои руки и заключив, что двенадцать килограммов я самостоятельно не донесу (да, два года тягания своего тела на шесте, для него не аргумент), и дождавшись Гармошку зашел со мной в подъезд.

У двери в мою комнату пришлось повозиться, ибо гребанный замок снова не проворачивался.

– Дай-ка я. – Опустив пакет на пол, он подошел ко мне, мягко отстранив руки.

В его руках ключ покорно провернулся и он распахнул дверь, но заходить не стал, присев на корточки, придирчиво проворачивая замок ключом.

– Есть отвертки? – перевел на меня вопросительный взгляд.

Я, снимая пиджак и включая свет в комнате, отрицательно мотнула головой и пошла к соседу.

Дядя Вите понадобилось несколько секунд, чтобы опознать во мне меня. Он пьяно и счастливо улыбнулся (обычное его состояние, аж завидно) и спросил, чем же он может помочь многоуважаемой боярыне, то бишь мне. За спиной послышался саркастичный смешок Антона, возле ног которого вертелся Гармошка. Я, хохотнув, ответила, что боярыня изволит требовать отвертки. Дядя Витя понятливо покивал и загромыхал чем-то у себя в комнате. Спустя пару секунд принес мне небольшой чемоданчик с инструментами, настоятельно попросив потом вернуть, а то он «сей чудеснейший момент забудет в связи с несколько хмельным состоянием». Дав ему слово боярыни, и успокоив тем самым вечно пьяного, но тихого соседа, удовлетворенно икнувшего и затворившего дверь, я отдала наборчик Антону.

Сидя за столом, жуя огурец, я оглаживала холку Гармошки, увлеченно мусолившего кость у моего стула и разглядывала Антона. Красив, подлец. И башка у него варит. И руки у него умелые. Причем во многих аспектах. Я аж подавилась при этих своих мыслях. Антон бросил на меня непонимающий взгляд и я подавилась еще больше, хлопая себя по груди и торопливо вытирая побежавшие по щекам слезы, смущенно краснея.

Антон, словно поняв ход моих порочных мыслей, тихо рассмеялся и перевел взгляд на ручку двери. Он достаточно быстро и ловко орудовал инструментами, разбирая мой замок. Вспомнив про забытый на панели его машины телефон, я попросила ключи, и накинув куртку на плечи переступила порог. И замерла. Ибо по коридору неторопливо, вразвалочку шел Вадик.

– Привет, Ленка. – Странно тянущимися интонациями произнес Вадик, останавливаясь метрах в четырех от моей двери. – О, у тебя клиент? Извиняй. Мне подождать?

– Что это? – прозвучал над ухом незнакомый, замораживающий голос.

Я инстинктивно обернулась. Антон поднялся и повернулся к Вадику, являя собой воплощение предупреждения и презрения. Он не отрывал немигающего ледяного взгляда от Вадика, несколько даже стушевавшегося, и спрашивал Антон, очевидно про него. И тон этот говорил о многом.

– Это мой брат, – стыдливо ответила я.

И это подстегнуло Вадика, посмотревшего на меня с неприкрытой ненавистью.

– Да какой я тебе брат, потаскуха? Сестра у меня одна, и это Гелька. А ты, гнилая шлюха, только комнату у нас отобрала, да нихуя не делишься…

Вадик вкинулся, и одурманенно злобно улыбался, очевидно, совсем не понимал, что ситуация пахнет жареным. Зато я это хорошо понимала, и повернулась, чтобы перехватить Антона.

Но не успела. Он как-то быстро скользнул вдоль меня, а в следующий момент с такой силой швырнул Вадика к стене, что тот ударился головой и глухо вскрикнул, но сползти ему по стене Антон не дал. Острие длинной отвертки нажало на посеревшую кожу под подбородком Вадика, вторая рука Антона обхватила его за затылок, фиксируя его отчего-то подергивающуюся голову в недвижимом состоянии. Я, оцепенев, смотрела на непроницаемое, чуть бледное лицо Антона. Одно его движение и все. И не будет больше Вадика. Но он же этого не сделает… Он же адвокат… Но мы с Вадиком отчетливо понимали, что Антон может дернуть рукой. Это ясно читалось в его спокойном лице. И пугало гораздо сильнее, чем если бы он бил морду Вадику или орал и скандалил. Нет. Именно это ледяное спокойствие с тяжелыми нотками угрозы, ясно давало понять, что Антон вполне контролировал ситуацию, и был не прочь решить проблему радикально.

– Догадайся, шировой, что сейчас будет? – чуть приподняв уголок губ, предложил Антон крайне ровным голосом.

Вадик, замерев и глядя в его ледяные глаза, по животному оскалился. Но промолчал. Правда недолго. Потому что идиот.

– А ты легаш, что ли? – храбрясь, презрительно выцедил Вадик сквозь зубы, буравя взглядом Антона.

– Я тебе вопрос задал, гнида. – Ни на грамм не изменив тона, напомнил Антон, однако, мое сердце в страхе пропустило пару ударов, хотя и обращение было не ко мне.

Отвертка чуть надавила и по металлу скатилась и сорвалась на пол частая алая капель. Вадик оскалился сильнее, в ненависти глядя на Антона, но не смея шевелиться.

– Мне долго ждать ответа? – отвертка надавила сильнее, мне стало дурно, и я ухватилась рукой за косяк, потому что в ногах была ватная слабость.

– Я уйду. – Прошипел Вадик, стараясь не особо открывать рот, ибо нажим Антона не ослабел, и грозил проткнуть челюсть.

– Дальше.

– Не вернусь больше.

– Мне по слову из тебя вытягивать? – сталь была не только в окровавленной руке Антона, но и скользнула в тоне, побуждая Вадика на больший спектр обязательств:

– Отстану от нее. Не буду больше появляться. Никогда.

– Умница, мальчик. – Презрительно выдал Антон, с задержкой убирая отвертку и оттирая о свитер Вадика, перепачканную в его крови руку. – Съебался.

Вадик, стрельнув по мне отчего-то полузлым, полуехидным взглядом, по стеночке быстро заскользил прочь, сжимая пальцам кровоточащий порез под подбородком.

– Он задвинутый, Ленка! – непонятно хохотнул с лестницы Вадик с нескрываемым злорадством и добавил что-то еще, но я не разобрала его слов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю